-

АНАТОЛИЙ МЕЛЕС ЕПИСКОП.

(Исторический очерк)

Епископ Анатолий, в свое время, обращал на себя большое внимание всех властей высшей сферы и возбуждал самые противоречащие суждения о себе С одной стороны Синод видел в нем одного из упорнейших противников своей власти и все усилия употреблял к тому, чтобы или заключить Анатолия в монастырь и таким образом привести в покорность себе, или даже удалить его из пределов России и тем вывести себя из того неловкого положения, в какое поставил его Анатолий, осмелившись не признать над собою его авторитета и власти. С другой стороны, Императрица, Двор и Сенат, считая Анатолия за человека весьма полезного для службы и интересов государства, оказывали ему явное заступничество.

Сам по себе Анатолий не обладал никакими особенными достоинствами и талантами и к тому отличался настолько гордым характером, что при первом же столкновении с Синодом вооружил против себя всех членов его Заступничество и расположение со стороны Императорского Двора и светских властей было оказываемо Анатолию не в следствие его личных достоинств, а «ради того важного дела, за которым он в Россию из Турции приезжал».

В Россию Анатолий явился в царствование Императрицы Елизаветы Петровны в качестве поверенного от подвластных Турции Славян, Сербов, Волга ров и др, которые, желая выехать из Турции, уполномочили Анатолия ходатайствовать пред нашим правительством о позволении им поселиться в России и о предоставлении им, на первое время по переселении, некоторых льгот относительно податей и других государственных повинностей. Поручение Анатолия не имело успеха, так как учрежденная при Дворе Ее Величества Конференция, в видах поддержания мирных отношений к Турции, решилась отказать в просьбе Славянским народам ¹. Не так смотрела на это дело преемница Елизаветы Петровны. Она вполне сознавала все выгоды колонизации для обширного и малонаселенного государства; она ясно видела необходимость заселения богатых местностей южной России. Для этой цели вызывались из-за границы дорого стоившие и чуждые Русской земле Немцы. Понятно отсюда, как должна была посмотреть Екатерина на предложение, выраженное Славянами чрез Анатолия. Немецких колонистов нужно было вызывать из-за границы, давать им большие льготы, чтобы привлечь их в Россию, заботиться об их приручении, а это вещь не легкая, потому что, как показали опыт и история, еще и в настоящее время вопрос о слиянии Немецкой народности с Русскою не подвинулся ни на шаг. Между тем Славянские народы сами просили о переселении в Россию и следовательно могли довольствоваться меньшими льготами, а по родству с нами им ничего не стоило свыкнуться с Россиею. [691]

Что касается до причины, которая удержала Елизавету Петровну дать согласие на переселение Славян, то для Екатерины эта причина не существовала. Она, почти во все свое царствование, находилась во враждебных отношениях к Турции и потому могла и не обращать внимания на то, как взглянет Турция на переселение ее подданных в Россию.

Не эти ли соображения и вызвали в Императрице Екатерине II участие к Анатолию и были причиною отзыва ее о нем, сделанного в письме к обер-прокурору Чебышову, что «сей человек службе моей нужен?»

Нам кажется, что описание жизни Анатолия в России может послужить весьма важным материалом для характеристики отношения светской власти к Св. Синоду в царствование Екатерины II. Анатолий, как мы заметили уже и как подробно узнает читатель далее, преследуется Синодом и защищается Императрицею и светскими властями. Понятно, что в разрешении этого столкновения между духовною и светскою властями должен выразиться характер их взаимных отношений.

В первый раз Синод узнал об Анатолии в 1750 г., из донесения Киевской Губернской Канцелярии, которая в декабре этого года сообщала Синоду, «что сего октября 18 числа, по выдержании за Переволочанским форпостом указной двойной шестидневной карантины, Св. Афонской горы, Павловского Георгиевского монастыря архимандрит Анатолий, с экономом Давыдом и с одним служителем в Киев пропущены». К этому Канцелярия присовокупляла, что Анатолию с его свитою выдано кормовых денег на две недели, на [692] всех их, 16 р. 28 коп. В январе следующего года Анатолий был уже в Москве, где вскоре по прибытии явился в Синодальную Контору и здесь, 9 января, дал показание о своей личности и цели своего путешествия: «От роду ему двадесять осьмой год; отец его Василий, прозванием Волошанин, родился в Волохах, в городе Рая-Брагилове, и оттуда в прошлых давных годех, выехав, жительство имел, и ныне еще в живых, и жительствует в Малой России, Переяславского полку, в местечке Золотоноше, в коем местечке и он, Анатолий от того отца своего рожден; а имя ему было Анатолию, Алексий. И как он, Анатолий, стал приходить в возраст, тогда от оного своего отца отдан для обучения латинского и прочих диалектов в Киевскую Академию, в коей он, Анатолий, и обучался по 1743, и ходил до школы пиитики и обучался латинского, греческого, еврейского и немецкого диалектам; точию ныне он, Анатолий, по еврейски и по немецки позабыл, а знает говорить и писать по гречески и по латыни. Из объявленной же школы он, Анатолий, вышел, в начале того 1743 (в котором месяце не упомнит) в дом к отцу своему для жительства. В верности же службы Ее Императорскому Величеству и Высокому Ее Императорского Величества Наследнику, внуку Государя Петра Первого, Его Императорскому Высочеству Благоверному Государю Великому Князю Петру Феодоровичу, у состоявшихся в прошлых 1741 и 1742 годех, присяг был он, Анатолий, во время обучения своего в Киевском училищном Богоявленском монастыре, и на присяжных листах подписался светским имянем, Алексием, по [693] прозванию Мелес; а в 1743-м же, по желанию своему, с позволения означенного своего отца, из того местечка Золотоноши поехал, для свидания с родственниками своими, в вышеупомянутый Волошской город Рая-Брагилов, обще с находившимся в том местечке Волошанином, светским человеком, имянем Радулом (который из того местечка отъезжал в свое отечество) а для того своего проезда пашепорта он, Анатолий, ни откуда у себя не имел; понеже тот Волошанин объявил ему, Анатолию, имеемый при себе пашепорт, в коем означено было, что с ним, Волошанином Радулом, в Волоцкую землю отпущен оного Радула товарищ; и о том товарище он, Радул, объявил ему, Анатолию, что-де сыскать его не могу, почему вместо того Радулова товарища он, Анатолий, с тем Волошанином Радулом, по объявленному пашепорту, из Малой Росии за границу и отправился. И приехав в тот город, жил у родственников своих месяца с полтора и, уведомившись от них, что близ того города имеется благочестивый монастырь, имянуемый Тристен, пошел в тот монастырь. И по приходе в оный монастырь, жил в нем месяца с четыре, и по всеусердному своему желанию (понеже издавна намерен был принять чин монашества, точию в то время в Великой и Малой России в монашество постригать было не позволено) того Тристенова монастыря игуменом, иеромонахом Михаилом, по просьбе своей он, Анатолий, в 1743-м г. пострижен в монаха, в рясофор. И по том пострижении, во оном монастыре жительствовал по 1745 г.; а в том году из оного монастыря, с позволения помянутого игумена [694] Михаила и всей братии, обще того ж монастыря с двумя монахами Волошанами, Арсением да Маврикием, по обещанию, пошли в Киев для поклонения святым мощам. И пришли туда в том же году, где и находились месяца с два, а жительство имели в разных Киевских монастырях. И в том же году из Киева он, Анатолий, обще с теми монахами пошел, для свидания с ревенным своим отцом, в помянутое местечко Золотоношу. И по приходе, жительство имели у означенного его, Анатолия, отца с месяц; а потом от него пошел он, Анатолий, и объявленные монахи, за границу Польской области, в благочестивый монастырь, имянуемый Мотренин. И, по приходе туда, того монастыря игуменом Мелетием приняты в братство, и в том монастыре жительство имел месяца с три, и показанным игуменом Мелетием пострижен он, Анатолий, в мантию. А в 1746 от оного игумена Мелетия и братии послан был он, Анатолий, в Переяславль к покойному преосвященному Никодиму, епископу Переяславльскому с прошением, чтобы его преосвященство посвятил его, Анатолия, в памянутый Мотренин монастырь, в иеродиакона. И по приходе его, Анатолия, в Переяславль, означенный Никодим, епископ Переяславльский его, Анатолия, во иеродиакона посвятил, в том же году; и по посвящении жительствовал он, Анатолий, для обучения в священнослужении в доме его преосвященства; а по обучении, из Переяславля от его преосвященства отпущен паки в объявленный Мотренин монастырь, куда и пришел и жительство имел в нем по 1747 г. А в том году из оного [695] Мотренина монастыря пошел он, Анатолий (понеже в том монастыре жить более не пожелал) в Волоской город Бокурешт, в коем имеется еллиногреческая школа; и по приходе в тот город, во оной школе того еллиногреческого диалекта обучался он по 1749. По изучении ж того диалекта просил он, Анатолий, пребывающего в том городе преосвященного Неофита, митрополита Букурештского и всея Унгровлахии, о посвящении себя во иеромонаха; точию его преосвященство, вместо себя, просил находившегося же тамо преосвященного Григория, митрополита Мирликийского, чтобы он его, Анатолия, произвел во иеромонаха, по которой просьбе его преосвященство его, Анатолия, во иеромонаха, в том же 749 г и посвятил. И по том посвящении, жил он, Анатолий, во оном городе Бокуреште до сентября месяца того году. И из оного городу пошел для жития в монастыри Афонские горы; куда пришед, явился Павловского Георгиевского монастыря игумену иеромонаху Досифею и братии, и просил, чтобы принят был он, Анатолий, для жительства в тот монастырь в братство; почему он, Анатолий, в тот монастырь, в 1749 и принят, в коем и жительствовал неисходно, месяца с полшеста. И когда означенный игумен Досифей и вся братия усмотрели его, Анатолия, что он знает говорить Российским диалектом, такожде по гречески и по волоски, предъявили ему, Анатолию, жалованную в тот Георгиевский монастырь в прошлых давных годех, блаженные и вечной славы достойные памяти от Государей Императоров Всероссийских, на получение в тот монастырь из России милостинного жалованья, [696] граммоту (с которою они из того монастыря, за неимением в монастыре способных людей и за крайним своим убожеством, в Россию за тою милостынею, назад тому с тридцать лет и более, не присылали) и просили его, Анатолия, чтобы он поехал, того Георгиевского монастыря, с строителем монахам Филофеем (который, едучи с ним, Анатолием, на Черном море, прошлого 1750 в апреле месяце умре) обще того же Георгиевского монастыря с экономом монахом Давыдом, в Россию со объявленною жалованною грамотою и с имеющеюся святынею, для получения в тот монастырь милостыни. И при том отправлении послали с ним, Анатолием, того Георгиевского монастыря от всего братства к святейшему Константинопольскому патриарху Кириллу прошение о посвящении его, Анатолия, в тот Георгиевский монастырь в архимандрита. И, едучи, он, Анатолий, в Россию, явился помянутому святейшему патриарху и означенное от братии прошение вручил; и по тому прошению он, святейший патриарх, его, Анатолия, в Константинополе в домовой своей церкви, по церковному чиноположению, во архимандрита посвятил, прошлого 1750 в апреле месяце. И по том посвящении он, Анатолий, явился находящемуся в Константинополе Российскому резиденту, господину Неплюеву, и истребовав от него для свободного в пути до России проезда пашепорт, из Константинополя в Россию поехал».

Таким образом главною целию поездки Анатолия в Россию, в 1750 г. была перемена жалованной Георгиевскому монастырю грамоты и получение следующей по этой грамоте [697] милостинной дачи ², за которою Георгиевский монастырь не присылал с 1718 г., т. е. в течении 32 лет. Кроме этой прямой цели, в поездке Анатолия была еще и другая; именно монастырь вручил ему некоторые из находившихся в нем святынь для того, чтобы, видя «таковое священное сокровище, христоимянитии людие, по усердию своему на вспоможение того монастыря, по возможности своей, полагали милостинное подаяние».

Святыня, которая вручена была Анатолию, состояла: 1, из ковчега с частию древа от Животворящего Креста и с частицами св. мощей разных святых; 2, из даров, принесенных волхвами при рождении Христа Спасителя, злата, Ливана и смирны; 3, из нескольких икон ³. [698] Иконы эти получены были Анатолием от патриарха Константинопольского Кирилла, который желал, чтоб одна из них, св. великомученика Георгия, была поднесена [699] Императрице Елизавете Петровне, а другая, Пресв. Богородицы, наследнику престола Петру Феодоровичу.

Отобрав это показание от Анатолия, Московская Синодальная контора выдала ему количество причитающейся, для Павловского Георгиевского монастыря, за 32 года милостинной дачи; но сделать дальнейшие распоряжения она не решалась, без получения на то определения Синода. И потому, сообщая св. Синоду показание Анатолия, с извещением, что ему выдано, по расчету за 32 г. милостинной дачи 1160 р., контора спрашивала св. Синод, как поступить ей в дальнейших своих распоряжениях относительно самого Анатолии и привезенной им святыни? Она спрашивала, следует ли отпустить Анатолия обратно на Афон, или удержать его в России: «ибо он оказался не греческой или какой другой заграничной нации, но Малороссиянин, и следовательно Ее Императорского Величества подданный, принимавши присягу в 1741 и 1742 г. При этом контора указывала Синоду, как на пример, что приезжавший в 1748 г. с Афонского Предтечева монастыря один монах, как урожденец Белоградской губернии и «яко [700] подданной», не был уволен обратно на Афон, но оставлен, по определению Синода, в России. Далее, контора спрашивала, можно ли дозволить Анатолию допускать христиан к припоклонению привезенной им святыни и особенно «яко к малослыханной вещи, т. е. принесенных И. Христу волхвами даров, к смотрению и облобызанию их приходящих», и наконец, не следует ли отправить Анатолия в С. Петербург, так как ему поручено Константинопольским патриархом поднести иконы Высочайшей фамилии? В ожидании ответа от св. Синода на эти вопросы, контора распорядилась, чтобы привезенная Анатолием святыня была запечатана и хранилась в Синодальной разнице, вместе с описью.

Святейший Синод сделал распоряжение о высылке Анатолия, «с показанным, обретающимся при нем экономом и служителем, в С. Петербург, дав ему обыкновенный паспорт и на дорожной проезд и на подводы (из имеющейся в той конторе на канцелярские расходы суммы) денег 10 рублев; при чем и объявленную им, архимандритом, в ковчеге святыню и иконы с ним же архимандритом отправить, и велеть ему, архимандриту, по прибытии в С. Петербург, явиться и объявленную святыню во всякой целости за теми ж печатьми, объявить в святейшем правительствующем Синоде».

21-го Февраля Анатолий с своею свитою выехал из Москвы и 11-го марта явился в Синод со святынею, которая, как записано в синодальном журнале, «смотрена и, по запечатании его, архимандричьею печатью и синодальною, оставлена [701] в св. Синоде до предбудущего о том в полном собрании рассуждения». В следующее за тем заседание Синода, 14 марта, она была подробно рассмотрена, и поручено архиепископу С. Петербургскому Сильвестру «от лица Синода» представить архимандрита Анатолия Ее Императорскому Величеству и их Императорским Высочествам, «в благоприятное время для вручения грамоты и образов». Это поручение было возложено на преосвященного Сильвестра потому, что «на Васильевском острове квартирующим Св. Синода членам, за распутием речным ныне при дворе Ее Императорского Величества быть не удобно». Не известно почему, но преосвященный Сильвестр отстранил от себя представление Анатолия Императрице и передал эго духовнику Императрицы, протоиерею Благовещенского Собора Феодору Яковлеву Дубянскому, которым Анатолий и был представлен Елизавете Петровне. Помянутые образа Императрица взяла к себе, а ковчег со святынею был поставлен сначала в Зимнем, а потом в Аничковом Дворце, не распечатанный. Но, как мы видели, святыня вручена была монастырем Анатолию дли того, чтобы «видя таковое священное сокровище, христоимянитии людие, по усердию своему, на вспоможение того их монастыря, по возможности своей, творили милостивое подаяние»; то Анатолий стал просить у Синода разрешения собирать это подаяние, указывая в своем прошении на то, что монастырь их «от несносных агарянских даней в толь крайнюю нищету я в пребедное состояние прииде, что я монастырское здание от основания начало рассыпатися и в церкви [702] святой каменное здание расселося, монастырские же дачи и святые сосуды имеются в закладе». За тем, ходатайствуя о дозволении совершать молебствия пред привезенною святынею, Анатолий подкрепил свою мысль между прочим и тем рассуждением, «что помянутая святыня никогда из монастыря износима еще не была, ныне же крайния ради нищеты, дабы ко облобызанию притекающих с верою православных христиан, и чтоб на вспоможение того монастыря, по возможности, творили подаяние, ковчег с частию древа креста Христова и с разными мощами, при том же часть даров принесенных Предвечному Младенцу Христу Господу Нашему от волхвов, то есть злато, ливан и смирну, хотя и в далечайшие страны, посланы».

Св. Синод разрешил Анатолию просить милостиню, но с тем, чтобы он «непристойностей не употреблял, а паче Ее Императорского Величества и Их Императорских Высочеств отнюдь собою не утруждал. Что касается до дозволения совершат пред святынею молебствия, то Синод отложил разрешение этого вопроса до тех пор, «егда оная святыня от Двора Ее Императорского Величества возвращена будет; а о позволении ему, архимандриту, в священнодействии надлежащее рассмотрение учинить епархиальному здешнему архиерею», архиепископу Сильвестру, который и разрешил Анатолию священнодействовать. Но получив это разрешение, Анатолий, вопреки постановлению Синода, вскрыл ковчег со святынею, запечатанный синодальною печатью, и стал, по желанию богомольцев, петь молебны и допускать к облобызанию святыни. [703]

За это самовольство Анатолия потребовали к ответу в Синод, и здесь на вопрос членов Синода: «с чьего позволения и для чего он, за учиненным св. Синода запрещением, то чинить дерзает», Анатолий августа 22 дня 1751 г., отвечал: «что оная святыня от отца духовника отдана первого числа августа и имеется в Аничковском Дворце, и приказанием от него того числа при той святыне водоосвящение он, Анатолий, учинил; а когда оная была в Придворной церкви, то ко оной многих он прикладываться допускал, а приказал от оной печать снять и допускать от. духовник, а прикладывались равно как к кресту, так и к злату и как прежде была, так и до ныне состоит оная святыня за печатью его, архимандрита».

Не успел еще св. Синод сделать свое заключение относительно этого Анатолиева показания, как, чрез духовника Императрицы, объявлен был Высочайший Ее Величества указ, которым повелевалось дать Анатолию позволение на совершение пред привезенною им святынею молебствий и «о допуске» прикладываться к животворящему кресту. В журнале св. Синода, от 14 октября 1751 г. в следствие этого записано такое постановление: «В следствие Высочайшего соизволения, тот архимандрит, Анатолий, от упомяненного отца духовника, сего ж числа, прислан и представлен пред собрание, которому о вышеозначенном дозволении и благословение дано от святейшего Синода, с таким притом приказанием, чтобы означенное при том животворящем кресте водоосвящение и ко оному желающим прикладываться допуск (кто того по усердию своему [704] требовать будет) чинен был (кроме иноземцев и иноверцев всякой нации людей) одним только правоверным Греко-Российские веры христианам с должнейшим благоговением и благочинием и приличною пристойностию. А привезенные им же архимандритом, из показанные ж Афонские горы, дары: злато и Ливан и смирна, хотя желающим и объявлять, но просто, а прикладываться к ним никого не допускать и никаких церковных обрядов при них не действовать. Что же касается до того, что он архимандрит требовал при том словесно о даче ему сборной, для испрошения во Всероссийской империи милостыни, книги и отправлении ему священнодействия, о оном подать ему святейшему правительствующему Синоду должнейшее доношение, по коему и надлежащая резолюция учинена быть имеет». Поданное Анатолием, вследствие этого, 21-го октября, доношение возбудило сильное негодование Синода против него. В этом доношении Анатолий прописывал, будто на его прошение о дозволении совершать молебствия при святыне до сих пор от Синода не было никакой резолюции, тогда как на самом деле, требуемое позволение объявлено Синодом лично ему еще 14 октября. Кроме того, при изложении Императорского указа св. Синоду, от 14 октября, Анатолий в своем доношении сделал некоторые добавления к его тексту, утверждая, будто этим указом, объявленным ему чрез о. духовника, представлено Анатолию право производить по всей России сбор пожертвований до 15.000 рублей в пользу Георгиевского монастыря; между тем как в объявленном духовником указе не [705] было и помину об этом обстоятельстве.

Не имея ни малейшего основания подозревать своего сочлена, отца-духовника в неточной и разногласной передаче указа Императрицы, и в следствие этого предположив со стороны Анатолия наглый обман в этом деле, св. Синод тем не менее не хотел карать Анатолия за эту вину, а прозвав его в собрание, приказал только взять Анатолию поданное им доношение обратно и вместо него представить другое «в силу бывшего ему от св. Синода, 14 октября, приказания». Но Анатолий объявил: «что он, без воли духовника, протоиерея Феодора, того доношения обратно взять, а другого в показанной силе написать не смеет». Тогда Синод обратился за разъяснением дела к духовнику, который, как и следовало ожидать, признал объявленный Анатолием указ ложным.

Призвав еще раз Анатолия в свое собрание, Синод сделал ему, соответственное его поступку, нравоучение, изъяснив вместе «и то, какому истязанию он, Анатолий, подвергнется по правам государственным за эти свои непристойности», и требовал от него только извинения; но «он, Анатолий, не только в том извинения никакого не приносил и прощения не просил, но стоя, ничего не ответствуя, с тем из собрания выступил». Это упорство и нераскаянность Анатолия еще более вооружили против него Синод, и потому в том же заседании, 28 октября, было сделано распоряжение о задержании Анатолия при синодальной канцелярии до времени определения ему «за те его вины» установленного в законе наказания. После [706] четырехдневного ареста, Анатолий смирился и «потребовал допуску себе пред собрание св. Синода; чего ради и представлен и, по представлении, поклонився пред св. Синодом, просил в чем он погрешил прощения, и при том довольное ему чинено, — о его упрямстве, и что за то наитягчайшему подлежит он, по силе указов, истязанию — увещание и изъяснение, при каковом он, кланялся, паки просил прощения. Напоследок сказано ему, буде он хочет, то по перивоподанному его доношению производство чинено будет; естьли же он первое свое доношение уничтожит, а другое подаст в той силе, как ему прежде было приказано, с объявлением его в том прощения, то тогда и снисходительная резолюция воспоследовать может. При чем он сказал, что-де маленько подумает, такое доношение напишет и с тем выступил».

Слухи о поступке Анатолия дошли и до Дворца и, как надо полагать, не были в пользу приезжего архимандрита, потому что тогдашний обер-прокурор князь Шаховской, объявил св. Синоду в предложении своем, от 11 ноября, что «Государыня на мое представление изустно мне повелеть соизволила св. Синоду объявить свое повеление, дабы оного архимандрита в св. Синод призвав, приказали ему, чтоб он все то, что от него св. Синод требует, по надлежащему, объяснил и учиненной ему в Синодальной канцелярии допрос в удостоверение подписал. Буде же того он архимандрит не учинит, то объявить ему, чтобы он ехал обратно из России». Последняя угроза подействовала надлежащим образом на [707] Анатолия, и он беспрекословно уже исполнил все требования Синода.

С своей стороны и Синод, получив от Анатолия исполнение всех его требований, сделался снисходительнее к нему, «преложил гнев на милость» и 11 декабря 1751 г. дал разрешение на трехлетний сбор подаяний в России, Анатолию и его товарищам, выдав им сборную книгу и указ и обязав при этом Анатолия, чтобы «по прошествии объявленного трех-годичного термина, со оным указом и книгою и с сборными деньгами, явиться им в святейшем правительствующем Синоде или в синодальной конторе неотложно».

За тем, в феврале 26 числа следующего года, Анатолию выдан был паспорт для свободного проживания в России в течении трех лет. Этим собственно и оканчивается столкновение Анатолия в первый его приезд в Россию, с Синодом.

Окончив сбор подаяний, Анатолий, в 1754 г. отбыл за границу, получив, при своем отъезде, новую жалованную грамоту Павловскому Георгиевскому монастырю, в замен старой, обветшавшей, и кроме того от Императрицы деньгами, для передачи в монастырь «за принятие ею частицы от привезенного им Животворящего Креста Господня» 3000 руб. и 1.000 р. на дорогу.

Синоду Анатолий не дал знать ни о своем отъезде из России, ни о результатах своих сборов, хотя и должен был сделать это, во 1-х в силу взятого с него Синодом письменного обязательства и во 2-х, как замечал Синод, из вежливости.

В конце 1756 г. Анатолий опять предпринял путешествие в Россию, и на этот раз уже в сане [708] Мелетийского епископа. В июне этого года, коллегия иностранных дел препроводила в Синод для рассмотрения, полученное ею от «резидента при Порте Турецкой, канцелярии советника Алексия Обрезкова», прошение епископа Анатолия, в котором последний, сообщая о прибытии своем в Константинополь и о посвящении его Константинопольским патриархом во епископа Мелетийской церкви, испрашивал у коллегии иностранных дел позволения выехать в Россию, «чтобы не подать патриаршему престолу у Порты подозрения» так как, объяснял он, у патриарха за произвождение меня, как Российского подданного, во архиереи, начались несогласия и смятения с околичными епископами». В удостоверение своего посвящения в епископа, Анатолий, при своем прошении, приложил копию с патриаршей грамоты об этом посвящении, в переводе на русский язык. В этой грамоте патриарх Константинопольский Кирилл свидетельствовал, что на вакантную Мелетийскую кафедру он «заблагорассудил воспроручествовать» преподобнейшего архимандрита в свято именуемой горе Афонстей священной, царские и ставропигиальные честные обители св. Павла, во иеромонасех, господина Анатолия, честного, благочестивого же, благоговейного и украшенного так в телесном состоянии, как в душевных нравах, и от юного возраста монашеский приемшего образ, честно жительствующего и обхождение показующего надлежащее монашескому образу, во благочестии же воспитанного и св. Писание знанием и искусством сведующего и единым словом достойна суща архиерейства». [709]

Опираясь на то, во 1-х, что Анатолий назначен был епископом такой епархии, которая существует только по имени, и во 2-х, что хиротония его во епископа произведена не в городе и не в соборном храме престольном, а в монастыре и по соизволению одного только Константинопольского патриарха, без правильного избрания прочими тамошними епископами, святейший Синод призвал, что «произвождение Анатолия во архиерейство, яко со св. правилами не сходное, паче же в крайнюю оным противность учиненное, неправильно и не действительно» и даже прибавил к этому, что архиерейство получено им «по коварническим, душевредным и бессовестным проискам, чрез богопротивное святокупство и лихоимство». На просьбу о дозволении Анатолию приехать в Россию, он отвечал, что такого дозволен я давать ему не следует, «и надобности в нем здесь никакой не имеется, а должно ему пребывание иметь в прежнем Павлогорском монастыре, с прошением, чрез усердные молитвы, у Господа Бога в показанном душевредном своем происке прощения».

Это постановление св. Синода было сообщено чрез коллегию иностранных дел и Анатолию, который однакож, не стеснился таким прямым отзывом св. Синода о его архиерействе и отказом на его просьбу о дозволении приехать в Россию и не отменил своего намерения побывать еще раз в России.

16-го мая 1757 г. до св. Синода дошел слух, что Анатолий, неизвестно каким образом, пробрался в Россию и живет в С. Петербурге. Тотчас же решено было навести [710] об этом справку. Секретарю Юрьеву приказано было, с этою целию, сходить, в тот же день, в коллегию иностранных дел, а в случае, если уже не застанет членов в присутствии, на квартиру к вице-канцлеру Воронцову, и узнать — действительно ли Анатолий прибыл и по чьему позволению?

В следующее собрание Синода, 21-го мая, Юрьев донес, что вице-канцлер, у которого он был 17 мая утром, обещал прислать немедленно означенного Анатолия в Синод и, вместе с тем, сообщить надлежащее уведомление на предложенные св. Синодом вопросы.

Последнее обещание Воронцов исполнил через несколько дней, уведомив, что «известный Св. Синоду Анатолий, епископ Мелетийский, ныне приехал сюда, будучи отправлен из Киева от тайного советника и вице-губернатора Костюрина, ⁴ в рассуждении того нужного дела, с каким он из-за границы приехал, и остановить или отослать обратно оного невозможно было, о котором деле, яко принадлежащем до правительствующего Сената, от коллегии представлено оному; а о приезде его, епископа, св. Синоду во известие сообщается, и когда св. Синоду помянутый епископ потребен будет, то может его к себе и призвать».

Св. Синод, однакож, не тотчас потребовал к себе Анатолия для личных объяснений. В заседании 3 июня 1757 г., по выслушании уже заготовленного отношения в Сенат с требованием присылки Анатолия — [711] решено было собранием «обождать посылкою этого требования до будущего времени». Это решение состоялось не без причины, и есть основание предполагать, что оно последовало в виду слухов о заступничестве за Анатолия Сената.

И действительно, 5-го июня из Сената послано было ведение Синоду, в котором говорилось, что Анатолий «по касающимся к пользе Высочайшего Ее Императорского Величества интереса секретным обстоятельствам сюда приехал», и требовалось вместе с тем, чтобы Анатолию дозволено было здесь свободное пребывание и «оставлен бы он был с покоем».

Тогда Синод в ответ на это ведение, написал Сенату такого рода сообщение: «Св. Синод до требуемого Правительствующим Сенатом здесь спокойного пребывания Анатолиева не мешается; но точию, по должности своей, рассуждает, что он, Анатолий, по силе св. отец правил, противным поступком, явно оказавшимся, а наипаче, вследствие самого Христа Спасителя Нашего, святого Евангелиста Иоанна в начале 35-м, изречения (яко той не ходяй дверми во двор овчий, но прелазяй инуды, той — тать есть и разбойник), за правильного архиерея почтен и в сообщение церковное принят быть не должен». Здесь Синод прописывает все вины Анатолия, как он неправильно и чрез коварство достиг епископства, как он, без ведома Синода и вопреки взятой с него подписки, скрылся из России в прошлый приезд, с собранною на монастырь суммою денег, и как теперь, вопреки запрещению Синода, опять приехал в Россию и в архиерейском сане. В [712] заключение Синод говорит, что «естьли бы о его нынешнем сюда приезде от Правительствующего Сената представления не было, что оной касается к пользе Высочайшего Ее Императорского Величества интереса, то бы с ним, Анатолием, не инако поступить долженствовало, как поступлено было напредь сего с таковым же, из России за границу в Волосскую землю бежавшим Епифанием, игуменом Козельским, и тамо такожде, обманным образом, чин архиерейства получившим, и паки в Россию, в 1724 г. возвратившимся, именовавшим себя епископом Русским, который, по лишении священно-монашеского чина, сперва в светской суд наказанию, а потом в Соловецкий монастырь, в вечное по смерть заключение и работу, был послан».

Спустя почти полтора года, именно 18 ноября 1758, из Сената дано было знать св. Синоду, что Анатолий, с товарищем своим, священником Петром Морочанином, по определению учрежденной при Дворе Ее Императорского Величества Конференции, отпущены за границу, и за усердие их к пользе Ее Императорского Величества интересов награждены на дорогу из Штатс-Конторы Анатолий 400 р., а Морочанин 100 р.

Так кончилось на этот раз пребывание Анатолия в С. Петербурге. Хотя поведение его и не соответствовало желанию Синода, так как Анатолий, во всю свою бытность в С. Петербурге, ни разу не являлся в Синод и не доносил ему о своих действиях и, не смотря на протест Синодский, продолжал именовать себя епископом (чему следовали, к немалому огорчению Синода, и [713] высшие правительственные государственные учреждения, — Сенат, Конференция и Коллегия Иностранных Дел) тем не менее, всего этого было недостаточно, чтобы побудить Синод прибегнуть к более решительным мерам для приведения Анатолия в должное ему послушание. Ради того секретного дела, для которого Анатолий прибыл из Турции, и ради той пользы, которая ожидалась от него для интересов Ее Величества, Синод терпел пребывание Анатолия в С. Петербурге и, хотя имел право, не восставал открыто против признания светскими властями Анатолия архиереем. Сам Анатолий мало обращал внимания на отношения к нему Синода: занятый своим делом, он желал только одного от Синода — безопасного пребывания в столице на то время, пока дело его решится.

Получив, 18 ноября 1758 г., уведомление об отпуске Анатолия за границу, Синод имел право надеяться, что едва ли Анатолий, оставив теперь Русские пределы, попытается еще раз проехать в Россию. Нет сомнения, что известие об отъезде Анатолия было принято Синодом благоприятно, потому что этим он выведен был из неловкого положения — равнодушно смотреть на то, как не признанный им епископ ни во что вменяет Синодские определения и продолжает принимать архиерейские почести.

Но к немалому изумлению Синода, в сентябре 1759 г. архимандрит Межигорского монастыря Никанор донес, что того 1759 г. апреля 26 числа, прибыл в Запорожскую Сечь чужестранный епископ Анатолий, не известно какой епархии, что войско Запорожское охотно его приняло [714] и, построив ему архиерейское облачение, дозволило служить, чем Анатолий и воспользовался: «в тамошней Сечевой церкви многократно служил и в служение имя преосвященного митрополита Киевского возглашать не велел, точию свое возглашать приказал».

Хотя в этом доношении и не сказано было, кто таков и какой именно епархии приехавший в Сечю чужестранный епископ Анатолий, а напротив было помянуто, что этот епископ «о себе и о прочих обстоятельствах, до него касающихся, письменно ничего не объявил»; но Синоду достаточно было одного имени, чтобы узнать в этом Анатолии не признанного им Мелетийского епископа. Из донесения архимандрита Межигорского монастыря Синод увидел, что надежда его на удаление Анатолия за границу не оправдалась и что Анатолий в своих противодействиях Синоду становится все дерзостнее. На совершение Анатолием архиерейского служения Синод посмотрел как на самовольство и дерзость с его стороны, а в готовности Запорожского войска признать Анатолия архиереем он увидел льстивые и обманчивые происки последнего; в исключении же из возглашений при богослужении имени Киевского митрополита — Синод предугадывал стремление к расколу и соблазн для народа. В следствие этого Синод пришел к убеждению, что Анатолий более терпим быть не может и 17 сентября 1758 г. определил: «сообщить Правительствующему Сенату ведение с таким требованием, чтобы от него, по сношению с его ясновельможностию г. Малороссийским Гетманом и кавалером, определено было [715] вышеписанного, яко явно преступника и своевольно-беспутно волочащегося бродягу, чернца Анатолия, чтоб он больше у помянутых Запорожцев продолжаться и каковых либо у них (яко простосердечных) непристойных новостей причинить не мог, строжайшим образом чрез пристойную команду в реченной Запорожской Сече, или где в прочих тамошних пограничных местех обрящется, сыскав и отобрав у него имеющееся при нем все архиерейское, в оной Сече сделанное, с подобающим к тому прибором, облачение, — выпроводить за здешнюю границу, в самой скорости, под надежным, по пристойности, присмотром, без всякого медления и отрицания и впредь его сюда, в Российскую империю, нигде, ни под каким видом, отнюдь не пропускать».

Скоро был получен от Сената ответ на это ведение, ив которого оказалось, что Анатолий и не выезжал из России, не смотря на то, что, как уведомлял об этом сам Сенат, год тому назад он отпущен за границу; что Анатолий жил в Запорожской Сече с дозволения Сената же и что «его Анатолия, для некоторых важных обстоятельств, из Запорожской Сечи ныне отлучить не возможно и, пока те обстоятельства переменятся, то надлежит ему еще несколько времени тамо побыть». А что касается до запрещения Анатолию архиерейского священнослужения и отобрания у него облачения, то Сенат предоставил Синоду действовать, в этом случае, «по своему рассуждению».

Тогда Синод предписал Киевскому митрополиту отобрать у Анатолия архиерейское облачение и объявить ему запрещение отправлять не только [716] архиерейское, но и всякое другое священнослужение. В случае упорства Анатолия подчиниться этим распоряжениям, Синод угрожал «отлучить его, Анатолия, от Церкви, яко согнивший и не уврачевавшийся уд, и, по достойном суждении и лишении всего чина, предать анафеме». Однакожь и такие угрозы не подействовали на Анатолия. В январе 1760 г. в Синод было получено новое донесение от архимандрита Межигорского Монастыря, в котором говорилось, «что Анатолий не только сам от означенного архиерейского служения упорным своим самовольством не престает, но еще и других, таковых же бесправильно бродящих, чужестранных иеромонахов, без достоверных об их священстве видов, в сослужение себе, самовольно, насильно принимая, определяет».

Из следующего за этим донесения того же архимандрита мы узнаем, что Запорожское войско держало сторону Анатолия, что войсковые старшины, по прочтении им Синодского указа, объявили ему архимандриту, «что-де как мы начали, так и кончать будем, — мы в ответе». В этом же донесении архимандрит доводил до сведения Синода, что Анатолий в высокоторжественные дни 24 и 25 ноября, не только не служил, но ни на молебствии, ни за всенощным бдением даже не был, хотя по прочим дням и отправлял службу».

В глазах Синода этот поступок Анатолия имел не малое значение. Он давал Синоду возможность обвинить Анатолия в непочтении к императорской власти, «в нарушении Высочайших прав и указов», и чрез то вооружить против него и светскую власть. [717]

Теперь Синод решился приступить к более решительным мерам, чтобы так или иначе положить конец поступкам Анатолия. В заседании 26 января 1760 г., обозрев всю деятельность Анатолия в России и найдя его поступки «злостными, продерзостными и закону Божию и Церкви святей противными». Синод, для предупреждения дальнейшей «дерзости и смущения» со стороны Анатолия, постановил «немедленно взять его в Киев». В следствие этого было послано в Правительствующий Сенат ведение, а «к его ясновельможности господину Малороссийскому Гетману и кавалеру графу Кириллу Григорьевичу Разумовскому — Синодальная грамота». Синод просил, дабы соблаговолено было вышеписанного чернца Анатолия, пристойным образом, из Запорожской Сечи отозвать и, под крепким караулом, для означенного правильного суждения и должного с ним, в силу святых правил, Духовного Регламента и Высочайших Ее Императорского Величества указов и прав, поступления, привесть в Киев и поручить в крепкое содержание преосвященному Киевскому впредь до будущего о нем, Анатолие, решительного указа».

Анатолий, вероятно услыхав о таком определении Синода, поспешил в С. Петербург, чтобы личными хлопотами отвратить собиравшуюся над ним грозу. В Феврале 1760 г. в Синоде было получено от Сената ведение, в котором сообщалось о прибытии Анатолия и о том, что, одновременно с его прибытием в С. Петербург, поступило в Сенат прошение от Запорожского Низовского войска, в котором оно объявляло, «что они сего епископа [718] Анатолия, по крайнейшему желанию всего их общества, просили в тамошней церкви литургисать, почему он хотя много отговаривался, однакож по прилежному войсковому прошению соборне литургисал, чем все простонародное Низовое войско весьма довольствовались. Когда ж бы и впредь сие при Коше Запорожском происходило, то не только навсегда вящшая слава, но и умножение, по пограничности тамошней церкви, следовать может; да и весь оной Кош к тому желательны». В заключение войско просило, — «дабы вышеписанный Анатолий епископ, доколе оттуда во определенное место выедет, в церкви Сечевой священнослужение, в подлежащие дни, продолжал, и чтобы в том дозволение учинить».

В этом же «секретнейшем» ведении Сенат открыл, наконец, Синоду и то важное дело, по которому Анатолий приезжал ранее в С. Петербург, и причины, ради которых Анатолию дозволено было, после отпуска за границу, пожить некоторое время в Запорожской Сече. Сенат сообщал, что Анатолий прибыл сюда «от Албанцев, желающих к выходу в Россию, с подтверждением о том их желании и для исходайствования резолюции и ответа на письме, на каком основании оные в России быть имеют, о чем из Сената сообщено было в учрежденную при Дворе Ее Императорского Величества Конференцию, из которой в ответ получено, что, в отвращение всякого Оттоманской Порте подаваемого напрасного соображения, данным коллегии иностранных дел указом, повелено не только вызов сюда Черногорцев, Албанцев и протчих Оттоманской Порты подвластных народов оставить; [719] но и находящихся, от оной коллегии зависящих, где либо здешних людей немедленно сюда и к своим местам возвратить; вследствие чего помянутой епископ Анатолий и отпущен был отсюда обратно. Но он присланным из Запорожской Сечи, чрез Киевскую Губернскую Канцелярию в Правительствующий Сенат доношением представлял, что получил из Константинополя от приятеля своего письмо, которое состоит в немал ой ему опасности, что о порученное и ему деле не дошлоль знать Порте, и просил резолюции, каким образом ему в таком случае поступить;. почему, по указу Правительствующего Сената, и дозволено ему остаться в Запорожской Сече до времени; а о показанном его сумнительстве, в Константинополе, чрез резидента разведать». В заключение Сенат уведомлял св. Синод, что им уже сделано Анатолию приказание явиться для объяснения и суда в св. Синод.

И вот, 14 Февраля, пред синодальное собрание предстал Анатолий для допроса, суда и приговора за все, причиненные им Синоду, неприятности и «продерзостные поступки». Сунод прежде всего потребовал от него признания в тех поступках, о которых доносил Синоду Межигорский архимандрит. Относительно самовольного совершения в Запорожской Сече архиерейского служения, Анатолий заметил, что он, действительно, делал это, но потому что все войско Запорожское просило его о том. Затем у Анатолия была отобрана панагия, а сам он, в тех видах, что допрос имел быть продолжен и отложен до другого раза, был отдан под крепкий караул при Синодальной канцелярии. [720]

На другой день составлены были вопросные пункты для допроса Анатолия и назначена особая комиссия дли производства следствия. Коммиссия со всем рвением принялась за порученное ей дело, но все труды ее остались напрасными; Анатолий, по собственному ее признанию, «не очистил своим ответом ни одного вопросного пункта», отзываясь то нездоровьем, то беспамятством, то десперацией (отчаянием), то несвоевременным начатием допроса, напр. тогда, когда он не выслушал Божественной литургии.

Видя, что все попытки добиться у Анатолия ответов на предлагаемые вопросы оставались напрасными и что узнать что либо, к разъяснению дела, от самого Анатолия невозможно, Синод принужден был ограничиться разбором уже известных ему обстоятельств и по ним одним постановить решение. К какому решению пришел Синод, это видно из поданного им, 19 февраля, Государыне Императрице след. рапорта.

«Называвшийся до ныне, некоей, бывшей в Греции, Мелетинской запустелой епархии епископом Анатолием, имевшийся здесь в Российской империи не однократно, по усмотрению Синодом произведенного о нем дела, и из самого его, Анатолия, прежнего допросом показания и по другим, вероятным, как ниже явствует, обстоятельствам, по учиненным своим, в противность святых Апостол и святых Отец правил и Высочайших Вашего Императорского Величества указов, поступкам и происхождениям, оказался в следующих продерзостях:

1., Будучи Вашего Императорского Величества Малороссийского Перея-

(Текст обрывается в печатном издании - Thietmar. 2019)

Комментарии

1. См. Р. Арх. 1869, стр. 737.

2. Определением св. Синода от 20 Февраля 1742, как видно из донесения Московской Синодальной конторы, назначено такое количество милостинной дачи: по 35 рублей ежегодно и при каждом приезде, который должен быть чрез пять лет в шестой, давать сверх того «за прежде чинившияся харчевые и питейные дачи и за дрова, и на прочее», на шестинедельный срок пребывания в России, всей свите приезжающих по 16 р.; «а за чинившияся прежде при отъездах из Москвы в жалованье таковым присылаемым денежные, и соболиные, и от капок и сукон дачи, за понесенный их, чрез отдаленные пути, в приездах труд производить за все деньгами, общею суммою — иеромонаху по пятнадцати, служителю по пяти рублев…… А буде в который год от коего монастыря присылки быть не имеет, а умедлится тою присылкою лет до десяти, или свыше, то оную присылаемым от реченных монастырей духовным и светским лицам жалованную дачу и на пропитание производить им только за один приезд, что надлежало выдать по пяти летех в шестой год; а более того (хотя два или три приезда без присылки минутся) дачи не производить».

3. При деле находится след. подробное описание этих предметов. «1, Ковчег древянный с верхнею задвижкою, на ней написано красками распятие Господне с предстоящими в том ковчеге (?); ковчег же древянный, мерою в длину в пол-аршина; в ширину в пять вершков, обложен по краям сребром позлащенным, снизу на поперечном краю сребро обломано; на том же ковчеге сверху выемная дска, обложена же серебром позлащенным; на оной деке изображения — в средине распятие Господне с предстоящими, вверху в престоле Христос; на той же деке десять изображений разных святых. Внизу изображение короля в преклонении, с воздеянными руками, колен, со следующею надписью древним сербским диалектом: «И мне грешного и недостойного раба твоего Стефана сотворявшего и принесшего тебе крест сий, милостию же твоею и помощию и силою честного креста, краля всех Рашских земель и поморских Владислава». Кругом той же деки вычеканен на сребре ж позлащенном тем диалектом тропарь: «Пречистому Твоему образу поклоняемся, Благий». Под тою декою в средине крест устроенный, шестероконечный, из древа Честного Животворящего Креста Господня, имеет в себе составленных осьмь частей, снизу оправлен в сребре позлащенном, круг оного святых мощей с едину страну святого апостола Андрея, с другую — святого Феодора, сверху Святого Понтелеймона, внизу святого Прокопия, оные части болшие; да в малых местех Феодорова Тирона, от ризы Христовой, от пелен Христовых, от ризы Богородицы, пояс святой Богородицы, от лохани в нейже ноги умы ученикам своим (И. Хр.), от места Краниева, от трости святого Саввы, святого Варфоломея, святого Евстратия, святых младенец; от порфиры Христовой, святые купины, лобного места, да надписи не видно на двоих местах; прочие же места праздные. Внизу того ковчега несколько древа от ветхости истлело, и внизу ковчег на двое от ветхости ж распался, токмо удержует сверху положенное сребро.

2, Дары принесенные от волхвов Христу Спасителю состоят в следующем: три бляхи, сделанные из злата конитедьною плетеною работою. Едина на подобие треугольника, две же четвероугольные, продолговатые. Между ими на подобие русских рехов восемь ливана да продолговатых восемь же смирны. Между ими среднего бурмяжкого жемчугу тридцать два зерна нанизано; оное все между оными тремя бляхами.

3, Образ шитый златом и сребром святого великомученника Георгия на коне, венец обвязан мелким жемчугом, да в разных местах такого жемчугу тридцать три зерна. К тому образу на бумаге привешена сургучовая краевая печать со изображением двоеглавого орла, без держав с подписью вокруг греческими литтерами; мерою тот образ в длину четыре с половиною, в ширину три с половиною вершка.

4, Образ Пресвятыя Девы Богородицы, шитой же осьмиугольной; в длину вершок в ширину без мала вершок же, венец в кругом обнизан мелким жемчугом. К оному образу на бумаге привешена сургученая красная печать, изображение мало видно».

4. Вероятно на дочери этого Костюрина был женат гр. Александр Иванович Шувалов, начальник тогдашней тайной канцелярии.

Текст воспроизведен по изданию: Анатолий Мелес епископ. (Исторический очерк) // Русский архив, № 3. 1870

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info