Святогорец, автор лежащих пред нами писем о св. горе Афонской, в крещений Симеон, в монашестве Серафим, а наконец, в схимонашестве Сергий, был сын бедного, но многосемейного дьячка Вятской губернии Орловского уезда, села Пищальского, Вегнина. Родившись в 1814 году, он, по общезаведенному порядку воспитания для детей духовного ведомства, отдан было лет на 10 в духовное училище, а потом в вятскую семинарию, и пройдя с успехом до конца риторику, философию и богословие, выпущен оттуда, имея отроду 20 лет. Получив вместе с согласием невесты место священника, по соседству от своей родины (в селе Ацвежском), он в 1835 году поставлен в священники, в том же году овдовел, и чтобы облегчить тоску, пустился в странствование по разным [117] святым местам земли русской, как это и видно из различных его писем с дороги, нелишенных занимательности. В 1839 году он отрешается от мира, от всех отношений и обязанностей к нему, делается иноком, и осуществляет свое давнее желание — отправляется на Восток в Иерусалим и потом на Афон, и изучив все обычаи этого единственного в мире места, делается святогорцем, принимает схиму в 1844 году; побывав и после этого даже не раз в своем отечестве, он в 1853 году декабря 17 покинул уже совсем мир сей, после усиленных занятий и подвижнических трудов, сильно расстроивших его здоровье, и без того слабое и ненадежное.

Живя на Афоне, святогорец, кроме значительной переписки, ныне напечатанной, занимался: а) составлением афонского патерика, оконченного после его смерти монахом Азарием; б) историческим очерком: Русские иноки на св. горе Афонской с X до половины XIX столетия, который в неоконченном виде и вошел в собрание его сочинений; в) вел келейные записки, и обработывал свои палестинские заптски, также ныне изданные; г) составил описание эсфигмено-вознесенского монастыря, путеводитель по св. горе Афонской, и указатель ее святынь и прочих достопамятностей.

Дивный Афон, его чудные сподвижники, уставы, обряды древности, редкости, красоты местоположения и т. д., были неистощимым и всегда занимательным предметом для его писем, которые и в глазах наших имеют большой интерес, отличаясь простотою изложения и, можно сказать, завлекательным содержанием, в чем легко убедятся и сами читатели из нижеследующего описания вообще св. Афонской горы, сделанного нами в кратком изложении из различных записок, описаний и писем святогорца.

На снятой Афонской горе, омываемой с одной стороны водами Архипелага, а с другой — залива Монтесанта (святой горы), находится около 20 монастырей, 10 скитов и многое множество одиноких келий. Иночествующих полагают до 10,000 человек, в том числе до 200 русских (том 1 стр. 51). Предоставляя читателям самим прочесть описание чудной природы и прекрасного местоположения, где кругом — море и острова, на запад — олимпийские горы, и т. д. — мы сообщим, что правильнее называть афонские горы, ибо весь небольшой мыс, соединенный с материком лишь узким перешейком, имеющий 100 верст длины, покрыт целым хребтом восхитительных гор, которые заняты разными обителями, и состоят в их владении по имеющимся на то актам. Турецкое правительство не имеет здесь никакой силы, хотя св. гора под тем же тяжким рабством, как и прочие части этого государства. Ага, состоящий в ведении и власти паши солунского, с несколькими вооруженными солдатами (сардарами), живет здесь для сбора дани с каждого монастыря, заведует полицейскою [118] частью, сам собою ни во что не входит, а исполняет решение протата или синода, который находится в Карее. Состоя из назиров (старцев от всех монастырей), протат имеет деспотическое влияние на всю св. гору, и даже на права самого святейшего патриарха константинопольского, потому что в некоторых случаях он политически ограничивает, и даже не выполняет требования вселенского владыки, по известным ему на то узаконениям. В протате заседательствуют с преимущественными правами власти и полномочии четыре проэдра, каждогодно и поочередно переменяющиеся в первоседательстве. Какое бы дело ни было решено синодом, первенствующему представляется исполнение оного (том I стр. 20). Назиры решают все важные дела святогорские без малейшего участия турецкого аги; менее значительные дела и разбирательства поручаются которому нибудь из членов синода, а чрезвычайно важные, по особому предписанию патриарха, возлагаются всего более на здесь пребывающих в покое владык, или на нарочно командируемых из эпархии (проэдры), которые имеют печать святогорскую (с изображением знамения пресвятые Богородицы), раздробленную на 4 части; у каждого проэдра по одному углу. Точно так же и назиры (старцы от 20 монастырей) имеют свои печати, которые и прикладываются имя к решенному делу; не приложит один — и дело (решение) не имеет своей силы, и даже сам патриарх не признает такого дела решенным. Все назиры обязаны доносить своим монастырям своевременно о делах синода, так-что настоятели монастырей, зная всегда о происходящем в синоде, нередко дают от себя наставления назирам, в каком духе, силе и образе действовать с непременною обязанностию не разногласить с волею монастыря, и во что бы то ни стало стоять на полученном предписании. Первое место в синоде занимают проэстосы, то-есть старшины лавр Ватопеда, Хилендаря, Ивера (от которого в Москве подворье); остальные 16 настоятелей занимают низшие места узаконенным порядком. «Но самый суд и заседание происходит не так благообразно и чинно, как это можно было бы предполагать по благолепному лику святых старцев» (т. I стр. 205). В числе монастырей находится и русский, св. Пантелеймона, называемый обыкновенно Руссик. Основанием своим он обязан благочестию князей наших св. Владимира и Ярослава, но от этого старого храма осталось одно лишь чрезвычайно ветхое распятие; здание развалилось давно. Монастырь приходил все более и более в упадок, не мог существовать без посторонних пособий, которых не было и не имелось в виду, так-что протат представил в 1803 году патриарху Каллинику об упразднении на св. горе русского монастыря, но не получив на это согласия, должен был обратиться к различным сборам и пособиям, возложив это все на иеромонаха Савву, который успел возбудить особенно живое участие [119] к судьбам русского монастыря в князе Скарлате Каллимахе. Сделавшись из великого драгомана (переводчик) господарем валахским, Каллимах щедрою, неистощимою рукою сыпал деньги на возобновление и устройство монастыря до самого 1821 г., корда был убить турками. Настали опять тяжкие обстоятельства для русских, продолжавшиеся до 1835 года, когда явился к ним князь Шихматов-Ширинский (впоследствии иеромонах Аникита), старец Павел из ильинского скита и пр., которые много способствовали привлечению на св. гору русских денег и поклонников, ищущих трудной, но верной отшельнической стези в небесную отчизну (т. II стр. 30). Оставляя в стороне весьма подробные описания храмов, церквей, и зданий Руссика, ею библиотеки, мощей и хрисовул (грамат) наших царей Федора Иоанновича, Михаила, Алексея, и Иоанна и Петра, мы сообщим читателям сведение о самой монастырской жизни.

Русский монастырь, поддерживаясь собственно приношениями и подаяниями добрых людей, владеет также и землями, как на самой горе, так и вне ее под Солунем и на Кассандре; владения эти составляют жалкие остатки значительных жалованных ему земель и сел в Сербии и других местах; время и обстоятельства лишили его этих владений, оставив ему на память одни лишь царские граматы на вечное владение ими. В монастыре большая часть братства находятся в великой схиме, несмотря на то, что много есть иноков в цвете только-что развернувшихся лет нежной юности. Святогорец замечает, что схимить юных нетолько извинительно, но и похвально, ибо св. гора так тиха и безмятежна, так далека от соблазнов и т. д., что для всех состояний возраста нет здесь предметов, могущих возмутить мир подвижнического сердца; здесь нетолько нет жен, но и самый вход им на св. гору совершенно невозможен; даже рабочий скот содержатся для тяжелых монастырских послушаний только мужеского пола; коты без подруг мурлычат и распевают свои песни и т. д. (т. II стр. 39). В глубокую полночь братия восставляются на келейное правило, заключающееся в 1200 поясных и 100 земных поклонах; на совершение этого дается час. В час пополуночи ударяют на утрени, впрочем, только в зимнее время, а летом она начинается в 11 часов вечера; по короткости ночей и келейное правило оставляется на после-обеденное время. После утрени до литургии братия покоятся час, а иногда и менее; литургия кончается, кроме праздников, до восхода солнца; после братия расходятся до обеда на послушания (разные работы), совершаемые общими силами всеми без изъятия под особенным наблюдением эконома, который в этом особенно опытен и неусыпно деятелен. Вечерня бывает в свое время, а повечерни отдельно от них после ужина, и всегда на закате солнца, после чего никто не в праве нетолько что либо съесть, но [120] даже напиться; за несоблюдение последнего должно положить в простое время 100, а в великий пост 500 поясных поклонов с молитвою, или вновь вычитать повечерие. Трапеза поставляется здесь дважды в день, кроме понедельника, среды, пятницы и св. четыредесятницы, когда едят раз в день без масла и вина лозного. Кушанье бывает одно: или из бобов и гороха, или из трав и других произведений здешней природы; к этому блюду придают маслину, стручковый перец в уксусе, лук, чеснок, а в скоромные дни — сыр и сельди. В великий пост (четыредесятннцу) подаются морские животные (не рыбы, а молюски), как-то октопады, пинны или большие раковины, в которых образуется и находится жемчуг, прекрасным черный песок и чрезвычайно мягкий пух. Спрашивается, какую трапезу можно сравнять с отшельническою, которая, взамен сластей изысканного вкуса, от самой природы приправляется цветным жемчугом и драгоценными перлами? (т. II стр. 49). Квасу нет, а в известные дни разрешения дают растворяемое водою виноградное вино. Братство обязывается есть в общей трапезе, а держать что либо съестное в келье, и есть не в свое время считается важным грехом. Касательно келейного поведении в Руссике наблюдается удивительная строгость, и точное исполнение отеческих законоположений; не позволяется оставаться вне кельи, и тем более за монастырем, равным образом собираться по кельям для бесед или угощений. Никто не в праве без позволения настоятеля принять или подать милостыню из иночествующих, не почему-нибудь иному, как только по направлению чрез это каждого к отсечению собственного своеволия, как бы оно пи было само по себе бескорыстно, и хотя бы было основано ни видах самых благонамеренных. Не дозволяется засвечивать по кельям огня вечером, разве только иеромонахам, в некоторых случаях, особенно уважительных; для простого братства — светильник — совершенное излишество, ибо келья, образуя собою не что иное какк гроб должна быть, как гроб темна, и служить для инока только покоем и отдыхом. Не дозволяется даже теплить свеч неугасимых пред келейными иконами, ибо таковые горят в церквах монастыря за спасение всего братства, а следовательно, и каждого отдельно.

В русском монастыре, как общежительном, наблюдается нестяжательность; никто из братии не может удерживать при себе никакой собственности. С большою строгостью и точностью соблюдают правило — без крайней нужды не обнажать тела: бани, ванны и купальни исключены из быта монастырского (стр. 60); не мыть всего тела, и даже лица, здесь совершенно не полагают в грех, ни в добродетель, ни в непременное правило для всякого, а считают все это поводом к угоде плоти. Мойся, если хочешь, вопреки святогорского обычая, только не с целию сделать чрез то лицо пригожим, кик обыкновенно [121] водится в мире, а для смытия только грязи и охлаждения, или болезнующих уже очей и головы, или в предотвращение в них слабости (стр. 62), Братство, ложась спать, не раздевается до рубашки, а постоянно бывает в подряснике, и не отнимает даже пояса для всегдашней готовности, куда угодно. О щегольстве здесь и понятия не имеют: напротив того, в особенное иноческое достоинство даже поставляют многозаплатное одеяние. Относительно белья нет здесь особенных правил, а каждому дана свобода — мыть, как и когда угодно, только собственными своими руками, и большею частию одним щелоком, который также должен быть предварительно заготовляем, или от услужливого братства, или своими трудами. Также и печение хлебов не возлагается на особенных братий, а в известное время, несколькими ударами в деревянную доску (или току), дают знать братии о послушании хлебном; они собираются в пекарню, и общими силами отправляют эту работу. Таким же точно образом приглашаются и на прочие послушания. При этом мы считаем нелишним сообщить нашим читателям и о различных родах подвижнической жизни на св. горе (том III стр. 202–70).

На самой нижней ступени иноческого восхождения к небу стоят:

1) монастыри штатные, то-есть в которых между иноками нет решительно почти ничего общего; в которых каждый живет под собственным руководством и по своему произволу, так что если кто не хочет — не бывает в церкви у службы и т. д. Некоторые послушания иногда бывают общими, но кто не хочет трудиться, тот нанимает вместо себя другого. Таким образом в штатных монастырях, коих всего 12 на Афоне, трапезы общей нет, кроме как для приходящих и работников; всякий получает положенную порцию жизненных припасов и готовит в своей кельи — что и как хочет;

2) немногим выше ох стоит жизнь келиотская, которая делится на а) отшельническую в строгом значении этого слова и б) на вольную. Первая представляет умилительное единение, строгую воздержность, изумительные телесные труды и безмолвие; это — светлое отражение высшего отшельничества; но вторая — совсем не то уже. Отличительною и единственною чертою иноческого характера остается у ней только зависимость нескольких человек от старца, который обыкновенно снабжает всем необходимым свое небольшое братство;

3) к третьей степени подвижнической жизни можно отнести каливитов, то-есть таких сиромах (бедняков), у которых пред собою, ни за собою нет иногда ни гроша денег, ни куска хлеба. Они не имеют ничего положительного, заняты рукодельем дома или, что всего чаще, ходят по кельям и занимаются наемною работою; питаются подаянием и [122] испытывают много неприятностей и лишений. Они не поступают ни в общежитие, ни в другое какое-либо место потому собственно, что этим стеснится их воля; зависимость от власти должна подчинить их строгости иноческих законоположений,

4) киновии или общежития; их на горе только 8; в подобном братстве господствует патриархальная простота нравов, взаимность любви, доверчивость и райское безмятежие. Одежда и трапеза — для всех одинаковы; нет никому отличии. Ради Бога и своего спасения предают волю свою как-бы на крестное распятие, так что она нетолько ограничена, но невозвратно отнята и выброшена. Так здесь перемнут инока, переваляют, стеснят и потопчут его волю в разнообразии вечных послушаний, что он, пройдя киновиат, становится для всех образцом испытанного самоотвержения, легко может вступать в подвиг скитского уединения, строгого воздержания и совершенного безмолвия;

5) скиты, числом 10, отличаются строгостью уединения и в особенности воздержанием. Кроме субботы, воскресенья и великих праздников, не разрешается им в прочие дни ни рыба, ни вино, ни масло; даже сухоядение имеет свое ограничение, ибо хлеб употребляется по весу. Занимаясь рукоделием, сердечною или умственною молитвою, в скитах живут по два, а иногда и по три брата, в отдельной кельи, под наблюдением старца, и только на воскресные и праздничные дни безмолвники со всего скита приходят в собор, совершают литургию, а к обеду удаляются в свои кельи;

6) признав, что люди рождены и созданы с тем, чтобы в неразрывном союзе любви дышать обществом и жить друг для друга, можно себе представить, легко ли человеку стать выше себя, выше своей собственной природы и творческого назначения, подавать в себе чувство взаимного общения, удалиться от всех, не по ненависти к людям, а по внутреннему сердечному влечению к ангельской жизни, жить в глубокой пустыне одному, среди зверей и страхований невидимого беса? Афинские пустынники достигают до такой степени самоотвержения. Они решительно ничего не имеют: ни надлежащей пищи, ни одежды, ни кельи, питаются кореньями, живут в пещерах при монастырских виноградниках и дачах, иные занимаясь иногда рукоделием, а другие — только молитвою. Пищу и одеяние имеют они от монастырей.

Кроме этих видов подвижнической жизни, есть еще два, по наружности совершенно отдельные от них, именно:

а) юродивые; при святогорце был только один да и тот не делал особых странностей для прикрытия своих дивных подвигов, потоку что на св. горе это вовсе лишнее при бесчисленных образцах ангелоподобной жизни, и

б) странники, отличительною чертою которых является необычайное терпение; они проводят день и ночь под открытым [123] небом, переносят всякие лишения и непогоды, и переходя с места на место, только на болезненном или смертном одре находят успокоение и отдых для своей истаскавшейся по горе плоти.

Прежде нежели упомянуть об обрядах погребения, мы, по свидетельству святогорца, скажем, что доктора на Афоне неумолимо суровы. У них принято ставить по возможности часто шпанские мушки, и по отнятии оных раздражать около недели больное место, растирая оное что есть мочи грецкою губкою, напитанною уксусом, так что больной обливается кровью, как баран! Это — совершенная пытка, мученичество без венца, замечает, и вполне справедливо, святогорец.

Должно заметить, что русский монастырь только что начинает оправляться и отягощен долгами, появившимися еще в конце прошедшего столетия. В исходе XVIII века, он так был беден, что не мог вносить за себя подати и законных повинностей, которыми обложены все монастыри Афонской горы, а потому протат, в предположении его упразднить, разложил причитающиеся на долю Руссика денежные сборы на прочие монастыри. Когда же предположение об уничтожении Руссика не сбылось, то он должен был уплатить также и суммы, внесенные за него разновременно святою горою правительству турецкому. Одной государственной подати, взимаемой турецким правительством, Руссик уплачивает каждогодно до 2,500 руб. асс.; но сверх того протат налагает на каждый монастырь особенную повинность, на содержание охранителей святой горы, епитронов (поверенных) по делам протата, пребывающих неотлучно в Солуне, Константинополе и других местах, на случайные расходы и т. д. Эта повинность состоит из 34 р. с каждого, кто только внесен в поголовные списки турецкого подданства.

Что же касается до отношений русского монастыря к святой горе вообще, то не имея ни духу, ни силы, ни даже права стать наравне с прочими святогорскими монастырями, от которых некоторым образом зависят судьбы Афина при председательстве в протате их проэстосов, Руссик находится как-бы в загоне. Он сам собою ни во что не входит, не противится законным и уважительным требованиям властей, но при крайне стеснительных обстоятельствах тамошнего края временем несет крест многих огорчений.

Святогорец упоминает также о некоторых особенно замечательных посетителях Руссика. Предоставляя самим читателям прочесть трогательное описание (том II, стр. 70–83) как самых ожиданий, сомнений, толков и т. д., порожденных слухами, что в 1845 году изволит прибыть на св. гору великий князь Константин Николаевич, так и самого посещения его высочеством этого места, мы приведем здесь только следующее место, характеризующее Афон. Его высочество заметил [124] шедшим при нем двум русским иеромонахам: «У вас в царской фамилии поминается великая княгиня Елисавета Михаиловна, тогда как она уже скончалась, а между тем упущен новорожденный сын братца Александра Николаевича, Александр Александрович». — «Простите нас, отвечал один из них: — «мы, русские, далеки от России и без всяких сношений с нею и даже русскою константинопольскою миссиею, не получаем притом ни газет, ни частных писем». Монастырь, в чувстве важности высокого посещения, внес это событие в монастырскую летопись, а между тем сама, великий князь увековечил свое царственное имя присылкою в 1847 году прекрасных церковных сосудов. Несколько ранее (в 1842 году) посещал Афон князь Суворов (с.-петербургский генерал-губернатор), пробыл довольно долгое время в Руссике, а солунский паша, из уважения и почтительности к особе его светлости, тотчас по отъезде его со Св. горы уничтожил с монастырей сбор десятины от всех произведении святогорской природы! В заключение святогорец говорит о некоторых лицах русского монастыря, достойных особенного внимания. Эти биографические очерки не лишены занимательности. Вот один образчик в самых кратких чертах. Воспитанник кадетского- корпуса, по имени Михаил (фамилия не означена) делается лихим гренадером, отличается в голландской экспедиции нашей при Павле I, случайно богатеет, кидает службу, достает чужой немецкий паспорт, пробирается обратно в Екатеринославь, но уличенный в самозванстве, ссылается на Кубань рядовым без выслуги. Его берут в плен горцы и продают как раба. Он бежит, но, к-несчастью, его ловят и снова перепродают. Принуждения отречься от христианства заставляют его снова бежать, и на этот раз немного удачнее; его схватывают уже в Анатолии турки, но он снова бежит из-за религиозных преследований и опять ловится; пытается снова бежать, и снять неудачно, терпят пытки и палочные удары, но остается верен религии, что приводит пашу в ярость. Его вешают; он теряет уже чувство, как вдруг сын паши просит, чтоб ему подарили висящего. Эту просьбу исполняют: Михаил остается, чтоб испытать вновь различные бедствия. Паша придумывает женить его на пленной грузинке, которая, впрочем, магометанка. После сильнейшей пытки, растянутый на ярмо, он сутки оставался в мучительном положении — обращается наконец в исламизм. Теперь начинаются различные угрызения совести за такое малодушие; он бежит в черноморские русские поселения и попадается к раскольникам, которые начинают его преследовать за курение табака и доводят до того, что находят нужным кинуть его в Черное море. Добрые болгаре спасают его и отвозят в Константинополь, где он делается драгоманом запорожского кошевого и зажил важно. Но нет; чувство тяжкой греховности тревожило бедного Михаила и он, пройдя на [125] своем веку и огонь и воду, решается уйдти на св. гору Афонскую. Посвятив себя в 1826 году строгости покаяния, он из прежнего разгульного бродяги-скитальца обратился в скромного схимника святогорского Макария, из уст которого и слышал всю полную его биографию наш святогорец, весьма подробно и живо нам ее сообщающий (т. II, 92–105),

Не менее любопытны и «Афонские Записки», в которых рассказана история и главнейшие события каждого из монастырей, находящихся на Афоне, как-то: Ксиропотама, Симонетра, Ковсокаливского скита, Эсфигмено-вознесенского монастыря, основанного еще императором Феодосием-младшим и царицею Пульхериею и замечательного тем, что здесь полагал начатки иноческих подвигов преподобный Антоний Печерский, впоследствии — отшельник киевский и первый основатель в России монашеских подвигов. Таким образом Афонская Гора, в лице первоначальника иноческой семьи, св. Антония Печерского, передала нам русским таинства созерцательной жизни аскетизма и ее строгие законоположения, находилась постоянно во взаимности духовного общения с нашим отечеством, чему немалое доказательство представляет историческая, хотя и не вполне оконченная статья святогорца «Русские иноки на св. горе Афонской от исхода X до XVI века». К сожалению, пределы статьи не позволяют нам познакомить читателей наших с содержанием как этой и многих других, не менее любопытных статей, так и с поэтическими произведениями святогорца, отличающимися, впрочем, преимущественно высоко-нравственным содержанием, а не литературно-бельлетристическими достоинствами.

Разбирать как стихотворения, так и вообще высказываемые святогорцем взгляды и стремления, чисто-аскетические, что объясняется уже вполне его саном — мы решительно не в состоянии. Принадлежа к жителям мира сего, и не намереваясь каким бы то ни было образом его преждевременно покинуть, мы, занятые, как говорят, суетою мирскою, можем только удивляться тем лицам, которые, как святогорец, доходили до подобного отречения от мира внешнего и предаются вполне жизни созерцательной, заботясь лишь о спасении душ; мы можем смотреть на них, как на существа, резко от нас отличающиеся, и только слушать их поучения, изумляться им.

Текст воспроизведен по изданию: Собрание сочинений и писем святогорца к друзьям своим о св. горе Афонской, Палестине и русских святых местах // Отечественные записки, № 10. Книга 2. 1865

© текст - Краевский А. А. 1865
© сетевая версия - Тhietmar. 2021
© OCR - Андреев-Попович И. 2021
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Отечественные записки. 1865

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info