ИСТОРИЯ О ВЕЛИКОМ КНЯЖЕСТВЕ МОСКОВСКОМ,

ПРОИСХОЖДЕНИИ ВЕЛИКИХ РУССКИХ КНЯЗЕЙ,

НЕДАВНИХ СМУТАХ, ПРОИЗВЕДЕННЫХ ТАМ ТРЕМЯ ЛЖЕДИМИТРИЯМИ,

И О МОСКОВСКИХ ЗАКОНАХ, НРАВАХ, ПРАВЛЕНИИ, ВЕРЕ И ОБРЯДАХ,

КОТОРУЮ СОБРАЛ, ОПИСАЛ И ОБНАРОДОВАЛ

В ЛЕЙПЦИГЕ 1620 ГОДА.

=================================================================

Представляя вниманию публики сочинение Петрея, считаю необходимым сказать о нем несколько слов. Первое, что, вероятно, удивит в нем читателей, это его беспрестанные ошибки, как в Русской истории, так и Географии: просвещенные почитатели Русской старины, на которых преимущественно рассчитывал переводчик, наверное, извинят автора иностранца и сами исправят его промахи; переводчик исправлял в выносках только самые резкие.

Далее встретят в нем много знакомого из Буссова, а особливо из Бера, на которого иногда прямо ссылается и сам Петрей. Писатели XVI-го столетия и раньше вовсе не чинились с чужими произведениями, и брали из них полной рукой, ни мало не стесняясь нашими строгими понятиями о литературной собственности.

«Все наше, все себе берем» — было их правилом.

Совсем тем переводчик позволяет себе надеяться, что Петрей в Русском переводе напомнит любителям Русской старины многие, весьма любопытные, вещи. Проживая в России в разные времена и имея много знакомых между Русскими, Петрей слышал от них, и потом передал бумаге, их собственные сказания про Царя Ивана Васильевича IV-го, дела которого описывает с особенною подробностью. Таким образом он передает нам самое важное — взгляд самих Русских на [II] образ действия их грозного Царя. Кроме того, его повествование едва ли не единственный источник для истории третьего Самозванца, к которому Петрей был посылам Карлом IX.

Для подтверждения, приведу мнение о нем покойного Аделунга: «Петрей, говорит он, по справедливости почитается одним из замечательнейших по содержанию писателей касательно древнейшей истории и учреждений Русских, тем более, что он сам в различное время многие годы непрерывно провел в России, и здесь жил в таком положении, которое доставляло ему в собрании наблюдений и известий более удобства, нежели другим Особенно важны известия, им сообщаемые, относительно истории Великого Князя Бориса и Лжедимитрия: тут он многое мог говорить, как очевидец, а также об образе жизни, нравах и привычках Русских того времени. Впрочем, не подвержено сомнению и то, что он, именно при рассказе о событиях вышеозначенной поры, не только пользовался рукописным сочинением Конрада Буссова, своего современника и сослуживца, но и не в одном месте выписывает из этого сочинения целые страницы, и, что особенно неприятно, ни разу не упоминает об источнике своих выписок. В отношении к Северной Истории и Географии, особенно Северных областей России, следует он главным образом старику Герберштейну, и не только повторяет за ним на веру ошибки, очень простительные у последнего, но и нередко умножает их число, в следствие национальных предрассудков и недостаточного знания Русского языка. Однако же, не смотря на все это, сочинение Петрея, как мы выше сказали, есть одно из замечательнейших...» (Древнейшие путешествия иностранцев по России, соч. Аделунга, перев. А. С. Клеванова, в «Чтениях» 1863 года, кн. 3, стр. 145.) [III]

В предисловии Петрей сам сознается, что он не очень-то силен в Немецком языке, с которого сделан настоящий перевод. Это одно уж указывает, какие затруднения представлялись переводчику, особливо в названиях разных предметов, принадлежащих Естественной Истории, промышленности, старинному Русскому быту. А на сколько он сумел одолеть эти затруднения, пусть решат сами читатели.

В подлиннике заглавие сочинения, по обычаю того времени, очень длинно: переводчик извлек из него только существенное для своего перевода, а для желающих знать и оное, предлагает здесь его вполне:

«История и сказание

о Великом Княжестве Московском, с его прекрасными плодоносными областями и Княжествами, крепостями, укреплениями, городами, местечками, изобильными рыбою водами, реками, речками и озерами.

И о происхождении Великих Русских Князей, их княжении, власти, великолепии и славе, многоразличных войнах, внутренних междоусобиях, до соединения этой Русской страны в одну Монархию.

О недавних там беспокойствах и смутах, произведенных тремя ложными Димитриями, о заключении мирного договора между знаменитым Шведским Королем и ныне владеющим Великим Князем, о торжественных при утверждении этого договора шествиях Королевских послов в городе Москве и Великокняжеских Русских посланников в Королевском городе Стокгольме, также о Московских законах, постановлениях, нравах, обычаях, жизни, управлении, военном деле, о свойстве Московской Веры и Богослужебных обрядах, в [IV] кратком и ясном повествовании собрал, описал и обнародовал Петр Петрей де Эрлезунда.

В Лейпциге. 1620 года».

Наконец, переводчиком опущены разные восхваления на Латинском языке Петрея и его произведения, числом 8-м, помещенные между предисловием и началом самого сочинения.

А. Шемякин.

8-го Ноября,
1865 года.
Владимир на Клязьме.

СВЕТЛЕЙШЕМУ, ВЫСОКОРОДНОМУ, КНЯЗЮ И ГОСУДАРЮ, ГОСПОДИНУ

ГЕРЦОГУ САКСОНСКОМУ, ЮЛИХСКОМУ, КЛЕВСКОМУ И БЕРГСКОМУ, СВЯЩЕННОЙ РИМСКОЙ ИМПЕРИИ АРХИМАРШАЛУ И КУРФИРСТУ, ЛАНДГРАФУ ТЮРИНГЕНСКОМУ, МАРКГРАФУ МЕЙСЕНСКОМУ, БУРГГРАФУ МАГДЕБУРГСКОМУ, ГРАФУ МАРКСКОМУ И РИВЕНСБУРГСКОМУ, ГОСУДАРЮ РАВЕНШТЕЙНСКОМУ И ДРУГИХ,

СВЕТЛЕЙШЕМУ, ВЫСОКОПОЧТЕННЕЙШЕМУ, ВЫСОКОРОДНОМУ КНЯЗЮ И ГОСУДАРЮ, ГОСПОДИНУ

ЧАСТНОМУ ПРАВИТЕЛЮ ПРИМАТСТВА И АРХИЕПИСКОПСТВА МАГДЕБУРГСКОГО, КОАДЪЮТОРУ ЕПИСКОПСТВА ГАЛБЕРШТАДТСКОГО, МАРКГРАФУ БРАНДЕНБУРГСКОМУ, ГЕРЦОГУ ШТЕТИНСКОМУ, ПОМОРСКОМУ, КАШУБСКОМУ И ВЕНДСКОМУ В ПРУССИИ, ГЕРЦОГУ КРОСНОВСКОМУ И ЕГЕРНДОРФСКОМУ В СИЛЕЗИИ, БУРГГРАФУ НИРЕНБЕРГСКОМУ, КНЯЗЮ РЮГЕНСКОМУ И ДРУГИХ,

также Светлейшему, Высокородному, Князю и Государю, Господину

ГЕРЦОГУ ЛИВОНСКОМУ, КУРОНСКОМУ И СЕМИГАЛЬСКОМУ,

Моим всемилостивейшим и благосклонным Государям. [VII]

Светлейшие, Высокородные Господа, Милостивейшие Государи!

Читаем в 10-й главе книги Сираха, что «царство от языка в язык проводится ради неправды и досаждения и имений льстивых» (X, 8). Это согласно и с Св. Пророком Давидом, который говорит: «Да ведают живущие, что Всевышний имеет власть над Царствами людей, дает их, кому пожелает, поставляет на них и низшего». По справедливости, это дело Всевышнего не маловажно, если Он восстановляет и уничижает, возвышает и унижает такие сильные Царства, и в одно мгновение карает и смиряет всякую неправедную власть, как бы ни возносилась она высоко.

Замечательный пример тому в недавнее время достаточно исполнился для нас на Московском Государстве, в котором Государи и Великие Князья согрешили своею гордостью, честолюбием, междоусобием, жестокостью и сладострастием, и сколько ни считали себя непобедимыми, их Царство было, однако ж, разделено, ослабело, ввергнуто в самое крайнее несчастие и погибель ложными, самодельными Димитриями; некоторые его области, города и крепости достались иноземным Государям, много невинных душ погибло при великом неустройстве, и все это не прежде успокоилось и прекратилось, пока не последовало спасительного замирения, о чем во всей полноте и подробности можно узнать из этой летописи.

Высоко ученые люди написали много томов и книг, больших и малых рассуждений, о разных землях, Княжествах и Государствах мира, также об их нравах, обычаях, войнах, враждах. духовных и светских обрядах: эти люди изъездили все земли и места, чтобы иметь возможность передать о них верные и полные [VIII] сведения. Но только немногие из них написали что ни будь о Великом Княжестве Московском и его народах (не смотря на сильное желание и всевозможное усердие к этому делу), кроме только кое-каких записок о том посланников некоторых высоких особ (описывавших, однако ж, только то, что они видели и слышали в провожавших их Русских). Причиною же того, что Русская земля и ее области, с их нравами, обычаями и историею, оставались неизвестными и как бы покрытыми мраком — тамошний закон и обычай, по которому ни одному чужеземцу (кроме послов) не дозволяется ездить в эту страну и путешествовать по ней, как водится в других краях: попадавший туда должен был оставаться навсегда в тамошней службе; если же бы ему захотелось выехать из нее, его наказывали ужаснее убийцы, разбойника и преступника против Величества. От того-то эта страна, большею частию, и неизвестна, что сами жители ее невежественны, грубый и варварский народ, иностранным языкам не учатся, а только свой считают первым и самым приятным в свете, и никого не допускают любопытствовать о своих делах и поступках. Но я по какай-то судьбе попал в их области, не только 4 года выжил у них и находился на службе Великого Князя, но, кроме того, Светлейший и Державнейший Король, блаженной памяти Карл IX и, сын Его Величества, Густав Адольф, ныне царствующий Король Шведский, Готский и Вендский, Великий Князь Финляндский, Герцог Эстляндский и Карельский, обладатель Ингерманландский и мой всемилостивейший Король и Государь, несколько раз посылали меня по весьма важным делам к Великому Князю, также и к Шведскому Его Величества войску. В этом дальнем, не без смертельной опасности для меня, путешествии я тщательно наблюдал и описывал их веру и богослужебные обряды, правление, гражданское устройство, также все их нравы, обычаи, занятия, ремесла и [IX] торговлю, военные способы, равно изобилие страны в хлебе, скоте, диких зверях, птицах и рыбах, прекрасные, текущие по ней, реки, ручьи и ключи, веселые леса и рощи, с растущими в них разными деревьями, душистыми лугами и полями, населенные города и местечки, сильные крепости и укрепления, недавно миновавшиеся войны и битвы между Шведами, Поляками и Русскими. Я положил себе вносить в эту летопись только то, что видел своими глазами, убедился в его справедливости, узнал по собственному опыту, а частию услышал и сведал от достойных вероятия людей.

Сперва я написал и напечатал это сочинение на своем родном языке для моих земляков и вовсе не имел мысли обнародовать его на другом языке; однако ж, по неоднократным просьбам и убеждениям иностранцев знатного и низшего сословия, я принужден был, для общей пользы, напечатать это Московское произведение и по Немецки, не в видах больших похвал (по тому что я не слишком силен в Немецком языке), а только с тем, чтобы из вежливости исполнить многократные просьбы и настояния. По тому и надеюсь, что лица высшего и низшего сословия, ученые и неученые, не станут негодовать на мой труд, о чем и обращаюсь к ним с моею покорною и усерднейшею просьбою, а напротив найдут его приятным для себя и угодным. Везде по всему свету носится молва, что Ваша Курфиршеская Милость и Ваши Княжеские Милости питаете большую привязанность и сочувствие к таким историческим известиям и трудам.

По тому и желаю всеподданнейше посвятить, представить и поднести, мою летопись, преимущественно пред всеми другими, Вам, моим милостивейшим Курфирсту [и] Государям, во первых, по тому, что мне и моим землякам известно и очевидно, что в землях, городах, [X] Курфиршестве и Княжествах Ваших Княжеских Милостей изучается, проповедуется и распространяется Слово Божие в чистом, ясном и несложном виде. Во вторых, что Ваша Курфиршеская и Ваши Княжеские Милости всегда оказывали благосклонность к моему народу разнообразными благодеяниями, щедротами и благоволениями, да и ныне изъявляете ее. В третьих, по тому, что Вы не только любители, Меценаты и покровители всяких доблестей, но и имеете особенную привязанность, сочувствие и вкус к чтению разных повествований и чужеземных истории. В четвертых, по тому, что в землях Вашей Курфиршеской и Ваших Княжеских Милостей мне не только благосклонно разрешено обнародовать эту историю, но и без моего желания и ведома всемилостивейше позволено напечатать ее. Наконец, я позволяю себе всеподданнейше заявить тем мое достодолжное уважение к Вашей Курфиршеской и Вашим Княжеским Милостям, всепокорнейше и нижайше прося Вашу Курфиршескую и Ваши Княжеские Милости, чтобы Вы соблаговолили милостиво принять меня и мои Московские известия под Ваше покровительство и защиту и навсегда остались для меня милостивыми Курфирстом и Государями.

Поручаю себя высочайшему покровительству и защите Вашей Курфиршеской и Ваших Княжеских Милостей, также Ваших любезных Супруг и юных Принцев, при долголетнем Вашем и всех их здоровье и благополучном правлении.

Вашей Курфиршеской и Ваших Княжеских Милостей всенижайший и всепокорнейший

Петр Петрей. [XI]

ПРЕДИСЛОВИЕ

к истории Московского Государства, изданной славным мужем Петром Петреем.

До сих пор не много нашлось людей, которые написали бы что ни будь достойное Исторической публики о Москве, самой цветущей части Европейской Сарматии, изображаемой на географических картах обширнейшим пространством земли от Балтийского или Финского моря до Каспийского, а между тем Московский народ многочислен, велико его царство и славны веденные им войны. По тому что существуют только кое-какие отрывки подробнейшей Истории, написанной одним знаменитым Бароном Герберштейном о Великих Князьях и народе Московском, его нравах, вере, значительных городах, качестве почвы и о другом, достойном знания; — также Врачом Матвеем Меховским и Павлом Иовием (которого есть прекрасная, очень ученая книжка об опасностях посольства к Москвитянам) и несколькими другими. Да и нельзя ожидать какой ни будь подробнейшей истории в этом роде, так как всякие просвещенные знания из Московии изгнаны, а приезжим туда из чужих краев не дается ни власти, ни дозволения свободно объезжать Московские области, или наблюдать разные другие предметы, необходимые для сочинения верной истории. При таком положении дел, знаменитый муж, мы по справедливости одобряем и делаем известным твое необыкновенное трудолюбие и старание, заявляемые вышедшим ныне в свет прекрасным твоим произведением о Великом Княжестве Московском, о лучших его областях, укрепленных местах, городах, крепостях, реках, болотах, очень приятных озерах, о Великих Русских Князьях, их происхождении, могуществе, значении; далее о многих весьма жестоких войнах и о мире, ныне [XII] торжественно заключенном между соседними, очень воинственными народами; потом о жизни, нравах, учреждениях, вере Москвитян, и о прочем, принадлежащем по чему либо к верной истории многочисленнейшего народа. Обширность самого предмета и чрезвычайное разнообразие описанных происшествий уже достаточно показывают, сколько предстояло тебе труда и препятствий. Всего же более благосклонное счастие поблагоприятствовало твоему предприятию, так как привелось тебе пожить в том краю, свободно разъезжать по его обширным областям, видеть каждую из них и сообщить сведения о каждой отдельно, которые и передашь потомству об этом народе в историческом виде, то есть, с полною откровенностью.

По этой, или исключительно по этой одной, причине, теперешнее твое произведение легко станет выше всяких других сочинений, написанных о Москвитянах, по тому что многие передавали бумаге не собственные наблюдения и обозрения, а слухи и рассказы. А как часто искажается истина при таком способе изложения истории, тому может служить примером уже одна история Плиния, большая часть которой, составленная на веру, заключает в себе, вместе с чрезвычайно хорошими вещами, иногда и странные нелепости и явные басни.

Но хоть ты сделал славное дело, объяснил Московию, я, однако же, желал бы, чтобы ты имел возможность присоединить к ней еще историю других соседних народов, особливо по тому, что у тебя нет недостатка в необходимых средствах для такого труда. Убеждаю тебя нашею дружбой принять на себя эту обязанность и труд для общей пользы, и от души желаю тебе здоровья и всякого благополучия.

Прощай, и с особенным уважением поклонись от меня почтенному послу Светлейшего Короля, Г. Яну Рутгерсу, которого превосходные сведения в свободных науках и чрезвычайную приветливость недавно испытали мы за роскошным столом.

Твой И. Фридрих,

Профессор языков и истории.

Лейпциг.

11-го Апреля, 1620 г.

=================================================================

ПОДЛИННОЕ И ПОДРОБНОЕ ОПИСАНИЕ ВЕЛИКОГО КНЯЖЕСТВА РОССИИ, В КОТОРОМ ЯСНО ОПИСЫВАЮТСЯ ГЛАВНЕЙШИЕ КНЯЖЕСТВА, ОБЛАСТИ, КРЕПОСТИ, ЗАМКИ, ГОРОДА, МЕСТЕЧКИ, ВОДЫ, ОЗЕРА, РЕКИ И РУЧЬИ, ТАКЖЕ, С КАКИМИ РОССИЯ ГРАНИЧИТ ЗЕМЛЯМИ И ГОСУДАРСТВАМИ, И ОТКУДА ПОЛУЧИЛА СВОЕ НАЗВАНИЕ.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

Следуя по стопам древних писателей, Трога Помпея, Аппиана Александрийского, Юлия Цезаря и других, им подобных, я намерен, в коротких словах, рассказать о земле Москвитян или Русских, местности ее и положении, о Государях и Великих Князьях, в ней правивших, начиная с трех Князей, Рюрика, Синеуса и Трувора, надобно полагать, родных братьев, родом из Пруссии, господствовавших в России в 752 году по Р. Х., до ныне царствующего Великого Князя Михаила Федоровича, избранного Москвичами в 1613 году. Сначала опишу я землю Московскую, с ее главнейшими городами, крепостями, областями, озерами, реками и речками, а потом, так же коротко и в строгой последовательности, предложу об ее Царях и Великих Князьях, сколько их владело и правило ею, по известиям подлинным Русских и других иноземных летописей.

Россия к северу и востоку граничит с Швециею и Финляндиею, и есть Володимирия (Wolodimeria), в старину первое [2] княжество, бывшее в титуле Великих Князей и лежащее в 226-ти милях от Выборга. Княжество, крепость и город называются так по имени Великого Князя, Володимира, который основал его в 928 году между двумя славными и далеко текущими реками, Волгою и Окою. Этот Князь прежде был Государем в Новгороде, умертвил своих братьев и взял вооруженною рукою Киев; город же Володимир был местом жительства Русских Великих Князей и средою главного управления до времен Даниила Михайловича (То есть, Ивана Даниловича Калиты, а Даниил — отец его, да и не Михайлович, а Александрович, сын Александра Невского, умерший в 1303 году.), перенесшего оттуда столицу в Москву.

Область Володимирская — очень красивая, плодоносная страна, изобилует воском, салом, скотом, пчелами, рыбой и хлебом, так что иногда от одной бочки семян земля дает 12, 16, 18, а в иную пору и 20 бочек зерна.

Москву сделал Великокняжеским местопребыванием и столицей Великий Князь Даниил Михайлович (Danilovv Michaelovvitz); она лежит почти в самой средине страны, во 190 милях от Выборга, прежде была она не что иное, как деревня, принадлежавшая семейству Тахмаковых (Tachmakow). Но как эта деревня лежала на реке Москве, то и город, и крепость, и страна получили от этой реки свое имя; а люди, жившие в окрестности, также и другие, пришедшие жить туда, стали называться Москвитянами. Это Княжество — вторая область в титуле Великих Князей. На самом высоком месте, посреди города, построена четвероугольная крепость из кирпичей и извести; у Русских называется она иначе (Kremelina) и ограждена глубоким рвом и крепкою стеною; возле нее протекает речка Москва посреди города и в шести милях за Можайском (Mosaiskovv) (Очевидное смешение города и расстояния.) впадает в реку Оку. С четверть мили пути от города к востоку течет другая река, по имени Яуза (Jagusa) и протекает городом отчасти к северу, отчасти к востоку; на ней много водяных мельниц, сначала введенных сюда и построенных иностранцами; она впадает в речку Москву. С севера к востоку течет в Москву, возле [3] крепости, другая речка, по имени Неглинная (Neglina), вытекающая из одного болота невдалеке от города; она проходить подле крепостной стены, наполняет водою тамошний ров, а потом течет городом в реку Москву. При устье реки Неглинной тоже построена возле крепости прекрасная мельница.

К югу от города вырыт глубокий ров, в котором Великий Князь обыкновенно держит львов, чтобы всякой, кому только угодно, мог смотреть их. У рва построена крепкая стена, в 10 футов толщины, со множеством бойниц и башен; между каждою башнею бастион, тоже с бойницами, да и везде по стене до самой земли внизу поделаны отверстия, чтобы солдаты и военные люди могли стоять там и обороняться длинными пиками, копьями, каменьями и другим оружием, употребляемым при нападениях, приступах и покорении городов. Ниже этой укрепленной стены построена еще другая, где находится множество больших пушек, таранов и разной величины мортир.

Посреди крепости дворец Великого Князя, построенный из обожженных кирпичей по Итальянскому образцу. Рядом с этим дворцом живут Патриарх, некоторые знатные люди и дворяне, толпы монахов, попов и звонарей. На ружейный выстрел от Великокняжеского дворца, на большой и широкой площади, висит чрезвычайно большой колокол, весом в 336 центнеров, вылитый еще при жизни Бориса Годунова, по приказанию этого Государя; звонят в него в большие праздники, также когда приедут из чужих краев послы и будут допущены к Великому Князю.

В крепости два значительных монастыря: мужской и женский, с 5-ю церквами, построенными из обожженного кирпича: я видел их своими глазами, сам и считал. Самая главная — Святые Троицы (Trinitatis), другая — Девы Марии (Mariae Virgiais), третья Великокняжеская церковь, по тому что в ней гробницы всех Великих Князей (И здесь спутано.), четвертая Михаила Архангела, пятая Св. Николая: все они выстроены красиво и искусно, обиты листовым железом и позолочены хорошим золотом. [4]

Эта столица Москва разделяется на три части: первая называется на их языке Китай город (Kitaigorot) и обнесена толстою и крепкою стеною. В этой части города находится чрезвычайно красивой постройки церковь, крытая светлыми блестящи камнями и называемая Иерусалимом. К этой церкви ежегодно в Вербное Воскресенье Великий Князь должен водить осла, на котором едет из крепости Патриарх, от церкви Девы Марии до церкви Иерусалима, стоящей перед крепостью (На оборот, от первой церкви к последней.). Тут же живут самые знатные княжеские, дворянские и купеческие семейства. Там же и главный рынок Москвитян и торговая площадь, выстроенная из кирпичей, в виде четвероугольника, на каждой стороне которого 20 улиц, где купцы имеют свои лавки, погребки и лавочки.

На каждой улице встречаются особенные и разные товары, так что на одной из них совсем не те, какие на других. На одной можно покупать разные пряности, благовония; на друзой разное сукно и полотно всяких цветов и красок, какие только можно назвать; на третьей разного рода бархат, камка, атлас и шелк; на четвертой серебряные и золотые вещи; на пятой жемчуг, драгоценные вещи и разные украшения, золотые и серебряные; на шестой их идолопоклонство (Мир праху твоему! — Мы не обижаемся.), кресты и образа; на седьмой узорчатые, шитые шелками, сапоги и башмаки; на осьмой драгоценные ткани, тесьма, рубашки, вышитые золотом, серебром и шелком, как женские, так и мужские; на девятой сабли, ружья, порох и дробь; на десятой разные узды и все принадлежности конного войска; на одиннадцатой разное готовое платье, суконное, полотняное и шелковое; на двенадцатой различные съестные припасы, начиная с рыбы и мяса; также точно и дальше, так что на всякой улице особенный товар.

Невдалеке от этой торговой площади, у Великого Князя своя оружейная, в которой можно видеть разную военную утварь (munition), также большие и малые пушки.

Другая часть этой столицы называется Большой город (Bolsoigorodt) или Скородом (Skorodom): она обнесена крепкими [5] каменными стенами в 6 аршин толщины, с укреплением наверху, четвероугольною башнею и раскатом (бастионом); на них стоят пушки, употребляемые при нападении неприятеля. Между каждою башнею 500 шагов. Там же, при реке Неглинной, протекающей городом, находится Великокняжеская литейная, где льют пушки и колокола. Везде также встречаются рынки лошадей, скота, зелени, хлебные магазины, мучные и мясные лавки. Там живут также знать, купцы, попы, главные стрелки из Великокняжеских телохранителей; их больше 10 тысяч, и все отборные, высокие и сильные молодцы.

Третья часть или округ этого города Москвы называется Стрелецкий город (Streletzagorodt) или Норбат (Norbat), с сильным деревянным укреплением, три сажени в объеме, наполненном каменьями, глиною, песком и землею: оно круглое, с высокими башнями, на которые привозят пушки, когда приближается неприятель. Между каждою башнею 50 шагов, которые измерял я своими ногами.

Здесь также живет до 10 тысяч стрельцов из Великокняжеских телохранителей, также разные ремесленники и простой народ.

Некоторые пишут, что Москва имеет 9-ть Немецких миль в окружности, а другие пять, но это может быть было прежде, пока еще не сожег ее Крымский Татарин в 1571 году; по словам и свидетельству самих Москвитян, город был гораздо больше. Но теперь он не более 3-х миль в окружности; в этом могу я сослаться на многих правдивых людей, из туземцев и иностранцев, бывавших там в эти годы и видевших город в самом цветущем его состоянии. Полагают, и это слышал я также и от знатных Русских, что в городе было до 4-16 тысяч дворов, хороших и плохих. Церквей, монастырей и часовен внутри и вне города до 4500, однако ж ни одна не сравнится величиною с самою меньшею из Немецких церквей, по тому что можно принять за правду, что в иных церквах едва поместится 5, или 6, человек; не встречается также ни одной церкви, на которой не висело бы по крайней мере 4-х, или 5-ти, колоколов, на других даже 9, или [6] 12, смотря по величине церкви, так что, когда эти колокола назвонят все вместе, поднимется такой звон, что никак нельзя расслышать друг друга.

В городе встречаются также большие луга, порожние места, много деревьев и увеселительных садов, занимающих довольно места. Сам Великий Князь имеет три больших прекрасных сада, с разными деревьями и травами, и большой луг в городе, возле самого дворца, дающий ему каждый год до 600 возов сена. Везде большие и широкие улицы, так что могут ехать четыре телеги рядом. В дождик всюду бывает такая слякоть и грязь, что никому нельзя выйти без сапогов, от того-то большая часть их главных улиц имеют деревянную мостовую.

Домы строятся у них чрезвычайно высокие, деревянные, в две, или три, комнаты одна на другой. Тот считается самым знатным, пышным и большим тузом в городе, кто выстроит себе самые высокие хоромы в нем с крышкою над лестницею крыльца. Такие домы особенно стараются строить богатые дворяне и купцы, хотя внутри этих домов и не много найдется такого, чем можно бы было похвастать. Кровли опускают на обе стороны вниз и кроют древесной корою, снятою с берез и сосен, также и другим плохим материялом, а доски приколачивают железными гвоздями.

У небогатых и бедных в обыкновенном употреблении курные избы, точно также и у крестьян в деревнях; когда топятся эти избы, никому нельзя оставаться в них от дыма, все должны уходить оттуда до тех пор, пока не прогорит огонь, а тогда входят опять в избы, которые теплы и жарки, точно баня. А знатные и богатые кладут у себя в домах изразцовые печи; строят также на своих дворах каменные домики и склепы, где сохраняется от пожара их лучшее оружие, домашняя рухлядь, платье и разные товары: этому научились они только несколько лет назад у иностранцев, промышляющих в Москве и других городах ремеслами и торговлею. На дворах у них строятся также и другие покои, где живут и снят они в жаркое летнее время. У некоторых такие большие дворы, что на них могут поместиться 3, или 4, тысячи человек. [7]

Некоторые думают и пишут, что в России не растут ни плодовитые деревья, ни зелень: они грубо ошибаются и находятся в заблуждении, по тому что там не только разводятся разные деревья, но и сеются всякие семена, так что в России легче достать плодов, нежели в другом месте, каковы, на пример, яблоки, сливы, вишни, маленькие сливы, крыжовник, смородина, дыни, морковь, свекла, петрушка, хрен, редька, редиска, тыква, огурцы, серая и белая капуста, лук чеснок, шалфей, ноготки, разных цветов фиялки, мирра, гвоздика, исоп, майоран, тимьян, базилика, перец и другие подобные плоды, о которых не считаю необходимым здесь рассказывать.

Близ города Москвы лежит большая деревня, в которой до 700 крестьян и ремесленников: она называется Красное Село (Crasna cella); в четверти мили пути от нее, на реке Яузе, находится Немецкая Слобода, где живут иностранцы, построившие свою собственную деревянную церковь и отправляющие в ней свое богослужение; там есть и Лютеранские проповедники, учители и глашатаи чистого и неложного Слова Божия и совершающие Таинства в их истинном значении. В этой же церкви покоится знаменитый и высокородный Князь, Герцог Иоанн, родной брат Христиана IV, могущественнейшего Короля Датского, к великому сожалению, принявший блаженный покой во Христе в 1603 году в Москве.

В 12-ти милях от Москвы находится прекрасный и славный мужской монастырь, построенный из кирпича и называемый Троица (Trois): он имеет большие богатства и доходы и может ежегодно продовольствовать пищею и питьем 400 монахов с их прислугою и челядью. Два раза в год ездит в этот монастырь на богомолье Великий Князь со всеми своими придворными: в первый раз на Воскресенье Св. Троицы, в другой на Михайлов день (Michaelis): подъехав на полмили к монастырю, он выходит из коляски и идет со всею придворною челядью пешком до монастыря, в том мнении, что творит тем большую службу святому человеку, Сергию, чтобы он тем лучше и охотнее хранил его во всякой нужде, соблюдал от всякой беды и напасти, помогал ему счастливо царствовать и даровал долгую жизнь. [8]

От этого Сергия монастырь получил и свое плавание, хотя он называется также и монастырем Св. Троицы, по тому что Великий Князь каждый год в Троицыно Воскресенье должен ходить туда на богомолье, если не одержим болезнью и не занят войною, или другими нужными делами.

Русские говорят об этом Сергие, что он был высокий и видный мужчина, вел себя смело и богатырски на войне, творил много чудес, знамений и лежит еще свежий и нетленный, как будто только вчера, или третьего дня скончался, исцелял множество хромых и слепых, которые посещали его и прикасались к его телу. По тому-то и бывает там большое стечение народа со всей земли, как бывало в старину в Иерусалиме, да и ныне бывает у папистов. А я так думаю, что они получают там столько же помощи и утешения, сколько получали те, которые не призывали и не умоляли истинного помощника в нуждах, строго повелевшего чрез своего Св. Пророка Даниила призывать в скорби Его одного, по тому что Он говорит: «Призови меня во время скорби, и Я спасу тебя, а ты прославишь Меня» (Это говорит Лютеранин.).

Всякой раз, как приезжает туда Великий Князь и во всю его бытность там, монастырь должен снабжать его, со всеми придворными, кушаньем и напитками, а лошадей кормить овсом и сеном: монастырю легко это делать, по тому что все Великие Князья, также знатнейшие бояре и дворяне страны, жертвуют или завещают, ему при своей кончине много поместьев и крестьян, чтобы они оставались за ним на вечные времена; по этому-то монахи могут иметь изобильное содержание, но за то никогда не должны забывать молиться о душах завещателей и читать за них «Отче наш». Все проезжающие мимо монастыря богатые ли они, или бедные, знатные, или простого звания, горожане, или крестьяне, дворяне, или рабы, делают Святому подаяние, каждый по своим средствам, чтобы не случилось с ними какого несчастий в дороге. [9]

Польский полководец, Ян Сапега (Sapia), осаждал этот монастырь с несколькими тысячами человек, и ничего не мог сделать, а наконец был прогнан оттуда войском Шведского Короля.

Из всего этого можно видеть и понять обширность, крепость и населенность, также значение и важность, города Москвы, а по тому нельзя и не пожалеть, что здесь будем описывать его внезапное падение и жалкий конец. Димитрий Второй, навязавшийся стране в Великие Князья и наследные Государи, с Польскою помощию и силами, держал Москву два года в крепкой осаде: никто не мог ни выйти из города, ни войти в него. После того Москва освобождена была знаменитым и благородным Господином Яковом Де ла Гарди, Графом Лекским, Бароном Колькским и Рунзским, рыцарем верным, советником и главным полководцем его Королевского Величества и Шведского Государства: он принудил вооруженною рукою Поляков снять осаду, бросить ее и отступить, чтобы без всякой опасности и препятствий ему можно было войти в Москву со всем войском; там Великий Князь и его подданные высшего и низшего сословия сделали ему отличный и пышный прием, с большими почестями и уважением, роскошно угощали его кушаньями и напитками и щедро одарили подарками, за его отважные рыцарские подвиги и освобождение Москвы от долговременной осады.

Пока этот Генерал несколько недель отдыхал в Москве с подчиненным ему войском, Поляки опять оправились и, подкрепив себя несколькими тысячами разного народа, пошли к Москве снова со всеми своими силами и хорошо вооруженные. Узнав о том, Генерал тотчас же смело выступил из Москвы и встретил неприятеля у Клязьмы (Cleusma), в шести милях за городом Можайском (Mosaiskovv): бились с отвагой и мужеством, имели сильные схватки, так что пало много храбрых; когда же некоторые конные и пешие полки на Шведской стороне заметили, что Москвитяне не хотят сражаться мужественно и ни сколько не подкрепляют Шведов, их взяла досада: несколько полков из Шотландцев, Французов и Немцев тотчас же, не подумав хорошенько, перебежали на Польскую сторону (о чем скажем дальше, во 2-й главе о Великом Князе); Русские пришли [10] от того в ужас, трусливо обратились в бегство, бросили Шведов и бежали в Москву: это было на день Св. Иоанна Крестителя в 1610 году.

После этой победы, одержанной Поляками, Де ла Гарди с малым, оставшимся у него, отрядом, еще дорожившим своею присягою, честью и правдой, пошел к городу Погрела (Pogrela), на Финской границе, подвергаясь на пути большим затруднениям и смертельной опасности, а Станислав Жолкевский (Solkousky), Польский вождь, пошел под Москву, со всем войском, которое опять получило подкрепление себе в Русских изменниках, Французах и Немцах, и снова сильно осадило Москву с одной стороны.

Кроме того, пришло еще известие из города Калуги, что Димитрий, не надеясь, или не полагаясь, на помощь и подкрепление себя от знатных Польских панов, тоже выступил в поле с своими Русскими, Поляками, Татарами и Козаками, силою взял Пафнутьевский монастырь, ограбил, перебил тамошних попов и монахов, также и пятьсот стрельцов, посланных туда из Москвы на выручку, и сожег монастырь. Москвитяне пришли в великий ужас, что, едва только избавившись от долговременной осады, они опять будут осаждены двумя сильными неприятелями: тогда восстали и взбунтовались против Великого Князя Шуйского три смельчака, по имени Захарий Ляпунов (Zacharias Lippenovv), Михаил Молчанов (Michael Molzanek) и Иван Ржевский (Iwan Resefski). Они тайно сговорились с Польскими вождями и были теперь настоящие Поляки в душе, по тому нагло и смело вышли вперед, громко кричали и вопили со слезами на глазах и жалобными движениями о бедствии и достойном сожаления положении их печального отечества: «Оно точно овчарня, терзаемая и опустошаемая волками, бедные Християне гибнут и умерщвляются жалкою смертью, нет никого, кто бы вступился за них, взял под свое управление, оборонил бы их. Всем им хорошо известно по опыту, что Великий Князь уже третий год как на царстве, и не имеет ни счастья, ни благословения, или победы, и все по тому, что тайными, хитрыми и плутовскими, проделками прокрался на царство. Сколько сотен тысяч старых и молодых, дворян и недворян, [11] мущин и женщин, перешло из за него от жизни к смерти! Кровопролитию и конца не будет, пока правление останется в его руках. Когда он или его братья вступали в бой, или в схватку, их всегда побеждали, а от того и страна приведена к погибели, и подданные погибали. Военному положению никогда и не кончиться, пока он будет на царстве. А чтобы ожидать постоянного мира, всем быть единодушными и готовыми помогать и содействовать общей пользе и благу отечества, для того надобно свести с царства Великого Князя с его братьями, и всем сообща, с согласия всех сословий, духовных и светских, выбрать и поставить другого Великого Князя».

Такая речь не была не по мысли всем подданным: они громко закричали, что совет хорош и надобно сейчас же его исполнить. После того выше названные дворяне велели решительно всему народу бежать ко дворцу, вытребовать, или вызвать, оттуда бояр и открыть им свое намерение. Это тотчас же исполнено, и хотя не понравилось некоторым высоким Князьям, боярам, попам и купцам, однако ж они не противились. Тогда народ, в числе нескольких тысяч, поспешно вбежал в Великокняжеские покои, захватил регалии, спрятал их в особенном месте, перевел Великого Князя из его пышной комнаты во дворце на прежний его двор, выстриг ему лысину, надел на него клобук и сделал Князя отвратительным монахом, против всякого его желания.

На другой день три главные мятежника назначили собраться за городом, с неосажденной стороны, всем сословиям, духовным и светским, для совещания о том, кто бы способен был в Великие Князья из больших бояр и Князей страны. Меж тем как они спорили о том между собою, несколько человек вышли вперед и сказали: «В высшем и сильном сословии Князей страны, из которого надобно выбирать Великого Князя, нет никого, кто бы мог похвалиться, что он способнее других; все они одного поля ягода, все равны между собою саном, родом и мужеством; если выберем себе в Великие Князья кого ни будь из них, его тотчас же не взлюбят другие, станут ненавидеть и тайно гнать. Никто не [12] станет слушаться своего ровни и быть у него в подчинении, не то что уступать ему и сгибаться перед ним.

А по тому и подумаем, не будет ли полезнее и благотворнее для всего отечества выбрать неизвестного нам иноземного Государя, который, как высокородный Князь по отцу и по матери и не имеет себе равного в нашей земле, тому по праву мы всегда будем покорны.

В славной Римской Империи много храбрых Князей и господ, которые довольно способны на то, чтобы помочь нам и нашему Царству; однако ж изо всех соседних Государей нет пригоднее для нас никого такого, кто бы лучше походил на нас по языку, нравам, обычаям и платью, кроме сына Польского Короля, Князя Владислава, очень смелого и чистых нравов героя, Королевского сына по отцу и но матери. Если со всем смирением вручим ему наше Царство и землю, то будем иметь мир, согласие и спокойствие; если же выберем не его, а другого, всегда будут у нас беспокойства, несогласия и ссоры, и никогда не перестанет литься невинная Християнская кровь.

А что касается Димитрия, Богу и всем известно, что это плут, вор, прельститель и обманщик, бывший учителем в Белоруссии: ему следует не венец и скипетр, а виселица да колесо. Если все Государственные сословия дадут на то свое согласие и соизволение, мы хорошенько обдумаем, на каком уговоре или условии давать ему (Владиславу) присягу, как нашему Великому Князю, а именно, чтобы он оставил нас пользоваться всеми обыкновенными нашими льготами, соблюдал и охранял все обычаи и важность наших уставов и обрядов, нас и нашу Греческую веру, никого бы не приневоливал принимать другую, чужеземную, подданных не обременял и не притеснял новыми налогами и податями, а оставил бы все, как было при прежних Великих Князьях.

Что бы здесь ни надумали и ни положили Господа Чины, мы надеемся и желаем, что они сперва объяснятся с нами об этом». Тогда все закричали в один голос так, что раздалось по воздуху, что это мнение хорошо и надо исполнить его, чем скорее, тем лучше. Потом все пошли в город, в [13] полном дружеском согласии, тотчас же заключили перемирие с Поляками, осаждавшими с одной стороны Москву, и отправили своих послов под Смоленск, к Польскому Королю, Сигизмунду, с покорнейшею просьбою, ради Бога вступиться за их землю и пожаловать им в Великие Князья и Государи своего высокородного сына, Князя Владислава, на вышепомянутых условиях. Король дал добрый ответ послам и отпустил их, а вместе с тем послал гонца к стоявшему под Москвою полководцу Жолкевскому, с приказанием и полномочием вести по этому делу переговоры с Москвитянами, как он сам найдет лучше и благоразумнее, и привести его к концу: что он ни сделает в этом случае, поклянется ли в чем, даст обещание, или согласится на что, все это будет иметь тот же вес и ту же силу, как бы сделал и поклялся сам Король, кроме только двух статей: во 1-х, чтобы Русские никак не надеялись что его сын обратится и перейдет в их веру; во 2-х, он должен иметь Польский Двор и принимать в службу, кого ему угодно, по тому что одним Русским Король не хочет вверить своего сына. Впрочем, Русским останутся и будут сохраняемы их Вера, обыкновенные их нравы, старинные обычаи и права; при сыне его они, может быть, прийдут в лучшее и цветущее положены, нежели при своих прежних Великих Князьях.

Эти условия удовлетворили Москвитян: они были довольны. Обе стороны приняли присягу: Москвитяне обязались принять Князя Владислава, признать его своим законным Государем и Великим Князем, быть ему верными, преданными и покорными во всяком справедливом деле, во исполнение вышеозначенных условий. Жолкевский дал клятву за Князя Владислава, что эти условия будут исполнены без всякой отмены и не смотря ни на какие препятствия, что Князь скоро явится к ним в Москву и примет Великое княжение. После того Жолкевского с сотнею человек ввели в крепость: там угощали его по Княжески и сделали ему из казны пышные подарки. В ту же минуту Москвитяне вошли в Польский стан, а Поляки в город, покупали и продавали друг другу, разговаривали и гуляли вместе: великая радость, братство, дружба и согласие были взаимные. [14]

А Димитрий, выступивший теперь из Калуги и взявший Пафнутьевский монастырь, получив эти вести из Москвы, пошел туда и расположился у монастыря Колумницы (Columnitza); он узнал о большом несогласии между простым народом в Москве, и по этому случаю надеялся лучше всего исполнить свои замыслы. Это было, однако ж, напрасно. Москвитяне каждый день делали нападения на его стан и сражались храбро; он мог видеть, что теперь не время склонять и уговарить их, чтобы они взяли его в Великие Князья себе, а по тому расположил так свое войско, чтобы, в случае нападения Москвитян, его Козаки, Поляки, Немцы и Татары сделали на них нападение со всех сторон. Так это и было. Он задал Москвитянам такого жестокого страха и так побил их, что они благодарили Бога, что вернулись опять в город, и с того дня не смели больше схватываться и сражаться одни с ним, а получили для того несколько сотен копейщиков от Польского полководца, Жолкевского. Эти всадники вступили из своего стана в город, в одни ворота вошли, а в другие вышли, взяв с собой несколько тысяч Москвитян, и храбро всеми силами подступили к стану Димитрия. Заметив, что тут уже другое войско, вовсе не располагавшее шутить с ним, он, с оставшимися Козаками и Татарами, бежал с большим срамом и посмеянием в Калугу.

Благодаря этому случаю, Поляки с каждым днем пробирались очень удобно в город, до тех пор, пока набралось их до 6000 копейщиков и Немецких солдат.

Немецкие солдаты расположились в крепости, имели в своей власти порох, свинец, все военные припасы и были в числе 8000.

Поляки, которых было 5000, расположились у самой крепости, в Китай городе и Большом городе: это было досадно Москвитянам: они хотели б, чтобы Поляки были за городом, но их ни как нельзя было выпроводить; видно, там им было лучше и теплее, чем за городом, в поле.

Димитрий, удалившись оттуда, был за городом Калугою убит Татарами на охоте (о чем упомянуто будет дальше, в [15] другой книге летописи о Великих Князьях). У Калужан не было теперь ни какого Государя: они отправили своих послов в Москву, с горькими сетованиями на свое великое несчастие, обманы, неблагоприятные обстоятельства и кровопролитие, к сожалению, уже не перестающие несколько лет, за их великие грехи, в печальном их отечестве, России: всему тому причиною Димитрии, выдававшие себя за природных Князей и Государей страны; они-то их, Калужан, все и вводили в ссору и драку с Москвитянами; теперь Калужане желают помириться с ними и заключить дружеский договор, только бы они выпроводили из города Польских еретиков и нехристей, чтобы любезное отечество поуспокоилось и Християнской крови не проливалось так много задаром. Это очень понравилось Москвитянам; они отвечали благодарностью и изъявлением уважения за то, что Калужане обратились, и при том убеждали их всегда быть постоянными, не отказываться и не затрудняться в избрании себе Государем и Великим Князем Владислава, для водворения согласия и спокойствия в их жалком отечестве.

Вместе с этим письмом они написали к Калужанам другое тайное письмо такого содержания, чтобы они ни сколько не опасались дать клятву и присягу Князю Владиславу, по тому что, благодаря этому средству, стихнут и устранены будут ссоры и смуты и соединятся все области.

Но тем не менее они должны зорко смотреть за Поляками, имевшими поместья в их области и проживавшими у них в городах и местечках, чтобы удобнее их выжить и истребить, и разом очистить страну от неверных еретиков. А Москвитяне найдут способы прибрать к рукам всех Поляков в Москве, хоть они и одеты в кольчуги и шлемы, однако ж расплатятся и будут забиты до смерти кнутьями.

После этого объяснения Калужане обязались быть верными молодому Польскому Принцу и думали своими клятвами обнадежить Поляков, чтобы они не слишком осторожно держали себя, а отдали бы на волю судьбы, меж тем как у них, Русских, был другой замысел, за что и поплатились они дорого. 26 Генваря, 1611-го года, Москвитяне собрались в числе [16] нескольких тысяч и приступили к Польскому полководцу, Жолкевскому, с большими сетованиями и жалобами, что они каждый день терпят великие насилия и обиды от Польских солдат: во время божественной службы эти смеются и наругаются, позорят и бесчестят их Святых, стреляют в них из пистолетов и ружей, бьют и тиранят их братий, насилуют их жен и дочерей, и делают много других бесчинств в их домах; казна опустела; простолюдин голоден и гол; каждый месяц выходит большая сумма денег на 6000 солдат, поставленных в городе; Князь Владислав, которого они взяли в Великие Князья, до сих пор не приходит; они не в силах выносить все это и намерены взять другие меры, по тому что на самом деле узнали, что замыслы Польского Короля клонятся только к тому, чтобы их любезное отечество было разорено и опустошено, а не то, чтобы ему поправиться и прийти в лучшее состояние: это можно доказать тем, что он, по своему обещанию, не присылает к ним сына. Они без всякой боязни сказали полководцу Жолкевскому и его офицерам, чтобы они позаботились в короткое время доставить к ним Князя Владислава, а не то, пусть убираются из города по добру, по здорову; в противном же случае их прогонят: они найдут и достанут жениха для такой дорогой невесты (Русской земли).

Жолкевский, Королевско-Польский полководец, дал им ласковый ответ и усердно просил не затевать ничего злого и не думать о них худо: у Короля теперь много дела в его земле, и он сам хочет провожать своего сына с такою пышностью, чтобы России и Польше была от того честь и слава. Кроме того, он хочет сперва взять Смоленск, исстари принадлежавший Польской Короне, чтобы после ему не спорить и не ссориться с сыном из за этого города. Жолкевский будет писать к Его Величеству, чтобы сын его, по условию и обещанию, отправлялся сюда как можно скорее; а вместо своего Государя, он будет править ими и защищать их, не позволить своим солдатам нарушать правду, чтобы Москвитяне видели, что с провинившимися в чем ни будь бывает, и расправа, по известному ему мнению Ксенофонта, который пишет: «Quod facilius sit cuivis, civitatis et Reipublicac statum mutare, quain [17] turbatum et commotum in tranquillum restituere». Тотчас же после того Русские жаловались на одного Польского дворянина, который, в пьяном виде, три раза выстрелил в образ Девы Марии, поставленный на городских воротах. Просили строгого наказания ему, прибавляя, что на этот раз им довольно будет оного и за все другие обиды. Дворянин взят под стражу, на другой день осужден на смерть и приведен к городским воротам: обе руки его были положены на бревно, отрублены и прибиты гвоздями к стене под образом Божией Матери, а потом в те же ворота вынесены и сожжены в пепел на площади.

Когда это сделано, Жолкевский велел объявить чрез бирюча, что Принц вскорости прибудет в Москву, так чтобы молились и просили за него Бога. Он строго приказал наблюдать правосудие, оберегать и защищать Москвитян от насильственных поступков и ни под каким видом не тревожить их веры. Кто покусится на это, будет беспощадно наказан, как и было сделано теперь пред глазами всех: пусть возьмут это в пример себе своевольные Поляки, которые не хотят жить тихо и смирно. Это, по видимому, удовлетворило Москвитян.

Со всем тем Поляки были очень осторожны; они отчасти уже имели урок, что Русским много верить нельзя: у всех ворот и на всех улицах содержали в полном вооружении крепкие караулы, днем и ночью, строго запретили всем Москвитянам носить какое ни будь оружие, обыскивали все сани и телеги, въезжавшие в город, не везут ли они ружей и сабель. Москвитяне очень дивились тому и спрашивали: «К чему это такой осмотр?» Поляки отвечали, что дивиться тут нечего на некоторую их осторожность: они на чужой стороне, да и, кроме того, их небольшая кучка против такого множества сотен тысяч: при этом у них нет на сердце ни какого зла, а Москвитяне днем и ночью думают, как бы перебить и извести их. Поляки не хотят заводить ни какой смуты и несчастья, да и начальники их не приказывали им того; только бы сами Русские были смирны и не всчинали смятения, а то Поляков им опасаться нечего. [18]

Это опечалило Москвитян: всего больнее для них было, так что они чуть не лопнули от злости, что на стороне Поляков были все выгоды в городе. Они повесили головы и говорили: «Это сбылось с нами теперь; а что еще будет, когда понайдет к нам побольше плешивых голов? Они явно указывают нам, какие имеют на наш счет намерения, а именно, хотят владеть и повелевать нами: надобно заранее отделаться и предохранить себя от того. Мы выбрали Польского Государя, но не для того же, чтобы всякой паршивый Поляк повелевал нами, а чтобы нам, Русским, каждому в своем звании, оставаться господами. Желаем всякого благополучия Королю с его сыном; если не хотел он тотчас прийти, так пусть посидит и за границей нашей земли: а мы больше не признаем его нашим Государем и Великим Князем; и если эти еретики вскоре не уберутся отсюда по добру, по здорову, то все они околеют, как псы; нужды нет, что все выгоды на их стороне.

Наших горожан, дворян и простого народа 700 тысяч: если они затеют что ни будь не в шутку, так понаделают кое чего страшного». Теперь Москвитяне стали смеяться над Поляками, наругаться над ними, плевать им в лицо; где бы они ни проходили, по городским улицам, или на площади, Москвитяне плевали в них, злословили, проклинали их, ругали псами и мошенниками, и говорили, что их царствованью скоро настанет ущерб и конец, если они добром не очистят города. Поляки должны были платить вдвое дороже Русских за все, была ли это какая ни будь пустяшная вещь, или что из съестного, а не то — принуждены были уходить, не купивши: так злы и ожесточены были на них Москвитяне.

Некоторые рассудительные Поляки говорили им в ответ: «Смейтесь и пересмехайте! Не умрем от насмешек и плевков; мы довольно уж переносим от вас, и не затеваем ни ссоры с вами, ни кровопролития, без важной причины; а если вы замышляете что ни будь безумное, смотрите, чтобы оно не пало на ваши ж головы, и вы не раскаялись бы в том искренно!» Так и те и другие были не слишком хорошего мнения друг о друге, до тех пор, пока, наконец, не произошло взрыва 13-го [19] Февраля, 1611. В этот день некоторые Польские дворяне велели своим холопам купить для лошадей овса на хлебном рынке (находящемся на Москве реке). Один из этих холопей хорошо заметил, сколько денег платили Русские за меру овса. Он велел и себе отмерить несколько мер, и потом заплатил за каждую столько же, сколько и Русские; продавец не согласился на это и хотел взять вдвое против того. «Ах ты, блядин сын, сказал холоп; разве не все мы здесь в городе люди одного Государя? За что же нам платить тебе дороже Русских?» Продавец не посмотрел на это, а только сказал: «Коли не хочешь заплатить за меру, сколько мне надо, возьми свои деньги и оставь мой овес: ни один Поляк не купит у меня дешевле», и поспешно пошел по улице. Холоп вынул саблю и хотел рубить его; в это время подбежали другие мучники с большими и длинными кольями, заколотили до смерти трех Польских холопов и подняли такой шум, что прибежал Польский караул, стоявший в воротах и узнал это происшествие.

Когда Польские холопы увидали караульных, они бегом побежали к ним на встречу, а за ними несколько сотен Москвитян с кольями и кнутьями в руках. Поляки кричали во все горло, что Русские уже троих из них убили до смерти, не за что ни будь другое, а только за то, что они сказали, за чем Поляки должны платить за меру вдвое против Русских. Тогда 12-ть солдат из караула прицелились в такое множество Москвитян, застрелили их 15 и разогнали весь народ с рынка.

Когда это стало известно в городе, пропасть народа сбежалось со всех улиц, были очень недовольны, плевали в Поляков за то, что они убили так много их братьев, едва не поднялся страшный мятеж в этот же самый день, если бы полководец Жолкевский не остановил и не отвратил его своею осторожностью и скромностью. Он вышел, искренно предостерегал их от вреда и беды, и сказал: «Вы хвастаетесь, Москвитяне, что лучшие Християне на свете, а вовсе не боитесь Бога, по тому что всей душою ищете кровопролития и не знаете ни стыда, ни совести: только у вас и думы, и заботы, как бы изменить клятве, а того не подумаете, что Бог накажет вас когда ни будь. И правда, что это не пройдет вам так, вы увидите [20] на себе гнев Божий и почувствуете его крепкие удары. Вы позорно убили столько собственных своих Князей, добровольно выбрали себе в Великие Князья сына нашего Найяснейшего Короля, присягнули и клялись ему. Ни как он не может прибыть так скоро, как бы вы хотели; вы его и презираете, и смеетесь над ним, зовете Государя отца его старым псом, а молодого знаменитого Принца — щенком, тех, которых Бог на высочайшем небе поставил и назначил здесь на земле как бы богов и своих наместников, вы презираете и позорите хуже и нахальнее ваших свиных пастухов. Сверх того, вы ни во что ставите свою присягу, честь и правду, и больше не признаете уж своим Великим Князем выше названного Государя, жалостно убиваете его людей, всячески наругаетесь над тем, которому вы добровольно присягнули, потом впустили нас в свою крепость, и мы спасли и защитили вас от злейшего вашего врага, Димитрия. Вы согрешили не перед людьми и Великим Князем вашим, Владиславом, а перед самим Богом, который не попустит смеяться над собою. Вы надеетесь и полагаетесь на свою силу и многолюдство, что вас семь сот тысяч, а нас не более шести. Но вспомните, что победа заключается не в количестве или множестве людей, а только в руках Бога, который всегда помогает правому делу и даст победу точно также и малому ничтожному отряду, как и большому многолюдству, которое кичится своей великой силой и полагается на нее: это можно видеть в истории всех народов.

Подумайте, имеете ли вы справедливую причину поднимать смятение и бунтовать: мы служим одному и тому же Государю, которому все вы по наружности присягали, а заводите с нами драку и войну: по делом вам достанется за это, и Бог на небесах, во власти которого все, накажет вас и не поможет вашей строптивости. А наверное нам пошлет Он на помощь своих святых Ангелов и будет сражаться за малое наше войско, как и делал Он часто».

Русские дальше не могли слышать и выносить это, по тому что conscientia mille testes, перервали речь полководца и с гневом сказали: «Вы для нас не больше легкой закуски: нам не нужно ни оружия, ни кнутьев, мы закидаем вас до смерти [21] нашими шапками». — Милостивые Государи, отвечал Жолкевский, и куриц не закидать вам до смерти шапками, а не то что храбрых, опытных в бою и хорошо вооруженных солдат. Вы замучитесь, бросавши и в 6000 куриц; что же будет вам делать с 6000 вооруженных и хорошо всем снабженных всадников и солдат? Прошу, предостерегаю и убеждаю вас, ради Христа, не затевайте кровопролития! Начать его легко, трудно остановить и прекратить». — «Да убирайтесь вы поскорее отсюда, сказали они в один голос, очистите нам город наш и крепость!» — «Этого мы не можем сделать по нашей присяге, сказал опять в ответ Жолкевский: не для того мы посланы сюда нашим Государем, чтобы бежать по своей, или вашей, воле; мы останемся здесь до его прихода». «Ну так, сказали они, из вас в короткое время никого не останется живого». — «Да будет милостивая воля Божия, отвечал Жолкевский; все это в Его власти, а не в ваших руках. Если вы затеете что ни будь, да не приведете к концу, гак пусть Бог помилует вас и ваших детей! Я вас довольно предостерегал, просил, уговаривал; мы примем все меры предосторожности; если Бог за нас, так вы от нас немного поживитесь». Так они и разошлись: полководец поехал в крепость, а Русские, с ожесточенным сердцем и упрямым духом, пошли домой.

Прошло после того несколько недель, а о приезде Принца Владислава вовсе не было и слухов; толковали тайком, что Король не хотел доверить сына вероломному и варварскому народу; от чего Москвитяне стали еще полоумнее и бешенее, особливо, когда Польские власти потребовали у них денег и продовольствия: они не хотели ни давать, ни одолжать больше ничего, кроме пороху и свинцу. Пусть Поляки идут к своему Государю и требуют с него жалованья; позорными словами проклинали Московских бояр, которые особенно были на стороне Поляков, как-то Михайла Салтыкова, Федора Андронова, Ивана Тарасова и некоторых других; требовали выдачи их, предателей России, наделавших своею великою ложью того, что Москвичи присягнули сыну Польского Короля.

Вдруг забили барабаны, затрубили в грубы, Поляки и Немцы построились: это очень испугало Москвитян, и они тотчас [22] пустились вон из крепости. Но их вбежало туда до 3000: они начинали уже шуметь и заводить беспокойства, а солдаты собирались запереть ворота и дать залп по этим клятвопреступным и вероломным людям. Но этого не хотели им дозволить начальники: «На это будет еще время; когда Москвитяне первые начнут драку, тогда и они должны защищать себя и храбро биться; а от ругательств и проклятии никто еще не умирал; да если кто и повалится замертво от брани и проклятии, тот и от ослиного п...нья вскочит. Nam, nec crepitus asiai, strepitus, nec obesse minarum possunt, qui moritur, sit miser ille, minis. Ho если они захотят крови, кто ни будь из них дотронется до нашего и будет бить его, тогда все должны исполнять свой долг». Так Русские и выбрались из крепости и не показывались больше в тот день, из чего Поляки легко могли заключить, что они затевают что ни будь не доброе против них. За то ни полководец, ни офицеры не хотели им позволить праздновать в крепости наступавшее Вербное Воскресенье, как велось у них исстари. От того Русские еще больше рассердились и озлобились, обязались взаимною клятвою жить и умереть вместе, если не позволят им праздновать в крепости Вербное Воскресенье, как велось у них всегда. Наконец им позволили это; однако ж Жолкевский и подчиненные ему офицеры приняли все предосторожности, чтобы этот день прошел без всякой смуты и ссоры, и Москвитяне ничего не могли бы затеять, при всем их стремлении к этому. Жолкевский раз разузнал все, что намерены они были начать, именно вот что: когда несколько тысяч Москвитян впустят в крепость для празднования Вербного Воскресенья, они должны поднять шум и стрелять, по тому что под длинными платьями им можно будет спрятать ружья; тогда другие Русские, находившиеся вне крепости и нарочно для того назначенные, завалят все улицы и проулки большими бревнами, кольями, каменьями и дровами, чтобы помешать Полякам с их лошадьми поспеть на помощь и выручку к их товарищам, бывшим в крепости. Жолкевский по тому и распорядился, чтобы ни один военный человек не жил на краю города, а жили бы все вместе, возле крепости, в Китай городе, чтобы одни могли выручать других, если услышат что ни будь неприличное о Москвитянах. [23]

Когда Русские увидали и смекнули, что замысел их открыт, то пришли в отчаяние и ничего не затевали в праздник. Но в Понедельник, когда Поляки пировали и веселились в крепости, Русские собрались ночью и советовались, как бы получше им взяться за свое дело, чтобы сбежались не все Польские солдаты, а только, которые жили близко друг к другу. В Середу утром они стали стрелять в Поляков, ехавших в крепость, загородили все улицы завалами и собрались в числе нескольких тысяч. Узнав о том, Жолкевский послал несколько эскадронов конницы, чтобы остановить их.

Но Русские не посмотрели на это, стреляли так смело, что валился и конь и всадник, и если бы в тот день не было у Поляков 800 мушкетеров, из 5-ти тысячного их войска осталось бы в живых не много. Москвитяне ободрились, увидав, сколько пало и побежало Поляков, кричали и вопили, так что раздавалось в небе; к тому же еще звонили в такое множество колоколов: был ужасный гул, шум и гам. Тогда-то послано было из крепости 400 Немецких мушкетеров в Большой город, на одну большую улицу, по имени Ruliski; она была с полчетверти мили длиною и имела много переулков: в ней укрепились до 7000 Русских и наносили большой вред и урон Полякам.

Мушкетеры с свежею храбростью напали на Русских в укреплении, и эти повалились, точно голуби и воробьи: на этом месте с целый час слышны были ужасная свалка и стопы, военные крики Москвитян, звон такого множества колоколов, треск и грохот ружейных выстрелов, свист и вой ветра: все это страшно было видеть и слышать.

Солдаты не щадили ни молодых, ни старых, бегали точно лютые львы, или медведи, по улице, одни вверх ее, другие вниз, кололи и рубили все, что ни попадалось им, точно собаки, от чего страшный крик Москвитян затих, они обратились в бегство и спрятались, кто куда мог. А когда совсем не стало слышно ружейных выстрелов, другие Немцы и Поляки, остававшиеся в крепости, подумали, что все мушкетеры побеждены и убиты; они оробели, стали печальны. Но мушкетеры вернулись и смотрели свирепыми львами, или медведями. Их платье, руки и [24] оружие все были в крови, много истребили они добрых Русских, а потеряли не больше 8-ми человек.

За рекою Неглинной опять поднялся чудовищный крик Русских, которые укрепились там и сильно били набат. Те же солдаты напали и на них: Бог дал счастье, что они и там удержались и битых два часа дрались с Москвитянами, которым было больно и страшно.

После того и Русские собрались опять на другой большой улице; но как мушкетерам пришлось наконец не под силу много бегать, носить тяжелые ружья и столько часов к ряду сражаться, стрелять, рубить и колоть, то Полковник и выслал несколько рот копейщиков; но им неудобно было сражаться с Русскими на лошадях в укрепленных улицах, по тому они везде и зажгли угольные, или крайние, домы, от чего в четверть часа целая треть города была вся в огне. Чрез это Поляки получили ту выгоду, что Русским почти невозможно стало защищаться от неприятеля: они должны были бежать, ушли из домов с женами и детьми, захватив с собой что попалось второпях, и спрятались, куда могли.

Китай город, часть Москвы, находившаяся возле крепости, тоже сгорел в этот день, со многими тысячами людей, погибших то от меча, то застигнутых пожаром. А по тому и все площади и базар были устланы мертвыми, так что негде было и ступить от множества трупов; сверх того, Польским солдатам досталась прекрасная добыча в платье, бархате, шелке, серебре и золоте, жемчуге и драгоценных каменьях.

На следующую ночь оставшиеся в живых Русские укрепились опять на другом месте, близ крепости, называемом Sartori и еще не сгоревшем в прошедший день. Другие же Москвитяне, жившие напротив крепости, по ту сторону реки Москвы, также построили укрепление и вынесли несколько знамен, прогуливались друг к другу по льду с одного берега на другой, с своим лучшим оружием, а несколько тысяч стрельцов засели к укрепленных улицах, в той надежде, что Поляки сделают на них нападение и приступ издали, и направили, или навели, свои пушки на неприятеля. Лишь только заметил это [25] Подполковник Яков Маржерет (Maceret), он велел нескольким мушкетерам выбежать из крепости речными воротами по льду, так что они попали между двух неприятелей и могли под ступить к ним с обеих сторон, справа и слева. 12 рот конницы остановились на льду стеречь, не захотят ли какие ни будь Русские перебраться с левого берега на выручку своих в Sartori. Однако ж они оставались в укреплении. А Маржерет все бежал к укреплению с своими солдатами, до тех пор, пока не вошел с ними через ворота, которые Русские держали настежь для своих товарищей, находившихся на другом берегу реки, а не для солдат; так они сами ввели себя в обман, старались больше охранять укрепление, а ворота оставили без обороны. От того-то Поляки напали теперь на всех рысях, убивали всех, кто ни попадался им под руки и зажгли укрепление. Русские, бывшие за рекою, упали духом: еще больше страха навело на них то обстоятельство, что в тот самый час, когда Поляки въезжали на берег и хотели разорять укрепление, прибыл из города Можайска Пан Струсь (Strossi), с тысячью отборных и хорошо вооруженных всадников, которые на всей своей воле разъезжали теперь по Москве, жгли, грабили, убивали все, что им ни попадалось.

Немецкие солдаты тоже не тратили даром времени: прибежали из Sartori за реку Москву, зажгли укрепление и все домы, к которым могли подойти; теперь не помогли Русским ни крики, ни вопли, ни набат: солдаты, пороха, и свинец, огонь и ветер, все было против них, куда бы они ни побежали.

Оставшиеся спрятались в монастыри и погреба; к полудню не было уже ни какого сопротивления, и не встречалось ни одного Москвитянского ратника, который мог бы обороняться. Ясно можно было видеть, что Бог наказал Москвитян за разные грехи и преступления. Таков был страшный и грозный конец великого и знаменитого города Москвы: в два дня все полегло прахом и пеплом, кроме крепости и нескольких монастырей, часовен и церквей, построенных из камня, и город, с 700-ми тысяч жителей, которые могли употребить в дело ружья и сабли, был разорен и разрушен до основания малым отрядом из 800 Немецких солдат и 5000 Поляков. [26]

Из сего легко увидеть, какое огромное население мог вмещать в себе этот город, по тому что такое множество вооруженных жителей погибло от острия меча, не считая, сколько умерло и убито в другие годы, а этих последних тоже было большое число; по сему и трудно согласиться с известием Антония Поссевина, что будто там было не больше 30,000 народа.

Когда город сгорел, и Поляки не имели больше ни какой опасности от Москвитян, они только и делали, что искали добычи, которую нашли в большом количестве и очень богатую, так что не хотели и смотреть на ситец, полотно, олово, медь, а только на деньги, серебро, золото, бархат, шелковые материи, брильянты, золотые вещи, жемчуг, драгоценные камни; многие солдаты посдирали серебро и золото с образов (Gotter) в церквах и монастырях, и добывали того и другого до 10-ти, 20 и 30 центнеров. Кто вышел в разодранном и запачканном платье, воротился назад в крепость в хорошем наряде, в дорогой шелковой одежде разных цветов и красок. Так обыкновенно счастие играет людьми: одного делает богатым, другого бедняком, одного возвышает, другого унижает, и справедливо можно сказать с Менандром: «Fortuna, quam res vana, quam volibilis», и с Плавтом: «Actu fortuna solet mutarier, varia vita sit». Никто не хотел пить пива, меда и водки, а одно Рейнское, Французское, Угорское, мальвазию и разные цельные вина, все без примеси (Lautertrank); в погребах вдоволь найдено всякого продовольствия: сала, масла, сыра, рыбы, муки, солоду, пшеницы, овса, хмелю, сельдей и других подобных вещей; солдаты в крепости на несколько лет имели бы продовольствия, если бы, как следует, обходились с этими припасами.

Начальники добыли в крепости такое множество денег, что могли расплатиться с войском; многие полагают также, что Поляки между разными драгоценными кубками, чашами, подносами, медалями и регалиями, ценою в несколько бочонков золота, получили семь Царских венцов и три скипетра с одним жезлом из цельного большого единорога, чрезвычайно богато выложенным и украшенным прекрасными рубинами и алмазами. Солдаты из самохвальства заряжали ружья большими ценными [27] жемчужинами, величиною с горошину, или боб, и стреляли на воздух, или в цель. Вообще всего было много и вдоволь: Поляки кутили и бражничали, играли в кости, распутничали постоянно: ни лаской, ни таской, нельзя было унять их. Но Захарий Ляпунов (Lippenovv), один из трех дворян, настоящий и главный виновник того, что Поляки вошли в Москву, теперь, совсем напротив, должен был с своими Козаками смирить надменность и своевольство этих Поляков. Спустя после того 14 дней, он вошел в Большой город с несколькими тысячами Русских и осадил крепость; тогда Поляки с большими опасностями должны были доставать себе съестное, по тому что в крепости уже ни каких не было съестных припасов, ни хлеба, ни вина.

Каждый день бывали схватки между ними; в крепости из 800 солдат наконец не осталось в живых и шестидесяти; голод едва не заставил их очистить крепость если бы один раз не снабдил их съестным и людьми Польский Пан Ян Сапега (Jan Sapia), в день св. Иякова, а в другой раз Раз Карл Хоткевич (Carolus Kotzkovvitz), в день св. Варфоломея; это пособие было, однако ж, не на долго; через несколько времени они принуждены были голодом сдать крепость и выбраться из нее.

После того, как Москвитяне опять овладели крепостью (кремлем), а Поляки из нее вышли, некоторые города и области согласились между собою и выбрали себе другого Великого Князя. Проживавшая в Калуге вдова Лжедимитрия, Мария Юрьевна (Maria Gorgona, Марина) была в жестокой досаде, что не выбрали в Великие Князья сына ее от Самозванца, а по тому и взяла себе в мужья одного Белорусса, начальника над 2000-ми Козаков при Лжедимитрие, по имени Ивана Мартыновича Заруцкого (Caruski) и сделала его опекуном своего сына; он приобрел большое значение у Калужан и Козаков и, благодаря своей расторопности, подчинил себе Казань, Астрахань, Рязанское Княжество, все области в Сибири, с некоторыми другими городами и владениями, довел их до того, что они, ради Димитриева сына, присягнули ему в верности и покорности, клялись своею Християнскою верой не выбирать и не брать себе никакого другого Великого Князя, обещались быть подданными и верными слугами Заруцкого, пока [28] молодой Государь не возмужает. По тому-то Заруцкий, подкрепив себя несколькими тысячами Козаков, разгуливал с ними взад и вперед по стране, в тех мыслях, чтобы от имени сына Лжедимитрия покорить силою и привести под свою власть всю Русь, а другого Великого Князя, Михаила Федоровича, выбранного в Москве, выгнать, о чем и упомянем далее во 2-й книге.

Мы говорили уже так много о пышности и великолепии славной столицы Москвы, также и об ее жалком разорении и погибели, что теперь можем уже перейти дальше, к описанию других городов и областей России.

Нижний (Nisen) Новгород есть большое Княжество и область и лежит в 100 милях к востоку от Москвы. Этот город тоже выстроен из дерева: крепость обнесена толстыми каменными стенами и лежит на высоком утесе: тут сливаются две упомянутые уже реки, Волга и Ока: одна протекает с одной стороны, другая с другой, мимо крепости; город и крепость называются по имени страны. Это место, как и Володимирия, изобильно хлебом, скотом и медом, не так чтобы плохи и луга, только более гористы и лесисты. Там водятся дикие свиньи, всякая птица и разные звери.

В двух милях от города находятся соляные копи, недавно разоренные Татарами. Но когда Москвитяне покорили Татар, соляные копи опять приведены в надлежащий вид: на них вываривается столько соли, что достает ее на тамошних жителей.

В 40-ка милях к востоку от Нижнего Новгорода лежит маленькая область, называемая Муром, имевшая прежде собственных Князей и Государей, но ныне и город и крепость разорены и принадлежат к Московскому управлению.

В 28 милях к западу от Нижнего Новгорода, где река Сура отделяет Россию от Казанских Татар, Великий Князь Василий выстроил, на берегу этой реки, при слиянии ее с Волгою, деревянный город с крепостью, от нападений и набегов Казанских Татар и других народов, и назвал его Василь (Basiligorod).

Между этими городами живут два народа: один называется верхняя Черемиса (Zeremisa superior), а другой Мордва, отделяет [29] же их друг от друга Волга, и они граничат с Нижегородским Княжеством.

В старину они подвластны были Казанским Татарам, но теперь платят дань Москвитянам разными мехами, какие есть там, на пример, рысьими, куньими, волчьими, беличьими и горностаевыми, однако ж не больше, сколько надумают сами, по доброй воле, по тому что Великий Князь не хочет притеснять их, чтобы они не сговорились с другими Татарскими Князьями и не отпали от него, так как они сами могут выставить в поле 20 тысяч войска.

В этой стране не совсем-то хорошо растет хлеб: жители меняют свои драгоценные меха Русским на хлеб, водку, платье и сало. В лесах у них водятся разные звери, птицы и в изобилии пчелы. Некоторые из них живут в домах, некоторые в поле, в палатках и хижинах и большею частию кормятся от своих стад. Женщины так искусны и ловки, что стреляют из луков, как мущины. Они приучают к стрельбе и своих детей сызмала, и не прежде дают им обедать, пока они не попадут в поставленную для стрельбы цель или мету. Когда идут на неприятеля, вооружаются все, и мужчины и женщины, которые всегда встречают врага с такою же храбростию и отвагой, как и мущины, стреляют назад и вперед себя в неприятеля, который и обращается в бегство.

В религии они следуют Магометанскому учению. Когда надо жениться их детям, у них такой закон или обычай: если кто хочет взять себе в жены чью ни будь дочь, то отправляет за тем посла к отцу ее, по их закону, который гласит так: если в три года или ранее он приживет с чьей ни будь дочерью детей, то берет ее в жены, держит при себе до самой своей смерти, и не может быть разведен с ней, в какую бы ни пришел крайность и нужду; когда же не приживет с нею детей в три года, волен ее отпустить и прогнать от себя, и взять себе другую на ее место. Даже, если бы он и захотел оставить у себя такую, которая не родит детей, этого не дозволят ему друзья: по их закону, ему следует отпустить ее и выбрать другую. Женщин, покинутых таким образом, [30] никто не берет в жены: их презирают и считают низкими женщинами.

Княжество Мордва тянется далеко на запад, по реке Волге, и платит такую же дань Великому Князю, как и Черемиса. У них одна вера и один язык; они сходствуют и в одежде, в нравах и ухватках, только поля обработывают усерднее и живут в лучших домах, нежели Черемиса. Домашнее содержание и пищу получают от скота, диких зверей и птиц, и продают Москвитянам свои выделанные меха, также мед, воск и сало, получая от них за это все необходимое: муку, водку, сукно, соль и тому подобные товары. У них свои собственные Государи и Князья, которые защищают их и правят ими; они платят им ежегодную дань, так же как и Великому Князю, разными красивыми мехами.

Когда понадобятся Великому Князю и он позовет их, они приходят поспешно, в числе стольких тысяч, сколько он захочет.

Недалеко от Васильева города лежит Татарское Княжество Касимов (Cassinou); у жителей этой земли вера, язык, нравы, приемы, постройка, подати и служба такие же, как и у других Татар, кроме того, что женщины у них чернят на руках ногти для украшения, и ходят, не накрывая головы, с распущенными волосами, как старые, так и молодые. У них есть крепость и город, построенный из дерева, лежащий на реке Мошке (Moska) и называемый по имени земли Касимовым, а народ называется Касимовскими Татарами.

На этом мы оставим области, лежащие от Москвы к востоку, и будем описывать другие, находящиеся от нее к западу, между которыми самая главная — Рязанское Княжество, лежащее между реками Окою и Доном и превосходящее все другие плодородием полей и изобилием во всем нужном; в нем много мест для охоты и множество дичи. Жители никогда не удабривают своих полей, сеют, впрочем, ежегодно. Каждое высеваемое зерно дает иногда два, иногда три, колоса; солома растет такая густая и высокая, что когда лошади на силу продираются но ней, из нее вылетают рябчики. Кроме того, много прекрасного льну, меду, воска и сала. Город с крепостью [31] построен из дерева и называется, по имени Княжества, Рязанью (Rezan); в нем живет и Епископ, по богатству и изобилию в деньгах и имуществе точно Московский Князь. Там лучшие и храбрейшие воины, жители самые ласковые и приятные люди во всей стране. Охотно дают у себя ночлег странникам и чужеземцам. В старину были у них свои Князья, но ныне подвластны они Великому Князю.

В 1568 году эта область была огнем и мечом разорена до основания злыми Татарами. Но Великий Князь тотчас же велел по всем местам своей земли собрать и отправить туда великое множество народа, который должен был заново населить ее, по тому что она своим плодородием берет преимущество над всеми другими местами, и Великий Князь ежегодно получает с нее большие доходы.

Область Каширская (Cassier) лежит в 28 милях от Рязани и в старину была особенным Княжеством, но теперь подвластна Великому Князю: город с крепостью на берегу реки Оки, построен из дерева и по области называется Кашира (Cassir).

Серпухов (Czirpekovv) также город с крепостью, построенный из дерева, и лежит к югу, в 18 милях от Москвы, неподалеку от реки Оки.

Возле Серпухова, в 14-ти милях на юг от него, лежит сильная крепость, построенная из кирпичей, по имени Тула: Великий Князь Василий Иванович построил ее каменную от Татар, на реке Туле, от которой и город и крепость получили свое имя.

С востока течет туда и другая река, называемая Упа, и протекает по средине города. Этот город с крепостью также имел своих собственных Князей до времен Ивана Васильевича, который привел его под власть Москвы. В 1607 году пришел из Путивля в Тулу Князь Петр Федорович, с 1000 Козаков: он выдавал себя за побочного сына Великого Князя Федора Ивановича, и хотел помогать и ити на выручку к дяде своему, Димитрию, против Великого Князя, Василия Шуйского (Zuski), чтобы, если Димитрий возьмет верх и опять станет [32] царствовать, то дал бы ему какое ни будь Княжество на содержание, по тому что Великий Князь Борис Годунов, во время малолетства Петра, тоже старался убить его, как и Димитрия, прогнал его в ссылку, и он долго влачил бедственную жизнь в степи между Козаками. Но Великий Князь, Василий Иванович Шуйский, сморил его голодом в крепости, и в день Симона Иуды того же года взял ее, пленил Петра, отвел его в Москву и велел там повесить, как сказано будет дальше, во 2-й книге. Во время самой сильной осады, когда никто не мог ни выйти из города, ни войти в него, Великий Князь Шуйский в полумиле от города задержал и запрудил реку Упу: весь город стоял в воде, которая поднялась так высоко, что никто не мог дойти к другому, а надобно было плавать на челноках и плотах. Между тем как голод и вода причиняли такое жестокое затруднение городу, пришел к князю Петру один старый монах и вызывался, если дадут ему 300 талеров, сделать попытку к спасению и сорвать плотину, чтобы воде было свободно течь, Князь согласился заплатить ему. Он тотчас разделся и прыгнул в воду: с этой минуты поднялся такой шум и гам в воде, что все дивились. Старик пробыл с полчаса под водою: думали, что уж он провалился в преисподнюю к черту. Однако ж он вышел опять: все лицо и все тело были у него исцарапаны и избиты до того, что не видать было живого места. «Не дивитесь, сказал он, что меня так долго не было: у меня было довольно работы: Шуйский с помощью 12,000 чертей насыпал эту плотину и запрудил реку. Мне надобно было жестоко биться с ними; это вы и видите на моем теле. 6000 я одолел и привел их на нашу сторону, но другие такие злые и яростные, держат плотину до смерти крепко и сильно, так что я и не мог совладать с ними».

При конце рек Тулы и Упы лежит маленький городок, построенный из дерева, по имени Одоев (Odoliovv), а в нескольких милях от него к югу, находится другая деревянная крепость, по имени Мценск (Mscenech), на болоте: туда убегают с поля крестьяне, когда узнают, что близко Крымский Татарин.

На реке Оке лежит Калуга, деревянный город, богато населенный простым народом и ремесленниками, и исправляет [33] свои повинности в пользу монахов Троицкого монастыря, в 36 милях от Москвы, где погребен Св. Сергии.

В этом городе имел свое пребывание Димитрий Второй и бывал часто и напрасно осаждаем Великим Князем, Василием Шуйским; потом Иван Болотников (Polutnich) так сильно укрепил это место тыном и рвами, что Шуйский ничего не мог сделать.

Под этим же городом и убит Татарами Димитрий Второй и положен в церкви в крепости. Там делаются лучшие Русские седла и разная посуда, искусно выточенная из дерева и покрытая лаком.

В 12 милях от Калуги лежит деревянный городок с крепостью, по имени Козельск (Caselski), где делаются прекраснейшие войлочные накидки из шерсти разных цветов.

Воротынск (VVorotin) также область, и в ней город с крепостью на реке Оке, в трех милях от Калуги. Род Воротынских получил от нее свое название; им всегда бывала жалована эта область, чтобы они всегда были наготове к бою с Крымским Татарином, когда он сделает набег на страну.

По когда, в 1521 году, Иван Воротынский потерял в бою много людей, обращен в бегство Татарами, взят в плен и умер в плену, тогда Княжество снова поступило под власть Великого Князя.

Северия большое и плодородное Княжество и всегда имело своих Князей и царствующих Государей. Но Великий Князь Василий Иванович взял всех его Князей в плен, а крепости покорил Москве. Вдоль и в ширину оно простирается от Днепра (Neper) до города Мценска (Mscenech), на 150 миль: в нем большие густые леса и кустарники, наполненные дикими зверями, горностаями, куницами, зайцами, лисицами, медведями и волками, но также и полезными дикими пчелами.

Там богатые и сильные города и крепости, каковы: Рыльск (Rilski), Кромы (Krom), Орел (Arol), Брянск (Brantschavv), Осипов (Osippovv), Стародуб (Stavvadub), Новгород (Novigorodt), [34] Путивль (Putivvol), Чернигов (Czernigo), который не дальше 30 миль от Киева. В городе Новгороде всегда жили Князья и правители.

Можайск (Mosaiskovv) в старину также был Княжеским местопребыванием, когда в России правили многие Князья и Государи, а теперь он красивый город с крепостью, выстроенный из дерева на веселой и прекрасной местности, в 18-ти милях пути от Москвы. Великий Князь обыкновенно там проводит летнее время, чтобы позабавиться охотою с собаками и с ружьем. В крепости находится образ Св. Николая, который содержится в большой чести и богато украшен драгоценными каменьями, жемчугом и золотом. Когда Великому Князю надо бывает воевать, он ходит туда в Миколин день и жертвует Святому большие дары и подаяния, чтобы он послал ему победу над врагами.

За Можайском, в 18-ти милях от него, следует деревянный город Вязьма (Vvesmo) с крепостью, а дальше, в 18-ти милях оттуда, город и крепость Дорогобуж (Dorogabus). В полумиле от Вязьмы течет в Дорогобуж речка Ctzou и впадает в Днепр у Смоленска. По этой реке можно плавать на паромах и лодках из Вязьмы в Днепр, туда и обратно, от чего бывает большая прибыль купцам.

Область Смоленск (Schmolenschovv) также прекрасное и знаменитое Княжество и прежде было пограничное между Литвою и Россией; того же имени город и крепость укреплены толстою и твердою стеною более 10 аршин высоты, так что нельзя и взять его приступом. В окружности будет он с добрую милю.

Посреди города, возле крепости, течет река Днепр. Город очень населен купечеством и простым народом, лежит в 80 милях от Москвы и прежде принадлежал Польской и Литовской Короне. Москвитяне осаждали его несколько раз, чтобы овладеть им вооруженной силой, но всегда счастье не везло им, и они не могли взять его. Наконец, один опытный в военном деле человек, по имени Михайло Глинский, принужденный за какие-то проделки бежать из Литвы в Москву, получил от Великого Князя приказание осадить и взять Смоленск. Глинский вооружился мужеством и осадил город, с сильным [35] огнестрельным снарядом. Но увидав, что ничего не возьмет своей сильной осадой, страшною артиллерией и войском, он затеял лукавые происки и прибегнул к денежной науке: подкупил солдат гарнизона и, благодаря тому, легко взял этот богатый и храбрый город в 1514 году, 30-го Июля. До сей поры он находился под властию Москвитян, но Июля 11, 1611 года, счастье повернулось. Тогда Король Польский, Сигизмунд III-й (Sigismundus tertius), нанес у этого города большой вред Москвитянам, на другой год осадил его с 20-ти тысячным войском и взял, вместе с крепостью, только не приступом, а голодом и болезнью, по случаю недостатка в хлебе, соли и уксусе: ратные люди умирали, как собаки: из 80,000 вооруженных людей едва осталось 400 здоровых и бывших в состоянии сражаться, а такой горсти людей нельзя было дольше удерживать и защищать этот большой и обширный город.

Теперь пойдет Княжество Белой (Bielovv), лежащее к западу, в 60 милях от Москвы. Город и крепость выстроены из дерева, на реке Обше (Oscha) и в старину имели собственных Князей и владетелей. Но Князь Василий Бельский (Vasili Bielski) убежал оттуда к Великому Князю в Москву и уступил ему свое Княжество, вместо которого этот дал ему другое; так и остается оно до сих пор в руках Москвитян, для приумножения Великокняжеского титула.

Крепость и город Ржевь Володимирова (Rschora Demetrii) также прекрасное и плодородное Княжество, простирается в длину и ширину к западу, в 136 милях от Москвы, и в старину имело собственных Князей и повелителей. Но теперь, подобно другим, оно под властию Москвы. Там много пустырей, болот и больших лесов: такой большой лес Волконский, в котором находится глубокое озеро, а из него вытекает много знаменитых рек и вод, каковы: Борисфен, Волга, Двина (Duna) и Ловать (Lowat).

Крепость и город Волок Ламский, Волоколамск (Vvolokia), построенный из дерева, лежит к югозападу, в 24 милях от Москвы. В окрестности везде прекрасная и тучная земля, усеянная красивыми веселыми березами и дубами, из которых [36] никто, благородный ли он, или нет, не может срубить, без позволения Великого Князя, ни одного дерева, под страхом величайшей опалы и смертной казни, хотя бы деревья расли и в его поместьях: причина та, что там обыкновенно тешится и забавляется Великий Князь по временам охотою за зайцами и ловлею птиц соколами.

Крепость и город Великие Луки (Welikiluki) лежит на Литовской границе, в 140 милях к западу от Москвы. Между этим городом и Смоленском находится другой город и крепость на Литовской границе, по имени Торопец (Torepetz).

Крепость и города. Дмитров (Mitrovva), в 12-ти милях от Москвы к северу, на речке Яхроме (Jachorma), в старину отдавался друзьям и близким родным Великого Князя на содержание. Но теперь сам Великий Князь держит в нем свою кладовую для съестного. В 1610 году, Граф Яков Де ла Гарди, полководец Его Королевского Шведского Величества, взял приступом этот укрепленный город и покорил страну Великому Князю, Василию Шуйскому. В этом городе жила недолго Мария (Марина) Юрьевна (Горгона), дочь Воеводы Сандомирского и жена Димитрия: узнав, что Шведский вождь подвинулся поближе к Дмитрову с подчиненным ему войском, она смекнула дело: велела скроить и сшить себе мужское платье, надела его, привесила с боку саблю, села на коня, взяла с собою 50 отборных Козаков и, точно какой нибудь военный человек, ехала 48 миль от Дмитрова до Калуги, к своему мошенническому государю, Димитрию, который убежал в этот город.

Александровская слобода (Alexander Slaboda), также маленький город и крепость, лежит в 8-ми милях от Москвы к северу. Этот город построил жестокий Великий Князь, Иван Васильевич, и велел сделать вокруг него сильное укрепление, а внутри поставил пять прекрасных кирпичных церквей. Самая главная построена в память Девы Марии: камни ее расписаны разными красками так, что один черный, другой белый и посеребренный, третий желтый и позолоченный; на каждом нарисован крест: все это представляет красивый вид для проезжающих мимо дорожных людей. [37]

В этих церквах сам Великий Князь три раза в день исправлял божественную службу: утром, в полдень и вечером. Когда ему пришла охота бросить дела и вести монастырскую жизнь, он велел сделать себе монашеское платье, также должны были одеться и все его бояре и дворяне, последовавшие за ним в слободу. Сам он читал иногда несколько глав из Библии, пел свои часы (boras) и жил со всем своим Двором точно монах, или отшельник. Там находил он свое лучшее развлечение и удовольствие и бывал чаще, нежели в Москве.

В окрестности везде прекрасные и плодородные места, веселые для охоты с ружьем, собаками и соколами. Город имел такое устройство, что всякому сословию отведено было особенное место для жизни. Самые знатные бояре и придворная челядь, которые во всякое время должны были исправлять свою службу при Дворе, жили по близости дворца. За ними думные бояре и другие чиновники. Напротив помещались телохранители. Купцы имели тоже особенные, отдельные от прочих, места. В полумиле от города Великий Князь велел поставить крепкий караул, чтобы, во всю его бытность там, под страхом смертной казни, никто без его ведома не мог ни выходить из города, ни входить в него. Этот-то самый город граф Яков Де ла Гарди привел в покорность Великому Князю.

Крепость и город Переслав (Pereslavv) лежит несколько к востоку в 24 милях от Москвы, при глубоком озере, в котором изобилие всякой рыбы. А при городе, с одной стороны, протекают три речки, между ними самая важная Нерль (Nerla), впадающая в Волгу за городом Угличем и выходящая из другого озера, не в дальнем оттуда расстоянии. И из этого города благородный Граф Де ла Гарди выгнал Поляков и рассеял их, а город опять покорил Москве.

Княжество Ростов (Rostovv) в старину было одним из главных и знаменитых во всей стране, имело своих собственных Князей и Государей и находилось под властию братьев и сыновей Великого Князя. Но дед тирана (Ивана Васильевича Грозного) всех их подчинил себе и завоевал Княжество. [38]

Крепость и город деревянные и лежат на прекрасном, изобильном рыбою, озере, из которого течет река Которосль (Cotorea), впадающая в Волгу, по ту сторону города Ярославля: там живет и Митрополит, по званию и сану равный Митрополиту Великого Новгорода.

Княжество Суздаль (Susdael) в старину тоже было знаменитое и имело собственных Князей и Государей: столицею его был Володимир (Volodimeria). Когда же столица перенесена была оттуда в Москву, Князей отрешили и отправили в ссылку, а Княжеское достоинство перевели в Москву: оно и до сих пор остается за нею.

В городе Суздале (Susdael) построен прекрасный женский монастырь, в который Великий Князь Василий, отец тирана, силою прогнал Великую Княгиню, свою первую жену.

Углич (Uglilz) тоже порядочное Княжество, от которого крепость и город получили свое название, и лежат в 36-ти милях от Москвы, на реке Волге; в этом пекутся лучшие и самые вкусные белые хлебы во всей России. Крепость построена из камня. Но она была разорена и разрушена, когда погиб там ужасною и жалкою смертию сын Великого Князя, Ивана Васильевича, Димитрий, в последствии оживший и бывший виною кровопролитнейшей войны в стране. Великий Князь Борис Годунов уступил это Княжество на содержание Господину Густаву, сыну Эрика XIV, Короля Шведского.

Но мнимый, выдуманный, Димитрий отнял у него Углич и отослал его в заточение в Ярославль; Великий князь Василий Шуйский перевел его оттуда в другой город, Кашин (Cassin), где наконец он и умер в великой бедности и покоится за городом в прекрасной для гулянья березовой роще.

Неподалеку оттуда лежит Холопий Город (Chlopigorodt), где впадает в Волгу красивая река Молога. В старину стояла там сильная крепость, но теперь она разорена и разрушена. В городе нет ничего особенного, по тому что большая часть его пуста и безлюдна. Однако ж жители всей страны сбираются туда на большие ярмарки и ведут там важную торговлю, покупают и продают свои товары (Commercien). [39]

Этот укрепленный город получил свое название от челядницев и рабов Новогородских дворян и купцов.

В старину один Новородский Князь отправился со всеми своими боярами, дворянами и гражданами на войну с Греками. Семь лет провели они за пределами своей родины и не присылали ни какой вести о себе женам. Эти так уж и положили, что мужья их убиты и не воротятся к ним, по тому пошли и отдались с дочерьми в связь своим крепостным рабам и челядинцам.

Взяв Корсунь, Новогородцы уже возвращались домой; жены их услышали и проведали об этом: они не смели и не хотели дожидаться их прихода и убежали со всем, что могли захватить второпях, на то место, где стоит этот город, находящийся под судебною властью Москвы, оттуда они послали гонца к тамошнему Князю, с самою униженною просьбой защитить их от Новогородцев, говоря, что они покоряются ему и останутся его подданными, будут платить ему оброки и подати, только бы он позволил им построить крепость от Новогородцев. Это чрезвычайно понравилось Московскому Князю: он не только разрешил им построить крепость, но и освободил их, с несколькими тысячами рабов, от Новогородцев, за то, что они отдались ему добровольно и таким образом способствовали приращению и населению его земли. От того-то поспешно и выстроен город с крепостью, находившийся под покровительством Московского Князя: рабы спокойно проживали там с женами и дочерьми, которых увезли из Новгорода, и назвали этот город с крепостью, по своему имени, «Холопий Город» (Chlopigorodt), по тому что «холоп» на их языке означает раба, или кабального, а «город» — то же, что Немецкое Schloss или Stadt: это название и до сих пор принадлежит городу.

Княжество Ярославское (Jaroslavv) — чрезвычайно красивая страна, изобильная хлебом, скотом, медом, воском, свечным салом, пенькою и разною рыбой и дичью. Прежде оно имело собственных Князей и правителей, а теперь под властию Великого Князя. Впрочем, некоторые из этих Князей остались еще в живых и называются Ярославскими Князьями, но едва [40] на столько богаты, чтобы держать 20 человек прислуги. От этого Княжества город и крепость получили свое название и довольно обширны в длину и ширину. Там ведется значительная торговля разными товарами, по причине большого удобства в плавании, на барках, паромах и лодках, в Холмогоры (Colmogorodt) и к пристани Св. Николая, куда пристают Английские, Голландские и Гамбургские корабли. Этот город лежит в 50 милях от Москвы, на берегу Волги: туда привозится множество товаров из всех мест России; товары укладываются и грузятся на суда, плавающие по Волге в Архангельск, а оттуда вывозятся в чужие край. Там ткутся прекраснейшие во всей России полотна.

В 20-ти милях оттуда лежит город с крепостью Кострома (Castroma), при реке Костроме, впадающей потом в Волгу; от нее получил свое название и город, в котором варится лучшее во всей стране мыло.

К востоку от Костромы находится городок и крепостца Галич (Galitz), получивший свое название от озера, лежащего неподалеку оттуда: там поселил Великий Князь множество народа, который ежегодно вываривает соль на речке, впадающей в упомянутое озеро; этою солью пользуются для пищи близ лежащие города, крепости и области.

Город с крепостью Вологда (Wologda) лежит во ста милях к северу от Москвы: крепость в старину была деревянная, но в 1566 году она срыта и построена другая, каменная, на речке Сухоне (Suchana), протекающей посреди города Вологды, и обнесена толстою стеною. В городе четыре церкви, при которых живет Епископ, совершающий богослужение в церквах Девы Марии и Св. Николая.

Княжество Белоозеро (Bielozer), которым владел Князь Синеус (Sinaus), пришедший из Немец, находится в 90 милях от Москвы между востоком и севером, на озере Белом (Bielozar); это озеро в длину и ширину 13 миль; в него впадают 36 рек, а вытекает одна Шексна (Sosna) в Волгу. Посреди озера находится крепость, остававшаяся по сю пору неодолимою во многих жестоких войнах. Кругом болотистые топи [41] и мхи, никогда не замерзающие зимою, как бы ни было холодно. От того-то Великие Князья и сохраняли там свои лучшие и главные сокровища и драгоценности, особливо, когда воина и когда их уж очень стеснят Татары. Великие Князья уезжают туда и сами, полагая, что там они на свободе и в безопасности. В крепость нет доступа ни зимою, ни летом, кроме одного места, на котором спущены и погружены в озеро огромные ящики с камнями, где оно всего уже, глубиною же в иных местах до 30-ти сажен; тут и опущены эти ящики, а сверху их большой мост на длинных, толстых и крепких, досках и плахах. Под мостом устроены протоки для воды, величиною с порядочную реку, а над ними положены большие, толстые сырые, бревна, вделанные в другие объемистые балки, чтобы вода в своем течении не встречала препятствий и текла безо всякой помехи.

Когда близко неприятель, мост можно скоро снять, чтобы не было входа в крепость. На мосту поставлено укрепление, откуда можно обстреливать мост из больших пушек: там ежедневно стоит крепкий караул из конницы и пехоты, чтобы никто не мог войти в крепость без приглашения.

В этом озере не водится особенной рыбы, которую бы ловили там: рыба, какая есть в нем, заходит туда большею частью из реки Волги, по тому что вода озера не очень быстра, но чрезвычайно глубока, и чем дольше рыба живет в ней, тем тощее становится. Окрестные рыбаки очень хорошо знают, сколько времени жила в озере забредшая в него рыба из Волги: они узнают это по ее худобе и жиру.

В нескольких милях от Белаозера находится другое озеро, в котором есть сера, точно так же и в реке, вытекающей из него; но эта сера никуда негодна, по тому что не имеет ни какой силы.

Холмогоры (Colmogorodt) довольно большой город с крепостью, не так чтобы очень укрепленный, большею частию развалившийся, и находится в 300 милях от Москвы к северу. Немного выше города река Двина впадает в большое море: это место называется пристанью Св. Николая. Там пристают Английские, [42] Голландские, Гамбургские и другие иностранные корабли, по тому что для них там хорошая прибыль и безопасное пребывание.

Соловки (Solouski), остров в 20-ти милях от твердой земли; на нем построена церковь Св. Николая с прекрасным мужским монастырем. Все монахи ведут такую набожную и святую жизнь, что считают великим грехом пускать в монастырь женские личности. Русские вываривают там много соли, которой достает на всех тамошних жителей. Они полагают, что от этого монастыря до Москвы должно быть около 310 миль, а до Варгуса в Норвегии восемьдесят. Летом, когда солнце не движется, или как будто останавливается, ночь не долее двух часов, а зимой, когда солнце появляется очень редко, так же короток и день.

В нескольких милях от этого места находится Лапония, принадлежащая Великому Князю. Там живет очень грубый и неверный народ, не крещеный в Русскую веру; он очень боится иноземцев. Он ни пашет, ни сеет, а кормится рыбой, птицами и дикими зверями. Одежду шьет себе из оленьих кож; иначе называются они Raugiferi. У них совсем нет домов: живут в шалашах, расселинах гор и древесных дуплах: листья, траву и мох употребляют для своих постелей. Это люди каратышки, все на одну стать, с такими же широкими лицами, как обыкновенно рисуют у Езопа, а на своей музыке, подобно всем Русским, они играют так приятно и мелодично, точно те соловьи, что овец дерут.

Они платят Великому Князю дань разными мехами, однако ж очень небольшую, по тому что ему нельзя принуждать их; если же бы решился на это, они уйдут на высокие горы, куда другому трудно взобраться. Никто не любит и ездить к ним, по тому что из людей, едущих туда, возвращаются назад немногие. От того и Великий Князь довольствуется тою долей, которую они дают ему добровольно. Они не имеют денег и не просят их; но когда Русские торгуют с ними, они меняют товар на товар, с тем, однако ж, уговором, чтобы не говорить друг с другом и не заводить ни каких бесед, как делают другие; но самые главные и смелые из них, в числе [43] 20, или 30, человек, приходят и кладут товары свои и своей собратии на то место, где положили свои товары Русские, старательно осматривают их, чтобы не быть надутыми; если им покажется, что все как следует, и они достаточно получили за свои вещи, то берут товар Русских, в противном случае уходят, взявши назад свои товары. Их товары по большей части меха, куньи и лисьи, которые они меняют Русским на гвозди, рукавицы, ножи, топоры и хлеб.

Княжество Югорское (Jugorschi) лежит в 350 милях от Москвы к северу-востоку; в нем построен город с крепостью, по имени Югра (Jugra), Русские думают, что Угры вышли или ведут свое начало из этой области, а потом жили при Меотийском озере, после же на реке Дунае (Danubium); где обитают теперь настоящие Угры. Русские очень хвалятся тем и говорят, что под властью их были народы, которые ужасно опустошали и разоряли Италию, Францию и Германию и были гибельны для этих стран.

Народ, живущий теперь в этой области, не имеет ни пахатных полей, ни лугов, а живет в пустынях, как Лапонцы, и вместо хлеба употребляет мясо диких птиц и разных диких зверей. Они платят Великому Князю ежегодно дань мехами. Купцы, живущие в городе, торгуют с Русскими, привозят жителям водку, хлеб, сукно, полотно и другие товары, какие им нужны, берут за них дорогих соболей, куниц, черных и красных лисиц, бобров, выдр, горностаев и другие меха, и получают от того большую прибыль в других местах. У них почти такой же язык, как и у Угров.

Княжество Пермское (Premski) называется но городу и крепости Перми (Perum), лежащих на берегу реки Вишеры (Wischora). Страна очень низменная и болотистая, орошаемая множеством болот и озер: летом никому нельзя и ездить туда, а можно только зимой, когда все воды и реки замерзнуть. Жители этой страны питаются мясом птиц и диких зверей. Собираясь в путь, они надевают длинные деревянные башмаки, подпираются палкою, или колом, и так шибко мчатся по снегу непроходимых и неудобных дорог, что и лошади не поспеть [44] на ними. Хлеба у них совсем нет, и кто располагает ехать туда, должен привозить хлеб с собою, если захочет поесть там. Они платят Великому Князю дань соболями и куницами. У них особенный, отличный от Русского, язык; некоторые недавно крестились и приняли Русскую веру, но много еще таких, которые покланяются идолам, солнцу, луне, звездам и планетам, деревьям, камням и тому подобным предметам.

Княжество Вятка (Wiatka) большая страна, очень изобильная медом, дичью и рыбою; можно поставить ее на ряду с самыми лучшими краями. Но там не очень хлебородная земля, по тому что она мшиста и болотиста, орошается множеством рек и речек и поросла густым кустарником и лесом. Жители пограничны с Черемисами, которые часто нападают на них с огнем и мечом и приносят домой много добычи. В старину владели ими Татары. Когда же Великий Князь Московский покорил Казань, он также овладел и Черемисой. По этой области текут две большие реки: одна называется Вятка, от которой страна и город получили свое имя; близ этой же реки построены четыре другие города: Хлынов (Chlinov), Орлов (Orlovv), Котельнич (Cotelnilz) и Слобода (Slaboda). Другая река называется Кама и граничит с Сибирью. Жители области платят Великому Князю дань, большею частию мехами.

Княжество Сибирь (Siberien) прежде находилось под в властию Казанских Царей и не имело ни крепостей, ни городов. Когда же Великий Князь завоевал его и привел в свое подданство, он велел построить там семь городов и местечек и населил их Русскими. У жителей особенный язык. К северу граничат они с большою рекою, Обью (Obi). Одежда у них из кож и мехов, шерстью вверх. Хлеба там не родится, но, вместо его, они кормятся жареной рыбой, мясом диких птиц и зверей. Из этой области приходит чрезвычайно много дорогих мехов: соболей, куниц, белых, черных, голубых и красных лисиц, белых медведей, волков, рысей и самых красных белок: их выменивают Русские на хлеб, водку и тому подобные, необходимые для жителей, вещи, и наживают при этом значительную прибыль. В этом краю водятся очень большие и сильные собаки, которых так приучили жители, что [45] запрягают их парами в сани и ездят на них по своим делам через горы и долины; не надо давать им слишком скоро бежать, чтобы не остаться на дороге.

Дань Великому Князю жители платят разными мехами. В этом краю такая стужа, что не вырастает совсем ни трава, ни лист на дереве, а тем менее хлеб, или садовые плоды. Туда ссылаются все, находящиеся в немилости у Великого Князя, и в чем ни будь провинившиеся, или согрешившие, перед ним; они остаются там и ведут бедственную жизнь до тех пор, пока Великий Князь опять не примет их в милость к себе и не позволит возвратиться оттуда.

Итак довольно мы уже поговорили о странах к востоку и северу от Москвы.

Теперь перейдем дальше к другим областям крепостям и городам, лежащим к западу от Москвы.

Княжество Тверь (Tvver), в 36 милях от Москвы к северо-западу, называется так от реки Тверды, впадающей в Волгу. И Волга протекает городом, река довольно большая и широкая. Крепость деревянная и лежит на реке к югу. Прежде эта страна и город имели собственных Князей. Этот край очень плодоносный, изобильный разным скотом и хлебом. Жители чеканили свою серебряную монету: на одной стороне ее находилось имя Князя, правившего страной, а на другой два слова из его титула. В этом городе много красивых церквей, монастырей и часовен, каменных и деревянных; в нем живут Епископ и чрезвычайно богатые граждане и купцы, лучшие и искуснейшие во всей земле кузнецы, которые куют железо и медь. Но теперь это самый разоренный город и совсем запустелый во время долговременных войн и смятений, бывших в эти годы. Граф Яков Де ла Гарди занял его и крепость вооруженной силой, выбил оттуда Польского полковника Зборовского (Sborouski) с 5000-ми конницы, перешел реку и так жестоко погнал неприятеля, что принудил его со стыдом и позором бежать в большой Польский стан. Это было очень досадно плуту Лжедимитрию: он в другой раз отрядил Яна Сапегу с 12,000 всадников и стрельцов отведать [46] счастия с Графом Яковом и Шведами. Однако ж Поляки постыдно бежали, по тому что Граф с его войском сделали на них храброе и сильное нападение: многие тысячи остались на месте, прочих же так преследовали Шведы, что они не прежде могли обернуться назад, или осмотреться, пока не примкнули к большому войску под Троицей.

Город Торжок (Torsiock) лежит в 10 милях от Твери к западу: половина его под властию Твери, другая принадлежит Новгороду. Каждая сторона имела собственного Наместника, пока обе не были покорены Великим Князем Московским. Там делаются хорошие войлочные накидки, также как и в других местах этого края.

Великий Новгород (Newgarten) в старину был особенным государством и всегда имел своих Князей и правителей. Но теперь он данник Великого Князя Московского, лежит в 120 милях от Москвы к северо-западу и в 78 милях от Выборга. Город укреплен валами и рвами. Крепость находится в средине города на берегу реки Волхова (Wolckaw) и с одной стороны обнесена высокими и толстыми кирпичными стенами, с другой же идет кругом вал и ров. Это Новогородское Княжество в ширину и в длину, с западной и северной стороны, тянется к Белоозеру, Волге, Холмогорам и другим областям, на несколько сот миль, а потом к Финской границе, Карелии, Ингерманландии, Водской пятине (Wotzschi Pythin) и Соловецкому монастырю. Прежде Новгород чеканил хорошую серебряную монету, пока еще не сделался данником Москвитян: на одной стороне монеты изображался Князь на коне, замахнувшийся саблей, с другой написано было имя правящего Князя и сколько ходила монета. Когда же город силою приведен быль под власть Москвитян, стали чеканить такую монету, на которой с одной стороны было имя Великого Князя всея России, а на другой был всадник, Св. Георгий, сидящий на коне, с копьем в руке, острие которого поражает в шею дракона, лежащего под конем. Святому Георгию молятся все, когда идут на войну, и носят его образ на своих знаменах и ротных значках.

Город Новгород почти с малую милю в окружности: в старину, когда у него были собственные Князья и правители, [47] пока еще лукавство и козни не привели его под Московское иго и власть, он был так силен и многолюден, что Князья его воевали со Шведами, Поляками, Литовцами и Ливонцами, и он ставил в поле несколько сот тысяч солдат. Когда же в 1477 году завоевал и смирил его Иван Васильевич Грозный (Grotzdyn), он очень упал, по населению и богатству. По тому что Великий Князь не только целые семь лет имел там своих начальников и правителей, которые каждый год выжимали у жителей большую сумму денег, но наконец и сам отправился в этот город, благодаря содействию и старанию Митрополита, под тем предлогом, что Новогородцы хотели отступить от Русской веры, принять Римско-Католическое учение и жить в этом исповедании; он хотел удержать их от того, чего в самом деле и не было. Для того он велел сперва взять под стражу самых главных граждан и богатейших дворян, и отослал их на житье в Москву, а вместо их поселил разных бедняков из других городов; все их деньги, жемчуг, серебро, золото, медь красную и простую, олово, приказал положить на несколько сотен телег и отвезти в Москву в свое казнохранилище; так и ограбил весь город, от чего Москвитяне разбогатели, а те обеднели. В то время Новгород был один из четырех главнейших промышленных городов в Европе, каковы: Берген в Норвегии, Визби на Готланде и Антверпен в Брабанте; в этих городах имели свои складочные места и фактории самые богатейшие купцы из многих королевств, стран и городов всей Европы, и вели там большую торговлю.

По всему городу несколько сотен церквей, монастырей и часовен, очень красиво построенных из дерева и камня, по Русскому способу постройки. Колокольни большею частию обиты листовою, желтою и красною, медью и позолочены ярким чистым золотом; на них несколько тысяч колоколов, больших и малых: самый большой принадлежит церкви Св. Софии.

В крепости этого города имеет свое пребывание Митрополит, первый после Патриарха, по его значению и сану. Он имеет в Новгороде такую же распорядительную и разрешительную власть по церквам и монастырям, как и Патриарх в [48] Москве. Без его согласия нельзя никого выбрать в Патриархи, также и венчать на царство Великого Князя; при этом должен находиться Митрополит и дозволять венчание со всеми обрядами. Вообще этот город и область в старину были так богаты и изобильны всяким товаром, рыбою, разным хлебом и всякими съестными припасами, так сильны населением и военным снарядом, что туземцы и иностранцы боялись их имени, от чего и ходила поговорка: «Кто может воевать с богами, да с Великим Новгородом?» Однако ж это не остановило и не испугало славного, многоопытного Графа Якова Де ла Гарди, Королевско-Шведского полководца, не смотря на то, что в городе было 100,000 вооруженных людей, не считая простого народа: положившись, после Бога, на свою отважную храбрость и неустрашимое сердце, он быстро окончил все приготовления, осадил город с пятитысячным войском, 16-го Июня, 1611 года, и с большою славою покорил Шведской Короне.

В старину поклонялись там идолу Перуну, на том месте, где стоит теперь Перунский монастырь (Perunski monasterium). Этот идол изображался в виде человека, держащего в руке камень, из которого всегда во время грозы вылетал огонь. В честь идола жители разводили на дубовых дровах огонь и зажигали перед ним освещение, горевшее днем и ночью. При этом жрецы должны были смотреть, чтобы огонь горел и не потухал, если они, только для того и приставленные, не хотели подвергнуться смертной казни.

Когда же Новогородцы приняли Греческую веру, они взяли да и бросили в реку своего идола, который тотчас же поплыл против течения и, немного не доплыв до моста, поднял ужасный вой и стон и выкинул на мост большое бревно, сказав неслыханным и страшным голосом: «Возьмите это бревно в память обо мне!» От того Новогородцы и говорят, что этот идол, Перун, каждый год в известное время кричит несколько часов.

Услыхав этот крик, горожане и простой народ сбегаются со всех концов города, бьются друг с другом кнутьями и палками, перебраниваются и поднимают такой шум и гам, что Наместнику стоит больших трудов разнимать и разводить их. [49]

Старая Руса (Stara Russa), очень древний город в 12-ти милях от Новгорода, по ту сторону озера Ильменя: некоторые думают, что Россия получила свое название от этого города. Он довольно велик, а тамошняя река дает множество рыбы: на грош можно купить ее столько, сколько не купить нигде в другом месте. Жители торгуют с гражданами Полоцка и Новгорода. Бог вод, Нептун, послал жителям и соляную воду: они проводят се трубами и каналами в домы и вываривают из нее соль, которой достает не только для их употребления, но и на продажу соседям. Впрочем, она не очень вкусна, и не сообщает приятного вкуса кушаньям, которые с пей варятся. Жителям надо брать для одного блюда втрое больше своей соли, тогда как нашей достаточно бы было и половины этого количества.

Княжество Полоцкое (Polotzkovv), лежащее у Литовской границы, прекрасная и плодородная страна. Город и крепость Полоцк (Polotzko) находится между двумя реками, Двиною и Полотою (Polotta), от которой он получил и название. Он деревянный и обнесен стеною и рвом.

Этот город с крепостью Москвитяне заняли и покорили в 1503 году, когда их всего меньше ожидали Литовцы и находились вместе с Поляками на сейме в Петрикове (Petrikovv), а Полоцк занимало не так что бы очень храброе войско. По тому что как скоро подступил к городу с большим воинским снарядом Великий Князь, это войско оробело, пришло в отчаяние, не видя для себя ни какого спасения, и сдало крепость Великому Князю: он тотчас же переменил городское правление, отослал Поляков и Литовцев пленниками в Москву с прекрасной добычей, и поселил на их место Москвитян, полагая вечно удержать за собой эту крепость; но это, однако ж, не удалось ему. В 1579 году опять выступил в поход Польский Король, Стефан Баторий, и с большим мужеством и храбростью сначала покорил город, а потом и крепость, Польской Короне, которой принадлежит он и ныне. В той же области находятся четыре других укрепленных города, именно: Ушач (Usacza), Дисна, Дриса и Друя (Drulia), откуда можно плавать на судах и лодках в низ по реке Двине, в город Ригу. [50]

Княжество Псков (Pleskovv) также одна из знатнейших областей и городов в России, и прежде имело собственных Князей и Государей, точно так же, как Новгород, свое судопроизводство и льготы. В то время Псковитяне (Pleschoviter) окружили город крепкою стеною и разделили его на четыре части, в которых жило много народа, дворян и недворян, по тому что тогда боялись Новогородцев, которые были сильнее их численностью жителей. Но когда начал царствовать над всею страною Великий Князь и покорил обманом и изменою Новгород, Псковитяне, отчасти по случаю гражданских смут, отчасти по коварным проискам попов и монахов, покорились Великому Князю: точно так же он и Новогородцев силою разогнал из за великого их богатства. В городе и за городом построено много прекрасных монастырей и церквей из кирпича, с высокими колокольнями и шпицами: они обиты листовою медью, прекрасно позолочены, посеребрены и при солнце придают своим блеском, такой великолепный вид городу как будто блещет золото и серебро.

Город и крепость большею частию построены и расположены на горе, из которой вытекает река, называемая Псков (Pskovv) от которой и город получил свое имя. Она течет посреди города и впадает в 6-ти милях оттуда в Пейпус (Peipis).

В одной миле от Пскова находится прекрасный монастырь Печерский (Pezuer), который осаждал Юрген Фаренсбах, во время осады Пскова Стефаном, Королем Польским, и всячески старался взять его приступом и занять. Но бывшие там монахи защищались так храбро, что Фаренсбах наконец должен был отступить с своим войском от Пскова, точно так же как и Король, не сделав ничего: и город, и монастырь они оставили в покое.

Крепость Иваньгород (Ivvanogorodt) лежит на реке Нарове (Narfwa), чрезвычайно сильна и разделена на три части. Она получила название от Великого Князя, по имени Ивана. Река Нарова, на которой она построена, вытекает из озера Пейпуса (Peipis), в которое впадают две другие реки, Псков и Великая (Pskovv и Vvelikareka); из этого же озера вытекает и река Нарова, так что из городов Пскова и Дерита (Dorft) можно бы [51] было плавать на судах Пейпусом и Нарвою в Балтийское море, если бы не мешали тому какие-то утесы и кустарники, находящиеся в полумиле от крепости. В старину эта река была естественною границею между Княжеством Новгородским и Ливонией. Эту крепость и много других таких же, на пример, Ямы (Jama), Гдов (Augdow), Копорье (Coporia), и Нотебург (Notheborch), в 1612 году, сильно обстреливал, завоевал и со славою привел под власть Шведской Короны храбрый витязь, Граев Яков Де ла Гарди; от того и теперь еще славный Король Шведский по справедливости употребляет в своем титуле название Иваньгорода.

Ямы (Jamagorodt), небольшой город и лежит, в 3-х милях от Нарвы, на реке Яме, впадающей, при устье реки Наровы, в Балтийское море.

Гдов (Augdoff), в 9-ти милях оттуда, довольно крепкий город, имеет очень плодоносную почву и изобилует рыбой.

Копорье (Coporia), в 15-ти милях от Нарвы, сильная каменная крепость, имеет прекрасные, плодородные поля и называется Ингерманландией (Ingermanland).

Нотебург (Notheborch) очень сильная крепость, лежащая на островке, окруженном быстрыми реками, не скоро замерзающими зимою: они вытекают из Ладожского озера (Ladga), под крепостью сливаются вместе и составляют реку, называемую Нева, которая в 10 милях оттуда впадает в Балтийское море; не считаем множества других рек и речек, вливающихся в нее, еще до впадения ее в большой залив. В полутора мили от своего устья река Нева разделяется на три рукава, и все они впадают в большое море. Эта крепость выстроена с семью крепкими площадками: между каждой идет стена в 10-ть аршин толщины. На всякой площадке поставлена башня. Изнутри на стене бастион в 3 аршина толщины, наполненный песком, глиною и землею, так что нельзя пробить его ядрами, каких больших пушек ни навези туда. По тому что ни с какой стороны нельзя поставить укреплений ближе, как на 4 ружейных выстрела, по причине быстрой реки, протекающей мимо крепости. Если бы захотели стать на реке на судах и галерах и лезть на стену, [52] осажденным не нужно ни пороху, ни ядер, для обороны и прогнания неприятеля: нужны только камни, бревна, копья и секиры. Если уж необходимо овладеть этой крепостью, то это можно сделать только голодом, или с помощию болезни, когда защищают эту крепость храбрые и неустрашимые люди, а не пугливые и молодушные бабы. Когда Шведы осаждали Нотебург, Москвитян сначала было в нем 3000: каждый день они делали вылазки и сражались со Шведами на галерах и лодках; когда же дороги и проходы были затруднении и захвачены, а реки заняты войском, так что осажденным нельзя стало выходить из ворот, все они в крепости занемогли, умирали от скорбута и голода, и в живых осталось не больше 30 человек, от того и должны были уступить и сдать крепость Фельдмаршалку Эберту Горну из Канкаса, посланному от полководца: это было в 1612 году, 12-го Мая: отрада моя такие солдаты, которые могут отважиться на что ни будь для своего Государя.

Внутренняя крепость тоже с 3-мя площадками, такой же постройки, как и внешняя, и с довольно глубоким рвом. Некоторые думают, что первый выстроил этот город Шведский Король Магнус Ладулаус с крепостью Ладогою (Laduga), в 14, милях от города на берегу Волхова (Wolckowa), впадающего в Ладожское озеро, от которого крепость (Ладога) получила и свое имя. Но, по моему мнению, этот Король построил только Нотебург, для убежища своих солдат от беспрестанных нападений Русских, а эти последние могли укрываться в Ладоге от напора Шведов, когда между ними была война и Король Магнус сильно теснил их. Таким образом эта крепость и озеро Ладожское названы так не тому, что Магнус Ладулаус часто бил, прогонял и истреблял Русских на этом озере, с их судами, галерами и лодками.

В крепости Нотебурге построены две церкви: одна каменная, другая деревянная, и несколько сотен черных изб, в которых живут солдаты. По тому что пока Русские владели крепостью, они не впускали в нее ни одного иноземца, даже и никого из своего народа, без всякой надобности, кроме одного Наместника и войска, туда назначенного. [53]

В 16-ти милях оттуда к югу лежит большой остров, по имени Ретузари (Retuzari), на котором живет до 30 человек крестьян: половина его принадлежит Финляндии, другая Ингерманландии, так как река Сестребек (Schwesterbaek), впадающая в Балтийское море, отделяет Выборгскую область от Эйрепе и Нотебурга.

Крепость Кексгольм построена из камня и лежит но средине довольно широкой реки Корелы (Koriela); вокруг крепости большие бастионы. Эта область и Княжество получили свое название от реки и называются Карелией. Страна изобильна хлебом, скотом, воском и разною дворовою и дикою птицей. Корела течет очень быстро и сильно и весьма редко замерзает зимою. В ней чрезвычайно много ловится рыбы, особливо семги. От того у Великого Князя там свои рыбаки, которые все ловят и солят семгу для употребления Двора, по тому что нигде во всей стране не ловится такой прекрасной и вкусной семги. Эта крепость находится в 16 милях от Выборга, в 16-ти от Нотебурга, в 30-ти от Ладоги, в 50 от Новгорода. Из многих городов можно ездить туда водою на лодках. И эту крепость взял вооруженною рукою Граф До ла Гарди в 1611 году, и покорил Шведской Короне.

Между областью Кексгольмом и Нотебургом лежит еще другая область, называемая Водская пятина (Woschi Pythin): она простирается к северо-востоку до Колы и Соловок и принадлежит к Новогородскому Княжеству, а жители ее платят дань, смотря по их бедности и зажиточности. Земля у них изобилует хлебом, плодами, скотом, домашней и дикой птицей и дикими зверями. Но летом ни как нельзя ездить туда, по причине множества рек, озер, мхов и болот. Кто хочет отправиться туда за какой ни будь надобностью, должен ехать зимою, когда замерзнут глубокие болота и большие озера.

Теперь довольно этого краткого описания областей, городов, местечек и крепостей, всего ближе лежащих к Шведскому Королевству.

Далее следует сообщить сколько ни будь сведений о других областях, лежащих от Москвы к северу, а от пристани Св. Николая и Холмогор к востоку. [54]

Область Печора (Petzora) простирается от Москвы к северовостоку и получила свое название от реки Печоры, протекающей посреди страны: на берегу ее построена крепость, называемая Пустозерск (Pustoreo). Если кто поедет туда из Москвы, ему надобно провести полгода в дороге. Тамошние жители глуповатый и негодный народ, в 1518 году принявший Русскую веру.

На этой же реке Печоре построен другой город с крепостью, который называется Папиновгород (Papinovvgorodt), а народ Папины (Papini). В старину он имел собственных владетелей и Князей, а теперь он в подданстве у Великого Князя. За этою землей, в нескольких сотнях миль к северу до Ледовитого моря, находятся еще другие области и народы, которых Русские называют Самоеды (Samiedi). Это люди, пожирающие самих себя. В этом краю водятся также разные звери: лучшие соболи, прекраснейшие куницы, рыси, белые волки, черные лисицы, лучшие и отборные белки и белые медведи, живущие на воде. В реках водятся также морские свиньи, которых на тамошнем языке называют моржи (Maers): у них длинные, белые толстые зубы, длиною в аршин, из которых Русские делают черенки к ножам. Турок покупает этот зуб на вес серебра. Из этой земли привозятся также белые соколы, которые очень идут для охоты больших господ. Тамошние жители так пугливы и робки, что бегают от Русских, точно неразумные скоты или звери.

В 130-ти милях от Пустозерска находится другой город с крепостью на реках Сибуте и Сосе (Sibut und Sossa), называемый Лопин (Lopin), а жители называются Вогуличи (Wogulitzi): эта земля тянется до реки Оби, вытекающей из озера, по имени Китайское (Kitaissko).

Река Обь (Obi) так широка, что летом, в самые долгие дни, едва можно переплывать ее в лодке. На берегу этой реки построена крепость, по имени Обеа (Obea), названная так по реке; жителей зовут Угры (Ugroi), а Князей их Угорскими (Igorski), которые подвластны Москвитянам. От этого города или крепости надобно ехать 8 недель до городов Иртыша (Irtisch) и Тюменя (Tumen) на реке Сосе (Sossa), а от них еще 8 недель до [55] области и крепости Gyrustin, где живет черный народ, торгующий жемчугом и драгоценными каменьями; правителей его называют Grussinski, и они данники Москвитян.

За тем следует область Лукоморье (Lucomoria), пограничная с землями Грусенов (Grusenir) и Серпоновцев (Serponowtzi), с которыми она ведет торговлю, и вот каким образом: язык этих народов в ней неизвестен, а природа у них такая же, как у ласточек: 27 Ноября они все умирают от сильной тамошней стужи, а 24 Апреля оживают опять: все это больше похоже на сказку, чем на правду. Зная время, когда они должны умирать, Лукоморцы привозят свои товары, на пример, жемчуг и драгоценные камни, и складывают их на особенное место до тех пор, покамест те не оживут опять. Тогда они идут к тому месту и смотрят, унесены ли их товары, и если довольны теми товарами, которые найдут вместо своих, они берут их и идут домой; если же недовольны, оставляют их, требуют назад своих и не отстают до тех пор, пока не достанут их, если соседи не хотят воевать с ними.

Область Обдорская (Obdoria) и Кондийская (Condoria) тоже принадлежат Великому Князю Московскому: они чтут за бога золотую старуху и называют ее золотая баба (Solata baba). На груди у ней ребенок, а возле нее другой, которого зовут они ее внуком. Такая же богиня, или идол, находится на берегу реки Оби; внутри он выдолбленный и пустой. Русские сказывают, будто этот идол издает такие звуки, точно кто играет на трубе, когда ноны совершают свое служение перед своими богами.

Этой богине приносят они в жертву лучших и отборных во всем краю черных соболей и куниц, каждый по своему состоянию. Они также бьют на ее содержание разных диких зверей и птиц: жрецы берут кровь их и мажут ею рот, глаза и все члены богини.

Жрецы спрашивают ее о будущем, точно Дельфийского оракула, и на все их вопросы она дает решение и ответ.

Но мясо этих зверей, убитых для жертвы, жрецы должны есть сырое и невареное. [56]

Когда иноземцы приедут по этой реке и не пожертвуют богине своих денег, серебра, золота, драгоценных камней, или другого чего ни будь, Русские говорят, что она не только собьет их с дороги, но и поднимет сильную бурю и непогоду, так что им нельзя будет и уехать оттуда, пока не принесут жертвы.

На других сторонах земли Лукоморской, на большой реке Тахниме (Tachnim), живут разные народы, чудные видом и лицом: одни кажутся точно обезьяны, другие, как дикие звери; у одних головы, как у волков и собак; у некоторых лица на груди; они без шеи, точно отрубки, а руки у них длиннее, чем у других людей.

В той же реке ловится рыба, у которой голова, глаза, нос, рот, руки, ноги и все члены точно у настоящих людей: но эта рыба без голоса и слова, без разума и рассудка. Русские сказывают, что она сладка на вкус (тюлени).

В нескольких сотнях миль пути оттуда далее к северу и несколько к востоку есть чрезвычайно высокие горы, на которых не растет ни травы, ни деревьев, по тому что они такой высоты, что милое солнце не может там действовать своим теплом: горы всегда покрыты льдом и снегом. Еще удивительнее, по словам Русских, то, что если там зажгут огонь, он горит ни так ясно и светло, ни так сильно, чтобы можно было варить на нем мясо, или рыбу, по случаю чрезвычайной стужи в том краю. Эти горы будто бы простираются до Ледовитого моря. Они поднимаются так высоко, что зеленых лугов совсем не видать там, по причине тени и вышины гор. По мнению некоторых, эти самые горы у писателей называются Гиперборейскими или Рифейскими (Montes Hyperborei oder Riphei). Великий Князь посылал нескольких человек, для узнания положения этих гор и собрания сведений, что за страна за ними, и какой народ живет в ней и занимает ее. Но они не могли этого сделать. Они пытались всходить на горы 17-ть дней к ряду, и все же не могли добраться до их вершины, но должны были вернуться назад. Там нет птиц и не бывает ни на кого охоты, но причине стужи и великой высоты гор, которые [57] не могут доставить животным ни какого корму. Однако ж, посланные узнали, что за горами живут народы, называемые Пигмеями и ростом не выше трехлетнего мальчика, даже и тогда, когда прийдут в совершенный возраст, или доживут до него. По природе, они боязливы и робки и говорят особенным языком, которого не понимает никто.

Часть их живет и на море, на острове, который Русские называют Новой Землей (Nova Zemhla). Это новооткрытая страна, где жители ведут войну с журавлями и не у потребляют ни какого оружия, кроме растущих в море тростей. Теперь мы довольно сказали об этих землях и народах. Перейдем дальше к странам и народам, находящимся к югу и западу от Москвы, которых Великий Князь привел в свое подданство.

Казанское Царство погранично и смежно с Ногайскими Татарами и Сибирью и находится в 170 милях от Москвы к югу. Справедливо, что страна, город и крепость получили название от реки, протекающей там и называемой Казанка, которая впадает, в одной миле от города, в знаменитую реку Волгу.

Казанские Цари и правители были в старину так богаты и сильны народом, что могли ставить в поле против Москвитян 60,000 ратных людей и все конных. Иногда они заставляли Москвитян давать себе дань, иногда же и Москвитяне брали над ними верх, до тех пор, пока не разбил их на голову Великий Князь, Василий Иванович, и не принудил взять Царя и правителя, какого ему было угодно. Они должны были платить этому Царю подать и слушаться его во всем. Это было очень досадно Казанцам; а так как Великий Князь поставил царствовать над ними гнусного и неспособного Царя, по имени Шиг-алея (Scheale), у которого были большие, длинные и отвислые, уши, точно у Британской собаки, большое черное лицо, толстое тело, короткие ноги, длинные и безобразные ступни; вообще это быль безнравственный, грубый и скотоватый человек, при том больше преданный и расположенный к Русским, нежели к ним. Они послали тайное письмо к Крымским Татарам, в котором горько жаловались на свое несчастье, что они хитростью и обманом из под власти собственных Царей подпали под иго Великого Князя, который оказывал больше благодеяний и милостей [58] Русским, нежели им; слезно просили Хана милостиво отпустить к ним своего брата, Саип-гирея (Sapgeri), чтобы он был Царем у них, прийти к нему на помощь с войском, избавить и освободить их от Московского ига, по тому что они исповедают одну с ним веру. Они охотно будут повиноваться ему и оказывать всякую честь и покорность, как следует и надлежит верным поданным. Крымский Татарин, Менгли-гирей (Mendli-geri), очень был рад тому: поспешно собрал большое войско, пошел на Казань, осадил ее, завоевал и поставил в ней брата, Саип-гирея (Sap-geri). А Шиг-алей бежал с женою и детьми в Москву, и жаловался на это Великому Князю.

Сделав все это, Менгли-гирей с своим войском пошел домой и, подошедши к реке Танаису (Tanais), повстречал много ратных людей, выехавших из его собственной земли. С этим народом повернул он назад и послал весть к своему брату, Саип-гирею, уведомляя его, что он намерен двинуться на Москву, по тому что подкрепил себя свежим войском: пусть же и он приготовится, соберет всю Казанскую силу и идет к нему на выручку под Москву. Саип-гирей немедленно и сделал это. А Менгли-гирей пошел прямо на реку Оку, в Россию, к Москве, грабил, разорял и опустошал всю страну, города и деревни, и увел в плен несколько тысяч Русских, богатых и бедных, благородных и неблагородных. Узнав, что войско Крымского Татарина такое сильное, нежданное и негаданное, было близко, и наделало ему столько вреда, Великий Князь выставил свою армию, какую мог набрать второпях, и послал ее на встречу Татарам к реке Оке. Когда оба они сошлись, то сразились так сильно, что с обеих сторон пало много народа: однако ж Русские проиграли сражение и бежали в Москву. Но Татарин быстро погнался за ними и преследовал их мечом, грабежом и огнем до тех пор, пока не дошел только трех с половиною миль до Москвы. Там расположился он станом: к нему пришел туда и брат его, Саип-гирей, с Казанским ополчением: он также наделал не мало вреда на проходе с войском и стал возле брата. Это очень напугало Великого Князя в крепости: он оробел и совсем упал духом, сдал крепость сыну своей сестры, Князю Петру (Knes Peter), и [59] нескольким другим своим советникам, а сам бежал в великий Новгород. После того Татары взяли город и всякий день подступали к крепости. Русские держались в ней крепко и оборонялись луками и стрелами до тех пор, покамест было можно. Наконец перешли к переговорам и выслали большие подарки, которыми полагали склонить Татар на милость и кротость. Татарин, заметив, что осада шла несколько медленно, вступил с ними в переговоры, взял подарки, с тем уговором, что Великий Князь обяжется своею грамотою и печатью быть на вечные времена его подданным и платить ему ежегодную дань, как делали прежде некоторые из его предков; тогда он уйдет и отпустит всех пленников, которых было бесчисленное множество. Великий Князь сначала не соглашался, но наконец должен был сдаться на это, подтвердил вышепомянутое грамотою и печатью, обязался оставаться на век его подданным и ежегодно платить ему дань по три деньги, то есть, по три гроша с человека.

После договора, Менгли-гирей тотчас же велел в городе поставить свой портрет, в знак того, что он привел в покорность себе Великого Князя, а также и для того, чтобы, когда будет собираться с земли подать и пришлются для того Татары, Великий Князь опускал голову к земле и кланялся перед этим портретом, сознавая тем себя подданным Хана, и по тому оказывал бы ему всякую службу и покорность.

С этим решением Татарин выступил из стана, а Саип-гирей пошел в Володимир и Казань. Менгли-гирей отправился с войском в Рязань и стал там станом. В это время в войске его был Поляк, служивший ему с несколькими лошадьми. Этот подъехал к городу со множеством награбленной добычи, с намерением продать ее и думал выменить на нее Русских из города, меж тем как он сам войдет в него с войском и захватит его врасплох.

Когда эта шутка не удалась, Татарин попробовал другое средство и послал в город посла к Наместнику, Ивану Ковару (Ivvan Kovvar) (Хабару Симскому.), и велел сказать ему, что Великий Князь [60] стал его подданным и должен платить ему ежегодную дань, а по тому и он обязан повиноваться ему, пустить его в город, снабдить продовольствием и всем нужным его войско. Но Иван был старый, опытный воин, и дал Хану такой ответ, что это дело ему плохо известно, да он и не поверит тому, пока не увидит другого договора. Тогда Татарин тотчас же послал в город грамоту Великого Князя: Иван очень испугался ее и удержал у себя. Поляк же подходил все ближе и ближе к городу с войском, в котором находился один знатный Господин с несколькими Русскими, взятыми в плен в Москве; этот Господин поспешно ускользнул от Татар и убежал в город, а Поляк должен был вернуться с большим позором, на что Татарин так рассердился, что чуть не треснул с досады. Он так расположил свое войско, как будто оно сбиралось ити на приступ и готово подвинуться к городу, если Наместник не отдаст им грамоты и не пришлет назад пленников. Но Татарин не получил ни грамоты, ни пленных. Наместник условился с Итальянским артиллеристом, по имени Иоанном Иорданом, и со всеми Русскими, бывшими в городе, чтобы ни как не сдавать его, а защищаться и держаться в нем до последней возможности; по тому что они знали, что Татарин разорил их край, много наделал ему вреда и не может достать съестных припасов: они стали изо всей силы стрелять в Татар, многих ранили и убили, один раз попали ядром недалеко от самого Хана; ядро разорвало на нем кафтан и унесло большой кусок этого платья. Это напугало Татарина: он собрался и ушел оттуда. Наместник удержал город за собою и отослал к Великому Князю грамоту его. Великий Князь был очень рад и сделал Хабару большой подарок, за его мужество и верную службу.

Другие же Русские были причиною поражения Великокняжеского войска на Оке и бежали от неприятеля, который от того так далеко и проник в страну, а Великий Князь потерпел столько срама и посмеяния; они были наказаны так, что это могло послужить уроком и для других.

После того Великий Князь созвал свое войско со всей земли, до 25,000 человек, и послал к Саип-гирею, Казанскому [61] Царю, гонца, с объявлением ему войны в таких выражениях: «В прошлом году пришел он в его страну, с своим братом, нежданно, негадано, точно вор и предатель, и ни как не дал знать о том ему, Великому Князю, чтобы он мог встретить его и честно биться с ним в открытом поле, как следует прямодушному воину. Теперь же он ясно объявляет ему открытую войну и вызывает его на бой: если он в силах сопротивляться и защищаться, пускай попробует своего счастья и удачи!» Саип-гирей дал на это следующий ответ: «Много дорог и троп открыто мне для похода в Москву: могу отправиться туда, когда захочу; никто и не остановит меня, если прийдет мне такая охота. Не посмотрю ни мало на твою надменность, хвастливые слова, угрозы, твое письмо и войско, но буду искать своей прибыли, где могу, и если посчастливится, приведу тебя, со всеми твоими большими боярами и дворянами, связанного, в Казань: в этом ты и по сомневайся, по тому что ты поступаешь, как вероломный и неверный подданный, против чести и совести своей грамоты и печати».

Такой ответ еще больше раздражил и прогневал Великого Князя: он поспешно отправил свое войско, велел ему осадить Казань, и нанес много вреда Татарам, хотя и сам не получил от того ни какой прибыли. Потом они сильно схватывались между собою, теряли с обеих сторон много людей. Русские не могли долго дождаться конца осады: военные начальники Великого Князя заключили перемирие с Татарами и воротились домой. Это очень не понравилось Великому Князю: он послал их опять в Нижний Новгород, для обороны этого города и чтобы отрезать подвоз к Казанцам всяких припасов и военных снарядов. Этим он, однако ж, ничего не сделал и до самой своей смерти не тревожил Татар; когда же он умер, сын его, Иван Васильевич, возобновил войну, пошел со всем своим войском под Казань и со всех сторон осадил се. Однако ж Казанцы не посмотрели на это, были храбры и смелы, часто делали вылазки, мужественно дрались с Русскими; с обеих сторон оставалось на месте много людей. Они удерживали за собою город и оборонялись храбро. Заметив это, Великий Князь велел построить перед воротами города [62] несколько укреплений, чтобы можно было сделать приступ, но и это не помогло ни сколько, по тому что жители мужественно отразили его от города. Великий Князь понес большой урон и огорчен был жестоко.

Увидав, что дело тянется медленно и что, простояв восемь недель под Казанью, он но имел ни какого успеха, Великий Князь опасался, чтобы и Крымский Хан не сделал на него нападения, и для того отправил посла к Наместнику и Главному Начальнику Казани, Мурзе Хамаасу (Mursa Chamaas), и велел им сказать, что видит очень неохотно, что льется так много крови: пусть смирятся они пред ним, сдадут ему город и окажут покорность: всех их он примет в свою высокую милость, и будет защищать и охранять от всякого насилия и притязания. Но все они сказали в один голос: нет, лучше они умрут за свою веру, если он одолеет их, нежели сдадут ему город, примут его веру и будут его подданными. Это не так то приятно отдалось в ушах Великого Князя. Он тотчас же велел, бывшим с ним иностранцам, испытать свое счастье и искуство и подкопаться под крепость.

Те послушались его приказания, приготовили все в одну ночь и положили в подкоп пороху. Великий Князь отдал строгий приказ своему войску готовиться на приступ, по тому что как скоро порох загорится, вал и укрепления рухнут, солдаты тотчас же пойдут на приступ. Но сначала велел духовным отслужить обедню, сказав, чтобы они прежде всего воздали должное Богу; сам же он молился в следующих словах: «Господи, Иисусе Христе, умилосердись над рабами Твоими, даруй ныне, да настанет пора милости Твоей, и пошли Твоему войску силу и крепость против неприятеля!»

Когда взошло солнце, священники прочитали Евангелие и произнесли эти слова: «Да будет едино стадо и един пастырь!» порох был зажжен, стена, вал и укрепление взорваны и взлетели высоко на воздух. Неприятели в Казани пришли в великий страх и ужас; много народа было ранено и погибло жалкою смертию. А Москвитяне вопили и кричали: «С нами Бог!» и шли со всех сторон на приступ. Татарин призывал на помощь [63] и наступление Магомета. Между обеими сторонами завязался жестокий бой, и они так схватились, что у тех и других убито очень много народа. Но Русские наконец одолели, по тому что были отважны и храбры, влезли на вал и прогнали неприятеля. Великий Князь прыгал от радости и все заставлял солдат подсоблять друг другу. Когда вошли они в город, на встречу им попался главный начальник Магометанских церквей, Кассель-реффи (Kasselreffi) Мулла (Molna): бились с ним целый час, но Татары должны были отступить и бежали в Царский Дворец. Там опять стали биться, и бились до тех пор, пока Наместник и Полководец не остались на месте. Татары увидали, что нет для них ни какого средства, по тому что победа на стороне Русских: уцелевшие из них обратились в бегство, отступили к восточным воротам, пробились и переправились через реку Казанку; там опять пробились чрез целое войско и ушли лесами.

Русские говорят, что на месте сражения осталось столько людей с обеих сторон, что целый день не видно было воды в реке, по причине крови, стекавшей туда из мертвых тел. Это происходило 9-го Июля, 1552 года.

Овладев страною, городом и крепостью, Великий Князь велел снова выстроить, улучшить и поправить все разрушенные и поврежденные здания в городе. Город приказал он с трех сторон обвести крепкою и толстою стеною и валом, а с четвертой выстроить сильное укрепление и наполнить его песком, камнем и глиной. Внутри города построена прекрасная кирпичная церковь в честь Девы Марии. В ней служит Архиерей, живущий в крепости с двумя Русскими Наместниками и несколькими сотнями солдат, назначенных Великим Князем в караул туда. Город открыт и не очень крепок; в нем не позволено жить ни одному Татарину, а только Русским, которым предписал Великий Князь явиться туда изо всех областей и владеть там поместьями. По тому что жителей он выгнал из города, рассеял и ограбил, чтобы никто из них, или из их потомков, там не жил, а жили бы вдалеке оттуда, в деревнях. Им позволено также выбирать себе правителей из своих родов и племен, однако ж, с тем условием, [64] чтобы они служили Великому Князю и были для того наготове с таким числом войска, какое он потребует и укажет.

Еще до взятия и покорения Казани, Великий Князь, Василий Васильевич, велел построить, в 10-ти верстах от нее, городок с крепостью, на берегу Волги; он называется Свияжск (Suetzkovv) и населен Московскими людьми, которые и теперь там живут и ведут большую торговлю с Астраханью солью и разными дорогими шелковыми материями, привозимыми из Мидии и Персии; они очень зажиточны.

Земля Астрахань (Astrakan) в старину была особенное Царство, а называется так по имени своего первого Царя; город построен на острове, при повороте к морю реки Волги, впадающей в 6-ти милях оттуда в Каспийское море. От Москвы до нее считают 200 миль, а от Казани 170.

Астраханские и все окрестные Татары, вместе с теми, которые живут на островах Волги и на Каспийском море, имели прежде собственных Государей и Царей, ведших свое происхождение от Крымского Царя. Он помогал им и выручал их, когда соседние и другие Государи воевали с ними. За то они платили дань ему, как своему верховному правителю, до тех пор, пока Великий Князь Иван Васильевич, не овладел ими силою: он привел их под свою власть, а город и крепость взял приступом в 1554 году и счастливо покорил себе. Одержав над Астраханцами такую славную победу, он тотчас же велел обнесть город и крепость сильным бастионом, удалил и прогнал оттуда всех Татар, мущин и женщин, старых и молодых, раздал дома и все места в городе своим Русским, которых выписал туда из всех городов и местечек, чтобы им какого другого народа не жило в Астрахани. Татарам, выгнанным из города, отвел он недалеко от него остров для жительства. Дети их и теперь еще живут там и выстроили довольно большой город, однако ж не укрепленный, а открытый со всех сторон, да им и запрещено укреплять его под смертной казнию. Наместник, власти и все знатные люди Москвитяне, живут все вместе в крепости и преданы Великому Князю. У всякой переправы на Волге между Казанью и [65] Астраханью, где обыкновенно вторгаются Казанские и Крымские Татары, грабят и уводят в полон людей, Великий Князь поставил несколько тысяч стрельцов, обязанных останавливать такие грабежи и содержать реку в безопасности для плавающих по ней, чтобы они могли ездить везде с своими пожитками и товарами и снабжать города хлебом и другими съестными припасами. В городе Астрахани ведут также большую торговлю иностранцы, приезжающие туда из Мидии, Персии, Армении, Татарии, Турции и России, с разными товарами, на пример: с шелком, бархатом, свинцом, золотою монетой, некрученым шелком, хлопчатой бумагой, дорогими коврами, жемчугом, драгоценными каменьями, разными пряностями; со всего этого Великий Князь берет большие пошлины и превосходные доходы. Рыба, овцы, рогатой скот, дикие и дворовые птицы там очень дешевы. Татары, там живущие, от того так и зажиточны и богаты, что каждый день занимаются торговым делом, не ведут и не исправляют ни какого другого ремесла, не пашут и полей, по тому-то и хлеб там очень дорог, а между тем нужен для них: они покупают его у Русских. Сарачинское пшено дешево: бочку его можно купить иногда за два с половиной талера, иногда же дороже и дешевле, смотря по случаю. Его привозят водою по Каспийскому морю из Мидии, Персии и Армении, в Астрахани мелют его и потом пекут хлебы. В двух милях от Астрахани, невдалеке от Волги, находятся две прекрасные соляные горы, не так чтобы очень высокие: Татары зовут их Бузан (Bussin); в них совсем нет песка и ни какой нечистоты, так что не найдешь ни одной песчинки. Если бы всему Християнству и всей Татарии привелось брать там соль, ее стало бы вдоволь. По тому что когда каждый день 10, или 30,000 человек изо всей силы рубят и ломают соль в этой горе, то, при всей своей работе они ни разу еще не замечали, чтобы сколько ни будь было отрублено, или отломано, у горы. Этою солью кормится вся Мидия, Персия, Армения, Татария и большая часть России, и всякой волен рубить и ломать ее, на сколько станет у него силы. Русские получают от того большие выгоды, особливо же города, лежащие на Волге, с тех пор, как Великий Князь привел под свою власть Казань и Астрахань и сделал реку свободною и безопасной от разбойников и убийц. [66]

Русские купцы, на столько зажиточные, чтобы держать суда и лодки, и имеющие возможность ездить два раза в год, наживают большое богатство, по тому что им дана свобода рубить соль: они и не делают на это ни каких расходов, кроме того, что нужно на топоры, крючья, железные шесты (ломы) для ломки соли, на необходимое содержание рабочих и на жалованье им. По тому что эти купцы приходят издалека, работа их самая трудная: им надобно плавать против воды, прогонять и тащить большие лодки. Они должны также подвергаться большим опасностям от Крымских Татар, так как у этих обыкновенная привычка нападать нечаянно и врасплох; когда пловцы идут берегом и тащат суда против воды, Татары приходят и берут их в полон, сожигают суда и уводят к себе Русских, если эти не примут ни каких предосторожностей.

Между Казанью и Астраханью живут также некоторые Татары, называемые Нагаями (Nagai); земля их простирается до Каспийского моря и реки Яика, вытекающей из Сибири. Эти Татары часто не имели Царей, а только Князей, и разделяются на три различные вида и орды. Первая — Кассун (Cassun) владеет землею и ордою от реки Камы (Chama) до р. Яика. Другая, — Шихмамай (Schickmamai) имеет орду в области Сибирской. Третья называется Шидах (Schidach); главное место ее город Сарайчик, а орда ее между реками Волгою и Яиком до Каспийского моря. Она самая — главная из них: из этого племени Татары еще и ныне берут себе Государей, которых поставляет и дает им Великий Князь. Он сделался их Царем покровителем с тех пор, как овладел Казанью и Астраханью, однако ж не на том уговоре, чтобы они платили ему дань, а на том, что если он пришлет к ним гонца, их начальник должен быть готов явиться к нему с известным числом вооруженных и служить ему без жалованья, впрочем, получая в свою пользу добычу и награбленное имущество, сколько добудет. Он всегда в состоянии набрать 20,000 храбрых и опытных в военном деле воинов. Сосед этих Нагаев другой народ, который у Москвитян называется Ургенцы (Jurgenzi): им управляет брат Великого Китайского Хана (Catai), а в Китай надо ехать 10 дней. [67]

Где оканчиваются Казанские и Нагайские Татары, там начинаются Волжские (VVolgari), получившие свое название от реки Волги, где они жили сперва, пока, для лучшего себе приюта, не перешли на юг: они вошли и в титул Великого Князя. Прежде были у них свои Князья и правители. Но им много вредил, ссорил и разделял их Крымский Татарин, чтобы они не сделались его противниками; они покинуты были Литовцами, не подавшими им, но их просьбе, ни какой помощи; тогда покорил их Великий Князь Русский, по завоевании Казани и Астрахани.

Дальше за Яиком и Нагайскими Татарами есть еще другие Татары, у которых особенные Государи и правители; это Тюменцы, Шибанцы и Козаки (Cosatzki). А к югу, за рекою Волгой, между озером Меотийским и Евксинским заливом до р. Кубани (Cupa), впадающей в Азовское море, и рекою Моткой (Motka), текущей в Эвксинское море, находится много высоких гор, между которыми встречаются прекрасные, плодоносные страны, каковы: Черкасия (Circassia), где живут Черкаские или Пятигорские Татары, иначе Quinque Montani, окруженные и огороженные утесистыми горами, точно заставленные крепкою стеной. От того-то они и не подвластны ни какому Государю, не боятся и не опасаются ничего ни от Русских, ни от Татар и Турок, по тому что земля их велика и обширна, а вход в нее от природы тесен и укреплен, так что ни какому неприятелю не войти туда. У них пять Князей и Государей, которые правят особенными землями и народами и не платят никому дани. Князья в таком согласии между собою, что все тотчас же готовы помогать один другому и выручать его, при нападении на него неприятеля. Это храбрый и отважный в боях народ: все на конях, употребляют луки и стрелы, сабли и довольно длинные пики и копья.

Русские сказывают также, что есть земля, в которую не мог войти Александр Великий, по тому что дорога туда чрезвычайно тесна и трудно ходить по ней: с одной стороны море, с другой высокие горы, глубокие пропасти, леса и долины; нельзя и проехать по ней, так как она втеснена между морем и горами и идет таким образом на несколько миль. От того [68] Александр Великий велел построить укрепление в этом проходе, для удержания народа, живущего по другую сторону. Те из жителей, которые ближе всех к Русским, исповедают во всех отношениях Русскую веру, а другие, подобно Туркам, веруют в Магомета.

Большая страна Крым или Перекоп (Chrim или Praecop), у которой свой Царь и Государь, живущий в городе Крыме или Перекопе, очень сильна по народонаселению, и Царь ее может выставить до 200,000 ратных людей, с коими он часто делает нежданные и негаданные набеги на Россию, Польшу и Подол, страшно свирепствует огнем и мечом, грабит и уносит большую добычу, состоящую в скоте и людях.

Эти Татары считаются самым отважным и храбрым военным народом изо всех других, и не любят отдаваться в полон, а сражаются до последней крайности. Когда под кем ни будь из них застрелят лошадь, и ему не чем защищаться другим, он кусает зубами, дерется кулаками, дает пинки ногой, пока его не возьмут в плен и не убьют. О них мы не будем больше писать и рассказывать, также и о других Татарах, подвластных Туркам, Чагатаю и Китаю, а опишем только тех Татар, которые в подданстве у Москвитян, и скажем еще что ни будь об их обычаях, вере, учреждениях, нравах и обрядах.

Во первых, надобно знать, что вся Татария разделяется на четыре части. Татары имеют в своем владении и подданстве почти половину Азии, и занимали в этой части света места, называвшиеся в древности Скифией, и триста лет назад были приведены туда Чингом (Chingi), которого на своем языке они называют Монголом (Mongal).

К первой и большой части принадлежат Крымские Татары и все орды, подвластные уже Москвитянам. Орда значит то же, что большая собравшаяся толпа народа; в ней живут несколько тысяча, человек, друг подле друга, и имеют одного правителя и начальника, которому они покорны во всем. [69]

Другую часть занимают Джагатайцы (Zagathainer) или Зеленые Головы: из роду их был Тамерлан, взявший в плен Турецкого Царя и имевший свое пребывание в большом городе Самарканде (Samarchanda).

В третьей части живут Катайнцы, примыкающие к Царству Китайскому (China) и господствующие над многими Государствами.

В 4-й части находятся земли: Белгиан (Belgian), Аргон (Argon), Арсарет (Arsaret) и Ания (Ania), о которых мы не имеем ми каких подробных сведений.

Теперь пойдем дальше к Татарам, подвластным Великому Князю Московскому, которые, но мнению Русских, ведут свое начало от Моавитян, по тому что это сборный народ из многих народов и отличающийся от всех одеждою, нравами, речью, верою и устройством. Они не занимаются ни каким похвальным искуством, не учатся ни какому разумному ремеслу, не строят ни крепостей, ни замков, ни городов, ни деревень, домов, в которых могли бы жить, но ездят и кочуют из места в место, где только найдут хорошие пастбища для своих лошадей и рогатого скота, грабят, крадут, хищничают и делают всякое зло, от чего и называются Половцы (Bolowtzki): это значит то же, что и охотник, который и охотится то на этом, то на другом месте, по тому что поле означает равнину, а ловчий (Loutzki) значит охотник. Некоторые также того мнения, что они получили своих первых Государей и начальников от Гедеона (Gideon), который первый привел их на житье в Азию, в большую степь супротив России, простирающуюся к юговостоку от этой последней страны. Без сомнения, сначала они были бичом для многих стран и областей и разоряли их, по тому что это смелый и неустрашимый народ.

Но как они были народ грубый, дикий и варварский, не хотевший научиться ни какому благонравию или пристойным обычаям, то их и выжили другие народы и загнали в большую пустыню и степь, не обитаемую людьми, чтобы иметь покой от них. Они до того размножились и расплодились тут, что все окрестные народы стали бояться и остерегаться их могущества, [70] разделились на многие толпы или орды, из которых у каждой были свои царьки и правители, избиравшиеся для того, чтобы друг после друга принимать правление но наследству и царствовать над нею.

У них был такой обычай, что когда Князь умирал, они либо выбирали на его место другого, по наследственному нраву (jure haereditario), либо главные люди между ними бились и сражались за Царскую власть, и кто одолеет других, низложит их и подчинит себе свой народ, того и считали они достойным царствовать и княжить над ними.

У всех у них один язык, не много различный от Турецкого, но всех хуже наречие и неприятный выговор у Нагаев, которые грубее и скотоватее всех их.

Многие годы они поклонялись солнцу, месяцу, звездам, и планетам, кустам, камням и другим подобным предметам, что кому полюбится; но теперь некоторые отказались от этой веры, приняли, вместо ее, Турецкую, веруют в Магомета и называются Burormanni (Бусурманы?). Некоторые крестились и приняли Русскую веру.

Они не имеют ни законов, ни уставов, по которым бы следовало жить им: всякой делает, что ему угодно, и наносит другому столько вреда и позора, сколько достанет у него силы.

Если кто возьмет что ни будь у других тайком, и ему скажут о том, он говорит: «Мне было нужно это, от того я и взял; если же я причинил тебе какой ни будь убыток, сделай и ты тоже!» Но буде тот недоволен и обвинит его пред властями, вора не присуждают ни к чему другому, кроме того, что обокраденный должен заплатить ему тою же монетою, и взять у вора столько же, сколько он взял у него, после того они все же остаются добрыми приятелями. Но если выйдет у них такая ссора и брань, что кто ни будь убьет другого, а после того убийцу поймают и схватят на самом деле, судья берет у него лошадь, платье и вооружение, дает ему, вместо того, плохую лошаденку, велит уехать и говорит: «Убирайся прочь и хлопочи, как бы тебе опять нажить что ни будь!» [71]

Хотя Татары по природе беспокойны и никогда не могут жить смирно и тихо, однако ж неохотно убивают друг друга, если только Князья и Государи их не в ссоре и не враждуют между собою. Но если кто провинится в измене своему законному Государю, или затеет возмущение, пойман будет на самом деле и не может оправить и защитить себя, тот беспощадно подвергается смертной казни огнем, водою, железом, или сажается на кол, смотря по важности и знатности дела.

Вообще все Татары сложены или вылиты по одному образцу: толсты, среднего роста, с широкими лицами, не терпят на голове ни одного волоса, кроме одних начальников, выпускающих за уши локон в два пальца длиною и окрашивают его, чтобы он был черный. По природе они крепки и расположены ко всякому сладострастию и неестественным желаниям, в чем походят на Русских. Едят они всякую пищу: собак, кошек, лошадей и разных гадов, также скот, волов и овец, птиц и зверей, кроме только свиного мяса, по тому что они обрезанцы и придерживаются закона и устава Магометова. В случае нужды они могут выносить голод два, или три, дня: ничего не едят и даже не спят, а ездят, работают и исправляют свои дела; но, достав опять съестного, они пожирают все, что ни попадется, без остатков, точно голодные псы и неразумные животные до того, что делаются больны, лежат, стонут и валяются несколько дней, пока не сварится в желудке пища. Когда они решатся на дальний поход, в котором им нечего будет есть, и мучит их голод и жажда, они пускают лошадям кровь и пьют ее, для утоления голода. Они охотно едят всякое молочное кушанье из кобыльего и коровьего молока, и считают его самым лучшим и вкусным блюдом. Даже возят молоко с собой, засушенное в куски, которые крошат в воду, и оно идет им вместо пищи и питья. Сухое молоко, которое возят в походы, они приготовляют следующим образом: сначала вскипятят его и снимут жир, плавающий сверху, кладут этот жир в другой сосуд и делают из него масло, а до тех пор, пока он есть в молоке, оно не засохнет. После того ставят молоко на солнце, и таким образом оно сохнет. При отъезде, каждый из них берет его несколько кусков, смотря [72] по своей надобности, в кожаную фляжку, сделанную в виде меха, а потом наливает в нее воды, сколько для него нужно. На езде молоко трясется в фляжке и делается точно сок: тогда они и пьют его. Они возят также с собою маленький котелок для варения мяса, когда у них мирное время и есть хороший выгон для лошадей.

Летом, когда нельзя достать другой пищи, они едят коренья, зелень и травы, точно какие ни будь бессловесные животные на полях. Они часто не кладут соли в кушанье, от того, по словам их, и зрение у них острее, чем у других людей. Когда выйдут в поход с своим Князем и попадется им что ни будь из съестного, лошадь, или другое что, они мигом убивают ее и делят на сорок человек: низшие берут и едят мясо, а главные лица и Князья берут внутренности, как самое вкусное лакомство, кладут их на уголья, жарят и съедают, вместе с угольями и калом, с такою жадностью, что потом облизывают у себя пальцы и ножи, чтобы дочиста покончить свое лакомое и приятное кушанье. Голову считают самым лучшим куском и оставляют ее для гостей, как самое вкусное блюдо. Столов не употребляют, а садятся в кружок на земле, положив нога на ногу, без подушек и скатертей. Но Князья и начальники стелют прекрасные ковры под себя и свои кушанья.

Если кто ни будь спрашивает, за чем сидят они на земле, Татары отвечают, что вышли из земли и опять будут в ней, а по тому и должны почитать ее.

Они берут многих жен, смотря по своему достатку и богатству, по тому что чем больше у кого жен, тем больше ему славы и почета между Татарами; они считают лучшим удовольствием и радостью на земле жизнь в обществе многих жен.

Одежда их, мужская и женская, шьется почти одинаково; все вообще носят длинные кафтаны, кроме только женщин простого звания, которые покрывают себе голову маленьким лоскутком полотна, а самые знатные закрывают лицо и [73] голову прекрасною белою Арабскою тканью, когда выходят из своих палаток гулять, или навестить подруг.

А простой народ ходит в овчинных шубах, охватывающих руки и ноги, не делает себе другого платья, если прежнее еще годно, да и не может носить ничего больше. Однако ж у них есть и полотняные штаны и рубашки.

Они совсем не обработывают полей, не пашут, не сеют, не кортомят пашен, а живут воровством и разбоем. Что ни добудут на войне, золото ли это, серебро, деньги, платье, скот, или люди, все продают Туркам и другим народам и берут за то нужное для себя. Они также не ведут ни какой торговли, не учатся ни каким ремеслам, как водится у нас и в других местах.

Они не строят домов, городов и крепостей, а употребляют большие телеги, крытые кожей, мехом, прутьями и войлоком, и живут в своих палатках и шалашах, которые строятся из травы и фашинника и так предохранены от дождя, что хоть бы лил он целые сутки, их ни сколько не мочит в таких палатках. Они ездят из места в место, где поудобнее и можно найти хорошие выгоны и воду для их лошадей, рогатого скота и овец; скот — их лучшее богатство и сокровище: им они кормятся.

Они позволяют себе думать, что с ними приключится большое несчастье, если долго останутся и промешкают на одном месте. В сердцах и в досаде на детей своих, или соседей, они желают им надолго оставаться на одном месте, подобно птице клесту (loxia), которая все корпит на одном гнезде да разнюхивает свой собственный кал. Передвигаясь с одного места на другое, и наконец расположившись на стоянку, они не позволяют зажигать огонь в стане, чтобы не проведал их неприятель, до тех пор, пока не найдут место, на котором думают быть в безопасности. Они не имеют дорог для своего странствованья и скитанья, а направляют путь по течению солнца и месяца, а особливо по Северной звезде.

Воюют всегда верхом на бойких, легких и быстрых конях с толстыми хвостами. Седла и стремена у них все [74] деревянные, кроме только Князей и властей, которые получают их из Турции и России. Оружие — луки, стрелы и кривые сабли. Ездят на укороченной узде, в седлах сидят избоченясь. Когда обратятся в бегство, а неприятель погонится за ними, они бросают все, что только есть с ними, кроме сабель, которыми и рубят во все стороны, сколько хватит силы.

Когда дают сражение неприятелю, распределяют своих людей по отрядам, помещая в каждый отряд по 3-ри, или по 4, тысячи человек, после того, как первый пустит свои стрелы, едет другой и третий отряды; так и стреляют из луков поочередно, в каком порядке поставлены; когда же все выстрели и, отступают назад и потом вместе нападают на неприятеля, с большим шумом и гамом, и криками: «Гола, гола, гола!» Разбитые и обращенные в бегство, они защищаются также стрельбой из луков до последней возможности; стреляют вперед и назад, так живо и ловко, что и в бегстве наносят такой же вред, как и в сражении, и никогда не отдаются в плен по доброй воле, пока еще смогут обороняться. Заметив, что для них одно спасение — бегство, они скорее позволят убить себя, нежели отдадутся в плен. Они не употребляют ни пороха, ни дроби, не умеют обращаться ни с полевыми, ни с большими, пушками, редко осаждают города и крепости; но если бы привелось захватить город, или крепость, врасплох, хитростью и обманом, они уж не пропустят этого случая. Когда это удастся, они тотчас же жгут и разоряют взятый город до основания, грабят и берут все, что могут увезти. Людей, скот, серебро и золото продают окрестным и соседним с ними народам; девушек, служанок, молодых людей и детей оставляют у себя, для работы и прислуги.

Людей средних лет продают они Туркам, а очень дряхлых и больных, не способных к работе, которых никто не купит, отдают своим сыновьям, чтобы они стреляли в них, точно в цель, или лишали их жизни как ни будь иначе, веревкой, или железом, огнем, или водой, в виде упражнения. Привыкнув смолоду ко всем бесчеловечным и зверским делам, [75] они становятся тем злее и свирепее в старости, получают совершенное сходство с отцами и сравниваются с ними.

Перед выступлением в поле, на бой с неприятелем, они сначала отыскивают в большой степи особенно удобные и безопасные места, чтобы отвезти туда и спрятать там своих жен, детей и все имущество, чтобы ни какой неприятель не нашел и не захватил все это, во время их отлучки. Жены и дети с пожитками остаются там до тех пор, пока не получат известия от мужей, что сталось с ними и как у них идет война. Когда мужья одержать победу, они идут к ним на встречу; когда же проиграют сражение и будут разбиты, они убегают еще дальше в степь, чтобы быть еще безопаснее и неприятель не мог бы отыскать их.

Итак мы рассказали в коротких словах об областях и Татарах, находящихся за рекою Сурой, которая — настоящая граница от Татар и принадлежит Великому Князю Московскому.

Теперь поговорим о главнейших озерах, реках и речках, которые вытекают и впадают в России, в Татарии и других землях, и начнем с Каспийского гафа или моря; кругом его живут разные народы и находятся особенные земли, каковы: Астрахань, Черкасия (Cirkassia), Нагаи, Туркменцы (Turchomensis), Юргенцы (Jurgense), Персия, Мидия, Гилян (Gilien) и Заволжские (Zawolgawische) Татары.

Каспийское море, имеющее в окружности 2800 миль, соленое и обширное море, похожее на озеро, и лежит в 6-ти милях ниже Астрахани, где река Волга разделяется на 72 рукава и впадает в это море. Волга течет в него из России не одна, но точно мать с детками; множество других рек, речек и ручьев впадает в него из других стран; ни одна из них не минует его, по тому что оно так низко, что принимает в себя всякие воды. Кругом его высокие горы, сухая почва, так что можно ехать туда и сухим путем. От чего же в нем соленая вода, если оно озеро и в таком дальнем расстоянии [76] от моря? По мнению Русских, причиною того знаменитая гора Бузан (Busin), в шести милях от моря, да и другие соленые горы, вокруг и возле него лежат. При попутном ветре можно переплывать его в 5-ть дней в самом широком месте.

Длина его считается от Волги ко востоку до Государства Ургенчей, куда можно приплыть в 5-ть дней при довольно сильном ветре. Половина моря не более 4-х сажен глубины. В ней белый песок, от чего и вода на вид чиста и прозрачна. Другая половина до того глубока, что не найдешь и дна, а вода черная, точно смола, или деготь. Посреди моря они сливаются вместе, подобно довольно большим рекам, и образуется великая бездна; это, впрочем, случается не всегда, но только в известное время в году; течение бывает так сильно, что подошедшие к нему суда, если нет сильного, погоняющего их, ветра, останавливаются там, поворачивают назад и не могут продолжать плавания, пока не подует довольно сильный ветер и не угонит их оттуда. Но так как там очень глубоко, то суда и не терпят ни какого вреда, пока не угонит их ветром.

На море много островов с прекрасными городами и местечками, населенными жителями; много и необитаемых.

Ивановское озеро (Ivvanovvo) одно из величайших озер в России и изобилует разною рыбой; кругом его много больших лесов и рощей: главный лес Русские называют Епифановым (Epiphanovv): он находится в осьми милях от города Тулы, в Рязанском Княжестве.

Из этого озера вытекают две прекрасные реки: одна называется Шать (Schaet), направляет свое течение к востоку, принимает реку Упу, протекающую при городе Туле, и потом быстро впадает в реку Оку. Другая река называется Танаис (Tanais) и вытекает из того же озера при деревне, называемой Донхо (Doncho), от которой и река получила свое имя и называется по Русски Дон, а по Латыни Танаис; она течет в Меотийское озеро, довольно большое и широкое, по причине многих, впадающих в него, рек и речек, так что по нем [77] можно плавать в Кафу и еще другие города в Турции. Весной и осенью, во время водополи, можно плавать рекою на больших судах и лодках в Азов, где ведется обширная торговля с иноземцами, приезжающими туда с разным товаром, по тому что не платят пошлин.

Река Дон отделяет Европу от Азии, несколько миль берет направление к востоку, проходит степью между Казанью и Астраханью и течет в одном месте семь миль близко Волги, но наконец уклоняется к северу и к югу. Вскоре потом она впадает в Меотийское озеро, от которого не больше 30-ти миль; до главного города Крыма (Chrim), или Перекопа (Praecop), где имеет свое пребывание Татарский Царь.

От начала этой реки до Меотийского озера сухим путем не больше 80 миль; но как она течет извилисто, то водою будет несколько сот миль.

Превосходная земля по обеим сторонам этой реки: на ней растут разные плодовитые деревья; во многих местах прекрасные и благовонные луга, в 5 и 6 миль ширины; в летнее время растущие там травы, цветы и злаки разливают приятный, ароматический запах, точно в самом лучшем саду.

На низком берегу реки растут знаменитые травы и превосходная лакрица (Lacrizia), за которую дают большие деньги в аптеках. Там же множество пчел и меду, изобилие всякой птицы, зверя и рыбы, по тому дорожный человек за даром может иметь вдоволь всего, если запасется хлебом и солью, возьмет с собой ружье, пороху и дроби для стрельбы, да еще удочку для уженья; не будь только тяжел и ленив ходить за тем, а то охотник и рыбак, не знакомый с усталостью, он много найдет себе наслаждения.

Знаменитая река Волга вытекает в Ржев-Дмитриевском Княжестве (Rschovv Demetri), из глубокого озера, по имени Фряново (Fronovv), находящегося в Волконском лесу. [78]

Из этого озера вытекает много и других рек, и в двух милях оттуда сливаются вместе в одном озере Волго (Volko), из которого выходит сначала ручеек, получивший название Волги (Wolga), однако ж не долго остается таким, но все растет и увеличивается многими другими водами, в него текущими.

Эта река Волга протекает много больших городов, каковы: Тверь, Кашин, Холопий Город (Chlopia), Углич, Ярославль, Кострома (Castrom), Галич, Муром (?) и много других; потом течет в Нижний Новгород, после того поворачивает к югу, в Васильев город, где Мордовские Татары отделяются от Крымских, течет несколько сот миль немного вниз к востоку в реку Rescinda и отделяет Казанских Татар от Нагайских, Астраханских от Крымских, вскоре потом с сильным и быстрым течением идет на юг мимо города Астрахани и впадает в Каспийское море; зимой она никогда не замерзает, по тому что та страна лежит так далеко к югу, под солнцем, что холодам ничего там не сделать.

Река Волга, в своем обширнейшем течении, принимает много больших и малых рек и речек, так что выше и ниже Астрахани отделяет от себя 72 реки (рукава), которые впадают все в Каспийское море. В некоторых местах между Казанью и Астраханью она так велика и широка, что на ней встречаются большие острова и островки в несколько миль длины: на них растут разные деревья, на пример, дубы, самшиты, осины, березы, орешины, ольхи, буки и великое число многих других.

На берегах, по обеим сторонам реки, прекрасные рощи, веселые луга и превосходные выгоны для рогатого скота и овец: там растут прекрасные душистые травы и пряные коренья, разливающие превосходный запах.

На островах и Нагайской стороне Волги растут солодковый корень (Lacrizia, Rhabarbarum) и другие прекрасные растения, [79] о которых Татары не имеют ни какого понятия и не знают как употреблять их.

Москвитяне сказывают также, что там растет плод, приносящий круглые семена, не совсем похожий на дыню, только немного круглее, а величиною в несколько аршин. На их языке он называется Баранец (Boranetz), по сходству его с барашком: у него голова, глаза, уши и все члены точно у молодого барашка, а шерсть на нем очень мелкая и нежная; женщины делают из нее головные платки. Русские рассказывают, что в его ветках и стеблях есть несколько крови и немного мяса, которое походит с вида на раковое. У него есть и когти, и рога, не такие, как у барашка, но волосатые, как шерсть, и растут точно также, как рога и когти. Корень в средине его куста будто бы, требует корму и живет до тех пор только, пока кругом его есть трава. Когда она посохнет, или ее совсем нет, корень тоже пропадает и гибнет без пищи. Он прекрасного сладкого вкуса, по тому-то и очень ищут его волки и другие дикие звери для пищи (Под этим названием: Баранец, или Зеленика, известны ботаникам два растения: Скифский овен (Lycopodium Selago) и Татарский овен или Зерлик Баромец (Polypodium Baromets): корень последнего покрыт очень густо весьма мягким, темпо-желтым пушком: в этом только и заключается его сходство с барашком. Остальное такая же басня, как и сказания Альдровандуса и Жерара (Ботаника, 1636 года) о дереве, из почек которого выходят утята, или о растениях, из цветка которых выпрыгивают девушки! — Пр. Перевод.): чудная и диковинная вещь, если она и в правду такова, как сказывают Русские. Но для Бога нет ничего не возможного. Он творит все по своей Божественной воле и изволению.

На той стороне, где Волга тянется к Крымским Татарам, встречаются длинные, мелкие кусты и орешины, дающие орехи гораздо больше тех, что растут у нас и в других местах. Там есть также и другие рощи, в четверть и в полмили, в 3 и 4 мили длины: все они наполнены маленькими, густыми вишенными деревцами, приносящими плоды два раза в год: вишни очень хороши, сладки и уж конечно идут в пищу; однако же [80] в иных местах встречается другая порода вишен гораздо кислее; они растут и спеют очень скоро, по тому что эта страна лежит далеко на юге, и солнце действует там сильнее, чем у нас.

Эти деревья так плодовиты, что не видать бывает и листьев, когда поспеют плоды, по тому что сучья и ветки висят все в ягодах, заслоняют собою верхушки деревьев и клонятся к земле, точно ржаные колосья от дождя, когда рожь поспеет и придет пора жать ее.

Весь кустарник такой красный, будто кумач растянут по деревьям, на такое расстояние, сколько можно окинуть взглядом.

На равной поляне, в 3-х, или 4-х, милях от реки, редко встречаются кусты, леса, а только возле самой Волги и других рек, речек и ручьев, в нее текущих: близ них Татары обыкновенно пасут своих овец, по тому что там хороша трава.

Эта река изобилует также всякой рыбой, особливо находят в ней одну породу, называемую белорыбицей: она почти походит на лещей, только вдвое больше и шире их, и имеет белую чешую, блестящую, как жемчуг, или серебро.

У этой рыбы такое свойство, что когда соберется ее много, она прыгает и шмыгает по воде, как стрела, на три, или четыре, ружейных выстрела расстояния, да еще так быстро, что ни какой птице не пролететь скорее: ее видно тогда везде в реке. Рыба очень жирная и приятная в кушанье.

Там же ловится рыба с длинным острым носом и маленьким круглым ртом: такова севрюга, осетрина (Cetrin), лосось, стерлядь (Sturlein), которая очень жирна и превосходного вкуса, если только свежа и хорошо приготовлена.

В Астрахани ловится также рыба, называемая Русскими сом (Soom). Она имеет круглую голову, очень толста и велика, [81] около трех аршин длины, и так сильна и жадна, что может глотать куски мяса в два с половиною пуда. Схватив человека за ногу, или за руку, она тащит его на дно и топит, потом высасывает кровь и пожирает все его мясо. Она жирна, как сало, а по тому и не годится в пищу, кроме только маленького куска у хвоста. Ловят ее на свежее мясо, воткнутое на большие щучьи зубы, вытаскивают на них из воды и вываривают ворвань, по тому что, по причине жира, в ней нечего есть.

Озеро Белое (Bielozor), на котором построен укрепленный город, с таким же названием, имеет в длину 10 миль, а в ширину 12. Это озеро очень глубоко, а по тому и нет в нем ни какой особенной рыбы; да если какая и ловится там, то очень тоща и неприятного вкуса.

В это озеро впадает 36 рек и речек, а вытекает из него только одна, по имени Шексна (Sosna), которая течет в реку Мологу, а берет начало в Новогородском Княжестве и потом впадает в Волгу при Холопьем Городке (Мологе).

Река Вага (Waza) течет между Белым озером и Волгою, берет начало в болоте, проходит возле города Svvetzogorodt и впадает в реку Двину, направляющую свое течение в город Холмогоры (Colmogorodt) и впадающую в большое море у монастыря Св. Николая, куда приезжают корабли из Голландии, Англии и Гамбурга, по тому что там хорошая пристань.

Река Двина (Dvvina) весною делается так велика и широка от других рек и речек, в нее впадающих, также от множества тающего льда и снега, что, подобно Египетскому Пилу, орошает землю, которая становится от того очень тучна и плодородна и никогда не имеет надобности в удобрении. От того там всегда изобильные урожаи прекрасного хлеба, поспевающего с такою быстротою, как нигде в другом месте во всей стране.

Река Сухона (Suchana) вытекает в десяти милях выше города Вологды (VVologda) из одного ключа, и идет сперва [82] глубоким болотом у деревни Zuchana Drevvne, от которой река получила свое имя, потом делается все больше и больше от множества впадающих в нее речек и рек. Она протекает городом Вологдой и потом сворачивает на север, проходит мимо города и крепости Тотьмы (Todtmar), к городу Устюгу (Ustuga), которой во 100 милях от Вологды.

Туда же приходит с юга еще другая река, по имени Юг (Juga): обе они сливаются под городом и утрачивают прежние названия и называются Двиною (Dvvina), а «Dvvie» значит по Русски два, по тому что из двух рек составилась одна река. которая, как было сказано прежде, в полном своем течении впадает в большое море у монастыря Св. Николая, где иностранцы пристают с своими товарами и могут оттуда на лодках и судах плавать Двиною в реку Сухону до города Вологды, и рекою Волгою в город Ярославль, оттуда же товары их привозятся сухим путем в Москву.

Река Москва (Mosqui) вытекает в 18-ти милях от Москвы, не вдалеке от города Твери, течет городом Москвою мимо его Кремля и в 6-ти милях выше Москвы впадает в реку Оку.

Река Яуза (Jagusa) берет начало из родников одной четверти мили от Москвы, к востоку, и быстро течет городом в речку Москву.

Ручей Неглинная (Neglina) выходит с запада из болота, в полумили от Москвы, направляет свое течение городом, мимо Кремля, и в 24 милях от Володимира впадает в р. Оку (Петрей, конечно, хотел это сказать о реке Москве.).

Река Угра, прекрасная и глубокая река, берущая свое начало в нескольких милях от города Дорогобужа (Dorogabus), в большой степи, между городом Воротыном (Vvorotin) и Калугою (Coluga), и впадающая в реку Оку. Прежде была она естественною границею между Россией и Литвою.

Река Ока (Occa) вытекает из большого болота в Рязанском Княжестве, в 78 милях от Москвы, протекает мимо [83] городов Рязани (Rezan), Воротына, Орла (Orlovv), Алексина (Alexi), Калуги, Серпухова (Cirpokovv), Каширы (Cassin), Коломны (Columen), Касимова (Cassinovv) Мурома, поворачивает тут к северу и при Нижнем Новгороде впадает в Волгу.

Знаменитая река Днепр (Neper), по Латыни Boristhencs, берет начало в Рязанском Княжестве, из большого болота или озера, при деревне Днеприщи (Dniepiersche), от которой получила и свое имя эта славная река. Сначала она очень мала до тех пор, пока не подойдет к ней с запада другая река, по имени Декпрец (Niepretz) и не впадет в нее: от того Днепр делается больше, чем в начале, течет, направляясь сперва к югу, мимо города Вязьмы (Wiesmo), потом сворачивает к востоку и проходит городами Дорогобужем, Смоленском (Schmolenskou), Оршей-Дубровной (Orsodubrovva). Наконец он течет опять к югу, мимо славного города Киева (Kiovv), оттуда большою степью Крымских Татар, и на пути принимает в себя много рек и впадает в Евксинское море.

Река Двина (Dvina) выходит из болота, в десяти милях от реки Днепра, в Рязанском Княжестве, сначала направляется к западу, принимает в себя другую реку, становится большою, и тогда из двух рек составляется одна, по имени Двина. Двадцать миль течет она к городу, известному под названием Вильда (Vilda, Велиж?), поворачивает там к северу, протекает городами Витебском (VVitepschovv), Полоцком (Polozskovv), Ригою и впадает при Динамюде (Jynemuda) в Балтийское море.

Река Ловать, тоже не меньше Двины, вытекает из болота не вдалеке от Волконского леса, где есть река Ironow, течет 40 миль на запад, к городу Великие Луки (VValikilucki), потом сворачивает к востоку и впадает в озеро Ильмень.

Озеро Ильмень находится в полумили от Великого Новгорода и имеет 12 миль длины и 8 ширины; в него впадают еще две реки, Ловать (Lovvat) и Шелонь (Scholona), а вытекает одна, под названием Волхов (Wolkovva) с востока, течет в [84] Великом Новгороде и в 32 милях от него к западу впадает в Ладожское озеро (Sec Laduga).

Ладожское озеро (Laluga) получило свое название от Шведского Короля, Magno Ladulas, изобилует разною рыбою, не очень глубоко, отделяет Карелов от России и имеет 100 миль длины и 60 ширины. На нем находится много прекрасных, веселых островов и островков, больших и малых, на которых крестьяне летом пасут свои скот. Жителям удобно скрываться на них и находить там убежище во время войны, чтобы не быть застигнутыми неприятелем. Кругом озера встречаются небольшие местечки, деревни, монастыри, церкви и часовни, каменные и деревянные.

Итак я рассказал в коротких словах о главных водах, озерах, реках и речках, берущих начало и находящихся в России. Довольно же писать об этом, хоть там еще много других, больших и малых, рек. Но так как мне в точности неизвестны имена их, а тем менее места, где они вытекают, и направление их течения, то я и не берусь что либо сказать о них; лучше оставить и пропустить какие ни будь предметы, нежели рассказывать и выдавать в свет неверные и неосновательные вещи. Но, описывая области и города, большая часть которых известны мне по наблюдениями личным моим и других достоверных людей, я рассказывал и излагал так, что относительно того не нужно объяснении подробнее. Теперь буду продолжать дальше и опишу, с какими странами и Государствами граничит Россия, и от чего получила она свое имя.

Великий Князь Московский, пишущий и называющий себя Государем, Обладателем (Obladalel), Царем или Императором над всеми вышеназванными Княжествами, землями и областями, имеет следующий титул:

Мы, Царь Димитрий, Василий, или Михаил, Обладатель и Великий Князь всея России, Самодержец (Zamodertzes), Володимирский, Московский, Новогородский, Царь Казанский и Астраханский, Государь Псковский (von Pleskovv), Великий Князь Смоленский, Тверский, Югорский, Пермский (Premski), Вятский, Болгарский и иных [85] Государь и Великий Князь Нижнего Новгорода Низовские земли (in Niederlande), Черниговский, Рязанский, Ростовский, Ярославский, Белозерский (Beylonesorschi), Удорский, Обдорский, Кондийский и Сибирский и к Северу, могущественный Государь Грузинских Царей и Кабардинские земли, Государь Черкеских и Угорских Князей (Igorsche) и других многих Государств могущественный Государь и Победитель. Этот Государь и Великий Князь граничит с Шведским Королем в Лапонии, Остроботнии, Карелии, Ингерманландии, Водской пятине (Wodtzschipitin) и Ливонии; с Датским Королем в Норвегии, при Вардусе и Лапонии; с Польским Королем в Ливонии, Литве и других странах, которые вошли в состав Литвы, называются Белоруссиею и исповедают Греческую и Римскую веру вместе, каковы Русский Лембург (Львов), Галич (Halicia), Бельз (Beltz), Холм, Перемышль (Premislia), Волынь (VVolhynien), Луцк (Lutzko), Володимирия, Кременец (Krzemenoch), Мстиславль (Mzislavia), Витебск (VVitebskovv), Полоцк (Polotzkovv), Киев. В этих землях много укрепленных городов и замков, впрочем, большею частию деревянных; у них в старину были свои правители и Князья, точно так же, как в Областях и Княжествах в Польше, где иногда княжил один Князь, а иногда двенадцать, о чем можно читать в их летописях и хрониках; далее, граничит с Крымскими или Перекопскими Татарами, которые обыкновенно часто нападают на Русских и бедственно опустошают и разоряют их землю огнем и мечом; с Князьями, живущими в Черкасии и называющимися Пятигорскими (Quinque Montani), от 5-ти больших гор в их земле, через которые можно переправиться в восемь дней; наконец с Турками, Мидянами и Персами на Каспийском море.

Как в собственных летописях Русских, так и в иностранных историях, встречаются разные мнения о том, откуда происходит название Москвитян и Русских, и откуда они ведут свое начало. Но прежде всего надобно знать, что Москвитяне и Русские один и тот же народ, и в древности у Птоломея и Плиния назывались Роксоланами. Некоторые говорят, что они называются так от Герцога, по имени Русса (Russus), должно быть, сына одного Польского Князя; таким образом Русские [86] называются по его имени. Другие отвергают это, по тому что Россия древнее Польского Королевства. Сами Русские говорят, что Россия прежде называлась «Rosseja», откуда произошло название земли «Россия», а народа — «Русские». Это слово на их собственным языке означает такой народ, который отличен от других народов и стран и составился из разных наций и областей: у каждой был свой, княживший над нею, Князь и Государь. Это можно достаточно доказать не только языком их, но и их собственными Князьями и Государями, правившими ими, по тому что каждый имел особенное Княжество, княжил отдельно и очень отличался от прочих языком, однако ж только так, что слова в одном Княжестве произносились иначе, чем в другом, но жители понимали друг друга. Это всего согласнее с правдой, по их собственному толкованию.

Ни какого основания не имеют слова тех, кои утверждают, что Русские называются Москвитянами от города Москвы, по тому что название Москвитян древнее построения и основания города Москвы, и Москвитянами назывались первые обитатели берегов реки Москвы (Mosqui). После того от них получили название город и крепость, построенные на этой реке. Когда же Великий Князь перенес свое местопребывание из Володимирии в Москву и привел под свою власть всех Князей и все эти народы, тогда они и стали называться Москвитяне.

Находя, что народы, жившие в старину на реке Москве, были не так многочисленны и значительны, чтобы могли вести войну с своими соседними Князьями и Королями, а тем менее покорять земли, прежде нежели Великий Князь перенес туда свое местопребывание из Володимирии, я считаю вполне справедливым, что Москвитяне получили свое название частию от речки Москвы, частию же от Мосоха, сына Иафетова, который жил сначала в Азиатской Скифии, на Евксинском море, у ключа Термодона (Thermodoon). Гнусный и жестокий нравами и привычками, также и своими грубыми и отвратительными делами, он прогнан был оттуда Лидийским Царем в другие места к северу, и во время своего бегства и изгнания, поселился между реками Танаисом, Борисфеном, Волгою и Москвою, где еще и ныне живут его [87] потомки и имеет свое пребывание теперешний Великий Князь: потомки стали сильны и велики, так что не только боятся их соседние страны, но и чужеземные народы. Это согласно с названием и с делами Москвитян. По тому что Мосох или Москвитянин означает ни больше, ни меньше, как человека, который ведет страшную жизнь, напрягает, протягивает свой лук и хочет стрелять; то же делают и Москвитяне: они еще смолода учатся стрелять из луков и арбалет и обходиться с ними, упражняются во всяких гнусных и ужасных делах и поступках, о чем ясно выражается пророк Давид, говоря: «Hei mihi, quod exulo in Meseck». Если тут разумеются не Русские и не Москвитяне, то я уж и не знаю, какие еще народы. По тому что они и прежде употребляли, и теперь еще употребляют, луки, лучки, арбалеты и стрелы, как на войне, так и в то время, когда стреляют диких птиц и зверей, и так ловки, проворны и опытны в этом деле, что редко пускают стрелу понапрасну. Луки у них сделаны очень искусно, на разный образец, расписаны и изукрашены разными красками, так что в других землях не найдешь им подобных.

Их жестокость, гнусная жизнь, варварская и немилосердая природа достаточно известны многим, бывавшим в земле их, а особливо тем, которые приведены были туда пленниками из чужих краев и должны были выдержать муки и истязания плена. По тому что Русские днем и ночью думают и ломают голову, какими бы новыми способами мучить людей: вешать, или варить, или же жарить их? И ни один народ, ни Турок, ни Татарин, не сделают ничего страшнее и ужаснее. Даже если бы был у них Берилл, подаривший тиранну Фалариду медного быка, для муки и истязания в нем людей, сказать по правде, они не посадили бы его в быка, а наверное сделали бы ему большой подарок за то, что выдумал такую муку, что люди, посаженные в вола, ревут точно быки.

В нравах, обычаях и обрядах они так отвратительны, грубы и невежественны, что не только оскверняют и пакостят себя всякими Содомскими грехами, но еще и хвастают и похваляются тем, что они то-то сделали и так то поступили. Когда придут в гости, или дома устроят обед, закуску, или [88] попойку, они до того грязны м бесстыдны, что не только икают, кашляют, харкают и выводят разные ноты, но позволяют себе еще дела постыднее и грубее, которые природа велит исправлять в других местах: примутся друг за другом кое что выпускать из себя и делают потеху из того, о чем и говорить-то невежливо для приличного слуха.

Думаю, что одно место в этой стране называется Белоруссией по той причине, что там мужчины в летнее время носят на головах белые шапки, а женщины красят и подделывают себе лица белилами, точно так же, как Чагатайцы у Русских называются «Зеленые головы», а Катайцы — «Черные головы», от разных цветов, которые носят они на головах у себя, и называют свои шапки тюрбанами.

Этого, кажется, достаточно будет о них.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.

(пер. А. Шемякина)
Текст воспроизведен по изданию: История о великом княжестве Московском, происхождении великих русских князей, произведенных там тремя Лжедмитриями, и о московских законах, нравах, правлении, вере и обрядах, которую собрал, описал и обнародовал Петр Петрей де Эрлезунда // Чтения в императорском обществе истории и древностей Российских, № 4. 1865

© текст - Шемякин А. 1865
© сетевая версия - Тhietmar. 2024
© OCR - Иванов А. 2024
© дизайн - Войтехович А. 2001
© ЧОИДР. 1865

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info