Юзеф Верещинский был сначала нареченным (номинатом), а потом и действительным Киевским католическим бискупом в самом конце шестнадцатого века — с 1589 г. по день своей смерти 1-11 февраля 1599 года. Уроженец Холмской Руси, он происходил из старинного русского, но окатоличившегося и ополячившегося дворянского рода. Родовым гнездом русских дворян Верещинских было село Верещин в нынешнем влодавском уезде седлецкой губернии, известное по Ипатской летописи еще с 1204 года, когда оно было отдано в удел одному из галицких князей Александру Всеволодовичу, двоюродному брату знаменитого Даниила, короля Галицкого, вместе с Угровском, Столпьем и Комовом ². Галицко-волынский летописец считает его поселением русским и причисляет его к Украйне: «Данилу же возвратившуся к домови и еха с братом и прия Берестий, и Угровеск, и Верещин, и Столпъе, Комов и всю Украйну» ³. Православных дворян Верещинских мы начинаем знать с половины пятнадцатого века (1456), когда один из них Маско (Матвей) Верещинский был холмским земским подсудком. В 1481 г. Богдан Верещинский был свидетелем по делу холмского православного епископа Герасима с дворянином Николаем Долотом. Этот же Богдан и брат его Дмитрий (по [205] прозвищу Волчок) Верещинские были основателями (фундаторами) православной церкви в с. Верещине ⁴ и от них произошли все позднейшие Верещинские. В 1510-1519 г. г. встречается в актах Иоанн Верещинский. Наконец, с 1522 года мы начинаем знать деда Юзефа Верещинского Федора (Хведора, по прозвищу Храпка) Верещинского, женатого на Малгоржате (Татьяне, Марусе — трехименной) Сосновской и имевшего от нее четырех детей — трех сыновей: Андрея (Андрушка, по прозвищу Дзивиса), Станислава (Евстафия, Осташа), Николая (Дмитрия) и одну дочь: Марусю. Федор Верещинский умер около 1540-го года ⁵.

Андрей Федорович Верещинский был отцом бискупа Юзефа Верещинского, и сын в речи, произнесенной над гробом отца, подробно рассказывает историю совращения его из православия в католичество и все обстоятельства его жизни. Этот рассказ так характерен и интересен, что мы не можем не привести его целиком.

«Покойный отец мой происходил из дворянского дома герба Корчак, который дом — самый старинный в земле холмской. Отцом его был Федор Верещинский из Верещина, а матерью Малгоржата Сосновская из Сосновиц, герба Наленч. Обое родители его были греческой веры. Отец его, будучи человеком добрым и простым, остался при том, что оставили ему родители и что Господь Бог ему дал за его старания и заботливость Имея значительные способности, он не хотел тянуться к урядам. В поддержании своего домашнего хозяйства он имел дельного и заботливого товарища в лице своей жены и матери моего усопшего теперь родителя. Мать родителя моего имела двух родных братьев: один из них, по имени Иван, был владыкой холмским, т. е. [206] епископом греческой веры, а другой, по имени Григорий, против воли родителей отрекся от греческой веры и пристал к вере костела вселенского христианского, т. е. костела римского; ему дали имя Георгий (Гурко). Хотя он был уже взрослым, но стал учиться начаткам веры и чтению, а потом достиг в этом такого совершенства, что сделался капелланом ⁶. Кзендз Бучацкий, бискуп холмский, видя в нем дарования, присущие настоящему капеллану, дал ему канонию ⁷ холмскую и при том оффициальную прелатуру ⁸. Кроме того, паны Гневоши добровольно предоставили ему плебанию Олексовскую в Радомском повете над р. Вислою ⁹. Тогда вышеназванный оффициал, узнав, что сестра его, выданная замуж за Федора Верещинского, беременна, стал сильно раздумывать о том, как бы с помощью Божиею и при его старании окрестить этого первенца, при первом появлении его на свет, в веру древнего вселенского костела. Владыка холмский, узнавши об этом, очень чесал голову, как бы воспрепятствовать намерению брата своего, ксендза. К тому же он сам думал о том, как бы окрестить новорожденное дитя в веру греческую. Но слово Божие гремит в ушах наших; воле Божией и провидению Его святому трудно противиться. Как скоро ксендз-оффициал узнал, что сестра его родила сына, то прежде чем Его Милость Владыка Холмский выбрался из дому, кзендз-оффициал приехал уже вскачь под предлогом навещения больной сестры и, выбравши удобное время, тайно похитил малютку из колыбели, в сопровождении тех, кто ему помогал в этом, тотчас окрестил его и дал ему имя Андрей. Исполнивши эту спасительную обязанность, он поспешно выехал, уходя от гнева родителей ребенка, а еще более от гнева Его Милости князя Владыки холмского, своего родного брата, [207] который выехал уже из дому с тем, чтобы окрестить ребенка в греческую веру. Князь Владыка, когда приехал и узнал о совершении крещения над ребенком, то поднял страшный крик в доме. Родители младенца также были очень сердиты на этот поступок ксендза-оффициала, но так как они увидели, что того, что сделалось, нельзя уже разделать, то, наконец, успокоились. Только дитя это не пользовалось расположением родителей, а князь Владыка холмский наотрез не захотел ничего о нем знать. Впоследствии и родителей он убедил, чтобы они ничего не ожидали от сынка, а отца так настроил, что он терпеть не мог ребенка, постоянно жалуясь на оффициала, что тот сделал сына бисовым ляхом. Однако милая мать напоследок уже об этом нисколько не сокрушалась, а все предоставила воле Божией, полагая, что все это могло случиться только по воле милостивого Господа Бога и по святому Его провидению. Поэтому она постоянно заботилась, как бы выполнить свои материнские обязанности и нянчила, колыхала и кормила свое дитя. А когда ему исполнилось 8 лет, то она нашла дьяка, который учил его русской грамоте, а потом Владыка холмский, по желанию своей сестры, взял его к себе и он учился у него грамоте в течение двух лет. Ксендз-оффициал очень боялся, чтобы князь Владыка как-нибудь не соблазнил его в греческую веру. Он начал рассуждать, что и крещение мало поможет, если дитя будет колебаться в вере, потому что и во взрослых людях крещение без веры и вера без крещения не имеют никакого значения и силы сами по себе. Поэтому он остановился мыслью на том, чтобы отбить дитя от князя Владыки и исполнил это: однажды он приехал к князю Владыке, вызвал к себе Андрея в укромное место и так его уласкал приятными разговорами, что на другой день утром ребенок пешком убежал с рассыльным из Холма в Красностав. С этого времени он сделался ненавистным не только отцу, но и князю Владыке, и ни отец, ни князь Владыка не пускали его более на свои глаза. Напротив, ксендз-оффициал, считая себя виновным в нерасположении к Андрею его родителей и иных [208] приятелей (он лишился не только любви их, но и заботы о себе), изо всех сил старался дать ему хорошее образование, которое в свое время послужило бы ему обильной наградой за все страдания, испытанные от неприязни родителей. Поэтому, чтобы достичь цели, он дал ему в Красноставе преподавателя по своему выбору. Об одном только беспокоился ксендз-оффициал, — что Андрей был тупого ума. Но он, видя заботливость своего дяди, вознаграждал невосприимчивость тупого ума прилежанием, а природную неспособность настойчивостью. Таким путем он достиг того, что отполировал свой ум и возбудил в своем дяде особенную любовь к себе. Ксендз-оффициал, увидевши не малые успехи его в науках, желал, чтобы Андрей сделался после него капелланом. На этом он настаивал, чтобы, передавши ему все свои доходы от прихода, самому получить возможность поступить монахом в Сецеховский монастырь ¹⁰. Поэтому, когда ему исполнилось 19 лет, он сильно его уговаривал принять первое посвящение. Уступая желанию дяди и отдаваясь воле Божией, он в 1529 году сделался аколитом ¹¹. В том же году ксендз-оффициал умер в Олексовской плебании, которая расположена в одной миле от Сецеховского монастыря. Он усиленно просил моего усопшего отца не хоронить его нигде в другом месте, а только в Сецеховском монастыре. За смертью дяди досталась моему отцу Олексовская плебания, которою он целый год заведывал, будучи аколитом. Затем, уважая достоинство и честь капелланского сана и соображаясь с своей природой, он, без всякого постороннего влияния, сам по себе, пожелал обратиться к более легкому делу, которое он мог бы исполнять без угрызения совести. Порешивши это, он перестал извлекать доходы из плебании, а постарался жениться и взял себе в жены девушку 13 лет, дочь дворянина Николая Яросского из Ярошина, герба Равич. Ярошин этот расположен в радомском повете над [209] самою р. Вислою около г. Казимира. Матерью невесты была Анна Корачовна из Гржимоцина, герба Уж, который имеет на голове золотую корону, а в губах держит за хвостик зеленое яблоко, поле же герба — красное. Этот Гржимоцин лежит в одной миле от г. Радома. Моя мать была племянницей ксендза Браницкого, бискупа Познанского, и по его совету была отдана 8 лет от роду в г. Люблин, в кляштор Пр. Девы Марии. Он хотел, чтобы она провела свои молодые годы не в ином месте, а в школе, которая воспитывает молодых девушек в духе богобоязни, святой жизни и всяких иных христианских добродетелей. После Господа Бога он вручил ее опеке почтенной и богобоязненной монахини Малечинской, ее родной тетки. При ней она провела пять лет, а потом взята была родителями из кляштора по случаю смерти тетки ее — монахини. Потом она прожила дома 3 месяца и выдана была замуж за моего отца. Едва он женился, как в том же 1531-м году объявлен был поход к Обертыну ¹². Не желая оставаться известным только своей челяди да соседям, он думал о том, чтобы своими заслугами прославить дом своего отца и себя самого. Поэтому из любви к Речи Посполитой и для приобретения доброй славы он, не щадя своего достояния и жизни, на свой счет, за приданое жены, снарядил тринадцать конников. На войне, по милости Господа Бога, ему повезло: он возвратился домой к жене в добром здоровья, поправил свои средства и достиг в доме прекрасного благосостояния. Полагая, что для родителей он не будет уже презренным ляхом, а, напротив, будет им в помощь и в добрую славу, он не мог уже долее утерпеть, чтобы их не навестить. Собравшись с женой, он отправился к ним. Родители были очень обрадованы его приездом, вменяя ему в честь, что он без содействия их прекрасно и удобно устроил свой домашний быт и что [210] он так счастливо подвизался на войне, как будто фортуна постоянно сопровождала ляха. Что ему особенно льстило, так это — то, что отец видел в нем человека, способного вывести его из тех затруднений, в которые он попал, благодаря спорам с соседями по имению. Действительно, в короткое время он по своей находчивости до всего добился и не только вывел отца из затруднений, но напоследок и отстоял предковское имение, которое было отдано родителями в его заведывание. Соседей он присмирил, но потом они были расположены к нему и обращались во многих случаях.

Потом по желанию Щенского Снопковского, судьи, и Петра Горжковского, подсудка в Холме, близких свойственников ему по жене, он сделался холмским земским коморником ¹³ и оставался в этой должности несколько лет чтобы рассмотреть и изучить судопроизводство, дабы, в случае избрания на более высокую должность, не учиться праву на чужом имуществе. Когда затем вскоре вышеупомянутый судья умер, то на открытом воеводою русским сеймике в Холме он, по общему единодушному согласию, был выбран на должность подсудка всем собранием Холмской шляхты. Славный король Сигизмунд-Август не противился этому избранию, а, напротив, подтвердил его. Все хорошо помнят, как мой отец исполнял обязанности подсудка, призванный на этот пост. Ей Богу, заботливо, честно и безупречно решал он дела шляхты в земле Холмской! Я умалчиваю об иных дарах, какими милосердный Господь наградил его, каковы: искренность, вежливость, благочестие и т. д. (с этого места сыну не пристойно перечислять их). Особенностью его было то, что он никогда не позволял ни себе, ни другим в его присутствии сделать что-нибудь злое, и я могу смело сказать, что, кроме битвы Обертынской, ему никогда не случалось обнажать против кого-либо свою саблю. Он не имел на своем теле ни одной раны или царапины, кроме [211] маленького шрама на лбу, который остался у него от обертынского похода 1531-го года. Когда они расположились лагерем у Обертына, то Петрило, волосский воевода, имея сведения, что отряды Его Величества Короля равняются его войску, стремился как можно скорее напасть и послал вперед несколько тысяч войска на рекогносцировку. Наши, предуведомленные об этом движении, на голову разбили передовой отряд у Гожджя. В этой-то битве досталась и отцу моему рана копьем; один Волошин угодил ему копьем в голову так, что и шлем с головы сорвал и оставил его простоволосым; но этого Волошина убил копьем Андрей Гневош из Радомской земли, герба Равич, большой приятель моего отца и тёзка.

Наконец, отец мой почти в течение года находился под опасным искушением этого света, под искушением ереси: он колебался в вере. Как только он убедился в этом, то прибег под защиту Господа Бога. Господь Бог, не желая его погубить вместе с соблазнителями на этом свете, спас его; он быстро вырвал его из этого Вавилона, как св. Петра и св. Павла, когда они тонули в море. Бросивши скоро заблуждения, которым он научился от сводницы, распутницы, волшебницы, синагоги сатанинской, еретицкой, он возвратился в лоно истинной матери, святой церкви вселенской, христианской, и в той церкви оставался до самой своей смерти, твердо и стойко держась исповедания святой христианской веры ¹⁴.

Рассказывая так подробно биографию своего усопшего отца, Юзеф Верещинский не упомянул о том процессе, [212] который вел его отец с своими братьями о наследстве. Между тем процесс этот представляет значительный интерес и ярко рисует картину тех враждебных отношений, которые возникали даже между ближайшими родственниками на почве религиозной розни. Относящийся к тому процессу акт напечатан в XIX-м томе Актов Виленской Археографической Комиссии, изданном г. Площанским.

Дело заключалось в следующем:

Предки Верещинских, братья Дмитрий-Волчок и Богдан Верещинские, основали в с. Верещине православную церковь (sinagogam ruthenicam) и отдали в пользование ее и состоящих при ней священников часть полей, нив, садов, лугов лесов и боров в наследственном имении Верещине. Около 1541 года один из братьев Андрея Верещинского Станислав (Евстафий, Остап) Верещинский завладел церковными землями и стал получать с них доходы. Местный священник, боясь угроз самовольного пользователя, не посмел возбуждать дела о захвате и молчал. Тогда Андрей Верещинский в 1541-м году подал жалобу в Холмский земский суд, в которой доказывал, что раз один из его братьев отнял у церкви подаренную ей их предками землю, то в таком случае и он по натуральному праву должен получить участок из нее; между тем ответчики, братья его Станислав (Евстафий, Остап) и Николай (Дмитрий) и сестра Маруся Верещинские не хотят делиться с ним предоставленными русской церкви землями; поэтому он просит суд или постановить дележ означенной земли и назначить к тому делителей, или присудить ему уплату по стоимости присвоенной наследственной части в 40 гривен и вознаграждение за понесенные убытки в той же сумме. Ответчики заявили, что они считают это дело подсудным старосте (capitaneo loci), а не земскому суду, так как по статуту только староста имеет право решать споры между братьями о полях, садах, борах и пр. Кроме того, так как дело идет о церковной земле, то защищать ее от посторонних захватов могут только священники или сами ответчики, как патроны церкви. Поэтому [213] Верещинские просят суд освободить их от иска. Андрей Верещинский отвечал на это, что все дела, подсудные старосте, подсудны и земскому суду. Что касается вопроса о церковных землях, то ответчики первые нарушили их целость и хотят пользоваться ими в ущерб церкви. Потому и ему, Андрею Верещинскому, как родному брату ответчиков, следует получить часть из отнятых у церкви земель, тем более, что он желает основать в Верещине и обеспечить своею частью спорной земли католический костел (ecclesiam cristianam). Для решения этого спора назначен был новый срок, но актов, из которых видно было бы окончательное постановление по этому делу, не было напечатано г. Площанским ¹⁵.

Андрей Федорович Верещинский умер около 1580-го года.

Обращаемся теперь к биографии самого Юзефа Верещинского. — Так как отец его женился в 1531 г., то можно предполагать, что рождение Юзефа Верещинского относится к 1532 или 1533 году. Учился он в Красноставе, в школе, существовавшей при кафедральном костеле, главным образом под руководством баккалавра Михаила Радрузиана, бывшего потом соборным проповедником, каноником и оффициалом в Красноставе ¹⁶. В молодых еще годах он принял духовный сан и затем — святость поведения, познания в науках и строгое исполнение обязанностей открыли ему путь к высшим духовным должностям. Подходя к пятидесятилетнему возрасту, в 1579 г., он был каноником Холмской Капитулы в Красноставе, а в 1581 г. был избран братией Сецеховского Бенедиктинского кляштора в аббаты на место отказавшегося от этой должности Каспара Козменьского, герба Ястреб. Аббатом этого кляштора он оставался до самой своей смерти, и после того, как в 1589 г. он был [214] назначен сначала нареченным (номинатом), а потом (с 1593 г.) и действительным бискупом Киевским, Деятельность его в Сецеховском кляшторе была очень оживленная. Историк этого кляштора ксендз Гацкий довольно подробно изображает ее на основании бывших у него под руками бумаг Сецеховского кляштора, хранящихся в настоящее время в архиве Губернского Правления в г. Радоме. В 1581 г. он назначил нового настоятеля в каплицу Пресв. Марии в г. Радоме, Внесковского. В 1583 г. он подтвердил данные Горскому прежним аббатом права на войтовство в Воле-Кляшторной. В этом же году он заботился об исправлении межевых знаков по границе монастырской земли с с. Одеховым и объезжал монастырские имения: Кобыляны, Пухачов, Яников и Гарбатку. Любопытно, что, занимаясь сельским хозяйством, он не бросал и литературных занятий, и написал предисловия к приготовляемым для печати сочинениям: 7 февраля в Кобылянах к соч. Kazanie na dzien zaduszny, 14 марта в Пухачове к соч. Instructia albo nauka o spowiedzi, 10 апреля в Яникове к соч. Gosciniec pewny niepomiernym moczygebom a omierzlym wydmikuflom swiata tego и 30 мая в Гарбатке в соч. Kazanie przy przyjmowaniu swietosci malzenstwa. Все эти сочинения были напечатаны в Кракове в типографии Андрея Пиотроковчика в 1585-м году. В 1584-м году он отдал в аренду монастырскую мельницу в Кобылянах за единовременный взнос и за ежегодную арендную плату. В 1585 г. призывал Андрея Карвицкого, аббата вонхоцкого, к суду Краковской консистории за десятину с Вавржишова и Ласковой Воли, неуплоченную за 1578-1580 гг. по 100 злотых в год. В 1586 г. он судился с некиим Богушем, старостою зволенским, о земельных границах. В том же году он отдал в аренду пухачовское имение Мышковским на два доживотья. В 1587 г. он подтвердил привиллегию на войтовство в с. Бржезнице. В 1588 г. он устроил новое войтовство из десяти ланов земли при с. Псарах и отдал его поэту Клёновичу с позволением устроить в его пределах фольварк Юзефов. В [215] 1589 г. он выкупил из залога сс. Насилов и Шавловице после 20-летнего пользования от Криштофа Гневоша и отдал в аренду Николаю Фирлею. В том же году он отдал сс. Гарбатву и Рамбертов в аренду Свижовским, с которыми потом завязался процесс, длившийся до 1603 года. В том же году он уступил часть доходов из аббатских имуществ для стола всей братии. В 1590-м году он уступил Краковской Академии права Сецеховского монастыря на доходы с коллегиаты св. Жиля ¹⁷ и на Чыржицкие десятины. В 1592 г. он возобновил прежние уступки в пользу Краковской Академии. В 1593 г. он рекомендовал кардиналу Радзивилу для замещения пробощества в с. Пухачове монаха Яна Осуховского. В 1594 г. он снова вел тяжбу с Богушем о земельных границах. В 1597 г. он пожаловал право избирать солтыса деревне Кенпицам ¹⁸. Из этого перечня действий Юзефа Верещинского по заведыванию монастырским хозяйством в Сецехове видно, что он внимательно относился к имущественным делам монастыря, стремился разрешить в пользу монастыря все накопившиеся от времени тяжбы, старался поднять доходность монастырских имений и не злоупотреблял правами аббата на доходы, а напротив делился ими и с братией монастыря, и с такими полезными, по его мнению, учреждениями, как Краковская Академия. Кроме того, имея в виду возможность нападения на монастырь неприятелей, он укрепил его в виде замка и на снабжение его оружием назначил в 1588 г. доход в сумме 100 злотых от войтовства Псары, отданного поэту Клёновичу ¹⁹.

Как бискуп Киевский, Верещинский проявил также весьма живую деятельность. Попавши на пограничье, постоянно угрожаемое татарскими набегами, он, несмотря на свой [216] преклонный возраст (ему было в 1589 г. 56 или 57 лет), втянулся в военную жизнь. В письме к Яну Замойскому от 4 октября 1593 года он рассказывает интересные подробности о тогдашних военных действиях:

«Ясновельможный! Отдавая Вам мои услуги и желая Вам всякого добра, поручаю себя милости Вашей, моего милостивого пана и благодетеля. Что касается возобновления той распри, которая завелась у Киевлян с козаками, то я счел за лучшее предоставить решение этого дела Вашей милости. Вскоре после соглашения с покойным князем Вишневецким, возникла у Киевлян снова распря с Запорожскими козаками, потому что Киевляне били и жестоко мучили двух козацких послов, которых козаки послали к Киевскому уряду, чтобы им дали Возного для определения насилия и кривды, которые они яко бы испытали от князя Вишневецкого. Замковый уряд, не делая уважения козацким послам, распорядился схватить их и затем одного из них уморили на пытке, а другого отпустили едва живым, и, не ограничиваясь этим, разграбили их собственное имущество, а также имущество других Козаков. Обиженные этим Запорожские козаки, подплыли со всей своей артиллерией к Киеву, требуя наказания тех, которые были причиной и поводом побоев и жестокой пытки послов и разграбления имущества их товарищей. Киевская шляхта, которая собралась тогда на Киевские рочки, видя угрожающую ей большую опасность, отправила меня с князем Кириком Ружинским ²⁰ послами к козакам, с тем, чтобы мы воспрепятствовали их намерениям. Мы выехали на полторы мили вниз по Днепру и стали ожидать их в одном урочище, называемом Лыбедь. Считая себя безопасными в этом урочище, мы едва не поплатились жизнью, потому что в полночь козаки, заметивши нас через своих лазутчиков и принимая за киевскую стражу, хотели на нас внезапно ударить. Предупрежденный об этом с помощью Божией, я вместо того, чтобы [217] отражать их силой, приказал музыкантам заиграть на свирелях (szalamaie) псалом Давидов «Воспою Господу в жизни моей». Козаки узнали мой свирельный лозунг и Господь Бог сохранил мою жизнь на честь и еще большее умножение хвалы Своей. Их сабли и копья, пулгаки и сагайдаки, которые были приготовлены для пролития нашей крови, воздержаны были от этого предприятия, и так искусство смягчается искусством, что мы с князем Ружинским при помощи Бога и свирельной мелодии избежали вместе с нашими слугами страшной опасности. На другой день утром, когда Запорожские козаки подплыли к нам, то они поблагодарили Господа Бога, что не замочили по вине лазутчиков своего оружия в нашей невинной крови. После исполнения церемоний мы стали уговаривать Козаков, чтобы они не ехали в Киев такой толпой, а чтобы искали справедливости там в меньшем числе. Они не поддались на убеждения, чтобы не идти им всем в Киев, утверждая, что с малым отрядом их поступят точно также, как и с послами. Всех их было около 4-х тысяч человек. Когда они стали подходить Днепром и берегом в Киеву, то киевская шляхта, не желая пить пива, которое заварил замковый уряд, разъехалась с рочков по домам, а уряд замковый заперся вместе со всеми мещанами в замке. Нам стоило большого труда и мы подвергались не малой опасности, пока мы помирили Козаков с замковым и мейским урядом: козаки за свои труды и убытки, а также за пытку одного посла, за убийство другого и за ограбление имущества их товарищей согласились получить 1,200 злотых польских и заключили с Киевом вечный мир без присяги, но с обязанностью охранять славную столицу киевского княжества, чтобы она не потерпела никакой обиды. Таким образом козаки выехали из Киева без выстрела и без пролития крови, обменявшись с Киевом письменными договорами (я посылаю Вашей милости копию этого договора) и сделавши жителям убытки только в съестных припасах, которыми они изобильно себя снабдили. Нужно сказать правду, что замковому уряду не следовало так жестоко поступать с послами, потому что права Божеское и [218] человеческое строго это воспрещают. Своею жестокостью они (члены уряда) едва не довели до беды славной столицы киевского княжества, а самих, себя едва не подвергли страшной опасности. Хорошо было бы, если бы Ваша милость вместе с целым сенатом задали им добрую науку, чтобы они не предпринимали ничего подобного без разрешения Его Величества Короля и без ведома своего бискупа или, по крайней мере, воеводы киевского. Иначе они когда нибудь подвергнут большой опасности славную столицу княжества киевского. Было бы хорошо и справедливо, чтобы замковый уряд за свои глупые поступки возместил киевским мещанам те убытки, которые они потерпели от Козаков. Может быть, они будут от этого на будущее время более мудрыми, ибо следует опасаться того, чтобы Киев не опустел. Все это я поручаю Вашему милостивому усмотрению и мнению, а себя поручаю милостивому вниманию Вашему, мой пан и благодетель. Писано в Новом Верещине 4 октября 1593 года.

P. S. Что касается других новостей, то я уверяю Вас, милостивый государь мой, что мы можем снова ожидать Царя Перекопского с иными царьками в земли Его Величества нашего Короля; он захочет снова осуществить тот замысел, который он уже начал приводить в исполнение. В этом году он был вынужден оставить свое намерение по милости Всемогущего Господа Бога и при усердном старании моем и тех рыцарей, которых я имел более трех тысяч под своею хоругвею. Его уведомили, будто у меня было около 15,000 Козаков и будто я могу дать ему отпор. В августе он прислал мне через пленного словесный ответ и в подарок книжку. Ответ был следующий:

- За то, что ты, поп, искал меня по полю и своими мнимыми козаками вынудил меня оставить мой замысел; что, благодаря твоему упрямству, я должен был подчиниться тебе и отойти с того шляха, которым я вошел в землю твоего государя и которым должен был возвратиться в свое царство; за это, будь уверен, ты скоро дождешься, что не будешь уже ездить за мной, ибо я найду тебя в твоей церкви, [219] и в знак этого посылаю тебе, как попу, книжку, которую я мог раздобыть в дороге, написанную арабским письмом; как она потоптана копытами моих коней, так твое тело поповское будет отделено, от костей ударами этих копыт. — Подарок от Царя Перекопского я посылаю Вам, мой милостивый государь, желая только получить совет от Вас, мой благодетель, и притом военную помощь. Иначе я до поры до времени должен буду, как Давид, скрываться в горах и лесах от этого безбожного Саула. К князю Московскому я посылал гонца и побуждал его своей Инструкцией, чтобы он объявил войну Туркам, а между тем, чтобы сбил рога неверному Царю Перекопскому, которыми он сильно бодает верных, но до сих пор я не получил известия о том, что он думает, хотя я хорошо знаю, что он может думать, и что он одобряет сочинения, писанные с благословения Господня, но только дума его еще не определилась и он не отправил обратно моего гонца. Я посылаю Вашей милости точную копию той Инструкции о поднятии войны с Турками, которую я послал Московскому князю; из нее Вы убедитесь, что я писал ее не по замыслу человеческому, а по вдохновению Господню; я посылаю ее на цензуру Вашу и для получения Вашего заключения о ней. Я писал еще особо к святейшему отцу (к папе), чтобы он своим пастырским жезлом раздавил главу этому змею (мусульманству), но что же делать, если по-старому Петр спит, а Иуда бодрствует. Писал я также и к его величеству христианскому императору, дабы он, согласившись с его величеством нашим королем и с великим князем Московским, соединенными с ними силами поднял войну с Турецким султаном (я издал по этому вопросу и книжечки в стихах), но что же делать, если он ищет более того, что относится к нему, нежели того, что относится к Господу Иисусу Христу. Дух Господень принудил меня к тому и показал мне такую дорогу, что я, наконец, написал частное письмо к великому князю Московскому с иного рода иструкцией о поднятии войны против Турок и для лучшего сведения посылаю ее Вам, мой [220] милостивый государь; если и он не будет выполнять воли Господней, которую Господь Бог объявляет ему через меня, свою ослицу, то мне тогда ничего не остается, как отряхнуть прах с ног своих, оставить этот свет и временные его богатства, и сделаться пустынником.

Сообщаю за верное Вам, милостивый мой пан, что остаток Козаков, которых оставалось в куренях около 600, выбирается из Запорожья от нужды и великого голода, ибо их татары дочиста ограбили; и гетман козацкий должен был возвратиться назад по случаю великой опасности и нужды, которые испытывают козаки от огромного народа татарского. Утверждают, будто 80.000 Татар переправится в нам через Днепр; поэтому не мешало бы прислать мне хотя один лист на взимание подвод, чтобы я мог сообщать Вам, моему милостивому пану, новые известия. Сообщаю также Вам, что пан Краковский через князя Булыгу, подстаросту Белоцерковского, от имени его величества императора христианского обещает козакам дать по 20 злотых польских и по сукну ежегодно на коня под условием, чтобы они содержали собственных 24 полевых пушки. Я не знаю, делается ли это с ведома Вашей милости; сохраняйте это в тайне для сведения Вашего и сообщите мне немедленно о Вашем мнении, чтобы я знал, что мне делать.

Сообщаю также Вашей милости, что в августе Татары под самою Белою Церковью на жнивах захватили в плен более 600-т белоцерковцев и отправили их к Белгороду; они набрались такой дерзости, что хуже на свете быть не может; как только им захочется, так и начинают захватывать пленников. Да сжалится Бог наш, отец Господа нашего Иисуса Христа!

Прежде чем я дописал это письмо, прибежал ко мне один козак из Запорожья, который был на сенокосе в то время, когда Татары напали на него. Он вместе с другими едва успел убежать от них на челнах в Днепр. Он утверждает за верное, что Татары пойдут двумя отрядами по обеим сторонам Днепра, а Турки прямо из [221] Валахии на Львов. Поэтому я прошу Вашу милость заботиться о вверенных Вам овцах. Я решил ожидать Царя Перекопского с двумя тысячами стрелков и с десятью гаковницами в Черногородском Городище, которое я теперь укрепляю жилыми постройками и частоколом. Пусть будет воля Божия с нами, а я не буду убегать от него и на случай осады прошу от Вас помощи. А если бы не случилось столкновения под упомянутым Городищем, то имейте в виду, что я нахожусь в тылу неприятеля. Затем вторично поручаю себя милостивой ласке Вашей, мой милостивый пан и благодетель, и прошу меня не оставлять. Ясновельможного и милостивого пана усердный богомолец и покорный капеллан Вашей милости Юзеф Верещинский, волею Божиею бискуп Киевский, аббат сецеховский, своею рукою» ²¹.

В другом письме, напечатанном В. А. Мацеевским в приложениях к III тому сочинения Pismiennictwo polskie od czasow najdawniejszych az do roku 1830 (Warsz. 1852) без обозначения даты и лица, к которому оно было писано, Верещинский по поводу предполагаемого похода в Крым высказывает еще более близкое знакомство с военным делом:

«Что касается до переговоров твоих с господином коронным гетманом, о которых я упоминал в письме, то важнейший пункт в них следующий: если все духовенство по милости своей и по обязанности христианской вместо донативы отправит войско с племянничками своими на завоевание и покорение татарских орд, то необходимо, чтобы господин гетман уведомил духовенство, что в добавок к козацкому войску, которого есть несколько десятков тысяч, не следует отправлять более 13 сотен пехоты и 13 сотен конницы. Конница не должна садиться на дорогих лошадей, а на средних, и притом исключительно на меринов; конница и пехота должны стянуться прежде всего к Новому Верещину и к Белой Церкви или к Василькову; тут они должны дать [222] себе отдых и купить всякого рода съестные припасы и челны. На этих челнах провизия и пехота поплывут на Запорожье по Днепру, а конница в соединении с козаками поедет степью, захватив с собою часть провизии на возах и во вьюках, — до условленного места; в нескольких пунктах по Днепру она будет соединяться с челнами, чтобы пополнять с них запас провизии. Для покупки съестных припасов и челнов необходимо вскачь прислать казначеев с деньгами, чтобы за эти деньги купить сухарей, муки в бочках, круп, яловок и волов (мясо из них должно быть повялено), уксуса и водки (для предохранения от расстройства желудков, так как Днепровская вода для свежих людей нездорова). Сыром, маслом и вядчиной необходимо снабдить себя из дому или с дороги, потому что в новом краю от огромных козацких войск очень на этот счет скупо. Приехавши на Запорожье и оставив там всякую провизию, сколько ее окажется, необходимо захватить с собою во вьюках только самое нужное и идти коннице и пехоте прямо на Перекоп, оставив в стороне Белгород и Тягинь, потому что когда с Божиею помощью схватишь кого за голову, то и нога за головою поскачет. Так поход и дальше пойдет. Да благословит нас Господь с Сиона, сотворивший небо и землю» ²².

Из приведенных двух писем Верещинского видно, насколько он увлекался отражением татарских набегов и мыслью о военной экспедиции в Крым и насколько деятельное участие он лично принимал в организации польских военных сил для этой цели. Но его деятельность на посту Киевского бискупа не ограничивалась этим. Приехавши в Киев, как человек, привыкший в Сецехове к ведению монастырского хозяйства, к управлению поземельными имуществами монастыря, к охране межевых границ монастырских имений от произвольных захватов, он и на новом месте службы приступил немедленно к выяснению исторических прав Киевских бискупов на некоторые земли в окрестностях [223] Киева. Оказалось возможным доказывать принадлежность Киевским бискупам окрестностей нынешнего Фастова на правой стороне Днепра (васильковский у.) и Моровска на левой стороне (остерский у.). Желая, пробы бискупские земли начали давать доход, он принялся за их колонизацию и с этой поры имя его связывается с заселением Фастова и его окрестностей. Там, где была почти безлюдная пустыня, он основал обширные села, собирая в них целые толпы жителей обещанием разных вольностей. Так как местности этой постоянно угрожали татарские набеги, то на месте нынешнего Фастова он построил крепкий замок, обнесенный рвами и валами. В воспоминание о своей родине Верещине-Влодавском он назвал вновь устроенный замок — Новым Верещином. Невдалеке от Фастова на месте старых дотатарских городищ были осажены сс. Плисов (нын. Плисецкое) и Черногородка. В Новом Верещине он выстроил дом для себя и костел.

Но недолго колонии Верещинского пользовались миром и благополучием. Они скоро нажили себе грозного врага в лице князя Кирика Евстафьевича Ружинского. Получивши от короля Стефана Батория «урочище Котельню» в награду за военные заслуги, он начал прибегать к обычному в то время способу «округления границ» — к наездам и захвату соседних земель; «большая часть упоминающих о нем документов», говорит биограф князя Ружинского И. И. Новицкий, «заключается в жалобах на него соседей, которые, в свою очередь, прибегали к самозащите, а иногда самоуправству, представляя тем повод к жалобам со стороны Ружинского ²³. Такого рода наезд князь Кирик Ружинский произвел в 1596 г. и на колонии Верещинского, при чем в Новом Верещине он ограбил костел и бискупский дом ²⁴, а с. Плисов сжег до тла. По жалобе Верещинского король Сигизмунд III поручил коморнику Яну Чернчицкому [224] произвести дознание «о шкодах, яко много и от кого починено... так же о спаленьи новых осад, яким способом, умыслом, и для чего палено»; а князю Кирику Ружинскому приказал, чтобы он вознаградил Верещинского, его слуг и костельных подданных за причиненные им убытки, и чтобы возвратил обратно заграбленное у них имущество. Между тем Верещинский продолжал заботиться о колонизации бискупских земель. 1 января 1598 г. он выдал некоему Николаю Шадурскому акт следующего содержания:

«Во имя Господне аминь. Некоторые земли киевского бискупства вследствие частых набегов и силы неприятелей святого креста, развратных язычников Татар, запустели, а подданные его по жадности и завистливости ближайших бесчестных соседей, здешних обывателей, схизматиков и еретиков, отняты у бискупства и присвоены ими; наконец, попадаются и такие люди в этом воеводстве, которые, не имея возможности отнять и присвоить себе самоправно, насилием, какой-либо из вышеупомянутых костельных земель, подбираются к ней обманом, опираясь на выдуманные и фальшивые письменные документы. Эти земли моим старанием и моими заботами были защищены от всех неприятелей и вновь возвращены бискупству, и могли оставаться в первобытном состоянии, но, поступив под мою власть, по милости и пожалованию Его Величества Короля и Речи Посполитой, и с утверждения найвысшего святого отца папы римского, — они с помощью Божиею начали сильно заселяться; чтобы они гуще и быстрее заселялись, мы порешили отдать пустые урочища на заселение людям достойным и полезным для бискупства. Поэтому мы, Юзеф Верещинский, милостью Божией бискуп Киевский, аббат Сецеховский, со всей капитулой нашего бискупства киевского, обратив внимание на землю и урочище под названием Дорогинка, где есть уже порядочное поселение, назначили в это урочище осадным для быстрейшего заселения пана Николая Шадурского, человека достойного. Узнав его верность и храбрость и помня давние и старательные его службы, мы назначили его на вышеупомянутой земле войтом. Вот эту-то землю над речкою [225] Дорогинкою по обоим берегам ее, издавна принадлежащую киевскому бискупству, мы даем, дарим и записываем вышеупомянутому пану Николаю Шадурскому, жене его и потомкам его со всеми доходами и принадлежностями, с полями, нивами, борами, лесами, дубровами, луками, сеножатями, с ловами рыбными и звериными, гонами бобровыми, с деревьями бортными, с ставами и другими доходными статьями, какие только можно было бы придумать и какие издавна причислялись к этому имению. Мы обозначили и утвердили точные границы этому имению, которые суть следующие: начиная от Дидьковской гребли на р. Ирпени, дорогою из Дидьковки в Черногородку до вала, отделяющего Черногородку от Нового Верещина, а потом валом опять до р. Ирпени. Чтобы пан Николай Шадурский охотнее и усерднее брался за заселение этой земли, мы записали в пользу этого войтовства сумму в 200 коп грошей литовских, считая в каждой копе по 60 грошей. Землю эту мы сейчас же отдаем в пользование и спокойное обладание нашему войту и осадчему Николаю Шадурскому и его потомкам. За это пожалование он и его потомки обязаны будут выставлять по требованию нашему и наших преемников трех вполне вооруженных конных воинов под страхом лишения пожалования и записанной суммы. Чтобы это было свято и ненарушимо, мы собственноручно подписали настоящий акт и приказали привесить печати». Свидетелями при совершении этого акта были жители киевского воеводства: Семен Бутович, войский киевский, Бартош Верещинский, староста Ново-Верещинский, Николай Халецкий, Щенсный Шлашинский, Ян Сулковский и многие другие. Кроме Юзефа Верещинского акт подписали Иоанн Лисгровский и Криштоф Язовский киевские каноники ²⁵.

В 1597-1598 гг. в Новом Верещине существовала заведенная Юзефом Верещинским типография и в ней были напечатаны два последние сочинения Верещинского: 1) Votum ks. Joz. Wereszczyriskiego etc. z strony podniesienia wojny [226] poteznej przeciwko cesarzowi tureckiemu bez ruszenia pospolitego. 1597. и 2) Pobudka z strony podniesienia wojny poteznej przeciw cesarzowi tureckiemu bez ruszenia pospolitego. 1598.

Но вся деятельность Верещинского, как Сецеховского аббата и как Киевского бискупа осталась бы мало известною и во всяком случае обратила бы на себя менее внимания, если бы он не владел в тоже время пером и не оставил потомству целого ряда печатных трудов, увековечивших его имя и записавших его в ряды хотя и второстепенных, но все таки заметных польских писателей.

Литературная деятельность Верещинского распадается на две резко отличающиеся друг от друга половины. Когда он был только духовным лицом и занимал духовные должности в Красноставе и Сецехове, то и литературная его деятельность направилась в такую область, которая наиболее свойственна духовному лицу, — в область проповеди. Он много трудился над проповедями и за долгое время своего священнического служения написал целый ряд их. Когда он сделался аббатом Сецеховского монастыря, то он порешил издать наиболее удачные опыты в этом направлении и вот он отделывает и печатает в 1585-м году сразу пять проповедей в виде отдельных брошюр:

1) Wizerunek naksztalt Kazania uczyniony o wzgardzie smierci i swiata tego nedznego, a o chwale onego wzdziecznego a wiecznego Krolewstwa Niebieskiego. Krak. Andr. Piotrk. 1585.

2) Kazanie na dzieri zaduszny. Krak. Andr. Piotrk. 1585.

3) Instrukcja albo nauka o spowiedzi. Krakow Andr. Piotrk. 1585.

4) Gosciniec pewny niepomiernym moczygebom a omierzlym wydmikuflom swiata tego do prawdziwego obaczenia a zbytkow swych pohamowania. Krak. Andr. Piotrk. 1585.

5) Kazanie przy przyjmowaniu swietosci malzenstwa. Krak. Andr. Piotrk. 1585.

В 1587 году он обрабатывает целый ряд проповедей под общим заглавием: 6) Kazania albo cwiczenia Chrzescijanskie na osmnascie niedziel z wykladem tak na Ewangelie, [227] jako tez na dwanascie czlonkow wiary chrzescijariskiej. Krak. Andr. Piotrk. 1587, и в том же году издает сочинение также проповеднического или дидактического характера: 7) Regula t. j. nauka albo postepek dobrego zycia krola kazdego chrzescianskiego. Krak. Andr. Piotrk. 1587.

Кроме того он написал много проповедей, не появившихся в печати, а именно:

1) Passya albo kazanie на wielki piatek z osobliwemi naukami.

2) Postylle to-jest kazania na epistoly na kazda niedziele i na kazde swieto.

3) Katechizm trydentski na kazania polskie przeistoczony.

4) Kazan pietnaseie o ofierze mszy sw.

5) Jadro nauki o ofierze mszy przenajswigtszej.

6) Passya t. j. historya meki i smierci Pana naszego.

К области духовной литературы относится и сделанный Верещинским перевод на польский язык апокрифического Евангелия св. Никодима ²⁶.

Когда в 1589-м году Верещинский переехал в Киев, литературная деятельность его приняла другое направление. Его поразили те бедствия, которые испытывала тогдашняя Украина от татарских набегов и вот он начал писать проекты о колонизации Украины поляками, об укреплении Киева, о соединенной войне христианских государств против татар и турок. Сочинения его по этим вопросам следовали в таком порядке:

4) Publika... j. m. rzpltej na sejmiki przez list objasniona, tak z strony fundowania szkoly rycerskiej synom koronnym na Ukrainie, jako tez krzyzakow wedlug reguly maltariskiej w sasiedztwie z pogany i z Moskwa, na wszystkiem Zadnieprzu dla snadniejszego ochronienia koronnego od niebezpieczenstwa wszelakiego. Krak. Andr. Piotrk.

5) Pobudka z strony fundowania szkoly rycerskiej na Ukrainie, jako tez Krzyzakow na Zadnieprzu. Krak. Andr. Piotrk.

Некоторые сочинения Верещинского были переизданы в новейшее время митрополитом католических церквей Головинским и г. Туровским. Митр. Головинский переиздал проповеди Верещинского в книге: Kazania Jozefa Wereszczynskiego, biskupa Kijowskiego. Petersburg i Mohilew 1854, за исключением № 1 (Wizerunek), № 4 (Gosciniec) и № 7 (Regula); а г. Туровский переиздал некоторые политические брошюры Верещинского: Publika (№ 4), Sposob osady nowego Kijowa (№ 6), Votum z strony podniesienia wojny (№ 7) и его большое дидактическое сочинение: Regula t. j. nauka albo postepek dobrego zycia krola kazdego chrzescianskiego, в книге: Pisma polityczne ks. Jozefa Wereszczyriskiego. Krakow 1858. Остальные сочинения Верещинского не были переизданы и составляют величайшую библиографическую редкость. Только некоторые большие библиотеки, как Варшавская Университетская, Института Оссолинских во Львове, Курникская близ Познани, — имеют по одному экземпляру того или другого из них. Перечисление всех сочинений Верещинского с [229] указанием, в какой библиотеке какое из них сохранилось в первоначальном издании, сделано г. Эстрейхером в книге Bibliographia Polska XV-XVII stolecia, Krakow 1875, str. 207-208.

Сочинение Sposob osady nowego Kijoiva представляет специальный интерес для читателей «Киевской Старины». Оно довольно живо рисует состояние Киева в конце XVI-го века и составляет дополнение к тем описаниям Киева XVI-го века, которые были напечатаны в «Сборнике материалов для исторической топографии Киева и его окрестностей» (Киев 1874 г.). Вот почему мы решились предложить его в переводе, снабдив некоторыми необходимыми примечаниями.

Польская ученая литература о Верещинском довольно бедна. В ней нет ни одной монографии, которая давала бы полное и критическое изображение его жизни и литературной деятельности. Небольшие исследования о Верещинском мы имеем в следующих книгах:

1) Мацеевского в кн. Pismiennictwo polskie od czasow najdawniejszych az do roku 1830. Warszawa 1852, T. III, стр. 406-414.

2) Головинского в предисловии к вышеупомянутой кн. Kazania Jozefa Wereszczynskiego, P. i M. 1854, стр. I-XXI.

3) Туровского в предисловии к вышеупомянутой кн. Pisma polityczne ks. Jozefa Wereszczynskiego, Krakow 1858, стр. III-XVI.

4) Гацкого в кн. Benedyktynski klasztor w Sieciechowie wedlug pism i podan miejscowych przez ks, Jozefa Gackiego, Radom 1872, стр. 185-187.

5) Здановича в кн. Rys dziejow literatury polskiej podlug, notat Aleksandra Zdanowicza opracowal L. S. Wilno 1874, T. I, стр. 477-481.

6) Руликовского в кн. Slownik geograficzny Krolewstwa Polskiego T. I, Warszawa 1880, статьи Chwastow (стр. 660) и Czarnohorodka (стр. 756).

7) Гр. Тарновскаю в кн. Pisarze polityczni XVI wieku, w Krakowie 1886, T. II, стр. 89-120. [230]

На этом мы закончим наше предисловие к переводу брошюры Верещинского о Киеве; к другим сочинениям его и к общей оценке его литературной деятельности мы надеемся возвратиться в другой раз.

А. Стороженко.

1. В настоящей книге помещаем толико предисловие к проекту, а самый проект будет напечатан в след. книге. — Ред.

2. Летопись по Ипатскому списку, изд. 1871, стр. 483.

3. Там же, стр. 489-490. Под 1213 годом.

4. С 1875 г. восстановлена православная церковь в с. Верещине и принадлежит к Влодавскому благочинию. См. Холмско-Варшавский Епархиальный Вестник, 1880, № 7.

5. Сведения о Верещинских почерпнуты из XIX тома Актов, издаваемых Виленскою Археографическою Коммиссиею, вышедшего в 1892 г. под редакциею В. М. Площанского.

6. Капелланом в католической церкви называется священник.

7. Канониками называются лица, заседающие в совете бискупа и служащие при кафедральном костеле.

8. Оффициал является помощником бискупа по судебным делам. Прелатура — это титул, а не должность.

9. Олексов находится в нынешнем козеницком уезде в 23 верстах от г. Козениц. Плебанией называется приход.

10. Сецеховский монастырь находился на левом берегу р. Вислы против нынешней крепости Ивангорода. Теперь он упразднен.

11. Аколитом у католиков называется причетник или псаломщик.

12. Обертын — местечко в нынешней Галиции в городенковском уезде над редкою Чернявою. Битва, о которой идет здесь речь, происходила между поляками, предводимыми гетманом Яном Тарновским, и Волохами под начальством господаря Петра. 22 августа 1531 г. Волохи были разбиты на голову.

13. Коморник было должностное лицо, соответствующее по своим обязанностям нынешнему судебному приставу.

14. Надгробная речь, из которой переведена биография Андрея Верещинского напечатана была в Кракове в типографии Андрея Петроковчика в 1585 году под каким заглавием: Wizerunk na ksztalt kazania uczyniony Oewzgardzie Smierci y Swiata tego nedznego: tudziez tez o chwale onego wzdzecznego a wiecznego Krolewstwa Niebieskiego. Wydany przez Ksiedza Jozepha Wereszczynskiego z Wereszczyna, z przeyzrzenia Bozego Opata Sieciechowkiego. I Иоан. 2. Synaczkowie moi nie miluycie tegoswiata ani tych rzeczy ktore sa na swiecie. Это сочинение Верещинского не было переиздано. За доставление нам копии с экземпляра, хранящегося в библиотеке Оссолинских во Львове, приносим благодарность доктору Кентржинскому. Биография Андрея Верещинского изложена в самом конце сочинения.

15. См. Акты, издаваемые Виленскою Археографическою Комиссиею, т. XIX, 1892, стр. LXXVIII-LXXXIV предисловия и стр. 78-79 актов.

16. См. книгу Kazania Jozefa Wereszczynskiego biskupa Kijowskiego, wydane przez Ignacego Holowinskiego arcybiskupa Mohilewskiego, metropolite Rzymsko-Katolickich kosciolow w Gesarstwie. Petersburg i Mohilew 1854. Стр. 7.

17. Коллегиатой назывался род маленького монастыря из священников, а не из монахов. Во главе ее стоял инфулат, соответствующий нашему протоиерею с митрой.

18. См. книгу Benedyktynski klasztor w Sieciechowie wedlug pism i podan miejscowych przez ks. Jozefa Gackiego. Radom 1872. Стр. 68, 90, 92, 185-187, 235.

19. См. там же, стр. 20, 274-293.

20. Кирик Ружинский — один из выдающихся деятелей того времени. Подробности о нем см. в ст. И. П. Новицкого «Князья Ружинские», Киевская Старина, 1882, т. II, стр. 68-73.

21. См. книгу Listy Stanislawa Zolkiewskiego 1584-1620. Wydal T. x-ze L. dla Milosnikow iezyka i Dziejow. W Krakewie 1868. Стр. 28-33, письмо № 18.

22. См. книгу В. А. Мацеевского, т. III, 1852, стр. 213-215 приложений.

23. См. Киевская Старина, 1882, Т. II, стр. 68.

24. По свидетельству Клёновича, при этом погибли и многие написанные Верещинским сочинения: «inszych ksiag, wiem to dobrze, bylo napisanych, ktore lupem zostaly na Ukrainie w biskupstwie». Изд. Туровского стр. 181.

25. См. Архив Юго-Западной России, часть шестая, т. I, Киев 1876, стр. 258-263.

26. Изд. Туровского, стр.180-181.

Текст воспроизведен по изданию: Киев триста лет назад. Тогдашний проект благоустройства Киева и его автор бискуп Юзеф Верещинский // Киевская старина, № 2. 1894

© текст - Стороженко А. 1894
© сетевая версия - Тhietmar. 2023
© OCR - Иванов А. 2023
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Киевская старина. 1894

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info