КАЗУС ИВАНА ЧЕРНЫША 1707 ГОДА

Существование автономной Гетманской Украины (Гетманщины или Малой России) в составе русского государства во второй половине XVII в. сопровождалось складыванием определенных правовых норм и обычаев, как зафиксированных на бумаге (в царских статьях и жалованных грамотах Войску Запорожскому), так и неписаных, утверждавшихся в рамках повседневной практики взаимоотношений царской власти и гетманской администрации. Так, в первые десятилетия царь и его советники не вмешивались в «кадровую» политику гетмана, оставляя вопрос утверждения полковников и замещения должностей генеральной старшины на его усмотрение. В статьях, данных русским правительством Войску Запорожскому в 1659 г., лишь оговаривалось обязательство гетмана назначать и смещать старшину и полковников с согласия казацкой рады и ограничивалось право гетмана приговаривать их представителей к смерти (приговор должен был утверждаться царскими властями). При этом в полковники могли быть избраны только кандидаты из местных казаков [1. С. 110-112] ¹. В Конотопских статьях 1672 г., в частности, фиксировалось, что гетман может «отставить» представителей казацкой старшины только «по суду и по праву посполитому» [1. С. 243]. [30]

Традиционно в Москву лишь сообщалось о перестановках на полковничьих должностях. Более того, когда в 1676 г. стародубский полковник П. Рославец попытался обратиться с жалобами на гетмана к царю, минуя старшинскую раду, и даже предлагал изъять свой полк из-под гетманской власти, русское правительство целиком встало на сторону тогдашнего правителя Малой России — Ивана Самойловича, отказавшись потакать подобным устремлениям ².

Реальное ограничение права гетмана свободно назначать генеральную старшину появилось только в Коломацких статьях 1687 г. Согласно статье 11 «гетману старшины генеральной без воли и указу их царского пресветлого величества, не описався о том к ним, великим государям, с уряду никого не переменят» [1. С. 314]. Однако полковники в число генеральной старшины не входили [4. С. 114]. Нельзя согласиться поэтому с украинским советским историком В. И. Борисенко, что указанный документ запрещал гетману самовольно назначать полковников [2. С. 15]. Тот же исследователь пишет, что в 1690 г. по царскому распоряжению были смещены со своих должностей переяславский полковник Л. Полуботок и генеральный есаул В. Сербин [2. С. 15]. Однако и Борисенко, и не совсем корректно перенесший эту информацию в свою книгу украинский историк В. Горобец (у Борисенко отмечено, что переяславский полковник Родион Дмитрашко (Дмитрашко Райча) свергнут ранее, и лишь «с согласия» Малороссийского приказа, у Горобца — по царскому указу в 1690 г. — К. К.) [5. С. 55, 72] ³, трактовавшие это как пример вмешательства царского правительства в кадровую политику И. С. Мазепы, в данном случае ошибаются в ряде существенных деталей.

Очевидно, что Р. Дмитрашко был лишен должности по инициативе самого Мазепы, отправившего полковника с грамотой в Москву, чтобы в его отсутствие настроить против него переяславских казаков и отправить донос правительству. Царские власти лишь по просьбам гетмана распорядились освободить Дмитрашку от полковничьей должности в сентябре 1688 г. и придать войсковому суду [6. Т. 1. С. 163, 177, 226-227, 232, 247]. Бойцу Сербина Мазепа также обвинял в самоуправстве (тот будто самовольно отпустил из плена некоего татарина), сообщив, в конце концов, в столицу о его решении оставить должность генерального есаула ввиду болезни и преклонных лет в январе 1689 г. [6. Т. 1. С. 232, 284-285, 296].

Леонтия Полуботка Мазепа еще в 1688 г. обвинял в самовольной переписке с крымским ханом, а затем и интригах, направленных против него самого [7. С. 177; 8. С. 165-166]. В конце концов, Полуботок был смещен по царскому указу летом 1690 г. за «непристойный и дерзновенный поступки», однако толчком к этому послужили просьбы и намеки самого Мазепы. В любом случае русское правительство никак не повлияло на решение гетмана утвердить на его место Ивана Лысенко. Мазепа лишь уведомил об этом столичные власти, впрочем, как и ранее, когда назначал Полуботка [6. Т. 1. С. 393, 401-402].

Хотя царь как верховный правитель (суверен) формально гарантировал войсковой или полковой казацкой раде право выдвижения кандидатов в полковники, ограничивая возможность гетмана безраздельно распоряжаться замещением полковничьих и старшинских должностей, на деле именно так и происходило. Здесь можно привести в пример хотя бы гетмана И. Самойловича, при котором полковниками побывали трое его сыновей и племянник. С избранием в гетманы Мазепы больших изменений эта практика не претерпела. Русское правительство в лучшем случае могло ограничиться лишь формальной санкцией в отношении уже назначенного либо смещенного человека. На этом фоне тем более неслыханными и невозможными казались адресованные гетману распоряжения центральных [31] властей назначить кого-либо на ту или иную полковничью или старшинскую должность. Подобному прецеденту, возникшему двадцать лет спустя после избрания И. С. Мазепы гетманом, и посвящена настоящая статья.

Еще в начале XX ст. известный генеалог и знаток истории казацкой старшины и малороссийского дворянства В. Л. Модзалевский обратил в своей биографии генерального судьи Ивана Черныша (ум. в 1728 г.) на интересный факт, а именно на попытку его героя получить в 1707 г. стародубское полковничество по царскому указу, без одобрения или даже уведомления гетмана И. С. Мазепы. Согласно Модзалевскому, попытка эта закончилась полной неудачей: незадачливый искатель полковничьей должности едва избежал суда «по войсковым правам». Биограф Черныша, к сожалению, не дал ссылок на использованные им источники, однако из текста следует, что, по крайней мере, частично им были привлечены материалы переписки Мазепы с царскими «министрами» — Г. И. Головкиным и П. П. Шафировым [9. С. 320-321].

История эта не привлекла особого внимания исследователей. Между тем ее более детальное изучение с опорой на архивные документы позволяет сделать ряд ценных наблюдений касательно отдельных, весьма важных аспектов русско-украинских отношений того времени, обозначенных выше.

Прежде чем приступить к рассмотрению данного сюжета, несколько слов стоит сказать о самом И. Черныше. Он был одним из тех карьеристов, кто всеми правдами и неправдами сколачивал себе состояние и завоевывал социальный статус в период, когда казацкая старшина разных уровней начала трансформироваться в привилегированную сословную группу землевладельцев, составившую впоследствии основу малороссийского дворянства Российской империи.

Если верить челобитной стародубской старшины 1707 г., Иван Черныш отнюдь не принадлежал казацкому роду. Его отец зарабатывал на жизнь портняжным ремеслом, игрой в кости, трудом на винокуренном предприятии в Батурине. Свою фамилию он получил за смуглый цвет лица, который унаследовал и его сын. Черныш-старший рано умер, и его вдова вторично вышла замуж за сечевого казака Вергуна, занимавшегося торговлей спиртным. Черныш-младший выучился писать в школе при Свято-Никольском батуринском монастыре и поступил на службу канцеляристом в сердюцкий полк [10. Оп. 4. Д. 147. Л. 3 об. — 4].

Много лет спустя, в жалованной грамоте Чернышу 1718 г. указывалось, что отец и дед его участвовали в обороне Чигирина 1677-1678 гг. [9. С. 318]. Это, по всей видимости, сфальсифицированное известие должно было подчеркнуть казацкое происхождение Черныша, которого он на самом деле не имел.

В 1695 г. в составе сердюцкого полка Д. Чечеля Иван Черныш участвовал в походе русско-казацкого войска на турецкие крепости на Днепре, а в 1698 г. он упоминается как войсковой канцелярист [9. С. 318]. В канцелярию, согласно стародубской челобитной, Черныш попал по протекции генерального писаря В. Л. Кочубея, у которого он служил несколько лет после взятия Казикермена [10. Оп. 4. Д. 147. Л. 3 об. — 4].

Служба в гетманской канцелярии открывала перед способной украинской молодежью заманчивые перспективы продвижения по карьерной лестнице. В декабре 1699 г. Черныш побывал с письмом Мазепы в Москве [6. Т. 2. С. 582], а в феврале 1700 г. гетман дал ему более ответственное поручение — доставить послание самого царя Петра I русскому послу Е. И. Украинцеву в Константинополь. Канцелярист прибыл туда в апреле и даже был представлен османским уполномоченным на одной из конференций [11. С. 136-137]. Упоминание об этой поездке в царской жалованной грамоте на имения Черныша, выданной в 1718 г. [9. С. 318], подчеркивает, что эта миссия заняла почетное место в его послужном списке. Благодаря ей на гетманского гонца должны были обратить внимание и в русской столице, учитывая, что по возвращении из Константинополя, где-то в [32] конце 1700 г. Черныш был послан с гетманскими письмами к руководителю посольских дел Ф. А. Головину [6. Т. 2. С. 699, 701].

В 1701 г. Черныш ездил с гетманским письмом к царю. В том же году Мазепа назначил расторопного канцеляриста управляющим («господарем») Батуринского замка (был им в 1701-1703 гг.), что являлось свидетельством особого доверия гетмана. Летом 1705 г. он был послан во главе казацкого отряда на соединение с русскими войсками в Прибалтику. В. Л. Модзалевский отмечает, что в это время Черныш именовался даже полковником, по всей видимости, наказным. Служба давала ему возможность не только укрепить положение при гетманском дворе, но и получить некоторую известность у отдельных русских вельмож. В 1706 г. И. Черныш, по сведениям его биографа, участвовал в победной для русских Калишской баталии, и, надо думать, не рядовым казаком [9. С. 319-320; 12. С. 928] ⁴. Русским войском командовал А. Д. Меншиков, и возможно казацкий «офицер» сумел каким-то образом представиться светлейшему князю. Этим можно объяснить позднейшие попытки царского фаворита оказать Чернышу протекцию. Так или иначе, к этому времени Черныш, именовавшийся знатным войсковым товарищем, уже видимо полагал, что достоин более значимой должности. Важным прецедентом при этом было то, что получить он ее решил при помощи русских властей.

В начале 1707 г. Черныш появился при царском дворе, находившемся в тот момент в Жолкве (Правобережная Украина), где стал активно добиваться получения полковничьей должности [10. Оп. 4. Д. 147. Л. 1-1 об.].

В январе 1707 г. руководитель посольских дел Гаврила Иванович Головкин сообщил Мазепе, что царю «бил челом» Черныш, прося пожаловать ему вакантное харьковское полковничество. Харьков находился в составе Слободской Украины и гетману Мазепе не подчинялся. Поэтому данное обращение Черныша показывает, что в стремлении сделать карьеру он готов был пожертвовать службой под началом Мазепы, теснее связав свою судьбу со служилой корпорацией, подконтрольной центральному правительству.

Однако Харьковского полка Черныш не получил. К тому времени царь пожаловал его изюмскому полковнику Федору Шидловскому и «не соизволил того своего монаршеского позволения переменит». Головкин нашел, однако, казавшийся ему легким выход, написав Мазепе (22 января 1707 г. из Жолквы), чтобы тот «велел быть» (примечательно, что эта фраза была вписана вместо зачеркнутого слова «пожаловал») Чернышу «за ево к нему великому государю многие службы» в полковниках «регименту своего», предоставив ему одну из вакантных, по мнению вельможи, должностей: киевское, нежинское, стародубское или гадячское полковничество. На отпуске письма есть помета: «Отдано ему Чернышу» [10. Оп. 1. 1707 г. Д. 2. Л. 7-7 об.].

Где-то в то же время послание Мазепе направил и Меншиков, прося дать Чернышу пернач стародубского полковника со ссылкой на царский указ («указом монаршим предлагает и повелевает», — так писал об этом сам гетман) [10. Оп. 1. 1707 г. Д. 3. Л. 157].

Заручившись согласием русских царедворцев, Черныш посчитал вопрос о его назначении решенным, а гетманское согласие по-видимому воспринимал уже как формальное. Выехав из царской ставки на Украину с письмом Головкина, он поспешил объявить о получении должности полковника в ряде малороссийских городов (Киеве, Козельце, Нежине) [10. Оп. 4. Д. 147. Л. 1-1 об.].

Получение под свое начало Стародубского полка, самого обширного среди других, сыном портного и игрока в кости, столь стремительно возвысившегося «из грязи в князи» не только благодаря гетману или генеральному судье В. Л. Кочубею, но и царю, не могло не вызвать недовольства И. С. Мазепы и, что более [33] важно, генеральной и полковой старшины. Ведь тем самым закладывался опасный для украинской верхушки прецедент реального определения кандидатов на полковничьи должности при участии центральных властей вместо бытовавшей ранее формальной санкции Москвы. В общем смысле это означало и вторжение царского правительства в украинскую систему социальных лифтов, которая ранее регулировалась исключительно внутри казацкого общества.

Какие же аргументы представил Мазепа, чтобы отказать в исполнении столь болезненно бившей по его авторитету просьбы? Сохранился гетманский ответ на письмо Головкина, не имеющий, к сожалению, даты, но написанный, судя по всему, в первой половине марта 1707 г. (Мазепа ссылается на современное событиям начало великого поста).

В послании гетман объяснял, что велел прибыть к себе старшине Стародубского полка для объявления царского указа о назначении Черныша. Однако старшины, «уже будучи извещены прежде» гетманского «писания публичным оглашением», сами прибыли к гетману «многолюдно з значнейшим старинным и заслуженным полку своего товариством, все единогласно и единодушно от себе и от целого полку подали свою супплику, целе не хотячи мети и видети у себе Черныша на полковничестве стародубовском». Они «словесно с многим воплем, велеречием и приреканием укоризненным передо мною говорили, — писал гетман, — что им стыдно и безчестно Чернышеви, человеку молодому, незаслуженному и худородному подначалным быти». Стародубцы ссылались на свою многолетнюю службу царскому престолу, за который, так же как и за «Малороссийскую отчизну», они проливали кровь как в далеких боях за Чигирин (1677-1678), так и в недавнем сражении под Несвижем (1706). Казаки, по их словам, «многии [...] головы свои на пляцу военном положили, многии раны претерпели, многие в неволю биссурманскую и шведскую досталися». «А он Черныш, — восклицали стародубцы, — нигде с нами ввойску не бывал и заслуг его в отчизне Малороссийской жадных не знаем, навет и самое имя, и особа ево Чернышева мало нам ведома».

Со стародубской «суппликой», в которой были изложены и другие доводы против назначения Черныша, к Г. И. Головкину поехал гетманский канцелярист Даниил Болбот. Он должен был представить и кандидата, который по уверению Мазепы, угоден полковой старшине и о котором они просили гетмана еще на Рождество. Им был племянник Мазепы, Андрей Войнаровский. Гетман при этом сообщал Головкину, что не смеет его назначить без царского указа, вновь признавая за царем права санкционировать подобные назначения.

В завершение своего обширного послания Мазепа отметил, что готов исполнить монаршую волю, даже рискуя навлечь на себя недовольство стародубских полчан, но тут же оговаривался: «А мне б здавалося под сей час военный, не треба б им насилия чинити». Резон, по мнению гетмана, состоял в том, что казаки не будут подчиняться Чернышу «в военных оказиях», в результате в полку упадет дисциплина, да и самому незадачливому обладателю полковнического пернача «небезпечное там будет житие». Опасался гетман и за свою безопасность: «А наипаче я ненадежен естем своего здоровья и доброго состояния, понеже что-нибудь где в регименту моем противное учинится, то на едину мою особу все складают» [10. Оп. 1. 1707 г. Д. 3. Л. 157-158].

Текст вышеупомянутой челобитной стародубской старшины, которую подписал также и влиятельный купец, стародубский войт Спиридон Ширай от имени городского магистрата, сохранился. В отличие от письма И. С. Мазепы, в ней прямо заявлялось, что назначение «худородного» Черныша не только оскорбляет заслуженных казаков полка, но очевидно противоречит сложившейся традиции («давнему обыкновению») и «правам и вольностям» Войска Запорожского, подтвержденным царскими статьями и жалованными грамотами, согласно которым полковник не может быть назначен без избрания его полчанами. Отмечалось и то, что полковник не может занять свой «уряд» без воли гетмана, которому от царя дана «совершенная [34] власть» давать и отбирать должности [10. Оп. 4. Д. 147. Л. 1]. Последний-то, впрочем, как уже отмечалось, в целом был готов согласиться с назначением Черныша, не решаясь открыто противиться царскому указу. Несомненно, однако, что рассматриваемая «супплика» была составлена по прямому указанию Мазепы, а возможно и вовсе написана в гетманской канцелярии. На это наводит и наличие в ней многочисленных подробностей биографии Черныша в период его службы при гетманском дворе, фамилии людей, посылавшихся по распоряжению гетмана к туркам, и др. Документ этот показывает двойственность позиции Мазепы: в письме Головкину он не решился на заявления о нарушении царских гарантий Войску Запорожскому и своего права утверждать полковников, предпочтя вложить их в уста стародубской старшины. Себе, таким образом, гетман оставил роль покорного исполнителя царской воли, дающего совет, как разрешить возникшую проблему.

Так или иначе, очевидным было, что Мазепа не желает назначения Черныша. У царских министров возникшая проблема, о которой они, видимо, не подозревали, вызвала определенное замешательство. Разбирать дело поручили тайному секретарю П. П. Шафирову. Когда он донес обо всем царю Петру I, тот ответил, что главным ходатаем за Черныша был А. Д. Меншиков. Последний, однако, свидетельствовал, что Мазепа якобы сам просил у него за Черныша, «чтоб в прошении его учинить вспоможение». Светлейший князь оправдывался, что «он его, Черныша, озлобит за его нахалство не хотел», как раз желая «по его льстивому доношению [...] услужить» самому Мазепе! Шафиров сообщал гетману, что Черныш «под тою прикрышкою непрестанно его величеству також и всем министрам докучил, дабы ему быт бутто по вашему прошению стародубским полковником». Наконец, Г. И. Головкин поведал Шафирову, «что от нахалства его не могши отбитца, хотя он об одном стародубском полку старался, а иные порожные полки [...] в то писмо вписал» на «рассуждение» Мазепы.

Более того, выяснилось, что устный царский указ о пожаловании Черныша, изложенный в приводившемся выше письме Головкина, якобы был «покрепчен и его Чернышевы руки написан» (т.е. видимо, был подделан либо превратно истолкован претендентом на стародубское полковничество), расходясь с реальным государевым распоряжением. Теперь утверждалось, что на самом деле Петр I «не изволил [...], не ведая» от Мазепы «писменного прошения [...] его так просто пожаловать», но велел написать гетману, чтобы он решил вопрос «по своему разсмотрению». Черныш таким образом будто бы ввел Головкина в заблуждение.

Подводя итоги расследования, русское правительство в лице Шафирова полностью отступалось от своего «протеже», отдавая его судьбу в руки Мазепы. «Изволишь ваше превосходителство по изволению своему без всякого сумнения и опасения о нем Черныше учинит и против того писма к Гавриле Ивановичу о состоянии его и о обмане отозватся», — писал Шафиров 16 марта из Львова, соглашаясь, что Мазепа вправе «не толко на то полковничество ему [не] позволить, но за ево шилберство и дерзновенье, фалшивые поступки и возмущение учинить» наказание «по воинским правам» [10. Оп. 1. Д. 2. Л. 24-25].

Весной 1707 г., с тревогой ожидая, куда развернет свои полки шведский король Карл XII [14. С. 164-167], русское правительство, опасаясь в том числе и удара на Украину, было заинтересовано в лояльности Мазепы. Так, 18 мая Г. И. Головкин сообщал ему из ставки царя в Якубовичах (недалеко от Люблина) о двояких вестях относительно намерений стоявших в Саксонии шведов. Одни информаторы говорили, что «швед» вскоре «подымется со всем корпусом сюда», другие же — что пока останется в германских землях, выслав в Польшу 10-12 тыс. войска под командой Станислава Лещинского [10. Оп. 1. 1707 г. Д. 2. Л. 49].

В этих условиях 28 марта 1707 г. устами Шафирова царские власти вновь подтвердили отказ от каких-либо попыток повлиять на замещение должности стародубского полковника: «И о Черныше паки вашему сиятелству напоминаю, дабы ваше сиятелство за ево проникателные и веема фалшивые поступки учинит с ним [35] изволил так, чему он достоин будет по воинским правам, а кому на полковничестве стародубском быть, то полагает его царское величество на разсмотрение вашего сиятелства» [10. Оп. 1. 1707 г. Д. 2. Л. 33].

На первый взгляд исход дела был благоприятным для Мазепы. Правительство после первых же завуалированных протестов гетмана поспешило вернуть ситуацию в исходное состояние. Важно, однако, подчеркнуть, что Мазепа не решился оспаривать само право монарха как верховного суверена вмешиваться в процесс замещения полковничьих должностей, который ранее по умолчанию находился целиком и полностью в ведении Батурина. В аргументах Мазепы нет ни слова про традиционные права гетманов как «региментарей» Войска Запорожского и казацкие вольности. Чтобы избавиться от неугодного кандидата, гетман малодушно спрятался за спины стародубских полчан, изображая себя лишь посредником между ними и царской властью. Здесь он фактически выступает в роли царского наместника в Малой России, заботящегося о собственной безопасности и недопущении социального недовольства в Стародубском полку и, как следствие, падения его боеспособности. Последнее было важным для русского правительства, поскольку в указанное время стародубских казаков активно использовали в локальных военных операциях на территории Белоруссии. Так, например, 18 мая Г. И. Головкин направил гетману послание с указанием «как наискорея» выслать 2 тыс. стародубских казаков под Быхов, под команду генерала-поручика Р. Х. Боруа, осаждавшего там местного коменданта, который, переметнувшись на шведскую сторону, захватил 30 тыс. руб. царской казны [10. On. 1. 1707 г. Д. 2. Л. 50].

Более того, Мазепа, не получивший одобрения кандидатуры А. Войнаровского от русских властей, не решился утвердить его полковником. Его обязанности, по всей видимости, исполнял наказный полковник Прокопий Силенко. Лишь спустя около года стародубским полковником был назначен И. И. Скоропадский, будущий гетман [8. С. 49].

Весьма примечательна и позиция в данном случае русской стороны. Инициатива Головкина и Меншикова противоречила уже упоминавшемуся пункту 7 статей 1659 г., предписывавших избирать полковников только из местных казаков, «а из иных полков в полковники не выбирать» [1. С. 110-111], однако к тому времени в царских канцеляриях вряд ли сверяли свою малороссийскую политику с духом и буквой русско-украинских соглашений. Трудно однозначно сказать, какими мотивами руководствовались в данном случае царские «министры» и светлейший князь Меншиков. Здесь можно видеть интригу последнего, которого историки, хотя и на довольно шаткой Источниковой основе, иногда обвиняют в намерении увеличить свое состояние за счет обширных имений в Малороссии, сделавшись черниговским «князем» [15. С. 279-284].

Так или иначе, действия Головкина и Меншикова лишний раз показывают хрупкость отношений между гетманом и русскими властями в сферах, где полномочия не были четко разграничены и базировались не столько на гарантиях, зафиксированных в царских статьях и жалованных грамотах Войску Запорожскому, сколько на сложившейся практике взаимоотношений. Попытка русской стороны, намеренно или нет, изменить ее, вмешавшись в кадровую политику гетмана, спровоцировала недовольство Мазепы, несмотря на то, что какие-либо писаные нормы, подтверждавшие его исключительное право утверждать полковников, отсутствовали. Вместе с тем подобный прецедент не мог возникнуть без влияния соглашательской позиции самого гетмана, который постоянно выказывал готовность следовать царским распоряжениям, активно завоевывал доверие царя и его советников, отмежевываясь (как и в случае с Чернышем) от требований казацкого общества, адресованных русскому правительству. Привыкший к подобной угодливости, Головкин, судя по всему, вообще вряд ли видел проблему в том, что Мазепа утвердит кого-то полковником по протекции царского двора. Иначе трудно объяснить, зачем он в своем послании расширил возможное число полковничьих вакансий. [36]

Описанный инцидент показывает и определенные метаморфозы, происходившие в сознании отдельных представителей украинского общества, особенно тех из них, кто per fas et nefas стремился повысить свой социальный статус и сделать карьеру. Понимая и признавая реальное влияние русских властей на Украине, когда доверие Москвы было залогом прочных позиций гетмана в казацкой среде, они считали возможным обращение к царю за пожалованиями и должностями напрямую, минуя Батурин. Казус Черныша, как человека, не рассчитывавшего на традиционные методы карьерного продвижения (участие в военных походах, служба в качестве бунчукового товарища и т.д.), ввиду своего неказацкого происхождения лишь только на первый взгляд нетипичен. По сути же перед нами один из признаков эрозии автономного статуса (выражавшегося в совокупности обычаев и юридических норм) Гетманской Украины в составе России, которая приняла свой яркой выраженный характер уже после Полтавской битвы 1709 г. Отчасти об этом свидетельствуют и последующие факты биографии Черныша.

В 1708 г. он был посажен на некоторое время в тюрьму за причастность к известному делу своего бывшего покровителя В. Кочубея и полтавского полковника И. Искры, однако вину его доказать не смогли, и он избежал наказания. После измены Мазепы и избрания гетманом И. И. Скоропадского Черныш возобновил попытки стать стародубским полковником, но в итоге получил под командование Гадяцкий полк [9. С. 321-325].

В 1710 г. в российских правящих кругах активно обсуждались проекты установления контроля над занятием полковничьих и старшинских должностей, а в 1715 г. эта идея была реализована: процесс должен был происходить при участии пребывавшего при гетмане российского резидента. Более того, в отдельных случаях назначения производились и вовсе без участия гетмана, по распоряжению кабинета Петра I и Сената [5. С. 65-66]. Среди подобных назначенцев был и неугомонный Иван Черныш, ставший генеральным судьей.

В приложении публикуется челобитная старшины Стародубского полка. Публикация осуществлена в соответствии с «Правилами издания исторических документов» (М., 1990) с отдельными изменениями. Сокращения, обозначенные титлой и другими знаками, раскрыты без специальных обозначений. При публикации сохранена литера «?» как имевшая разное фонетическое звучание в русском и украинском языках того времени.

Комментарии

1. Не прав В. И. Борисенко, утверждающий, что по статьям 1659 г. гетману запрещалось назначать и смещать генеральную старшину и полковников без разрешения царя [2. С. 14].

2. Самым подробным исследованием дела П. Рославца остается глава из труда Н. И. Костомарова (см. [3. С. 513-531]).

3. Автор, почему-то всего лишь пересказав текст Борисенко, тем не менее в примечании на первом месте поставил взятую у того же архивную ссылку, и только во вторую очередь сослался на работу этого исследователя.

4. В. Л. Модзалевский ошибочно пишет, что Черныш был управляющим замком в Гадяче (см. [13. С. 530, 533-534]).

1. Источники малороссийской истории, собранные Д. Н. Бантышом-Каменским и изданные О. Бодянским. М., 1858. Ч. 1. 1649-1687.

2. Борисенко В. Й. Соцiально-економичний розвиток Лiвобережноi Украiни в другiй половит XVII ст. Киiв, 1986.

3. Костомаров Н. И. Руина // Костомаров Н. И. Исторические монографии и исследования. СПб., 1882. Т. 15.

4. Геращенко С. В. Генеральна старшина // Украiнське козацтво. Мала енциклопедiя. Киiв, 2006.

5. Горобець В. Присмерк Гетъманщини: Украiна в роки реформ Петра I. Киiв, 1998.

6. Листи Iвана Мазепи. Киiв,2002. Т. 1.1687-1691. Упорядник та автор передмови В. В. Станiславський; Киiв, 2010. Т. 2. 1691-1700. Упорядник та автор вступного дослiдженя В. В. Станiславський.

7. Оглоблин О. Гетьман Iван Мазепа та його доба. Нью-Йорк; Киiв; Львiв; Париж; Торонто, 2001.

8. Павленко С. Оточення гетьмана Мазепи: соратники та прибiчники. Киiв, 2004.

9. Модзалевский В. Л. Генеральный судья Иван Чарныш и его род // Киевская старина. 1904. Т. 84. №3.

10. Российский государственный архив древних актов. Ф. 124.

11. Богословский М. М. Петр I. Материалы для биографии. Л., 1948. Т. 5. Посольство Е. И. Украинцева в Константинополь. 1699-1700.

12. Письма и бумаги императора Петра Великого. СПб., 1893. Т. 3 (1704-1705).

13. Лазаревский А. М. Иван Петрович Забела, знатный войсковой товарищ (1665-1703 гг.). (Отрывки из семейного архива) // Киевская старина. 1883. Т. 6. № 7.

14. Артамонов В. А. Полтавское сражение. К 300-летию Полтавской битвы. М., 2009.

15. Таирова-Яковлева Т. Г. Иван Мазепа и Российская империя. История «предательства». М., 2011.

16. Кочегаров К. А. Потери Войска Запорожского в Чигиринской кампании 1678 г. // Единорог. Материалы по военной истории Восточной Европы эпохи Средних веков и раннего Нового времени. М., 2011. Вып. 2.

Текст воспроизведен по изданию: Россия, гетман Мазепа и избрание киевским митрополитом Иоасафа Кроковского. 1707-1708 годы // Славяноведение, № 4. 2016

© текст - Кочегаров К. А. 2016
© сетевая версия - Тhietmar. 2020
© ОCR - Николаева Е. В. 2020
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Славяноведение. 2016

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info