Глава XI

Как флот был готов к отплытию и как остались бывшие в городе

Иную, весьма противную, заботу имели управители (governadores) того флота, каковые имели четкий приказ, как в другой день уже имели, к отбытию, как люди, радующиеся победе, каковая казалась им тем меньше, чем дольше приходилось ждать им, чтобы поведать о ней своим родичам и друзьям, вследствие чего долгим делалось для них время, чтобы добраться до дома и возрадоваться вещам, кои они любили, пересказав труды той победы, что было бы для них не меньшею долей их отдыха ¹; и посему всю ту предыдущую ночь они трудились над тем, чтобы привести в порядок свои снасти (aparelhos), таким образом, что, едва настало утро, они имели паруса закрепленными на их реях и стояли на последнем якоре. И как только узрели они, что королевский корабль начинает распускать свой парус, а трубы подают сигнал к отбытию, все прочие [суда] тронулись следом за ним, притом каждый [из капитанов] приказывал выводить на борт своего корабля [музыкантов с] инструментом, что он вез, чем веселил сердца тех, кто мог их слышать, каковых [инструментов] сладость звука была весьма противна настроениям большей части тех, кто там оставался, каковые, высыпав на стены, подперев головы ладонями, орошали лица свои слезами; иные, стеная, взирали на небеса, моля небесные добродетели помнить об огромности их труда. Корабли же, следуя своим путем, начали скрываться [от взора] один за другим, пока оставшиеся в городе вовсе не потеряли их из вида, и здесь мы дадим им вернуться в королевство, дабы дать место оставшимся в городе, чтобы они услышали слова, кои начинает говорить им тот их новый капитан.

Глава XII

О словах, что сказал граф тем, кто с ним остался, в порицание печали, что они имели

Мы не скажем наверняка, наблюдал ли граф дон Педру за движением парусных судов, свершавших свой путь, и внимал ли заботе, что была у тех простолюдинов, но как весьма отважный рыцарь и весьма достойный такого назначения ходил он по стенам с теми фидалгу, кто там остался, осматривая места, где предстояло ему поставить охрану и где пристала большая или меньшая войсковая сила, таким образом, чтобы при отсутствии доброго предупреждения [город] не потерпел бы какого-нибудь урона. И, видя таким образом тех печалящихся и плачущих, он приказал созвать их всех посреди крепости, дабы выказать им порицание за их печаль и также чтобы утешить там, где это подобало.

— Я, — сказал он, — сеньоры, братья и друзья, испытываю великое неудовольствие, видя вот так ваши лица мокрыми, а ваши чела печальными, как у людей пугливых и отчаявшихся, в коих нет ни доблести, ни крепости, что воистину станет для меня великим наказанием и затруднением для продолжения того, что мною начато, с людьми такими печальными и исполненными страха, ибо не сила тел, но крепость сердец есть та, что завершает ратные деяния. И коли я отважился испросить и принять сие назначение, что вы [ныне] подвергаете такой опасности, то было не потому, что я полагал, что таким людьми предстоит мне повелевать и править, но думалось мне, что доблесть ваших предшественников была в вас столь же благородной и великой, как была в них. Ибо мне вспомнилось, что вы происходите от того весьма благородного рода Готов, каковые не только не удовлетворились границами Испании, но также во Франции и Италии многие времена владычествовали, а впоследствии, возвратившись в свою землю — не как люди побежденные или беглые, но как те, кто оставляет землю, им неугодную, на таких условиях (preytesyas) и с тем положением, как они желали, — вернулись к обладанию тем владением, кое имели прежде ². Вы также сыновья тех, что объединились с тем католическим государем доном Рамижиу (Rramigio), когда вся Испания была потеряна и мавры овладели ею ³, и силою своей крови вытеснили врагов, пока не заставили их отступить в тот малый угол, каковой есть королевство Града (Grada) [Гранада] ⁴, и хотя бы и говорилось, что не только лишь [люди] из Португалии, но все в Испании объединились в сем деянии, я говорю, что нашего королевства была [в том] наибольшая доля, как можно узнать по тем, кто в настоящее время исполняет обеты, оставшиеся в память о той победе. И таковы были их благородство и доблесть, что они не удовлетворились тем, чтобы иметь над собой владычество, что несло бы имя другого народа, а не своего, и посему объединились с тем благородным и отважным мужем доном Афонсу Анрикижем (Affomso Amrriquez), первым королем сего королевства ⁵, и так, в малом числе, как они были, не только возымели мужество, чтобы выбрать (emlleger) и сохранить нового короля, но также взяли у мавров [земли] между Тежу и Удианой (Odiana) [Гуадианой] и все королевство Алгарви ⁶ вместе с большей частью Эштремадуры. О том же, какова была их доблесть в той великой битве при Селаду (Selado) ⁷, все вы слышали и знаете, и равно о войнах, что были у них с другими народами, та древняя доблесть всегда должна была быть в вашей памяти. О, малодушное скопище сердец бабьих и изнеженных, скажите мне, отчего вы плачете? Быть может, из страха пред теми маврами, что пребывают там снаружи в страхе и ужасе? Какое зло и какой вред могут причинить нам те, кто столь слабо держался при защите своего города, те, кто не смог нанести урона и помешать тем, кто выбрасывал их из [собственных] их домов? Что делать им теперь, когда вы пребываете внутри этих стен, где ни оружие их, ни мощь не могут причинить вам вреда — если только не выкажете вы, что пребываете здесь для того [только], чтобы защитить себя? Однако не выйдет, коли Бог пожелает, таким образом, ибо мы не только защитим от них город, но также возьмем у них всю прочую землю, коею они несправедливо обладают, где христиане уже имели владычество. И как может статься, что мы окажемся меньше тех, что помогли магистру дону Пайю Корреа (Payo Correa), каковой, будучи простым рыцарем, уроженцем нашего королевства, с весьма немногими отрядами взял все королевство Алгарви и равно многие иные места в области Андалузийской ⁸? Нет там ни стен, ни башен, что устояли бы пред мощью Божьей, и коли наше намерение утвердится в том, что оказать ему ту службу, что ему чрез нас как его верных и истинных христиан подобает, он будет с нами, как всегда был с теми, кто прямым образом себя такому труду отдавал. И сие, что вам таким тяжелым ныне кажется, по той причине, что всякие начала всегда гораздо суровее, чем впоследствии бывают средины и окончания, не пройдет много дней, как все почтете за легкое и доброе к тому, чтобы вынести, вследствие чего я ожидаю иметь с вами более работы, отказывая в том, что супротив моей воли и ущерба сим маврам пожелаете вы свершить, нежели утруждая себя тем, чтобы увещевать и умолять вас быть твердыми в защите города. Посему, сеньоры, братья и друзья, подумайте о том, как вам расположиться, утешив ваши души и приведя себе на память, что тот, кто вас здесь оставил, позаботится о том, чтобы вас обеспечить и вам помочь, и не только как землякам, но как слугам и служителям, и что ваша честь навсегда останется гораздо большею, нежели всех, кто сюда прибыл и прибудет в дальнейшем, поелику, с помощью Божьей, мы свершим столько, что очистим (despachemos) землю для всех прочих, что в дальнейшем сюда явятся. И имейте иное весьма великое утешение, поелику, коли Бог пожелает, в сем следующем марте король, наш сеньор, будет в сем городе и отправит вас, прочих, по вашим домам с великою почестью и милостями, и другими послужит себе в трудах, коим предстоит быть.

Глава XIII

Где автор говорит о манере, в коей мавры оплакивали потерю своего города

Обладал граф дон Педру изящным словом и был человеком, говорившим разумно, как тот, кто в юности своей изучил многое [по части] ⁹ свободных искусств, и так возымели боязливые те люди отвагу от тех доводов, таким образом им высказанных, и также от иных, что высказывали им фидалгу, каждый со своей стороны. И как только настала ночь, что была первою, когда граф начал справлять свою должность, были их караулы и дозоры (rrolldas) устроены с весьма великим порядком (descricao), в каковом начале было выказано то, чему в дальнейшем долженствовало быть.

Но так как мы еще не сказали о манере, коей держались мавры после того, как ушли из города, мы желаем описать ее в сей главе, дабы дать вам тот отчет, что в таких случаях потребен; каковые [мавры], как мы узнали от некоторых, что в дальнейшем в сие королевство прибыли плененными, в тот первый день, когда оставили город, рассеялись по некоторым долинам, что расположены там у подножий той горной цепи, где тогда было множество фруктовых деревьев [и] где они имели свои фермы, поелику думали, что, так как король отбыл, он оставит им город свободным и удовольствуется одною лишь тою первою победой. И поелику во время выхода каждый имел более заботы о собственной своей жизни, нежели кого иного, когда спустилась ночь, жалостливою вещью ¹⁰ было слышать стенания их, бродящих по лесам, хоть и были они неверными, ибо, удалившись от сени городских стен, они стали разбредаться сквозь гущу зарослей своих огородов и садов. И не было там ни одного, кто бы тотчас по первом приходе мог бы ощущать себя в безопасности, сколь бы укромным (escuso) ни было место, ибо так были напуганы (amedremtados) они великим избиением, кое узрели свершенным среди своих отцов, детей и [иных] родичей, что [даже] звук, производимый ветром среди деревьев, вызывал у них страх. Однако после того, как стала спускаться ночь, они обрели уже отчасти некоторую решимость и стали выходить из тех зарослей, каждый со своей стороны, и звать друга друга по собственным своим именам. И матери звали детей, мужья — жен, и те, кому довелось быть найденным, обретали некоторое малое средство для своего утешения, хоть и не могло оно послужить им долго, поелику воспоминание об общей их потере не могло быть заслонено никакою иною лучшею вещью, сколь бы велика та ни была. Сверх же всего не было там никого, у кого не нашлось бы, кого оплакать, ибо одним недоставало детей, а другим — жен, а иным — родичей и друзей, и, может статься, были там такие, кому недостало всех, и так начали они творить свой плач, весьма горький, оплакивая свою потерю, и приходили им на память вещи, ими потерянные, каковых было столько и столь великих, что у каждого в отдельности вызывали весьма мучительное сожаление, ибо тогда они казались им много более благородными, нежели казались в то время, когда ими обладали.

— Есть ли в мире человеческое разумение, — говорили они, — кое может вместить то, что такой благородный и такой царственный город в один день смог быть потерян — и даже не в один день, но в один час? Воистину, не живые люди, но силы преисподней были те, кто обрушился на нас, ибо едва ли можно будет поверить, что подобное дело могло быть свершено столь скоро ¹¹ какою-либо земною силою или мощью.

— И напишут авторы историй, — говорили [они далее], — что никогда ни одна кампания не была столь неудачливою, как сия наша, ибо находись мы даже посреди поля, имея пред собой редкие стога сена в качестве заграждений (cerraduras), и то не могли бы быть побеждены более легким образом; и если бы по крайней мере наш противный жребий предоставил нам блага настолько, чтобы мы располагали некоторым временем (espaco), в каковое могли бы проведать о нашем поражении, что воистину немало могло бы послужить нам, по крайней мере для того, чтобы не потерять вовсе то, что за столько времени мы приобрели.

И тогда начинали они рассказывать друг другу обо всех событиях своего ухода, и кто были те, кто погиб сразу при первом нападении, свершенном на них христианами, а кто впоследствии, и рассказывали, кроме того, о великом множестве бездыханных тел, что лежали распростертыми по тем площадям. И старики говорили, что слышали, как их отцы и деды говорили о той потере, утверждая, что настанут дни, когда тому городу предстоит быть орошенным кровью своих детей, scilicet, своих жителей. Другие пересказывали сны, ими узренные, в коих им являлись чудесные вещи, ясно объявлявшие о том уроне.

— Мой отец, когда я был юн, — говорил один из тех стариков, — отправил меня в Тунис к одному моему дяде, там проживавшему, каковой отдал меня в учение к алмуадану (allmoadao) [муэдзину] главной мечети. И однажды, беседуя с ним, я рассказывал ему о добротах сего города, он же по окончании моих слов возложил руку на очи и стал дышать весьма порывисто, и несколько раз из-под руки у него показывались слезы; и тогда он сказал мне: «Сын мой, я прошу тебя, чтобы ты не говорил мне более о добротах твоего города, ибо не можешь ты сообщить мне столько, нежели я бы [о том] не знал гораздо более; однако я столько же говорю тебе, что коли мавры земли Африканской ведали бы то, что ведаю я, то уже бы в нем [городе] не осталось камня на камне, что не был бы вовсе повержен оземь, ибо его красота и добротность еще станут для нас причиною великого зла, каковое ощутят вначале те, кто в нем проживает, а впоследствии ощутят иные, что проживают в отдалении, и может статься, немногие останутся в сей части Африки, кто не будет иметь своей доли в сей потере. И то, что я тебе сейчас говорю, я знаю весьма хорошо, так как читал о том множество пророчеств и зрел множество вещей, чрез кои в том достаточно удостоверился, а также потому, что не так уж много лет назад лежал я в сей мечети, погруженный в сон, и снилось мне, будто я зрел одну женщину со многими сыновьями вокруг нее, и будто был мост, что начинался вблизи ее стоп и достигал королевства Алгарви, что находится в Португалии, по каковому шли из земли христиан великие толпы юношей, каковые сражались с сыновьями той женщины, пока не убили их всех, и [затем] сосали ее груди. И поелику сие показалось мне скорее видением, нежели каким пустым образом, я пересказал то сведущим маврам, и всем мы сошлись на том, что та женщина представляла землю Африканскую и первые ее сыновья суть мы, прочие, каковых отторгли христиане от ее грудей, scilicet, от ее земли, и все сие должна вызвать алчба к красоте вашего города».

— И так как я никогда не питал доверия (fememca) к снам, — сказал тот мавр, — я не особо позаботился о том, чтобы к тому прислушаться (esguardar), но лишь сейчас, когда зрю его [пророчество] свершившимся ¹².

И так рассказывали они друг другу, сколько указаний (abusoes ¹³) видели во сне и слышали [их предки и они сами] за сто лет до того дня, каковые в тот час все давали уразуметь о теперешней потере. И так они пребывали в ту ночь в печальных своих обсуждениях, и каждый рассказывал о своей доле, пока их не одолевал сон, в ходе коего чрез чувства их проходили вещи весьма разнообразные, как обыкновенно и происходит с теми, кто во время бдения отягощен размышлениями. Много было там таких, кто говорил, что зрел, вот так во сне, много душ тех, кто погиб днем ранее, а иным казалось, будто они разговаривали со своими умершими родичами и друзьями, и главным образом с теми, кто скончался в предыдущий день. Много было таких, что отправлялись к себе в имения и на фермы, где имелись у них дома, в коих пребывали во время своего аласира (allacir) [сбора урожая] ¹⁴, что мавры, как вы можете зреть, имеют обыкновение делать, когда перевозят свои фрукты; и там они бросались поверх груд соломы, что держали для своих кроватей, ибо то было время, когда они долее всего оставались в подобных местах, поелику, когда солнце входит в знак девы, в том климате (crima) пребывает сила Лета, когда все фрукты имеют свой основной сезон [для сбора]. И там они начинали вспоминать, сколько пользы приобрели во времена минувшие от тех имений, и от фруктовых деревьев, что в них высадили, и с какими расходами возвели те постройки, — и как должны были в столь краткое время оставить все своим врагам. Были там и иные, что бросались с плачем поверх возвышенностей (comaros) насыпей своих огородов, в завершение печального того помысла. На других же нисходила ярость такая, что с тем сожалением набрасывались они на ростки своих рассад и начинали [безжалостно] их рвать (britar), и так ходили из одной стороны в другую, как люди, лишенные рассудка, [словно] желая уподобиться в чем-то той жрице Эдонис (Edonis) ¹⁵, что обитала в пещерах (tavernas ¹⁶) горы Пинда (Pymdo) ¹⁷, где каждый год приносили жертвы Либеру-Отцу (Llybero Padre) ¹⁸, как говорит мастер Гонфреду (Gomfredo) ¹⁹; и казалось им, что они удовлетворялись причинением того вреда, пока, [одолеваемые] силою усталости, не клали тому конца. Иные, что держали свои железные инструменты на тех фермах, рубили деревья, что взрастили с таким трудом. Но и много иных было там, что давали выход своему гневу более умеренно, надеясь, что еще смогут вернуть свой город, и тогда те вещи смогут им послужить; и некоторые из тех [людей], наиболее сведущие, приводили себе на память некоторые писания, прочтенные ими во времена минувшие, в коих находили многие события с другими городами и поселками, что впоследствии вновь были обретены собственными своими жителями, и те вновь вступили во владение основными своими вещами ²⁰.

— И для чего же — говорили они — станем мы уничтожать то, что с таким трудом приобрели? Ведь может статься, что Бог проявит к нам свое милосердие и мы вернем владение своим городом, каковой, даже если не произойдет ничего иного (ymda que all no fosse), находится столь далеко от королевства Португальского, что христиане не смогут долгое время его удерживать.

Глава XIIII

Коя рассказывает о первой схватке, что мавры имели с христианами, и о том, как был убит один из тех неверных

Немалую надежду [вновь] обрести тот город имели мавры, по причинам, о коих мы сказали выше, и посему не пожелали уходить из тех долин, где имели свои фермы; в особенности же утвердились они в сей надежде, когда узрели, как флот двинулся прочь от города ²¹.

— Разве найдутся на свете люди, — говорили они, — что смогут защищать от нас наш же город продолжительное время? Поистине то было бы странною вещью, если только они вовсе не перестанут пить и есть, а необходимые вещи станут получать с неба. Более годным был город Алжазира (d’Alljazira), чтобы мог удержать его король дон Афонсу (Affomso) Кастильский, что его взял, и он [все равно] не смог выстоять против того, чтобы его не взяли мавры и не вернули снова под свое владычество ²². Эти же люди странно высокомерны (estranha soberba de gemte) — их король отбывает со всеми своими силами, а они имеют мужество оставаться здесь.

И сими рассуждениями они себя утешали, посещая места, где мог появиться флот, пока не узрели, что тот вовсе выходил из пролива, что было для них немалою радостью, ибо они думали, что все их желание могло быть в скорое время исполнено. И на другой день поутру (menham) собрались вместе все мавры, в коих была какая-то сила, и явились под стены города, слабые же по старости или по болезни были оставлены на попечении женщин и детей, поелику об имуществе не было у них заботы, так как большая его часть осталась в руках врагов. И тем, кто ощущал в себе силу, казалось, что она у них удвоилась, когда оказались они вблизи города и почуяли немногочисленность людей, находившихся поверх стен, поелику большая часть христиан занимались обустройством своего постоя и разборкой своего багажа, как люди, рассчитывавшие обрести там отдых. Однако, едва узнав, что там были мавры, они бросились в ту часть [города], наибольшая же часть врагов бросилась к тем воротам, что тогда звались Мадрабашаби (Madrabaxabe), а впоследствии — [воротами] Алвару Мендижа (d’Allvaro Memdez), и, так как около сих ворот расположено одно укрепление (coyraca), где находились несколько кораблей на суше, мавры направились к ним [воротам] и подожгли их. Однако наши, что находились поверх стен ²³, видя такое дерзновение, не пожелали дожидаться ни дозволения, ни приказа от капитана, но как только смогли, схватили свое оружие и весьма отважно вышли на них, отчего завязалась большая и яростная схватка. Среди сих мавров находился один не менее великий своим происхождением, нежели ростом тела, человек, прекрасный ликом и великого мужества, и так, будучи весьма храбрым и могучим, находился он все время впереди прочих, как человек, не желавший опозорить благородство крови, в нем текшей (que nao queria fazer vill a nobreza do sangue tinha). Однако один из пеших, из числа тех эшкудейру, коих оставил там инфант дон Анрики (Amrrique), что звался Мартин ду Алгарви (Martym do Allgarve), метнул в него копье, коим нанес ему смертельную рану. Однако мавр, будучи могучим, вырвал из себя копье и метнул его с такой силой, что пробил им щит на руке одного из тех эшкудейру, что находились там в сражении, но, так как силы его иссякли, он пал мертвым оземь, от каковой боли прочие мавры возымели такое страдание, что почти уже из мести ввязались весьма мощно [в бой] с христианами. Однако они уже настолько были научены ранами, кои нанесли им наши, что поневоле должны были вернуться к берегам. И так как граф дон Педру был далеко оттуда, в другой части города, супротив Алмины, то не без причины довелось ему поздно узнать новости о том внезапном нападении, и главным образом потому, что те, кто желал участвовать в сражении, не отважились пойти сообщить их ему, боясь, что он воспрепятствует их выходу. Однако слух прошел по городу и достиг того места, где он находился, каковой [граф] поспешил явиться в ту часть города и не пожелал допустить, чтобы христиане отдалились от стен [ради преследования], так как все там было окружено рощами, как мы уже сказали, и он опасался, что, может статься, там были иные, притаившиеся мавры, с намерением устроить им [нашим] какую-нибудь хитрость, и посему велел возвращаться всем христианам. И мавры были весьма устрашены подобною отвагою, каковая дала им повод полагать, что то, о чем они помышляли прежде, будет для них не столь уж и легким для исполнения.

Глава XV

Как мавры вновь оказались перед городом и как двое знатных маринов (maris) ²⁴ вызвали наших на бой

По тому выступлению, что христиане столь отважно совершили, обрели мавры больше поводов изведать их мужество, и посему собрались вместе [их] принципалы и держали совет о том, какой манеры отныне и впредь должны были они держаться в своей тактике (ordenamca), дабы воины из простолюдинов (gemte da peble ²⁵) не покидали Алжазиру (d’Alljazira) ²⁶ без приказа капитана.

— Мы — говорили они — не можем лучше взять сей город, нежели тем же манером, каким его потеряли. Эти христиане остались до того горды добрым случаем, им выпавшим, что так же, как без труда они [город] взяли, столь же легко готовы его потерять. И для того, чтобы нам их перехитрить, станем каждый день ходить на город и будем с ними биться как люди боязливые и устрашенные, и при самом малом движении, что они супротив нас предпримут, обратимся в бегство от их оружия, они же примут сие за начало [своей] победы, вследствие чего возымеют дерзость следовать за нами с каждым разом все дальше. И столько раз мы проделаем то с ними, что увлечем их далеко от города, и тогда получим время посоветоваться промеж себя, надо ли будет нам возвращаться с ними назад или же устроить им засаду, как нам то лучше покажется.

С каковым советом все согласились, и так они взяли за обычай подходить каждый день столь близко к стенам [города], что могли быть хорошо узрены христианами, и там свершали свои нападения, дабы порадовать наших и увести их туда, куда они желали. Однако у графа все настолько были начеку, что никто не выходил за ограду (barreira) наружу; все же, поелику видел он, что фидалгу раздражались подобным пребыванием в праздности, он давал им определенное дозволение на то, чтобы они схватились с маврами, но не отдалялись с ними от города, и так они и поступали в течение нескольких дней, пока граф не подготовил город и не узнал манеру, коей намеревались держаться мавры. И однажды он приказал cозвать фидалгу и капитанов, дабы держать с ними совет и устроить их выступление так, как то подобало:

— Сеньоры, братья, родичи и друзья, правда то, что среди вещей, главным образом мне королем порученных, было то, чтобы я потрудился не выходить за пределы сего города иначе, как с весьма великою осмотрительностью, и также чтобы то было не иначе, как ради чего-то крайне необходимого. Однако, приняв во внимание то, кто вы, прочие, есть, и желание, кое, как я уверен, вы имеете к приумножению вашего имени, я размышлял над тем, чтобы изыскать нам способ выйти на сих мавров, сослужив службу Богу и королю, нашему сеньору, и [при том] сохранив нашу честь. И так как у нас нет лошадей, отправимся пешком и раз уж мы не сможем уйти далеко от города, пусть будет по крайней мере так, чтобы все вы были подготовлены к тому, чтобы, когда придет время, мы выступили таким образом, чтобы [суметь] удалить сих неверных из преддверия сих стен. И я полагаю, что, коли Бог даст нам над ними победу, чтобы нам их один раз хорошо проучить, они станут удаляться и дадут нам место пройти по своей земле как по собственному нашему имению, поелику в противном случае никогда мы не поступим иначе, кроме как пребудем с ними в столкновениях (rrebates). И коли вам то представляется добрым, вы можете мне о том сказать, ибо без вашего совета я не имею в виду ничего свершать.

Все сказали, что совет был весьма добр и что менее того не было бы ни почетно, ни безопасно.

И после того, как было о том условлено, немного прошло времени прежде чем мавры оказались перед городом, тем образом, каким имели обыкновение. И однажды, весьма спозаранку, начали прибывать немногие из мавров пред ворота Алвару Мендижа (d’Allvaro M?dez), христиане же оставались между стеной и оградой и начали стрелять по ним из арбалетов, мавры же начали [прибывать] ([crecer)] с каждым разом все более. И в сем прибыл Жоан Перейра (Joham Pereira), бывший капитаном тех, кого там оставил инфант дон Анрики (Amrrique), к воротам, и с ним LXX ²⁷ эшкудейру из тех, чьим капитаном он был, и так как они узрели мавров, жаждущих сражения, то открыли ворота ограды и схватились (emburylharam-se) с ними. И после того как они таким образом недолго пробыли в стычке, противники, поелику несли урон от арбалетов поверх стен, удалились наружу, христиане же тем же образом вернулись в преддверие города. И в сем мавров было уже человек тысяча, наших же до трехсот в лучшем случае, и были среди неверных двое благородных ²⁸ верхом, каковые как ликом, так и сложением тел, равно как одеждами и сбруей лошадей весьма представлялись людьми великого дома. Сии, как только оказались на [расстоянии] выстрела арбалета христиан, оставили лошадей и остались пешими, подавая знак безопасности, и, оказавшись весьма неподалеку от одного колодца, в непосредственной близости от наших, так что когда те говорили негромко, они могли их уразуметь, и стали говорить по-аравийски (pella aravia), [спрашивая,] имелись ли там двое на двое, по уразумении каковых слов тотчас поспешно из рядов наших вышли [вызванные двое] и присоединились к тем двоим, схватившись вначале одни с другими. И затем пошло в ход иное оружие, scilicet, мечи и агумии (agumias) ²⁹, и к противостоянию сих четверых примкнули [остальные] мавры и христиане и начали схватку. И в сем прибыл (achegou) граф к преддверию ворот и, как человек, имевший желание показать противникам цель, ради которой он там пребывал, поставил своих стражников как в городе (villa), так и у ворот, и пошел на мавров с большею частью добрых людей ³⁰, там бывших. И хотя среди сих находились благородные люди и мужественные фидалгу, все же верхом на лошадях были только граф, и Жоан Перейра, и Алвару Мендиж Сервейра (Allvaro Memdez Cerveira).

Имелись там, вблизи того города, одни палаты, что повелели возвести древние короли Феза (Fez), в коих они располагались, когда прибывали туда, и сие потому, что все жители города по большей части были торговцами, и чиновниками, и мореходами, почему и придворные люди не имели оснований чинить им зла (nojo), как по части женщин, так и имущества, поелику мавры среди всех народов людских суть наиболее вредоносные ³¹, как вы уже слышали, когда мы говорили о взятии города. Сии палаты были укреплены стенами и башнями и звались Алжазира (Alljazira), каковые еще стояли во время написания сей книги и позднее, хотя уже и поврежденные ³². Между сими палатами и городом находились большие огороды и сады, где было множество рощ, и поелику мавры зрели, что те палаты были так укреплены стенами и башнями, показалось им, что у них будет там нечто вроде замка, чтобы оттуда вести бой с христианами. И в тот день, как нечто, что было задумано у них уже давно, они разместили в тех огородах до тысячи мавров в засаде, и когда ощутили, что граф с теми, кто за ним следовал, были уже за пределами города, стали отступать как люди боязливые, показывая, что отступали, дабы отыскать безопасность, и так они двигались, пока наши не оказались в засаде. И в сем вышла из-за ограды палат великая их толпа (tropell) с целью схватиться с нашими и своею силой заставить их отступить, пока у бывших в засаде не появится возможность овладеть городскими воротами, и тогда бы они вернулись к остальным и захватили половину наших, что было бы весьма добрым советом, когда бы им пришлось иметь дело с людьми слабыми и неподготовленными. И по свершении сего бой сделался весьма велик, каковой выдержать оказавшись не в состоянии, [мавры] из засады, что находились уже рядом со стенами с первым намерением, были весьма скоро удалены по причине арбалетов, что находились на обходах (amdaymos ³³), от каковых [арбалетов] было много раненых. Тогда они вернулись к остальным, думая встретить наших посередине, где бой был гораздо более велик, чем вначале. Посему христиане, видя, что мавры прибывают с каждым разом все более, стали отступать с доброю предосторожностью, тем большею, чем более великою была опасность, в чем граф дон Педру вел себя как храбрый и могучий рыцарь, ободряя тех португальских людей, зачастую напоминая им о древней доблести их предшественников. И таким образом били они мавров, что силою разомкнули засаду и заставили их остаться позади, не без великого пролития крови тех неверных. И из христиан некоторые были ранены, в особенности Жоан Феррейра (Joham Ferreira), что был эшкудейру фидалгу дома инфанта дона Педру, впоследствии ставший казначеем Коимбрского собора, каковой, сражаясь как муж добрый, был повергнут и получил удар азагайей (azagayada) ³⁴ в шею, каковая [азагайя] прошла у него через голосовые связки, так что он остался увечен в отношении речи, каковую он в дальнейшем всегда имел стесненною; и погиб один еврей, бывший с нашими, так как он отделился (se desordenou) от прочих, с кем находился. И из мавров погибло XXXV ³⁵ [человек], не считая многих других, что были ранены и впоследствии умерли. И так вернулся граф со своими людьми с большим прибытком (muy acaudalladamemte), пока не привел их внутрь города. И поистине сия была весьма добрая новость для наших, каковая придала им весьма великую отвагу для дел, коим надлежало настать. Были там Гонсалу Нуниж Баррету (Gomcallo Nunez Barreto), и Педру Гонсалвиж Малафайя (Pedro Gomcallvez Mallafaya), Лопу Важкиш ди Каштел-Бранку (Lopo Vazques de Castell Braco), Жил Лоренсу д’Элваш (Gill Louremco d’Ellvas), Фернан Фуртаду (Fernam Furtado), Луиш ди Тайди (Luis de Taide), Жоан Перейра, Алвару Мендиж (Memdez), Руй Гомиж да Силва (Rruy Gomez da Sylva), Луиш Алвариж да Кунья (Luis Allvarez da Cunha), Жоан Баррету (Joham Barreto), Мен ди Сеабра (Mem de Seabra) и Диогу ди Сеабра (Diogo de Seabra) ³⁶, с иными добрыми эшкудейру и мужественными людьми ³⁷, каковые потрудились в тот день с такою силой, что ни одному не было нужды попрекать другого.

Глава XVI

Как граф вышел из города и как он вырубил огороды и приказал открыть поле

Как сказал тот великий римский историк (estoriall), коего звали Титом Ливием (Tyto Llivio), гораздо чаще дела дают совет людям, нежели люди дают совет делам, и посему труд того выступления принес графу и тем, кто за ним следовал, не только честь, но также пользу, поелику научился он в дальнейшем лучше готовиться к хитростям своих врагов, в особенности к засадам.

И поелику ощутил он, что его выступление всегда будет опасно, пока там будут находиться те насыпи и рощи, он держал совет с теми фидалгу, и они нашли, что было необходимо вырубить деревья и срыть насыпи. И когда они остановились на сем решении, стали прибывать из Кастилии лошади, за коими послали фидалгу, так что в городе их оказалось до XIIII. И как с ними [конными фидалгу], так и со всеми остальными людьми вышел граф из города и поставил своих стражников, дабы они следили за любой опасностью, придет ли она из Алжазиры или из другого места. И пешим воинам приказал он, чтобы они рубили те деревья, пока длится день, и равно [приказал] каменщикам и людям, знакомым с тем ремеслом, чтобы они срывали изгороди и стены огородов и садов, а также насыпи, таким образом, что вскоре все оказалось открыто, не без великого труда тех, кто это делал.

О, кто бы не возымел жалость, видя, как уничтожается такое благородство! Ибо там падали башни, покрытые расписным сусальным золотом (d’oliveis ³⁸ pimtados), и крытые галереи (crastas), облицованные мрамором, и глазированная плитка, на коей была различная отделка, столько фруктовых и ароматных деревьев, что даже те, кто их рубил, испытывали жалость. Что же должны были делать мавры, пребывавшие на стенах и башнях Алжазиры, каковые, со слезами, стекающими по бородам, стенали о своей утрате?

Глава XVII

О том, как в Септу прибыл один марин, коего звали Абу (Aabu), и о первой битве, им проведенной

Весьма многословным показалось бы наше писание, когда бы в подробностях пожелали мы перечислить, сколько стычек имели христиане с противниками за то время, что те находились близ города, ибо XX последовательных дней не переставали они являться вызывать наших на бой, от какового никогда не бывали отдалены (partydos) ни одни, ни другие. Однако, милостью Божьей, всегда поле оставалось за теми, кто защищал город, так что мавры все более убеждались, что первый их помысел не был столь легок для исполнения, как они прежде полагали, и посему удалялись от города с каждым разом все далее. И, понимая, что, дабы узреть, станет ли к ним когда-нибудь более благосклонною фортуна, им было необходимо выдержать ту войну, каковое дело невозможно было свершить без капитана, что ими бы предводительствовал, они послали за одним марином, что был тамошним жителем, каковой звался Абу, сеньор одной земли, что звалась Морекеси (Morequeci) ³⁹, человек бывалый и великого мужества, и он почел за весьма великую честь, что они обратились к нему с подобною заботой. И с самого начала он отправился прямиком в город с шестью или семью конными, и так показался на той дороге, что проходит между воротами, выходившими из города в пустыню, scilicet, между [воротами] Алвару Мендижа и Фезскими.

Там показался тот Абу с теми конными, о коих мы сказали, и с ним были двое пеших негров, одетых в красное, и каждый из них вел его борзую за ее ремень, с весьма богатыми и красивыми бусами. На встречу с сим мавром выступили Жоан Перейра, и Луиш Важкиш да Кунья, и Луиш Алвариж да Кунья, Руй Гомиж да Силва, и Перу Лопиж д’Азеведу (Pero Lopez d’Azevedo), Перу Гонсалвиж Малафайя, и Жил Лоренсу д’Элваш, и Жоан’Ианниш Рапозу (Johan’Eannes Rraposo), и Алвар’Ианниш ди Сернаши (Allvar’Eannes de Cernache), и Алвару Мендиж ди Бежа (Allvaro Memdez de Beja), без иного общества, поелику уже все имели лошадей. Однако, как только они оказались снаружи, следом за ними выступили иные добрые эшкудейру пешим ходом, поелику казалось им, что унизительно будет для них оставаться под сенью стен. Фидалгу хорошо уразумели, что мавр шел с такой осмотрительностью, дабы изобразить какой-нибудь обман, однако пошли на него, чувствуя, что он намеревался сделать; каковой [мавр] в своем отступлении показал себя более боязливым, нежели требовал случай, уходя так, как если бы бежал ради того, чтобы обрести способ заманить наших в некую западню, им позади оставленную. Жоан Перейра, шедший впереди, настиг (allcallcou) вначале одного из тех негров, и, думая ранить его копьем, задал себе с ним труд, ибо негр был храбр и заполучил копье в руки прежде, чем оно достигло его, отчего Жоан Перейра не был уверен, что сила мавра не превосходила его собственную. И в сем прибыл Жоан’Ианниш Рапозу, торопясь обеспечить средство для нужды своего товарища, и нанес мавру удар копьем, коим пронзил его от одной стороны до другой, от какового [удара] тот пал мертвым. Луиш Алвариж да Кунья настиг другого негра, и когда он желал его ранить, [тот] стал звать на своем аравийском Абу, чтобы он пришел ему на помощь, каковой, слыша отчаянный крик своего раба, решительно развернулся к нему и, весьма хорошо продев вначале руку в свою адаргу ⁴⁰, направился к Луишу Алварижу, каковой, видя своего противника, отпустил негра и обратил внимание на Абу, радуясь, что фортуна доставила ему господина вместо раба, каковой [раб], отступив, весьма быстро укрылся в тени искавшего его сеньора. Двинулся Луиш Алвариж вперед, так как он не покончил с [тем] мавром, хотя и имел его годным к тому, чтобы то проделать, ибо говорили, что страх перед господином заставил его оставить раба, ибо ему осталось на потом причинить тот самый урон господину, о коем он тогда помышлял, и даже с большею безопасностью, ибо меньшего труда стоило ему биться с одним, чем с двумя. И поистине не можем мы пересказать вам сие деяние, преуменьшая что-нибудь по части добротности того рыцаря, ибо он прежде и впоследствии почитаем был за одного из отважных, что в той фронтарии ⁴¹ побывали, и каковой в одиночку в дальнейшем много и весьма выдающихся дел свершил, пока не унесла его смерть от чумы. Абу, узрев своего раба свободным, стал отступать, как он начал прежде, фидалгу же стали его преследовать. И граф решительно вышел наружу и приказал собрать как фидалгу, так и остальных, хорошо ведая насчет отхода, совершаемого мавром, в чем он не обманывался, поелику в дальнейшем стало известно, что тот Абу оставил триста мавров в засаде, в том месте, что ныне зовется Понти-Кебрада (Pomte Quebrada).

Глава XVIII

О том, как граф разместил вначале дозоры и в каких местах, и как явились мавры, и о стычке, что там была

Среди вещей, о коих граф распорядился для охраны города, были также дозоры, каковые были сразу размещены на Барбасоти (Barbacote), на одном холме, там расположенном.

И на следующий день после того, как они были учреждены, приказал граф одному конному, чтобы тот отправился за людьми в них [дозорах], на какового, объезжавшего город по кругу, дабы открыть каких-нибудь мавров, были ли они там, вышло некоторое их количество помещавшихся в укрытии и стали его преследовать. Однако, поелику пространство было малым, он обрел повод к спасению, каковая вещь [была] узрена другим дозором, находившимся на Фезской башне, [и тот дозор] стал звонить в один колокол, там бывший, из двух, что были там найдены, кои мавры во время иное увезли из Лагуша. Граф тотчас вскочил на лошадь и сразу выехал наружу, сопровождаемый теми добрыми воинами, что за ним с доброю охотой последовали, и они настигли мавров рядом с дозором. И так как было их много, некоторым из тех наших показалось разумным возвратиться, ибо опасность казалась им больше, нежели могли выдержать их силы. Однако граф почел, что постыдным делом было бы возвращаться вот так, как люди менее отважные, нежели ему хотелось, чтобы ощутили противники, полагая, что то придаст им отваги для других дел. И посему он сказал весьма твердо тем, кто за ним следовал, чтобы они все же шли вперед, сильно раня свою лошадь шпорами, следуя за маврами с великим мужеством. И с такою мощью настигли их наши, что тотчас пали мертвыми четверо [мавров] среди прочих, вследствие чего противники смешались все воедино, [и,] не в силах выдержать ран от врагов, стали отступать, что послужило поводом для большего натиска наших, начавших их преследовать как будто по новой, с гораздо большим пылом. Тогда мавры договорились промеж себя встретить наших лицом к лицу, хотя и отступая, поелику казалось им, что [так] опасность будет меньше. Однако отвага сия не смогла продлиться у них долго, ибо, видя, как их убивают и ранят, они вложили последнюю надежду в легкость своих ног. И так их теснили в направлении Канавиала (Canaveall) ⁴², где погибло XXX мавров и шестеро были пленены. И граф, зная уже кое-что об их манерах и что они были людьми, весьма сведущими по части засад, каковая вещь не была новою среди них, поелику Аннибал (Aniball) [Ганнибал], что жил во времена язычников и был уроженцем той земли, много применял их в свои дни, и, быть может, оттуда и осталось наставление тем, кто пришел впоследствии, опасался, что они устроят ему какую-нибудь [засаду] в таком месте, что она будет для него опасна. Тогда приказал он собрать своих людей и возвратился в город, где они были встречены в процессии всеми духовными лицами, там бывшими, ибо, чем более дела тогда внушали страха, тем большим было благочестие, каковое впоследствии весьма ослабло, настолько, что, коли какие-либо трудности для них в дальнейшем и наставали, то было по причине забвения, в коем они оставили Господа.

И так как мавры не имели доспехов, узнал впоследствии граф, что было среди них много раненых, из коих некоторые умерли, и еще он узнал о великой радости, ими обретенной, когда граф их оставил, ибо, согласно положению, в коем они уже пребывали, все думали, что погибнут. Был ли в той битве Абу или нет, наши о том не узнали, но им было сказано, что он отправился в свою землю по делам, требовавшимся ему для его пребывания в той фронтарии, где он разумел взять отдых.

Глава XIX

О том, как Абу подошел к городу, и о засаде, что он устроил, и о том, как был убит Мартин Гомиж

Немногую задержку допустил тот мавр в своем возвращении, и как только прибыл он из своей земли, то не пожелал давать большого отдыха своим, но тот же час отправился к городу.

И с теми конными, коих он привел ранее, он тем же образом, что и ранее, показался на дороге, что ныне зовут [дорогою] Влюбленных (dos Namorados), оставив засаду, хорошо снабженную людьми, за одним холмом, что ныне зовется [холмом] Красных Стен (das Paredes Rruyvas), с намерением увести христиан туда, что казалось нетрудным для исполнения, по тому, как он видел, что они торопятся выйти за пределы стен. И так, как и казалось Абу, наши тотчас заторопились выходить, без дозволения и без прикрытия, поелику случилось так, что ворота тогда были открыты. И как только они достигли дозоров, мавры притворно сделались боязливы для завершения того, что прежде начали, уходя так в отступление, дабы узреть, смогут ли увести противников туда, где находился предел их желания. И так они отступали до тех пор, пока не оказались на мосту, где мавры оборотились как люди отважные, по причине подкрепления, кое ощущали в засаде, что имели поблизости. И в сем прибыли Алвару Мендиж ди Бежа и Руй Мендиж (Rruy Memdez), его сын, каковые расположились на одном холме, что ныне зовут холмом Мартина Гомижа (Martym Gomez), и с теми, кто выступил первыми, находились верхом Луиш Важкиш да Кунья и Перу Гонсалвиж, вместе с иными, до шести или семи, и благодаря доброму их усилию не было причинено столько урона, сколько теперешнее дело требовало. Ибо из засады вышли мавры, в ней спрятавшиеся, и наши оказались до того близко к ней, что почти казалось, будто все были из одного отряда; каковых [мавров] выход был весьма страшен для того, кто хорошо вгляделся бы в великое их множество, каковое не будучи в силах выдержать, наши надумали укрыться на том холме, о коем мы уже сказали. И Абу, зная, что наши оказались приведены в страх, стал командовать (caudallar) своими весьма пылко, наказывая им, чтобы они били врагов с величайшею силой, какой смогут:

— Теперь — говорил он арабскими своими словами — усердствуйте, сеньоры и друзья, ибо уже настало вам время отомстить этим неверующим (descreudos)!

И в сем наступлении (vollta) убили Мартина Гомижа, и Жоана ду Соайю (Joham do Soaio), и двух других юношей из ловчих инфанта дона Анрики. И так уходили наши с сей поспешностью, пока не овладели холмом, где оборонялись весьма мощно, хоть и было их мало, пока не стала приходить им помощь от людей, прибывших с графом, каковой мавры не пожелали дожидаться, но отступили к своим фермам, что имели поблизости, каковые были настолько укрыты рощами, что весьма опасным делом было для наших желать вступить в них вместе с противниками. Все же они еще их преследовали и ранили нескольких, среди каковых убили одного старого рыцаря, сеньора многих воинов, из-за чьей смерти все мавры земли Анжарской (d’Amjara) ⁴³ возымели великую боль. И главным образом один его сын, каковой затем отправился к алкайду Алкасера (d’Allcacer) ⁴⁴ и вернулся с некоторыми алмогаварами ⁴⁵, каковые перешли около ферм в место, что зовется Пастью Ослицы (Boca da Asna). И те, кто выступил на открытие земли, столкнулись с ними, и там прогнали мавры одного из тех открывателей и ранили у него лошадь, таким образом, что он остался пешим, укрывшись на одной ферме, где он защищался как человек знатный, пока ему не пришли на помощь из города ⁴⁶. Возвращаясь же к нашей истории, еще погиб там другой негр Абу, и убили лошадь у Луиша Важкиша да Куньи — сам он был ранен, но легко, — и убили одну кобылу у Жоана’Ианиша (Eanes) Рапозу, и равно другую лошадь у одного эшкудейру, звавшегося Жоан Баррозу (Joham Barroso). И здесь пришла к концу битва того дня.

Воистину хорошо показал тот юный мавр великую силу любви, существующей между отцом и сыном, ибо сколько ему хватило, никогда не переставал он трудиться над тем, чтобы отомстить за смерть того, кто его породил, прося своих друзей, чтобы они разделили то чувство [с ним], оказав помощь тому отмщению. Хотя весь его труд немногую возымел силу, ибо наибольшее, что он смог создать, было соединение алмогаваров, с коими он перешел одною ночью в место, называемое Порту-Франку (Porto Framco). И на рассвете они столкнулись с другими алмогаварами, из Септы, и бились достаточно, и был там убит один бискаец, что был обнаружен в замке, когда было совершено первое вступление в город ⁴⁷, и христиане, не чувствуя своего преимущества, простились с маврами наилучшим образом, каким могли. Юный же мавр взял голову того христианина [бискайца] и, отвезя ее своим родичам, выказывал свое удовлетворение тою первою потерей [христиан].

Глава XX

О том, как снова пришел Абу и как был убит Алмансор (Allmamcor), его племянник

Не много дней пребывал в покое Абу после первого того события. Да к тому же и его люди, что остались весьма горды, настойчиво упрашивали его, чтобы он снова испытал христиан, дабы узреть, сможет ли встретить их таким манером, чтобы им обрести над теми ту месть, коей они желали.

— Даже если не будет ничего большего, — говорили они, — кроме как истреблять их вот так, мало-помалу, мы немало продвинемся в нашем желании, ибо не может быть, чтобы их было столько, чтобы, коли [каждый] день станем мы убивать их, не убыло бы от первой их силы. Ибо сии, что здесь остались, суть не более, нежели люди, осужденные на ссылку и жестокую смерть, каковые с такою легкостью подвергают свои жизни риску, разумея, что коли они погибнут, то окончат крайнее свое наказание в сем мире, а если останутся живы, то их король явит им милость и избавит их от тяготы, к коей они навечно присуждены.

И сими суждениями и иными подобными они весьма веселили сердце того марина, что имели своим капитаном. Более же всего придавало им отваги доброе событие, им выпавшее, когда убили они Мартина Гомижа и троих других, что с ним погибли.

И посему они снова устроили засады, scilicet, одну в Пасти Ослицы, а другую внутри Алжазиры, каковые были распознаны разведчиками (escuytas). И так те тотчас и сообщили графу, дабы известить город как подобало, и также были сразу оповещены те, кто имел лошадей.

И так как было утро, они вышли из города — как те добрые эшкудейру пешком, [так] и арбалетчики и иные малые люди, коим граф сразу приказал идти на раскрытие [засады] Алжазиры. Но мавры не пожелали выходить, да и граф не желал, чтобы наши шли дальше, дабы обезопасить наших от опасности. Но мавры, узрев, что [наши] не желали идти на раскрытие засады у ферм (cillada das Quintas), где Абу расположился с основным количеством своих людей, вышли из Алжазиры, где они располагались, и пожелали внезапно напасть на ворота Алвару Мендижа (d’Allvaro Medez). И граф, засевший в засаде около города, где он все еще пребывал в укрытии среди бугров (carcovas), что по дороге в Ромал (Rromall), вышел на них таким образом, что, когда мавры пожелали скрыться по дороге к другой засаде, они [люди графа] преградили им путь, коим те следовали. И они [мавры] оказались вынуждены пройти по мосту, что находится близ холма, на коем убили Мартина Гомижа, где христиане схватились с ними с такою силой, что повергли одного племянника того Абу, человека знатного и видной стати (de aposta estatura), каковой сразу был там убит, от коего падения возник спор между Перу Важкижем Пинту (Pero Vazquez Pimto) и Родригу Афонсу Жираном (Rrodrigo Affomso Girao), кто из них его поверг. И таков был труд, что достался одним и другим, что не было там никого, кто мог бы за тем хорошо наблюсти. И сей мавр, о коем мы сказали, носил имя Алмансор, из-за чьего падения мавры пошли в большое наступление. Однако Перу Гонсалвиж, как весьма отважный и храбрый рыцарь, каковым он был, приметил одного из тех знатных маринов, что был алкайдом Алкасера ⁴⁸, каковому нанес весьма сильный удар копьем и рану в лицо, желая повергнуть его второй раз копьем. И в сем наступлении отделили мавры некоего Педр’Афонсу (Pedr’Affomso), слугу короля, каковой защищался наилучшим образом, каким мог, хотя уже и слабо по причине великого труда, что ему уже достался. И пожелала добрая его удача, чтобы узрели его Жоан Перейра и Луиш Важкиж да Кунья, и отправились к нему, и вырвали его силою своих копий, в ходе чего пали мертвыми четверо конных мавров. И поистине не был бы урон противников столь мал, когда бы Абу не был предупрежден о том, чтобы привести людей из другой засады, чтобы оказать помощь той, делая вид, что участвует в битве. Но едва узрел он, что наши оборотили лица к нему, как придержал своих людей. Граф, с другой стороны, опасался, что в Ромале будет какая-нибудь другая засада, поелику разведчики ранее сказали ему, что почуяли в ту ночь много пеших и конных людей в той части, как оно и в самом деле было, так что поистине, когда бы граф таким образом не увел своих людей, там погибли бы все, согласно великому множеству, кое дозор Фезских ворот зрел над Ромалом, каковые [мавры] находились там с намерением внезапно ворваться в город. Однако граф отступил не как человек боязливый, но как тот, кто доводит до конца свою победу и приводит своих людей с прибытком, при той предосторожности, что подобает всякому доброму вождю (duque) или главному предводителю.

1. Здесь мы воспользовались вариантом G: menos parte de seu descanso, что на наш взгляд удачнее варианта C: menos descamso («не меньшим отдыхом»).

2. Здесь Педру ди Менезиш (или, скорее, сам Зурара, вкладывающий в его уста эту речь) смешивает историю различных ветвей группы германских племен готов. Вестготы (визиготы, тервинги), западная ветвь готов, в начале V в. вторглись в Италию и в 410 г. разграбили Рим, в 418 г. были поселены в Юж. Галлии, между устьями рр. Гаронны и Луары, в качестве федератов, в 475 г. стали независимыми и основали Тулузское королевство; после поражения от франков в битве при Пуатье в 507 г. вынуждены были уступить им почти все владения в Галлии. В V в. захватили б. ч. Пиренейского полуострова, после утраты Галлии ставшего основной территорией их государства — с VI в. Толедского королевства. В 585 г. в состав Толедского королевства было включено королевство свевов (на С.-З. Пиренейского полуострова). В 711 г. Толедское королевство было завоевано арабами. Потомками вестготов по традиции считали себя представители знати пиренейских государств. Остготы (остроготы, грейтунги), восточная ветвь готов, во главе с Теодорихом Великим вторглись в 488 г. в Италию, где после победы над Одоакром основали в 493 г. свое королевство; после разгрома вестготов при Пуатье вплоть до смерти Теодориха Великого (526) под властью короля остготов фактически находилась также вестготская Испания. В 552 г. королевство остготов было завоевано Византией.

Ни вестготы, ни остготы после падения своих королевств, разумеется, не совершали никаких миграций в направлении, обратном траектории Великого переселения народов, т. е. с запада на восток: остготы, получив разрешение византийцев, остались жить на территории Италии, а остатки вестготов еще длительное время сохранялись в Сев. Испании, положив идейное и фактическое начало испанской Реконкисте. Тем не менее, слова Педру ди Менезиша о том, что готы «возвратившись в свою землю... вернулись к обладанию тем владением, кое имели прежде» с учетом его восприятия готских племен как единого народа, очевидно, свидетельствуют о том, что ему было известно о существовании в его время крымских готов — еще одного готского племени, оставшегося в Сев. Причерноморье со времен Великого переселения народов и в XIII-XV вв. имевшего собственное княжество Феодоро (Готия) на Ю.-З. Крыма. Крым действительно был «прежним владением готов», поскольку в III-IV вв. в нем, а также в степях Приазовья между Днепром и Доном, проживали остготы, к которым крымские готы, очевидно, были близки по языку и культуре (в 375 г. союз племен в Сев. Причерноморье во главе с Германарихом (Эрманарихом), королем остготов, был разгромлен гуннами).

3. Имеется в виду Рамиро I (исп. Ramiro I) (ок. 790-850) — король Астурии с 842 г., ко времени правления которого относится мифическая битва при Клавихо (844), длительное время считавшаяся историческим фактом, в настоящее время в целом признанная мифизацией т. н. Второй битвы при Альбельде (859), состоявшейся уже при сыне Рамиро I — Ордоньо I. Согласно легенде, в битве при Клавихо астурийские войска Рамиро I разгромили мусульманские силы Кордовского эмирата благодаря явлению апостола святого Иакова на белом коне и с белым знаменем в руках, что стало началом культа этого апостола в Испании как покровителя борьбы с захватчиками-мусульманами (Сантьяго Матаморос, исп. Santiago Matamoros, «Святой Иаков-Мавробойца»).

Интересно, что в первом издании «Хроники графа дона Педру ди Менезиша», осуществленном Лиссабонской королевской академией наук в 1792 г., вместо Ramigio стоит Pelagio (Coleccao de livros ineditos de historia portuguesa, dos reinados de D. Joao I, D. Duarte, D. Afonso V e D. Joao II. Lisboa, Oficina da Academia Real das Ciencias, 1792, tomo II, p. 246). Пелахио (Пелагий), или, чаще, Пелайо (исп. Pelayo o Pelagio, лат. Pelagius) — 1-й король Астурии (718-37), лидер вестготского сопротивления арабским захватчикам, разбивший их в битве при Ковадонге (718 или 722), ставшей отправной точкой многовекового процесса Реконкисты. Хотя данная замена в издании 1792 г. явно не основана ни на одной из рукописных версий, она абсолютно оправданна в рамках исторического контекста, затрагиваемого в речи Педру ди Менезиша, т. к. именно Пелайо, а не Рамиро I, пришел к власти, «когда вся Испания была потеряна и мавры овладели ею». Т. о., можно констатировать здесь ошибку (или описку) рукописных версий либо самого Зурары.

4. Т. е. Гранадский эмират — последнее арабское (мавританское) государство на территории Испании, на крайнем юге Пиренейского полуострова, со столицей в Гранаде. Образовалось в 1238 г., пало в борьбе с Кастилией в 1492 г.

5. Афонсу Энрикиш (порт. Afonso Henriques) (1109-1185), или Афонсу I, прозванный Великим (o Grande), Завоевателем (o Conquistador) и Основателем (o Fundador), — граф Португалии с 1128 г., 1-й король Португалии с 1139 г., после победы в битве при Орики (25 июля 1139 г.) и последующего провозглашения независимости Португалии от королевства Леон. В 1146 г. отвоевал у мусульман Сантарен, а в 1147 г. — Лиссабон и часть территории южной Португалии — Алгарви.

6. Королевство Алгарви (порт. Reino do Algarve) — номинальное королевство (без собственных учреждений и автономии), существовавшее в районе Алгарви, на крайнем юге Португалии; на протяжении веков, вплоть до провозглашения республики в 1910, считалось вторым королевством португальской короны, формально отделенном от Португалии; на практике речь шла всего лишь о почетном титуле, который носила область (провинция), ни в чем не отличавшаяся от остальной территории страны.

7. Битва при Рио-Саладо (или Битва при Тарифе) (исп. Batalla del Salado, порт. Batalha do Salado) (30 октября 1340 г.) — одно из решающих сражений заключительного периода Реконкисты, произошедшее между соединенными силами королей Афонсу IV Португальского и Альфонсо XI Кастильского с одной стороны и соединенными силами марокканского султана Абуль-Хасана Али I и эмира Гранады Юсуфа I ибн Исмаила — с другой. Состоялась у реки Саладо, в 50 км от Тарифы. Победа при Саладо означала провал попытки марокканского султаната Маринидов осуществить вторжение на Пиренейский полуостров — последней попытки мусульман вернуть себе утраченные испанские и португальские территории.

8. Пайю Периш Коррейя (порт. Paio Peres Correia, исп. Pelayo Perez Correa) (ок. 1205-1275) — герой португальской Реконкисты XIII в., магистр ордена Сантьягу, возглавлявший португальское завоевание Алгарви. В 1234 г. отвоевал у мавров Алжуштрел, который в 1235 г., получил в дар от короля Саншу II, будучи главным командором (комендадор-мором) ордена Сантьягу в Португалии. Под его руководством, но без прямого участия, рыцари-монахи ордена Сантьягу и наемный отряд его двоюродного брата Гонсалу Ианиша ду Виньяла отвоевали около 1238 г. Миртолу. К 1241 г., когда Пайю Периш Коррейя вернулся в кастильскую ветвь ордена Сантьяго, им уже была завоевана большая часть Сотавенту, а также Падерни и Силвиш. Согласно «Хронике завоевания Алгарви», отвоевал у мавров Тавиру 11 июня того же года при попытке помочь «мученикам Тавиры». С декабря 1242 г. до своей смерти — 17-й великий магистр рыцарства Сантьягу. В то время находился на службе у Фернандо III Кастильского и его сына, будущего Альфонсо X Кастильского. Согласно «Хронике завоевания Алгарви», вернулся в Алгарви в 1249 г., чтобы принять участие во взятии Фару и Алжезура, завершившем португальское завоевание последней части Алгарви, остававшейся в руках мавров. Также сыграл важную роль во взятии Севильи в 1248 г., о чем свидетельствует, в частности, «Всеобщая хроника Испании 1344 года».

9. Исправлено в изд. 1997 г.: muito [das] artes liberais; C: dar («давать»), явная описка.

10. Начиная с этих слов и до конца главы ее текст дословно воспроизводит (местами с частичной редакцией) текст главы 89-й «Хроники взятия Сеуты» («О великом плаче, что мавры творили о потере своего города»).

11. Tam brevememte; G: em tam breve tempo («в столь краткое время»), что соответствует тексту «Хроники взятия Сеуты».

12. Здесь мы вновь воспользовались стилистически более удачным на наш взгляд вариантом G — que vejo ser feito, вместо варианта C — que vejo seu efeito («когда зрю его результат / осуществление»).

13. Буквально «предрассудков, суеверий, обманов, заблуждений», что по смыслу прямо противоположно контексту, поскольку сам автор утверждает, что сновидения, о которых идет речь, действительно оказались вещими.

14. Аласир (порт. alacir, иначе alacil, от араб. al-acir — сок, фруктовый или растительный) — сезон сбора урожая или винограда.

15. На самом деле не «жрица Эдонис», а «эдонийская (фракийская) менада». Эдоны (эдоняне) — фракийское племя, известное своим ревностным почитанием Диониса-Вакха, почему у античных авторов «эдонянки» практически синонимичны менадам (вакханкам) и служат своего рода эталоном женской разнузданности и неистовства на оргиастических дионисийских празднествах. У Овидия («Метаморфозы», XI.69), менады, убившие Орфея, — «эдонийские женщины» (matres Edonidas; пер. С. В. Шервинского); сам бог Вакх назван Овидием «эдонским» (Edonus; «Лекарство от любви», 593, пер. М. Л. Гаспарова). Судя по характеру непрямой цитаты, источником Зурары (вопреки его собственной ссылке на «мастера Гонфреду», см. далее по тексту и прим. 19) почти наверняка является не раз цитируемый им Лукан («Фарсалия», I.672-3): ...qualis uertice Pindi Edonis Ogygio decurrit plena Lyaeo... («...так же, как с Пинда вершины, Хмелем Лиея полна огигийским эдонянка мчится...», пер. Л. Е. Остроумова; Лией — Вакх). У Сенеки («Эдип», 432-5), с чьим творчеством Зурара также был знаком, про Вакха говорится: Te Bassaridum comitata cohors nunc Edono pede pulsauit sola Pangaeo, nunc Threicio uertice Pindi... («За тобой летит отряд бассарид, В эдонской они пляске бьют стопой В крутой ли Пангей, во фракийский ли Пинд», пер. С. А. Ошерова; бассариды — вакханки, одетые в лисьи шкуры).

16. Вместо cavernas — пещеры.

17. Пинд (греч. Pindos) — горный массив на севере Греции, протянувшийся с севера на юг между Фессалией и Эпиром (северные предгорья в южной Албании).

18. Либер (лат. Liber, «Свободный»), также известный как Либер-Патер (Liber Pater, «Свободный Отец») — в римской мифологии бог плодородия, мужской оплодотворяющей силы и свободы, затем виноградарства и вина. Был божеством-покровителем римских плебеев и входил в их Авентинскую триаду (наряду с Либерой — своей женской параллелью, иногда отождествлявшейся с Ариадной, и Церерой). Его праздник Либералии (17 марта) стал ассоциироваться со свободой слова и правами, связанными с достижением совершеннолетия. Со временем его культ и функции все больше ассоциировались с романизированными формами Диониса-Вакха, с которым он отождествлялся. Зурара употребляет здесь имя Либер-Патера как простой синоним Вакха, поскольку аналогичное место главы 89-й «Хроники взятия Сеуты» имеет следующий вид: «...походя на ту жрицу Эдонис (sacerdota Edonys), что обитала на высотах горы Пинда (Pimdo), каковая [жрица] каждый год свершала свои жертвоприношения Вакху (deos Baco), что был богом вина...»

19. Т. е. Готфрид Витербоский (Готфрид из Витербо, Готфрид Витербский; лат. Gaufridus, Godefridus или Gotefredus Viterbensis, итал. Goffredo da Viterbo, нем. Gottfried von Viterbo) — германский придворный хронист итальянского или немецкого происхождения, летописец деяний императоров династии Штауфенов — Конрада III, Фридриха I и Генриха VI. Основные труды — «Зерцало королей» (Speculum regum, 1183), посвященное молодому Генриху VI и содержащее наставления монарху, и «Пантеон» (Pantheon, 1187-90) — обширный исторический труд, трактующий об истории мира от его сотворения до 1185 года, написанный частью прозой, частью стихами. «Пантеон» пользовался широкой популярностью (сохранился более чем в 40 рукописях) и оказал большое влияние на последующих средневековых авторов историй; Зурара ссылается на него в «Хронике открытия и завоевания Гвинеи» (гл. 61), называя его автора «мастером Гондофри» (mestre Gondofre). Мы не смогли отыскать никаких упоминаний о «жрице Эдонис, что обитала в пещерах горы Пинда, где каждый год приносили жертвы Либеру-Отцу» ни в «Пантеоне», ни в других сочинениях Готфрида Витербоского; очевидно, здесь у Зурары — один из немногих случаев ошибочной атрибуции (в данном случае — литературной цитаты), подобный имевшему место в главе 86-й «Хроники взятия Сеуты», где авторство средневековой энциклопедии «О свойствах вещей» (De proprietatibus rerum) было приписано им Аристотелю вместо подлинного автора — францисканского схоласта Бартоломея Английского (как уже говорилось в прим. 15, сведения о «жрице Эдонис», т. е. менаде-эдонянке, скорее всего восходят к Лукану).

20. Suas primcipais cousas; мы бы скорее последовали здесь варианту G — suas propias cousas («собственными своими вещами»), — если бы перед этим не было оборота «собственными своими жителями».

21. Приведено по G: d’amte a cidade; C: d’amte os muros da cidade («от городских стен»).

22. В 1344 г., после 21-месячной осады (3 авг. 1342 — 26 марта 1344) король Альфонсо XI Кастильский во главе союзных сил Кастилии, Арагона и Генуи взял мусульманский город Аль-Джазира Аль-Хадра, называемый христианами Альхесирас, — стратегически важный пункт в Андалусии, главный порт на европейском берегу Гибралтарского пролива и столицу европейских владений Маринидов — султанов Марокко. В 1369 г. эмир Гранады Мухаммед V, воспользовавшись гражданской войной между претендентами на престол Кастилии, сумел отвоевать Альхесирас. Однако десятилетие спустя (1379), в связи с окончанием смут в Кастилии, Мухаммед V, осознавая невозможность удержать город в длительной перспективе, принимает решение полностью разрушить его, что было осуществлено за три дня. Восстановление Альхесирас начнется лишь в 1704 г.

23. Приведено по G: os muros; C: o muro («стене»).

24. Под «маринами» Зурары (со строчной буквы) явно следует понимать не только (и даже не столько) представителей династии Маринидов — султанов Марокко (1196-1465), сколько представителей племени бану марин (чьими вождями первоначально были Мариниды), принадлежавшего к берберской племенной группе зената и составлявшего правящую прослойку в империи Маринидов. С заглавной буквы данный термин дается в изд. 1792 г., (как, впрочем, и вообще все термины, отчего для современного читателя это издание в данном отношении выглядит не в пример более архаично, чем наши тексты C и G, составленные в XVI в.; то же, впрочем, во многом относится и к хроникам Зурары, изданным в 80–90-х гг. прошлого века). Как следует из текста настоящей главы, «марины» — это просто «люди великого дома», т. е. люди, состоящие на службе у Маринидов (а не сами Мариниды), их приближенные и высокопоставленные лица, необязательно находящиеся с ними в кровном родстве (что, конечно, и не исключается), но очевидно принадлежащие к бану марин. Интерпретируя таким образом термин «марины», мы сознательно оставляем его без изменений сравнительно с оригиналом.

25. Очевидно, plebe — чернь, простонародье.

26. По поводу «Алжазиры» см. пояснения автора по ходу настоящей главы и прим. 32.

27. G: ataa satenta («до семидесяти»).

28. Gentis homes; G: grandes homes («знатных / важных людей»).

29. Агумия, иначе гумия (порт. agomia, gomia, исп. gumнa, gomнa, grumнa, gumia, от kommiya — слова, используемого для обозначения этого вида холодного оружия в некоторых марокканских диалектах арабского языка) — арабский кривой кинжал. В современном португальском языке это слово означает нож с изогнутым концом, используемый в сельскохозяйственных работах.

30. Приведено по G: dos bхos homes; C: desses bхos homes («сих добрых людей», избыточное указательное местоимение).

31. Daninhos; G: adevinhos, букв. «предсказатели, прорицатели, гадатели», что на первый взгляд похоже на описку переписчика; однако если понимать это слово как «прозорливцы», то фраза и впрямь приобретает неожиданный новый смысл.

32. Подлинное название «Алжазиры» (араб. Al-Yazira, букв. остров или полуостров) Зурары — Ал-Мансура (араб. Al-Mansura, «Победоносная»), а также Афраг (бербер. afrag, «огороженное место»). Она представляла собой укрепленный дворцовый комплекс, построенный 10-м маринидским султаном Марокко Абу Саидом Усманом II (1310-1331) в 1328 г. (после захвата им Сеуты годом ранее) в качестве султанской резиденции; служила центром маринидской власти в регионе и местом размещения войск. Цитадель располагалась в западном пригороде поверх господствующих над городом холмов, с видом на медину Сеуты, между потоками Фес на западе и Пуэнте на востоке. Безопасное расстояние, отделявшее Ал-Мансуру от основной, восточной, части города, при необходимости позволяло как успешно оборонять цитадель, так и вести из нее наблюдения за Сеутой в случае восстания. Комплекс включал Алкасар (королевский дворец), сады, бани, мечети, рынки и жилые помещения для слуг султана. Внешняя стена Ал-Мансуры была глинобитной, ее периметр составлял ок. 1 500 м, высота — 8-9 м; она была увенчана зубцами и имела полые прямоугольные крепостные башни высотой от 12,5 до 13 м, располагавшиеся на расстоянии ок. 20 м друг от друга. В стене было трое ворот, из которых сохранились только Фесские, в отличие от остальных башен и стен возведенные из кирпича и каменной кладки. На внешней стороне Афрага находились несколько полей для тренировки лучников, завия (суфийская обитель, включавшая также приют для странников) ал-Кубра (al-Kubra) — одно из красивейших зданий комплекса, место размещения чужестранцев, которым приходилось ночевать за городом, и мусалла (праздничная загородная мечеть) ал-Мулуккия (al-Mulukkiya), предназначенная для знати, солдат и других жителей Афрага.

После захвата Сеуты португальцами последовали частые контрнаступления мусульман, которые использовали Ал-Мансуру как плацдарм для своих атак, а окружающую местность — как удобное место для засад (о чем и рассказывается в настоящей главе). В результате граф Педру ди Менезиш принял решение расчистить пространство между Сеутой и Афрагом, вырубив деревья и кустарники и срыв существовавшие там ограждения и постройки (см. следующую главу). По приказу короля Португалии Жуана III в 1550 г. Афраг был частично снесен, в основном это коснулось северо-восточного угла комплекса.

Утратив свое значение как крепость, Ал-Мансура со временем превратилась в руины и в последующие столетия занималась лишь эпизодически, став известной как Сеута ла-Вьеха (исп. Ceuta la Vieja, Старая Сеута); от нее сохранилось лишь несколько участков внешней стены. Со 2-й пол. XIX в. в ней располагались военные объекты, а в сер. XX в. было построено ядро скромного жилого комплекса.

С 1968 г. Главное управление изобразительных искусств (исп. Direccion General de Bellas Artes) Испании провело несколько реставраций. В конце 1980-х гг. новая реставрация была проведена школой-мастерской. В 1995 г. Маринидские стены (исп. Murallas Merinнdas) были объявлены объектом культурного интереса (исп. Bien de Interйs Cultural), в 2008 г. была проведена новая реставрация Фесских ворот и западного фасада, а в 2011 г. — башен 12 и 13 и соединяющей их стены.

Маринидские стены расположены в черте современного города, рядом с кварталами Вильяховита (Villajovita), Педро-ла-Мата (Pedro la Mata) и Суррон (Zurron). Из почти 1 500 м изначальной постройки до наших дней сохранилось только 417 м западной стены с 13-ю башнями различной степени сохранности (в т. ч. двумя квадратными башнями-близнецами, отмечающими Фесские ворота), частично скрытыми различными пристроенными сооружениями. От восточной стены было открыто ок. 15 м, чуть дальше к югу — вероятное основание башни, а еще южнее — два новых участка лицевой стороны стены. В 2011 г. было открыто десять метров южной стены и остатки башни. Остатки зданий, некогда построенных внутри Афрага, в пределах внутренней стены, отсутствуют.

В «Хронике взятия Сеуты» Зурара чаще всего именует Ал-Мансуру «внешним поселением» (villa de fora).

33. По-португальски andaimo (иначе andaime) — строительные леса; однако нет сомнения, что в данном случае речь идет о боевых ходах или обходах — галереях (ходах или проходах) с бойницами вдоль крепостной стены. Такие обходы по-португальски называются adarve (от араб. ad-darb или, по другим источникам, adz-dzir-we — «крепостная стена»), а также дозорными путями (caminhos de ronda).

34. Азагайя, иначе загайя (порт. azagaia, zagaia, от араб. az-zagaya, от бербер. zagaya) — короткое метательное копье из твердого дерева с железным наконечником.

35. Исправлено в изд. 1997 г.; C: XXXb.

36. В G имя Диогу ди Сеабра здесь отсутствует, а все перечисленные имена предварены союзом «и» (порт. e).

37. Приведено по G: homes de vallor; C: homes de cavallo («конными / верховыми»).

38. Мы пользуемся здесь толкованием малопонятного в наше время термина olivel, предложенным португальским филологом Р. Бразилом в примечаниях к гл. 88-й «Хроники взятия Сеуты» (Zurara, Gomes Eanes de. Cronica da tomada de Ceuta. Publicacoes Europa-America, LDA. 1992. P. 409), — ouripel (иначе ouropel, oiropel), сусальное золото.

39. Т. е., по-видимому, эмир Марракеша — города на Ю.-З. Марокко, в описываемую эпоху являвшегося региональным центром, резиденцией правителей юга страны (название «Марракеш» было известно в Зап. Европе в латинизированной форме Maroch или Marrochio, для государства Альмохадов в латинских источниках обычно использовалось наименование «Королевство Марракеша» — Regnum Marrochiorum).

40. Адарга (порт. adarga, от бербер. adarga — орикс, вид саблерогих антилоп, распространенный от сев. границы Сахары до Южной Африки) — берберский щит из кожи. Будучи заимствована из Сев. Африки (основным центром производства был г. Фес, столица султаната Маринидов), адарга в XIII в. распространилась на Пиренейском п-ове, где первоначально использовалась мусульманской кавалерией Аль-Андалуса под названием ад-дарга (ad-dargha). В XIV-XV вв., вплоть до широкого распространения в XVI в. огнестрельного оружия, находилась на вооружении христианской пехоты и кавалерии. Обычно изготавливалась из шкуры антилоп-ориксов, была чрезвычайно устойчива к ударам мечом и копьем. Первоначально была круглой, затем имела форму сердца, в итоге приобрела форму пары перекрывающихся эллипсов или овалов размером 69-80 см по длинной оси. Внутри, в центре, находилась пара кожаных рукояток, которые удерживали рукой или пристегивали к предплечью с небольшой подушкой под ними для поглощения силы ударов.

41. Фронтария (порт. ист. frontaria) — военный гарнизон под началом фронтейру (fronteiro) — губернатора пограничной крепости; в широком смысле — военная служба (должность) на определенном участке границ.

42. Canavial по-португальски — тростниковая заросль, плантация. Со строчный буквы это слово дается (правда, только в этом месте) в изд. 1792 г. Однако по дальнейшему тексту хроники видно, что этот термин действительно следует интерпретировать как топоним.

43. G: Angera; без дополнительных указаний точная идентификация этого топонима остается проблематичной.

44. Т. е. Ксар-эс-Сегира — города на сев. побережье Марокко, в Гибралтарском проливе, между Танжером и Сеутой. Его португальское название — Алкасер-Сегер (Alcacer-Ceguer). Под алкайдом здесь, по-видимому, следует понимать пашу.

45. Альмогавары (исп., порт. almogavares, арагон. almugavares, каталон. almogavers, от араб. al-Mugavari? — «разведчик») — разновидность легкой пехоты, возникшей в Арагоне и использовавшейся на поздних этапах Реконкисты (XIII-XIV вв.) в качестве ударных, партизанских и разведывательных частей. Более всего альмогавары известны своей ролью в завоевании западной части Средиземноморья Арагонской короной и как наемные части в Италии, Латинской Греции и Леванте.

Зурара распространяет данный термин на аналогичные воинские части с мавританской стороны.

46. По следующему сразу вслед за тем обороту «возвращаясь же к нашей истории» понятно, что данный эпизод происходил заведомо после описываемого сражения, но насколько позднее — неясно.

47. Об этом бискайце говорится в гл. 86-й «Хроники взятия Сеуты».

48. Явно тот самый «алкайд Алкасера», о котором говорилось в предыдущей главе. См. прим. 44.