СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ПЕРВЫЙ ПОЛЬСКИЙ ОТКЛИК НА ЛИВОНСКУЮ ВОЙНУ: ПЕРЕИЗДАНИЕ 1564 г. «ХРОНИКИ ВСЕГО СВЕТА» МАРТИНА БЕЛЬСКОГО

Работа выполнена по темплану НИР СПбГУ, Мероприятие 2 «Проведение фундаментальных научных исследований по областям знаний, обеспечивающим подготовку кадров в СПбГУ», проект 5.38.62.2011 «Россия и Балтийский мир в Средние века и Новое время».

Королевство Польское стояло у истоков Ливонской войны и было ее деятельным участником. Тем не менее, как это ни парадоксально, осмысление войны за «Инфлянтов» на уровне исторического нарратива в Польше происходит сравнительно поздно. Если Россия, Ливония, германские земли откликаются на происходящее практически сразу, то ни польские, ни литовские интеллектуалы с этим не спешат.

Польская историческая мысль в первой половине ХVI в. была озабочена в основном проблемой представления образа Королевства Польского на мировой арене. Это сочинение «О двух Сарматиях» Матвея Меховского, 1517 г. издания [1; 2; последний обзор изданий и историографии см.: 3, С.4 5–68, 210–212]. Затем надо назвать трилогию Иодокуса Людовика Деция, 1521 г. Труд Деция был разделен на три части: «De vetustatibus Polonorum» (доягеллонская эпоха), «De Jagellonum Familia» (история периода правления династии Ягеллонов), «De Sigismundi Regis Temporibus» (первые 15 лет правления Сигизмунда I Старого) [издания: 4, 5; о нем см.: 3, с. 71]. Хроника Б. Ваповского, умершего в 1535 г., не была опубликована при его жизни и имела некоторое хождение только в рукописях. Первое, причем неполное издание, вышло только в 1589 г. Повествование в нем доведено до 1535 г. [6; 7]. В 1551 г. вышла «Хроника всего света» Мартина Бельского (о ней речь пойдет ниже). В 1555 г. издано «Происхождение и деяния поляков» Мартина Кромера 1555 г. [о Кромере и его сочинении, обзор публикаций и библиографию см.: 3, с. 71–96, 213–214; 8; 9; 10; 11; 12].

При этом много внимания уделялось легендарным историческим сюжетам и героям прошлого. В ряде случаев польские историки сознательно уходили от изложения хронологической последовательности событий, исторической конкретики [13, с. 53–78]. По выражению Э. Ульчинайте, некоторых авторов «больше интересует художественная и патриотическая правда, нежели документальная» [14, s. 285]. Более значимыми были события в целом — Божественная поступь истории.

Важен также следующий момент. В идеологии Королевства Польского считалось возможным и приличным воевать за Отечество, защищать его, оборонять от врагов. Призывы к победоносной войне и приращении земель Короны были в большей степени риторикой, чем руководством к действию, нравственным ориентиром. Русские и даже литовские земли рассматривались как потенциальный объект экспансии, распространения польского влияния [подробнее см.: 3, с. 38–40; 15, s. 59], но экспансии прежде всего культурной, политической, а не военной. Король славен победами над немцами, московитами, турками, волохами — но именно военными победами, а не покорением чужих земель. [66]

Война за Ливонию никакими силами не могла считаться оборонительной. Таковой ее можно было вообразить, представив короля Сигизмунда II Августа заступником за своего родственника Вильгельма Бранденбургского. Но масштабы вмешательства превышали понятие «заступничество», платой за которое был ввод гарнизонов в чужие замки. Это вызывало неоднозначную реакцию в польском обществе — оно выбирало между войной и миром, ролью заступника за слабых перед варварской Московией и сохранением благополучия Короны. Польской мысли потребовалась утрата Полоцка 1563 г., чтобы война для Короны и Великого княжества Литовского однозначно стала «оборонительной».

Этим и объясняется поздняя рефлексия польской историографии ХVI в. на события в Прибалтике. В отличие от Ливонии, германского мира и России ни в Королевстве польском, ни в Великом княжестве Литовском на рубеже 1550–1560-х годов не появилось откликов историков на начавшиеся балтийские войны. А вот когда в 1563 г. был потерян Полоцк, когда встал вопрос о защите Великого княжества Литовского, когда в крупных сражениях с московитами, вроде Невеля (1562) или Улы (1564), были одержаны первые победы, прославляющие польское и литовское оружие, — вот тут появился предмет для исторической рефлексии.

Первый шанс осмыслить и описать борьбу за Прибалтику появляется в 1564 г., когда в Кракове с дополнениями вышло переиздание «Всемирной хроники» Мартина Бельского (ок. 1495–1575). О Мартине Бельском существует обширная литература [3, с. 99–122, 214–215; 16, с. 372–377; 17, с. 35–76; 18; 19, с. 227–256; 20].

Это первый польский хронист, который писал свои исторические сочинения не на латыни, а на родном языке (до М. Бельского существовал перевод на польский язык трактата Матвея Меховского «О двух Сарматиях», выполненный Станиславом Хвальчевским. Но он был опубликован только в ХIХ в. [3, с. 99; 21] ). Он считается автором целого ряда произведений, в том числе «Żywoty fi lozofòw» (1535); «Kronika wszytkiego świata» (1-е издание — 1551; 2-е — 1554). Третье издание второго из названных произведений вышло в 1564 г. под заголовком: «Kronika, to jest historia świata» [22]. Есть предположение о существовании изданий 1562 и 1582 гг. [23, s. 412, N 7152], но оно нуждается в дополнительных доказательствах.

В первом издании Бельский изложил библейскую, древнюю и церковную историю, а также некоторые события европейской истории до 1550 г. Описание событий польской истории доведено до 1548 г. (смерть Сигизмунда I Старого). Во втором издании Бельский рассказал о всемирной истории до 1550 г., добавив историю Великих географических отрытий Христофора Колумба и Америго Веспуччи. В третье издание хронист включил сведения о Реформации и специальный раздел с описанием Московской Руси, заимствованный из «Записок о Московии» Сигизмунда Герберштейна.

Нас интересует третье издание — к 1564 г. война за Ливонию шла вовсю, Польша была ее активным участником. В какой мере М. Бельский посчитал нужным отразить это в исправленной версии «Хроники»? Данный аспект покажет, насколько война за Прибалтику волновала польских интеллектуалов и считалась достойной исторического отображения, а насколько ее рефлексия относилась сугубо к пропагандистской сфере «летучих листков», наполненной слухами, к частной переписке и дипломатическим спекуляциям.

Бельский традиционно начинает свое повествование от Адама, излагает основные вехи ветхозаветной истории, перемежаемые античными мифами о богах и историей [67] Троянской войны. Рассказ не привязан к единой сюжетной линии — после Трои идет описание Британии (Англии, л. 61), а затем Бельский вновь возвращается к библейской истории Саула, затем к истории греческих королей и т. д. Видимо, это объясняется попыткой выстроить единый хронологический ряд, отсюда и попытки найти место в библейской хронологии древним бриттам и мифической античной истории, а после изложения истории библейских пророков и древнегреческой, древнеримской и древнеперсидской истории.

Средневековую историю Бельский выводит из истории позднего Рима и ранней церковно-христианской истории. Это история цезарей, королей, князей, римских пап. Она доходит до 1544 г. [22, l. 192 v.]. Затем следует рассказ о Реформации. В его продолжение появляются хронологически расположенные разделы, повествующие об истории «христианского мира» по годам. После 1555 г. повествование переходит к 1559 г., но тема борьбы за Ливонию не поднимается [22, l. 238 v.]. Хроника доводится до 1561 г. [22, l. 239], в ней есть история римских пап, германских императоров, европейских королей, борьбы с турками, но нет «балтийского вопроса».

Следующая глава посвящена истории турецких завоеваний [22, l. 240–262]. За ней Бельский разместил «Космографию». Балтика, Балтийское море, упоминается в контексте перечисления германских владений как место расположения Пруссии [22, 1. 282]. О московской угрозе речь заходит в разделе «Финляндия», которая помещена в перечне германских земель. Здесь говориться об опасном расположении Выборга рядом с землями московитов и об их нападениях [22, l. 294] (что можно считать отзвуком русско-шведской войны 1555–1557 гг., хотя этих дат в тексте нет).

После описания германских земель Бельский помещает историю и описание Венгрии и Чехии. С листа 333 начинаются описание Польского королевства и его истории. Под 1525 г. находится рассказ о присяге прусского магистра на верность польскому королю [22, l. 419]. Хроника доходит до 1553 г., после чего сразу же следует раздел, рассказывающий о «народе московском, или русском» [22, l. 426–440]. Своим источником Бельский указывает сочинение C. Герберштейна. И география, и история (вплоть до Василия III) берутся из трактата имперского дипломата.

Именно в разделе о «народе московском» помещено описание Литвы [22, l. 436 v.– 437] и Ливонии [22, l.4 37–438]. Между тем у Герберштейна раздел «О Ливонии» не выделен, после раздела «О Литве» следует параграф «О диких зверях» [24, с. 185–193], а рассказ о Ливонии размещен дальше, при описании народов, занимающих земли по берегам Балтийского моря [24, c. 1 97]. Текст «О Ливонии» Бельского отличается от текста Гербершейна. Последний коротко описывает Ливонию как страну и сразу переходит к событиям русско-ливонской войны 1501–1503 гг. Польский историк рассказывает о происхождении Ливонии, о миссии епископа Мейнарда, более подробно описывает ливонские города, отношения рижских епископов с римским папой. Рига вообще особенно интересует хрониста: он приводит описание ее торговых контактов, особенностей торговли, городской жизни и т. д. [22, l. 437 v.–438].

Именно здесь Бельский помещает отклик на последние события в Ливонии. Он говорит о приезде в Ригу архиепископа Вильгельма Бранденбургского, брата Альбрехта Прусского в 1547 г. (это ошибка, Вильгельм возглавил Рижскую архиепископию в 1539 г.). Причины и суть конфликта Бельский излагает довольно путано и нечетко. О войне коадъюторов и о самих коадъюторах нет ни слова. Он пишет о земельном споре горожан Риги и архиепископа Вильгельма (вокруг двора в 12 милях от Вендена), [68] о желании Вильгельма перейти в подданство польского короля. Приняв его в подданство, король заступился за Ливонию и нарушил захватнические планы великого князя Московского Ивана. Тот в отместку в 1563 г. обрушился страшным походом на Полоцк, перебил людей, награбил имущество, отпустил из города только поляков. Воспользовавшись ситуацией, «в то время» шведский король взял у польского замок Ревель [22, l. 437 v.]. Здесь Бельский опять-таки лукавит: под его пером переход Ревеля под власть Швеции оказывается неблаговидным поступком: якобы он вышел из подданства Короны из-за того, что шведы воспользовались поражением под Полоцком. На самом деле отход Ревеля к шведам случился гораздо раньше: горожане Ревеля и дворяне Северной Эстляндии подписали акт о переходе в подданство шведской короны 4 июня (рыцарство) и 6 июня (городские слои) 1561 г. [25, s. 207].

При этом Бельский пишет, что произошедшее с Ливонией — это «дело Бога», справедливое наказание за грехи. В чем же, с точки зрения польского хрониста, согрешила эта земля? Пьянство, гордость, жестокость, несправедливость, контакты с протестантами-шведами — все это не соответствовало духовному статусу Ливонии [22, l. 437 v.]. Прямо об отпадении от католицизма и о грехе Реформации Бельский в отличие от Бреденбаха не пишет (о сочинении Т. Бреденбаха см.: [26, c. 71–76]). Его оценка Ливонии более морализаторская, чем религиозная, и близка скорее к будущим разоблачениям Балтазара Рюссова, хотя вслед за описанием Риги он помещает текст молитвы «Отче наш» на польском (молитва «простого люда»), шведском и ливонском языках [22, l. 438].

Изложение событий у Бельского выглядит рваным и фрагментарным, одно вовсе не вытекает из другого. Много фактов упущено. Перед нами явно вариант польского мифа, который заключается в создании благородного облика польского короля, заступающегося за подданных и не страшащегося злодеев. Ливония выглядит запутавшейся во внутренних проблемах, связанных с фигурой Вильгельма Бранденбургского. Способ выпутаться из них один — перейти под покровительство Польши, которая является гегемоном в регионе, а Москва предстает темной, злой, захватнической силой — инферно, наползающим на Прибалтику.

Собственно, все эти элементы, составная часть польского исторического мифа ХVI в. вообще, отражали дискурсы, которые определяли видение поляками окружающего мира и самооценку себя в этом мире, что еще раз подтверждает тезис, что восприятие войны за Прибалтику было в первую очередь обусловлено рефлексией внутренних проблем, дискурсами, влиявшими на мировоззрение местных интеллектуалов, но вовсе не реалиями происходивших событий. Степень их искажения и масштаб «фигур умолчания» велики.

В то же время необходимо констатировать, что в первые годы Ливонской войны степень ее влияния на польскую историческую мысль не слишком значительна. Ее первые события (до Полоцка) оказали минимальное воздействие на темы, которые занимали краковских интеллектуалов. Правда, в 1560-е годы возрос интерес к истории Немецкого ордена. Например, появилась история ордена до 1525 г., до подчинения Польше [27]. Лишь когда война пришла на землю Великого княжества Литовского, началось переосмысление польского и литовского исторического дискурса (в котором главную роль сыграли люди, прочувствовавшие войну, что называется, на собственной «шкуре» — например Мацей Стрыйковский, Александр Гваньини). Но это уже историография 1570–1580-х годов.

Источники и литература

1. Maciej z Miechowa. Opis Sarmacji Azjatyckiej i Europejskiej / Wstęp H. Barycz, prz. i komm. T. Bieńkowski. Wrocław; Warszawa; Kraków: Wydawnictwo PAN, 1972. 100 s.

2. Меховский М. Трактат о двух Сарматиях / введ., пер. и коммент. С. А. Аннинского. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1936. ХI+288 с.

3. Карнаухов Д. В. История русских земель в польской хронографии конца XV — начала XVII в. Новосибирск: Изд-во Гос. публ. науч.-техн. библиотеки Сибирского отд. РАН, 2009. 238 с.

4. Decjusz J. De Sigismundi regis temporibus. Kraków: Akad. Umiejętności, 1901. IХ+145 s.

5. Decjusz J. Księga o czasach króla Zygmunta. Warszawa: Państw. Wydaw. Naukowe, 1960. 145 s.

6. Kroniki Bernarda Wapowskiego z radochoniec, kantora katedr. krakowskiego: czesc ostatnia cza- sy podługoszowskie obejmujaca (1480-1535). Kraków: Nakł. Akad. Umiej., 1874. ХХХ+363 s.

7. Dziuba A. “Elegia orszańska” Bernarda Wapowskiego // Roczniki humanistyczne. Lublin: Towar- zystwo Naukowe Katolickiego Uniwersytetu Lubelskiego, Katolicki Uniwersytet Lubelski, 1997. T. XLV. Z. 3. S. 117–127.

8. Finkel L. Marcin Kromer. Historyk Polski XVI wieku: Rozbiór Krytyczny. Kraków: [S. n.], 1883. 208 s.

9. Barycz H. Dwie syntezy dziejów narodowych przed sądem potomności. Losy “Historii” Jana Długosza i Marcina Kromera w XVI i pierwszej połowie XVII wieku. Wrocław: [S. n.], 1952. 60 s.

10. Radziszewska J. Źródła Marcina Kromera do dzieła “De origine et rebus gestis Polonorum libri XXX” // Studia Warmińskie. 1989. T. 26. S. 225–234.

11. Grzybowski S. Marcin Kromer czili Kariera snoba // Pisarze staropolscy: sylwetki. T. 2 / pod red. Stanisława Grzeszczuka. Warszawa: Wiedza Powszechna, 1997. S. 43–70.

12. Stasiak A. Ideał monarchy w pismach Marcina Kromera. Olsztyn: Warmińska Kuria Metropoli- talna, 2003. 145 s.

13. Некрашевич-Короткая Ж. В. Художественное осмысление исторического значения Грюн- вальдской битвы в героической поэме «Прусская война» (1516) Яна Вислицкого // Studia slavica et balcanica Petropolitana. 2010. № 2. С. 53–78.

14. Ulčinaite E. Literatura łacińska // Kultura Wielkiego Księstwa Litewskiego: Analizy i obrazy / oprac. V. Ališauskas, L. Joavaiša, M. Paknys etc.; Przekład P. Bukowiec, B. Kalęba, B. Piasecka. Kraków: Towarzystwo Autorów i Wydawców Prac Naukowych Universitas, 2006. S. 265-296.

15. Semiańczuk A. Semiańczuk H. Oblicza Wschodu w dziejopisarstwie polskim do końca XVI wieku // Oblicza Wschodu w kulturze polskiej / pod red. G. Kotlarskiego i M. Figury. Poznań: Wydaw. Poznańskie, 1999. S. 48–64.

16. Пташицкий С. Л. Западнорусские переводы хроник Бельского и Стрыйковского (Библиографические занятия) // Новый сборник статей по славяноведению, изданный учениками В. И. Ламанского. СПб.: [Б. м.], 1905. С. 372–377.

17. Панченко А. М. Чешско-русские литературные связи XVII века. Л.: Наука, 1969. 181 с.

18. Lewandowski I. Recepcja rzymskich kompendiów historycznych w dawnej Polsce. Poznań: Universitet im Adama Mickiewicza (UAM), 1976. 172 s.

19. Казакова Н. А. Западная Европа в русской письменности XV–XVI веков. Л.: Наука, 1980. 278 c.

20. Śnieżko D. “Kronika wszytkiego świata” Marcina Bielskiego. Pogranicze dyskursów. Szczecin: Wydawnictwo Naukowe Uniwersytetu Szczecińskiego, 2004. 356 s.

21. Kronika Polska Stanislawa Chwalczewskiego pisana 1549 roku. Warszawa: [S. n.], 1829. 232 s.

22. Bielski M. Kronika, to jest historyja świata na sześć wieków a czterzy monarchije rozdzielona, z rozmaitych historyków tak w Świętym Pismie krześcijańskim, żydowskim, jako i pogańskim wybierana i na polski język wypisana dostateczniej niż pierwej, z przydanim wiele rzeczy nowych. Od początku świata aż do tego roku, który sie pisze 1564, z fi gurami ochędożnymi i własnymi. Kraków: v Mattheusza Siebeneychera, 1564. 467 k.

23. Finkеl L. Bibliografi a historii polskiej. Vol. 1. Warszawa: Państwowe Wydaw. Nauk., 1955. LVI+1142 s.

24. Герберштейн С. Записки о Московии / вступит. ст. А. Л. Хорошкевич. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1988. 429 с.

25. Donnert E. Der Livaendische Ordenstritterstaat und Russland. Der Livaendische Krieg und die baltische Frage in der europaeischen Politik 1558–1583. Berlin: Ruetten & Loening, 1963. 320 s.

26. Филюшкин А. И. «Historia belli Livonici» Тильманна Бреденбаха // Вестн. С.-Петерб. ун-та. Сер. 2. 2011. Вып. 3. С. 71–76.

27. Chronica. Kurtzer Auszug der Preussischen Chronicken von dem Jar 1200 biss auff diese itzige unsere zeit in welchem alle Hohemeister sampt etzlichen iren fuernembste Kriegen, Handlungen und Th aten biss auff diesen jetzigen Lobreich regierenden Landes Fuersten erzelet werden mit erbawung aller Stedt und Schloesser im Lande. Koenigsberg: Daubmann Johann, 1566. 92 k.