ТОМАС КАНЦОВ

ХРОНИКА ПОМЕРАНИИ

Померания

Древности и историческое происхождение стран и народов
померан, кашубов, вендов, штеттинцев и руян,
собранные и записанные Томасом Канцовым,
бывшим секретарем вологощских князей

Винета

Около 980 года в Дании Свен Отто ¹ восстал против своего отца, короля Харальда ², и вместе с датчанами отверг христианство, а отвергнув его, изгнал отца из страны. Харальд бежал на Поморье в Волин. Венды, не заботясь о том, что он когда-то напал на них и что он христианин, приняли его там хорошо. Они вооружили корабли и людей и вместе с другими поморянами отвезли его обратно в его страну. Весь день они сражались со Свеном, но не было известно, кто победил, а кто проиграл битву. На следующий день заключили перемирие и начались переговоры по урегулированию ситуации. Но во время перемирия король Харальд — возможно, по приказу своего сына — был неожиданно застрелен из лука одним из датчан. Увидев это, волиняне и поморяне схватили короля, сами отнесли на корабль и отвезли его в Волин, так как хотели помочь ему. Но там он умер от своей раны и был там похоронен. Он царствовал около пятидесяти лет. Так пишет Саксон Грамматик. А Гельмольд пишет, что конунг Харальд пришел в Винету, местные жители помогли ему вернуться в страну, а когда во время переговоров его застрелили, они привезли его обратно в свой город и якобы там же похоронили.

Город Винету описывают так:

«Говорят, что это был очень могущественный город, полный самых разных честных людей, и у него был отличный порт. Об этом городе рассказывают столько всего такого, что может показаться невероятным, что и я хочу вам кое-что о нем рассказать. Якобы это был настолько большой город, что в то время его не стыдилась бы вся Европа, и там жили смешанные народы: греки, славяне и другие народы. По сути, там могли бы жить и саксы, если бы хотя бы один из этих народов исповедовал христианство. Ибо все его горожане оставались идолопоклонниками вплоть до окончательного падения и разрушения города. Но в отношении порядочности, нравственности и гостеприимства лучших людей, чем здесь, было не найти. Город был полон различных товаров из всех стран и имел всё необходимое и всё то, что забавляло и радовало. Предполагают, что после долгой войны с королём Дании город был захвачен и уничтожен. До сих пор о нём осталась память и сохранились следы. Остров, на котором он располагался, пересекают три реки, одна из которых зеленого цвета, другая сморщенная, а третья постоянно ревет и мечется от бурь и ветров».

Гельмольд ³ написал это лет четыреста назад. Однако я не могу поверить, что в то время Винета еще существовала. В своей книге о вендах и герулах доктор Маршалк пишет, что город разрушил датский король Хемминг, живший во времена Карла Великого. Так что даже если бы сразу после этого он поднялся, он не был бы достаточно сильным, чтобы в ближайшее время противостоять королю и всему датскому королевству. Я, как и Саксон, считаю, что городом, принявшим короля Харальда, был Волин. Волин поднялся после разрушения Винеты и стал сильнее, поэтому мог бы сделать больше, чем Винета, если бы она в то время еще существовала. Но о том, что она всё-таки существовала, свидетельствуют упомянутые Гельмольдом следы. Ибо если кто-то из Вольгаста переправится через Пену в узнамскую землю и достигнет деревни под названием Дамерау (Домброва), лежащей примерно в двух милях от Вольгаста, примерно через четверть пути он увидит в открытом море большие камни и фундаменты; ибо до сих пор море впилось в сушу. Я ходил туда с другими и сам это видел. Но стен больше нет, ведь с момента разрушения прошло столько столетий, что ни одна стена не смогла бы так долго противостоять бушующему морю. Большие камни фундамента лежат в ряд, как обыкновенно бывает под домами и стенами, один рядом с другим, а кое-где еще несколько сверху. Среди них иногда встречаются примечательные камни, которые на добрых несколько ярдов выглядывают из воды; поэтому кажется, что там стояли храмы и ратуши. Другие камни по-прежнему лежат аккуратными рядами, ясно показывая, как повсюду тянулись улицы. Местные рыбаки рассказали нам, что под песком якобы находится целая каменная мостовая, покрытая мхом и засыпанная песком, так что ее нельзя увидеть, но можно потрогать. Если вы ткнете туда заостренным шестом, вы, вероятно, это почувствуете. Камни лежат примерно так ⁴.

Пока мы плавали туда и сюда по фундаментам, отмечая улицы, мы заметили, что город построен продольно и вытянут с востока на запад. Однако чем дальше, тем море становится глубже, поэтому невозможно охватить весь размер города. Однако то, что мы видели, дает нам представление о том, что город должен был быть таким же большим, как Любек, или даже больше; ибо длина, несомненно, составляет четыре ширины, а ширина больше, чем у Любека. Это позволяет нам составить представление о той части, которую мы не могли видеть ⁵.

Поскольку Гельмольд пишет, что здесь жили греки и славяне, я считаю, что этими греками были русы, пришедшие сюда из-за греческой веры, которую им не запрещали исповедовать в этом городе. Возможно, «греки и славяне» были словенами (slavonier) из Фракии и Иллирии, которые в те времена переняли многие обычаи греков и поселились в Винете из-за родственного с венедами языка и происхождения.

Что же касается трёх рек, о которых Гельмольд пишет, что они текут вокруг острова и через остров, где находилась Винета, то это: Пена, Свина и Дзивна, а остров — это узнамская земля ⁶, как можно будет увидеть на карте. Доктор Кранц, однако, утверждает, что Винета была не только разрушена королем Дании, но и затоплена морем, что тоже возможно, потому что сейчас это место, как уже было сказано, еще на добрую четверть длины в море. Можно также предположить, что готский город Висбю на Готланде стал сильным и знаменитым после разрушения Винеты — я охотно в это верю. Висбю был настолько могущественным городом, что вся торговля и судоходство располагались там, а его сила и сегодня ясно видна в зданиях, которые с самого начала были возведены из тесаных камней. И хотя торговля в тех районах рухнула, здесь, на вендской земле, впоследствии были построены Любек и другие морские крепости. Город приходит в упадок, а кирпичи его домов привозят к нам и обжигают известью.

Вот так города возникают и крепнут, если того пожелает Бог, а потом слабеют и приходят в упадок, если Богу будет угодно, Это я, полагаю, здесь и показал на примере города Винета.

Святой Адальберт

Около 999 года, во время правления императора Оттона III, благочестивый епископ по имени Адальберт — немец ⁷ из знатного рода — пришел к пруссам и, проповедуя им Евангелие, хотел их обратить. Пруссы убили его и бросили в поле зверям [на съедение]. Благочестивые люди еле упросили, чтобы им позволили похоронить его. Польский князь Болеслав ⁸ узнал об этом и послал к пруссам, пригрозив им, что отомстит за этот поступок. Он потребовал, чтобы они выдали ему труп. Однако пруссы не желали этого делать и не боялись его угроз. Слыша это и видя, что у него недостаточно сил, чтобы их заставить, князь предложил договориться, что они отдадут тело за деньги. Пруссы согласились на предложенную им позорную сделку, сказав, что они продадут тело, но серебра возьмут за него не меньше, чем оно весит. Болеслав на это согласился и отправил большое посольство с серебром, часть которого предназначалась для оплаты, а остальное — на всякий случай. Когда посланцы прибыли на место, тело выкопали, и, так как оно немного пахло, приказали немедленно смазать его благовониями, а затем взвесили. А польские хроники пишут, что Господь Бог сделал это тело настолько легким, что гонцы не израсходовали все привезённое серебро. Пруссы даже устыдились этой сделки, но и поворачивать назад они не захотели. Итак, послы привезли тело; князь с великим благоговением отвез его в Гнезно и там повелел положить в серебряный саркофаг. Господь Бог наш совершил у этого гроба множество знамений и чудес, так что весь христианский мир узнал об этом. Император Оттон оказал святому особую честь, поклявшись поклониться ему, и в том же 1000 году приехал в Гнезно, чтобы выполнить свой обет ⁹. Польский князь принял паломничество императора, оказал ему большое уважение и щедро снабжал его провиантом и снаряжением по всей своей стране. Император, видя власть и богатство князя и заметив его смирение и доброту, решил также оказать ему честь и освободил его от всех повинностей и дани, которыми тот был обязан Римской империи. Он сделал его королём и дал ему позволение ради расширения своего государства подчинить себе поморян и вендов, а также русинов и пруссов. С этих пор ему надлежало называть себя не подданным, а другом Римской империи. В присутствии многих господ и князей он возложил ему на голову золотую корону, что князю Болеславу очень понравилось. Преподнеся императору большие дары, он вывел его из своих земель и с почётом сопровождал в Саксонию; расстались они в удовлетворении и дружбе. Однако, хотя Болеслав и принял эту милость от императора, он еще не владел пожалованными ему землями. Он несколько раз пробовал свои силы на поморянах, но при жизни ничего от них не взял.

Поляки завоёвывают Восточное Поморье

Около 1026 [года] король Польши Мислав ¹⁰ на основании тех прав, которые его отец Болеслав получил от императора Оттона, и воспользовавшись помощью сыновей короля Венгрии Андрея, Белы и Левенте ¹¹ выступил против поморян и силой занял Восточное Поморье (Hinterpommern) по рекам Висле и Брде до Парсенты. Бела отличился на войне, и король отдал ему в жены свою дочь ¹², а также всё завоеванное Восточное Поморье. Виднейшие поморяне пришли в ярость из-за того, что огромная часть страны была вырвана из-под их власти, и они постоянно воевали с Белой и его армией. Но так как Бела всегда мог рассчитывать на помощь короля, он удержал эту землю силой и привел её народ к христианской вере, приказав её там проповедовать.

Языческая реакция в Мекленбурге

Князь Готшалк ¹³ был благоразумным человеком и праведным, набожным христианином. Он почти восстановил христианство, свергнутое Мстивоем и поморянами в Мекленбургской области, а теперь он хотел привести к вере и лютичей. Этого они стерпеть не могли. Так как вендам в Мекленбурге не нравилось христианство, они объединились и позорно убили доброго князя, а также всех христиан, которых князь назначил учить вендов слову божьему. Они отрубили голову, руки и ноги епископу Иоанну Мекленбургскому насадили их на копья и с триумфом понесли в Радегощь, в храм своего бога Радегаста, и очень радовались. А у князя Готшалка было два сына: Генрих и Будивой. Венды изгнали их, и Генрих бежал к королю Дании, а Будивой — к князю Ордульфу Саксонскому ¹⁴.

Отто из Бамберга при польском дворе

Вскоре после этого в Польше умер Владислав ¹⁵, который считал себя польским королем, но короноваться так и не стал, поскольку польское государство из-за убийства святого Станислава было под [церковным] проклятием. Этот Владислав женился в Польше на Софье ¹⁶, дочери императора Генриха [Третьего], сестре [Генриха] Четвертого, и имел, как уже говорилось, двух сыновей: Болеслава в законном браке и бастарда Збигнева. Таким образом, власть принял Болеслав ¹⁷ , который по упомянутой причине считался не королем, а польским князем. Правил он хорошо и долго, и сделал много добра для христианства и польской короны, потому что у него был очень хороший учитель, а именно святитель Отто, граф Андехсский. Он приехал к сестре императора Софье, на которой был женат отец Болеслава Владислав. Он был очень ученым и набожным человеком, и воспитал в христианстве и всех добрых обычаях не только короля, его сына и его придворных, но и епископов и воевод со всего королевства, среди которых он пользовался большим уважением благодаря своим особым знаниям и благочестию. Уважение к нему росло и ещё и потому, что сестра императора часто посылала Оттона к брату, и император всегда принимал его как собственного сына. Этот Отто был решителен во всех делах и не боялся наказывать за проступки. Он многое вернул в правильное русло, что принесло ему широкую известность, и он высоко поднялся, о чем позднее я вам расскажу подробнее.

Свержение Святобора Поморского.

Распад государства Крута

Князь Святобор ¹⁸ был вспыльчивым и суровым правителем, он крепко держал в руках поморян и обращался с ними весьма сурово и тиранически. Не стерпев этого, по совету его зятя Крута поморяне схватили его и посадили в тяжкую тюрьму ¹⁹. А поскольку сыновья Святобора были еще молоды, их опекуном сделали Крута ²⁰. Он без труда оборонял страну от поляков, потому что, как я говорил, имел под собой всю Голштинию, Дитмаршен и Мекленбург, а теперь еще и Померанию, так что был достаточно силен против польского князя. Этот Крут очень любил свою жену Славину и ее именем назвал им построенный город Славно, который мы, немцы, называем Шлаге. Он выказывал ей большую любовь, однако княжна тайно склонялась к христианству, а так как Крут был великим гонителем христиан и жесток по отношению к ним, она не была к нему добра, а особенно потому, что он способствовал заключению в тюрьму ее отца.

Однако жив ещё был Генрих, сын князя Готшалка, которому Мекленбургская земля принадлежала по наследному праву. Получив помощь от короля Дании и от других, он постоянно нападал на Мекленбургскую землю, нанося ей большой ущерб. И Крут не мог их остановить, потому что народ Мекленбурга смотрел на это сквозь пальцы, а к Генриху, в котором видел своего наследного господина, относился куда лучше, чем к Круту. Кроме того, Крут был стар и уже не годился для войны. Тогда он заключил мир с князем Генрихом и выделил ему часть страны, чтобы этим его угомонить. Но сделал он это не по доброте душевной, а, притворяясь другом, думал лишь о том, как бы его убить. Заметив это, Славина тайно предупредила Генриха, чтобы поберёгся. Вскоре после этого Крут был убит одним из его слуг ²¹. Затем все земли, которыми он управлял, растащили — а сыновей у него не было — и разделили на части: Генрих получил Мекленбург, саксам достались Голштиния и Дитмаршен, а Раце, двоюродный брат (vetter) Крута, получил Рюген и Вологощь.

Святобора же увезли на Поморье, и поморяне никоим образом не хотели его отпускать. У него было четверо сыновей: Варцислав, Ратибор, Богуслав и Святополк. [Святобор] не видел другого выхода, кроме как послать к польскому князю Болеславу и предложить ему своё подданство, если тот его освободит. Предложение понравилось князю, он собрал войско, двинулся на поморян, несколько раз разбил их и захватил их города и замки. [В конце концов он] вынудил их отпустить Святобора и повиноваться ему. А когда это последнее они с крайней неохотой оттягивали, летом он еще раз послал против них своего палатина (Hauptmann) Скарбимира и приказал ему разрушить многочисленные города и деревни.

Болеслав громит поморян.

Союз поляков и датчан против Померании

В 1106 году Болеслав ²², находясь на границе Поморья, услышал, что идут три тысячи поморян, рыщут по лесам и ищут поляков. Поэтому он решил не позволить им этого сделать и вышел к ним со своим войском. Но он был не так силен, как поморяне, поэтому они убили всех его людей. Лишь шестеро из них спаслись, в том числе палатин Скарбимир ²³, который был тяжело ранен и потерял глаз. Поморяне пошли дальше, опустошили большие пространства земли Польской и вывезли оттуда много добычи. Это сильно разозлило князя, поэтому он решил основательно наказать поморян. С этой целью он заключил союз и породнился с королем Дании Нильсом ²⁴, пообещав свою дочь в жены сыну короля Магнусу — при условии, что король придет по воде и суше и приведет поморян к повиновению. Поэтому король вместе с сыном Магнусом ²⁵ и своим племянником Канутом ²⁶ с большим войском на многих кораблях приплыли в Свину через Щецинскую лагуну и достигли Узнама. Не сумев [сразу] захватить город, они тотчас же начали его осаждать. Тем временем князь Болеслав тоже собрал большое войско и послал к поморянам своего палатина Скарбимира, уже выздоровевшего, но потерявшего один глаз. Он [выбрал его] по двум причинам: тот был опытным полководцем, к тому же получал возможность отомстить поморянам за своё [увечье]. Скарбимир взял несколько городов, а когда подошел к Бялогарду, там не захотели сдаваться. Он послал к Болеславу и велел сообщить ему об этом. Между тем он воевал с пруссами и так грозил им, что они сдались ему и перестали помогать поморянам. Болеслав охотно пришел на помощь Скарбимиру и, видя, что люди Бялогарда так бесстрашны, послал им два щита — один белый и один красный. Белый означал милость, красный — смерть. Им предстояло выбрать тот, который они предпочтут. Они предложили посланнику дать им тот, который сам захочет. Посланник не стал этого делать, поэтому они взяли оба щита. Князь Болеслав разгневался, напал на город и взял его штурмом. В гневе он сломал ворота, силой ворвался в город и давил всех, кто подвернётся. Горожане находились на рыночной площади, где собрались женщины и дети, ожидавшие жизни или смерти. Увидев это, Болеслав подумал, что при таком отчаянии ему придется иметь дело не с людьми, а с разъяренными зверями. А так как ему было жаль подвергать опасности своих добрых воинов, он предложил горожанам просить его милости, а он пощадит их жизни, так как жалеет женщин и детей. Горожане с радостью это приняли и вручили князю своё оружие и свои жизни. Он простил их, но взамен [отобрал и] поделил их имущество. Затем он пошёл на Колобжег, Камин Поморский и Волин и так перепугал их горожан, что им пришлось сдаться. Затем он приехал к королю Дании, осаждавшему Узнам, взяв с собой свою дочь. Он оставил её в лагере сына короля Магнуса и помогал осаждать и штурмовать город до тех пор, пока горожанам не пришлось сдаться. Князь Болеслав уже собирался возвращаться обратно, но король решил двинуться на Вологощь и Гросвин ²⁷ и подчинить эти города. Когда это случилось, поморские князья увидели, что они повсюду потерпели поражение и не могут оказать должное сопротивление таким врагам — особенно Святобор, который [воевать] не имел никаких причин, кроме своих собственных. Поэтому они остались в городах, лежавших в глубине страны и укрепили их, вручив свои судьбы [собственному] счастью. Однако, заметив, что князь Болеслав ушел, они послали к королю [Дании] и попросили его позволить князю Варциславу безопасно прийти к нему. Король согласился на это и обещал ему безопасность. А поскольку король расположился на воде на своих кораблях, то и Варциславу пришлось прийти к нему по воде. Когда он взошел на корабль и попросил перемирия, король со своим сыном Магнусом, двоюродным братом Канутом и другими виднейшими советниками стали это обсуждать; Варциславу же пришлось на время удалиться, И королевич Магнус сказал, что раз князь Варцислав теперь у них руках, то его следует захватить и отвезти в Данию, а там с ним можно будет вести переговоры по своему желанию и потребовать, чтобы все города сдались. Канут настоятельно посоветовал своему двоюродному брату Магнусу не делать этого, объяснив ему, что Варцислав не единственный из померанских князей, так что от одного Варцислава теперь страну не получить. Кроме того, это было бы против всякой чести и закона, если будет нарушена обещанная неприкосновенность. А особенно не может такого сделать король Дании, чьи предки не знавали такого преступления, а если бы это произошло сейчас, то стало бы вечным позором для королевского дома и всей датской короны. Поэтому он посоветовал дать князю определённый ответ и отпустить его с почестями. Это мнение одобрили другие советники, а потом и сам король, который заключил перемирие с Варциславом и его братьями и, поднеся князю подарок, позволил ему уйти невредимым. Затем он хотел идти на Вологощь (Вольгаст), которую захватил и намеревался сохранить князь Рюгена Раце. Но у короля были неотложные дела, и ему пришлось вернуться в Данию. Однако совет, о котором мы уже говорили, то есть не соглашаться на просьбу Магнуса, вызвал у Магнуса непримиримую ненависть к Кануту, так что по этой и по другим причинам через несколько лет он убил его.

Генрих Мекленбургский воюет с руянами

В те времена происходят удивительные вещи: Господь Бог наш, испытывая Вендов и Поморян, наконец, дал им повод отказаться от своего позорного неверия и язычества и склониться к христианству. Они не хотели этого делать добровольно, поэтому пришлось крепко потрепать не только поморян, но и лютичей с вендами. В то время как польский князь и датский король воевали с поморянами, князь Мекленбургский Генрих женился на Славине, вдове Крута, и стал могущественным правителем. А так как Крут правил рюгенцами, то он (Генрих) думал, что и его преемнику они должны быть покорны. Это разозлило руян (рюгенцев) и их князя Раце, и они решили, что пусть мекленбуржцы сами им подчиняются — это будет справедливо. Раз вспыхнул спор, то вскоре началась и война.

Князь Генрих имел свой двор в Любеке, на который рюгенцы заявляли особые претензии, так как город был построен их князем Крутом. Поэтому они собрали войско, на кораблях подплыли к [реке] Травне недалеко от Любека и внезапно осадили город, призвав еще и немного конников от лютичей. Князь, испугавшись этой внезапной атаки, оставил в Любеке одного из начальников, приказав ему — если руяне навалятся большими силами — продержаться хотя бы четыре дня. За это время он приведёт помощь и с ней появится на указанном холме. Если же он там не появится, а начальник не сможет дольше удерживать город — он должен будет действовать по обстоятельствам. Ночью князь с единственным спутником выскользнул из города и, пробравшись мимо вражеского лагеря, отправился в Гольштейн, где созвал войско и быстро собрал большие силы. Тем временем руяне тоже не простаивали, штурмуя город так, что горожане едва могли защитить себя. И их бы одолели, если бы воины лютичей прибыли вовремя. Но на четвертый день появился князь Генрих и показался на пригорке, как и обещал. Когда начальник и горожане его увидели, они возрадовались, исполнились мужества и отважно оборонялись. Вместе с Генрихом подошли и голштинцы; князь пустил конницу вниз по Травне, возможно, желая пробиться в лагерь ругиев с тыла. Однако он приказал им двигаться медленно, чтобы ругии ничего не заподозрили. Увидев конницу, ругии подумали, что это никто иные как лютичи, [прибытия] которых они ждали. Они не знали, что князь Генрих [давно] выбрался из города и, думая, что он все еще внутри, выбежали из лагеря без охраны и без оружия навстречу конникам. А те обрушились на них, разгромили, растоптали и погнали назад к лагерю. А тут и горожане выбежали из крепости и ударили им в бок, приведя рюгенцев в замешательство. Они не могли ни защититься, ни убежать, и оказались как беззащитные овцы. Некоторых спихнули в Травну и потопили, и не спасся никто, кто мог бы рассказать о том, что случилось с другими. И только князь Раце убежал сам-пятый, потому что, когда его столкнули в [реку] Травну, он выплыл и потом до ночи прятался в зарослях. Горожане собрали все трупы и свалили их в кучу, отчего образовалась большая гора. Они обложили её огнём и сожгли тела, чтобы не было смрада или морового поветрия. Эти пепел и кости стали холмом, который все еще зовётся Ранисберг. Гельмольд пишет, что Ранисбергом его называют из-за ранов, как сокращённо зовут жителей Рюгена, потому что (как говорят): “Ругии и Раны — это одно и то же”. И так как эта победа случилась в первый день августа, жители Любека запомнили этот день и каждый год праздновали свой триумф, счастливые и в хорошем настроении.

Когда рюгенцы ослабели после этого поражения, Генрих не дал им времени на отдых, а послал своего сына Вальдемара против них и против лютичей и вынудил их снова им повиноваться. Раце, однако, собрал столько войск, сколько мог, и, сойдясь с ним, убил его вместе со всем отрядом (1114 год). Это очень огорчило его отца, принца Генриха, и разгневало его, поэтому он решил полностью истребить рюгенцев, призвав на помощь короля Дании и его родственников, герцогов Померании и Саксонии. Зимой, когда ударили морозы, он двинулся против лютичей и взял их самый известный город Лосице, который сегодня называется Лойц, затем другие города и, наконец, Вологощь. После этого Раце и ругии направили к нему посольство, хлопоча о мире и предлагая двести гривен серебра. Но тот отвечал, что примет никакого мира — это было бы позором для него, так как — как уже говорилось — он потерял и своего любимого сына и столько смелых воинов. Тем более, что Бог и природа дают ему возможность отомстить своим врагам. Пролив между Вологощью и Рюгеном был скован льдом. Воины настаивали, чтобы князь Генрих повёл армию на другую сторону в землю ругиев, которых собирались полностью искоренить и захватить богатую добычу. Поэтому, как только они вошли, они начали грабить, убивать и жечь все, что встретили. А вскоре они увидели, что приближается великое скопище руян. Не зная, к какому концу может прийти дело, [рюгенцы] послали к ним своего верховного жреца, за мир предлагая сначала четыреста, потом шестьсот, а потом и тысячу гривен серебра, на что князь Генрих и его воины не согласились. Однако Генрих прикинул, что у рюгенцев довольно большое войско, и понимал, что сражаться они, вероятно, будут храбро, потому что речь идёт о жизни и здоровье их самих, их жен и детей, сохранности их домов и имущества. И в конце концов они договорились так, что руяне должны выплатить князю четыре тысячи четыреста гривен серебра, а [в качестве] гарантии дать ему заложников. После этого он вышел из страны.

Затем он послал на Рюген, чтобы забрать серебро. Но у тех не было монеты, и они не привыкли обменивать на неё товар, покупая или продавая путём [простого] обмена, то есть меняя товар на товар. То, что они имели в золоте или серебре, было добыто на войне или при грабеже и предназначалось для украшения их божеств или их женщин. Князь прислал им гири для взвешивания, которые были [нарочно] утяжелены. Поэтому, когда рюгенцы собрали все золото и серебро, которое было в запасниках и в сокровищнице Святовита, да и женщины добавили свои украшения — они едва достигли половины нужного веса, ибо их несправедливо обвесили. Поэтому посланцам пришлось уйти с тем, что они получили, и они доставили это своему господину. Приняв золото и серебро и смекнув, что ругии теперь уже так бедны, что не смогут нанять добрых воинов, князь Генрих заявил, что они заплатили ему слишком мало. Он призвал на помощь князя Лотаря (Luder), который позднее стал императором, и князя Варцислава Поморского, своего свойственника, и на следующую зиму по льду в январе снова двинулся на Рюгенскую землю. Оценив свои силы, рюгенцы и их князь Раце решили стоять в обороне, но до того, как произошла битва, случилась оттепель, и лёд начал таять. Князья испугались, что не смогут вернуться, спешно выступили и покинули эту землю, прежде чем лёд растаял. Видя это, рюгенский князь Раце хотел преследовать их и разгромить несколько отставших [отрядов]. Но верховный жрец ему отсоветовал, сказав, что достаточно, что они избавились от врагов. Если их лишний раз раздразнить, они могут повернуть назад, а тогда неизвестно, что произойдет и как они избавятся от них снова. Так князья и ушли, ничего не сделав, и Бог справедливо наказал их за несправедливость. Ибо, хотя руяне и не были христианами, Бог не хотел, чтобы их обманывали и поступали с ними незаконно. Этот поход привёл к тому, что князь Генрих не отваживался больше вторгаться на Рюген. Зато князь Варцислав за свою помощь и затраты получил Вольгаст (Вологощь), который он укрепил и защищал его от рюгенцев.

Бернард пытается окрестить поморян

Тем временем умер князь Померании Святобор ²⁸, его сыновья приехали в страну, и один из них, Варцислав ²⁹, вступил во владение. В то время польский князь Болеслав, завоевавший так много городов в Померании, обдумывал, как их жителей обратить в христианство. Именно тогда к нему пришел святой ученый муж по имени Бернард, испанец, который прекрасно разбирался в Святом Писании и долгое время жил одинокой жизнью в пустыне, пока друзья не отвезли его в Рим и не добились для него от папы епископства, которое он, однако, не хотел принимать, так как узнал, что капитул избрал на это место другого человека. Этот Бернард намеревался сделать что-то еще для распространения славы Божией, поэтому, узнав, что поморяне были язычниками, а князь хочет обратить их, пошел к нему и объявил о своей готовности идти в Померанию и учить их вере христианской. Князю Болеславу это понравилось, однако Бернард не знал языка [поморян]. Поэтому князь добавил ему священников и переводчиков и отправил в Волин, который в то время был самым выдающимся из княжеских городов в Померании. Но когда Бернард прибыл туда и начал проповедовать, его не хотели слушать ³⁰. А когда он сказал, что он посланник Бога, его высмеяли и сказали, что у Бога, безусловно, были другие посланники, а такой жалкий сброд он бы не посылал. А Бернард и его спутники заботятся лишь о том, чтобы наполнить свои кошельки за их счёт; так чтобы и духу их здесь не было, а иначе их выставят силой. Тогда он начал говорить, что Бога интересуют не мирские богатства или слава, а другие сокровища; Бог требует веры и доверия — поэтому им не следует так смеяться над ним. И далее он сказал, что все, что они делают, — это дьявольское идолопоклонство; их боги не могут защитить себя, потому что они сделаны из дерева или какого-то другого скоропортящегося материала — точно так, как тот образ, который стоит там на рыночной площади, как Роланд³¹, который. по преданию, был построен в честь императора Юлия и к которому горожане питают большое доверие. Но это не что иное как камень, и он не может защитить себя. Так говоря, он взял топор и ударил по истукану. Когда горожане это увидели, они исполнились безумной ярости и набросились на Бернарда и остальных, страшно их избив и чуть не убив [самого] Бернарда. Советники и их жрецы выручили их, посадили в лодку и отвезли в Щецинский залив, предложив им там проповедовать рыбам, потому что здесь ни у кого нет времени на подобную ерунду ³². Тут Бернард увидел, что ему не повезло, и понял, что незнание языка было большой ошибкой, Он вернулся к князю Болеславу, извинился перед ним и отправился в Бамберг. Там он поручил это дело святому Отто, сказав ему, что тот, кто хочет учить поморян, не может быть бедняком, потому что они его не примут.

Основание Волина

Раз уж мы упомянули город Волин и изображение императора Юлия, то надо упомянуть и то, что о происхождении города говорят и пишут другие. Конрад Цельтис (Celtis) и Беат Ренан говорят, что в германских землях римляне построили множество городов и замков, и в их число входит Волин, который якобы построен императором Юлием и назывался Юлином. Против этого в своей “Вандалии” выступает Кранц, [утверждая], что римские территории никогда не простирались за пределы Эльбы и ещё менее вероятно, что туда добирался император Юлий. Я не хочу противостоять этому мнению. Но так как его изображению там столь долго поклонялись, можно предположить, что хотя сам император Юлий туда не приходил, пришли еще какие-то римляне и в честь Юлия построили крепость на том месте, где впоследствии был основан город. В защиту этого хотелось бы процитировать, что думает по этому поводу родившийся в этом городе Доктор Поморянин ³³. Читаем, что император Август послал Цезаря Германика плыть на кораблях по Балтийскому морю и посмотреть, какие там земли и места. В то время Балтийское море и прилегающие страны римлянам были неизвестны. Переправившись через это море, Германик достиг острова, называемого Аustrania, где собирают янтарь, или, как его называют верхние немцы, Agatstein, а германцы того времени называли стеклом (Glas). Поэтому Германик и назвал этот остров Глессарием (Glessarium), как пишет Плиний. Поэтому Доктор Поморянин предполагает, что это был остров, на котором расположены Волин и Узнам. Янтарь можно найти здесь повсюду, причём известно, что ни на одном другом острове янтаря там нет. Однако тот, который собирают в Пруссии, происходит не с этого острова. Моя уверенность в том, что это и есть тот самый остров Аустрания, подкрепляется тем, что Саксон Грамматик ещё в то время называл его Остросса (Ostrossa), что несколько похоже на название Аустрания. Вероятно, могло случиться так, что Германик оставил там изображение своего деда, императора Юлия, а так как в то время в этих землях не было ни городов, ни сел, то сначала была построена крепость, которую назвали Юлином, потом [появилось] и поселение, а вскоре из этой крепости вырос город. Однако в этом вопросе каждый может судить так, как считает лучшим. Некоторые думают, что Аустрания — это Судувия³⁴.

Войны поморян с поляками

Так как польский князь Болеслав³⁵ контролировал большую часть Померании, это сильно беспокоило померанского князя Варцислава и его братьев, особенно то, что кроме Восточного Поморья (Pomorze Tylne) он также отнял многие из их городов на Западном Поморье (Pomorze Przednie). Это привело к тому, что восточные поморяне снова отделились от князя и признали законными наследниками Варцислава и его братьев. А города Западного Поморья, которыми владел князь, последовали их примеру: польских бургомистров изгнали и снова подчинились власти Варцислава. Так же поступил и Узнам ³⁶, где своих бургомистров держал король Дании³⁷. Тогда Варцислав и его братья поняли, какую великую войну они снова навлекают на себя, и попросили поддержки у своего шурина Генриха Мекленбургского ³⁸, а также заключили мир с рюгенским князем Раце, укрепили свои города и подготовились таким образом, чтобы иметь возможность защитить себя и своих подданных. А чтобы множество врагов их не сокрушило, отправили великолепное посольство к королю Дании, прося его соизволить оставить им их город Узнам. Взамен ему пообещали ежегодную дань — и вскоре получили город. Дело в том, что у королей Дании обычно так много работы дома, что они постоянно были заняты и не могли уследить за всеми иностранными делами. Поэтому [поморские князья] послали и к польскому князю, прося мира и помощи. Но от него они ничего не смогли добиться — они должны были вернуть ему Восточное Поморье, платить дань с других земель и принять христианство вместе со всей своей страной. С первыми двумя пунктами они соглашаться не хотели, но против крещения они лично ничего не имели, если только им не нужно будет признаваться в этом своим подданным. В этом отношении они хотели решить эти вопросы как можно скорее.

Князь не захотел этим удовлетвориться и, подняв своё войско, двинулся в Восточное Поморье и осадил крепость Чарнков, которая принадлежала знатному дворянину по фамилии Гневомир. Он до тех пор осаждал её, пока у дворянина не стал кончаться провиант, и он предложил сдать замок на сносных условиях. Князь не согласился, желая, чтобы город был отдан ему на милость или на немилость, чего Гневомир делать не хотел.

Тем временем [померанские] князья разделили страну, и каждый должен был защищать свою часть, чтобы одна часть преданно стояла за другую, если на нее нападут. Варцислав ³⁹ и Рацибор ⁴⁰ получили Западное Поморье, Богуслав ⁴¹ и Святополк ⁴² — Восточное Поморье. Услышав, что князь стоит под Чарнковом, Богуслав и Святополк собрали войско и хотели отправиться на выручку замку. Когда князь узнал об этом, он стал штурмовать замок тем яростнее, и еще до прихода поморских князей заключил с Гневомиром соглашение, что тот примет христианство и принесет князю дань. Затем он двинулся в путь и покинул эти земли, разграбив и спалив лишь несколько деревень. Когда в замок приехали поморские князья, они снова легко подчинили Гневомира, потому что он голодал и не мог содержать город из-за недостатка провизии. Однако они охотно позволили ему остаться христианином. Но так как князь причинил вред их стране, они отправили в Польшу несколько тысяч поморян, чтобы отплатить им тем же.

Так, грабя и сжигая, они шли по стране до самого Гнезно и там от великой злобы и ярости вскрывали гробницы польских королей и князей, вытаскивали из них кости, выбивали зубы у черепов, и все это разбросали по полю. Потом в местечке Спицимеж они напугали гнезненского епископа Марцина ⁴³, когда тот слушал мессу со своим архидиаконом Николаем. Когда его хотели поймать, он убежал в ризницу и там спрятался, а архидиакон Николай выбежал из храма. Именно его поморяне схватили вместе со слугами епископа и взяли в плен, думая, что он не кто иной, как епископ. Забрав все церковное серебро и драгоценности, и ограбив все, что попадалось им на пути, они направились обратно вместе с архидьяконом и богатой добычей. Но когда поморяне вернулись домой, тем из них, кто взял чаши и другие священные сосуды в качестве добычи и бесстыдно пил из них, Господь наш Бог сделал особое чудесное знамение. Почти все те, кто пил из этих сосудов, сходили с ума или, как пишут в польской летописи, получили эпилептические заболевания. Потеряв рассудок, они дрались между собой камнями и убили многих людей. Этот факт встревожил всех поморян и по совету князей архидиакона, все [священные] сосуды, драгоценности и всё остальное, что они взяли из церкви, они с поклонами отправили архиепископу Гнезненскому с просьбой о прощении. И все восточные поморяне откололись от идолопоклонства, единодушно отвергли старую языческую веру и приняли христианство, на что их князья Богуслав и Святополк взирали с восторгом, благодаря Бога за то, что Он милостиво дал христианству такую возможность. Затем они назначили священников и проповедников, и установили христианское богослужение в своей стране. Это произошло примерно в 1108 году⁴⁴.

Несмотря на то, что несколько преступников были убиты и прокляты, всё это было большим успехом. Всё Восточное Поморье снова обратилось в христианство, чего до сих пор не удавалось достичь многочисленными войнами.

Затем в Западной Померании князья отняли у князя Уйсце и Велень и заняли их. Тогда пришел князь Болеслав и, осадив Велень, отвоевал его и перебил там всех поморян, а затем двинулся к Уйсце и штурмовал его. Однако силой вернуть его ему не удалось, а вот в результате переговоров [поморяне] сдались, но потребовали, чтобы Болеслав дал им свою перчатку в знак благодати и мира, что и было сделано. Но обещанного мира не соблюли; поляки преднамеренно напали и перебили их, в то время как подстрекавший померанцев против Болеслава Гневомир был схвачен и ему отрубили голову.

Затем, в 1112 году, поморяне вступили в союз с пруссами и, пройдя через Мазовию, на всем протяжении разграбили и выжгли ее, а также увели людей и скот. Также большой урон полякам нанесли поморяне из города Накло. Поэтому в следующем 1113 году князь Болеслав был вынужден собрать все свои силы и положить конец этим подвигам. С большим войском он осадил замок Накло и со всей своей силой и яростью день и ночь штурмовал его. Поморские князья, желая спасти замок, призвали на помощь пруссов, которые пришли большой толпой, так что поморян и пруссов было, наверное, тысяч пятьдесят. С ними князья отправились на Болеслава. Но когда князь услышал об этом, он, не колеблясь, двинулся им навстречу и, не дав им достаточно времени для разбивки лагерей, немедленно напал на них. Поморяне и пруссы сначала были несколько напуганы, но быстро пришли в себя и энергично оборонялись, так что обе стороны страшно убивали друг друга. Так продолжалось почти до полудня, когда поляки начали отступать, а поморяне и пруссы тем храбрее их теснили. Однако когда князь Болеслав это увидел, он закричал на своих и снова атаковал поморян с конницей, ударив по ним так сильно, что на сей раз они начали подаваться и обратились в бегство. В другом месте Скарбимир точно так же действовал против пруссов. Поморяне и пруссы бросились бежать, а поляки гнали их и побили так, что воздух потемнел от облаков пыли. Поморские князья сбежали с небольшим количеством войск; каждый, кто там выжил, тоже бежал в леса и болота, чтобы спрятаться там, а ночью бежать дальше. Пишут, что в этой битве убили более сорока тысяч поморян и пруссов, а поляков двадцать и три тысячи, однако победу одержала польская сторона. А так как эта великая битва произошла в день Святого Лаврентия ⁴⁵, то Болеслав повелел, чтобы этот день всегда праздновался по всей Польше.

После этой битвы Болеслав, хотя и потерял много людей, ради острастки снова осадил Накло. Эта крепость после раздела была передана Святополку. Последний — после того как он и его брат потерпели сильное поражение, и видя, что оба они теперь не в силах противостоять князю и не смогут защитить замок — послал к князю и заключил мир. Замок и другие свои города он получил от Болеслава в качестве лена и нёс все соответствующие повинности.

В те времена польские летописи говорят о доме Грифов и о том, что они были древним польским родом; и что Святополк происходил [именно] из этой семьи, о которой мы поговорим позже. /

На Западном Поморье Варцислав и Рацибор, однако, видели, как сильно их страна и страна их братьев страдают от всяких бед. А так как Святополк должен был вынужден подчиниться польскому князю, они понимали, что вся тяжесть войны теперь ляжет на них, особенно потому, что их подданные были еще язычниками. Поэтому, чтобы противостоять этому злу, они со всей серьезностью и искренностью советовали своим подданным принять христианство — ибо надеялись, что тогда они заключат с польским князем такой мир, который принесет пользу всей стране. Если же они не примут христианство, то князь не успокоится и приведёт против них своего шурина, датского короля, а также саксов и окончательно уничтожит их страну. Поморяне, однако, не обращали на это внимания, потому что могли стерпеть всё что угодно, кроме того, что им кто-то будет проповедовать христианство. Поэтому они просили князей бросить это дело и защитить их от [польского] князя, а они им послужат верой и правдой. И говорили, что князь [Болеслав] думает не столько о христианстве, сколько о захвате страны и взимании с них налогов по своему желанию и воле. И князья решили с этим подождать, ибо не хотели быть изгнанными своими собственными подданными. Но они были очень обеспокоены тем, что их люди так ожесточились, и решили ждать более удобного случая.

Но польский князь, желая завладеть Поморьем, отдыхать не собирался и приказал, чтобы Святополк пришёл к нему на помощь. Святополк этого делать не хотел, говоря, что в их договоре не было такого условия. Поэтому, когда князь попытался добиться своего силой, Святополк снова отступился от него. В результате в 1118 году князь снова пришел под Накло, но из-за плохой погоды и того, что князь Святополк храбро защищался, он не смог ничего сделать. Но в следующем году он вернулся на Поморье, разграбил несколько городов, захватил и увёл в плен многих поморян. Но поморяне и теперь не передумали, а Святополк совершал многократные набеги на Польшу, нанося не меньший урон, чем князь. Его брат Богуслав делал то же самое, и западные поморяне прислали ему помощь. А для князя было крайне досадно, что, рискнув таким количеством людей, за такую высокую цену он ничего не добился. В следующем году собрал огромную армию из поляков, русинов и пруссов и с этими силами двинулся на Поморье, рассчитывая, что тот либо что-то предпримет, либо сдастся. Поморяне это поняли и, защищаясь, встретили его в Уйсьце и яростно с ним сражались, но проиграли, и восемнадцать тысяч из них погибли. Поэтому князь [Болеслав] еще больше уверовал в своё счастье и, подчинив себе князя Восточного Поморья Богуслава, на сей раз вернулся обратно. Князья Западного Поморья тоже хотели бы увидеть, как их подданные обретут мир от польского князя, приняв христианство — тем не менее, убедить их в этом было нельзя.

Итак, к зиме 1121 года князь созвал войско — тайно, чтобы об этом не узнали поморяне — и в середине зимы, когда трещали страшные морозы, он вторгся в Западное Поморье. Поспешно завоевав многие из встреченных ему городов, ночью он достиг Щецина, где все реки и пруды позамерзали, и никто ничего не опасался. Подступив к городу, он вошел внутрь со многими людьми, где немало из них было убито. Одно время князю казалось, что город не устоит перед ним, однако коренные жители Щецина ненавидели поляков, поэтому не хотели сдаваться. Собравшись на площади в княжеском замке, они поклялись биться не на жизнь, а на смерть. Тогда князь смекнул, что не сможет добиться победы, не подвергая своих людей большой опасности. Поэтому он приказал предложить жителям Щецина такие условия: они платят ему ежегодную дань и принимают крещение, и больше он ничего против них не имеет. Горожане были вынуждены согласиться и предоставить заложников. Поэтому князь отступил без дальнейшего ущерба ⁴⁶. Но когда он прибыл в Вадам, который теперь зовётся Домбе [Damm], и город сопротивлялся ему — он захватил его силой, перебил всех, кто защищался, а оставшуюся молодёжь увёл с собой вместе с награбленной добычей. Так он поступал и во время марша, куда бы ни прибывал, и отошел, прежде чем князьям удалось собрать войско. Затем он написал всем поморянам, что поступит так с каждым, кто не захочет принять христианство и платить ему дань. Потом отошёл с восемью тысячами уведённых им молодых людей, которых он приказал крестить, а затем расселил здесь и там, чтобы они населяли его землю.

Тогдашние померанские князья понимали, что в настоящее время их страна настолько ослаблена и опустошена, что защитить себя от князя Болеслава и его сторонников они не могут, в то время как князь имеет христианское намерение привести поморян к [истинной] вере. И они знали, что если будут беспокоить его ради своей пользы, то будут делать это против Бога. Поэтому они послали к князю и велели передать ему, что это не их вина, что поморяне не приняли христианскую веру, а ошибка самих поморян. Теперь они хотят взять всю власть себе и [добиться] процветания. Они принимают эту веру и просят князя, чтобы он больше не причинял им зла. Князь ответил, что если жители Щецина и других городов пообещают ему дань и сдержат [своё слово], то, безусловно, так и будет. Они увидят, что он всеми силами хочет помочь им против непослушных прежде всего ради славы Божьей. В частности, он готов взять на себя привлечение умелых и ученых людей, которые будут хорошо обучать поморян. Князья выслушали этот его ответ с большим удовольствием, а затем вошли в особую дружбу с [Болеславом], так что князь Рацибор сам отправился к его двору, проявил немалые заслуги в его войнах, а вскоре женился на его дочери Прибыславе ⁴⁷. Другим князьям князь [Болеслав] тоже вернул их земли и их города.

Вот так князь Болеслав умиротворил почти всю Померанию кроме князя Святополка, не желавшего заключать с ним сделку несмотря на то, что его братья просили его об этом и искренне советовали ему это сделать. Тогда князь напал на него и осадил его в городе Накло. Братья же Святополка сидели тихо и не помогали ему. Но Святополк так усилил гарнизон [Накло], что на сей раз князь ничего не смог сделать, а Святополк несколько раз делал вылазки из города и убил много людей, а также ранил самого князя, так что тому пришлось отступить. Святополк последовал за ним и оторвал от него много людей, прошёл всю Куявскую землю и забрал оттуда много добычи. В следующем году, однако, князь вернулся гораздо более сильный и снова осадил князя Святополка в Накло, неся при этом значительные потери. Однако он просидел там так долго, что в конце концов взял замок голодом и штурмом, а также захватил [самого] Святополка. Братья часто просили за него, но князь не хотел его отпускать, и тот вскоре умер в плену. Замок Накло и остальные земли получил в лен Богуслав, брат Святополка, так что на Поморской земле наконец-то наступили мир и спокойствие.

Польская хроника упрекает этого Святополка в непостоянстве сердца и неверности и [считает, что он был] родом из Грифов (von den Griffonibus), старинной польской семьи из Померании, на гербе которой всегда был гриф.

Отто из Бамберга берётся крестить поморян

Тем временем князь Болеслав обдумывал, как ему выполнить своё обещание и найти кого-то, кто был бы достаточно умелым и уважаемым, чтобы обращать в христианскую веру виднейших [западных] поморян, ибо [восточные] поморяне, как было сказано, все уже были обращены. Поэтому он призвал к себе своих польских епископов и увещевал их, чтобы кто-то из них позаботился об этом деле. Однако каждый их них находил для себя оправдание, почему он не может этого сделать — и они обманывали его три года. Тогда он вспомнил, что его старый друг Отто, ставший епископом в Бамберге, — человек богобоязненный, знатный и ученый, знающий польский и вендский языки, и приложил все усилия, чтобы попытаться привлечь его к этому делу. Ведь наверняка невозможно было бы найти кого-либо еще, кто был бы столь подходящим для этого, потому что епископы в Польше, знавшие язык [поморского] народа, не хотели этого делать. Марка ⁴⁸ теперь была полностью саксонской, как и Мекленбург, где все христиане говорили на саксонском языке. Поэтому [князь] отправил свое послание святому Оттону ⁴⁹ и очень настоятельно просил его предпринять это усилие во славу Божию и христианской любви, а также и для самого князя, и отправиться в Померанию, чтобы распространять там христианство. Князь также приказал объяснить ему, почему именно он, а не кто-либо другой, должен взяться за это дело. Оттон принял это во внимание, однако посовещался со своим капитулом и наиболее выдающимися членами своего епископства, которые посоветовали ему этого не делать. Они указывали на упрямство поморян и их врожденную ненависть к христианству и говорили, что им уже ничто не поможет, а свою жизнь можно потерять; а еще заявляли, что не могут освободить его от епископства. А польский князь обязательно найдет других людей, которые сделают это.

Святой Отто ответил, что это призвание Бога, которое он не только не желает, но и не может отвергнуть, даже если бы ему пришлось умереть, потому что не хочет почувствовать отвращение к самому себе. Что же касается того, что его не могут отстранить от епископства, то он сказал: поступайте так, как будто я умер. Перед отъездом он по их совету устроит дела так, чтобы нигде не было недостатков — и настолько убедил их, что им пришлось с этим смириться. Польским посланникам он сказал, что согласен заняться этим делом, но прежде всего, если сможет, хочет приехать к князю. Ещё прежде он должен знать волю папы и императора. Послы этому обрадовались и представили этот ответ князю, который был очень доволен и передал [этот ответ] померанскому князю Варциславу, который выслушал его с еще большим рвением.

Итак, святой Отто готовился и все время молился Господу Богу нашему, прося, [чтобы] ему представилась возможность послужить обращению поморян, [чтобы] Его божественная милость вразумила его начать дело хорошо и [чтобы] по Его благодати оно увенчалось успехом. И день и ночь он думал о том, как лучше его начать и что для этого нужно — и вовремя приготовил все необходимое.

Однако прежде чем говорить об этом дальше, сначала я хочу рассказать, откуда Отто родом, какая у него была семья и какой характер — чтобы вы могли видеть, каким образом Господь наш так мудро устраивает свои дела и с юности готовит для них подходящих людей, чем и доказывает, что такие вещи происходят не случайно, а по особому благому намерению Божию. И тем более мы должны славить Его и от всего сердца благодарить Его за них. Для этого служения были необходимы три вещи, которые нелегко было найти в человеке того времени, и которые Господь Бог собрал в этом Отто, а именно: глубокие познания в Священном Писании и всех свободных искусствах, страх Божий и знание вендского языка. Епископы в Польше, вероятно, знали этот язык, но не были столь учены и их не заботили дела Божии. Разумеется, образованные и богобоязненные люди были и среди других народов, но им не хватало знания языка, как и Бернару, о котором мы уже говорили. Мало того, Господь Бог наш даровал святому Отто уважение и богатство, [которые], как свидетельствует история, немало способствовали делу.

Что же касается личной жизни святого до этого времени, то Отто по происхождению был швабом и, как свидетельствует история обращения поморян, его отца звали Отто, а мать — Аделаида, и оба они предположительно были не из влиятельного и богатого рода знатного происхождения, но в меру своих потребностей были вполне счастливы. Однако, по записям бамбергских монахов — и я думаю, что они имеют об этом лучшее представление — он не был низкого происхождения, а родился графом фон Андехс, а мать его Софья была графиней фон Эберштейн из Швабии. В любом случае я хочу проследить эту историю по нашим книгам. Родители с юности отправили его в школу и вскоре он проявил свой ум и склонность к религии. Довольно скоро он в известной степени освоил грамматику, диалектику и другие первые свободные науки, однако сердце его постоянно тяготело не только к чтению, но и к изучению Писания. Оно ему нравилось, кроме того, он во всякое время пел в церкви, так что вскоре приобрел хорошее понимание Священного Писания и стал учить других учеников, что принесло ему особую известность. Со временем его родители умерли, а наследственное имение перешло к его брату Фридриху, поэтому Отто на некоторое время уехал за границу и там учился. Опасаясь, что расходы [на обучение] могут оказаться обременительными для его брата, он поехал в Польшу. В то время польский король Владислав женился на Софье, сестре императора Генриха IV. В Кракове Отто поступил в высшую школу, где позднее так хорошо обучал детей шляхтичей и горожан, что это очень понравилось королю и королеве, и они наняли его служить при дворе, где он преуспел и выучил польский и вендский языки. [Король и королева] использовали его для разных целей — сначала для обучения своих детей, потом по своим делам посылали его к императору, благодаря чему он вскоре познакомился с императором и всегда пользовался большим уважением короля и королевы. Позднее случалось, что, получив высокое послушание, он имел право наказывать за злые дела, но в своих поступках был так осторожен и скромен, что его за это не ненавидели, а, наоборот, хвалили. Но когда королева умерла, он больше не хотел оставаться в Польше и с согласия короля и с причитающимися дарами отправился в Регенсбург, где здешний капитул по просьбе императора сделал его каноником собора. Уже вскоре настоятельница местного монастыря, племянница императора, сделала его своим управляющим. Однажды туда прибыл император и оценил способности, ум и благоразумие, с которыми он управлял монастырскими делами. А так как он уже давно любил и ценил его, то выпросил его у племянницы, взял к себе и сделал сначала своим секретарем, а затем канцлером. Наконец, в 1102 году после смерти бамбергского епископа Рупрехта он стал епископом в Бамберге, где святой Отто так хорошо справлялся, что все князья Империи относились к нему с большим уважением и добротой.

Когда император Генрих IV по наущению папы и епископов был с позором низложен и сослан собственным сыном Генрихом V, то в связи с этим и другими делами некоторых людей нужно было отправить из Империи к Папе, но эти люди должны были быть умелыми и респектабельными. [Для этого] вместе с несколькими князьями и пятью другими епископами был избран и святой Отто. Но дела обстояли не очень хорошо, так что Отто не хотелось ехать, и он сделал это только по требованию [правительства] Рейха. Но Господь Бог наш не хотел допустить, чтобы его запятнали смертным грехом, и он не стал святым. В Тренто на Адидже Отто вместе с большей частью дипломатической миссии был захвачен графом Альбрехтом и тем спасен, потому что уже не мог двигаться дальше и был вынужден вернуться. Впоследствии он благочестиво и хорошо исполнял свои обязанности епископа, делая много добра. Он почти отказался от [политической] деятельности, заботился о церквях, основывал и обеспечивал школы и монастыри для поддержки религии и свободных искусств и охотно помогал бедным, подавая милостыню. Когда до него дошло упомянутое известие от польского князя, то лично он был вполне готов это сделать, но ввиду трудности задуманного предприятия обратился за советом. Он обдумал тогда то, что Бернар предусмотрел ранее и сказал ему, что тот, кто хочет вразумлять поморян, не может прийти к ним бедным и простым человеком. Поэтому он решил взять с собой большое число слуг и лошадей и решил, что встречным князьям будет дарить подарки, а также доставлять им то, что необходимо для церкви и чего нельзя достать в Померании. Когда он передаст это поморянам, они увидят, что он пришел не для своего блага, а для их спасения. Поэтому он приказал купить или заказать несколько красивых белых одежд, риз, стихарей, чаш, понтификалий, служебников и других книг по Священному Писанию. Потом он поехал к императору Генриху V (Historia captureis Pomaranorum считает его Генрихом IV по счету романских народов, которые Генриха, прозванного Птицеловом, первого [германского] императора не считали [первым], потому что он принял корону не в Риме) и получил от него разрешение отправиться в Померанию. Он также полагал, что необходимо иметь согласие папы, и задавался вопросом, как его получить. Но для этого имелась хорошая возможность. Именно папа проклял императора Генриха V за то, что тот сам выбирал и ставил епископов, не позволяя сделать это папе. По этой причине в империи ощущалось столь сильное отвращение к императору, что пришлось созвать в Вюрцбурге сейм, где было решено, что император отправит в Рим послов к папе и заявит, что готов сделать все необходимое, только пусть папа пошлет в Германию кого-нибудь, кто вместе с ним будет вести переговоры с [представителями] Рейха. Но на сейме не присутствовали несколько австрийских князей, поэтому император послал к ним святителя Отто и Генриха Баварского представить им резолюцию сейма, и они были очень довольны этим решением. Поэтому к папе Калликсту II от имени императора и империи было отправлено посольство в лице епископа Спиры и аббата Фульды. Отто поручил им сообщить о своей экспедиции, и папа с радостью согласился и пожелал ему всего наилучшего. Он дал Отто то, что тому было нужно, и поручил ему имперские, папские и другие дела. Помогая организовывать империю, он привел в порядок дела епископства и затем отправился в Польшу, как заранее договорился с польским князем. Сначала он прошёл через земли князя Богемии Владислава ⁵⁰, который искренне приветствовал его и облегчил ему путешествие по его территориям. Потом он приехал в Гнезно, где его ждал и великолепно встретил князь Болеслав со своими епископами, крестами и знаменами. Он дружелюбно принял его и обсудил с ним все обстоятельства дела. От души поблагодарив его за то, что он уговорил его выполнить это христианское дело по его просьбе, он очень хорошо к нему отнёсся и, приняв на несколько дней, дал ему трех капелланов, нескольких других священников и одного из своих самых выдающихся советников, по имени Павлик. Пожелав ему удачи в этом деле, он благословил его и отправил в Померанию. Но перед этим он отправил известие князю Варциславу, чтобы тот встретил Отто на границе и дал ему дальнейшие инструкции.

В 1124 году по рождении Господа нашего Христа, примерно около Пятидесятницы, святой Отто прибыл в Уйсьце, что ныне Тучно на поморской границе. Там с пятью сотнями лошадей был князь Варцислав, который встретил его вместе со всеми, кто с ним был, очень сердечно и радостно и принимал их несколько дней. Но некоторые из слуг князя, которые были плохими христианами, стали угрожать священникам и заявили, что насадят их на копья, сдерут с них шкуру и побреют наголо, и так сильно их напугали, что те были уверены, что им придётся умереть. Поэтому они поспешили в покои князя, а когда князь вышел, он заставил своих людей замолчать и запретил им беспокоить христиан ни словом, ни делом. Так страх кончился и священники стали учить [вере], а слуги князя и почти все, кто был в Уйсьце, обратились и крестились. Князь уважил и почтил Отто и его людей, пожелав им быть бесстрашными в этом деле, что они ему и пообещали. А святой Отто подарил князю посох из слоновой кости и несколько других ценных подарков, а также одарил его советников так, что они были довольны. Поэтом этот посох так полюбился князю, что он всегда держал его в руке, куда бы ни шел. Он тоже щедро одарил святого Отто, желая таким образом выразить ему свою расположение. А когда дела позвали князя в другие места, он назначил Отто наставников — тех, кто будет направлять его, снабжать и давать ему советы. О прибытии Отто князь объявил по всем городам, приказав, чтобы его принимали по-доброму, и чтобы ни он, ни его люди не подвергались никаким преследованиям. А затем он отправился своей дорогой.

Отто крестит в Пыжицах

Итак, святой Отто пошел вперед, а так как страна была страшно опустошена долгими войнами, то по пути он встречал мало людей. Но тех, кого он всё-таки встречал в поселениях и деревнях, он учил и крестил, пока не добрался до Пыжиц ⁵¹, где у князя Варцислава был замок. Однако в тот день он не захотел входить в замок, потому что горожане тогда праздновали языческий праздник, и там, вероятно, было более четырех тысяч иногородних из этой местности. Поэтому они опасались, что неразумные люди поднимут шум. На следующий день, когда пир закончился, Павлик и советники князя вошли в город и объявили волю князя, требуя, чтобы Отто был принят, выслушан и христианство принято. Этому они противиться не стали, поэтому Отто и его люди вошли в замок, а гонцы князя созвали окрестных крестьян. И Отто учил там около четырнадцати дней, но ничего не достиг. Горожане говорили, что не хотят быть первыми поморянами, принявшими новый обряд и веру; Если все остальные сделают это, то они обязательно присоединятся. Отто и посланник были очень огорчены тем, что дело не удалось с первой попытки, и подумали, что если жители Пыжиц откажутся принять новую веру, то и другие города последуют их примеру и ничего не выйдет, а князь будет обеспокоен. Поэтому Отто именем Господа Бога нашего весьма жалостно и со слезами увещевал их. А посланники князя напомнили горожанам об обещании, которое они дали своему князю вместе с другими померанами, и об опасности, которая может им грозить в случае его невыполнения. Так они вскоре убедили их, и [жители Пыжиц] уступили и пообещали стать христианами.

Святой Отто поступил следующим образом. Он и его товарищи-священники около семи дней учили людей катехизису и заучивали наизусть слова малого катехизиса. Затем он приказал им три дня поститься, и когда они закончили свой пост, они должны были искупаться, надеть чистую одежду и прочитать катехизис. Тем, кто умел это делать, он велел прийти на крещение в назначенный день, и они должны были усердно молиться, чтобы Господь Бог отпустил им их грехи и идолопоклонство. Затем он приказал приготовить три отдельные купели для крещения: одну для мужчин, другую для женщин и девушек, а третью для детей. Эти купели для крещения завесили коврами, чтобы не было видно ничего неподобающего. Кроме того, перед священником висела отдельная тафтяная ткань, так что когда он отодвигал ковер, она была перед ним. Оттон лично крестил молодых людей и детей, в то время как другие священники крестили мужчин и женщин. Те, кто шли креститься, раздевались за ковром и прыгали в купель прежде чем их мог кто-либо увидеть, и священник, услышав, что они уже там, открывал ковер и погружал каждого в воду три раза, крестя его во имя Отца и Сына и Святого Духа. Каждый мог иметь только одного крестного отца, который должен был держать в руке горящий светильник до тех пор, пока тот не выходил из купели. Дав ему одеться, он отдавал ему светильник, чтобы он держал его до тех пор, пока остальные не крестятся. Отто тотчас утверждал тех, кто мог безошибочно сказать катехизис, а тем, кто еще не знал его достаточно хорошо, велел учиться. Этот способ крещения применялся летом, когда не было холодно. Зимой же и в холодное время года он велел готовить большие чаны в теплых помещениях, где дым от благовоний создавал приятный аромат — там он и крестил. Этот обряд поморянам очень понравился, так что те, кто иначе не стал бы креститься, тем быстрее приняли веру.

Святой Отто благородно выглядел, когда ходил, стоял или сидел. Он был очень умерен в еде и питье, словах и делах, скромен в одежде — чтобы в нем не чувствовалось ничего распутного. Таким образом он успешно распространял христианское учение и делал его приятным и ценным для всех. Это крещение в Пыжицах длилось почти двадцать дней ⁵². Тем, кто не был крещен, предоставлялись две поры в году: Святая суббота и сочельник Пятидесятницы. Но если кто-то из-за своей слабости не может ждать этого времени, того [разрешается] крестить в любое время.

Затем он рассказал им о семи таинствах. Прежде всего он сказал о крещении: тот, кто крестился, каждый день и час своей жизни должен помнить, что грехи и плохие желания следует истреблять и подавлять. Во-вторых, он сказал о покаянии, посредством которого происходит очищение. Когда их сердца и совесть отягощены грехом, они не откладывая исповедуются священникам, каются и получают отпущение. В-третьих, чтобы они чаще принимали святое таинство алтаря (Евхаристию), а если не всегда могут прийти, пусть делают это по крайней мере четыре раза в год. В-четвертых, чтобы родители учили детей, а хозяева дома учили своих домочадцев катехизису. А когда они хорошо его узнают, то он явится как епископ и утвердит их христианство и веру знамением святого креста и святым елеем, что называлось конфирмацией. В-пятых, когда кто-то смертельно болен, пусть пошлет вестника священнику, чтобы тот помолился о нем, помазал его святым елеем или миром и вооружил против дьявола и ада. И он сказал, что эти [пять] таинств необходимы всем людям, а два других необходимы только избранным. Священство установлено только для служителей Церкви, а брак для того, чтобы род человеческий мог плодиться и размножаться. Святой Отто очень старался объяснить всё это людям ясно и понятно, чтобы не было недоразумений.

Затем святой Оттон разделил год на месяцы, недели и дни в соответствии с христианским исчислением и указал следующие праздничные дни: Благовещение Марии, Рождество Христово, Обрезание, [Бого]явление, Сретение Пресвятой Девы, Крещение, Преображение, Страсти Христовы, Воскресение, Вознесение, Пятидесятница, Рождество Святого Иоанна, Богородица, а также дни апостолов и других святых. Он объяснил людям разницу между воскресеньем и пятницей: в воскресенье следует блюсти святость, а в пятницу поститься. Он также сообщил им о других постных днях: они должны поститься накануне дня Всех святых, в квартальные дни и в Великий пост, который длится семь недель от Масленицы до Пасхи. А так как церковь не может быть построена слишком скоро, он повелел им создать часовню с алтарем, пожертвовать на неё, и оставил им священника, который с тех пор учил их. Он предупредил людей оставаться неизменными в принятой вере и о том, что, если они чего-то еще не понимают, пусть учатся у своего пресвитера, которому им следует быть послушными во всем. Пусть они также подумают о том, чтобы немедленно поставить школу, где их детей будут учить по Священному Писанию и другим хорошим книгам. Особенно он говорил с ними о том, чтобы никогда не возвращались к старым идолам и чтобы у них не было столько жен, сколько до сих пор было в языческие времена. Им следует довольствоваться только одной женой и избегать всякого блуда. И пусть женщины больше не не убивают девочек, ибо, родив много девочек, они имеют привычку убивать некоторых из них, думая, что никакой пользы от них не будет. Пусть они остерегаются грехов и недостойных поступков, чтобы через христианство стать достойнее, а не хуже. 

Оттон в Старгарде и Камене

Повторно представив им своего священника, Оттон отправился в Старгардский замок, где без труда окрестил народ, а оттуда пошёл в Камень, где у князя был свой двор. Между тем Хейла, жена князя, которая была саксонкой и христианкой, узнав, как святой Отто творил дела в Пыжицах, [сама] учила народ в том же Камне, так что они согласились принять христианство и, когда Оттон пришел, крестились. Затем Отто и его люди были очень любезно и радостно приняты княгиней, которая возблагодарила Бога на небесах, что она смогла увидеть самого [Святого Оттона] и дожить до того, чтобы увидеть, как святое христианство пришло на землю неверующих — поэтому она приняла его очень благородно. Она выказывала ему всяческое уважение, а также щедро одарила. Оттон также преподнес ей дары и вёл себя с великим смирением, так что она, ее придворные и все люди дивились его благочестию и благородству. Оттон пробыл там около семи недель и обнаружил, что почти все его дела были улажены. Тем не менее он продолжал укреплять христианскую веру в людях, а затем крестил их всех, в том числе и окрестных крестьян, а их было несколько тысяч. В этом деле большую помощь ему оказала княгиня.

В то время, когда все это происходило в Камене, в деревне неподалеку жила очень богатая шляхтянка, муж которой привык ездить в сопровождении не менее чем тридцати всадников. Эта женщина была очень нечестивой и, насмехаясь над христианством, говорила, что ни в коем случае не откажется от веры своих отцов. А так как было время жатвы, почти все крещеные люди, будучи христианами, не желали работать по воскресеньям без нужды и предпочитали идти в церковь, чтобы послушать проповеди святого Оттона. Желая запретить им это, она велела им идти в поле, чтобы жать, вязывать и делать то, что еще предстояло, и говорила: “Какое мне дело до нового Бога, которого привел епископ Бамбергский? Посмотрите на прекрасные урожай, который дали нам наши боги! Неужели мы хотим так позорно пренебречь им и не собрать его в свое время?”. И когда слуги испуганно вздрогнули, велела готовить телегу и поехала в поле. А поскольку, как природная поморянка, она была женщиной крепкой, она сама схватила косу и начала жать, приговаривая: “Давайте посмотрим, что этот Бог христиан сможет нам за это сделать!” — и кричала на других, почему они не берут косы и не жнут. И когда она с криком взмахнула косой, то ??внезапно оцепенела и стала как камень, неспособная ни выпрямить руку, ни бросить косу, ни слово сказать. Она выглядела ужасно и не могла двинуться, будто деревянная фигура. Слуги были очень напуганы, они схватили ее, пытаясь помочь и вынуть косу из ее руки — но не смогли. Поэтому они взывали к ней, чтобы она вспомнила Иисуса Христа и просила Его, чтобы простил ее грех и вернул ей здоровье. Однако она ничего не сказала и, не подав никакого знака, вскоре упала и умерла. Это так напугало тех из ее домочадцев, которые еще не были христианами, что вместе с остальными христианами они пошли в Камень, повсюду возвестили об этом чуде и крестились. Когда об этом чудесном событии стало известно, многие язычники пришли и согласились креститься. Вот так Господь Бог наказывает нечестивых за их самонадеянность и презрение, делая это ради блага и спасения других, обращая их к добру.

Тщетная попытка окрестить жителей Волина

Когда люди в Камене уже утвердились в [христианской] вере, Оттон водным путём отправился в Волин. Князь приказал перевезти его лошадей на Христов Остров (Werder Cristow), где они паслись на отличном лугу и бегали там до тех пор, пока снова не понадобились Оттону. Помимо польского посла Павлика он придал ему одного из своих самых именитых советников по имени Домаслав вместе с его сыном, тоже Домаславом. Оба они были богатыми горожанами Волина и должны были помогать Оттону и заботиться о том, чтобы с ним не случилось никаких неприятностей. В то время Волин был могущественным торговым городом, полным самых разных людей, что чаще всего бывает в необжитых краях. Святой Оттон поплыл с ними вверх по реке Дзивне, чтобы успеть добраться до Волина до ночи и не раздражать народ. Ибо в те времена существовал обычай, что в каждом городе у князя был двор или замок, и всякий, кто входил туда, был в безопасности. Поэтому послы вместе с Оттоном отправились ко двору, который был у князя в Волине, и там им оказали гостеприимство. Утром, однако, послы отправили гонца к совету и старейшинам города, желая сообщить им о решении князя и миссии Оттона.

Но когда среди простых людей распространилась весть, что прибыл святитель Оттон и хочет прогнать их богов, они бездумно подняли шум, пошли к усадьбе, яростно выломали ворота и заявили, что желающие переделать [обычаи] их отечества нигде не будут в безопасности. Крича от гнева, они ворвались во двор, так что везде было полно людей, которые побежали в покои, намереваясь убить Отто и его людей. Тогда в толпу ворвался Павлик вместе с двумя Домаславами и другими княжескими советниками, призывая народ немного утихомириться и изволить прислушаться к их словам, чего едва ли можно было добиться без большого труда. Тогда советники сказали: “Дорогие горожане, почему вы так сердитесь? Если есть какая ошибка, то её причиной являемся мы, которые пришли сюда по приказу вашего князя. Если мы не можем быть в безопасности при его дворе, то давайте уйдем отсюда вместе с этими людьми без вреда”. Горожане в ответ кричали, что причинять им какой-либо вред не хотят, но и терпеть обманщика Оттона и других христиан они не могут, ибо те хотят отнять у них их веру. Так что если они хотят, чтобы с ними не случилось ничего плохого, пусть выведут его и христиан из города как можно скорее. Послы увидели, что толпу нельзя заставить замолчать, поэтому им пришлось сделать то, что от них требовали. Быстро подхватив святого Оттона и других христиан, они побежали с ними к воротам. Но Оттон подвергался величайшей опасности, и вряд ли ему удалось бы покинуть город, не будучи избитым. Крестьянин из простонародья целил в него шестом и бил его по плечам, пока [Оттон] не упал в грязь. И он убил бы его, если бы Павлик не выскочил перед ним и не принял на себя дальнейшие удары, так что венд испугался и перестал бить. Другие священники также были избиты довольно сильно, прежде чем, наконец, послы с Оттоном и его людьми еле выбежали из города по мосту, который несколько знатных горожан успели наполовину поднять [за собой], чтобы разъяренная толпа не могла их преследовать.

Послы сильно приуныли, но, не желая покидать город, сообщили князю о ходе дела и разбили палатки в роще близ города. Призвав к себе советников и старших горожан, они поговорили с ними, советуя им впустить святого Оттона в город и принять христианство, иначе князь их беспощадно накажет. Советники и горожане извинялись, говоря, что это не их вина, но простолюдины были так раздражены, что их невозможно было заставить замолчать. Они утверждали, что когда придет сам князь, то и он не сможет их успокоить и сам себя подвергнет опасности быть оскорбленным — такова была ненависть и гнев простолюдинов к христианству. Поэтому они усердно просили, чтобы Отто и советники не утруждали себя и сначала отправились в столицу Померании Щецин и там попытались что-нибудь сделать. А также они надеялись, что когда Отто обратит в свою веру жителей Щецина, они и их милостивый господин смогут, наконец, наказать обезумевший народ.

Тем временем князь уже собирался лично ехать в Волин, чтобы наказать бунтовщиков и ввести святого Отто в город. Его советники, однако, советовали ему этого не делать и считали, что Отто лучше сначала попробовать себя в Щецине, и тогда дело можно будет как-то уладить. Однако князь написал городскому совету строгий приказ наказать мятежников, а то он сам их накажет. Поэтому большинство из них покинули город.

Отто крестит Щецин

Итак, святой Оттон и послы через Щецинскую лагуну отплыли в Щецин и прибыли ко двору князя, где им оказали гостеприимство. В Щецине люди были более вежливы, чем в других городах. Памятуя о том ущербе, который они недавно понесли, и о том, какие убытки понесли в последнее время, они пообещали своему князю и князю поляков, что не будут противиться ни Оттону, ни его людям. Оттон преподавал там около двух месяцев, но среди всей толпы не нашел ни одного человека, который хотел бы обратиться и креститься. И они спрашивали Оттона, почему они должны принять новую веру: для того, чтобы стать как другие христиане? Они с радостью это сделают, чтобы наслаждаться такой же свободой; но они не верят в то, что от этого станут более благородными. Они видят, что среди христиан есть пороки большие, чем у них: грабежи, убийства, воровство, ложь и обман, а также такое высокомерие и честолюбие, что и сами христиане часто презирают свою веру. Оттон объяснял, что нет учения, которое делало бы людей более благородными, чем христианство. А то, что и среди христиан встречаются нечестивцы, это отчасти вина лукавой человеческой природы, которая иногда может преобладать и в порядочных людях. Отчасти же это бывает из-за того, что многие из тех, кто носит имя христианина, не приняли этого учения честно и от всего сердца. Примером этого могут служить они сами, потому что часто они знают, что такое добро, но не делают этого. Но откуда приходит сила, чтобы творить добро, — это как раз то, чему мы научились из христианства.

Жил в Щецине богатый и влиятельный человек по имени Домаслав — настолько уважаемый, что даже князь Варцислав не хотел ничего делать без его согласия. Он происходил из знатной семьи и имел многочисленные связи и близость с дворянством как в городе, так и в сельской местности. Однажды он был крещен саксами и взял в жены саксонскую дворянку. Однако, в течение многих лет общаясь с вендами, он забыл христианство и снова считал себя язычником, И он не крестил двух мальчиков — своих сыновей. Его не было дома, когда учил святой Оттон. Однако мать очень хотела вернуться в христианство и крестить своих детей, но перед горожанами не решалась этого сделать, пока польское посольство не вернулось к князю. Она тайно велела детям держаться поближе к Оттону, не говоря, что они делают это по ее приказу. Дети так и поступили. Когда святой Оттон увидел это, он привел детей к себе и велел дарить им подарки, чтобы привлечь их, а со временем начал учить их “Отче наш” и вере. Заметив, что они уже хорошо с этим знакомы, он подумал, что это может быть хорошим началом дела, поэтому велел детям всегда что-то давать и велел им почаще возвращаться. Мальчик привел с собой других детей, которым он тоже давал сладости, а мимоходом читал им “Отче наш” и учил их вере. Это внимание доставляло родителям этих детей особое удовольствие, и они не запрещали детям часто навещать их. Отметив это, Оттон вскоре оставил при себе двух сыновей Домаслава и уговорил их креститься. Он велел им оставаться у него восемь дней, а после крещения дал им тонкие белые шелковые платья с золотой отделкой и золотыми поясами и разноцветные башмачки, а через восемь дней позволил им вернуться в город к матери. Когда народ это увидел, они отнеслись к этому достаточно благосклонно и также послали к нему своих детей, чтобы Оттон крестил их. Большая часть города стала участником этой детской игры, [другие брали с них] пример и захотели принять христианство. Жена Домаслава, решив, что опасности нет, подумала: “Если твои дети крестились первыми, то да будет и твой дом первым в Щецине, в котором все примут христианство”. Призвав к себе святого Оттона, она сказала ему, что однажды крестилась, но опять впала в язычество, просила у него отпущения грехов и пожелала, чтобы все собравшиеся там ее родственники были крещены. И, возблагодарив Господа Бога нашего за эту благую весть, Оттон отпустил женщине грехи, примирил ее со святой Церковью, обучил и окрестил всех остальных в этом доме, а также дал женщине меховую шубу, за которую она тоже дала ему чудесный подарок. И когда все это было сделано, простой народ приходил толпами, принимал христианство и крестился, так что Оттону и его людям хватало работы взамен их прежнего безделья. Вскоре от польского князя вместе с другими послами вернулся Павлик, привезя следующий ответ: хотя подобная просьба показалась князю своеобразной, потому что обязанности и дань, которые он наложил на них, христианства совершенно не касались, но, раз они присягнули ему и обещали стать христианами, он не хотел, чтобы они стремились отвергнуть христианство по этой причине. Поэтому он желает сделать все их обязанности терпимыми, а это значит, что они должны дать ему только триста гривен серебра, поддерживать его в его военных нуждах и быть хорошими соседями. Так они достигнут согласия. Услышав это, горожане обрадовались, и с радостью приняли такой ответ. Домаслав тоже приехал, и оба сына, как говорят, были крещены. И хотя он обиделся на жену и детей за то, что они сделали это в его отсутствие, опасаясь зла, услышав этот добрый ответ и увидев, что весь город примкнул к христианству, он смирился со своей ошибкой, признал свою вину и сам всех простил.

В Щецине был также большой и сильный конь, черный, толстый и дикий, который никому не позволял садиться на него. Когда венды желали войны или замышляли какое-нибудь другое великое дело, языческие жрецы трижды проводили его через два ряда копий. Если он не наступал ни на одно из них, это означало удачу, а если он двигал одно и делал это правой ногой, то предсказывалось надвое: удача или несчастье. Но если это была левая [нога], то это плохая примета. Оттон велел жителям Щецина использовать эту лошадь для других целей, сказав, что она больше подходит для телеги с навозом, чем для пророчеств. Но никто не хотел её брать; они боялись, что идол или дьявол причинит им этим вред. Святой Оттон отослал коня в христианскую землю, продал, а деньги раздал бедным.

Искоренив всякое идолопоклонство, Оттон продолжал крестить тех горожан, их жен, детей и домашних, которые еще не были крещены, и таким образом приводил город в христианскую веру. Это сильно злило языческих жрецов, которые издевались и над Оттоном и над христианством. Одним из наиболее заметных в этом был вождь по прозвищу Рацибор. И когда однажды он переборщил, и святой Оттон сказал ему, что Бог непременно накажет его за это, то на следующую ночь он внезапно был найден мертвым. Таким образом, [чудесные] знамения также утверждали христиан в своем учении, так что вера с каждым днем возрастала. Отто оставался там всю зиму. Посреди рыночной площади он основал новую церковь в честь святого Адальберта ⁵³, назначил в нее священников, и дал все, что было необходимо для богослужений. Кроме того, Оттон основал школу для молодежи и постоянно увещевал народ оставаться в христианской вере и прекратить грабежи и войны, которые они вели до сих пор. Сам он ни на кого не нападал и никому не причинял вреда, но — насколько это было возможно — сохранял со всеми мир и гармонию. Он отменил многоженство и то, что женщины убивали детей. На всякого, кто делал это, он накладывал епитимью и учил горожан всему, что было необходимо.

Затем он благословил их и отправился в сторону Гардзеца ⁵⁴, который ныне называется Гарц, и обратил [жителей] также и этого поселения, делая это разными способами, как делал это в Щецине. Оттуда через Щецинский залив он отплыл в Любин ⁵⁵, где также учил и крестил местных горожан. Любин тогда был [небольшим] городом или местечком.

Отто снова в Волине

Между тем по приказу князя, как мы уже говорили, жители Волина наказали мятежников, а часть их изгнали из города. Теперь они решили, что они тоже примут христианство и послали к святому Оттону, смиренно прося его прийти к ним снова. Оттон поехал к ним из Любина. Волиняне, прежде так позорно его изгнавшие, теперь приняли его гораздо более любезно. Вернув его в город, все они приняли христианство, и там крестилось около двадцати двух тысяч человек.

Того, кто ударил святого Оттона шестом, в то время не было в городе, откуда его изгнали. Он попросил у Оттона прощения и просил его ходатайствовать перед советом и горожанами, чтобы они тоже простили его и позволили вернуться в город, где он готов с радостью стать христианином. Святой Оттон не стал чинить ему в этом отношении никаких препятствий, напомнив ему, что и врагам по слову Божию нужно делать добро, и убеждал горожан и совет снова впустить его в город. Но все были очень разгневаны, что столь дерзкий человек так обидел святого Оттона в их городе, и они не позволили ему вернуться. А так как святой Оттон не сдавался, а они говорили, что не могут сделать этого и ради князя, то Оттон взял недовольство князя на себя и, к великому огорчению горожан, помог своему палачу и врагу вернуться в город, учил его и крестил. Когда же он крестил его, тот поднял руки свои вверх и сказал по-вендски: “Бог дал, что я не убил тебя”. Святой Оттон дал ему крестное имя от первых двух слов и назвал Богдалом, а от него произошли Богдалы, которые до недавнего времени жили в Волине и назывались родом святого Оттона.

Святой Оттон продолжал наставлять горожан в христианстве и приказал разрушить идолопоклоннические храмы и статую, которая стояла на рыночной площади в честь императора Юлия и которую язычники чрезвычайно почитали. Он велел построить две церкви, одну святого Адальберта, а другую святого Станислава, освятил их и предоставил священников и все остальное, [основывал] и другие церкви. Но когда идолопоклонникам приказали разрушить их храмы, нигде не оказалось идола Триглава, который был из чистого золота. Несколько языческих жрецов тайно забрали его и отдали на хранение крестьянину из Грифице, который запер его в крепком сундуке, проделал в нем дыру, и каждый день кадил через неё. Чтобы предотвратить новое идолопоклонство, святой Оттон очень хотел найти этого идола, однако в то время разыскать его было невозможно. Оттон был чрезвычайно рад тому, что никто и подумать не мог, что он делает это ради золота, а не для предотвращения идолопоклонства. Тем не менее от князя и совета Волина он добился обещания, что как только они найдут идола, он будет переплавлен, а золото использовано для христианских целей, что князь позже и сделал, выследив идола. Многие жители Волина, которые не хотели принимать христианство, бежали. Но когда они услышали, что весь город принял новую веру, они вернулись и тоже крестились. Они также просили святого Оттона за других изгнанников, которых он запретил прогонять и крестил их. Как обычно, он увещевал народ относительно многоженства, об убийстве детей матерями и о том, что еще было необходимо. Благословив их, он снова отправился к князю в Камень и умолял его хранить мир, если будут какие-нибудь бесчинства против него [Оттона] или христианства, потому что дела, слава богу, все еще шли хорошо. Вера должна сделать людей чуть спокойнее и разумнее, так что впоследствии они будут поступать еще более дисциплинированно и более охотно будут готовы делать то, что им надлежит. Когда он недолго пробыл у князя, обсуждая с ним разные вещи, к нему приходили письма, в которых говорилось, что ему необходимо вернуться домой к Пасхе. Он простился с князем, потому что ему хотелось еще раз обойти город, который он обратил, и посмотреть, не хватает ли там чего-нибудь. В городах, которые были на его пути, он тоже хотел учить, а потом ехать в польские города и оттуда к себе домой. Тем не менее, он был готов вернуться, как только сможет, чтобы оставшиеся тоже начали изучать христианство и обращались. Одновременно он увещевал князя помогать уговаривать других, что позже сэкономит усилия. Он сердечно простился с князем и княгиней, объехал крестившиеся города, чтобы восполнить то, чего там не хватало, и отправился дальше — в города, которые были на его пути и где он еще не был и не учил.

Так он приехал в Додону, которая теперь называется Добра. Там собралось много венедов из деревень. Оттон обратил их и крестил, освятил костел и все, что было необходимо, оставил священников и поехал в Колобжег, а затем в Бялогард. Обратив их, он устроил там все, как и в других городах, а оттуда отправился к польскому князю и рассказал ему, как везде происходило дело и как по милости Господа Бога большая страна стала христианской — хотя это и было трудно. Он похвалил усердие князя Варцислава и благодарил князя [Болеслава] за то, что он больше заботится о славе Божией, чем о собственной выгоде, отказавшись от выплат ежегодной дани и ограничившись небольшой суммой выходного пособия. Князь все это охотно выслушал, проявил к Оттону большое уважение, одарил его и его людей и милостиво позволил ему продолжить свой путь.

Возвращение Оттона в Бамберг

На Пасху 1125 года святой Оттон снова приехал в Бамберг и рассказал о благодати Божией, снизошедшей на поморян во время его проповеди и путешествия, и поблагодарил за это Бога. Его соотечественники очень радовались, что их отец и епископ святой Отто снова с ними, и праздновали Пасху с еще большей радостью.

А князь Варцислав с большим усердием трудился в тех частях страны, которые еще не были обращены в христианство, так что многие из них склонились было к новой вере. Но несколько городов упорствовали. Князю пришлось набраться терпения, потому что [эти города] обещали, что они смогут смириться с обстоятельствами, но [только] когда святой Отто вернется. В тех городах, которые были обращены, князь повелел строить церкви и школы и обеспечивать их всем необходимым, а также заботиться о бедных. Чтобы служители церкви не страдали от бедности, он пожаловал им доходы языческих жрецов и содержал священников очень достойно, что нравилось праведным христианам, но гневало нечестивых. Однако причинить им какой-либо вред они не могли.

Раце Рюгенский разоряет Любек

Тем временем рюгенский князь Раце постоянно спорил с наследниками князя Генриха Мекленбургского из-за земель, и особенно из-за города Любека. Несколько лет назад князь Генрих умер, оставив двух сыновей, Кнута и Святополка. Они взяли на себя управление страной, но вскоре после этого Кнут умер. Святополк был неумелым князем и не годился для управления страной. Поэтому император Лотарь передал страну в качестве феода сыну датского короля герцогу Кнуту из Шлезвига, которому князь Генрих поручил заботу о своих сыновьях и сделал его королем венедов. С того времени короли Дании претендовали на титул правителей страны вендов. Этот король Кнут был столь благороден, что не хотел отнимать страну у её законных наследников, а оставил большую часть Святополку, лишь номинально сохранив за собой титул короля. Тем не менее во время правления Святополка он уладил и осуществил почти все дела. С другой стороны, рюгенский князь Раце утверждал, что Любек и озерная страна, где находился Любек, принадлежат ему. Поэтому он был зол на то, что они были у Святополка, а еще больше на то, что такой благородный человек, как король Кнут, позаботился о том, чтобы у Раце и его семьи не было надежды получить к ним доступ. Поэтому он собрал своих рюгенцев и в 1126 году отплыл в Любек, захватил его и убил всех, кто там был, кроме Святополка, который едва спасся, и нескольких священников, которые спрятались в пруду среди тростника и потом бежали. Он разграбил город и разрушил его вместе с замком, завладел сельской местностью и построил замок, который назвал “Раце” и который впоследствии стал называться Рацибож. Он хотел сохранить его, но пришел король Кнут, отвоевал страну, захватил замок, укрепил и удержал его, поскольку в свое время рюгенцы не смогли вернуться. Святополк прожил недолго, но оставил сына по имени Свинике (Swinike). Вскоре после этого он тоже умер, и все права [наследования] перешли к детям брата Святополка Кнута — Прибыславу и его братьям. Но теперь король Кнут полностью взял власть в свои руки и удерживал ее до самой смерти.

Щецин и Волин возвращаются к язычеству

Казалось бы, христианство на Поморье было благом, но всё это очень быстро изменилось, потому что дьявол не может стерпеть деяния Божии. Поэтому в то время он их очень сильно перепутал, а случилось это по весьма незначительной причине, и вот по какой.

В начале лета у вендов был большой языческий праздник, который жители Волина праздновали по старинному обычаю и на который обычно собирался весь народ, чтобы есть, пить и баловать себя многими неблаговидными вещами. Когда народ уже был пьян, как тюк, один из тех, у кого еще был какой-то старый идол, вынул его и сказал, что при этом боге были хорошие времена, а новая вера настолько странная, что в ней невозможно разобраться. Это что-то строгое и сварливое, она только запрещает все, что хотел бы делать мужчина — а этот кумир такого не делает. Толпа подбежала, схватила божка и понесла его по всему городу, говоря, что это их старый и истинный бог. Они прогнали из города священников, а также всех тех, кто не хотел стать на их сторону, оскорбляли христианство и Слово Божие, и творили много распутства. Наш Господь Бог не пожелал этого терпеть и, пока они так безумно неистовствовали, послал адский огонь и сжег город дотла, так что многие бунтовщики сгорели и умерли. Только увидев это, остальные горожане осознали свое злодеяние — но слишком поздно. Исповедавшись и совершив покаяние, они скитались по [чужим] городам, не имея возможности восстановить свой собственный город.

Князь, однако, не хотел оставлять город в руинах, поэтому приказал всем, кто пришел оттуда, вернуться и отстроить все заново. И так как немногие были богаты, они построили гораздо более скромный город и уже не смогли вернуться к своему прежнему состоянию, так что это божественное наказание и многочисленные разрушения более поздних войн привели к тому, что, [город Волин] ранее насчитывавший многие тысячи жителей, ныне имеет едва ли более трех-четырех сотен горожан.

Однако жители Щецина не испугались этого примера и тоже отступились [от христианства], а причиной тому стала великая чума. Языческие жрецы бедствовали, так как их услуги [не требовались] и доходы исчезли, Поэтому они распространили среди людей весть, что чума пришла не из-за чего-то еще, а потому, что люди оставили своих богов, и что если они поскорее не обратятся [к прежней вере], то все умрут. Это было быстро подхвачено плохими христианами, и, сказав, что так оно и есть, они вскоре были поддержаны другими неуравновешенными людьми, которые боялись то ли чумы, то ли простого народа. Снова расставив своих старых идолов, они в исступлении побежали к церкви святого Адальберта и разрушили ее до самого пресвитерия, но там были охвачены ужасом, и не смогли разрушать её далее. Алтарь был построен в спешке и сделан только из дерева, поэтому языческий жрец взял топор и, установив столб, призвал остальных продолжить снос. Однако, когда он поднял руки, они тут же окоченели, как палки, и больше ничего не могли сделать.

Поэтому ему пришлось вернуться домой. Однако поклоняться Богу он не хотеля, а говорил, что нужно поклоняться как Христу, так и Триглаву, а рядом с пресвитерием должны быть возведены часовни также и для Триглава, что горожане и делали вплоть до возвращения святого Оттона.

Варцислав Поморский воюет с лютичами

Князь Варцислав с радостью наказал бы за это жителей Щецина, но в то время у него было много других дел. Когда его страна приняла христианство, против него восстали лютичи и совершили многочисленные набеги на его земли. Это сильно разозлило его, поэтому он двинулся в землю укран, которая [ныне] является Укрской Маркой ⁵⁶, завоевал ее и, чтобы удержать эту землю, построил там замок Пржеслав (Пренцлав). Затем он пошёл против графа из Хочкова, прозванному Миславом ⁵⁷, отбил у него Лосице и заставил его подчиниться и дать обещание принять христианство. Потом он поехал к Дымину и так прижал местных жителей, что им пришлось заплатить ему дань и тоже пообещать стать христианами. [После этого он] двинулся против других лютичей, которые были в Мекленбурге.

Второе миссионерское путешествие Оттона

Пока князь был там, святой Оттон быстро привел свои дела в такой порядок, что через три года после [первого] путешествия он снова отправился в Померанию. Через Тюрингию [он прибыл] в Галле, где приказал кораблям доставить свой багаж вниз по Эльбе в Сандау. Прибыв в Сандау, он погрузил снаряжение на пятьдесят повозок и через землю лютичей двинулся в Дымин (Демин), куда его вызвал князь. Но прежде чем отправиться в Дымин, он сообщил князю о своем прибытии. Князь встревожился, потому что жителям Дымина нельзя было доверять, и попросил, чтобы Оттон согласился встать в деревне за городом, а он сам придёт к нему. Оттон так и поступил. Княжеский воевода прислал ему из Дымина провиант и другие необходимые вещи. Вскоре прибыл князь с большим отрядом всадников, с которыми он наказал лютичей, захватив много трофеев. Встретив Оттона, он преподнес ему подарок в качестве приветствия и взял его с собой в Узнам, который теперь называется Узедом, за время его отсутствия обращенный в христианство священниками из Волина. Когда князь получил от Оттона письма с его пожеланиями, он решил, что будет удобнее, если он прикажет привести в порядок всю свою империю. А чтобы это дело было обсуждено и принято с общего согласия, он созвал своих подданных, а особенно укран и их графа из Хочкова и только что побежденных им дыминцев, предупредив их, что, когда они приедут, они должны принять христианство и креститься согласно своему обещанию.

Съезд в Узнаме

Примерно в [назначенное] время все призванные пришли туда, и святой Оттон особенно радовался, что это происходит в день, когда Святой Дух сошел с небес к возлюбленным апостолам и ученикам. И вместе со всеми собравшимися в Узнаме (Узедоме) христианами Оттон молился, чтобы Святой Дух соизволил поддержать дело веры и таким образом смягчил и просветил сердца всех людей, чтобы со всеобщего согласия христианство было принято, неверные могли быть крещены, и Бог везде был признан, прославлен и почитаем в народе. Князь лично обратился ко всем сословиям с длинной, блестящей речью, объяснив истинную основу христианства и то, что идолы не являются богами. Он описал преимущества христианства, а именно всякое временное благоденствие, спасение их душ, а также то, что теперь другом и благодетелем им станет весь христианский мир, который до сих пор был им враждебен, гнал их и презирал их. Имея мир и согласие, они смогут сделать свою страну намного лучше. У них будет больше, чем прежде, добрых нравов, знаний и богатств, потому что отныне с ними будут торговать все христиане, которые до сих пор не имели с ними ничего общего. Кроме того, он рассказал им о Божьей каре, постигшей Волин, и прибавил, что всякий, кто отступит от христианства, нанесёт себе один лишь вред. Когда князь со всем своим авторитетом с большим искусством все это сказал, святой Оттон тоже выступил вперед и много говорил о бессмертии души, подкрепив это доказательствами из Священного Писания и философии, а также яркими примерами из повседневной жизни. Он сообщил им, что за этой жизнью последует жизнь вечная, и каждый испытает добро или зло, как испытал при жизни своей, и никто не может избежать вечного наказания и осуждения. Без веры в Иисуса Христа никто не сможет спасти своё тело и имущество от разрушения, а свою душу от вечного проклятия. Языческие жрецы выдвигали против этого много аргументов; но так как они были необоснованны и не были благоразумны, святой Оттон опровергал их латынью. Те, кто еще не были христианами, склонялись принять новую веру отчасти из чистого разума, потому что видели, что их вера ничто, а христианское учение имеет добрые и ясные основания; а отчасти из-за страха перед князем и другими соотечественниками, которых теперь было большинство.

Таким образом святой Оттон мягко учил их христианской вере и, призвав помощь Святого Духа, крестил всех, кто еще не был крещен. Каждому в знак дружбы он давал что-то особенное — по своему прежнему обычаю. Среди самых выдающихся новокрещеных были граф Хоккова Мислав с обоими своими детьми, Мирогравом (Mirogravus) и Бартусом, знатные лютичи с их детьми; советники из Вологощи, Грозвина, Пшеслава, Поздавилка (который ныне зовется Пасевалком), Тшебятова и других городов, а также многие дворяне. Некоторые пишут, что там же были крещены и оба княжеских сына: Казимир и Богуслав.

В то время как это происходило, прибыли самые знатные жители Щецина и Волина, признались в своем отступничестве и, глубоко сожалея об этом, просили святого Оттона отпустить им грехи. А так как в Щецине еще стояла часовня Триглава, которая была построена при алтаре Святого Адальберта, многие одновременно поклонялись и Христу, и Триглаву. Поэтому они попросили Оттона прийти туда. Оттон пообещал и отпустил их вместе с другими, признавшимися в подобном преступлении. Таким образом во время Пятидесятницы Оттон, князь и вся область праздновали великое богослужение с радостью и удовольствием.

Катехизация в Вологощи

Однако, поскольку это распространилось по всей стране, новость казалась приятной далеко не всем. Ибо тем, кто был христианином, это нравилось, а язычникам это не нравилось, причём они обычно принадлежали к простому народу. Неверные использовали всякие хитрости, чтобы мешать христианству. Когда святой Оттон, решив то тут, то там посылать своих проповедников в города, чтобы они учили мужей христианству до его приезда и тем самым избавили его от тяжелого труда, и послал двух священников, Ульриха и Альбина, в Вологощь (Вольгаст), об этом узнал языческий жрец. Он взял свою храмовую одежду, отправился в лес Сыц, который находится в земле Узедом в миле от Вологощи, и спрятался в густых кустах. Утром, зная, что крестьяне идут за дровами, он надел своё храмовое облачение и, крикнув крестьянину, сказал ему, что он — вологощский бог Яровит, который до сих пор давал местным жителям то, что им было нужно. Теперь в деревню пришли христиане и хотят привести собственное божество, а его отпугнуть, чего он не может вынести. Поэтому крестьянин должен объявить вологощцам, чтобы они не принимали христиан, иначе все пропадут. Бедный крестьянин сильно испугался и потерял сознание, а жрец ушел. Поэтому крестьянин не думал ни о чем другом, кроме как о том, что с ним заговорил идол, и рассказал об этом вологощцам. Они легко поверили в это, в городе возникли беспорядки, и было решено, что ни одного проповедника они в город не пустят и христианство не примут. Несмотря на это, Ульрих и Альбин пришли и поселились у княжеского управляющего, которого не было дома. Его жена рассказала им о решении горожан и посоветовала спрятаться, так как боялась, что в противном случае они будут опозорены, что было бы ей неприятно — и спрятала их на чердаке. Вскоре горожане с шумом пришли в дом и потребовали, чтобы христиане вышли, желая убить их. Тогда женщина сказала, что не видела их, но слуги, когда они пришли, сообщили им о том, что она решила. Поэтому они вышли из дома через заднюю дверь, побежали к реке и поплыли обратно. Узнав об этом, горожане не решились на дальнейшее насилие и ушли оттуда. Ульрих и Альбин так и не набрались мужества показаться народу, три дня скрывались и велели сообщить о положении дел князю и Оттону. Князь и Оттон приехали и князь, собрав горожан, строго упрекнул их за глупость и приказал ни словом, ни делом не причинять никакого вреда святому Оттону или его людям, во всём повиноваться им и добровольно принять христианство. Горожане слушали его неохотно, но не имели возможности возражать.

Но прежде чем святой Оттон начал учить, некоторые из горожан стали высмеивать его слуг Ульриха и Альбина за то, что они так трусливо и боязливо скрывались. Некоторые из [людей Отто] пошли осмотреться, увидеть здешние храмы и здания — и пришли в храм Яровита. Увидев это, некоторые горожане и простые люди сказали: “Смотрите, как они ходят, видят наши храмы и богов и обдумывают, как они смогут разрушить и уничтожить их. Будем ли мы терпеливо сносить все это? Они собрались и прогнали христиан, но один из них был уже в храме. Они окружили его и хотели вышвырнуть вон. Христианин, ища помощи, увидел у идола Яровита большой покрытый золотыми пластинами щит, к которому не разрешалось прикасаться никому, кроме священника, да и то не всегда, а только во время войны. Христианин схватил щит, чтобы защитить им себя, и побежал к воротам, чтобы позвать на помощь. И когда он побежал к воротам, все горожане побежали от него, как будто за ними гнался дьявол — так они боялись этого щита. И христианин невредимым вбежал в покои князя, где Ульрих и Альбин, в свою очередь, высмеяли его и других за их мнимую храбрость.

Взгляните же, насколько эти язычники в своём благочестии превосходят нас, христиан! Боясь этого безвредного щита, они не причинили никакого вреда христианину, которого считали своим смертельным врагом, А мы не боимся даже Божьего присутствия, угодных Ему таинств и жилищ, и там часто причиняем всяческий вред нашим ближним словом и делом, что есть грех и позор ⁵⁸. К сожалению, таковы и нынешние времена: человек не боится Бога и не поклоняется Его Слову и таинствам, чтобы защищать свободу и мир в церквях и домах Божиих, как это было ранее даже среди язычников, которые хуже нас. Дай Бог изменить их к лучшему!

В Вологощи Отто и его люди учили в течение нескольких недель. Горожане, услышав, что с христианством все обстоит иначе, чем они думали, все вместе приняли новую веру, позволили себя крестить и уничтожили свое божество Яровита, который означал для них то же, что и Марс для римлян — божество войны. Отто низверг и другого кумира — Поревита, который был как Меркурий, и очистил храм. А так как [разрушить] святилище из камня и извести было нелегко, он оставил им этот храм, окропив его святой водой и предложив использовать для христианского богослужения. Отто назначил туда благочестивого священника по имени Иоанн и, поставив его, отправился в Хочков.

Крещение Грожвина, Лосице, Тшебятова и Хочкова

Оттон, тем не менее, послал несколько священников в Грожвин, и они, когда люди там были готовы, обращали и крестили горожан, так что святой Оттон туда не ходил. Он также отправил в Дымин своего архидиакона Сиверта и Альбина. Эти двое, найдя желающих, обратили и крестили народ там, а также в Лошице и Тшебятове (который сегодня называется Трептов) на реке Доленже, и везде они готовили служителей Бога и церкви. Потом они двинулись дальше, в Старгард, Гюстров и другие места, которые сейчас называют Землей Вендов, и там тоже обращали людей, так что святой Оттон и туда не ходил. Ибо он был уже почти старик и, вероятно, не смог бы обойти все эти места. Но он очень радовался, что христианство так хорошо распространяется среди людей — и не без его помощи.

Святой Оттон учил в Хочкове и крестил его жителей. Там был прекрасный храм, который горожане с удовольствием сохранили бы. Но Оттон, опасаясь отступничества с их стороны и дурного примера, и видя, что в этом месте есть камень и известь, а древесину можно добыть, приказал снести храм и пообещал, что из своих средств покроет расходы на строительство [нового храма]. Он оставался там долгое время и из-за крестьян, которые жили вокруг и каждый день приходили креститься, приказал основать новую церковь.Сначала был воздвигнут алтарь вместе с пресвитерием, чтобы вокруг него можно было построить остальную часть церкви. Пригласив графа ⁵⁹ на освящение церкви, он освятил пресвитерий и алтарь с большой пышностью и великолепием. И Оттон сказал графу: “О господин, это ничто, если ты и твой народ сами не будете святить Бога”. Граф ответил ему: “А что мне еще делать? В конце концов, я крестился в Узедоме, и народ мой крестился у вас”. И Оттон сказал: “Так как вы и ваш народ держите многих христиан в рабстве, освободите их и отпустите их сегодня во славу Христа и в честь освящения этой церкви”. Там были датчане, незадолго до этого захваченные в плен, которые должны были заплатить большой выкуп. Граф и его люди отпустили их всех. Граф также взял в плен нескольких язычников; Оттон просил свободы и для них, обратил их в свою веру и крестил. Когда это случилось и Оттон хотел продолжить освящение церкви, [оказалось, что] священники где-то потеряли и не могли найти две чаши с солью и пеплом, которые обычно использовались для освящения. Поэтому им пришлось идти в город за пеплом и солью. И так как все были в церкви, священники прошлись по двум домам и ничего не нашли. А когда они захотели войти в третий дом и там тоже никого не было, они увидели внизу открытый подвал, где жили люди. Войдя, они услышали крики и жалобы, а через мгновение увидели человека в тяжелых цепях. Они спросили его, кто он такой и что там делает. Он ответил, что граф поместил его сюда, чтобы никто не узнал о его присутствии, что он сын знатного господина из Дании и что граф хочет выкуп в пятьсот гривен серебра — именно на эту сумму нанёс графу ущерб отец заключенного. Тогда священники взяли соль и пепел, пошли и рассказали обо всем святому Оттону. Не желая больше беспокоить графа, Оттон предложил священникам самим попросить за узника. Они умоляли графа об этом, и хотя тот не хотел этого делать, священники так настаивали, что он, не в силах отказаться, передал им пленника. Они с радостью тотчас побежали за ним и, приведя узника, до окончания освящения оставили его в церкви, а затем прямо в цепях повели к алтарю благодарить Бога. И там сняли с него цепи, что прибавило освящению храма еще больше великолепия. Граф был тогда в хороших отношениях с Оттоном и священниками, оказывал им всяческое уважение и делал добро, за которое Оттон его честно отблагодарил.

В то время как святой Оттон был в Хочкове, маркграф Альбрехт, князь Ангальтский, которому император Лотарь отдал маркграфство Бранденбургское, также отправил своих послов, чтобы узнать, как идут дела. Оттон на некоторое время задержал послов у себя и они [своими глазами] увидели, с какой готовностью народ отдает себя вере, позволяет опрокидывать своих идолов, тащить их в пруд и даёт разрушить красивый, старый храм/ А когда граф освободил узников, они очень удивились и, возблагодарив Бога, вернулись к своему господину, чтобы доложить ему об этом. Маркграф, благочестивый ревнитель веры и великодушный покровитель святого Оттона, с удовольствием слушал их и радовался.

Учреждение епископства в Волине

И так как святой Оттон повсюду так преуспевал, то он простился и снова отправился в Узнам к князю, которому рассказал о том, что следует сделать для того, чтобы сберечь религию и истинную веру, а именно: чтобы в городах были построены церкви, чтобы основные нужды служителей церкви удовлетворялись, чтобы их охраняли от насилия, и чтобы в каждом городе была школа для молодежи.

Но прежде всего в стране должен быть епископ, который будет надзирать за церквями и учением, а также держать духовенство в узде. Князь счел за благо, чтобы епископская кафедра находилась в Волине, то есть в центре страны, и, пообещав святому Оттону, что немедленно подумает о надежном доходе для епископа. Он просил его оставить здесь своего помощника Адальберта — благочестивого, ученого и знавшего вендский язык человека, которого хотел сделать епископом. Оттон охотно согласился на это и назначил Адальберта епископом Померании, сказав, однако, что хочет сначала сообщить об этом папе, чтобы папа его утвердил. Поэтому Адальберт, пока не был конфирмован, еще не считал себя настоящим епископом, а лишь суффраганом. Некоторые также говорят, что он не хотел принимать епископское достоинство при жизни Оттона, а принял его только после смерти святого, что, по-видимому, верно. [Это следует] из того, что он был конфирмован лишь через год после смерти святого Оттона.

[Оттон] завещал ему, чтобы в первую очередь соблюдались церковные заповеди; ибо новые христиане все еще имели в своих сердцах много гордыни и не верили, что находятся в таком плохом положении, как им говорят. Они думали, что то, что не было сделано у всех на виду, грехом не является. Он также говорил, что того, кто чувствует свой грех и признается в нем, пусть не оставляют без утешения, особенно тех, кто впал в публичное посрамление и позор, ибо они имеют двойную беду: стыд перед Богом и перед людьми, которые мешают им на пути к добру. Пусть через доверие к Господу Богу нашему они могут найти существенное утешение, чтобы еще более терпеливо переносить временный стыд. Он также сказал, что обычно легче помочь таким людям, чем тем, которые думают, что они богобоязненны, и не чувствуют греха, потому что не желают и не принимают утешения, хотя они и более глубоко осуждаются, чем первые. Ибо со всеми людьми без исключения происходит как с зараженными — всех их охватывает яд и лихорадка, но у одних яд находится внутри, а у других выходит на поверхность. С первыми ничего не поделаешь, а вот те, у кого яд выходил на поверхность, часто излечивались. Поэтому в такой нужде необходимо приложить величайшие усилия, чтобы отыскать яд с помощью лекарств выгнать его из сердца на поверхность и таким образом помочь. Поэтому, когда Бог наказывает некоторых, делая их беззакония достоянием общественности, чтобы они не могли отречься от них, их не следует презирать за то, что у них открылась язва, а следует помочь им и утешить их. Потому что лучше всего помогать, когда вред не виден и не чувствуется. Он также строго велел ему соблюдать церковные обряды, ибо внешняя строгость утверждает в склонности служить Богу и уважать Его. И он также со всем усердием объяснил разные другие вещи, необходимые в этом деле, и повелел, чтобы в случае каких-либо проблем он тут же написал ему об этом или обратился за советом к другим благочестивым ученым. Адальберт пообещал ему это и позже не жалел усердия в этом отношении.

Договорившись с князем и Адальбертом об этих и других вещах, святой Оттон решил, что перед отъездом он посетит с Адальбертом все города, где он останавливался в свое первое путешествие, будет учить там и посмотрит, чего там не хватает, особенно в Щецине, где еще стояла часовня Триглава. Итак, из Узедома он отправился в Волин, где обнаружил большие перемены, так как старый город, который он видел раньше, сгорел дотла и на его месте был построен небольшой городок; Он пожалел жителей, утешал их и укреплял в вере. Затем он перебрался в Щецин, где горожане были обвинены в вероотступничестве и получили строгий выговор. Затем он приказал немедленно снести часовню Триглава. Приведя все в порядок, Отто послал священника Станислава и других обратить в христианскую веру Поздавилк, Пшеслав и другие деревни. Объявив жителям Щецина и других городов о своем уходе, он еще раз увещевал их оставаться верными христианству и хранить свою праведность прежде всего перед Богом, затем перед своими ближними, особенно христианами. А жаждущие войны да не будут столь воинственными, как прежде, а по возможности со всеми сохраняют мир. А духовные отцы и гражданские власти пусть делают то, что должно, соблюдая везде заповеди Божьи. Таким образом, они достигнут благоденствия, во-первых, для своей души, а во-вторых, для всех мирских целей. И благословил их.

Жители Щецина, которые уже примирились с нашим Богом, но, вероятно, все еще были в немилости у князя [Варцислава] и князя польского, умоляли его снизойти до них, взять это дело на себя и просить за них князя. Оттон согласился, со слезами вручил их Богу и ушел оттуда. Чтобы не пришлось повторять это много раз, я скажу, что точно так же он вел себя и во всех других городах. А во время прощания Оттон плакал, как и его люди и все остальные. Ибо только теперь они признали его истинным сыном Отца своего, а он считал их своими детьми, которых он породил учением своим для Господа Бога нашего ⁶⁰.

Отто покидает Померанию

Поэтому, прежде чем совсем покинуть страну, Оттон вернулся к князю Варциславу и помолился за жителей Щецина и за других обидевших князя, а затем со слезами на глазах попрощался с князем и с его женой и отправился к польскому князю. Князь и княгиня достойно одарили его подарками и облегчили проезд по стране, дав для сопровождения пятьдесят всадников. Дойдя до польского князя, Оттон дал ему отчет о своих путешествиях и просил за поморян, которые чем-то обидели князя. Затем он с ним дружески простился и вернулся в Бамберг, где благочестиво провёл несколько лет и в 1139 году умер, прославленный своими добрыми делами. Так ушел из жизни святой Оттон, наш дорогой отец и апостол, чью память мы по праву чтим. Ибо именно он, рискуя своей жизнью и благополучием, принес нам христианство и Евангелие и от всего сердца привил их, благодаря чему многие из наших предков обрели вечную жизнь. И хотя в его учении иногда были некоторые ошибки, их надо простить, потому что этот добрый человек не мог понять его лучше — ведь в то время так складывались дела во всей Римской Церкви. Несомненно, Господь Бог в вечной жизни вознаградил его за этот спасительный и христианский труд. Аминь.

Прусский набег на Поморье

Поскольку поморяне были уже обращены, князь Варцислав и его страна жили в мире, строя церкви и производя то, что им было нужно, и с этим новым учением им было хорошо. Но то, что они вскоре смогут наслаждаться миром, стало причиной гнева пруссов. Раз поморяне стали христианами, они не захотели с ними торговать. Поморяне тоже запретили им въезд в страну. Язычники-пруссы пришли в ярость и несколько раз внезапно прибывали со своими кораблями и войском, нападая на Поморскую землю, убивая людей и унося обильную добычу. Это разозлило князя, который объявил по стране, что на такие атаки следует отвечать и приказал сообщать, если пруссы захотят снова выступить в поход. И когда об этом стало вовремя известно, князь вместе с поморянами подготовился, впустил пруссов в страну и, встретив их, перебил всех до единого и отнял корабли и добычу. Несколько тысяч пруссов пало и они потерпели такое поражение, что больше не возвращались.

Смерть Варцислава I

Однажды во время путешествия по своим владениям на ночлег он остановился в деревне Столпы, на реке Пьяне. А так как вероломные лютичи питали к нему тайную ненависть, один из них этим случаем воспользовался, ночью прокрался в спальную комнату и заколол князя во сне ⁶¹. Но Варцислав был человеком сильным и ловким; почувствовав укол, он вскочил, схватил убийцу за щёки, разорвал их и задушил его там же рядом с собой. После него остались двое несовершеннолетних сыновей от первой жены: Богуслав и Казимир, которые были первыми, кто в роду поморских князей носил такие имена. Опеку над ними взял на себя его брат Рацибор, который до сих пор находился в Польше, получив от местного князя имение в управление. Он взял на себя управление страной вместе с княгиней Идой, но шесть месяцев спустя она тоже умерла, поэтому Рацибор остался один в качестве опекуна (Vormund Fursrt) на всем Западном Поморье.

Я — Варцислав, князь Поморья.
Главное, что совершил я -
Поморян языческая земля
Христианскую веру обрела
От Рождества Господа нашего в год
[Тысяча] сто двадцать четвёртый. Народ
Чтит дела, которые я совершал.
Я епископство в Волине основал,
Чтобы вера и слава Божия
Расширялись всё больше и больше.
Здесь, затаившись от людей,
Отнял жизнь у меня злодей,
Но уйти от меня он не сумел:
Прежде, чем этот плут сбежать успел,
Я ему обе челюсти разорвал,
И свою он жизнь вместе с моей отдал.
Будучи похороненным сегодня,
Я с надеждой буду ждать Судного дня,
Веруя, что Господь убережёт
Мою грешную душу и спасёт.
Аминь.

Епископство получает папскую конфирмацию

Так как князь Варцислав, основавший и одаривший поморское епископство в Волине, умер ещё до того, как получил одобрение папы, а святой Оттон тоже прожил недолго, Адальберт, по совету князя Рацибора, полностью принял епископский сан, а в 1140 году вместе с князем отправился в Рим и там добился одобрения папы Иннокентия. Прежде епископство называлось Померанским, однако когда из Волина его перенесли в Камень ⁶³, оно стало именоваться Каменским.

Рюгенцы вторгаются в Любек

В то время среди поморян был добрый мир, но рюгенцы не смогли его сохранить, когда Любек и окружающие земли снова сменили своих владельцев в результате смерти короля Кнута и были унаследованы Прибыславом и его братом Варциславом. Варцислав, племянник князя Генриха Мекленбургского, разгневался на Раце, князя рюгенcкого, за то, что тот не смог подчинить страну, послал в Любек несколько кораблей, снова неожиданно напал, разграбил его вместе с окрестностями и приказал полностью разрушить здешний замок. Поэтому жители Любека, часто подвергавшиеся нападениям в этом месте, решили строить [замок] в другом месте.

Эрик Датский и рюгенцы

Раце, однако, вскоре умер, оставив трех сыновей: Чеслава, Яромира и Стойслава, которые были еще молоды. Таким образом, жители Рюгена делали почти все, что им заблагорассудится, и в соответствии со своей природой время от времени совершали набеги на Данию и на мекленбуржцев. Это разгневало Эрика ⁶⁴, короля Дании, и он собрал большой флот — тысячу одиннадцать кораблей, как пишет Саксон. Взяв с собой множество лошадей, по четыре на каждом корабле, он перевёз их на землю Рюгена, разорил его до Арконы и осадил город. Однако он понимал, что возьмёт его не так скоро. Тем не менее, он хотел попробовать; а так как территория, на которой лежит город — это почти остров, соединяющийся с Рюгеном лишь узкой полосой, он приказал срыть эту полосу, чтобы другие рюгенцы не могли прийти на помощь городу. Кроме того, перед рвом он соорудил вал и поставил на нем гарнизон из жителей Халланда. Руяне, однако, знали тайные ходы через протоку и, ночью напав на халландцев, перебили почти всех, прежде чем король и остальные датчане пришли им на помощь и спасли их. Укрепив оборону, [король] еще яростнее осадил город и беспокоил его до тех пор, пока жители не были разгромлены. Сдаться им пришлось в основном из-за нехватки воды. Король велел им креститься и стать христианами, на что они согласились. А когда он послал к реке священников, чтобы их крестить, все горожане побежали к воде и погрузились в нее. Король думал, что они делают это из готовности креститься, но они делали это из-за жажды, потому что были чуть живы из-за недостатка воды. Тогда король оставил им нескольких священников, чтобы те учили их христианству, наложил на них ежегодную дань и ушел. Но когда король ушел, они вскоре изгнали священников и отвергли христианство. Вместе с другими вендами приготовившись к походу против датчан, рюгенцы снова совершали частые набеги на Данию, угоняя людей и скот. Однажды, когда король возвращался из Норвегии, они преследовали его, и он едва ушёл от них с большим трудом, чем был сильно разгневан. Однако вскоре он стал слабеть и умер, так что в данном случае так ничего и не предпринял. Поэтому руяне, барды (Bardiren) и другие лютичи некоторое время свободно бродили по морю, часто нападая на своих соседей поморян и крещёных лютичей, с которым они враждовали из-за их христианской веры.

Крестовый поход против лютичей

Лютичи и другие венеды, жившие в мекленбургской земле, были еще почти язычниками или плохими христианами и причиняли много вреда саксам и соседним христианам. В 1145 году император Конрад, сменивший императора Лотаря, прибыл в саксонские земли и вел переговоры со всеми князьями, чтобы привести этих вендов к повиновению и христианской вере. Все согласились, и среди знати и простолюдинов было немало тех, кто дал обет выступить против венедов за свой счет. И вся армия имела на рукавах знак ⁶⁵, каким обычно изображают Младенца Иисуса — [символ] того, что Христос есть Господь мира. Датский король Свен ⁶⁶ предложил свою помощь, и саксы напали на лютичей с суши, а [люди] короля — с воды, и саксы захватили почти все, что нашли, вплоть до Дымина (Демина). Он был христианским, поэтому воевать его не разрешалось. Но так как жители Дымина иногда поддерживали других лютичей, город был осажден. Поморский князь Рацибор был этим очень обеспокоен и, хорошенько осадив Дымин, собрал своих людей, чтобы в случае нужды спасти город от своих несовершеннолетних племянников. Однако против армии он [выступать] не стал, чтобы не навлечь всю войну на себя. В то время как саксы стояли у Дымина, пришел король Дании со своим войском и осадил город с другой стороны, так что от саксов его отделяла река Пена. Сидевшие в Дымине поморяне поняли, что королевская армия не так уж сильна, а саксы не могут так просто прийти ему на помощь, поэтому они бросились из города на датчан, многих убили и захватили в плен, а короля заставили бежать, и он едва спасся. Саксы со своей стороны, осады не прекратили, а тем временем и король оправился и снова вернулся на свое прежнее место; Но хотя они долго осаждали город, добиться ничего не смогли. Им пришлось пойти на сделку с дыминцами и, когда те вернули датских и других пленных, войска отступили.

Рацибор покоряет и христианизирует землю Бардо

Вспомнив, как сильно его беспокоили барды, князь рациборский собрал свой народ, выступил против них и захватил города Бардо, Тшебуш (Трибзее) и Гримме. Покорив эту землю, велел поморскому епископу Адальберту обратить ее, крестить и сделать христианской, что очень сильно разозлило рюгенцев, которые вредили этой земле. Но несколько раз их бивали так сильно, что им приходилось быстро успокаиваться. Таким образом, теперь рюгенцев почти прижали к стенке, и они не имели ничего, кроме своего собственного острова. Поэтому со временем их смелость несколько ослабела, а потом их столько раз побеждали, что они, наконец, окончательно покорились христианству, о чём я вскоре расскажу.

Смерть Рацибора и раздел княжества

Затем Рацибор умер в Боге, вместе со своей женой Прибыславой став отцом двух сыновей — Варцислава II и Святополка. Согласно его завещанию он был похоронен в монастыре в Гробе (Grobie), где впоследствии была похоронена и Прибыслава. Так как они очень любили друг друга при жизни, то их не разлучили и после смерти. После этого произошло весьма значительное разделение Поморской земли, так как теперь она была разделена на четыре княжества.

Недавно умер князь Восточного Поморья Богуслав и в качестве князя Восточного Поморья оставил своего единственного сына по имени Собеслав. Князьями Западного Поморья были Богуслав и Казимир, сыновья Варцислава I, а также Варцислав II и Святополк, сыновья Рацибора. Они разделили Западное Поморье, и Варцислав вместе со своим братом (который, однако, вскоре умер) получили Щецинскую землю и часть Новой Марки под названием Кашубия. Вторую часть получили Богуслав и Казимир. А рюгенской землёй вместе со своими братьями владел Чеслав (Cieslaw), которого рюгенцы по-своему называли кроль (krol), то есть король. Поэтому отныне, чтобы не ошибиться, каждой из этих земель следует уделять отдельное внимание.

Собеслав Восточнопоморский женился на Анне, дочери польского князя Мешко. Этого Собеслава в польской летописи ошибочно называют Богуславом. Сестра Анны Анастасия была замужем за Богуславом Западнопоморским, что сделало их большими друзьями. Этих сестер было много: одну взял в жёны князь Богемии Собеслав, вторую — герцог Лотарингский, третью — герцог Саксонский. И было еще три или четыре, которые вышли замуж за различных немецких и польских князей.

Войны датчан с рюгенцами

В то время было три датских короля: Свен, Вальдемар и Кнут, которые боролись за королевство. Видя это, рюгенцы и другие венды совершили много неожиданных набегов на Данию, захватив много добычи. Это разозлило Свена, который обладал верховной властью, и он несколько раз посылал против них своих воинов. Они сражались с ними на море, но им никогда не везло, так что рюгенцы и венды обычно побеждали датчан. Однажды они отправились в Зеландию, пересекли страну и осадили Роскилле, где сидел сам король Свен. Он выбежал из города и, яростно сражаясь с ними, перебил их или сбросил в воду, где они утонули. Те, кто выжил, попали в плен вместе со своими кораблями. Но видя, что рюгенцы и венды теперь не успокоятся, он нанял князя Генриха Саксонского, прозванного Львом, дав ему полторы тысячи гривен серебра, чтобы заставить венедов замолчать. Он послал против них армию, однако ничего не добился, а [венды], видя, что с ними больше ничего не происходит, нагло напали на [остров] Фюн, грабя и опустошая страну до такой степени, что она в течение многих лет не могла оправиться.

Тогда Свен убил Кнута, а Вальдемар убил Свена ⁶⁷ и сам стал королем. Вступив в должность, он стал думать о том, как защитить себя от венедов, и, созвав всех своих советников, обдумывал с ними это дело. Они говорили, что теперь государство не может позволить себе вести много заграничных войн. Пусть он оставит на время это дело, а когда страна снова немного окрепнет, тогда пусть и ударит изо всех сил. А пока пусть венеды думают, что они уже не могут совершать набеги. Поэтому королю пришлось на время отложить свое намерение.

Смерть епископа Войцеха

В то же время, около 1158 года, умер и был похоронен в Волине померанский епископ Войцех ⁶⁸, человек благочестивый и много доброго сделавший для христианства. После него был избран Конрад Первый ⁶⁹, который, по воле князя взяв на себя управление, всячески способствовал тому, чтобы новая религия получила новую поддержку и чтобы умножились ряды служителей Божьих на земле.

Новая война Дании с рюгенцами

До сих пор Поморская земля жила в мире. Рюгенцы, однако, не желали сохранять мир с датчанами и, соблазнив бардов и других венедов, они причинили датчанам много вреда, так что король был вынужден искать способа им отомстить. Поэтому он тайно собрал двести шестьдесят кораблей, укомплектовал их людьми и двинулся на Рюген. Но так как его флот был невелик по сравнению с флотом венедов, он послал вперед епископа Роскилле Абсалона на семи кораблях к вендам земли Рюген, чтобы узнать, что они делают и знают ли они о его прибытии. Абсалон отправился на разведку и, увидев, что рюгенцы никуда не ушли, доложил об этом королю. И король, решив, что на сей раз он слишком слаб против рюгенцев, напал на Бардзскую землю и пересек ее так быстро, что венеды, узнав о лошадях — ведь датчане брали их с собой и перевозили на кораблях еще со времен короля Эрика — подумали, что это прибыли их князья Богуслав и Казимир. Датчане, однако, быстро рассеяли их заблуждение, сжигая, грабя и унося все, что попадалось им на пути. Тяжело нагруженные добычей, они снова сели на корабли и отплыли. Но прежде чем они исчезли, ругии настигли их и силой отбили несколько кораблей и добычи, едва не захватив самого короля. Однако теперь король знал, что такие набеги могут отвадить рюгенцев от этого дела. Следующей осенью он снова тайно прибыл и, разорив всю область Арконы, быстро поспешил с добычей к кораблям. Рюгенцы двинулись с места и хотели снова урвать добычу, но король сильно их побил. Так как рюгенцы очень ослабли, в следующем году они послали к королю прославленного человека по имени Домабор искать мира. Поскольку меня удивляет, что такой маленький народ, каким в то время были руяне, обладал такой смелостью и мужеством перед лицом такого могущественного короля, я расскажу вам, что Саксон пишет о том, как этот Домабор вел переговоры с королем. Князем и сословиями Рюгена он был послан к королю, чтобы добиться мира. При посредничестве епископа Абсалона из Роскилле он просил мира с величайшей искренностью и смирением, и ему не отказывали в надежде. Но ответ был довольно уклончивым. И тут он узнал, что юты, которые были в армии короля, бунтуют против короля из-за недостатка провизии, и что если король хочет сделать что-то против рюгенцев, в этот раз он не сможет этого сделать. Теперь Домабор уже не просил мира так смиренно, а стал смелым, угрюмым и говорил, что если не получит ответа и мира, то рюгенцы вынуждены будут действовать по своему разумению.

Абсалон от имени короля пообещал ему мир на приемлемых условиях. Однако для того, чтобы рюгенцы соблюдали договор и хранили мир, они должны были предоставить королю заложников. Это очень удивило Домабора, и он сказал, что рюгенцы заложников не дают. Если король захочет, то он будет мириться, в противном случае он заключит мир, как это принято у рюгенцев. Абсалон спросил, каков их обычай. Домбор ответил, что, когда [рюгенцы] заключают мир, они берут камень и, бросив его в воду, желают, чтобы сторона, первой нарушившая мир, исчезла так же, как камень в море. Абсалон посмеялся над ним и сказал, что король этого не сделает и что рюгенцы либо дадут заложников, либо пусть ждут [к себе] короля. Домабор ответил, что сейчас датчане очень горды, но если Абсалон мудрый человек, то пусть трижды примет во внимание прошлое, настоящее и будущее — и каждому из них воздаст то, что ему принадлежит: помнит прошлое, переживает настоящее и ждет будущего. Большой глупостью было бы упускать из виду, что между памятью о прошлом и ожиданием будущего находится то, что происходит сейчас. Ранее датчане хотели победить рюгенцев и, вероятно, надеются победить их в будущем. Сейчас им все еще везет; поэтому, если они хотят мира с рюгенцами, пусть примут его сейчас; если не хотят, пусть не принимают. Только от удачи зависит, кто выиграет, а кто проиграет. Эти гордые слова разгневали короля и Абсалона, и они немедленно отпустили Домабора без договора. Однако из-за восстания ютов король в течение года ничего не мог сделать против рюгенцев. Когда Домабор вернулся в свою страну и дал отчёт, князь Чеслав снарядил несколько сильных кораблей и смело двинулся на Борнхольм, напал на него и без препятствий увёз добычу и увел людей. Из этого видно, сколь храбры были рюгенцы, что так мало ценили такого великого короля и великое королевство и вели себя так смело по отношению к ним. Хотя их страна была невелика, они были людьми храбрыми и воинственными, и их сила заключалась в кулаках, а не в численности народа и размерах страны. Они действовали так смело и доблестно, что король Дании не мог победить их только своими собственными силами, но должен был использовать для этой цели всех своих соседей, как мы увидим позже.

Эта дерзость рюгенцев и их вторжения очень оскорбляли короля, поэтому он написал Генриху Льву и, жалуясь на их своеволие, попросил его о помощи. Князь дал ему всадников и пехотинцев и обещал скоро прислать еще. Тем временем рюгенцы на своих кораблях находились в море и грабили. Поэтому король приплыл в Варнаву и укомплектовал свои корабли саксами и датчанами. Когда он услышал, что рюгенцы приближаются, он вывел корабли из узкой гавани в открытые воды побережья, чтобы заманить разбойников, и приказал всем находящимся на борту спрятаться, чтобы рюгенцы никого не видели. И приказал нескольким всадникам крушить и жечь [на берегу]. Когда рюгенцы это увидели, они подумали, что все датчане, оставив пустые корабли, сошли на берег и грабят — и резво набросились на них. Король решил, что хорошо придумал, позвал своих людей и внезапно бросился на рюгенцев, так что они сильно испугались и побежали. Тогда датчане смело атаковали и захватили у них семь больших кораблей, да и другим не удалось уйти без вреда. Понеся такие потери и узнав, что король вступил против них в союз с Генрихом Львом, рюгенцы быстро поняли, что им с королем не справиться, и вынуждены были послать к нему и договариваться с ним. Им пришлось пообещать ему дань за год и помощь в его войнах. Итак, рюгенцы заметно ослабли.

Основание монастырей в Колбаче и Бялобоках

В следующем году щецинский князь Варцислав, видя большую нехватку проповедников и ученых людей в своей стране, основал монастырь в Колбаче и щедро одарил его, так что ходят слухи, что, помимо всех прочих доходов, он имел ежедневный запас зерна от аренды мельниц. Он поселил там бенедиктинцев, дав им аббата из Эсрома по имени Иоанн. И в 1163 году, поручив освящение монастыря поморскому епископу Конраду, он пригласил своего двоюродного брата Богуслава, князя западного Поморья, и Бернона, епископа мекленбургского, и с радостью отпраздновал освящение.

Примерно в это же время братья Богуслав и Казимир основали монастырь в Бялобоках на реке Реге, поселив там премонстрантов из Гроба и игумена Тиммо. А так как монахи носили белые и широкие одежды, монастырь называли Белобог, что означает “белый Бог”. И они велели епископу Конраду с [должным] великолепием освятить его, в то время как монахи всегда были приходскими священниками и приходскими учителями в деревне. Ибо в то время еще не было четырёх нынешних орденов, то есть доминиканцев, францисканцев, августинцев и кармелитов, а школ было мало.

В 1164 году вся Прусская земля была вынуждена принять христианскую веру. Однако, прежде чем этот год подошел к концу, они отвергли христианство и отказались платить ежегодную дань, которая была на них наложена. Дело снова обернулось войной, и поляки и пруссы причинили друг другу много вреда.

Сражения в Мекленбурге

В это время князь Генрих Лев изгнал из страны мекленбургского князя Прибыслава ⁷⁰, захватил его страну и поставил в Шверине [своего] графа ⁷¹, а в Мекленбурге [своего] воеводу по имени Генрих фон Шакен, которому от своего имени поручил защищать страну. В этих условиях Прибыслав делал всё что мог, воспользовавшись помощью своих дядей, князей Померании ⁷². Но так как из этого ничего не вышло, Богуслав и Казимир одолжили ему все свои силы и, выступив вместе с ним, отняли у князя Мекленбург, перебили всех встреченных саксов, разрушили город, а затем взяли замки Илов, Кюстин ⁷³, Малехов ⁷⁴ и некоторые другие, где истребили все саксонское и вернулись домой с богатой добычей.

Имперский съезд в Меце

Тем временем император Барбаросса созвал имперский сейм в Меце, куда прибыли также король Дании и князь Генрих. Услышав, что в стране правит Прибыслав и ему помогают поморские князья, князь Генрих очень разгневался и пожаловался датскому королю, желая наказать их. Король Дании, со своей стороны, был угнетен тем, что поморские князья были так счастливы и свободны, никому не подчиняясь. Он пожаловался императору, что их земля причиняет много вреда ему и его государству, и просил императора позволить ему наказать их и подчинить себе эту страну. Император охотно сделал это по двоякой причине: он хотел ему угодить, а если бы он ничего не приобрел, то ничего и не потерял бы. Под предлогом дружбы он пообещал ему помощь. Так что король Дании был полон надежд, а князь Генрих вернулся домой, полный гнева.

Союз Вальдемара Датского с Генрихом Львом

Оба они теперь стали думать о том, как осуществить свои планы, а именно о том, что Генрих Мекленбургский отомстит поморянам, в то время как король покорит Померанию. Встретившись на Эйдоре, они снова договорились всеми своими силами [действовать] против поморян и венедов и объявили войну как Прибыславу, так и князьям Поморья. Князь Генрих призвал на помощь маркграфа Альбрехта Бранденбургского, графов Карстена Ольденбургского, Рейнгольда Детмарского, Адольфа Голштинского и Гунцелина Шверинского и, собрав большое войско, в 1164 году выступил против поморян и вендов. Но поскольку весь этот [пчелиный] рой не мог продвигаться слишком быстро, он отправил графа Адольфа Голштинского вместе с тремя другими графами и их армией в Вежно, в двух милях от Дымина, чтобы попытаться запугать поморян так, чтобы те просили пощады. Поморские князья вместе с князем Прибыславом также обеспечили себя войсками и сидели в Дымине, ожидая врага. Их родственники — князь Собеслав из Восточного Поморья и князь Мешко из Польши — прислали им щедрые подкрепления. Однако, видя, что графы пришли с таким большим количеством народа, что принц и маркграф приведут еще большее войско, а король Дании со всеми силами прибудет морем, они стали сомневаться в своих силах и, послав к графу Адольфу, приказали [своим послам] искать мира, предложив за ущерб три тысячи гривен серебра. Граф счёл такие предложения издевательством и не пожелал их принимать. Князей это разозлило, и на следующий день они предложили две тысячи гривен. Граф рассудил, что они неискренне просили мира; но когда он узнал, что поморяне достаточно сильны, он укрепил свой лагерь и ничего не хотел делать до того, как подтянется князь с могучей армией. Поняв это, князья послали свою конницу, которая кружила вокруг лагеря, следя за тем, чтобы никто носа из него не высовывал. Таким образом, графы и их люди были обеспокоены тем, что попали в большую нехватку продовольствия. Не в силах больше терпеть, однажды рано утром графы послали нескольких всадников, чтобы доложить герцогу о своей нужде. Поморские стражники заметили это, бросились на них и отогнали обратно в лагерь, вызвав там большую тревогу. Пока они были встревожены, поморяне ворвались в их лагерь и перебили многих из них. Графы храбро оборонялись, но не смогли остановить поморян, и графы Адольф Голштинский и Рейнгольд Детмарский были убиты вместе со своими воинами, в то время как двое других графов с немногими людьми заняли позицию на ближайшем холме. Поморяне захватили лагерь и начали грабить. Однако, когда они добрались до палатки, которая была особенно укреплена, солдаты, хотя и упорно оборонявшиеся, но бывшие не в силах устоять перед этой массой, закричали двум графам на холме, проклиная их и [спрашивая], как они могут вынести, что их армия гибнет на их глазах. И они заставили графов, не обращая внимания на свои малые силы, двинуться против штурмовавших палатку поморян. Они разбили и прогнали их, спасли солдат и перебили многих поморян, растерявших всё награбленное в лагере. Таким образом, победа, в действительности одержанная поморянами, снова была вырвана из их рук силами нескольких человек. И вызвано это было ажиотажем среди грабящих.

Бои под Дымином и Вологощью

Когда это случилось, с моря пришёл и король Дании, которого поддерживал рюгенский князь Чеслав (Cieslaw), который отправился вверх по Пене на Вологощь, желая осадить ее. Горожане, понимая, что город им удержать не удастся, унесли свои пожитки в лес, а сами бежали вместе с женщинами и детьми. Итак, король без труда взял город и, оставив там гарнизон из рюгенцев, двинулся на кораблях дальше вверх по Пене, высадил войска и, опустошив земли, через которые шёл, захватил Чоков и сжег его. Сидевшие в Дымине поморские князья и Прибыслав, видя, что король с князем Рюгена Чеславом приближаются с этой стороны, а князь Генрих Лев и маркграф тоже подходят во главе сильного войска, решили, что от такой силы они город защищать не будут. Поэтому, забрав оттуда горожан и их пожитки, они развели в городе костер, сожгли его и скрылись. Тем временем князь Генрих прибыл с маркграфом и, узнав, как его армия одержала победу, чрезвычайно опечалился за графа Адольфа Голштинского, которого особенно любил и уважал. Ибо тот был человеком большого ума и способностей как во время мира, так и во время войны, и князь пользовался [его услугами] во многих делах величайшей важности, испытывая свою верность и счастье. Поэтому он приказал выпотрошить тело, заполнить его дорогостоящими корнями и хранить до его возвращения. Потом он пышно похоронил его в Миндене, который был собственностью графа.

Прибыв в Дымин, князь обнаружил, что город сожжен и опустел. Он занял его, поместил там раненых в последней стычке, дал им охрану и вместе с маркграфом отправился к королю. Вместе они опустошили всю землю лютичей от Варнавы до Пены. Поморские князья не могли этому помешать, однако, держась со своей армией в лесах и безопасных местах, они преследовали врага и везде, где могли, время от времени некоторых захватывали в плен. Король, князь и другие, видя, что поморяне не обращают на них особого внимания и не ищут никакого соглашения, решили, что позорно будет уйти, не закончив дело. Поэтому они решили переправиться через Пену и опустошить и оккупировать всю Померанию. Чтобы войска могли переправиться, король и князь, приведя свои корабли из Рюгена, связали их цепями, так что мост был построен и войска переправились на другой берег. Поморские князья увидели это и позволили большей части [врагов] переправиться к себе. И когда некоторые из датчан вместе с их вождем Петером Свенсоном еще не достигли берега, они бросились на них и убили или утопили всех, включая вождя, в то время как остальные едва удерживали мост. Король был сильно этим подавлен, поэтому армии разделились и разорили все, что было между Пеной и Одером.

Поморские князья, видя, что с такой сильной армией они не могут справиться, а король и князь не отстанут, пока не превратят страну в пепел и не завоюют ее, тем не менее решили сделать все, что было в их силах, прежде чем сдаться королю. Обучив всех сильных крестьян, бежавших к ним от врага, они пошли с ними за Пену, часто изводя врага из засад и лесов и отрывая от общей массы многих. которые либо задерживались, либо отходили за добычей слишком далеко. Тем не менее они пытались добиться мира или [хотя бы] сносных условий. Король, однако, прежде всего хотел, чтобы ему присягнули и уплатили дань, а князь — чтобы ему выдали его врага Прибыслава. Ничего этого [поморские] князья делать не хотели и говорили, что ни пяди своей земли не отдадут и королю не подчинятся. А своего друга князя Прибыслава они тоже не отдадут, потому что обещали ему свою верность и безопасность, и этого не нарушат. Переговоры велись часто, прерывались, возобновлялись, иногда с обидами и угрозами, и все это время обеим сторонам причинялся вред. В конце концов король и князь, сознавая, что они ведут эту войну с большими издержками и без особой выгоды, согласились на такое соглашение. что перед их отъездом поморские князья дадут им несколько тысяч гривен серебром и пообещают, что не будут помогать Прибыславу против князя. Если с ними он ведет себя миролюбиво, пусть они держат его у себя, как друга. Они также должны были поклясться, что больше не будут нападать на датчан, рюгенцев или саксов. Захваченные замки и города были им отданы за исключением Вологощи, которую оставили в залог мира и разделили на три части: одну для короля, другую для герцога, а третью для поморских князей. И князь с маркграфом разошлись по своим землям, а король вместе с князем рюгенским — в Вологощь. Князь Генрих отправил своего сына Бернарда вместе с королем в Вологощь, чтобы тот получил там его долю ⁷⁵. Король передал свою часть города князю Рюгена Чеславу ⁷⁶, то же самое сделал и князь Бернард — по воле отца. Получив свою треть, поморские князья заняли эту часть и сделали так, что ради сохранения мира не пускали туда морских разбойников и грабителей. А пока король сидел в Вологощи, князь Бернард начал обсуждать с рюгенским князем и его слугами, почему они поддались датчанам, а не стали держаться саксов, которые могли бы их лучше защищать и оберегать. Разве они не видят, что датчане ничего бы не сделали без помощи саксов? И некоторых рюгенцев, которые и сами не особенно любили датчан, он убедил начать проявлять непокорность по отношению к ним. Тогда король сказал князю Бернарду, что так как он не делает ничего другого, кроме как отчуждает от него людей, то он никуда его не отпустит. Князь Бернард в гневе ускакал прочь, а позднее прилагал все усилия, чтобы настроить рюгенцев против короля. Но рюгенцы пока не осмеливались заявить о себе так скоро.

Вальдемар I основывает Гданьск

Когда король, не в силах скрыть своё неудовольствие, покинул Вологощь, он очень разгневался и обвинил князя Собеслава в том, что тот оказал значительную помощь поморским князьям. С этой же армией он отплыл в направлении Восточного Поморья, напал на большую часть прибрежной земли и основал там крепость, которую назвал Гданьском от слова “Датский”. Оттуда он причинил много зла восточным поморянам и пруссам, а некоторых пруссов принудил к христианской вере. Но как только он ушел, пруссы снова оставили его, а Собеслав, осадив город Гданьск, захватил его и изгнал датчан из страны. А так как он опасался возвращения короля, он ещё лучше укрепил Гданьск и усилил его гарнизон, так как через две мили он построил ещё один замок, названный Зоба, где у него всегда были свои люди, чтобы иметь их под рукой в случае нападения ⁷⁷.

Как поморские князья примирили Прибыслава Мекленбургского с Генрихом Львом

После отъезда короля и князя Богуслав и Казимир немедленно восстановили свои разрушенные города и замки, особенно Дымин, который был лучшим опорным пунктом из всех, и так оно и было. Обеспечив рвы и стены лучшими укрепленями, они позволили жить там своему другу Прибыславу, но он не должен был причинять князю никакого вреда. Однако остановиться он не мог и предпринял множество тайных набегов; ибо не мог вынести, чтобы кто-то чужой держал его страну, а сам он сидел бы среди других людей, как нищий. И так как многие из мекленбуржцев были к нему более благосклонны, чем к саксам, как к своему законному наследнику, то они примкнули к нему и, вместе выступив против подданных князя, причинили им много вреда. Однажды князь Бернард, сын князя Генриха Льва, и граф Гунцелин Зверинский поймали его на этом деле, убили всех его людей и гнали его до самого Дымина. Поэтому померанские князья, опасаясь, что из-за него они снова навлекут на себя войну, сказали ему, что он должен поскорее покинуть их город и страну или сидеть тихо. Однако исправиться он не смог, поэтому некоторое время находился при дворе у князей, воздерживаясь от каких-либо войн, пока его друзья и поморские князья не умолили князя вернуть ему страну за исключением графства Шверин, которое граф Гунцелин оставил себе и своим наследникам. Князья Поморья проявили немалую дружбу к Прибыславу, так как именно из-за него они вместе со всей страной и народом подвергли себя такой опасности и понесли такой большой ущерб. Тем не менее они не покинули его, пока он не возвратился на свою наследственную землю. Поэтому правильно и справедливо, что его потомки до сих пор благодарны померанским князьям.

Руяне отпадают от Дании. Датчане нападают на Витов, Ясмунд и Пор

Тогда ругии, которых, как уже было сказано, князь Бернард Саксонский взбунтовал против короля Дании, и которые из без того очень не любили датчан и все равно не смогли бы сохранить мир, по наущению своего князя Чеслава снова откололись от них, не желая помогать королю и исполнять своих обязанностей. Казимир, князь Померании, изгнал из Вологощи рюгенский гарнизон, который сидел там по воле короля и герцога Саксонского, и, взяв город для себя и своего брата, хорошо укрепил его. [Датский] король страшно разгневался, весной выступил против Виттова, разорил весь остров, затем пошёл на Пор (Бор) ⁷⁸, а епископа Роскилле Абсалона послал на Задар ⁷⁹ и приказал разграбить и разорить его. И так взбаламутил руян, что они не знали, от кого защищаться в первую очередь, поэтому он отплыл оттуда, не встретив сопротивления. Зная, что для войны с рюгенцами такого рода нападения подходят лучше всего, осенью он снова отплыл, разорил и разграбил большую часть Рюгена и отплыл, не встретив сопротивления; ибо король все это делал быстро и жестоко. После этого рюгенцы надеялись получить помощь от саксов — но из этого ничего не вышло, кроме обещаний. Мстя померанским князьям за то, что они снова забрали себе Вологощь, на следующий год король отправил в Бардзскую землю своего сына Кристофера вместе с епископом Абсалоном и приказал им спешно грабить и забирать все, что они там найдут. Это сильно разозлило князей, но они ждали лучшего времени для мести. Рюгенцы, которые не раз подвергались преследованиям и грабежам, не стали от этого более робкими, но, снарядив свои корабли, снова вторгались в Данию, причем так же часто, как датчане делали это в отношении Рюгена. Кроме того, они думали, что, отомстив врагу, сами ничего не потеряют, поэтому своё самое важное имущество перенесли в города и крепости, так что — в случае прихода датчан – те не найдут ничего, кроме жалких крестьянских избушек, которые им нет нужды сносить или ломать. И они воевали с датчанами, часто сталкиваясь друг с другом и обвиняя друг друга в грабежах. Иногда победителями были рюгенцы, а иногда датчане, но никто не хотел считать себя побежденным. Рюгенцы так много навредили с королю и датчанам, что, безусловно, могли добиться мира на приемлемых для себя условиях; но они не могли или не хотели жить в мире. Как говорит Гельмольд, их единственной радостью было схватываться с датчанами. Но так как они теряли много людей и с каждым днем их численность становилась все меньше; притом они были язычниками и идолопоклонниками и не могли ожидать утешения и помощи ни от Бога, ни от ближних, в какой-то момент их должен был настигнуть конец.

Союз Вальдемара, Генриха Льва и поморских князей

Хотя [рюгенцы] и надеялись на Генриха Льва и саксов, те ничем им не помогли, кроме того, что князь Генрих посылал к королю объявить, что рюгенцы являются его союзниками, и что он очень разгневан на то, что король с ними воюет и что он так жестоко их притесняет. Поэтому он требует, чтобы король впредь этого не делал. Король оправдывался тем, что, когда он хотел заключить мир с рюгенцами, они на это не пошли. Поэтому теперь он вынужден защищаться от них. Он предложил князю встретиться с ним на реке Кремпин на голштинской земле, где он поговорил бы с ним об этом подробнее. Князь так и поступил ⁸⁰, и вскоре стало ясно, что он замышляет в отношении Рюгена. Ибо он договорился с королём о том, чтобы отдать свою старшую дочь в жены его сыну и всеми силами поддерживать его против рюгенцев, чтобы в конце концов одолеть их и принудить к повиновению, за что король отдаст ему половину добычи. Король очень этому обрадовался.

Но король беспокоился, что, если поморские князья встанут на сторону рюгенцев, он, как и раньше, многого не добьется. Поэтому он послал к ним [послов] и заключил такую сделку: они сохраняют Вологощь, ущерб в земле Барздо не повторится, князья поддержат его против рюгенцев; а он, если поможет Бог, честно им воздаст. Князья с радостью приняли это предложение и пообещали помощь против рюгенцев.

Осада и взятие Арконы. Божество Святовит

Итак, подготовив все свое войско, в 1168 году король выступил против рюгенцев. Поморские князья также пришли со значительной помощью. Герцог Генрих Лев со своей стороны тоже послал герцога Мекленбургского Прибыслава. Разделив свои войска, они атаковали всю рюгенскую землю сразу во многих местах, убивая и захватывая все, что им встречалось, и полностью разрушая и сжигая небольшие города. Тогда рюгенцы поняли, что не разобьют такое войско в поле, поэтому, положившись на свои крепости, то есть на Аркону и Гарц, заняли их гарнизонами. Князь Чеслав со своими братьями Яромиром и Стоиславом отправился в Гарц ⁸¹, где они ждали своей удачи.

Король, однако, решил, что сначала лучше взять Аркону, потому что, как только он ее получит, ни Гарц, ни вся [остальная] страна, вероятно, не будут ему сопротивляться. Поэтому вместе с князьями он подошел к городу и около Вознесения ⁸² сильно осадил его со всех сторон. Оценив это намерение, рюгенские князья незадолго до этого послали на помощь арконцам на нескольких кораблях с людьми своего вождя по имени Гранжа (Granza), чтобы он мог дать им совет и помочь пережить осаду.

Город Аркона был расположен на высоком прибрежном холме на [полу]острове Витов, который является частью [острова] Рюген. [Самой] природой город был защищен с севера, востока и юга, ибо холм был большим и крутым с этих сторон, а городские стены были такими высокими, что снизу стрелой из арбалета едва можно было достичь их вершины. С запада вал был высотой в пятьдесят локтей, нижняя часть которого была сделана из глины и утрамбованной земли, а верхняя часть - из полубревенчатых досок и брусьев. Среди этого вала были построены прочные сторожевые башни и особые внутренние парапеты. На северо-западе был прекрасный источник, откуда горожане могли черпать воду. В город вели единственные ворота, и тот, кто хотел в него войти, должен был через них пройти. Эти ворота были полностью окружены валом, а перед ними, внутри, был вырыт особый ров - так что если бы они был сломаны или под ним был прорыт туннель, то ворваться в город [удалось бы] не так быстро. В городе была прекрасная площадь, а на ней прекрасный храм, который рюгенцы почитали больше всех других храмов. В нем стояла чудовищно большая статуя Святовита, намного выше любого человека, и у нее было четыре головы, две из которых смотрели вперёд, а две - назад. У каждой из голов была коротко остриженная борода и короткие волосы - по рюгенскому обычаю. В правой руке идол держал рог, сделанный из разных красивых металлов, который жрец раз в год наполнял питьем, чтобы предсказать урожай наступающего года. Левая рука идола обычно была слегка согнута в сторону, и в ней он держал лук и стрелы, а его мантия была длинной и доходила до бедер. Его ноги стояли на земле, как и у человека; но под землей была невидимая скамеечка для ног, на которой статуя и покоилась. Неподалеку от нее можно было видеть сбрую, седла и другие вещи идола, и среди них был его прекрасный меч искусной работы, с изящным лезвием, рукоятью из слоновой кости и ножнами из кованого серебра. У этого бога раз в год был большой праздник, во время которого они пировали, ели, пили, танцевали и веселились. Этот день не был установлен заранее, и он не был одним и тем же каждый год, а назначался верховным жрецом, когда уже был собран весь урожай. Когда этот день наступал, в его канун жрец шел в храм и как следует подметал его. На следующий день приходили люди со всей страны и молились Святовиту. Затем жрец брал рог, который держал в руке бог, и смотрел на него. Если он обнаруживал, что часть напитка ушла, он говорил, что год будет засушливым; если рог был все еще полон, он говорил, что год будет урожайным. Затем он выливал старый напиток к ногам бога и наливал в рог новый, делая такой жест, как будто подносил его богу, желая ему и всему народу страны побед, здоровья и всякого процветания. И он немедленно опорожнял рог с напитком и, снова наполнив его до краев, помещал его обратно в руку бога до следующего года. Потом ему приносили пряник (piernik) такого размера, что за ним мог спрятаться человек. Жрец вставал позади, и из-за пряника спрашивал людей, видят ли они его, и если они отвечали “едва” или “совсем нет” - он просил бога о таком урожае в следующем году, чтобы пряник можно было сделать таким большим, чтобы его не было видно из-за него. Затем он от имени бога обращался к людям, прося их вечно совершать такой обряд и таким образом чтить своего бога. Взамен они получат всяческое процветание и успех; а тот, кто этого не сделает, понесет наказание и впадет в немилость у бога. Затем люди отдавали богу первые плоды и то, что каждый добровольно приносил в жертву. После того, как пир заканчивался обжорством, выпивкой, танцами и другими удовольствиями, все возвращались в свои дома.

Вот доход бога: каждый человек должен был давать ему один шеляг (Schilling) в год, что я считаю [равным] одному сегодняшнему шрекенбергеру ⁸³; они также должны были давать десятину со всех растений, фруктов и скота; десятину с покупок и улова сельдей. На эти средства постоянно содержались триста всадников; они несли в его покои все, что награбят, думая, что чем больше они украдут для него, тем лучше ему послужат. Неудивительно, что до этого момента руяне на всех нападали и грабили. Также были замечены различные дары из серебра и золота, которые язычники приносили богу. И этот бог Святовит был настолько знаменит, что даже короли и князья посылали свои дары, из которых сохранились прекрасная большая позолоченная чаша, поднесенная богу королём Дании Свеном Отто в то время, когда он снова отказался от христианства ⁸⁴; а также подаренная князем ободритов Мстивоем золотая чаша, которую рюгенцы тайно сохранили, когда Генрих Мекленбургский, князь ободритов, забирал их золото и серебро. Ещё у этого бога была большая белая лошадь, ни к одному волоску гривы или хвоста которой прикасаться не разрешалось. Кормил её верховный жрец и, кроме него, никто не мог ездить на этой лошади, чтобы из-за этого не пропала её святость. Руяне верили, что на этом коне Святовит громит своих врагов, и эта вера была тем сильнее, что его часто видели вспотевшим и покрытым пылью, как будто он был в долгом путешествии. С помощью этого коня они также прорицали и гадали, когда хотели идти на войну - повезет им или нет. Поэтому они привязывали несколько копий и проводили коня через них. Когда он трижды раз за разом переступал копье правой ногой, это было хорошим предзнаменованием и знаком удачи; если он переступал его сначала правой ногой, а затем левой - это было плохим знаком; но зато если он переступал копье сначала левой ногой - это означало большое несчастье, и тогда они вообще не выступали. Рюгенцы не сражались и не предпринимали никаких великих начинаний, если подобным образом не получали доброго знамения или пророчества. В других же, обычных делах, каждый ворожил по первой птице или животному, которого он увидел; если животное было хорошим или какое-либо другое гадание оказывалось благоприятным, то начатое дело продолжали; если нет, то бросали. Обычно они бросали жребий следующим образом: брали три четырёхгранные деревяшки, каждая из которых имела попеременно две белые и две черные стороны, и бросали их вслепую - если сверху оказывалась по большей части белая сторона, это было к удаче; а когда черная сторона - к неудаче. И подобных суеверий было множество. У Святовита на рюгенской земле было много жрецов и святынь, где ему удивительным образом приносили подношения и где ему служили. Рюгенцы верили, что он такой могущественный бог, что под его защитой они могут делать все, что захотят, и он сможет защитить их.

Король и князья теперь намеревались искоренить суеверие и [душевную] пустоту руян и, наконец, заставить их повиноваться и заключить мир. Поэтому они подвергли Аркону сильной осаде и обстрелу, но не могли добиться ничего или почти ничего. Ибо город, как было сказано, был укреплен и хорошо охранялся. Рюгенские князья частенько тайно нападали на христианский лагерь из Гарца, причиняя им много вреда и неприятностей - особенно датчанам, с которыми они привыкли сражаться. Поэтому король приказал иметь более сильную стражу, и так как его и князей злило то, что они столь малого добились, они приказали тащить отовсюду лес и строить из него башни высотой со стену, чтобы из них они могли стрелять в арконцев, защищающих валы, а также машины для метания камней, катапульты и другие приспособления, полезные для штурма. И пока они это делали, приближался день святого Вита. Король сказал, что около этого времени он рассчитывает взять город по следующей причине: поскольку рюгенцы сделали идола Святого Вита, а теперь наступает день этого уважаемого святого, наш Господь Бог больше не будет терпеть идолопоклонство и окончательно изгонит его в честь любимого Святого Вита. Остальные князья были удивлены этим мнением, но они верили, что такое может произойти, поэтому приложили еще больше усилий, чтобы взять город. Господь Бог наш принес удачу в праздник святого Вита. Из-за жары король отошел немного в сторону на прохладное место, в то время как несколько сильных щитоносцев, которые были очень искусны в обращении с пращами, атаковали валы и своими пращами отбросили многих арконцев с их позиций. Видя это, другие христиане побежали на помощь слугам и, атаковав вал, убили многих арконцев, почти взяв вал. Однако жители города пришли своим на помощь и отбросили христиан вниз, нанеся им потери. Но когда христиане поднялись на вал, один из поморян заметил, что вал немного выступает из ворот, так что можно было пробраться между ними и поджечь, от чего легко могло загореться деревянное крыльцо ворот, а также доски, щиты и караульные помещения, благодаря чему можно было взять вал. О своем открытии он сообщил командирам, и они, приказав некоторым из мужей штурмовать вал, раздобыли для него огня, пакли и соломы. Прикрыв его во время штурма, его подсадили в пролом. Набив туда много соломы и других вещей, которые ему дали, поморянин все это поджег и выскочил невредимым. Из-за нападения арконцы не обратили на него внимания или же не смогли ему помешать. Мало того, об этом месте они заботились меньше всего; они водрузили там знамя Святовита, называемое станицей, которое, как они думали, было настолько сильным, что всякий, кто приблизится к нему, непременно умрет. И поскольку долгое время стояла сильная жара и засуха, вспыхнул пожар и охватил ворота и верхнюю часть вала. И прежде чем арконцы успели принести воду и средства тушения, огонь стал очень сильным и вышел из-под контроля. Тем не менее женщины и дети усердно носили воду и тушили его, а когда воды не было, приносили молоко и пытались им тушить, что еще больше увеличивало пожар. Однако христиане не оставили их в покое, а всеми силами атаковали вал, взобрались на него и помешали горожанам потушить его. Но горожане оказывали храброе сопротивление и часто сбрасывали христиан вниз, сами стоя среди огня. Видя это, поморские князья и Абсалон решили бросить все свои силы, чтобы захватить вал, воспользовавшись ужасным пожаром. Поэтому они созвали все войско, которое с большой силой и криком обрушилось на вал. Многие поднимались на вершину, но арконцы теснили их и сталкивали вниз. Но прибывали все новые и новые, так что горожанам было слишком трудно бороться с огнем и врагами одновременно. Но, зная, что на карту поставлены их жизнь и имущество, они предпочитали умереть, чем сдаться врагу, поэтому в своем отчаянии закололи и убили многих христиан. Однако те не обращали на это внимания, потому что знали, что сражаются во славу Божию. Прибывали все новые и новые воины, так что вскоре они получили преимущество над арконцами и частично сбили их с вала. Когда горожане это увидели, а огонь уже стал непреодолимым, они пали духом и воззвали к епископу Роскилле, чтобы он был так добр и отложил штурм, так как они решили недолго посовещаться и сдаться на приемлемых условиях. Но Абсалон не хотел этого делать, так как боялся, что они ищут только способа, чтобы потушить огонь. Поэтому, если горожане желают сделать перерыв в штурме, пусть пообещают быстро уладить дело и дать скорый ответ, причём в это время они не будут тушить огонь. Абсалон поговорил об этом с князьями, и штурм был остановлен, но захваченные позиции они удерживали. Абсалон вместе с князьями и командирами отправился к королю и представил ему волю горожан, желая услышать, чего бы хотел король. Обещать ли им мир на сносных условиях или полностью разрушить город и всех убить, потому что они были дурным народом и постоянно причиняли хлопоты? Король сказал: “Для нас и наших подданных было бы лучше всего, если бы мы подавили и сокрушили не только народ Арконы, но и всех рюгенцев на всей этой земле. Однако я вижу, что сегодняшняя победа над городом достигнута не благодаря нашей силе, а благодаря особому повелению Бога, который, возможно, столь многие заблудшие души пожелает спасти ради их покаяния и Своей славы. Поэтому я считаю за благо даровать им жизнь при условии, что они отдадут идола Святовита со всеми его сокровищами и вещами, отпустят пленных христиан без выкупа, примут христианство и немедленно крестятся. После этого все десятины и доходы идола и его жрецов передадут на нужды христианских священников, как они и ныне делают. Пусть они заплатят несколько тысяч гривен серебра на жалованье войску, будут послушны королю, и каждый будет платить по сорок шелягов в год за пару волов”. Но когда король таким образом советовался с князьями, и армия увидела, что они намерены решить дело миром и принять капитуляцию, поднялось великое волнение. Они говорили, что ради добычи рисковали своей жизнью и здоровьем, и при этом пал не один истинный христианин. А теперь, когда было решено, что город от них не ускользнет, и добыча была так же верна, как если бы они уже держали ее в своих руках, теперь ее хотят у них отобрать. Лучше оставить ее врагу, чем на такое согласиться. И поэтому они заявляют, что просто не позволят этого. Услышав это, король обратился к ним с добрым словом, приказал замолчать и сказал, что хотя они и говорили о принятии капитуляции, однако не намерены делать этого без их ведома и согласия. Поэтому он хочет объяснить им все причины, по которым они желают это сделать, и привести пункты предлагаемого соглашения; после этого пусть они расскажут о своих сомнениях. И он рассказал им обо всех сторонах дела. Но там не было ничего, что могло бы им понравиться, кроме пункта об оплате, поскольку простолюдины думают лишь о деньгах. И они сказали, что лучшая плата для них та, которую они сами возьмут из их домов. А если король так желает христианства для этого народа и не хочет их убивать, пусть он крестит их и отпустит, куда хотят, но пусть не удерживает их от грабежа. Король ответил, что он не думает, что люди Арконы сдадутся, зная, что их товары и имущество будут у них отняты, и скорее позволят убить себя. Затем он публично обратился к епископу Абсалону и князьям, прося их открыто сказать перед армией, что, по их мнению, следует делать.

Абсалон сказал: “Верно, что сейчас есть хорошая возможность взять город, так как часть вала уже взята, а огонь бушует и может вскоре достичь города. Но христиане должны больше заботиться о славе Христа и спасении своих соседей, чем о собственной выгоде; поэтому я считаю правильным проявить по отношению к арконцам христианское милосердие и принять капитуляцию на этих условиях. Подумайте и о том, что зажечь огонь и взойти на вал нам было дано не столько мудростью войска, сколько особым божественным расположением. Если же теперь их предложения не будут приняты и арконцы снова будут вынуждены защищаться, то Господь Бог наш может перевернуть страницу и граждане, обезумев от отчаяния, как они делали раньше, позволят убить себя до последнего человека, лишив при этом жизни многих других, или же будут защищаться так, что с ними ничего нельзя будет сделать”. Поморские князья тоже приветствовали это мнение, доказывая во многих словах, что эта война, помимо многих других причин, в первую очередь была направлена ??на то, чтобы принудить рюгенцев к христианству и миру. Сам Господь Бог предоставляет этому городу доброе начало, чтобы они начали принимать христианство. Когда это случится, они непременно успокоятся и наступит мир, при котором можно будет за ними везде присматривать, и ради Господа Бога нашего многие души будут спасены. Но если на этот город не снизойдёт благодать и граждане будут перебиты или им будет дан повод защищаться и они позволят себя истребить, - тогда они станут жертвой не Бога, а дьявола. Рюгенцы извлекут урок из этой нашей суровости и будут защищаться до последнего человека, прежде чем они окончательно сдадутся, доставив королю и всем нам гораздо больше трудов и кровопролития. Кроме того, хотя по воле Божией мы взяли часть вала и едва не сожгли его верхнюю часть с досками и караульными помещениями, есть ещё и нижняя часть, а огонь теперь такой, что ни горожане, ни мы сами не могут сражаться на валу. Поэтому, если горожане будут вынуждены это сделать, они все еще могут спасти город и неизвестно, чем кончится дело. Ибо, как видите, они вырыли перед городом новый ров, чтобы иметь некоторое утешение, если они совсем потеряют вал. Но если вышеупомянутое соглашение будет принято и рюгенские князья будут надеяться, что они получат сносные условия, они сдадутся раньше, чего они в противном случае не сделали бы. Превратив необходимость в добродетель, они будут защищаться до последнего и, кроме себя, убьют многих других, и никто не знает, с кем это случится, - может быть, с теми, кто сейчас громче всех кричит и бунтует из-за добычи. Поэтому они советуют принять капитуляцию.

Это же поддержали мекленбургский герцог Прибыслав, епископ Орхуса Свено, мекленбургский епископ Берно и другие господа. Когда армия услышала всё это, она, хотя и неохотно, не смогла противиться единогласному решению князей. Решение короля было представлено арконцам, и они приняли его и подчинились на этих условиях. Король и князья немедленно послали несколько человек, чтобы помочь горожанам потушить вал, чтобы огонь не достиг города. Сам король вместе с князьями и остальной армией провел этот день и ночь в лагере за городом, чтобы с горожанами не случилось ничего, что нарушило бы обещанный мир. Потом к Абсалону прибыл Гранжа, глава рюгенских князей, посланный ими с некоторым числом людей, чтобы помочь арконцам. Он попросил разрешения отправиться в Гарц, представить князьям положение дел в Арконе и убедить их заключить мир. Абсалон рассказал об этом королю и разрешил это при условии, что Гранжа выполнит всё задуманное за один день; если же в течение этого времени этого не произойдет, то ничего и не выйдет. Гранжа отправился в Гарц и, рассказав князьям и другим, как сдалась Аркона, посоветовал им некоторое время подумать, но долго не медлить и искать мира, ибо король и князья скоро прибудут с войском. Князья посоветовались и решили, что если они получат такое же приемлемое соглашение, то примут его и сдадутся.

Когда это было сделано, на следующий день король приказал всем арконцам креститься; и вместе со своими священниками крестили их сами епископы, а именно Абсалон, епископ Роскилле; Свено, епископ Орхуса, и Берно, епископ Мекленбурга. Затем горожанам было приказано снести идол Святовита и принести его в лагерь короля. Но без топоров и тесаков свалить его было нельзя. Поэтому христиане свергли и повалили его силой, так что он упал как бревно. Горожане стояли и смотрели, будет ли идол защищаться или мстить. Но так как ничего не произошло, они поняли, что это обман, и начали смеяться над собой. Потом, когда идол уже лежал, дьявол отлетел от него, как черный дух, оставив за собой гнилостный запах. Увидев это, горожане еще больше уверовали, что этот идол был дьяволом, и еще охотнее приняли христианство. Итак, они втащили идола в лагерь, и когда он добрался туда, образовалась такая толпа и давка - ибо все хотели его видеть, - что король и князья долго не могли протиснуться внутрь. Насытившись [видом] отвратительного идола, они отдали его поварам; те разрезали его на куски, бросили в огонь и приготовили на нем еду, ибо на рюгенской земле мало дров.

Удалив идола, король приказал разрушить его храм и, кроме епископов и священников, послал в город и своих писцов, приказав народу изучать катехизис и христианство и доставить казну идола и список его доходов и доходов жрецов, привести к нему условленных заложников. Кроме того, он распределил казну и доходы, установил срок для выплаты священникам жалованья и на другие духовные цели, и устроил все так, чтобы казалось, что в этом городе навсегда воцарятся христианство и мир.

Затем он послал Абсалона и епископа Свенона из Орхуса с тридцатью кораблями в Гарц, чтобы узнать, что задумали князья ругиев. Когда они прибыли под Гарц, навстречу им вышел Гранжа и попросил охранную грамоту, чтобы князь Чеслав вместе со своими братьями мог приехать к ним и вести переговоры. Епископы дали охранную грамоту, после чего они очень долго вели переговоры потому, что король не хотел, чтобы Чеслав, который когда-то отделился от него, оставался правящим князем. Вскоре тот сдался, и было решено, что правящим князем должен стать Яромир, который обоим своим братьям должен выделить земли, вместе со всеми рюгенцами принять христианство и делать все, что делали арконцы, чтобы подчиняться королю и повсюду поддерживать мир - условия, которые приняли и [поморские] князья, и король. Абсалон вместе с князем Яромиром и Свеноном, епископом Орхусским, отправился в Гарц, чтобы горожане и другие собравшиеся там рюгенцы тоже могли подтвердить этот договор. Потом под городом встали около семи тысяч вооруженных людей, которые приняли их с почтением, согласились на договор и немедленно крестились вместе со своими князьями, женщинами, детьми и слугами. Узнав об этом, король и князья были довольны и радовались, что их предприятие удалось с такими малыми потерями.

В этом городе было три храма и три бога. Первый назывался Руявит или Рюгевейт. У него было семь лиц на одной голове, а также семь мечей на поясе, а один обнаженный меч он держал в правой руке. Он был очень толстым и таким высоким, что рослый человек едва мог дотянуться до его головы топором. под головой этого бога гнездились ласточки, паскудно его пачкая. Я думаю, что этого бога они считали богом войны, а семью лицами и мечами хотели показать, что намерены сражаться и грабить всю неделю. В другом храме стоял бог Поревит или Баровейт, у которого было пять лиц и никакого оружия. В третьем храме был Поренут или Поронут - у него было четыре лица на голове и пятое на груди, левая рука у висков, перед глазами, а правая у подбородка. Он тоже был без оружия и, я полагаю, был богом правления, который смотрит всюду четырьмя лицами, но закрывает глаза и смотрит на многие вещи сквозь пальцы. Только одно лицо на его груди не закрыто, чтобы указать, что, хотя он смотрит сквозь пальцы, он все видит сердцем и сохранит это до нужного времени.

Как пишет Гельмольд, эти идолы совершили много дьявольских чудес, но я не хочу здесь об этом упоминать. Поэтому епископы приказали сжечь их и разрушить храмы, и Абсалон освятил эти три места, чтобы там могли быть построены другие [церкви]. Оставив своих священников в Гарце, вместе с Яромиром и его братьями он отправился в Аркону, где король приводил в порядок все свои дела. Там снова был принят договор, обещавший королю повиновение и поддержку во всех его войнах. Затем Абсалон прошелся по всей стране, крестя народ и [наметив] около тридцати мест для будущих церквей, в которых должно поддерживаться христианство, с чем и присоединил Рюгенскую землю к своей епархии.

Яромир, князь Рюгенский

Когда король и епископ уладили все дела, король приказал рюгенцам передать ему все их военные корабли и пиратские суда, и, забрав их себе, чтобы они не могли ничего предпринять с их помощью, ушел вместе с иноземными князьями и всем войском. А так как он видел в князе Яромире человека трудолюбивого и дельного и был о нем хорошего мнения, а кроме того, хотел еще теснее привязать рюгенцев к датскому государству, то вскоре отдал ему в жены прекрасную Хильдегарду, дочь своего брата Кнута. Этот Яромир управлял своими делами настолько мудро, что он и его соотечественники вскоре поправили ущерб, нанесенный войной, и восстановили свою силу и богатство. Однако его брату Чеславу (Cieslaw) пришлось довольствоваться своей долей имения, а так как он умер, не оставив наследника, эта часть вернулась к Яромиру. Но у Чеслава (Stoislaw) были наследники, и именно от него, согласно старинным генеалогиям князей Рюгена, произошли господа фон Путбусы. Но так как у меня нет дополнительной информации по этому вопросу, я не могу сказать ничего более конкретного.

Так ругии пришли к христианству и остались в нем. Однако из этой ссоры возникла другая ссора. Король дал померанским князьям большие обещания в обмен на оказанную ему помощь, но не хотел их выполнять, поэтому между ними и королем возникло большое озлобление. Но так как это озлобление смягчалось посольствами и переговорами, так что вражда на некоторое время была отложена, то я сначала расскажу о том, что произошло за это время.

Основание монастырей в Оливе, Даргуне и Верхнем

Князь Западного Поморья Собеслав, благодаря спокойствию и миру достигнув особенно хорошего состояния, решил умножить служителей Божиих и ради общего блага и основал великолепный Оливский монастырь близ Гданьска, завершив строительство в 1170 году. Он приказал освятить его и укомплектовать умными, учеными монахами из ордена бенедиктинцев. Он так полюбил монахов, что проводил там большую часть своей старости, посещая все службы вместе с ними и, как и другие, помогая в пении. После долгих лет закончив свою жизнь мирно и благочестиво, он был похоронен в той же Оливе. Но его сын Самбор впоследствии ещё более обогатил и расширил этот монастырь.

[Польская хроника сообщает, что Олива была основана в 1178 году князем Самбором и что он пожаловал ей семь деревень: Оливу, Станово. Старково, Шалковице, Клебово, Шинчмице ⁸⁵, а также передал десятину с пошлин на уловы, поля и пруды].

В следующем году знатный лютич Мирогнев с согласия поморских князей Богуслава и Казимира основал и освятил аббатство в Даргуне, что недалеко от Дымина, и наполнил его монахами из датского Эсрома, которые были весьма учёны в то время, чтобы они могли служить там Богу. Монастырь был освящен поморским епископом Конрадом. В то же самое время руяне Генрих и Бартош (Barthus) основали монастырь в Верхнем (Wierzchnie) и наполнили его благородными девами, которые должны были там служить Богу и учить других дев. В присутствии поморских князей освятив этот монастырь через епископа Конрада, они наделили его достаточным доходом. В то время среди благочестивых людей были отмечены особенное рвение и ревность к умножению рабов Божиих и поддержке религии, за что Господь Бог, несомненно, вознаградил этих людей всяческими благами.

Об их оружии и снаряжении

Что касается лошадей и оружия, то [поморяне] использовали легкое снаряжение, как почти все скифы, а также круглые щиты и короткие мечи, как пишет Корнелий Тацит; и они не отступали прежде чем все было потеряно. На воде они всегда были более искусны, чем на суше; ибо именно там у них была наибольшая практика. Все они были хорошими пловцами, так что могли таким образом в случае необходимости спастись.

Комментарии

1. Свен Вилобородый — король Дании в 986-1014 годах.

2. Харальд Синезубый — король Дании в 958-986 годах.

3. Этот текст не является точной цитатой из Гельмольда, а скорее представляет из себя компиляцию из Адама Бременского.

4. Прилагается схема расположения камней.

5. Грановский посвятил Винете свою магистерскую диссертацию (1845), где о Канцове пишет: «Его нельзя упрекнуть в умышленном обмане. Он был обманут собственным воображением». См.: Волин, Йомсбург и Винета // Сочинения Т.Н. Грановского. М., 1900. Стр. 156.

6. Польский Узнам (Uznam) или немецкий Узедом (Usedom) — название острова в Балтийском море напротив устья реки Одер.

7. Святой Адальберт по происхождению был чехом по имени Войтех.

8. Болеслав I Храбрый — правитель Польши в 992-1025 годах.

9. Войтех-Адальберт, убитый пруссами 23 апреля 997 года, был канонизирован уже 29 июля 999 года по настоянию императора Оттона III.

10. Мислав (Mislaw) — король Польши Мешко II (1025-1034).

11. Андрей (1015-1060), Бела (1016-1063) и Левенте (1012-1047) — сыновья князя Вазула из династии Арпадов, который никогда не был королём Венгрии, хотя и претендовал на венгерский престол. Вазул погиб в 1031 году, после чего Бела и его братья поселились в Польше. В 1026 году Беле было 10 лет, так что дату его похода надо смещать как минимум лет на пять вперёд.

12. Брак Белы и Рихезы состоялся между 1031 и 1034 годами. К этому периоду следует отнести и поход на Поморье.

13. Готшалк (1010-1066) — князь бодричей, сын Прибыслава и внук Мстивоя. После убийства отца (1028) отрёкся от христианства, потом был на службе у датского короля. В 1043 году вернулся на родину, объединил племена бодричей, а после поражения велетов в 1057 году распространил свою власть и на них. Женился на датчанке Сигрид, дочери Свена Эстридсена. К этому времени он начал поощрять распространение христианства, и на эту политику полабские славяне ответили всеобщим восстанием. 7 июня 1066 году Готшалк был убит в Лучине (Люцене).

14. Ордульф (1020-1072) — герцог Саксонии (1159-1072) из династии Биллунгов.

15. Владислав I Герман (1043-1102) — князь и правитель Польши (1079-1102).

16. В 1089 году Владислав Герман женился на дочери императора Генриха III, которую звали Юдит, а не Софья. Это был третий брак князя Владислава, а Болеслав Кривоустый был сыном его второй жены, которую тоже звали Юдит. Польские историки именуют их Юдит Чешская и Юдит Немецкая. Последняя после смерти Владислава Германа снова вышла замуж (1108) — за волынского князя Ярослава Святополчича.

17. Смотри примечание 22.

18. Святобор — князь Поморья (1060-1106).

19. В этих главах Канцов в основном пересказывает Гельмольда, но ценность его собственного изложения состоит в том, что всю международную обстановку он увязывает с ситуацией на Поморье, которое и есть предмет его исследования.

20. Крут (Крутой), сын Грина — князь Рюгена и князь бодричей (1066-1093), муж Славины, дочери Святобора.

21. В 1093 году датчанин, служивший Генриху, убил подвыпившего на пиру Крута, одним ударом топора отрубив ему голову. См.: Гельмольд. Славянская хроника. М., 1963. Стр. 97.

22. Болеслав Кривоустый (1086-1138) — князь и правитель Польши (1102-1138).

23. Скарбимир из рода Абданков — наставник и палатин Болеслава Кривоустого. Принимал активное участие во всех бурных политических событиях в Польше в 1079-1125 годах.

24. Нильс Эстридсен (1065-1134) — король Дании (1104-1134).

25. Магнус Сильный (1107-1134) — сын короля Дании и дочери шведского короля Инге I. “Король Ёталанда” (1125-1130) в Швеции и соправитель датского короля Нильса (1134). Убийца Кнута Лаварда.

26. Кнут Лавард (1096-1131) — сын датского короля Эрика I, ярл Шлезвига (1115-1131) и король бодричей (1129-1131). Племянник короля Нильса и двоюродный брат Магнуса.

27. Гросвин (Groswin) находился недалеко от современного Анклама.

29. Варцислав I — сын Святобора, князь Поморья (1124-1135). Он был женат на дочери Кнута Лаварда.

30. О миссии Бернарда сообщает и Эбон, который относит её примерно к 1122 году. Канцов же по неизвестной причине ошибочно отодвигает эту историю лет на пятнадцать назад.

31. В средние века любую статую, изображающую стоящего человека с мечом в руке и в доспехах, простой народ именовал “Роландом”. Имя восходит к герою популярных рассказов о Карле Великом и к Юлию Цезарю не имеет никакого отношения.

32. Похоже, что наш автор не на стороне миссионеров. Самое время вспомнить, что Томас Канцов был не только патриотом Поморья, но и активным деятелем Реформации.

33. Смотри примечание 72 к части второй.

34. В данном случае почти нет сомнений, что эти авторы имели в виду Самбию, а не Судувию. Существует вполне убедительное объяснение подобной ошибки, приводить которое здесь мы не будем, так как оно займёт много места.

35. Смотри примечание 22.

36. Смотри примечание 6.

37. Смотри примечание 24.

38. Генрих (1050-1127) — князь Мекленбурга (1093-1127). Сын князя бодричей Готшалка и Сигрид, сестры датского короля Нильса. Обратиться за помощью к Генриху в данном случае означало просить помощи у бодричей.

39. Смотри примечание 29.

40. Рацибор I (1105-1156) — сын Святобора, князь Западного Поморья (1135-1156).

41. Богуслав I (1130-1187) — князь щецинский (1156-1187), деминский (1180-1187) и Западного Поморья (1181-1187). Сын Варцислава I и внук Святобора. Канцов считает его сыном Святобора, но это не вяжется с другими источниками, согласно которым Богуслав I родился около 1130 года и не мог быть ни сыном Святобора, ни участником описываемых здесь событий. Можно предположить, что сыном Святобора был какой-то другой Богуслав, умерший не позднее1130 года, но дошедшие до нас источники этого не подтверждают.

42. Святополк I (1090-1121) — сын Святобора, князь Восточного Поморья (1106-1113) и первый князь Гданьский. Дядя, а, возможно, даже отец Собеслава, деда Святополка II (1199-1266).

43. Марцин (Мартин) — архиепископ Гнезненский (1092-1118). По хронике Галла Анонима это происшествие датируют 1108 годом.

44. Описываемые в этой главе события Канцов датирует 1108-1121 годами, но в данном случае его хронология не точна (как, впрочем, и хронология Длугоша), и её надо тщательно проверять.

45. Согласно Галлу Анониму, битва при Накло состоялась 10 августа 1109 года. К 27 000 павших поморян Канцов добавил 23 000 павших поляков. И то и другое — безусловное преувеличение.

46. Болеслав Кривоустый подчинил себе Щецин зимой 1121/1122 года.

47. Прибыслава (1112-1156) — жена Рацибора, дочь волынского князя Ярослава Святополчича. Канцов ошибается, считая её дочерью Болеслава Кривоустого, ни одна из дочерей которого (Прибыславы среди них не было) не выходила замуж за поморского князя.

48. Бранденбургская марка.

49. Оттон Бамбергский был канонизирован в 1189 году, через полвека после своей смерти (1139), но Канцов почти везде пишет Святой Отто. В настоящем переводе этот анахронизм мы по возможности опускаем.

50. Владислав I — князь Чехии (1109-1125).

51. Городок Пыжицы (Pyrzyce) в нынешнем Западно-Поморском воеводстве немцы называли Пириц (Pyritz).

52. Пребывание Оттона в Пыжицах по Герборду длилось 20 дней, а по Эбону — 14 дней.

53. Церковь Святого Войцеха в Щецине была основана в 1124 году.

54. В низовьях Одера есть несколько Гардзецов: Гарц на берегу Одера к югу от Щецина, Гарц на острове Узнам и другие.

55. Любин — сторожевая башня в юго-западной части острова Волин, на самой высокой точке берега Щецинского залива в том месте, где из него вытекает река Свина.

56. Укрская марка (Ukermark) — историческая область на границе Мекленбурга и Бранденбурга.

57. Графство в Хочкове было основано только в тринадцатом веке, Канцов же механически перенес титул графа Хочкова (Гучкова) на период миссии Оттона. Мислав был лишь владельцем замка и местным князьком.

58. Рассказывая о деятельности Оттона Бамбергского, Канцов уже не в первый раз сам переходит на доходчивую проповедь, что выдаёт в нём проповедника и активного деятеля Реформации.

59. Смотри примечание 57.

60. Смотри примечание 58.

61. Убийство Варцислава произошло около 1135-1136 годов на месте, где позже был возведен монастырь в Столпье, что задокументировано актом основания монастыря (1153).

62. Эту эпитафию, без сомнения, придумал сам Канцов, так как в XII веке такие вряд ли сочиняли.

63. Это произошло в 1176 году.

64. Эрик II Достопамятный (1134-1137), сын Эрика I Доброго (1095-1103). Его поход на Рюген состоялся в 1136 году.

65. В тексте хроники нарисован этот знак: кольцо, увенчанное крестом.

66. Свен III Грате (1146-1157), сын Эрика II. Поход на Дымин состоялся не в 1145, а в 1147 году.

67. Так в одном предложении Канцов объединил несколько эпизодов датских междоусобиц. Эти события происходили в 1157 году.

68. Первый поморский епископ носил имя Адальберт. Однако после Войцеха-Адальберта, убитого пруссами в 997 году, поляки всех священников по имени Адальберт называли этим двойным именем.

69. Конрад фон Зальцведель был поморским епископом в 1163-1186 годах.

70. Прибыслав — сын Никлота, князь бодричей (1160-1178), первый из князей Мекленбургских (1167-1178).

71. Гунцелин I фон Хаген (ум. 1185) — прародитель графов Шверинских.

72. Известие Канцова о родстве Прибыслава с сыновьями Варцислава основано на предположении о его браке с Войславой, дочерью Варцислава I.

73. Название Кюстин (Kcyn) польские комментаторы производят от племени хижан. Фогтом Кюстина Генрих Лев поставил Людольфа из Брауншвейга.

74. В Малехове представителем Генриха Льва был Людольф фон Пейн.

75. Это известие не соответствует действительности. У Генриха Льва не было сына с именем Бернард, и он не требовал трети для своих людей. Бернардом звали мужа Маргариты, дочери поморского князя Ратибора I. См. примечание 40.

76. Чеслав Рюгенский получил треть Вологощской земли в 1164 году.

77. Гданьск впервые упоминается в хрониках в 999 году, но поселение на этом месте возникло раньше. Неизвестно, что побудило Канцова связать основание Гданьска с борьбой Вальдемара I против Собеслава. Весьма сомнительно и его объяснение происхождения самого названия Данциг (Гданьск). Известие о том, что после изгнания датчан Собеслав I построил замок Зоба (extruxit postea castrum sui nominis Sabitz), взято автором из неизвестного нам латинского источника. На рубеже XII и XIII веков брат архиепископа Абсалона и участник походов на Рюген и Поморье Эсбем Снарре вспоминал о военных подвигах своих предков и перечислял завоевания датчан на южных берегах Балтийского моря. В их числе он упоминал и полуостров Хель.

78. Пор — вероятно, порт Пронер Вик (Prohner Wiek) близ Бархофта.

79. Задар, Витов и Ясмунд — полуострова на Рюгене. Абсалон выступил на Задар в мае 1165 года.

80. Встреча Генриха Льва с Вальдемаром I в Кремпине (Krempine) состоялась в сентябре 1166 года. После этого Генрих отправился в Дымин, а Вальдемар — в Вологощь и Узедом.

81. Гарц (Gardziec) - славянская крепость (городище) в южной части острова Рюген.

82. 9 мая 1168 года.

83. Шрекенбергер (schreckenberger) - саксонский грош, впервые отчеканенный в 1498 году из серебра рудника Шрекенберг и находившийся в обращении вплоть до 1570-х годов. Его называли также ангелгрошем, потому что на аверсе был изображен щит, который держал ангел.

84. Свеном Отто называли датского короля (986-1014) Свена I Вилобородого, однако у нас нет уверенности, что здесь речь идёт именно о нём. Возможно, Канцов имел в виду Свена II Эстридсена (1047-1074).

85. В списке сказано: семь деревень, а перечислено шесть (включая и Оливу). Пропущена деревня Грансово (Gransowt). По мнению польских исследователей, этот текст - одна из позднейших заметок на полях, потом вставленная в текст небрежными переписчиками. В ней излагается содержание грамоты Самбора I от 1178 года, где упоминаются деревни Salcowitz, Glambom, Sterkow, Stanowe, Gransowt, Sincimitz. Все они расположены около Оливы.

86. После завоевания Рюгена Вальдемар не отказался от намерения завоевать и другие славянские земли на южном берегу Балтийского моря. Осенью 1170 года он предпринял поход в устье Одера. Затем произошли крупные сражения при Волине, Камене и у Хшончевского острова (Wyspa Chrzaszczewska). Вторжение датчан было отражено, а поморский флот преследовал нападавших до берегов Зеландии, догнал их у входа в Зунд и сразился с ними в морском бою.

87. Совместный поход Кнута и Яромира состоялся в конце зимы 1178 года.

88. По ходатайству епископа Зигфрида 25 февраля 1188 года папа Климент III утвердил епископство Каменское с доходами и границами, как в 1140 году.

89. В булле также упоминаются Волин с рынком и корчмой и все Поморье до Лебы с рынками и корчмами. Колобжег упомянут с соляной шахтой, таможней, рынком и корчмой.

90. Казимир I, брат Богуслава I, погиб в 1180 году в битве с бранденбургским маркграфом Отто I.

91. Источник, на который ссылается Канцов, путает Казимира I с Казимиром II, который был участником Пятого крестового похода.

92. Канут (Кнут, Кнуд) VI (1163-1202) соправителем своего отца Вальдемара I Великого был с 1170 года. В 1182 году стал полновластным королём Дании.

93. Варцислав II, щецинский каштелян и с 1187 года опекун младших сыновей Богуслава I, покинул княжество в 1189 году в результате датского вторжения, когда регентом был назначен Яромир I Рюгенский. Согласно более поздним записям, он умер на Святой Земле в 1196 году.

94. Бартоломей (Бартош) Старший, сын Варцислава II, умер в 1219 году. Дата 1242 год появилась из-за того, что Канцов спутал его с Бартошем Младшим, сыном Варцислава III.

95. Новая Марка была основана только во второй половине XIII века, так что Канцов мог иметь в виду лишь соответствующие территории на юге.

96. Речь идёт о Бялогарде на реке Парсенте, а не о Бялогарде на реке Лебе. До сих пор учёные не принимали во внимание конфликты на границах княжеств, связанные с образованием славянского княжества в XII-XIII веках. Возможно, Канцов использовал какой-то неизвестный источник.

97. Канцов, сторонник общей родовой линии династий Восточного и Западного Поморья, должен был как-то определить дату окончательного разделения обеих ветвей. Но он не следует Длугошу, который использовал донесение Винцентия Кадлубека о назначении Казимиром Справедливым Самбора князем Гданьской “марки”, а Богуслава князем “на Поморье”.

98. Кнут отказался присягнуть Фридриху I от имени Поморья, что привело к участию Богуслава I и Генриха Мекленбургского к войне с Данией и Рюгеном, начавшейся в 1182 году по настоянию императора.

99. Папа Урбан III (1185-1187) поссорился с Фридрихом I из-за инвеституры. Во время конфликта сын императора Генрих VI по приказу отца завоевал Папскую область.

100. Битва Богуслава с Яромиром I, которого поддерживал флот архиепископа Абсалона, произошла в мае 1184 года около острова Костно в заливе Дарсим близ Людвигсбурга. У Богуслава было около 500 вооруженных кораблей, хотя Арнольд Любекский пишет о 600.

101. Известие о походе Богуслава в Данию и Норвегию - недоразумение.

102. На самом деле Богуслава поддерживал Генрих Борживой I, как сообщает и Арнольд Любекский. Об участии в этих событиях маркграфа Оттона ничего не известно.

103. О сражениях под Вологошью в районе устья реки Пены и о королевском повелении Абсалону разрушить обе крепости на реке Свине сообщают Саксон Грамматик и Свен Аггесон. См.: Knytlingasaga, гл. 129.

104. В 1937 году на острове Рюген проживало всего 10 366 мужчин в возрасте от 15 до 60 лет, так что известие Саксона Грамматика о 12 000 рюгенцев является большим преувеличением. Кроме того, наш автор смешивает датские походы на Вольгаст весной 1184 года, осенний поход на Требуш и поход весной 1185 года на Вольгаст, Узнам и Камень. После этого Богуслав I капитулировал и в 1186 году принес Кнуту вассальную присягу в Роскильде.

105. Эта война затронула земли Требуша, Гнойно, Дымина, а также Грозвина.

106. Добавляя к завоеваниям сыновей Собеслава “часть Новой Марки”, Канцов явно преувеличивает.

107. Капитуляция Богуслава I состоялась в июне 1185 года во время датского похода на Камень и Волин. Мир с Данией предусматривал принесение королю Кнуту вассальной клятвы и выплату Богуславом дани (300 гривен королю, 800 Абсалону). В 1186 году Богуслав отправился в Данию, чтобы принести королю присягу.

108. Завоевание Любека, Гольштейна и нескольких мелких графств (Рацибож, Гадебуш, Виттенбург) датский король Кнут VI завершил к 1201 году. В том же самом году он потребовал от императора и остальные земли полабских славян. Дальнейшего продвижения в этом регионе добился Вальдемар II (1202-1241), подчинивший себе графа Шверина и герцога Мекленбургского, и в 1214 году получивший от германского короля Фридриха II сюзеренитет над территориями к северу от Эльбы. Датское господство в этих краях прекратилось только в 1227 году после битвы при Борнхёведе.

109. Бранденбургский маркграф Оттон I умер в 1184 году. Неизвестно, был ли его сын и преемник Оттон II (1184-1205) уже в то время (1186) настроен против Дании. Он начал военные действия только в 1198 году.

110. Оттон I (1128-1184) - маркграф Бранденбурга (1170-1184), сын Альбрехта Медведя. С помощью Никлота завоевал Шверин и Рацибож.

111. Бернард I (1134-1212) - граф Ангальтский, герцог Саксонии (1180-1212). Сын Альбрехта Медведя и младший брат Оттона I.

112. Здесь рассказывается не о знаменитом князе бодричей Никлоте, погибшем в 1160 году, а о так называемом Никлоте II или Николае Мекленбургском. Этот Никлот (1160-1200) был внуком Никлота I и сыном князя бодричей Варцислава, повешенного по приказу Генриха Льва в июне 1164 года. Его дядя Прибыслав, старший сын Никлота I, считается первым христианским князем Мекленбурга (1167-1178).

113. Генрих Борвин (Борживой) I, сын князя Прибыслава и двоюродный брат мекленбургского князя Никлота II. Был женат на Матильде, внебрачной дочери Генриха Льва. На этом этапе Борвин проиграл кампанию, и Никлот II завладел Мекленбургом с помощью бранденбуржцев и саксов. В результате дальнейших сражений Никлот был изгнан, и Генрих Борвин стал герцогом Мекленбургским.

114. Лауэнбург - город в земле Шлезвиг-Гольштейн на Эльбе. Здешняя крепость была основана Генрихом Львом в середине XII века, в 1260 году город получил городское право, а в XIII-XVII веках стал столицей Лауэнбургского саксонского герцогства.

115. Илов (Ilow) - город примерно в 15 км к северо-востоку от Висмара, один из главных опорных пунктов ободритов на дороге из Любека к устью Одера. В 1160 году сожжён Никлотом I во время битв с Генрихом Львом, однако быстро восстановлен. В 1167 году входил в состав государства Прибыслава. Тогда же был перенесён на новое место в 2 км от старого него, (ныне Нойбург). От обоих сохранились городища: более древнее датируется VIII-XIII веками, второе (в Нойбурге), с тройной линией валов, - XII-XIII веками. Городище в Нойбурге было построено Прибыславом.

116. Гоболин (Хафельберг) - славянская крепость на реке Гавель. В 948 году завоевана немцами, основавшими здесь епископство и продержавшимися до 983 года. В начале XII века была столицей брежан. Около 1140 года Гоболин был окончательно захвачен немцами.

117. Эти события происходили в 1182-1184 годах. Генрих Лев с 1181 года находился в изгнании в Англии и во всём этом не участвовал.

118. Эту информацию Канцов извлёк из какого-то неизвестного нам источника. О войне за Бялогард мы читаем только здесь. Но даже если этот конфликт имел место, участие в нём герцогов Мекленбургских и маркграфов Бранденбургских исключается.

119. О пребывании сыновей Богуслава I у епископа Бернона, который управлял епархией до 1191 года, и о поручении им управления в качестве регентов ничего не известно. На момент смерти Богуслава I (1187) Богуславу II и Казимиру II было, вероятно, не больше 10 лет, а если Богуслав I женился на дочери Мешко Старого Анастасии в 1181 году (некоторые исследователи этого не исключают), то и того меньше.

120. Перенос монастыря из Гробны на Монастырскую гору состоялся в феврале 1184 года по случаю похорон Варцислава, сына Богуслава I. Очередной перенос монастыря в Подглову состоялся в 1309 году.

121. Богуслав I погиб 18 марта 1187 года во время охоты в лесу Сосница близ Старого Варпно.

122. Смерть Богуслава I Канцов решил использовать как повод подвести итог “славянскому периоду” на Западном Поморье, зависевшему от Польши ещё со времен Болеслава Кривоустого. В 1135 году правитель Польши даже выплатил немцам поморскую дань, просроченную на 12 лет. После принесения присяги Фридриху Барбароссе политическое влияние Польши в стране прекратилось. Западное Поморье было обречено на германизацию и немецкую колонизацию, начавшуюся в XIII веке.

Текст переведен по изданиям: Thomas Kantzow’s Chronik von Pommern. Stettin, 1835 и Thomas Kantzow. Pomerania. Kronika pomorska z XVI wieku. Tom I-II. Szczecin. 2005

© сетевая версия - Тhietmar. 2023-2025
© перевод с польск. - Игнатьев А. 2023-2025
© дизайн - Войтехович А. 2001

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info