СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

И. Ю. КРАЧКОВСКИЙ НА ЛИВАНЕ И В ПАЛЕСТИНЕ

(1908-1910 гг.)

Еще на гимназической скамье у и. ю. Крачковского появился интерес к Востоку; он твердо решил поступить на Факультет восточных языков С.-Петербургского университета и пробыл в нем с осени 1901 г. до конца 1905 г.

С 1 января 1906 г. и. ю. Крачковский был оставлен при университете для подготовки к профессорскому званию под руководством академика в. р. Розена, в план занятий, кроме усовершенствования в арабском языке, была включена диссертация на звание магистра и путешествие на Ближний Восток; о последнем молодому арабисту было известно еще до окончания университета.

Имея в виду поездку, и. ю. набросал самостоятельно широкую программу занятий. Он хотел углубить свои познания в арабской филологии, истории феодального периода, намеревался охватить всю существующую литературу по фольклору и лингвистике, «чтобы не открывать вторично Америки». На первом плане стоял сирийский диалект арабского языка и французский язык, так как преподавание в университете св. Иосифа в Бейруте велось по-арабски и по-французски.

И. ю. Крачковский выехал из Петербурга 22 июня 1908 г. и прибыл в Бейрут б июля 1908 г. в первые же дни и. ко. отправился на поиски русской школы, где и познакомился с двумя учительницами-арабками.

Стояла летняя жара и занятия в Бейрутском университете на лето были прерваны; и. ю. решил направиться вглубь Сирии, чтобы в чисто арабской среде лучше овладеть разговорным арабским языком. Он наметил местечко Шувейр на Айване, где до него побывали В. ф. Гиргас и А. Е. Крымский (См.: акад. и. ю. Крачковский. Очерки по истории русской арабистики, м.-Л., 1950 стр. 118).

В Шувейр и. ю. прибыл 10 июля с желанием и надеждою непременно научиться разговорному арабскому языку. Сопровождавший его [107] араб «оказался очень милым человеком, объяснявшим мне усердно все места на пути. Дорога же действительно очень красивая и все места, начиная от Бейрутской реки, прямо интересны» (Дневник, 11 июля 1908 г. Цитаты даны но дорожным записям и письмам и. ю. Крачковского, хранящимся в личном архиве автора.).

Поселился и. ю. неподалеку от Шувейра, в запущенном монастыре Мар Ильяс (св. Ильи), вся братия которого состояла из 7 человек. Шувейр принадлежал к числу поселений, где господствовала народная речь, овладеть которой так жаждал и. ю. Убедившись, что монахи монастыря мало образованы, и. ю. старался завести знакомства по соседству, начиная с маронитов, которых он ценил за то, что они «с арабской литературой знакомы отлично» (Дневник, 17 августа 1908 г.).

Образ жизни и бытовые условия в Мар Ильясе не были удобны для молодого ученого, но здесь, невольно, он сталкивался с самыми разнообразными представителями общества. Точно в пестром, одушевленном калейдоскопе мелькали земледельцы, садоводы, ремесленники разных специальностей; ученые, литераторы и поэты; сторонники разных политических партий; духовенство всяких христианских исповеданий и ступеней иерархии и мусульмане; богатые туристы и скромные странники; дельцы и тунеядцы, и. ю. Крачковский писал: «Удивительная масса всяких национальностей бродит здесь: вчера быд какой-то серб, по профессии маляр; позавчера итальянец, искатель воды» (Дневник, 12 июля 1908 г.).

Большой интерес и. ю. Крачковского вызывали те, которые имели какое-нибудь отношение к арабской литературе, например заехавший с визитом в монастырь маронитский викарий:

«Оказывается, он из фамилии Бустани и приходится родственником переводчику Илиады (Имеется в виду перевод Бутруса Бустани «Илиады» на арабский язык.))). Обещал навестить меня в Бейруте. Интересно было бы с ним познакомиться поближе» (Дневник, 17 июля 1908 г.).

Очень поучительны были встречи с местной интеллигенцией — журналистами, писателями, учеными.

В июле и. ю. обозревал Шувейр, «который оказался довольно большим». На одной из первых прогулок он нашел «очень красивые места, особенно у ключей (***)».

Началось и его знакомство с учителями школ Палестинского общества из Шувейра и других городков и селении на Ливане. В частности, и. ю. «познакомился с арабкой, учительницей школы Палестинского общества, и с тремя молодыми арабами из Шувейра».

И. ю. встретился с некимИсой, который в то время учительствовал в Бтегрине. Второй учитель, с которым познакомился в Шувейре [108] и. ю. Крачковский, был тогда преподавателем красноречия ***(байан) в Бельменде (Дневник, 19 июля 1908 г.). За первым знакомством последовали другие встречи, взаимные посещения, прогулки, осмотр школ:

«Был вчера в Бтегрине в гостях у учителя Исы (Ма'лула); училища оборудованы очень прилично и сам он милый человек. Видел трех учительниц; одна говорит по-русски. Есть знающая немецкий и английский» (Дневник, 25 июля 1908 г.).

«Был вчера в деревушке Абу Мйзан (***), пожалуй самой красивой по местоположению из всех мною виденных. Стеснена со всех сторон горами и расположена в лощине; никакой дороги, не только колесной (***), но даже и простой пешеходной не имеется» (Дневник, 20 августа 1908 г.).

Не только преподавательский персонал, его уровень и обстановка в школах интересовали молодого арабиста; он вступал в беседы с учащимися. Через неделю по приезде в Шувейр и. ю. Крачковский записал «со слов одного ученика школы в Кариет аш-Шахвейн» восемь загадок, которые показывают, как быстро он осваивал трудную народную речь:

1. ***

2.***

3.***

4.***

5.***

6.***

7.***

8.***

Перевод загадок (Перевод загадок и пояснения К. В. Оде-Васильевой.).

1. Остерег тебя, испортил тебя (подразумевается испортить желудок, пронести), разорвал тебя и расколол. Разгадка — *** — колики в животе, причем вернее ,***, а не ***.

2. Что-то с ладонь убивает сотню и тысячу. Разгадка — гребень ***. (По-видимому, сотня и тысяча вшей).

3. Дочь царя в яме одета в тысячу юбок. Разгадка — кочан капусты.

4.Что-то на полке идет и свертывается. Разгадка — змея.

5.Что-то в углу и дразнит меня. Разгадка — светильник. Обычно светильники ставились на полочке в углу. Повидимому, правильнее *** и ***.

6.Что-то в долине кричит, о мои дети! Разгадка — колокол. Вернее писать *** или ***[109]

7. Что-то кричит и ты его видишь. Разгадка — гром ***. Может быть, надо писать: ***.

8. Имеется белый штукатуренный дом без окна. Разгадка — яйцо

Вечером 2 августа 1908 г. и. ю. Крачковский присутствовал на ученическом спектакле в католической школе около Бтегрина. По сообщению учителя 'Исы, который сопровождал и. ю., пьесы проходили предварительно строгую цензуру; к постановке допускались сюжеты, мало интересные для арабской аудитории, но приемлемые с точки зрения школьного руководства, как поставленная в этот вечер пьеса *** «Романус император Востока» ***. Пьесы, более понятные для слушателей, не допускались. Цензурой была воспрещена, например, пьеса из истории феодального периода Сирии «Салах ад-дйн ал-Айубй» (Саладин).

***

О просмотренной пьесе и. ю. писал:

«Самая пьеса, конечно, довольно наивна и пахнет европейским средневековьем, но поучительного много. Сплошь, конечно, язык классический, но дается он верно с очень большим трудом, ибо публика пыталась поправлять певца, произносившего верно «о возлюбленная сердца!»

***; иногда проскальзывают ошибки и в декламации, вроде ***. Представление прерывается вставками из публики, в полной мере сохранившей страсть к стихам и к ораторству, часто превращающуюся в пустую болтовню из любви к искусству играть -словами. Даже и повторения у певца кто-то попросил двустишием, смысл которого (точно не помню):

***

«о, обладатель прекрасного ливня, дай сполна, потому что сердца слушают».

Точно так же в одном патетическом месте, где сын оплакивает умершего отца, один из присутствующих, воскликнув «не спеши, о юноша!» *** продекламировал элегию.

После окончания — целая вакханалия стихов и речей, благодарственных, превозносящих науку и т. д. Вообще, стихами они владеют блестяще, если не считать мелких погрешностей против Ираба*** (И,раб- — правильное произношение по-арабски.) наподобие своих предков» (Дневник, 3 августа 1908 г.).

Еще через неделю и. ю. Крачковский обучался у учительниц арабским играм. Таким образом, он охватывал постепенно круг учебных занятий и развлечений детей на Ливане, а посещения учебных [110] заведений разных направлений позволяли делать выводы и сравнения с постановкой дела в школах Палестинского общества.

Своими успехами в разговорном арабском языке и. ю. был страшно недоволен. Все же с первых дней он производил наблюдения и делал очень серьезные, вполне самостоятельные выводы о соотношении некоторых глагольных форм в классическом и разговорном местном диалекте.

«12 — суббота, утро. Сидел в 'Айн ас-Сарфад, изучал Хартмана и внезапно сделал открытие о происхождении формы ***, которая из Хамасы (См. рецензию И. Ю. Крачковского в «Записках Восточного отделения Археологического общества», 1908, т. XVIII (1907-1908), стр. 0106-0113. — И. Ю. Крачковский. Хамаса Бухтурй и ее первый исследователь в Европе. ЗВО, 1913 т. XXI (1911-1912), стр. 022-033.) отмечена мной в рецензии на Петерса (Р. Peeters).

Глаголы secundae kesrae в здешнем диалекте систематически получают кесру и при первой [коренной] — шириб (***), рыды (***) и т. д.

Ясно, что уж последняя форма своей аналогией могла оказать влияние на отмеченную, но еще характернее, что страдательный залог, сохранившийся только в двух *** и *** (по Хартману), звучит кытил и гылиб.

Ясно, что и *** буния произносилось, как быни и, значит, *** (а не *** скорее как в Хамасе) есть не что иное, как точная передача вульгарной формы. Таким образом, лишний раз выясняется, насколько важно для исследователя христианско-арабских памятников быть знакомым с живым диалектом, и, во-вторых, насколько сильно отражаются в них именно вульгаризмы (против Петерса хороший пример) (Дневник, 12 июля 1908 г., Шувейр.). В полном одиночестве, по ночам, в своей каморке или на пустынной плоской кровле и. ю. учился произносить труднейшие звуки арабского языка ***, различать ***, повторял без конца специально подобранные фразы:

***Я носил бремя нужды***, изменяющий всякое состояние, измени наше положение к лучшему положению!

«После усиленной практики начинает, повидимому, выходить ха. Не скажу, чтобы за недельное пребывание было большим результатом» (Дневник, 17 июля 1908 г.). Несмотря на улучшение произношения, он огорчался: «Настроение неважное, так как мой язык сугубо не вытанцовывается в монастыре, а сторонние знакомства что-то не удаются... С горя придумываю темы для книжных работ, на которые придется, верно, перейти (перевод Илиады, университет, сирийская пресса, арабская литература в Америке) (Подразумевается литература арабских эмигрантов, бежавших из Сирии от гнета Турции. Все ати работы вскоре появились в печати.), в отчетах же придется, верно, подвирать изрядно». [111]

И. ю. пытался даже устроить регулярные занятия по языку с учителем 'Исой: «Никогда не предполагал, что язык у меня будет итти так скверно» (Дневник, 21 июля 1908 г.).

Почты в Шувейре не было. Отправлять и получать письма приходилось в другом селении, Бикфейе, проделывать путь туда и обратно пешком по кручам. При первом посещении Бикфейи и. ю. попалась в руки местная газета: он ее описал и с этого момента начал пристально следить за арабской прессой.

«Видел сегодня газету «Ливан» № 766 от 14-27 таммуза, заглавие каковой *** «Ливан, политическая, коммерческая, научная, историческая, литературная, промышленная и сельскохозяйственная газета». Основана в 1891 году. издается в *** Ба'абда,' (Ба'абда — бывшая зимняя резиденция турецкого губернатора.) выходит раз в неделю и стоит в Ливане 8 риала, а в Египте и за границей 10 франков. Формат обычный — малый лист. Содержание тоже обычное».

«Видел еще 28 выпуск (***) газеты «ал-Мухадиб *** Воспитатель. Научно-литературная и промышленная газета», выходящей в ***Захла (Лубнан) от 11 *** в субботу, 11 июля 1908 года (по новому стилю), 28 июня 1908 года (по старому стилю) и 12 Джумада-Сани 1326 года (по хиджре). Выходит раз в неделю, основана в 1907 году. Кроме ряда статей газета содержит «Известия — Корреспонденции — Хроника — Каменный уголь — Отборное — Объявления». Всего восемь страничек в номере. Цена на Ливане 10 франков, за границей — 15» (Дневник, 16 июля 1908 г.).

«Здесь курьезен не только способ пересылки газет, но и собирания подписной платы, состоящий в том, что некий доверенный тип редакции ходит по Ливану и собирает ее у подписчиков!

«От него я узнал некоторые подробности насчет здешней прессы, состоящей из 5 газет, из коих все — маронитские, кроме «Лубнан» — *** — православного (органа) и «Арз»***официального, издающегося в Цжунийе ***. Кроме виденных мною, есть «Ар-Вау***, издающаяся тоже в Ба’абде ***, имеющей таким образом две газеты. «Лубнан» печатается в 1500 экземплярах; около 1200 их расходится на Ливане и в Сирии; около 300 в Египте, Судане, Европе и Америке, конечно среди эмигрантов. Единственный сотрудник получает 5 лир в месяц;, приняв во внимание еженедельность газеты — не так и мало» (Дневник, 30 июля 1908 г.)

И. ю. Крачковский желал прочесть сам доступные № № газет, хотел услышать, увидеть все своими глазами. Тут сказалась уже тогда, выработанная система исследовательской работы и. ю. Крачковского, [112] которой он держался до конца: найти все самому и все проверить, а в этом случае и позаимствоваться было совершенно неоткуда — он открывал новые пути для науки.

Экскурсии по живописным окрестностям Шувейра совершались обычно в компании знакомых учителей; много времени отнимали визиты, но большая часть отдавалась чтению на арабском языке, так как русской литературы, не считая отрывного календаря, у и. ю. Крачковского с собой не было.

Разговоры с учителями постоянно вращались вокруг арабской литературы, классической и современной, мусульманской и христиано-арабской; об этом можно судить, например, по записи о посещении одного литератора и учителя (му'аллима) в ШувеИре (Дневник, 25 августа 1908 г.).

От разговоров на литературные темы, естественно, появилось желание узнать, что же представляет собой современная арабская литература. В Шувейре он прочел *** «Сокровища Ливана», затем *** «Чужой на Западе» — «довольно курьезное произведение одного шувейрита, Мйха,ила Рустума» (Дневник, 27 июля 1908 г.).

29 июля 1908 г. он «начал читать Калилу и Димну по изданию, напечатанному в Бейруте в 1896 г.» (Дневник, 8 августа 1908 г.). Чтение «Калилы и Димны» было окончено 5 августа со словами: «Занятная штука! Непременно ее нужно будет почитать со студентами».

Четыре недели самостоятельной работы в этом направлении не прошли даром; оригинальные мысли о новой арабской литературе были занесены в дневник в Шувейре; он приводит слова мусульман после смерти писателя Наджиба Хубейха:*** «Этот единственный человек реформировал науку в Исламе», и далее: «Интересно сравнить с гордым принципом первой эпохи новой арабской литературы (времен Тантави и Кремера)» (И. ю. Крачковский. Шейх Тантави, профессор С.-Петербургского университета (1810-1861 гг.). Труды Комиссии по истории знаний Академии Наук, Л.,1929. — и. ю. Крачковский. Над арабскими рукописями. Листки воспоминаний о книгах и людях. 3-е исправленное издание, М.-Л., 1948, стр. 119-127.). «Шувейр не на шутку может считаться очагом современной литературы» (Дневник, 8 августа 1908 г.).

23 августа 1908 г. и. ю. Крачковский переписал для Машрика текст ««Михаила», предисловие исправил абуна Афанасий». Эта статья «Легенда о чудесах архангела Михаила в Палестине» *** была напечатана в декабре 1909 г. (См.: И. н. Винников. Игнатий Юлианович Крачковский. Материалы биобиблиографии ученых СССР, М.-Л., 1949, стр. 21, № 16.) [113]

До начала учебного года в Бейрутском университете и. ю. Крачковский познакомился на Ливане с одним из профессоров, у которого ему предстояло слушать лекции, — рано умершим проф. Луисом Ронзеваллем. День ото дня литературные знакомства расширялись. Заглядывали в захудалый монастырь туристы, духовные лица разных толков и наклонностей:«Вчера же был здесь пребывающий временно в Шувейре и его уроженец — дамасский поэт Амйн Захир Хайр Аллах***, повидимому большой талант, у меня спросил хафйфом: (Один из арабских стихотворных размеров.)***«Как Вы обходитесь с этой тарабарщиной?» и ответил хафйфом же: ***«Слава богу, как всегда». Поднес раису (заведующему) два новых произведения: повесть и поэму о землетрясении в Сан-Франциско» (Дневник, 12 августа 1908 г.).

«Дочитал вчера произведение второе Амйна Захира и его ривайя ***. Довольно характерно, что в литературе, повидимому, исчезает страсть к празднословию из любви к искусству. Само произведение носит довольно-таки сентиментальный характер и [автор] опять-таки не мог обойтись без экзотической темь» (Дневник, 22 августа 1908 г.).

И. ю. всегда живо интересовался связями России с Востоком; о связях Сирии и Ливана с Россией в середине прошлого века есть много свидетельств. Между прочим, в дневнике есть следующая запись: «Имеется в монастыре, между прочим, славянское евангелие, пожертвованное митрополитом Филаретом в 1848 г. с его собственной надписью, гласящей о пожертвовании «в обитель св. Илии (здесь жил И. Ю. Крачковский с 10 июля 1908 г. до возвращения в Бейрут, с перерывами во время экскурсий. Ср. выше, стр. 114.) на горе Ливане». Надпись удостоверена консулом в Бейруте и переведена на греческий и арабский языки» (Дневник, 31 августа 1908 г.).

И. ю. Крачковский вернулся в Бейрут 2 сентября к началу учебного года в двух высших школах, где он намеревался слушать несколько курсов лекций. Он целиком погрузился в научную работу, почти нигде не бывал. Только по воскресеньям, после прогулки, он отправлялся в школы Палестинского общества, где беседовал с учительницами и, таким образом, постановка преподавания в этих учреждениях становилась ему все яснее.

С этими интересами и. ю. было связано его случайное знакомство с отцом дамасского поэта Амйна Захира ***, назначенным смотрителем училища в Бельменде. По определению и. ю. Крачковского, это «тип занятный, знает Хартмана» (Дневник, 30 августа 1908 г. — м. Хартман, немецкий востоковед, работу которого и. ю. Крачковский подверг заслуженной критике. См.: И. н. Винников. Игнатий Юлианович Крачковский, м.-л., 1949, стр. 21, № 19: «Арабский вопрос и русские симпатии»))). [114]

В начале февраля 1909 г. и. ю. Крачковский оказался случайно в Триполи: до этого порта он провожал заехавшего в Бейрут по пути одного своего университетского товарища. Дурная погода на море задержала и. ю. в Триполи на несколько дней. Он использовал их на осмотр города, знакомство со школами Палестинского общества. Город Триполи был тогда центром школьной сети Палестинского общества в северной Сирии. Вот как описано препровождение времени в Триполи:

«Не задалась моя поездка: дождь так и льет. Несмотря на сие, совершил обход всех достопримечательностей в лице здешних училищ, которых масса, в женских сначала ничего толком не мог добиться, но потом удалось повидать начальницу, довольно симпатичную девицу, бывшую раньше в Бейт Джа'ле, которая и приняла меня за французского консула».

Запись дневника от 9 февраля 1909 г. дает представление о педагогическом составе в школах Палестинского общества. Учительницы были русские (в Триполи одна — -из Новгорода, другая — из Киева) и арабки, обычно получавшие образование в учреждениях Палестинского общества, в Бейт Джа'ле, недалеко от Иерусалима, где преподавала раньше начальница школ в Триполи, находилась хорошо организованная женская учительская семинария. Что касается мужского преподавательского состава, то он тоже состоял из русских и арабов. Русские учителя приезжали из России по окончании различных учебных заведений, не исключая Факультета восточных языков С.-Петербургского университета, откуда вышел Даниил Владимирович Семенов (Научный сотрудник Института востоковедения, Умер в Ленинграде в 1942 г.; см.: И. Ю. Крачковский. Очерки по истории русской арабистики. М.,-Л. 1950, стр. 245, 249.). Многие учителя-арабы также оканчивали курс учебных заведений в России (в Полтаве, Киеве и других городах).

Налаженные с осени 1908 г. серьезные занятия в Бейруте были прерваны с 22 марта по 21 апреля 1909 г. поездкой в Египет на III Всемирный археологический конгресс. По возвращении обычное течение работы нарушилось ненадолго из-за выезда в Дамаск с несколькими русскими участниками конгресса.

На летний отдых и. ю. Крачковский выехал из Бейрута в середине июня 1909 г. и вторично остановился в Триполи. Конечно, ни школы, ни педагоги не были забыты. Он побывал с визитом у райсы, начальницы школы, узнал, что с осени она собирается покинуть Сирию и хочет вернуться в Россию. Это известие заставило его задуматься: [115 ]«Кто в результате останется у Палестинского общества — абсолютно не понимаю». (Дневник, 16 июня 1909 г.)))

«Обозревал опять женские школы и даже рискнул по-арабски экзаменовать». (Дневник, 17 июня 1909 г.) Продолжались также экскурсии по окрестностям в компании педагогов, а главное, молодого арабиста привлекли серьезно к участию в экзаменах.

«Вчера был педагогический день: кроме своих палестинских учителей, (Подразумеваются учителя школ Палестинского общества.) познакомился с одним из протестантских — тип довольно колоритны и; сегодня думаю наведаться к нему. Теперь же утром хочу пробраться в город посмотреть на тамошние школы» (Дневник, 22 июня 1909 г.).

Под «городом» подразумевается Триполи, так как и. ю. жил на отлете, в тихом приморском городке у гавани, под названием Мйна.

33 июня он был в школах, где ему подносили стихотворные приветствия. (Дневник, 23 июня 1909 г.) «Вчера был у му'аллима [т. е. учителя] Ханны, который тоже поднес «стих»» (Дневник, 25 июня 1909 г.)

«Экзамены меня заели: сегодня у мальчиков в Триполи, завтра у девиц там же, даже, кажется, с митрополитом. «Просят» присутствовать не столько начальствующие, сколько подчиненные» (Дневник, 26 июня 1909 г.).

37 июня экзамены в школах кончились, но еще на две недели и. ю. Крачковский задержался в Триполи; все условия жизни ему правились, он больше отдыхал и развлекался, чем в Бейруте. 14 июля в компании с учителями он выехал в горы и поселился на лето в местечке Амиюн (Дневник, 13 и 17 июля 1909 г.) «Третий день сижу уже в Амиюне и в восторге от самого места... Места в общем значительно глуше тех, где я странствовал в прошлом году, но народ столь же симпатичен».((( Из письма от 18 июля 1909 г., г. Амиюн на Ливане, к Ю. Ю. Снитко — сестре и. ю. Крачковского.) (рис. 1).

Казалось бы, с наступлением летнего сезона непосредственные связи

со школьной работой затихнут, но произошло не так: «Эти два дня были заняты экзаменами, в воскресенье с той же целью двигаемся в Думу и Кесбу» (Дневник, 17 июля 1909 г. Два дня экзаменов в Амиюне падают на 15 и 16 июля.)

С 33 июля до середины сентября посещения школ прекратились, но общение с учителями поддерживалось постоянно.

«Вчера прибыли в Кесбу, где обычная праздничная суета. Весь день прошел в визитах, питье шараба и разговорах о России». Он встретил и здесь горячие симпатии к России. (Дневник, 20 июля 1909 г.) [116]

«Вчера вечером лазили в монастырь Хаматура; вид замечательный и постройки прямо чудом прилеплены к горе; подъем страшно труден, но все искупает красота» (Дневник, 21 июля 1909 г.)

«Сегодня экзаменовали в мужской школе, а вечером опять лазили на гору к Каср-Накус, кажется до сих пор не известному никому. Завтра — в женской школе, а потом в (селение) Думу (Дневник, 22 июля 1909 г,) «Виды но обычаю очень интересны, — отмечает и. ю.,- — подъем и спуск через горный хребет; местность не очень даже пустынная, а внизу на реке у деревни Кфер Хульда зелень даже роскошная».: (Дневник, 24 июля 1909 г. — На пути из Амиюна в сел. Дума дорога пересекает реку Нахр ал-Джбз.)

«Два дня просидел в Бельменте, куда совершил путешествие пешком. Двинулись во вторник вечером, вернулись вчера. Местность опять-таки очень интересная; вид на море с очень широким горизонтом, вдали Триполи с одной стороны, Энфе — с другой». Во время своих скитаний и. ю. писал:

«От этих передвижений совсем нет времени заниматься; подогнал только Ханифу до 270 стр. (И. ю. Крачковский готовил указатели к историческому произведению арабского писателя-энциклопедиста IX в. Абу Ханйфы ад-Дйнавери; издание появилось в 1912 г. См.: И. н. Винников, ук. соч., стр. 25, № 34.) Читаю много Ад-дия *** «Свет», но все летние планы, повидимому, останутся таковыми и только» (Дневник, 9 августа 1909 г.).

Некоторые живописные места особенно привлекли внимание и. ю. Крачковского. Так, на обороте вида Хасруа и. ю. написал: «Одно из замечательных по красоте мест в Сирии — село Хасрун (рис. 2), масса воды и масса зелени; темная полоска справа, вдали — остатки знаменитого леса кедров».

«Пространствовали вчера в монастырь Кефтун и на Нахр ел-Джоз. Таким образом, эту часть Ливана я обследовал, кажется, досконально» (Дневник, 20 августа 1909 г.).

На пароходе из Триполи в Бейрут и. ю. встретился с одной из бейт-джальских учительниц и драгоманом русского консульства в Иерусалиме (Дневник, 13 сентября 1909 г. Бейт Джа'ла — селение около Иерусалима, где находилась семинария Палестинского общества.)

На «зимних квартирах» с 12 сентября и. ю. Крачковский возобновил занятия по прежнему плану. Его знакомства с арабами стали гораздо шире в среде как мусульманской, так и христианской.

И. ю. Крачковский, тогда еще совсем молодой человек, принял живое участие в преобразовании Палестинского общества. Им была составлена специальная заметка и отчет о состоянии Общества. Новые и живые предложения и. ю., изложенные им в записке, были [117] составлены с большим знанием дела и вносили мною нового и рационального. Несмотря на сопротивление более консервативных членов общества, составлявших «Палестинскую комиссию», приехавшую для инспектирования школ Общества, записка и. ю. была ими принята.

В своем дневнике и. ю. отметил, что членов комиссии «здорово удалось переупрямить и моя записка прошла почти целиком», о стремлении и. ю. поставить работу Общества по-новому говорит и следующая заметка: «Крайне приятно, что удалось пробить хоть первую брешь в Палестинском Обществе» (Дневник, 19 марта 1910 г.). Очевидно, молодой ученый не собирался останавливаться на этих первых своих усилиях, увенчавшихся успехом.

На пароходе «Косейр» 5 декабря и. ю. Крачковский отбыл из Бейрута через Яффу и Порт Саид в Александрию, прожил в последней два дня и переехал в Каир ради работы над рукописями, в Каире он оставался около месяца. На обратном пути он задержался в Александрии и 21 января 1910 г. оказался в Бейруте, где продолжал свою работу до конца марта.

Направляясь в Палестину, и. ю. Крачковский остановился ненадолго в Яффе. Здесь, как и в других случаях, он не упускал возможности развивать свои взгляды и новые точки зрения среди лиц, связанных с Палестинским обществом, в дневнике 21 марта 1910 г. молодой ученый записал: «с большим удовольствием Потолковал о Востоке» и радовался, что его попытка вызвать интерес к Востоку в русской литературе находила отклики.

24 марта и. ю. Крачковский приехал в Иерусалим и сразу оказался в сфере самой оживленной просветительской деятельности Палестинского общества: «Водворился благополучно в подвории, прибыв в Иерусалим вчера вечером. Хотелось бы дня в три обозреть город, чтобы потом можно было приняться за работу».

Большой интерес представляла для и. ю. патриаршая библиотека, в которой он получил возможность «копаться». «К удивлению ничего решительно в ней не находится и я решительно недоумеваю, куда в самом деле исчезли Саввины рукописи (Подразумеваются рукописи из монастыря св. Саввы (Мар Саба) в трех часах пути от Иерусалима.). Не может же быть, чтобы от них ничего, кроме тишендорфовских отрывков (Подразумеваются рукописи из коллекции К. Тишендорфа в собрании Публичной библиотеки имени М. Е. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде.) , не находилось».

Из дальнейших записей дневника видно, что и. ю. проводил в названной библиотеке каждое утро, а то и целый день. Он «разделался» с ней дней через десять, т. е. закончил просмотр интересовавших его рукописей и книг, с той же целью разыскать новые рукописи и. ю. посетил древний монастырь Саввы (рис. 3), заложенный еще в VI в. н. э., но с досадой отметил в своем дневнике: «...ничего, конечно, не нашел [118] и только проехался довольно симпатично на ослике» (Дневник, 8 апреля 1910 г.). Много времени занял осмотр Иерусалима, прогулки и небольшие путешествия по его окрестностям. Частым спутником и. ю. был п. к. Жузе, профессор университета в Казани, а затем в Баку (Умер в 1942 г. См.: и. ю. Крачковский. Очерки по истории русской арабистики. 1950, стр. 185, 243.). Наряду с этим и. ю. знакомился со всеми научными учреждениями, находившимися в Иерусалиме. Так, о музее библейской истории имеется запись в дневнике: «Тоже великолепная идея комментария каждой строки Библии путем вещественных памятников». Но о Палестинском исследовательском фонде и. ю. писал: «.. . музей оказался самым жалким». Несмотря на это молодой ученый жалуется, что «все время в Иерусалиме проходит у меня не столько в занятиях, сколько в странствованиях; материала для работы находится не много...». Не без юмора сообщает он о том, что «мне приходится и ослов нанимать и чай устраивать...» во время этих скитаний.

Из Иерусалима и. ю. собрался проехать в Назарет, на Тивериадское озеро, а затем через Хайфу обратно в Бейрут. «Пребывание мое в Палестине затянулось, и я боюсь, что мне не удастся пробыть столько, сколько хотелось бы в Дамаске, и, может быть, совсем исключить Алеппо» (Письмо от 17 апреля 1910 г. Иерусалим.).

Требовательный к себе, и. ю. Крачковский считал, что он мало сделал для науки за время пребывания в Иерусалиме. Такой взгляд, безусловно, не верен. Если учесть, сколько времени было посвящено на поиски рукописей, на просмотр их и выписки в разных библиотеках, официальных и частных, сколько посещено музеев, школ и других научных учреждений, итог получится вовсе не маленький. Не менее важны были встречи и беседы с местными учителями и учительницами, особенно из арабов, с писателями и учеными. Знакомства с европейскими востоковедами все больше убеждали и. ю. Крачковского, как высок был уровень и превосходство русского востоковедения. Туризм, за который он упрекал себя, отнюдь не являлся минусом, а плюсом: чтобы судить о культуре страны, надо было оценить людей со всем их окружением, узнать современное положение и культурное прошлое страны. В этом отношении пребывание в Иерусалиме было чрезвычайно полезно, а поездка в Назарет еще больше связала и. ю. Крачковского с задачами Палестинского общества.

«Сидим в Назарете (рис. 4), куда прибыли вчера часа в четыре, после очень интересного пути, несмотря на утомительность и сквернейшие ночевки (Рамалла, Набулус, Буркын). Познакомился со здешней публикой и пробуду до понедельника» (Дневник, 27 апреля 1910 г.). [119]

В Назарете и. ю. познакомился с двумя учительницами Палестинского общества. Обе они окончили женскую учительскую семинарию в Бейт-Джале. Они принимали участие в экскурсиях и. ю. Крачковского по окрестностям Назарета, одна из них, Культум 'Оде, вышла замуж в 1913 г. за заведующего амбулаторией в Назарете И. К. Васильева (В день мобилизации в июле 1914 г. Васильевы прибыли в Одессу, по пути в Кронштадт, на побывку к родственникам. С той поры Культум ’Оде-Васильева осталась навсегда на новой родине, и в настоящее время она работает в Москве.).

Радушный прием заставил и. ю. задержаться в Назарете:

«Скверно приезжать в те места, где тебя знают хотя бы и заочно — от всяких завтраков, обедов и прогулок совсем нет тогда спасения. Если прибавить, что в свободное от занятий время я старательно посещаю здешние школы, то, может быть, поверите, что ужасно трудно было найти свободную минутку...

«Как видите, срок моего пребывания в Палестине значительно удлинился.. . Я уж и принес себя отчасти в жертву; покинем Назарет мы послезавтра, направимся через Кану Галилейскую в Тивериаду, затем переправимся через Тивериадское озеро на станцию железной дороги и оттуда в Хайфу. Скверно только то, что благодаря задержке, на Алеппо мне почти совсем времени не останется, да и пребывание в Дамаске придется порядком сократить. Но «совершившийся факт самый лучший», а поэтому я и не очень жалею о таких результатах своей научной командировки». Не жалею и потому, что этот переезд из Иерусалима в Назарет был, быть может, наиболее удачным и интересным, которые мне приходилось делать в этом году (Подчеркнуто в письме; намек на экскурсии в Египте весной 1909 г.) Пять дней верхом по очень разнообразной и красивой местности, с ночевками в ужасных местах, с самыми комическими инцидентами вроде коз, свалившихся на голову сквозь крышу, и т. д.». (Письмо от 3 мая 1910 г. Назарет.)

«На прощание муаллима Культум 'Оде спела песенку (Дневник, 10 мая 1910 г.)

*** [120]

Друзья наши! Мы вышли проститься с вами,
А сердце наше пылает огнем печали.
Пришло время разлуки, и вот я прощаюсь с Вами.
Вспоминайте обо мне, когда вспомнится.
И дайте мне еще раз увидеть Вас, о глаза мои!
Вряд ли мои глаза вновь увидят Вас!
Возьмите с собой душу, которая тает от муки,
И покиньте сердце, жалующееся на горечь разлуки с Вами.
С чем я прощаюсь — с душой ли своей, или с Вами?
Добрый путь. Поистине господь хранит Вас! (Перевод А. А. Долининой.)

6 мая 1910 г. и. ю. Крачковский приехал в Хайфу и остался там на три дня.

С 11 по 19 мая 1910 г. и. ю. Крачковский пробыл в Бейруте, а 20 мая он приехал в Дамаск, вторично после апреля 1909 г.

«Опять в Дамаске и опять в «Виктории» и опять попал в десятый номер! Удивительно иногда складываются обстоятельства, кажется исключительно для того, чтобы напомнить «прошлое, близко-далекое...». Голова трещала жестоко и поэтому визиты с завтра начну». (Дневник, 20 мая 1910 г.)

Несмотря ни на что, научная деятельность продолжалась настойчиво; и. ю. Крачковский направился на поиски рукописей: «Сегодня целый день в скитаниях немного более полезных, чем вчера.. . Для библиотеки назначен понедельник». По поводу пребывания и. ю. Крачковского в Дамаске в газете «ал-Муктаба», № 388, от 23 мая 1910 г., появилась небольшая заметка; вырезка вложена в дневник:

***

Дамаск посетил профессор Игнатий Крачковский, один из русских востоковедов и преподавателей арабского языка в Петербургском университете. Он — русский по своему происхождению и родному языку — в молодости изучил арабский язык в Сирии и Палестине так, что прекрасно говорит и пишет на нем, подобно другим выдающимся востоковедам.

Он обладает обширными познаниями в семитских языках — еврейском, сирийском и абиссинском, а также знает европейские языки и турецкий. (Перевод А. А. Долининой.) [121]

Поиски рукописей продолжались вплоть до отъезда, но и. ю. Крачковскому так и не удалось в Дамаске добраться до арабских рукописей, хранившихся у антиохийского патриарха. Только через три года 44 рукописи из этого дамасского собрания оказались в Петербурге, и. ю. Крачковский получил к ним доступ, а в феврале 1919 года с его помощью они были доставлены в Азиатский музей. Очерк и. ю. Крачковского «Рукописи двух патриархов или сбывшееся предсказание» значительно дополняет лаконичную запись в дневнике. (Академик и. ю. Крачковский. Над арабскими рукописями, ук. изд., стр. 37-44.)

Пожалуй, удачнее всего были поиски у дамасского торговца рукописями, где и. ю. нашел «страшный беспорядок и сколько-нибудь порядочного мало», однако «кое-что все же нашлось, хотя и не экстраординарное. Повезло как-то на автографы: автограф комментатора «Истории Йемена»***, Бурхан ад-дйна Халебского. Ибн Семмана, внука 'Абдул-Ганй Набулусского. Дорожится старик, но думаю его как-нибудь уломать». (Рукописи, купленные и. ю. Крачковским в Дамаске, сохранились в его библиотеке.)

«Вчера был в Сейднае, где самой большой достопримечательностью является, пожалуй, живущий на покое Муркос. (Г. А. Муркос, уроженец Дамаска, был профессором Лазаревского института в Москве (1872-1909 гг.) и дожил на покое в деревне Сейдная около Дамаска до 1911 г. См.: и. ю. Крачковский. Над арабскими рукописями, ук. изд., стр. 33. — Он же. Очерки по истории русской арабистики, стр. 161-162.) Приятно было потолковать; старик разговорчивый и, повидимому, был рад.

Ночью сегодня думаю двигаться сперва в Алеппо и на обратном пути в Хомс». (Дневник, 28 мая 1910 г.)

В Алеппо и. ю. Крачковский приехал 29 мая 1910 г. Здесь, как и всюду, его в первую очередь интересовали рукописные собрания и библиотеки. Но в большинстве случаев они состояли из известных уже молодому арабисту книг и рукописей. Самая крупная библиотека принадлежала маронитам, но и в ней не было ничего интересного для него.

«Вчера просмотрел и кончил маронитскую библиотеку; численностью очень крупна, хотя особо редких вещей нет. Состав обычный: библия, поучения, богослужение, в мусульманской части: макамы, грамматики, полтора дивана». (Дневник, 30 мая 1910 г.)

Разочаровала и. ю. и библиотека митрополита, но по другой причине. Когда он пришел ее осматривать, то «митрополия оказалась с запертыми шкафами книжными, хотя судя по корешкам там все больше греческие». (Дневник, 1 июня 1910 г.) в известной степени его вознаградили две частные [122] библиотеки; одна из них принадлежала «сирийскому попу.. . у которого порядочно интересных вещей, даже по мусульманской части. Жаль только, что вместо обработки этих материалов занимается какой-то ерундой» (Дневник, 3 июня 1910 г.)

О самом городе Алеппо в дневнике нет заметок, может быть оттого, что и. ю. не встретил в Алеппо той молодой компании школьных учителей и учительниц, с которыми он совершал большинство экскурсий в Сирии. и. ю. записал: «Завтра думаю двигаться: никак не могу решиться, куда — в Хама или в Хомс. Жара донимает страшно, и по ночам совсем не могу спать. Вчера было около 40^о (Дневник, 3 июня 1910 г.).

Совсем иначе, видимо, чувствовал себя и. ю. в Хама, но не из-за погоды: «в Хама такая же неистовая жара, как и в Алеппо, при этом яростный ветер. Остановился в вокзальном буфете, благо есть комната для спанья... только и есть хорошего, что науры да Айси (Науры — водяные колеса, орошающие сады и поля у города Хама водами р. Оронта, называемого арабами Нахр ал-Лей. Число водяных колес к первой четверти XX в. сравнительно с XIV в. сократилось почти в 4 раза; см.: М. SоbernhеIm. Hama. Enzyklopaedie des Islam, т. II, Leiden-Leipzig, 1927, стр. 254-255.). Далее и. ю. сообщает, что «проехался не без удовольствия на лодке» по реке Оронту, на которой находятся науры.

«Был у митрополита, — пишет он далее, — старина довольно крупная. Беднота в митрополии суровая и пахнет и средневековьем и запустением.

Хороший дом фамилии Азм; курьезно, что показывавший отказался взять на чай.

А науры действительно красивы и даже поэтичны со своим стоном» (Дневник, 4 июня 1910 г.).

На пребывание в Хомсе ушло пять дней, так как и. ю. опять оказался в учительской и литературной компании.

И. ю. писал: «Вечером с компанией учителей, среди которой есть по обычаю симпатичные люди, совершили маевку в окрестности к садам на Оронте с очень красивыми местами». (Дневник, 6 июня 1910 г.)

«Вчера осмотрел, кажется, все здешние достопримечательности: был в цитадели, главной и халидовской мечети, в церкви св. Юлиана. Вечером опять маевка в окрестности». (Дневник, 8 июня 1910 г.)

«Только завтра двигаюсь в Триполи и притом, кажется, с лихорадкой, которая является совсем неожиданным приложением. Эти дни проводил преимущественно в училище, а после 4 часов — в прогулках со здешней компанией». (Дневник, 10 июня 1910 г.) [123]

«Только что распрощался с компанией здешних учительниц, которые по обычаю провожали очень трогательно. Одна дала свою карточку с четверостишием:

***

Если Вы видите, что девушка на Востоке невежественна,
то осуждайте за это только правителей и судьбу.
Сколько девушек с возвышенным умом и мыслями погибло,
прежде чем исполнились их надежды.
Ни люди не помогают им, ни семья их не поддерживает,
и слабо звучит их голос среди людей.
Может быть время, несправедливое в прошлом,
дарует им когда-нибудь исполнение желаний и славу! (Дневник, 10 июня 1910 г. — Перевод А. А. Долининой.)

Хомс был последним этапом странствий и. ю. Крачковского по Сирии, Ливану и Палестине, в пятницу 12 июня 1910 г. он вернулся «из Хомса совсем разбитый и лихорадкой и одиннадцатичасовой тряской в убийственном дилижансе, который всю дорогу мчится как угорелый».

В дневнике не указано, куда больной и. ю. направился из Хомса. Повидимому, он возвратился в Хама, так как ехал на дилижансе, а оттуда — в Триполи, где застрял до 20 июня из-за болезни «абу рукаб», (Местная форма лихорадки «абу рукаб», т. е. «отец спин», с сильными головными болями, высокой температурой и слабостью, впервые трепала и. ю. Крачконского в сентябре 1908 г. в Бейруте.) вторично посетившей его на Востоке. Еле поправившись, и. ю. вернулся в Бейрут и стал усиленно готовиться к отъезду в Россию. Из Бейрута он отбыл 2 июля 1910 г. на пароходе «Евфрат», в Одессу приплыл 13 июля, а в пятницу 16 июля закончилось в С.-Петербурге двухлетнее путешествие магистранта и. ю. Крачковского на Восток.

Природа и люди Сирии, Ливана и Палестины, нравы и обычаи, страдания и чаяния арабского народа стали понятны и близки и. ю. Крачковскому. Вдали от родины он особенно стремился к тем, кто знал Россию и русских, кто чем-нибудь был с нею связан. Он убедился, что престиж России стоял очень высоко.