ИСТОРИЯ О ВЕЛИКОМ КНЯЖЕСТВЕ МОСКОВСКОМ

Меж тем как в Польском стане была такая смута, Шведский полководец, Граф Яков, советовался с Великокняжеским вождем, Михаилом Скопиным, как бы отнять им у Поляков город Дмитров. Как скоро узнал о том Польский вождь, Сапега, он начал уговаривать находившуюся при нем жену Димитрия, что, если она не намерена ехать к отцу и матери в Польшу, пусть отправляется тайком к своему Государю, Димитрию. Она отвечала, что, чем ехать ей, коронованной Великой Княгине всея России, в таком позоре и уничижении к друзьям, лучше она останется в России и разделит с своим Государем все, что ни пошлет им правосудный Бог. Она велела сделать себе Польское мужское платье из красного бархата, купила сапоги и шпоры, саблю, пистолеты, села на коня и, точно вооруженный кавалерист, ехала до Калуги 48 миль, с 50-ю Казаками. Подъехав ночью к городским воротам, она постучалась, сказала, что приехал Камер-Юнкер Димитрия, не хотела говорить ни с кем другим, кроме самого Князя, и требовала, чтобы ее впустили. Стража тотчас же дала о том знать Димитрию. Он в минуту смекнул, что это такое, велел отворить ворота; Камер-Юнкер подъехал к его комнатам, был немедленно впущен, и они встретили друг друга с великою радостью и горем.

По отъезде Марины Юрьевны из Дмитрова, Сапега занял этот город несколькими сотнями Казаков, а сам пошел в монастырь Иосифов (Osippou), занял также и его несколькими сотнями Казаков и отправился под Смоленск, к Королю Сигизмунду. Прочие войска расположил он, в виде гарнизона, по деревням, на реке Угре (Vgra), в очень плодородном краю, в котором не было еще ни каких войск.

Шведский полководец, Граф Яков, и Русский, Михаил Скопин, послали несколько эскадронов и пехотных рот в Дмитров; они били петардами в ворота, которые тотчас же растворились; в сильном азарте вломились в город, перебили всех там бывших, кроме только женщин и детей, заняли город новым войском и воротились опять в стан, с веселым духом и великой славой. Узнав о том, Польский полководец, [282] Рожинский, не осмелился долее оставаться в подмосковном стане, ушел оттуда как можно скорее и отправил послов к своему Королю, с предложением своей службы против Великого Князя и Москвитян, если только Король уплатит его войску за два года жалованье, остающееся у них в долгу на Димитрии. Король ни как не хотел согласиться на это: он обещался платить им из месяца в месяц, с тех пор, как они начнут служить ему. Поляки были тем недовольны, начали ругать своего вождя и укорять в том, что он прогнал их Государя, Димитрия, которому они присягали и служили так долго; они положили между собою, чтобы Рожинский с некоторыми из главных Ротмистров и Офицеров отправился к Королю, а другие с простыми воинами пошли на Угру, где расположился Сапега, желая дождаться возвращения последнего, не привезет ли он от Короля какого ни будь особенного ответа об уплате им жалованья. Они будут соображаться с этим ответом; между тем грабили, делали набеги во всем этом краю и оставляли все голо и пусто, куда ни приходили.

По взятии города Дмитрова, Шведский полководец с Русским вождем пошел очень спокойно в Москву, к Великому Князю; в один год они покорили и привели в повиновение Шуйскому все местечки и города, лежавшие между Финляндиею, Москвою и пристанью Св. Николая, освободили самого Шуйского и город Москву от долговременной осады. Теперь не видать стало ни одного человека из 100 тысяч Поляков, или Казаков, которые стояли между Москвою и Троицким монастырем, два года сильно своевольничали по всей стране и распоряжались всем, как им было угодно. Великий Князь был очень доволен и рад; он не только велел принять в городе Графа и подчиненное ему войско с большою пышностью и торжеством, но и снабдил их кушаньем и напитками, чтобы никому нельзя было жаловаться на недостаток в чем либо нужном.

Точно также он подарил и всем Офицерам, по чину каждого, за верную службу несколько лошадей, платья и других в щей. Полководец отдыхал там несколько недель с своим войском. [283]

Между тем как он жил несколько времени в Москве у Великого Князя, Русский вождь, Михаил Скопин, умер, а Ян Сапега, ездивший к Польскому Королю под Смоленск, возвратился на Угру к войску с таким ответом последнего, что он ничего не желает давать им за службу Димитрию II-му, а что выслужат у него, он то и будет уплачивать из месяца в месяц. Войска были очень недовольны: послали посла в Калугу к своему старому Государю, Димитрию, извинялись в измене, затеянной полководцем Рожинским под Москвою, который получил за то воздаяние от Бога и умер, а собратий его, виноватых в том, нет больше в стане, по тому что они отправились под Смоленск к Королю; у них же никогда не было в уме изменять ему, от того и не пошли к Королю, а остались у него в земле; если он выдаст им за три только месяца остающееся на нем жалованье, то за другие месяцы они потерпят, будут продолжать служить ему, опять отведают счастья и пойдут на Москвитян.

Это известие было по сердцу Димитрию: он дал благоприятное решение послам, просил повременить немного, пока достанет денег и сам явится к ним. Потом велел, наложить подать на весь преданный ему край, собрал несколько тысяч рублей и прибыл к войску с своими Русскими и Казаками. Так и соединились: он заплатил им за три месяца жалованье, и взял с них новую присягу; сбирались ити к Москве и опять осадить ее.

В то время, как Король Сигизмунд жестоко теснил осажденных в Смоленске, Великий Князь все придумывал средства и способы, как бы выручить их, чтобы эта крепость не досталась Королю: он усердно просил Шведского полководца, Графа Якова, отправиться в поход с его братом, Дмитрием Ивановичем, на выручку его войска в Смоленске. Но Шведский вождь имел довольно причин к отказу: не был еще исполнен Выборгский договор относительно крепости Кексгольма, которую следовало отдать Шведскому Королю через два месяца по приходе в страну Шведского войска, хотя уже прошло два года. Король писал о том несколько раз с нарочным к [284] Великому Князю, довольно было требований и со стороны Шведского вождя; но оба ничего не получили, кроме пустых писем и обещаний. Граф Яков уже намерен был еще из Александровской Слободы ити обратным путем в Финляндию, по тому что не получал ни чего, кроме пустых слов и посулов.

Великий Князь и его советники заметили ревностное усердие Шведского вождя в этом деле; Шуйский прислал ему утвержденную им грамоту на крепость Кексгольм и принадлежащую к ней область, за своей и Государственной печатями, и отрядил людей, которые по этой грамоте должны были все передать Королевским уполномоченным и коммисарам, без дальнейших проволочек.

Великий Князь заключил также другой договор с полководцем, по которому было обещано, что если Шведский Король будет продолжать помогать ему против неприятелей его и Царства, то он подарит Королю и Шведской Короне еще другие крепости и земли, кроме Кексгольма. Опыт показал, как сдержали условие относительно этих других крепостей; мы расскажем о том в другом месте.

Сверх того, Великий Князь обязан был выдать Шведскому войску за несколько месяцев жалованье, за верную его службу стране, а особливо за освобождение от долговременной Московской осады и обращение в бегство Поляков, с большим для них уроном и позором.

Забывая все это, Полководец Граф Яков, после всех обещаний, склонился наконец на неотступные просьбы Великого Князя с его Государственными советниками, подать ему верную помощь против его врагов. Графу хорошо было известно, что Король, Государь прямодушный и верный союзник Великого Князя Василия, с удовольствием увидит, что ему подана помощь, где было можно. Полководец, однако ж, требовал, чтобы сначала удовлетворили войско недоплаченным жалованьем, представляя, что оно тем усерднее будет к службе Великого Князя, а для него, вождя, могла быть опасность от неплатежа жалованья наемным воинам. Впрочем, это не имело других [285] последствий, кроме того, что Великий Князь и Русские надавали вождю больших обещаний: «в три месяца разочтутся с ним и уплатят все в точности, к полному удовлетворению войска». Сам Великий Князь дал удостоверение в том на бумаге; брат его, Князь Дмитрий Иванович Шуйский, предлагал себя в заложники в том, что эта недоимка будет уплачена в точности. Таким образом Шведский вождь вышел из Москвы в 1610 г., после Троицына дня, с братом Великого Князя, Дмитрием Шуйским, главным Русским Воеводой. Его намерение было выручить теснимых Поляками в Смоленске и, таким образом, избавить всю страну от них, Литовцев и Русских мятежников. Когда они прибыли в Можайск, по приказанию Короля, примкнул к ним Фельдмаршалок Эверд Горн, с 3000-ми конницы и пехоты. На пути к ним он взял приступом города Погрелу (Pogrella) и Осипов (Иосифов Волоко-Ламский монастырь.) и перебил находившихся там Казаков. Это очень было досадно Димитрию Второму, который и стал жестоко ненавидеть и гнать иностранцев, бывших у него в службе. Но и Фельдмаршалок тотчас же повел речь об уплате жалованья его отряду, по тому что до сих пор они получили очень немного. Все это было напрасно, а потому Эверд Горн не принял и подарка, сделанного ему Великим Князем, а сначала настойчиво требовал уплаты жалованья приведенному им войску.

Не менее их требовало жалованья и войско, пришедшее из Москвы с Графом Де ла Гарди: все они отказывались от всякого дальнейшего похода, пока им не уплатят. Им предложили для раздачи только что прибывшие товары и деньги; но они не хотели брать того, сообразив, что его далеко недостаточно, да и товары большею частию состояли в соболях и сукнах, которые не только оценены были чрезвычайно дорого, но и ни на что не годились воинам в том месте, особливо соболи, за неимением купцов, которые могли бы дать за них деньги, или другие необходимые вещи. Хоть, может быть, войско и уговорили бы ласкою и бранью взять немного денег и товаров, и оно было бы довольно, но Русский вождь, Дмитрий Шуйский, не хотел давать Шведскому полководцу и его Офицерам времени, нужного на раздачу воинам денег; он отрядил одного из [286] Русских Полковников, по имени Григорья Волохина (Wolochin). Этот, по излишней отваге, заносчивости и опрометчивости, зашел так далеко с бывшими у него под командой 5000 человек, что, когда Поляки стали сильно теснить его, он не мог уже отступить к своему месту, а должен был с своим отрядом огородить себя тыном, за которым им негде было достать куска хлеба, да и Поляки теснили их жестоко.

Русский вождь, Дмитрий Шуйский, приступал к Шведскому полководцу с такою безотвязною настойчивостью, даже со слезами на глазах, чтобы он поспешил на выручку к бедным осажденным, которые были цвет Русской армии, а теперь, за неимением продовольствия, либо попадут в руки неприятеля, либо умрут с голода, что предложил даже себя в заложники за недоданное жалованье, чтобы только поставить на ноги войско.

Он надоел Графу Якову, и наконец упросил его выступить так поспешно, как мы уже сказали; все войско должно было ити восемь миль в самую жару, и в полночь прибыло, усталое и истомленное, к месту, по имени Клушино (Klusin), где ему должно было ночевать; несколько беспокойных людей из иностранных воинов тайком перебежало к неприятелю, рассказало ему про свое несогласие из за неуплаченного жалованья, трудный переход, сделанный ими в сильную жару в один день, и уверяло, что, по этому случаю, неприятель встретит у них небольшое сопротивление и оборону. От того-то и вышло, что Польский полководец, Станислав Жолкевский (Solkouski), оставил Русских, огородившихся частоколом, разбил ложный стан, вколотил кругом поля в землю множество хмелевых тычин, надел на них платье, а впереди такого стана велел остаться нескольким сотням конных воинов на легких лошадях, так что они везде были видны из укрепления Русских и начали с ними переговоры о сдаче Королю. Между тем он с войском напал на Шведов тем храбрее, что доброе их дело сделано только по нужде. Полководец Граф Яков и Фельдмаршалок, Эверд Горн, лично сделали несколько жестоких кавалерийских нападений на неприятеля и сначала принудили его к отступлению. Тогда было бы очень кстати, если бы Русский вождь, Дмитрий Шуйский, имея в виду благо отечества и свою собственную честь, [287] воспользовался этим случаем, бросился бы из за своих рогаток и обоза, которыми заставил себя, и пособил Шведскому войску сделать храброе нападение на неприятеля: тогда победа, с Божиею помощью, наверное осталась бы на стороне Шведов.

Что же сделали Русские? Они поступили так же, как и под Тверью и Торжком: остались в своем обозе и загороди и были совершенно праздными зрителями боя до тех пор, пока неприятель не бросился на них со всеми силами; тогда они побежали с позором в Москву в сильных попыхах, до смерти заездили несколько сот лошадей и таким образом бросили Шведов: от того иноземные воины, и без того ужо недовольные, как вероломные люди, получили случай и предлог перейти к неприятелю целыми ротами с распущенными знаменами. Тогда Граф Яков и Фельдмаршалок Эверд Горн, с оставшеюся еще верною конницей, стремлением неприятеля были отрезаны от пехоты; один Немецкий Подполковник в изменившем полке, по имени Конрад Линк, с несколькими Немецкими, Английскими и Шотландскими Капитанами, вступил в переговоры с неприятелем, без ведома и согласия полководца, и заключил с ним договор, пока Граф Яков собирал конницу и не успел еще вступить в стан. Едва только Граф, с Горном и таким числом конницы, какое мог собрать и привести, подъехал к пехоте, с намерением опять возобновить бой и храбро напасть на неприятеля, мятежное войско, отказавшись уже от всякого повиновения начальству, заставило его силою и с прицеленными ружьями вступить переговоры с Жолкевским и согласиться на договор во всей его целости. В договоре не было ни каких других условий, кроме того, что Шведский вождь может отправиться из России без всяких препятствий и опасности, куда ему угодно, с теми воинами, которые захотят за ним следовать.

Теперь большая часть войска перешла к неприятелю, и Граф Яков находил себя слишком слабым для дальнейшего вспоможения Великому Князю Московскому: у него было не больше 300 лошадей всего, и с этим небольшим остатком он [288] должен был еще податься ближе к Новгороду, пока не наберет побольше людей из Финляндии и Ливонии, чтобы продолжать освобождение Великого Князя.

Когда Шведский полководец ушел, и Русские с позором убежали в Москву, сдались Полякам и те 5000, что были осаждены и заперты с Григорием Волохиным за загородью, пошли с Поляками, Русскими, Немцами, Шотландцами и Французами, всею толпой, под Москву и начали жестоко осаждать ее с одного конца.

Великий Князь Шуйский теперь опять был осажден в Москве, а Шведский полководец находился на дороге в Новгород с Фельдмаршалком и другими Офицерами, не перешедшими к Полякам: все они лишились всей своей собственности. Граф прибыл в город Погрелу (Pogrella), куда еще вперед Фельдмаршалок отрядил роту Французов и надеялся на гарнизон; но там его также ограбили, и он едва ушел живой из крепости пешком, в том платье, что на нем было. Так подошли к Новгороду, в полной надежде, что Новгородцы поймут и оценят разные, сделанные им, благодеяния, заявят должную признательность за верную помощь и защиту, недавно оказанную им Шведским войском, примут ласково своего благодетеля и заступника в его затруднении и станут угощать его: вышло совсем другое, по тому что, как скоро Новогородцы узнали, что полководец близко, они не пустили его к себе на глаза и велели сказать, что не дадут ему и бывшим при нем ни чего, кроме пороха и пуль; предлагали не ближе 10-ти миль подходит к Новгороду и взять дорогу прямо на Тихвин (Tieffin) в Выборг.

Еще недовольные этой, хотя и большою, несправедливостью, они удержали нескольких гонцов, отправленных с письмами от Короля к полководцу, и велели Наместнику в Нотебурге остановить гонцов Графа Якова в Швецию, с очень важными письмами и бумагами, между Королем и великим Князем, также и разные вещи Графа и других Офицеров, которые они пересылали в Финляндию. Так это и было сделано. Они не подумали, какой ужасный и постыдный порок неблагодарность, которую не только Христиане, но и язычники считали так [289] ненавистною и презренною: язычники говорили очень справедливо: «Omnia mala dixeris, si hominem ingratum dixcris». Item: «lngratus est veluli mus in pera, aut anguis in gremio». Но если Русские уже так слепы, упрямы, ожесточены и не хотят учиться благодарности у людей, для убеждения себя их примером, хотя посмотрели бы они на неразумных животных и взяли их за образец себе. Животные не только благодарны, каждое по своему, Господу Богу, их Создателю, но и людям, от которых получали какое ни будь добро, даже и взаимно друг другу. Ясный пример того у нас слон: этот зверь, точно верная собака за хозяином, везде ходил за человеком, вытащившим его из ямы, в которую поймали его охотники; точно также аист, который никогда не забывает благодеяний, оказанных ему отцом его и матерью: кормит их, ухаживает за ними в старости, носит их на спине, достает все, для них нужное (Аист обыкновенно вьет гнезда на кровлях домов: в Испании, в Турции и в некоторых других землях он пользуется особенным расположением жителей. Известно, что Греки, в прежнее время своего рабства, нарочно истребляли аиста из ненависти к Туркам.). Но все это Новогородцам было не в прок: они явились в своем городе не только неблагодарными за добро, но даже врагами, с порохом и свинцом, против своего благодетеля. Впрочем, он не слишком смотрел на эту несправедливость и угрозы, а пробирался все ближе и ближе к Новгороду, в надежде, что они одумаются и припомнят лучше сделанное им добро. Граф шел туда особливо по тому, что, по письменной просьбе к нему Великого Князя о продолжении Шведской помощи на некоторых условиях, он обещал дожидаться в Новгороде ответа из Швеции относительно этих условий и, в случае согласия на них Великого Князя, располагал выписать больше войска из Финляндии и Ливонии. Однако ж надежда обманула Полководца: Новогородцы, не смотря на неоднократные обещания, не только не выдавали ему задержанных в Нотебурге гонцов, бумаг и вещей, да еще и оставили в плену у себя некоторых его служителей, посланных в город за покупкою разных необходимостей, и выслали тайком Казаков [290] и стрельцов, которые напали на Шведских воинов, не опасавшихся ни какого зла, или неприязни, в этом месте, в то время, как они кормили лошадей, и мошеннически убили их.

Между тем Полководец получил верное известие, что Москвитяне, по особенному непостоянству, вероломно отложились от своего Государя и Великого Князя, Василия Шуйского, к которому привязывали их долг и присяга, прогнали его в монастырь, надели на него клобук и постригли его в монахи. Граф ясно замечал, что Новгородцы с каждым днем становились неприязненнее, а по тому и отказался от всякой приятной надежды выручить мирным и честным образом людей, задержанных в Нотебурге, и чрезвычайно нужные бумаги, письма и вещи. Этого нельзя было ожидать, и Полководец наконец вынужден был употребить и принять другие меры. По тому и велел схватить и задержать троих Дворян, одного Секретаря и двоих граждан, прибывших из Новгорода без всякого вида, только из одного молодечества, чтобы поболтать со Шведами. Об этом он тотчас же дал знать Новгородцам, также и о причине, по чему это сделано. «Эти люди до тех пор останутся под стражей, пока не освобождены будут Шведы, задержанные в Нотебурге, и не возвратят ему писем, бумаг и вещей, задержанных против всякого права в Нотебурге». Он тотчас же и пошел в Нотебург, предложив им сделать обмен в этом городе. Нотебургцы сначала притворились, что готовы на это, а ночью, очень хитро и ловко, отважились было освободить своих и помочь им укрыться оттуда, Шведов же оставить у себя. Как скоро Полководец узнал о том, он отправил Новгородских купцов в Выборг, где содержались они гораздо лучше, нежели Шведы в Нотебурге.

Между тем один Французский Капитан, Лавила (Lauila), с некоторым числом войска, сделал нападение на крепость Ладогу и взял ее за то, что ни ему, ни воинам Великий Князь не выдавал заслуженного жалованья, да и Новгородцы приняли его очень плохо, хотя он и стоил всего хорошего от них.

В то же время, как это происходило под Нотебургом и Ладогой, Фельдмаршалок Эверд Горн отделился от [291] Полководца и направил путь в Нарву: под городом Ямо (Ямы) он повстречался с Польским вождем, Александром Лисовским (Lisouski), имел с ним сражение и истребил его войско, из которого уцелел только сам Лисовский, с несколькими воинами, и убежал в Псков (Pleschow).

После того как Великий Князь Василий Шуйский сведен был с престола и прогнан в монастырь, а Москву держали в суровой осаде Поляки и вероломные Русские, пронеслась весть, что Лжедимитрий Второй занял Пафнутьевский монастырь и жалостно избил бывших там Русских. В Москве было несогласие и смятение между Русскими; несколько негодяев убежали из города и дали знать Лжедимитрию об этом раздоре: «в городе не все соглашаются присягать Владиславу, сыну Польского Короля, много и таких, которые расположены к Самозванцу; недостает только того, чтобы они увидали и услыхали, что он прибыл, и тогда в городе выйдет от того еще больше несогласия между жителями, а для него будет удобнее вести дела с ними и испытать счастья». Лжедимитрий послушался их совета и затей и двинулся с войском под Москву, однако ж Москвитяне защищались храбро, каждый день делали вылазки на его стан, имели с ним несколько стычек: он мог заметить, что добром ему ничего не сделать с ними, расположил другим образом свое войско, на случай вылазки и нападения Москвитян, и спрятал тайно в кустах по всем дорогам несколько сотен Казаков, для того, чтобы эти приняли и били Москвитян не только спереди, но и с тыла и с боков. Так это и было сделано, а Москвитяне, после вылазки, благодарили Бога, что воротились в город; с этого дня они не смели больше отваживаться на Димитрия и просили Польского Полководца, Станислава Жолкевского, чтобы он пособил им несколькими ротами копейщиков. И они, вместе с Поляками, напали всей силой на стан Лжедимитрия. Поляки, бывшие на стороне его, увидав возвращение Москвитян, их храбрость и неустрашимость, опустили копья и не хотели больше сражаться по прежнему. Димитрий принужден был убираться в Калугу с своими Казаками и Татарами. Так Поляки и одержали победу, остались в Москве и дождались в ней того, что она, [292] по случаю междоусобия самих Москвитян, была разорена и сожжена до основания; и Захарий Ляпунов (Lippenow) принудил Поляков выйти оттуда, как и было сказано о том прежде, при описании города Москвы.

Заметив, что Поляки, бывшие с ним под Москвою, не показывают уже такой преданности к нему, как было прежде, Димитрий не слишком был озабочен этим и сказал, что будет искать утешения и пособия у Турок и Татар, которые помогут ему завоевать отцовское наследие, а иначе он ничего не сделает. Если же он, законный наследник, не получить ничего, тогда погибнет и вся Россия: ей не будет от него покоя, пока он останется в живых. Он послал в Астрахань самого верного своего Ротмистра Корнезецкого, который должен был возвестить его милость жителям и всему краю, что он желает прийти к ним с Великой Княгиней и иметь у них свое местопребывание, по тому что Москва и почти вся Россия осквернена нехристами и иноверными Поляками. Он не уважал теперь ни одного Поляка, ни Немца, а только своих Казаков, Татар и Русских; они были его лучшие и вернейшие слуги и воины; они одни должны были находиться около него днем и ночью, и они только стояли на карауле и ездили на охоту с ним.

Но вышел такой случай между Татарами, что один Татарский Князь, или Мурза, и сын его, служившие Самозванцу, поссорились между собою, и сын, из ненависти и зависти к отцу, наклеветал на него Лжедимитрию, будто бы он замышляет тайком бежать в Москву. Димитрий до того рассердился, что велел схватить Мурзу и тут же бросить в Оку и утопить. Это жестоко огорчило другого Татарского Мурзу, Росланова (Rosslanoff) (Уругова.), который верно знал, что донесение сына ложь и обман и хотел за то убить его, как только он вернется с охоты с Димитрием. Там был еще другой молодой Татарин, очень похожий на сына утопленного, по платью и наружности. Димитрий вернулся с охоты вечером, когда уже стало темно, Мурза натолкнулся на этого Татарина, невиноватого ни в чем, и убил его до смерти. Самозванец очень обиделся, велел [293] схватить Росланова и бросить в темницу с 50-ю другими Татарами, по нескольку раз бить и славно отделать их плетьми; а потом опять взял оттуда, возвратил им прежнее положение и власть и часто употреблял их для рассылок. При выездах на охоту и в других развлечениях, он полагался на них больше, чем на других, имел об них доброе мнение и думал, что они уже позабыли теперь и темницу и позор. Но они по прежнему питали к нему тайную ненависть, все высматривали случай привести в исполнение свой умысел и отомстить за поругание и позор, который нанес он им тем, что посадил в темницу и отделал плетьми.

Случилось раз, что выехавши на охоту, он имел при себе из придворной челяди не больше троих слуг и тридцати Татар, которые усердно прислуживали ему. Тот Мурза приказал другим Татарам, своим товарищам, чтобы они приготовили себе лошадей, когда Димитрий поедет на охоту, выбрались тайком из города и стояли бы на стороже; после охоты он к ним приедет, по том все вместе они отправятся в Татарию, свою родину, и останутся там.

Выехав с теми тремя служителями и Татарами, Димитрий хотел позабавиться охотой и отъехал почти с полмили от города. Тогда-то вышла наружу потаенная злоба из Татарского сердца: Мурза, ехавший позади первым после Димитрия, взял ружье, и прострелил его на вылет, так что он свалился с лошади, по том вынул саблю, отрубил ему голову и сказал: «Я тебя выучу, как топить в реке Татарских Мурз, сажать их в темницу, угощать плетьми и кнутьями; сам-то ты не что иное, как плут, вор и обманщик, а они все таки были самыми верными твоими слугами такое долгое время».

Собственные служители Самозванца не долго смотрели на это зрелище, ударили лошадей, и поскакали поскорее в город. Они рассказали там, что за охота была у них. Татары, не мешкая долго, помчались в назначенное место, где собрались другие их товарищи, и в числе 2000 человек поехали в широкую степь, в Татарию, на свою родину, силою забирая себе все, что могли схватить на дороге. Но Русские и Казаки, [294] находившиеся в Калуге, велели бить набат и палить из больших пушек: собралось все войско и поспешило было вдогонку за Татарами. Но это было по пустому, по тому что прежде чем Русские собрались и сели на лошадей, Татары были уже так далеко, что ни как нельзя было догнать их. Но другие Татары, остававшиеся в стане и ничего не знавшие об этом замысле, все, сколько их ни нашлось там, должны были горько разделаться за это и поплатиться своим горлом.

По окончании этой Татарской охоты, начальники, Дворяне, Казаки и граждане пошли за город посмотреть место, где затравлен был заяц, и нашли на земле безголовое тело Лжедимитрия в одной рубашке, взяли его, положили на сани, отвезли в город, пришили голову к туловищу, вымыли его на чисто и положили на стол, чтобы все, кому хотелось, могли видеть его; через несколько дней похоронили его в городской церкви, с Московскими обрядами, как обыкновенно хоронят Русские своих Великих Князей: это было 11 Декабря, 1610 года. Его мятежническая, неправая и предательская война тянулась почти 3 года, и в это время тысячи невинных людей нашли себе жалкий конец. Русские не забудут его, пока свет стоит.

Оставшаяся после него жена, Марина Юрьевна, по смерти его родила сына, названного тоже Димитрием. Русские Бояре, Дворяне, граждане и воины в Калуге присягнули ему в том, что если он придет в возраст, то будет царствующим Великим Князем всея России. Русские Бояре назначили матери Великого Князя в Калуге значительное содержание, чтобы она с ребенком могла жить по Княжески. Там и жила она до тех пор, пока Москвитяне не выбрали себе в Государи и Великие Князья, ныне царствующего, Михаила Федоровича.

После того как Русские свели с царства Великого Князя, своего Государя, которому принимали присягу, Василия Ивановича Шуйского, прогнали его в монастырь, постригли в монахи, по том взяли опять оттуда и отвели пленником, с братом его и несколькими другими Боярами, к Польскому Королю под Смоленск, прогнали Лжедимитрия Второго от Москвы в Калугу и выбрали Великим Князем сына Польского Короля, [295] Принца Владислава, после всего того они все еще не отдавали Шведской Короне область Карелию с крепостью Кексгольмом, согласно Выборгскому договору. Эту область Великий Князь и Государственные Советники уступили в наследственное владение Шведской Короне, что скрепили грамотою и печатью, но много прошло сроков, когда бы надо было передать эту крепость и область. Стало как нельзя очевиднее, что Русские явно хотят обмануть и не намерены сдержать и исполнить грамоту Василия Ивановича Шуйского, послали 3000 вооруженных людей для неожиданного нападения на Коммиссаров, которые должны были по договору принять крепость для Короля. Тогда, для сохранения этой крепости и области и в отвращение позора, который мог выйти из того для Короля и Шведской Короны, Шведский Полководец, Граф Яков, вынужден был крайностью не позволять дольше Русским надувать себя, велел осадить Кексгольм и сделать сильное нападение на эту крепость.

Между тем пришли к нему письма от Новгородского Наместника, Ивана Одоевского (Ivvan Adieuski), и его собратии, также и от Полковника Солтыкова (Solticous). Письма были такого содержания, что Новгородцы, со всеми другими Княжествами Русского Государства, единодушно выбрали Государем и Великим Князем сына Польского Короля, Принца Владислава. Он и все Русские сословия совсем не намерены соблюдать договоры и соглашения между могущественнейшим и высокородным Королем Карлом IX-м и Великим Князем Василием Ивановичем, и по тому Полководец, ни мало не медля, должен сняться и оставить их пределы, а не то, они выгонят его и под охраной Русских войск выпроводят в Финляндию. На выручку осажденным они послали наконец много галер и лодок с войском в Ладожское озеро, но эти суда были отбиты и прогнаны Шведами и Финнами. Из всего этого Шведский вождь мог видеть, что Русские словом и делом оказались врагами Короля и его подданных, вопреки всем прежним славным договорам, а особливо Тявзинскому и Выборгскому. Он принужден уйти от Кексгольма с большею частию войска, однако же, для продолжения и окончания осады, оставил отряд Наместнику Выборгскому, Арфваду Тоннисену, землевладельцу в [296] Дюстерби, который вел это дело мужественно до тех пор, пока Русские, принужденные голодом, не сдали ему крепости. Граф же направил путь к Новгороду, все с тою целью и мыслью, чтобы, во первых, каким бы то ни было способом, выручить людей, письма, бумаги и вещи, которые были задержаны, против всякого права, в Нотебурге, а во вторых, в обеспечение себе, которое его Шведское Величество во всяком случае упустил из вида со стороны Русских. Граф Яков и не мог поступить иначе, если хотел верно служить своему Королю и отечеству, имея в виду то, что Русские решительно вопреки Выборгскому договору, без ведома и согласия Шведского Короля, заключили договор с общим их неприятелем, Поляком, и даже выбрали своим Государем и Великим Князем сына Польского Короля, главного врага Шведов. Из того всякому легко заключить, что настояла крайняя необходимость, для Его Шведского Величества обратить бдительный взор на этот союз между Русскими и Поляками, быть особенно осторожным в своих делах и во время обеспечить для себя те места, откуда мог произойти величайший вред для него и его отдаленных земель, так как эти места заняты его врагами.

Я уже в коротких словах сказал, как вероломные Москвитяне взяли под стражу своего Великого Князя, Василия Шуйского, и выдали Королю, в Польшу; там он в плену и умер и похоронен на поле возле самой дороги, между Торунем и Варшавой, где и поставлена над ним часовня. Москвитяне выбрали и провозгласили своим Государем и Великим Князем сына Польского Короля, Принца Владислава. На это дал им Король свое согласие с следующими условиями: чтобы Вера у обеих сторон оставалась без перемены, Владислав держал при Дворе служителей, какие ему будут угодны, из Русских и иностранцев; Москвитяне пользуются своими обыкновенными льготами, постановлениями и правами во всей их полноте, как в духовных, так и гражданских делах. По том они с большим торжеством ввели в город Польского Полководца Станислава Жолкевского, дали ему помещение там и присягнули, в его лице, Польскому Принцу на верность и преданность. Но так как Принц Владислав не мог явиться в Москву [297] так поспешно, как хотелось бы Русским, а Поляки делали много своевольства, по тому Русские и изменили Польскому Принцу, сделались в другой раз клятвопреступниками и говорили: «Достанем для такой невесты такого жениха, который станет защищать и оборонять ее». Так и вспыхнула наконец явная война и перестала не прежде, пока бедственно не погибло несколько сот тысяч Москвитян, город сожжен и разорен, Поляки, державшиеся там два года, выморены голодом, и Москва опять возвращена была Русским, как уже и было рассказано в 1-й части.

Овладев Москвою, Русские выбрали своим Государем и Великим Князем Михаила Феодоровича. Это было очень досадно жене Лжедимитрия, Марине Юрьевне, по тому что Калужане обещали выбрать в Великие Князья ее сына, когда он придет в возраст и будет в силах править Царством. От того она и вышла за муж за одного Поляка, прежде служившего Полковником у Димитрия, по имени Ивана Заруцкого (Ivan Zaruski). В качестве опекуна молодого Государя, он должен был вести войну с Москвитянами и силою приводить области к присяге ему. Так он и делал два года, пока не вступил с Москвитянами в жестокий бой под Ярославлем: он проиграл это сражение, был прогнан, наконец попал в плен, вместе с сыном Димитрия и Великой Княгиней, Мариной Юрьевной, и был отведен в Москву; там жалостным образом посадили его на кол, невинного ребенка повесили, а мать заключили в темницу, где она и умерла в большом горе и бедствии.

Между тем как эти смуты и раздоры поднимались в разных местах страны, явился другой плут и обманщик, служивший в Москве простым Секретарем, и так же, как и другие, называл себя родным сыном Ивана Васильевича, Димитрием, который теперь уже три раза в разное время подвергался такой великой смертной опасности, сначала в Угличе, потом в Москве и наконец в Калуге, однако ж все избегал смерти и был настоящий сын Ивана Васильевича.

Это был краснобай, продувной, хитрый и отчаянный малой, а от того и собралось к нему несколько сот негодяев [298] и мошенников, которые все помогали его словам и бредням находить сочувствие и прикрашивали их. Этот разбойник отправился сперва в Новгород, а по том в Ямы и Иваньгород; тамошние области: Иваньгородская, Ямская, Коморская, Гдовская и другие признали его своим Государем и Великим Князем и присягнули ему. В Иваньгороде он набрал довольно войска и послал своих послов к Шведскому Наместнику в Нарве и Государственному Советнику, благородному и храброму Филиппу Шедингу, землевладельцу в Шедви и Кунде, с настоятельнейшею просьбой, чтобы Наместник написал к могущественному и высокородному Королю Шведскому, славной памяти, Карлу IX, о великой неверности и изменчивости его подданных, беспрестанно старавшихся лишать его благосостояния и жизни, но Всемогущий Бог всегда чудесным образом спасал его от их вредных и плутовских умыслов. Шведской Король, по врожденной своей доброте и милосердию, не поможет ли ему отнять его наследственные земли? Наместник тотчас же исполнил это и послал к Королю Карлу IX Христофора Вульфсдорфа, с уведомлением, что в Иваньгород прибыла какая-то личность, выдающая себя за Димитрия, родного сына Ивана Васильевича, с просьбою и мольбой, чтобы Наместник донес Королю об ее положении и обстоятельствах.

Вскоре после того Его Королевское Величество отправил в Иваньгород меня, Петра Петрея, из города Оребри в Швеции, с письмом и полномочием, также и с строгим приказанием, чтобы доподлинно разведать и узнать, действительно ли эго Первый Димитрий, венчанный и помазанный в Москве, которому присягнул этот город со всеми Русскими областями. Тогда Его Королевское Величество подумает, каким образом пособить ему против врагов, чтобы он мог опять овладеть своими наследственными землями; на первый случай он должен будет прислать к Королю послов и заключить с ним договор о том.

Но Самозванец, узнав, что я видал и знал, как в Польше, так и в Москве, другого, убитого Димитрия, не хотел допустить меня к личному свиданию с ним, не смотря на мои частые и настоятельные просьбы о том; он отвечал, что ему не [299] здоровится, при том же он не так и одет, как бы следовало Монарху и Великому Князю, и можно было принять Королевского слугу. От того я и хотел явиться к его Советникам, чтобы передать им свое поручение, а они дали бы на то основательный и дельный ответ, как бы в присутствии Лжедимитрия. Так я и поступил наконец. Советники просили, чтобы Его Величество жил в добром соседстве и согласии с их законным и природным Государем и Великим Князем, пособил ему по праву овладеть его наследственными землями; что их Государь при первом же случае пришлет полномочных послов к Его Величеству, которые изложат подробнее его просьбу и заключат договора, с Королем. Но так как он был не истинный Димитрий, а ложный и самодельный, то посланники так и не приезжали и ни каких переговоров не состоялось. Самозванец вышел из Иваньгорода с войском по дороге в Псков, с намерением привести тамошних жителей в покорность себе, с помощию нескольких пушек, которые с ним были. Это было 24 Июня, 1611 года. Он был уже в полном наступлении, когда узнал, что вышел в поле Граф Яков Де ла Гарди, находившийся тогда на дороге в Новгород, и что он наскоро отрядил Фельдмаршалка Эверда Горна с некоторым числом войска для воспрепятствования намерениям Самозванца. Узнав о том, Лжедимитрий двинулся поскорее к Гдову, бросив со страха и пушки, увезенные по том Псковитянами в свой город. Фельдмаршалок все преследовал его, хотел поздороваться с ним и в Гдове, но он убежал оттуда, большая часть его войска была истреблена, сам он с великою опасностью на силу уплел ноги и прибыл опять в Иваньгород. Тогда Фельдмаршалок Эверд Горн отступил к своему Полководцу и прибыл в его стан. Псковичи вообразили себе, что если будет у них какой ни будь Государь и Великий Князь, хоть и не настоящего Княжеского происхождения, то все же никто не осмелится тревожить и осадить город Псков: они отправили послов в Иваньгород и звали Самозванца в Великие Князья к себе. Этот не долго думал, явился туда и, поживши там несколько времени, стал очень нахален, при всех позорил жен и дочерей, делал много других своевольств и злодейств. Псковитянам стало ясно, что под его правлением [300] они скорее потерпят вред, обнищают и погибнут, нежели найдут свое счастье, от того они и затеяли мятеж, поднялась на него всеми силами и перебили его стражу. Он принужден тайком бежать из Пскова. Казаки узнали, что и Дворяне не хотят дольше терпеть его, но у каждого из них было свое на уме, по тому что все они бежали из города, куда кому было угодно. Казаки хотели захватить Самозванца, но у него был добрый копь; заметив неверность Казаков, он хотел ускользнуть, и скоро бы уехал, если бы один Казак не попал ему из лука в плечо, от чего он должен был сдаться в плен, связанный по рукам и ногам, приведен в Псков и отослан в Москву. Там довольно долго сидел он у ворот Кремля, прикованный к большой цени, на всеобщее поругание и позор, до тех пор пока Русские не выбрали себе Государем ныне царствующего Михаила Феодоровича Романова и не присягнули ему. Этот велел его жалостным образом повесить. Так Самозванец и получил свое заслуженное и достойное воздаяние; в ряду Самозванцев он Третий Лжедимитрий, выдававший себя законным сыном тирана Ивана Васильевича.

Теперь везде в России были великие смуты и ссоры; Шведский Полководец находился в походе из Кексгольма в Новгород; Москвитяне отменили избрание молодого Принца Владислава, восстали на Поляков, владевших Москвою, и осадили их; Новгородцы тоже переменились в мыслях, начали обходиться миролюбиво с Шведским Полководцем, и, чтобы сначала уладиться с ним в нанесенном ему убытке, велели выдать ему остановленных в Нотебурге людей, с бумагами и вещами (о которых мы несколько раз говорили), хотя большая часть последних была испорчена и украдена.

В это самое время в Новгороде находился один Московский Воевода, по имени Василий Бутурлин (Butterlin); Русские сословия отправили его из стана под Москвою в Новгород с поручением и полномочием договориться от их имени с Шведским Полководцем в следующем: «Сословия, во первых, просят и желают, чтобы Шведский вождь забыл все случившиеся неприятности и обиды и о сложил все спорные дела, возникшие во [301] время этого смятения и бунта между обоими Государствами, до тех, пор пока сословия не решат и не согласятся относительно Великого Князя, а тогда всякие недоразумения покончатся и устранятся мирно, к обоюдному удовольствию. Во вторых, чтобы Полководец, в их крайнем положении и нужде, поспешил с Королевско-Шведским войском на помощь к ним под Москву, для скорейшего овладения Кремлем, бывшим в руках Поляков, так как сословия опасаются, чтобы Польский Король, располагавший в то время большими силами, не поспешил на выручку к осажденным. В третьих, Бутурлин обещал от имени сословий уговорить Новгородцев, чтобы они уплатили Шведскому войску, в счет его жалованья, такую сумму, какую в состоянии достать в это время. В четвертых, Бутурлин обещался от имени сословий уступить Шведскому Королю крепость Нотебург, в обеспечение и залог жалованья для войска».

Полководец, выслушав эти предложения, подал Бутурлину Королевское письмо к Русским сословиям, которого главное содержание было следующее: «Его Королевское Величество искренно предостерегал их от вредных козней Поляков и Папистов, увещевал их жить согласно и выбрать себе такого Князя из своего собственного народа, который бы стоил того и намерен был соблюдать прежние честные договоры и соглашения между обоими Государствами Король и прежде оказал добрую и полезную помощь Русскому народу, не только с значительными расходами для себя, но и с потерею из за того крепости Пернова в Ливонии. Он предлагает им теперь, из признательного внимания к нему, уступить еще крепость и область Кексгольм, и тогда станет продолжать помогать им против их неприятелей». Воевода Бутурлин сделал те же самые предложения и на словах, говорил и советовался о том с Новгородцами, по том опять пришел к Полководцу и дал понять ему, что все Русские сословия знают по опыту, что им нет счастья в их туземных Великих Князьях; а так как он не предлагает им ни кого другого, то не кого лучше желает им в Государи и Великие Князья себе, кроме одного из сыновей Его Королевского Величества, Карла IX, или Светлейшего [302] и Высокородного Князя Густава Адольфа, ныне царствующего Короля, или младшего брата Его Величества, Герцога Карла Филиппа.

Полководец не оставил без внимания это предложение, которое могло послужить к умножению величия, чести, могущества и выгод Короля и его Высокородных наследников: он взялся всеподданнейше донести о том Его Королевскому Величеству, советуя, через Бутурлина, Русским сословиям, что если они в самом деле надумали это, то послали бы в Швецию знатных послов, снабженных достаточным полномочием, и просили о том как следует, с доброю надеждою, что Король отзовется на это со всяким снисхождением.

Из всего того ясно можно видеть честный образ мыслей Короля в отношении к Русскому народу, по тому что, если бы тут было что ни будь другое, Король не стал бы предостерегать Русских от коварных замыслов их неприятелей, а тем менее советовать им взаимное согласие, в котором, по благословению Божию, заключается лучшая доля благосостояния Государства, как сказывает пословица: «Concordia res parvae crescunt, discordia magnae dilabuntur», напротив, когда Поляки руководили Лжедимитрием, или другим каким ни будь способом, он постарался бы еще больше разделить умы сословии, и то уже бывшие в сильном взаимном раздоре и недоверии, чтобы Его Королевскому Величеству тем удобнее было удить в мутной воде, иметь возможность сделаться покровителем Русского Государства и овладеть им всем, или большею его частию. Довольно ясно, что этого вовсе не было в мыслях, или в намерениях Его Величества, и ясно не только из приведенных теперь предостережений и увещеваний, но и из того, что Король советовал Русским сословиям выбрать Великого Князя из их народа и вызывался подать им полезную помощь, чтобы Русские могли иметь мир и спокойствие, и притом выбрать такого Государя, который расположен бы был соблюдать прежние сданные договоры между обоими Государствами, сделать следующее вознаграждение за большие издержки в пользу Великого Князя, и напасть на неприятеля общими с Королем силами. [303]

После вышепомянутого предложения, сделанного Русским Генералом Бутурлиным от имени всех Русских сословий, что они охотно бы желали в Государи себе одного из сыновей Его Королевского Величества, Шведский вождь счел необходимым предоставить сословиям дело, предложенное Бутурлиным, и ожидать их дальнейшего отзыва и утверждения. Бутурлин обещался доставить это в 14-ть дней. Таким образом Полководец и послал Королевское письмо, о котором мы упоминали, с одним Финляндским Дворянином, Гансом Мунком, к Русским сословиям в Москву: он прописал тут все, о чем они переговаривали и условились с Бутурлиным, и требовал на это нужного ему для сведения отзыва.

Между тем у него с Бутурлиным и Новгородцами заключено перемирие на таких условиях, чтобы ни одна сторона не делала ничего враждебного относительно другой, чтобы Шведские суда и лодки, стоявшие с Кексгольме и привозившие разные припасы в стан, могли свободно и беспрепятственно проходить мимо города Ладоги, отнятого недавно с помощию огнестрельного снаряда, у Французского Капитана Лавилы; эти суда плавали бы до самого Шведского стана, чтобы Шведским воинам было чем содержаться. Новгородские граждане должны были также привозить за сходную цену припасы и все необходимое в Шведский стал.

Но эти статьи вовсе не были исполнены Новгородцами. Они не позволили Шведским судам и лодкам с припасами пройти мимо Ладоги, а когда Шведы, согласно договору, без всякого насилия и своевольства стали искать себе пищи, на них вероломно напали Казаки и стрельцы, посланные для того из Новгорода: отчасти изрубили их, отчасти же увели в город, и там жалостно секли плетьми и кнутьями, мучили и другими муками.

В таком положении Шведский Полководец простоял с своим войском под Новгородом целых два месяца, все ожидая ответа от Московских сословий (обещанного, по самой долгой мере через 14 дней); меж тем все проводили его разными пустыми предложениями: на некоторые из них Полководец [304] сегодня согласится, а завтра их опять отменят Новгородцы и, вместо того, поведут речь о чем ни будь другом, новом и совершенно противном прежнему. Хотя Бутурлин сначала, может быть, действовал и прямо в этом деле, однако Новгородцы сбили его с пути, за что им наконец и досталось порядком.

Полководец заметил, что все их старания клонятся только к тому, как бы провести его хитрыми проделками до тех пор, пока войско его не ослабеет от голода, болезни, также и от урона в людях, которых Новгородцы каждый день тайно убивали на фуражировках, и не уменьшится в числе, чтобы им наконец тем удобнее было заставить его сдаться, или совершенно разбить, или же принудить к отступлению в Финляндию, не покончив дела, а это последнее принесло бы не менее опасности, как и позора для войска, если сообразить, что впереди его были две неприятельские крепости, Ладога и Нотебург, да в тылу Новгородцы и Бутурлин.

По тому Шведский вождь сильно настаивал об исполнении добровольного мирного договора, и повел дело к тому, чтобы Новгородцы, по прежнему их желанию, удовлетворили Шведских воинов не доплаченным жалованьем. Они находили разные отговорки, лукавые увертки одни за другими, до тех пор, пока Полководец не подвинулся с войском под самый город и не потребовал от них решительного объяснения, по тому что они хоть и каждый день приходили для переговоров, но с большим двоедушием и непостоянством, между тем все разведывали о войске Шведском и его силе, прислали не много припасов, которых не доставляли уже несколько недель, намереваясь сражаться, подожгли монастырь, в котором происходили переговоры, чтобы, при благоприятном ветре, дым пожара обратился на Шведов: так во время переговоров они лукаво приготовлялися уже к нападению. Но их славно прогнали в город, и при этом осталось у них на месте до 100 человек и три эскадрона конницы. Вскоре пожелали они опять договариваться о мире: когда же 12-го Июля начались переговоры, они сделали нападение всеми силами, положив истребить, или прогнать, всех Шведов, однако ж в другой раз были храбро [305] прогнаны в город. Стало быть, все эти переговоры были один обман: Новгородцы располагали изнурить Шведское войско, чтобы от голода, болезни и меча оно наконец отступило, без надлежащего договора. Это привело в большое раздумье Графа, и он напоследок порешил на том, чтобы Новгородцы удовлетворили его войско 300 рублей. Они не соглашались, не желали заплатить и безделицы, а лучше хотели подвергнуть опасности жизнь свою, своих жен и детей и все свое счастье.

Видя, что из этого выходит явная вражда, Граф Яков, по совету Фельдмаршалка Эверда Горна и других Офицеров, совсем решился и положил сделать приступ к Новгороду. Не желая делать того неожиданно для жителей, он дал им знать на письме и на словах, что вперед будет наносить им всякой вред грабежом, огнем и мечом в войне с ними, как с вероломными и обманчивыми варварами, и пойдет приступом к Новгороду. Узнав о том, Русские тотчас же подожгли в окрестности города древние монастыри и дворы, которых было там очень много, и вырубили ближние сады, чтобы иметь открытое поле впереди и вокруг себя, и чтобы можно было храбро обороняться с городского вала.

Покончив все приготовления к приступу, Полководец притворился, будто хочет сделать нападение на город с востока, с другой стороны реки Волхова, где находился собственно купеческий город, в котором было очень много богатства и где всего вероятнее предполагали нападение.

Таким образом жившие на другом краю крепости положили, что для них нет ни какой беды, были беспечны, точно гуляли в розовом саду; они думали, что Шведы ничего не возьмут с своим малым войском против великого их множества; по человеческому рассудку почти и не возможно было с горстью людей взять приступом такой большой и населенный город, о котором по всем землям ходила пословица: «Кто может воевать против Бога и Великого Новагорода?» Это сделал теперь Шведский вождь, Граф Яков: видим в том чудное дело Божие, когда угодно Ему наказать страну и город. Он ослепляет людей так, что они презирают неприятеля и [306] приходят в беспечность. А когда угодно Ему даровать победу, тогда она не зависит от человеческих сил, от войска и военных снарядов, по тому что хотя конь и всадник и будут снаряжены на бой, но победа приходит от Господа. То же совершили Давид, Маккавеи и другие богобоязненные воины, делавшие успехи во имя Господа и не полагавшиеся на собственную силу, подобно Голияфу, Ксерксу и многим другим. В бою, говорит Соломон, не помогает быть сильным, по тому что сила, помощь и падение в Боге.

Итак, 15-го Июля, 1611 года, Полководец, во имя Божие, велел на рассвете ударить ложную тревогу внизу на реке, у белой нижней стены, а с западной стороны сделали нападение на вал Шведские воины, которые, точно алчные молодые львы, или медведи, кололи и рубили Русских, которые и должны были отступить с валу; Шведы вырубили изнутри городские ворота, и в город все больше и больше наезжало их конницы, на выручку пехоте, не смотря на сильную пальбу Русских с башен, оцепили воинами улицы и ворота, чтобы никто из них не мог выйти. Между тем Шведы сбили их с вала, гнали от одной стены до другой, так что они все меняли свои позиции, до белой стены на реке, где в самом начале поднялась тревога, и остановились там для храброго сопротивления. Там же, под открытым небом, был стан и Бутурлина. Шведы сильно напали на него, и Русские выбежали во множестве и попадали в реку, кто вместе с лодкой, кто прямо в воду, с намерением переплыть, и от того топили друг друга и тонули. По тому что мост, ведший через реку в другой город, был быстро оцеплен Шведами, чтобы никто не мог переходить по нем.

В крепости не было ни какого особенного войска: Шведы с одной стороны овладели городом; Воевода Бутурлин с своими Казаками и стрельцами еще на первых порах, до прихода Шведов, отступил за мост, на другую сторону, разбил лавки, ограбил их, сколько имел на то возможности второпях и убежал оттуда, оправдывая себя тем, что возьмут же и разграбят все шведы, так ближе и справедливее сделать это Русским. Тогда Митрополит Исидор и Наместник, Иван [307] Никитич Одоевский, и все другие лица светского и духовного звания, которые заперлись в крепости, тотчас же послали своих послов к Шведскому Полководцу и просили поступить с ними кротко и миролюбиво. Он в минуту согласился на это: провозгласили мир, положили оружие, враждебные действия остановлены и запрещены, и по том заключен взаимный добровольный и невынужденный договор. Главнейшим основанием его было то, что Новгородцы признали своим и всего Русского Государства покровителем Шведского Короля, его наследников и преемника, а одному из сыновей вышепомянутого Короля, или ныне славно царствующего Государя в Швеции, или его молодого брата, Герцога Карла Филиппа, кого ни даст им отец из них обоих, присягали, как своему и всего Русского Царства Государю и Великому Князю.

Таким образом 25 Июля торжественно заключен крепкий союз между Шведским вождем и Новгородцами: они и клялись ему в том под открытым небом в крепости и единогласно обещали сдержать свою клятву.

Для обеспечения и подтверждения всего этого, Новгородцы послали в Швецию гонца, по имени Ивана Якушкина (Jakuski), с смиренным уведомлением к Его Королевскому Величеству об этих происшествиях и договоре, покамест не пришлют к нему других послов с полномочием для дальнейших соглашений об этом высокой важности деле.

После взятия приступом Новгорода, Шведский вождь, с ведома и согласия Новгородцев, велел осадить крепости Ладогу и Нотебург, и занять их от имени ожидаемого из Швеции Великого Князя, согласно заключенному договору. В продолжении этого времени Псковитяне и некоторые другие области взяли себе в Государи и Великие Князья отчаянного плута, Лжедимитрия III-го, о чем упоминали мы выше. Услыхав, что Шведский Король доподлинно узнал, что он плут, соблазнитель и обманщик целой страны, Самозванец по тому и не надеялся от него ни какого вспоможения, и позволял своим безбожным Казакам свободно живиться грабежом в земле Его Величества, вместо жалованья, при чем дал знать Королю, что намерен [308] укрепить и уступить Польше город и крепость Псков. Шведский Король не находил для себя удобным и безопасным долее терпеть такого безбожного и вероломного соседа: он велел своему Полководцу заблаговременно предупредить такую беду и занять крепость, так близко лежавшую к пределам его земель, откуда неприятель, владевший его, легко мог причинять много большого вреда. Полководец тотчас же и исполнил это с полным усердием, и покорил города Гдов, Иваньгород, Ямы, Тихвин, Погрелу и несколько других областей, истребил и выгнал Казаков; они ушли оттуда и привели своего плутовского Государя пленником в Москву, как мы уже и рассказывали. Все это было ко благу всего Русского Государства и новоизбранного Великого Князя, одного из сыновей Его Королевского Величества, которого пошлют им Бог и Король. О том настоятельно просили Полководца все Московские сословия, чрез посланного к нему Воеводу Бутурлина. Полководец от Королевского имени согласился и обещал это.

Московские сословия в Ярославле узнали, что Новгород завоеван Шведами и вышесказанный договор заключен между Шведским вождем и Новгородцами: в следствие принятого у них решения под Москвою и прежнего их выбора, они в другой раз отправили посольство, и во главе его Степана Лазаревича Татищева (Tatissou), ко всем Новгородским сословиям, и между прочим заботились о том, чтобы они прислали к ним в Ярославль уполномоченных известить их о статьях договора, заключенного между Полководцем и Новгородцами, а в особенности об условиях, на каких они должны будут иметь Шведского Принца Великим Князем всего Русского Государства: тогда вместе с Новгородцами и они пошлют полномочных послов ото всех областей и звании Русского Царства к Его Королевскому Величеству и будут просить у него сына в Государи и Великие Князья себе Полководец и все Новгородские сословия, духовные и светские, послали в Ярославль к ним своих выборных, от Дворянства Федора Тимофеевича Оболенского, Смирнова Елизарьевича Отрепьева (Smirnou Elizarevvitz Utrepia), от Духовенства Игумена Вяжицкого] (VVeschetzkoi) Никольского монастыря Игнатия, от горожан Истому Игнатьева (Istom Ignatiof) и Ивана Галицкого (Galiskou). Выборным дано [309] полномочие договориться и обсудить с ними избрание Великого Князя из сыновей Шведского Короля и все другие, касающиеся общей пользы, дела. Воротившись оттуда, выборные принесли Полководцу и Новгородским сословиям такой ответ, что Русские сословия, собравшиеся в Ярославле, решились неизменно держаться решения, принятого под Москвою, которое они еще прежде велели предложить Графу Якову через Бутурлина.

В оправдание себя, что не отправляют на этот раз Полномочных послов в Швецию, они приводили ту причину, что так как приезд к ним его Княжеской Милости из Швеции так долго замедлился, то они опасаются, что с Шведской стороны не серьезно думают о выборе, а по тому и с послами их в Швеции может случиться то же, что случилось в Польше; однако ж это было напрасное и излишнее опасение. Они не послали также ни каких полномочных послов и в Новгород, для окончательного решения и назначения с Полководцем и Новгородцами условий выбора и образа правления ожидаемого Великого Князя, по тому что Граф Яков отозвался, что не имеет полномочия соглашаться на что бы то ни было относительно перемены Веры новоизбранного Великого Князя; впрочем, они хотели прислать в Новгород Коммиссара, который войдет по этому делу в разные сношения с Полководцем и Новгородцами и даст окончательное решение, к общему спокойствию и согласию. Они отправили потом своих выборных, Порфирия Захарина (Sakarin) и Федора Шишкина (Ziski) в Новгород, которых просьба и дело состояли в том, что все Русские сословия отозвались еще раз по прежнему, что желают неизменно остаться при принятом ими решении под Москвою, относительно избрания Великого Князя из сыновей Шведского Короля.

Но они остерегались посылать своих послов к молодому Принцу, пока он находится еще в Швеции, просили Новгородцев послать их от себя, от имени всех Русских областей и сословий, и как можно скорее торопить приездом ожидаемого Государя. Когда же прибудет он в Новгород, они там сделают прием ему с приличными почестями, как своему Государю и Великому Князю. Между прочим желали, чтобы меж ними и Новгородскими сословиями сохранилась добрая [310] дружба, соседские доверие и согласие; выборные уполномочены были утвердить это, и потом заключен между обеими сторонами мир до приезда нового Великого Князя из Швеции.

Еще по первому объявлению Русских сословий, собранных в Ярославле, Новгородская область отправила своих послов, которыми из Духовного звания были: Никандр, Архимандрит Георгиевского монастыря, из Дворянства Полиот Колычев (Colizet), Михайло Боборыкин (Bodboriken), и Секретарь Третяк Malentone, а из граждан Степан Иголкин, с значительною дружиной из молодых Дворян и прислужников. Им приказано было неотступно просить Короля Карла IX от имени всего Русского Царства, а в особенности от имени сословии Новгородской области, чтобы Его Королевское Величество всемилостивейше пожаловал Русской державе и им в особенности в Государи и Великие Князья одного из великородных своих сыновей, или ныне царствующего Короля Густава Адольфа, или юного Герцога Карла Филиппа.

Но Король Карл скончался еще до приезда послов; правление и присягу от всех сословий принял старший сын Его Величества, как ближайший наследник, по тому и Новгородские посланники должны были изложить свою просьбу Его Королевскому Величеству в Стокгольме, с усердною просьбою от всех Русских сословий, что если Король, по случаю того, что царствует в своем наследственном Государстве, не может быть их Государем и Великим Князем, то милостиво бы пожаловал им в Государи и Великие Князья своего младшего брата, Светлейшего и Высокородного Князя и Государя, Карла Филиппа, наследственного Князя Шведского, Готского и Вендского, Герцога Зюдерманландского, Нерикского и Вермеландского. Равным образом они смиренно просили Светлейшую Высокородную Государыню, Госпожу Христину, Королеву Шведскую, Готскую, Вендскую, Финляндскую, Карельскую, Королеву Эстов в Ливонии, Лапонцев и Каян в Северных странах, и урожденную Герцогиню Шлезвигскую и Голштинскую, чтобы Ее высокомощное Величество изъявила свое согласие и соизволение на их просьбу. Это дело, как чрезвычайно значительное и важное, предложено на вольном сейме всем Государственным Советникам и сословиям и, по зрелом рассуждении, [311] решено было единодушно исполнить просьбу Русских областей, для возвращения им спокойствия и чтобы сделать их еще больше обязанными Его Королевскому Величеству. Тотчас же сделано постановление о том, и велено все приготовить к отъезду Принца.

Но в это же самое время Короля занимала война с Данией; он лично сам проводил большую часть времени в поле; от того и нельзя было Его Княжеской Милости поспешить своим отъездом так скоро, как того хотели; его отъезд затянулся до Июня 1613 года; тогда Его Королевское Величество велел отвезти своего любезного Государя брата, Герцога Карла Филиппа, в Выборг, на нескольких хорошо снаряженных больших военных кораблях, не без значительных расходов для Государства, с довольно многочисленным Княжеским поездом. Король надеялся при том, что все сословия Русские примут Герцога, как бы и следовало, через своих полномочных послов, и будут рассуждать и переговаривать с Королевскими посланниками, приданными Герцогу в виде помощников, о разных нужных делах обоих Государств, Швеции и России. Однако ж, никто не явился из Русских послов. По тому Герцог отправил нескольких Дворян, приехавших с Его Княжеской Светлостью, с письмами в Новгород, а по том и в Москву, и велел там уведомить о своем приезде в Выборг. Не смотря на это, не явился, однако ж, никто, кроме Новгородских послов, прибывших через несколько времени, впрочем без полномочий, чтобы только поздравить с приездом Его Княжескую Милость от Новгородской области, и чем скорее, тем лучше, сопровождать его в Новгород: они всеподданнейше просили Герцога собрать их и принять под свое правление, точно овец без пастыря. Но Королевские послы представляли им, что Король, Государь брат Герцога, Госпожа мать его и Государственные сословия, дали этого юного высокородного Принца в Государи и Великие Князья не одной Новгородской, но и Володимирской, Московской и другим областям Русского Государства. А теперь они видят, что ни одна из выше названных областей не послала в Выборг ни одного посла, или уполномоченного, для приема Герцога, да и [312] Новгородские посланники не снабжены от их собратий приличным полномочием для рассуждения и решения разных необходимых дел, по тому и Шведские послы не могут так поспешно продолжать столь важное дело по одним только требованиям и просьбам Новгородцев; но прежде нежели Герцог отправится дальше за границу страны, необходимо подождать посланников от других сословий или, по крайней мере, обстоятельного и решительного ответа от них. Новгородцы все настаивали на своей прежней просьбе, поставляя на вид, что Новгородская область, до покорения ее Московским Государем, имела своих особенных Великих Князей, которые и правили ею; между ними был один, тоже Шведского происхождения, по имени Рюрик (Rurich), и Новгородцы благоденствовали под его правлением. И как в старину Новгородская область содержала прилично и по Княжески своих Великих Князей, и могла несколько столетий быть безопасною ото всех окрестных и соседних народов, точно так же может быть и теперь, хотя Володимирская, Московская и другие области и не захотели бы согласиться на избрание Герцога, чего, однако ж, они не сделают, как надеются Новгородцы, лишь только услышат о приезде Герцога в Новгород. Новгородцам тотчас же возразили, что для Шведского Герцога, всего Королевского дома и всего Государства, не только будет стыдно, но и унизительно, если Герцог удовольствуется и ограничится только частию Государства, будучи призван на управление и обладание всею Русскою землею; у Герцога и дома есть наследственное Герцогство, которое ни чем не уступит Новгородскому в обширности, силе и доходах, да и тем еще предпочтительнее, что Герцог может пользоваться им в мире и тишине, тогда как Новгородское Княжество вынужден будет оборонять вооруженною рукою не только от Поляков и Литовцев, но еще и от того, кого возьмут себе в Великие Князья другие области Русского Государства, и от собственных своих мятежников и ослушников, которые замечаются уже в большом числе, чего нельзя будет сделать ему с одними средствами и силами Новгородской области, а по тому и встретится необходимость призвать на помощь своего Государя брата, Шведского Короля. Король не прочь будет от того для брата, но справедливость потребует сделать ему приличное [313] вознаграждение и при том достаточное обеспечение за большие расходы на это.

Новгородские послы должны бы вспомнить еще при том, что Шведский Король имеет также значительные требования на Русском Государстве за военные издержки, сделанные еще прежде знаменитым Государем отцом его; а так как от того должна уменьшиться Новгородская область, то на долю Герцога останется очень немного. Сверх всего того, не за долго до прибытия Герцога в Выборг, монастырь и местечко Тихвин и крепость Гдов с их областью отложились от него, вопреки их присяге и крестному целованию, изменнически напали на его гвардейцев и жалким образом перебили их, с помощию Москвитян, от которых нельзя было и ожидать ничего враждебного. Они все еще продолжали бунтовать, не смотря, что молва о приезде Герцога разошлась уже по всей стране. По тому-то Герцог и Королевские послы сочли полезным необходимым подождать отзыва всех Русских сословий. Меж тем Новгородские посланники могли бы добиваться другого полномочия в Новгороде, чтобы им можно было вести переговоры с Герцогом и Королевскими послами обо всех нужных делах; но они все настаивали на своей прежней просьбе, хотя и не умели опровергнуть ни каких доводов против нее. Что же касается до полномочия, то, по их мнению, оно было не нужно, по тому что Король и Герцог без труда сочтутся между собою, как любезные родные братья, в военных и других расходах, сделанных Королем, и в каких бы то ни было его требованиях.

Герцог уже довольно времени дожидался в Выборге ответа от Русских сословий, и слышал, что Новгородцы, а особливо знатнейшие Дворяне и граждане, забыв свою присягу и должную верность, каждый день друг за другом бегут в отложившиеся места и в Москву, везде возмущают крестьян и причиняют неисправимый вред стране, а Москвитяне хоть и положили сохранять мир и добрые соседственные сношения с Шведским Полководцем и Новгородцами, как упоминали мы выше, однако ж не только не останавливают таких бунтовщиков и возмутителей, но еще сами делают всякое зло покорным подданным и Шведскому войску; наконец, когда отняли [314] опять Москву у Поляков, они выбрали в Великие Князья себе Михаила Феодоровича Романова, легкомысленно пренебрегая прежним выбором Шведского Князя. Герцог позвал к себе Новгородских посланников и дал им знать, что теперь на самом деле узнал неверность, ложь и непостоянство Новгородских и других Русских сословий и не намерен больше заботиться о них и подвергаться таким затруднениям и смертной опасности, но все свои права и справедливые требования на Русском Царстве, а в особенности на Новгородской области, полученные им по свободному избранию, он тем самым вполне уступает и передает Шведскому Королю, своему многолюбезному Государю брату, ему же поручает и предоставляет справедливую месть за нанесенную обиду: это тем еще более, что у Короля, как сказали мы выше, без того уже были большие счеты на Русском Царстве, которого не малою частью он владеет теперь по праву войны. С тем Герцог и отпустил Новгородских послов, а сам отправился в обратный путь в Швецию.

Теперь у Шведского Короля довольно было справедливых причин преследовать оружием Русские сословия и области, как справедливо требовала того добрая слава его Королевского Величества, по тому что также поступали и многие другие знаменитые Государи в подобных случаях, в прежнее и наше время, чему найдем много примеров в Истории. Однако ж, знаменитый Король старался сначала уладить и потушить все это лаской и кроткими средствами: чрез своего Полководца, Графа Якова Де ла Гарди, он велел уговаривать Русские сословия, чтобы они одумались, остались при прежнем выборе и дослали уполномоченных в удобное для того место для переговоров и миролюбивого окончания всяких недоразумений и несогласий, вышедших у них с Королем. Но сословия ни сколько не посмотрели на это и осыпали Полководца множеством невежливых слов в своих различных письмах, в которых, между многими другими нелепостями, приказывали ему, точно какие власти, очистить Новгород со всеми зависевшими от него землями и отступить с Шведским войском в Финляндию, прибавив к тому сильную угрозу, что они его выгонят. Но как Полководца ни испугали, ни обидели эти пустые и неприличные угрозы, они в самом [315] деле напали на укрепления Старой Русы, а наконец, после многих других враждебных умыслов, прислали в Новгород двух Воевод, по имени Дмитрия Трубецкого и Данила Мезецкого с несколькими тысячами пехоты и конницы. Они расположились в 4-х милях от города, в удобном местечке Бронницах (Branissau), с намерением взять Новгород приступом. Но они обманулись в расчете: благодаря Божией помощи, хорошему счастию Короля, благоразумию и усердию Полководца, также храбрости и мужеству других Офицеров и простых воинов, они доведены были до того, что не только потеряли большую часть своего войска, но и сами спаслись позорным бегством. Замечая с каждым днем, что ни какая кротость или умеренность вовсе неуместна с Русскими, Король взялся за дело гораздо серьезнее: сам вышел в поле, осадил крепость Гдов и взял ее приступом. После этого завоевания, Король в другой раз приказал своим советникам и Офицерам уговаривать из Нарвы Русские сословия, чтобы они, взвешивая опасность, в которой находились, бросили свою неприязнь и старались бы о мире и согласии с ним. На случай, если они примут эти благонамеренные убеждения, сделанные с добрым намерением и полезные для их собственного блага, Король послал еще в запас Фельдмаршалка Эберда Горна из Канкаса, Полковника Еспера Андерсена Краузе из Вернсштадта и Секретаря Магнуса Мартенсена Пальма из Басто: они должны были вести переговоры с Русскими о мире. Но все это ни сколько не по могло с невежественными людьми, чтобы они обратили на это внимание, или склонились бы к справедливости; вместо того письма, приходившие от них к Фельдмаршалку и его товарищам, были наполнены множеством обид и неправых обвинений. Они не только пренебрегли такими миролюбивыми увещаниями Короля, но новоизбранный Великий Князь их, Михаил Феодорович, послал еще множество Казаков и стрельцов в Королевские области; своими грабежами и убийствами они причинили значительный вред Ладожскому, Копорскому, Ямскому и Иваньгородскому округам. Оп отправил также и другой отряд Казаков, которые должны были делать такой же вред Кексгольмской и Нотебургской области; в досталь к тем он отправил еще одного из своих Воевод, Никиту Волженского, с [316] другим отрядом, для внезапного овладения крепостью Ладогой. Но все это не удалось им: все они вместе храбро отражены, прогнаны, области очищены и приведены в безопасное положение. Король необходимо принужден был ити на Псков с сильным, конным и пешим, войском, осадил этот город, жестоко тревожил его ядрами и картечью, не прекращал пальбы и не отступал от города; это продолжалось до тех пор, пока присвоивший себе права, Великий Князь, и Русские сословия не упросили великомощного и высокородного Государя Иакова, Короля Великобританского, и превосходительного Господина Генерала Стадена, послать от себя знатных послов, и дружескими увещаниями, чрез письма и гонцов, уладить эту вражду. Славный Шведский Король, Государь кроткий и умеренный, больше искал мира и спокойствия, нежели войны и кровопролития, и лучше видел благо и сохранение людей, нежели их несчастие и погибель. Не только по убеждению Короля Великобритании, но и по собственному рассудку, которым наградил его Бог в высокой степени, но врожденной доброте и великодушию, он согласился тотчас же снять осаду и ушел от города, отдав приказания своим знатным полномочным послам. С послами Короля Иакова и Великого Князя Московского они съехались в Столбове, деревне между Тихвиным и Ладогою, и привели свое дело к такому концу, что все раздоры, ссоры, несогласия, неудовольствия и недоразумения, несколько лет происходившие между Швециею и Россиею, были без всякого лукавства улажены и покончены, а мир, согласие и дружба восстановлены. Этот мирный договор от слова до слова следующего содержания:

«Мы, полномочные посланники могущественного Государя Густава Адольфа, Божиею милостию Короля Шведского, Готского и Вендского, Великого Князя Финляндского, Государя Эстляндского, Карельского и Ингерманландского, Яков Де ла Гарди, Граф Лекко, Барон Эркгольмский, владелец Колки, Рунзы и Киды, Его Королевского Величества Советник и Главнокомандующий Генерал, Генрих Горн, владелец Канкаса, Вендена и Гесле, Его Королевского Величества Маршал и Земский Судья на Эланде, Арфвид Тонисен из Динстерби, Наместник Выборгский и Карельский, также и тамошний Земский Судья и Секретарь, [317] Магнус Мартенсен Пальм из Басто, делаем сим известным, что, по приказу выше поименованного Его Величества, нашего всемилостивейшего Короля и Государя, мы находились вместе с полномочными послами Великого Князя всея России, Михаила Феодоровича, Данилом Ивановичем Мезецким, Алексеем Ивановичем Сушиным, и Секретарями, Николаем Никитиным сыном Новеновым и Добрынею Семеновым, в деревне, называемой Столбова, лежащей между Ладогою и Тихвиным, для рассмотрения и замирения всяких несогласий и раздоров, происходивших и наконец обратившихся в открытую вражду, войну и кровопролитие, между могущественными и высокородными Государями, достославной и блаженной памяти, Государем Карлом IX, Королем Шведским, Готским Вендским, Финляндским, Карельским, Лапландским Северные земли, Каянским, Эстским в Ливонии, потом между Светлейшим, могущественнейшим, высокородным Государем, Густавом Адольфом, Королем Шведским, Вендским и Готским, Великим Князем Финляндским, Герцогом Эстляндским и Карельским, Государем Ингерманландским и Короною Шведскою с одной стороны, и между некоторыми Великими Князьями Русского Царства, а особливо нынешним Великим Князем и всея России Самодержцем, Михаилом Феодоровичем, и Русским Государством с другой стороны.

Первый повод к этому мирному договору подан был Светлейшим, могущественнейшим и высокородным Князем и Государем Иаковом, Божиею милостию, Королем Великобритании, Франции и Ирландии, защитником веры, многолюбезным братом, дядею и особенным добрым приятелем Его Королевско-Шведского Величества, по тому что Его Королевское Величество, Король Иаков, не только чрез послов и письма, но и чрез своего знатного посла, благородного, храброго и мужественного Господина Рыцаря, Иоанна Мерика, Тайного Камергера Его Королевского Величества, дружески уговаривал выше названного могущественного, высокородного Государя, Густава Адольфа, Короля Шведского, чтобы добрыми и Христианскими средствами покончить и прекратить эту ссору и войну, до сих пор происходившую у него с Великим Князем Русским, Михаилом [318] Феодоровичем. Его Величество Шведский Король, по собственному природному расположению к миру, не охотно видя бесполезные воины и пролитие Христианской крови, также и ради верной дружбы и близкого родства между ним и Королем Великобритании, склонился на это благонамеренное дружеское увещание, обратив более внимания на особенную тесную дружбу между предками Его Величества, Шведского Короля, и некоторыми Русскими Великими Князьями, особливо же между Карлом IX и Великим Князем Василием Ивановичем. Для прекращения неудовольствий Светлейший и Высокопочтенный Король Густав Адольф изъявил согласие на это свидание в Столбове. Мы, выше названные Королевские полномочные послы, с Русскими Великокняжескими послами, взаимно согласились и договорились во всех важных делах между обоими Государями и их областями и землями, во имя Св. Троицы, и при благоразумном и усердном посредничестве Королевско-Великобританского посла, и по Королевскому полномочию, возложенному на нас выше названным Королем, нашим Всемилостивейшим Государем, решили и постановили следующее, а именно: Во 1-х, сим предаются забвению, не вменяются ни во что и признаются полюбовно поконченными все, происходившие со времени Тявзинского мира в минувшие годы хищения, убийства, пожары и другие обиды, каким бы образом и кем бы они ни были сделаны, между Королем Шведским, Карлом IX, высоконезабвенным Его Королевского Величества почтенным и многолюбезным родителем, и ныне царствующим Королем, Густавом Адольфом, и Короною Шведскою, и бывшими Русскими Великими Князьями, а особливо ныне царствующим Великим Князем, Михаилом Феодоровичем, и Русским Царством, также и между областями обоих Государей, землями, городами, народами, служителями и подданными, так что сим прекращается всякая между ними неприязнь и недоразумение, и никогда в век не должно приходить на память и возбуждать раздражение на обеих сторонах, но по этому нынешнему мирному договору, между обеими державами, их областями, землями и городами, как исстари им принадлежащими, так и уступленными и возвращенными по этому миру, и между всеми их подданными, на будущее время восстановляется, возобновляется и утверждается, [319] для ненарушимого соблюдения, вечный мир, и заключается дружба, так чтобы оба Государя друг другу всячески доброжелательствовали, радели о взаимной пользе и благе и оказывали один другому должное во всяких делах.

В 2-х. По доброму расположению к Великому Князю Русскому и для сохранения Християнского спокойствия и согласия, по этому мирному договору, Шведский Король уступает и возвращает Русские города и крепости, взятые им в минувших годах, а именно: Великий Новгород, Старую Русу, Порхов, Ладогу и Гдов, с зависящими от них деревнями и Сумерским погостом, также и все коронные, монастырские и духовные поместья, со всеми жалованными и наследственными поместьями, приходами, деревнями и всякими другими местами, со всеми их доходами и правами, кроме тех только крепостей и городов, которые уступлены Великим Князем Шведскому Королю, по этому мирному договору, о чем будет сказано после в подробности.

В 3-х. Вместе с выше названными крепостями и городами, Шведский Король возвращает и уступает также Великому Князю всякие церковные украшения, как в церковь Св. Софии, так и во все другие церкви и монастыри в Новгороде и других крепостях и городах, со всем, что ни находится на этих украшениях, и не дозволяет ничего вывозить из них, также и собственности и пожитков Митрополита, всего духовенства, и всего Русского народа, каких бы то ни было сословий, живущего, или проживающего в вышеназванных городах и областях, с женами и детьми и всякими пожитками и собственностью; возвращаются также рукописи и книги, принадлежащие Канцеляриям и Городским Управам, все Русские пушки, со всеми их принадлежностями, и колокола, находившиеся в означенных крепостях и городах минувшего 20 Ноября. По условию, положенному в дополнение того с Королевским Британским посланником, Господином Иоанном Мериком, исключаются из того колокола, проданные после означенного числа самими Новгородцами, для удовлетворения войска и увезенные из Новгорода. Те же колокола, которые взяли и увезли, не заплатив за них, Королевские воины и слуги, по тщательном розыскании, должны быть возвращены и доставлены в Новгород, равно [320] как и купленные Королевскими воинами и находящиеся еще на месте в Новгороде, Новгородцы вольны выкупить за ту же цену, за какую и продали, и после того Королевские воины не должны больше покупать колоколов в Новгороде и увозить их каким бы то ни было образом.

В 4-х. При выходе из упомянутых крепостей и городов Королевско-Шведское войско не должно причинять ни каких насилий людям Великого Князя в Новгороде, Старой Русе, Порхове, Ладоге и в их округах, также и в Сумерской области, ни мечем, ни огнем, ни хищением, а тем менее уводить с собою Русских людей, мужчин, женщин и детей на Шведскую сторону и отнимать у них имущество. Но если кто ни будь из Шведского войска оставит какое ни есть имущество в упомянутых крепостях и городах, по невозможности увезти с собою все, это должно оставаться под верным сохранением до тех пор, пока оставивший или сам придет, или пришлет другого, уполномоченного, за этим имуществом; такие люди совершенно безопасно и беспрепятственно допускаются ездить по своему делу туда и обратно.

В 5-х. Королевско-Шведские Наместники и Начальники должны уступить и возвратить Русским Великокняжеским, отряженным для того, Воеводам и Начальникам, выше упомянутые крепости и города: великий Новгород, Старую Русу, Порхов, с их округами и Сумерскую область, в присутствии Королевско-Великобританского посла, Господина Иоанна Мерика, или одного из Камер-Юнкеров этого Короля, кого из них пошлет, выше названный посол, в продолжении 14-ти дней после утверждения и скрепления этого мирного договора между ними, полномочными посланниками обеих сторон, за нашею подписью, печатью и клятвою на Св. Евангелии с нашей, и крестным целованием с другой, стороны.

В 6-х. В три недели по заключении мира Королевско-Шведские Наместники и Начальники должны также сдать Воеводам и Начальникам Русского Великого Князя крепость Ладогу, с ее округом, в присутствии посланника Английского Короля, со всеми Русскими жителями, их имуществом и всеми [321] Русскими пушками. Шведское войско не должно уводить оттуда никого из Русских, не делать им насилия и не грабить их, также и не вывозить оттуда упомянутых пушек. Но Гдов, со всем его округом и жителями, должен еще на некоторое время оставаться за Шведским Королем, до утверждения настоящего мирного договора обоими Государями, собственноручною подписью Его Королевского Величества и Государственною печатью, также и печатью Великого Князя, Королевскою клятвою и крестным целованием Великого Князя, и до тех пор, пока не назначены и не определены будут границы, и посланники, присланные для того обоими Государями, побывав у этих последних, не возвратятся на границу опять со всем уже покопченным делом. Тогда, в течение 14-ти дней после того, Королевско-Шведские Наместники и Начальники должны будут возвратить и сдать Гдов, присланным для принятия этого города и крепости из Пскова Русским Воеводам и Начальникам, со всеми Русскими пушками и Русскими жителями, с их имуществом. Но во все время, пока Гдов будет оставаться за Королем, все Гдовцы и жители области этого города должны платить Королю следующие подати и оказывать пособие для содержания войска, также и находиться все по прежнему в крепости. В это время Королевские люди не должны причинять Гдовцам и деревенским жителям ни какого насилия и отягощения и не грабить их, а тем менее уводить оттуда Русских людей, или увозить к себе их пушки.

В 7-х. Любезный Государь, брат Короля, Светлейший и Высокородный Князь, Карл Филипп, наследственный Принц Шведский, Готский и Вендский, Герцог Зюдерманландский, Нерикский и Вермеландский, не должен после того объявлять свои притязания на крепости Великий Новгород, Порхов, Старую Русу, Ладогу, Гдов и Сумерский погост, со всеми их деревнями и принадлежностями, не должен и заводить с ними какую ни будь войну, и постарается забыть крестное целование ему такого множества людей. Король тоже обещается за себя, своих наследников и последующих Шведских Королей, не помогать против этих городов и крепостей вышепомянутому Герцогу, Карлу Филиппу, ни войском, ни деньгами. [322]

В 8-х. За это доброе расположение и дружбу Короля, Великий Князь за себя, своих наследников и всех последующих Великих Князей Русских, также и всего Русского Государства, а особливо Новгородской области, уступает и отдает Королю Шведскому следующие города, крепости и земли, а именно: Иваньгород, Ямы, Копорье и Нотебург, со всеми, зависящими от них, городами, местечками, землями, областями, приходами и принадлежащими к ним деревнями, с их обыкновенными настоящими пограничными межами, с людьми, там живущими и проживающими, со всеми другими принадлежностями, берегами, реками и озерами, не исключая ничего, все это уступает и передает он Светлейшему, Могущественному, Высокородному Государю Шведскому, Густаву Адольфу, и Шведской Короне, в вечную собственность и в вечное употребление и пользование, беспрепятственно от каких бы то ни было наследников и потомков теперешнего Великого Князя и других Великих Князей Русских, с согласия и отречения Новгородской области, на вечные времена, и в такое же полное пользование и владение, как владели и пользовались этими городами бывшие Великие Князья Русские, особливо прежний Великий Князь Иван Васильевич и сын его, Великий Князь Федор Иванович. Впрочем, монахи, со всеми принадлежащими к ним лицами и всею их собственностью, также Дворяне и граждане вышеупомянутых городов и местечек, желающие добровольно перейти к Великому Князю, в течение 14-ти дней по обнародовании этого договора, могут свободно отправляться из этих городов в какое хотят место в земле Великого Князя, с их женами и детьми, со всею челядью и всем имуществом.

Для известности Русским жителями» к уступленных городах и крепостях обо всем, что условлено здесь, тотчас же после окончательного утверждения этого мира между нами, полномочными послами обеих сторон, во все упомянутые города и местечки мы пошлем Королевских послов, которые, к присутствии Камер-Юнкера, отправленного Великобританским послом, должны будут объявить во всеобщее сведение, что все монахи и принадлежащие к ним лица, также Дворяне и граждане, желающие переехать из этих городов в продолжение 14 дней на сторону Великого Князя, вольны сделать это с своими [323] женами, детьми, прислугою и имуществом; никто из них не должен оставаться там против воли, по принуждению, или задержке; для того надобно назначить им провожатых, которые проводят их свободно и безопасно до ближней границы Великого Князя со всем имуществом, чтобы кто ни будь не прибил их и не ограбил. Однако ж положительно постановлена и решено между нами, Королевскими и Великокняжескими послами, что все Русские приходские Священники и все крестьяне в вышеназванных областях и городах, уступленных Королю Великим Князем, ни под каким видом не могут уходить оттуда, но должны оставаться там на жительстве под властию Шведской Короны, со всеми женами, детьми и челядью, так же, как и те Дворяне и граждане, которые не выедут оттуда в течении двух недель.

В 9-х. Вышепомянутый Король Густав Адольф получает также от Великого Князя Михаила Федоровича 20,000 руб. хорошею, употребляемою в обращении и не фальшивою, серебряною монетою, которые должен выдать нам, Королевско-Шведским послам, Великобританский посол, Иоанн Мерин, тотчас же по заключении и утверждении этого мирного договора между нами.

В 10-х. Пушки, военные снаряды, колокола и прочие вещи, доставшиеся Шведскому Королю во взятых им Русских крепостях и вывезенные оттуда еще до мирного договора, заключенного между нами, Королевскими Шведскими послами и Королевско-Британским послом, минувшего 20 Ноября, остаются за Шведским Королем и Шведскою Короною, без всяких спросов и требований; те же Русские пушки, которые находятся в крепостях, возвращенных Русскому Великому Князю, или останутся там, или должны быть возвращены ему.

В 11-х. Великий Князь, Василий Иванович, предоставил и утвердил своею грамотою за Королем, блаженной памяти, Карлом IX, и Шведскою Короною, крепость Кексгельм, с ее областью, в вечное пользование и владение, за верную и добродушно оказанную помощь ему против Поляков. Равным образом и теперешний Великий Князь, Михаил Федорович, подтверждает и обеспечивает, по настоящему мирному договору, [324] этот дар Великого Князя, Василия Ивановича, за себя, своих наследников и последующих Великих Князей Русских, так, чтобы вышеназванная крепость Кексгольм, со всею ее областью, жителями, правами верховной власти, доходами и льготами, в ней существующими, на суше и на воде, с обыкновенными ее границами и межевыми знаками, не исключая ничего, как владели и пользовались ею прежние Русские Великие Князья, принадлежала на вечные времена Шведскому Королю, Густаву Адольфу, его наследникам и последующим Шведским Королям и Шведской Короне, безо всякого противоречия и спора.

В 12-х. Во избежание на будущее время всяких затруднений и недоразумений, обе стороны согласились и договорились, чтобы на следующее 1-е Июня, 1617 года, прислать Королевско-Шведских и Русских Великокняжеских полномочных Комиссаров, по трое с каждой стороны, хороших и честных людей из Дворянского сословия, и Секретарей на взаимное их свидание между Нотебургом и Ладогою при реке Лабуе (Lawa), где эта река изливается в Ладожское озеро: они должны будут сойтись на средине моста, построенного обеими сторонами через Лабую, показав друг другу свои полномочия и, нашедши их правильными и удовлетворительными, они станут полагать границы между Королевскими и Великокняжескими землями, так чтобы Нотебургскую, Конорскую, Ямовскую и Иваньгородскую области разграничить надлежащими межевыми знаками от Ладожской, Новгородской, Сумерской и Гдовской областей. В то же самое время, следующего 1-го Июня, другие полномочные Коммиссары обоих Государей, тоже по трое с каждой стороны, сойдутся на границе между Кексгольмскою областью, приходом Сольмис и Новгородскою областью, в приходе Агнисма, у Ладожского озера, и таким же образом, как сказано о первых Коммиссарах, осмотрят обыкновенные границы области, как они были исстари, и подтвердят их, а не нашедши старых, должны будут, по надлежащем соглашении, поставить новые межевые знаки, для предупреждения таким образом всяких дальнейших споров и раздоров из за границ. Пограничные Коммиссары должны разъезжаться оттуда не прежде, пока не уговорятся во всем относительно границ по дружески. [325] Все, что ни сделают и ни положат упомянутые Комммссары, должно быть, как следует, включено в письменные договоры, написанные на пергаменте и запечатанные, за подписью и печатью Коммиссаров обеих сторон; они должны будут утвердить своею клятвою и крестным целованием эти договоры и обменяться ими между собою. Границы, положенные межевальными Коммиссарами, как между Нотебургом, Копорьем, Ямами и Иваньгородом с одной стороны, так и Ладогою, Новгородом, Семеновым и Гдовом с другой, также и между Кексгольмскою и Новгородскою областями, по заключенному ныне договору, должны на вечное время твердо и ненарушимо соблюдать оба Государя, их наследники и потомки. Для большей крепости оба Государя должны будут выразиться о том в ясных словах в подтвердительных грамотах, которые пришлются от них для этого договора, и Король даст в том клятву, а Великий Князь крестное целование.

В 13-х. Великий Князь, Федор Иванович, дядя ныне царствующего Великого Князя, Михаила Федоровича, по мирному договору, заключенному при Тявзине в 1595 году, отказался от всех своих прав и притязаний на Ливонию. Точно так же и Великий Князь, Василий Иванович, отказался от них по мирному договору, заключенному в Выборге в 1609 году, по которому положено было, чтобы нынешний Великий Князь, Михаил Федорович, его наследники и последующие Великие Князья, никогда в век не присвоивали бы себе каких либо прав на Ливонию, тем менее Великий Князь не должен отнимать у ныне царствующего Короля Шведского, Густава Адольфа, или у последующих Шведских Королей и Шведской Короны, и присвоивать себе на письме, или на словах, титул Государя Ливонии и крепостей, которые на вечно уступаются и отдаются теперь Великим Князем Шведскому Королю, не должен также позволять, или приказывать, своим Воеводам, начальникам и служителям упоминать и употреблять упомянутый титул Государя Ливонии и уступленных крепостей ни в грамотах, ни на словах, а напротив того нынешний Великий Князь, его наследники и последующие Русские Князья, в своих грамотах к Шведскому Королю, его преемникам и последующим Королям, [326] всегда должны давать принадлежащий им титул «Ливонских и Карельских».

А по тому мы, полномочные послы обеих сторон, положили, что так как на этом съезде не решено между нами относительно полного титула обоих Государей, а именно в титуле Короля не решено о словах и «Ингерманландии», а в титуле Великого Князя «и многих других областей Государь и Повелитель», то мы, посланники обеих сторон, все это отложили до личного объяснения обоих Государей, и в случае согласия одного из них писать полный титул, а именно, если Шведскому Королю угодно будет писать Великому Князю полный титул: «Государь и Повелитель», и Великий Князь захочет писать Королю полный титул: «и Ингерманландии и Карелии», то каждый из них должен прислать с своими послами два подтверждения этого договора, одно с полным, а другое с сокращенным, титулом. Когда же в обоих подтверждениях, а именно, к Королю будет написан полный титул: «и Ингерманландии», и к Великому Князю тоже полный титул: «и Повелитель», то посланники обеих сторон должны будут показать друг другу эти подтверждения и после того отправиться к обоим Государям; когда же кто ни будь из них не согласится, и подтвердительные грамоты, утверждающие этот договор, пришлются с сокращенным титулом, то оба посла должны будут также показать их друг другу и отправиться, каждый с грамотою своего Повелителя, к обоим Государям.

В 14-х. Дозволяется и выговаривается свободная и беспрепятственная торговля между Шведским и Русским Государствами и их подданными, так что все купцы, подданные Шведского Короля, как живущие в Швеции, Финляндии и Эстляндии, так и в Иваньгороде, Ямах, Копорье, Нотебурге и Кексгольме, к какому бы народу они ни принадлежали, к Русскому, или к другому какому, заплатив свои пошлины в надлежащей таможне, могут свободно и беспрепятственно торговать в Москве, Новгороде, Пскове, Ладоге и других Русских городах, с подданными и купцами Великого Князя, а также свободно и беспрепятственно ездить в Русское Государство по своим [327] торговым и промышленным делам, через все земли и области Великого Князя.

Равным образом дозволяется также всем подданным Великого Князя купцам из Русского Государства, из Новгородской и Псковской областей и всяких других городов, с платою пошлин в надлежащей таможне, свободная и беспрепятственная торговля в Стокгольме, Выборге, Ревеле, Нарве и других городах Швеции, Финляндии и Ливонии, с подданными и купцами Шведского Короля, также дозволяется им свободно и беспрепятственно ездить чрез Государство, земли и области Короля по своим торговым и другим делам.

В 15-х. Так как Шведы и другие, подданные Короля Шведского, купцы имели прежде торговый дом в Новгороде, то и теперь отводится для них хороший и просторный дом в этом городе, но условиям Тявзинского и Выборгского договоров. Такие же дома позволяется им иметь и в Москве и Пскове, в этом же их собственном доме они могут отправлять богослужение по своей вере, но кроме того не строить ни каких своих церквей. Равным образом, так как и Русские подданные и купцы прежде свободно имели торговый дом в Ревеле, то, согласно содержанию Тявзинского и Выборгского договоров, и ныне им тоже отводится хороший и просторный дом в Ревеле, Стокгольме и Выборге; в этих домах они могут свободно отправлять и богослужение по своей вере, в Стокгольме и Выборге, также в Ревеле в своей церкви, которую имели там исстари, не должны только строить там других церквей своего исповедания.

В 16-х. Если какие ни будь подданные Шведского Короля имеют неуплаченные долговые счеты в Русском Государстве, еще со времени Великих Князей Федора Ивановича и Бориса Федоровича, с казною этих Государей, или какие ни будь законные взыскания на частных лицах в России, таким надо сделать удовлетворение и уплатить. Равным образом следует удовлетворять купцов и подданных Великого Князя, у которых есть неуплаченные еще долги на Шведской Короне, со времени Короля Иоанна III и блаженной и достославной памяти, Карда IX, или законные взыскания на частных лицах. [328]

В 17-х. Подданным Шведского Короля, будут ли это послы, или гонцы и вестники, везде дозволяется свободный, безопасный и беспрепятственный проезд чрез земли и владения Великого Князя, в Персию, Турцию, Крым и другие места на Востоке, не находящиеся во вражде с Великим Князем, с тем только, чтобы едущие не брали с собою купцов с товарами. Равным образом послам и гонцам Великого Князя тоже разрешается безопасно и беспрепятственно проезжать землями и владениями Шведского Короля в Римскую Империю, Великобританию, Францию, Испанию, Голландию, Нидерланды, Данию или другие земли, не состоящие в открытой ссоре с Королем, но только не брать с собою ни каких купцов с товарами.

В 18-х. Все пленники, из какого бы ни были они народа, или сословия, тотчас же по заключении мира должны быть освобождены и отпущены на границе, без всякого выкупа; тех же из них, которые так далеко уведены в Швеции, или в России, что не могут так скоро дойти до границы, обе стороны должны будут 1-го Июня, 1617 года, без всякой остановки и обмана, отвести к границе между Нотебургом и Ладогой у реки Лабуи, и тем возвратить им свободу без всякого выкупа. Что же до пленников, которые пожелают добровольно остаться и служить на той или другой стороне, могут такие сделать то свободно.

В 19-х. Люди Великого Князя не должны сманивать к нему Русских, или других иноземцев, которые живут в городах, крепостях и деревнях, также и в принадлежащих к тому волостях, уступленных Великим Князем в наследственное владение Шведскому Королю, также и во всех прочих городах, принадлежавших прежде России. Равным образом и подданные Шведского Короля не должны переманивать к себе льстивыми словами Русских из городов, деревень и областей Великого Князя.

В 20-х. Всякие перебежчики с одной стороны на другую, перебежавшие по измене, из за убийства, воровства, или по какой бы то ни было причине, Русские ли они, или иностранцы, должны быть безотговорочно выданы по требованию стороны, [329] с которой бежали, со всем покраденным, награбленным, или взятым с ними.

В 21-х. Шведские Наместники и Начальники, также и Русские Воеводы и Власти в пограничных крепостях, каждый в судебном ведомстве и в землях своего Государя, обязываются с особенным рвением и усердием преследовать и истреблять всяких разбойников и злодеев, где бы их ни нашли и ни взяли. Если бы случилось, что какие ни будь подданные Великого Князя возмутились, собрались в шайку и причинили вред Королевским землям, тогда Великий Князь волен преследовать их и беспощадно наказать, а кроме того по надлежащей оценке вознаградить подданных Короля за все, причиненные им убытки. Если же Королевские подданные причинять какой ни будь вред владениям и подданным Великого Князя в земле его, они точно так же, без всякой пощады, подвергаются заслуженному наказанию, а нанесенный ими убыток вознаграждается по надлежащей оценке.

В 22-х. По случаю каких ни будь вышедших затруднений и несогласий между обеими сторонами, этот мир нарушаться не должен; но если которая ни будь сторона найдет для себя тягостною причиненную ей несправедливость, тогда Наместник, или Воевода этой стороны, должен уведомить о том Наместника, или Воеводу, ближайшей, или пограничной, крепости, где случилось дело. После того они должны будут съехаться на границе вместе, выслушать спорное дело и покончить его полюбовно. Если же дело так важно, что они не могут решить его, то должны отложить его до съезда Посланников обоих Государей,

В 23-х. Впрочем, Тявзинский мирный договор, заключенный в 1595 году, остается в полной силе, возобновляется и скрепляется этим договором во всех статьях, кроме той, которая здесь положительно изменена и постановлена в другом виде.

В 24-х. Сим остается также в действительной силе, заключенный на вечные времена, договор в Выборге 1609 года, между Королем Карлом IX и Великим Князем Василием [330] Ивановичем, имеющий прямое отношение к вечному миру и уступке Ливонии и Кексгольма.

В 25-х. Этот договор о вечном мире простирается и на все земли, области, города и подданных обоих Государей, так что никто из последних ни явно, ни тайно, не должен затевать что ни будь вредное, или позволять какие злые умыслы против областей, земель, крепостей, или подданных Короля и Шведского Государства, или Великого Князя и России. По тому ни Король, ни его преемники и последующие Короли не должны ни сами, ни через других, причинять какое либо зло Русскому Государству, городам и крепостям Старой Русе, Пскову, городу и крепости Порхову, Гдову, Ладоге, Тихвину, Соловецкому (Solousski) монастырю, Соме и Коле, местечкам и зависимым от них волостям, Колмогорской крепости и всей Двинской стране, также и Лапонским приходам (Уездам), принадлежащим России, Каргополю и всей Каргопольской стране, Вологде и другим крепостям, землям, волостям и подданным, не воевать с ними и не замышлять против них ни какого зла.

Тем менее и Великий Князь и его наследники и потомки, ни сами, ни через других, не должны причинять и допускать ни какого зла Королю и его Государствам, землям и владениям, особливо не должен Великий Князь затевать ни какого злато умысла, или дозволять это против Выборга, Ревеля, Нарвы, Вейсенфельса, Иваньгорода, Ям, Копорья, Нотебурга, Кексгольма, Нейшлота, Тавастгуса, Каянбурга, Влабурга и Лапонских приходов (Caspel у Петрея: не уже ли это испорченное Kirchspiel?) (Уездов), принадлежащих к Шведскому Государству и против других Его Величества земель, городов и крепостей, с принадлежащими к ним волостями и подданными, не воевать с ними и не причинять им ни какого зла, но обе стороны должны делать друг другу всякое добро и верно соблюдать все, служащее ко взаимной дружбе между ними.

В 26-х. Вместе с тем постановляется, чтобы полномочные послы обоих Государей съехались вместе, 1-го будущего Июня, между Нотебургом и Ладогой, на самом рубежном разделении, и там каждый бы из них показал и дал прочесть [331] другому утверждение этого мирного договора, то есть, посланники Шведского Короля должны показать и дать прочесть послам Великого Князя утверждение Шведского Короля, за Королевскою подписью и печатью, на все эти статьи и совершенно слово в слово, как написаны они здесь, безо всякого обмана.

После того послы обоих Государей, прочитав подтвердительные грамоты, должны один после другого, снять с них верные противни, а подлинные возвратить. Когда прочтут таким образом подтвердительные грамоты и найдут их правильными и надлежащего содержания, тогда Королевские послы с подтвердительной грамотой Короля отправятся поспешно в Москву.

В их присутствии Великий Князь, по своему Великокняжескому обычаю, утверждает на вечные времена мир своею печатью и крестным целованием, как по содержанию договора, заключенного теперь между нами, полномочными послами, так же и по содержанию утвердительной грамоты, которую Великий Князь отправить к Шведскому Королю в 1 число будущего Июня, 1617 года.

Крестное целование Великого Князя должно быть написано на бумаге. Сделав свое крестное целование и на этой грамоте, Великий Князь привесит под нею Государственную печать, и по том отдаст ее Королевским послам. После того Великокняжеские послы должны будут отправиться с подтвердительною грамотой своего Государя к Шведскому Королю.

Тогда Король, в присутствии Великокняжеских послов, но своему Королевскому обычаю, подтвердит вечный мир клятвою на Евангелии, по содержанию договора, заключенного между обоими послами, также и по содержанию утвердительной грамоты, которую Король пришлет к Великому Князю будущего 1-го Июня, 1617 года. Эта Королевская клятва также должна быть написана на бумаге, и Король, скрепив клятвою подтвердительную грамоту, подпишет ее своего рукою, запечатает Государственною печатью и вручит послам Великого Князя.

В 27-х. Великокняжеские Воеводы и Начальники должны принимать на границе с честию и ласкою и приличным [332] прикрытием Королевских послов, которые будут отправляемы за подтверждением договора и по другим делам, и провожать их с одинаковой охраной как в Москву, так и обратно к границе, чтобы во все продолжение дороги, или пока они не будут на месте, не было им нанесено какого бесчестья, или позора, от подданных Великого Князя.

Равным образом и Королевские Наместники и Начальники должны принимать с почетом и ласкою Великокняжеских послов, которые будут посылаемы, как для подтверждения этого мирного договора, так и по другим делам, и на пути их в Стокгольм и оттуда к границе провожать их и оказывать им всякое доброе содействие, а Королевские подданные ни коим образом не должны наносить послам бесчестия, или позора.

В 28-х. Толмачи, служившие прежде Русскому Правительству, должны так и остаться в Королевской службе. Если Король пошлет их к Великому Князю, или к другому иноземному Государю, чрез земли и области Великого Князя, вместе с послами, или без них, они должны проезжать Швецию свободно, безопасно и беспрепятственно. Равным образом, если и те толмачи, которые находятся теперь на службе Великого Князя, а прежде служили в Швеции, будут посылаться Великим Князем или к Шведскому Королю, или чрез Швецию к другим иностранным Государям и Властям, при посланниках, или без них, также пропускаются в Россию свободно и без всякой для себя опасности.

В 29-х. Постановляется также, что, если по изволению и определению Божию, в Швеции, или России, последует перемена Правителей, вновь принявший правление Государь сначала должен посетить другого Государя через своих послов и просить его о дружеском расположении к себе. А потом и другой должен посетить его также через посланников и обещать ему эту дружбу.

В 30-х. Может случиться, что оба Государя пошлют один к другому послов по каким ни будь делам, тогда эти обоюдные послы должны съезжаться на границе, или между Иваньгородом и Гдовом, или между Нотебургом и Ладогой, [333] как обе стороны сочтут лучше и удобнее, на самой средине рубежного разделения, и безо всяких споров, или разноречий, и полюбовно обсудить и покончить дела, которые поручат им их Государи.

В 31-х. Если выйдет такой случай, что корабли, боты, лодки и другие суда, принадлежащие Королевским подданным и купцам, с товарами, или с чем другим, потерпят крушение у той земли, которою Великий Князь владеет на Ладожском озере, или Пейпусе, таким людям предоставляется свобода беспрепятственно уехать оттуда, со всеми пожитками, которые спасут они или сами, или через других, а подданные Великого Князя должны пособлять им подбирать и спасать их прибитые к берегу пожитки.

Равным образом, если бы случилось, что лодки, боты и корабли подданных Великого Князя на плавании через Швецию в Ревель, Нотебург и другие города Швеции, Финляндии и Ливонии, или корабли и барки с Великокняжескими послами, гонцами или вестниками к Императору, Римскому Папе, в Великобританию, или другие Государства, или на обратном пути в Россию, потерпят крушение от бури, или по какому другому случаю, у Шведского берега, на Соленом, или на Ладожском озере, всем людям на этих судах предоставляется свободный и беспрепятственный отъезд оттуда со всем имением, которое успеют они спасти сами, или с постороннею помощию, а Королевские подданные должны пособлять им подбирать и спасать их имущество.

В 32-х. Также постановляется, что Король Шведский не должен помогать войском Польскому и Литовскому Королю, сыну его Владиславу, Польской Короне и Литовскому Княжеству, также и всей Польской и Литовской Державе, а тем менее не должен стоять за одно с Польским Королем, ни сам собою, ни чрез подущение других иноземных Государей и Правителей и тайные происки с ними, не занимать земель и крепостей, принадлежащих Великому Князю и России, и таким образом приводить их под власть свою.

Также и Великий Князь не должен помогать против Короля и Государства Шведского ни деньгами, ни войском, [334] Королю Польскому и Литовскому, сыну его Владиславу, Польской Короне, Литовскому Княжеству и всем Польским и Литовским областям, не стоять с ними за одно, а тем менее ни сам собою, ни подущением других иноземных Государей и Правителей на Короля и Корону Шведскую и тайными происками с ними не брать земель и крепостей, издревле принадлежащих Королю и Короне Шведской, или чего бы то ни было из уступленного Королю Великим Князем в силу этого договора, не присвоивать себе того и не владеть тем.

В 33-х. Между нами также положено и условлено, чтобы послы, присланные Королем для утверждения этого мирного договора, имели полномочие на заключение союза между обоими высокими особами против Польского Короля Сигизмунда, Польской Короны и Великого Княжества Литовского, на таких условиях, какие оба Государя найдут полезными, и представили бы этот договор им на утверждение.

Для более твердого и верного обеспечения, что все положенное, постановленное и решенное нами, Королевскими и Великокняжескими полномочными Коммиссарами между собою и при посредничестве Великобританского посла, будет верно исполнено и соблюдено во всех статьях и условиях, без обмана и коварства, нашим всемилостивейшим Королем Шведским, Его Королевскими наследниками и последующими Шведскими Королями, мы, Королевские Уполномоченные, подтвердили этот мирный договор нашею клятвою на Святом Евангелии и, по данному на то полномочию, приложили к нему наши обыкновенные печати, дружески просили и пригласили также Королевского Великобританского посла, выше названного Господина Мерика, чтобы и он тоже, для памяти о Великобританском Короле, как посреднике, скрепил своею подписью и печатью все, постановленное здесь, а по том мы, Королевско-Шведские послы, вручили этот, заключенный нами, договор полномочным Великокняжеским послам, а вместо его взяли у них договорную их грамоту.

Писана в Столбове

27 Февраля, 1611 года. [335]

Так, благодаря изложенным выше условиям, эта трудная, кровожадная и долговременная, война, стоившая жизни и принесшая горе многим тысячам невинных людей, кончилась этим спасительным замирением, за что благодарение праведному и милосердому Богу, по тому что война какая-то бездонная пропасть и золотой невод, которым не много поймаешь и достанешь прибыли.

После того, как этот славный мирный договор был благополучно окончен полномочными Послами обоих Государей, и они расстались друг с другом в искренней дружбе, уехали и повезли ответ своим Государям, эти последние отправили своих Уполномоченных, согласно договору: Король послал своих в Москву, а Великий Князь своих же в Стокгольм; Королевскими были: Густав Штейнбок, Барон в Кронебеке и Орестене, наследственный владелец в Торпе и Государственный Советник Швеции, Яков Якобсен Баат, наследственный владелец в Стёфле, Член Королевского Придворного Суда, и Секретарь Магнус Мартенсен Пальм из Босто. Когда они приехали в Москву и должны были явиться на прием к Великому Князю, для исполнения своего поручения, он прислал для них, с знатнейшими их товарищами, 30 лошадей, на которых Посланники и поехали в крепость, друг возле друга, сопровождаемые двумя Русскими Дворянами, одним с правой, а другим с левой, стороны. Перед Посланниками ехала их прислуга, а впереди 50 Русских Дворян. От Двора и помещения Послов были поставлены по обе стороны стрельцы и воины, очень плотно друг к другу, с ружьями, в числе 1,500 человека. до самого Великокняжеского Дворца. Когда Послы подъехали к Великокняжескому жилищу, прислуга и Камер-Юнкеры сошли первые с лошадей, а Послы ехали до дворцовой лестницы, и потом уже Русские повели их по ней.

Когда вошли они в переднюю комнату Великого Князя, явились двое Русских Бояр, и приняли их вместо своего Государя: один, говоривший с ними, стоял с обнаженною головою, другой имел на голове шайку, которую снимал при названии Короля и Великого Князя. Вся передняя зала была занята людьми, которые все были одеты в золотую парчу, а на [336] головах имели большие высокие шапки из черного лисьего меха; все они сидели на скамьях и стульях, вставая только тогда, когда произносились имена Государей. По входе Посланников в ту комнату, где находился Великий Князь, вышел Русский Канцлер и громким голосом доложил ему, что прибыли полномочные Послы Шведского Короля. Великий Князь приказал подойти им. Они тотчас же были поставлены пред Великого Князя, и выше названный Канцлер продолжал далее, что если Королевские Послы имеют что представить Великому Князю, то должны сделать это теперь. Послы обнажили головы, Господин Густав Штейнбок начал говорить, приветствовал Великого Князя от лица Его Королевского Величества и подал ему Королевскую верительную грамоту. Великий Князь не много наклонил голову, благодарил с короною на голове, по тому что ему было неловко снимать корону и обнажал голову, спросил о здоровье и состоянии Короля, Господин Густав дал приличный ответ на это. После того Яков Якобсен продолжал речь, начатую Густавом, и передал все, происходившее 27 Февраля в Столбове между Послами обоих Государей, и каким образом последовало заключение мира.

Наконец, Секретарь Манс Мартенсен Пальм заключил эту речь и упомянул о том, что решено было в Столбове, и что для докончания мира они отправлены с Королевским подтверждением к Великому Князю видеть его крестное целование и получить его грамоту в том.

По окончании речи, Великий Князь велел спросить Послов, через Канцлера, о здоровье, как они ехали в дороге, весело ли и по здорову ли? Они отвечали на то с приличною благодарностью, и Великий Князь подал им руку. После того Господин Густав Штейнбок подал ему Королевское подтверждение, которое тот взял не сам, а Канцлер. Меж тем покрыли Персидским ковром лавку позади Послов, на которой они и сели и в то же время накрылись.

После того Великий Князь, чрез Канцлера, Пристава Посланников, спрашивал их о здоровье и звал к своей руке. После благодарности, они подошли к нему и, прикоснувшись к его руке, вместе с тем и поцеловали ее. [337]

При этом он велел еще сказать через Канцлера, что Великий Князь жалует их своим Великокняжеским обедом и пришлет его к ним. Они благодарили его с должным почтением, и как представление тем и кончилось, удалились от него, а принимавшие их Русские проводили их из залы, через другую переднюю комнату, на квартиру.

После этого представления послы в другой раз явились к Великому Князю, который также сидел в своем Великокняжеском украшении, но ни чего не говорил с ними, и они, только поблагодарив его за присланные кушанья, были отпущены к его Советникам, от которых и должны получить ответ Великого Князя. Послы ушли с ними в другую комнату, в которой были потом вместе еще пять раз кроме этого, но увидали Великого Князя не прежде, пока не пригласили их наконец смотреть крестное целование, при чем происходило следующее:

После того, как послы отдали поклон и Канцлер Великого Князя произнес свою речь, прочли во всеуслышание кресло целовальную грамоту, и положили ее в золотое блюдо на икону под крест, сделанный из золота и драгоценных каменьев.

После краткой речи, которую сказал сам Великий Князь стоя, что желает честно соблюдать все по заключенному договору и ожидает того же и от Короля, он наклонил голову и велел двум знатнейшим Князьям Царства, Федору Ивановичу Мстиславскому (Mstistlouski) снять с себя корону, а Ивану Михайловичу Воротынскому взять у него посох или скипетр. Канцлер пригласил послов, чтобы они смотрели со вниманием, как приложится Великий Князь ко кресту. Государь отступил на один шаг от своего стула, приложился лицом к Распятию и по том поцеловал его, по видимому, с большим благоговением. Сделав это, он сам сказал послам: «Теперь Вы видели, что мы целовали крест, и сдержим все, что положено в постановленном договоре между нами, Великим Государем. Царем и Великим Князем, Михайлом Федоровичем, всея России Самодержцем и многих областей Государем и [338] Повелителем, и нашим многолюбезным братом, вашим Государем, могущественным Королем Шведским, Густавом Адольфом; по том велел опять возложить на себя корону, подать скипетр и снова сел на свое кресло. Канцлер взял крестоцеловальную грамоту, стал с ней на право от Великого Князя, просил подойти послов ближе и под глазами Великого Князя подал им эту грамоту. Таким же образом происходила и передача ответной грамоты Великого Князя и, по ее получении, послам велено было садиться.

Они сидели, однако ж, не долго, по тому что Великий Князь тотчас же заговорил с ними и отпустил их совсем с такими словами: «Густав и Макс, поклонитесь от нас многолюбезному нашему брату, Великому Королю Шведскому, Густаву Адольфу! Мы отпускаем Вас к нему без задержки». Канцлер сказал по том, что Великий Князь жалует послов своим Великокняжеским кушаньем и пришлет его к ним. За тем, поблагодарив Великого Князя за доброе угощение и пожелав ему долгоденствия, счастия и мирного царствования, также и победы над врагами, послы откланялись и простились с ним, и были с приличною почестью отведены на квартиру. Они пробыли у себя с час, когда прислано было от Великого Князя 120 кушаньев, все рыбные, и столько же больших и малых сосудов, с разными винами, медом и пивом. Наконец на прощанье он прислал им и сторожам их несколько сороков соболей, черных лисиц и куниц, а их челяди 30 рублей денег. Так они и отправились из Москвы, пробыв там 14-ть недель и не имея свободного ни выхода, ни выезда.

В то время, как они вели переговоры по делам мирного договора с Великим Князем и настоятельно требовали крестного целования и утверждения, в Швецию явились Великокняжеские полномочные: Федор Борятинский (Fedro Boletinskoi), Осип Прончищев (Osipovv Pronzusovv), и Секретарь Богдан Кашкин (Kaskin), тоже за тем, чтобы просить у Короля утверждения мирного договора. 5-го Июня, 1617-го года, они имели пышный и торжественный въезд в Стокгольм: по обеим сторонам улицы были поставлены воины, плотно друг к другу, в полном вооружении; послы должны были проходить между ними до самой [339] квартиры; палили из множества больших пушек, а воины стреляли из ружей.

20-го Июня несколько сот Дворян проводили их на красивых лошадях в замок; там принимал их Король, а 28-го числа, в присутствии всех их, Король в городской церкви публично утвердил и скрепил клятвою Столбовский мирный договор между Его Величеством и Великим Князем, для полного соблюдения этого договора. При том происходило следующее торжественное шествие:

Сначала по обе стороны улицы были поставлены несколько полков воинов, как это было и прежде при входе послов; между рядами их, назначенные для того Дворяне, провожали во Дворец посланников, а оттуда, после приветствия Его Величеству, шествие направилось к церкви в следующем порядке:

Сначала ехали верхом два Маршалка, Господин Филипп Шединг, потомственный владелец в Скви и Кунде и Государственный Советник, и Господин Клаусс Горн, потомственный владелец в Канкасе и Государственный Советник; впереди их ехали трубачи, а позади 100 Дворян, по двое друг за другом.

После того шли пешком, также по двое, Господа Государственные Советники, за ними Его Княжеская Милость, Герцог Курляндский Вильгельм, после него Государственные Советники тоже пешком, а потом опять ехали верхом Его Княжеская Милость Карл Филипп, Герцог Зюдерманладский, Нерикский и Вермсландский, брат Его Королевского Величества, за ним тоже верхом три Русские посланника, а за ними следующие четыре Государственные Советника с Королевскими регалиями и знаками верховной власти, пешком.

Государственный Канцлер с державою, Господин Аксель Оксенштиерна, Барон Кимита, владелец Фигольма и Тидена, Дворянин.

Государственный Адмирал со скипетром, Господин Горге Гильденштерн, Барон Биркезундт и Фегельвик, Дворянин. [340]

Государственный Маршал и Главнокомандующий с мечом, Господин Яков Де ла Гарди, Граф Леккё, Барон Экгольм, владелец в Колке, Киде и Рунзе, Дворянин.

Государственный Главный Стольник с короною, Господин Магнус Брак, Граф Визинбург, Барон Ридбогальмский и Аксгальмский, Дворянин.

Потом явился Его Королевское Величество с большою знатною свитою, а за ним следовали Секретари и Камергеры.

Шедшие впереди Дворяне стали по обеим сторон церковного входа, в приличном порядке друг возле друга, до внутренних хор, так что это торжественное шествие проходило между ними.

Эти хоры были чрезвычайно нарядно убраны коврами, вытканными с золотом и серебром, а пол по всему церковному переходу устлан красивым кармазинного цвета сукном.

У самой нижней ступени алтаря поставлен обитый серебром стол, на котором Господа Государственные Советники положили корону и другие Королевские регалии; на этой же стороне поставлено было несколько богато убранных стульев рядом.

Первый сел Король, напротив его Русские посланники, возле него стали их Княжеские Милости: Герцог Карл Филипп и Герцог Курляндский Вильгельм.

Господа Государственные Советники стали в порядке по обеим сторонам хор; сидели также Архиепископ Упсальский, Доктор Петр Кениц, и Епископ Выборгский Магнус Олай Элимей.

После приятной музыки на органах и разных инструментах, исполненной гармонично, слушали прекрасную речь Архиепископа Упсальского о мире и его свойствах. По окончании ее, Государственный Стольник встал и возложил на Короля корону, а Государственные Советники окружили Его Величество.

Потом Государственный Канцлер сказал Русским послам следующие слова: «Его Королевское Величество желает [341] соблюдать все, постановленное в мирном договоре, и скрепить его клятвою».

Когда Канцлер во всеуслышание прочитал договор, Король с посланниками встал и положил палец на Библию, сказав: «Все это мы действительно исполним». Он приложил руку к грамоте и запечатал ее Государственною печатью; Государственный Канцлер вручил ее послам, и потом все опять заняли свои места. Пели: «Тебе Бога хвалим», а за тем последовала опять музыка на органе и на других инструментах, после чего играли на трубах и литаврах, палили из пушек, воины салютовали троекратным залпом из ружей, и потом все шествие в назначенном порядке возвратилось в Королевский замок. По приходе туда, послы отведены были с прежним торжеством на квартиру, где прекрасно и по Королевски угощали их разными кушаньями и напитками.

Перед отъездом Его Величество пожаловал в дар послам и товарищам их прекрасных лошадей, в седлах и с уздами, с серебряною отделкою, несколько драгоценных позолоченных подносов и кубков, прекрасного и дорогого сукна, бархата, атласа и дамаста. После того с некоторыми Дворянами они отвезены были на Королевских, хорошо снаряженных, военных кораблях в Выборг, и потом провожаемы были дальше с приличною почестию к границе.

Таким образом коротко рассказали мы обо всех Русских Великих Князьях, властвовавших в России со времен трех братьев, Синеуса, Трувора и Рюрика, до ныне царствующего Великого Князя, Михаила Федоровича, и множестве происходивших несогласий, раздоров, войн и враждебных действий в России между Шведами, Поляками и Русскими, вместе с тем и об условиях вечного мира, торжественно заключенного между Шведским и Московским Государями с разными процессиями и церемониями.

(пер. А. Шемякина)
Текст воспроизведен по изданию: История о великом княжестве Московском, происхождении великих русских князей, произведенных там тремя Лжедмитриями, и о московских законах, нравах, правлении, вере и обрядах, которую собрал, описал и обнародовал Петр Петрей де Эрлезунда // Чтения в императорском обществе истории и древностей Российских, № 3. 1866

© текст - Шемякин А. 1866
© сетевая версия - Тhietmar. 2024
© OCR - Иванов А. 2024
© дизайн - Войтехович А. 2001
© ЧОИДР. 1866

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info