СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ЯН АМОС КОМЕНСКИЙ И КНИГА

Имя чеха Я. А. Коменского (1592-1670) получило мировую известность еще при его жизни благодаря созданию им принципиально новых по структуре и содержанию учебников латинского языка, которые были одновременно источником реальных знаний. Неоспоримость его заслуг в этой области убедительно подтверждается тем, что его знаменитый учебник «Видимый мир в картинках» перерабатывался, переиздавался и использовался для обучения в различных странах мира до второй половины XIX в. Он явился первым учебником, в котором был последовательно реализован принцип наглядности и картинки служили, действительно, средством обучения, а не приемом мнемоники.

Со второй половины XIX в., когда началась разработка научной педагогики, внимание привлекли теоретические труды Коменского, в первую очередь его «Великая дидактика», и он безоговорочно был признан первым и крупнейшим теоретиком педагогики. Многие его идеи прочно вошли в современную дидактику, а некоторые положения только сейчас по-настоящему осмысливаются, в частности, мысль о непрерывном воспитании и образовании человека.

Наконец, с середины XX в., когда было достаточно изучено его крупнейшее сочинение «Общий совет об исправлении дел человеческих», опубликованное при жизни Коменского только частично (рукопись всех частей этого произведения была найдена только в 30-е годы нашего столетия), Коменский предстал в истинном свете — как мыслитель широчайшего диапазона, как философ, социолог, политик, филолог, теолог, педагог. Величие Коменского состояло в том, что все добытое наукой к XVII в. он пытался привести в единую стройную систему и превратить в средство реформирования всех человеческих отношений. Какими бы утопичными не выглядели эти устремления Коменского в условиях борьбы молодой буржуазии с господствовавшими феодальными порядками, основная идея Коменского полна гуманизма и благородства.

Если конечной целью всех устремлений Коменского было установление мира между людьми, социальной справедливости, то путь к этому [154] лежал, по его представлениям, в значительной степени через распространение просвещения и образования, главным орудием которого являются книги, начиная от учебников для детей и кончая всеохватывающими книгами энциклопедического содержания.

Сотни раз в самых различных своих сочинениях Коменский говорит о книге метафорически, имея в виду весь окружающий человека мир, который он должен научиться читать, и в прямом смысле слова, пропагандируя ее силу в распространении знаний.

Среди многочисленных высказываний Коменского о книге особенно интересными являются его советы учащейся молодежи по методике чтения и требования к авторам книг. Речь Коменского «Об искусном пользовании книгами — первейшим инструментом культуры природных дарований (или образования)» (1650) была издана в переводе на чешский, словацкий, немецкий, венгерский, польский и русский языки в Праге в 1970 г., когда отмечалось 300-летие со дня смерти великого чешского мыслителя; что же касается «Законов о написании книг», которые изложены в «Пампедии» — четвертой части «Общего совета об исправлении дел человеческих», то это произведение вообще на русский язык не переводилось.

Речь «Об искусном пользовании книгами» была произнесена Коменским 28 ноября 1650 г. при открытии школы в городе Шарошпатаке вблизи границы со Словакией, куда Коменского пригласили для организации школьного дела в духе его идей. И первое, о чем он считал нужным сказать своим будущим ученикам, — как пользоваться книгами, чтобы они приносили действительную пользу, став источником подлинного образования.

Коменский останавливается на двух вопросах, которые и сейчас составляют основу культуры чтения.

Во-первых, что читать. Коменский одним из главных пороков школы того времени считал то, что она исключила из изучения серьезных писателей, классиков, а допуская одного-двух из них, подменяла серьезное, осмысленное чтение целых произведений толкованием отдельных положений по отрывкам, собранным в хрестоматии.

Коменский предлагал определенный порядок чтения:

- сначала нужно просматривать книги, желательно как можно больше;
- так как все книги прочитать не представляется возможным, для чтения выбираются самые лучшие; лучшими же книгами он считал книги, которые «толкуют о вещах, нужных для жизни», книги, в которых даются «примеры и наглядные описания». Школьные же книги изнуряют и обволакивают умы «абстрактными наставлениями, ...вместо того чтобы скорее ввести в курс дела». Поэтому-то многие, якобы получившие образование и оснащенные одними лишь правилами и [155] наставлениями, переходя к делу, «молчат или колеблются, или производят шум без толку; пускать пыль в глаза горазды, а от подлинного понимания сути, тем более от практики — далеки; одним словом — тощи и бесплодны» ¹.

Чтение должно быть разносторонним по содержанию, только тогда оно будет образовывать, поэтому «следует наблюдать за тем, чтобы не было разрыва между авторами древними и современными, между произведениями универсальными и по частным вопросам» ².

Второй совет Коменского касался того, как следует читать, чтобы развивался ум и память обогащалась полезными знаниями:

- чтение должно быть внимательным; в книге (если она собственная) надо делать пометки; наиболее важное, самое существенное надо выписывать. Здесь Коменский проводит различие между штудированием книг ученым и учащимся: первый выписывает из книги часто только то оригинальное, что принадлежит ее автору; второй должен делать выписки любых важных мыслей из каждой книги, так как цель для него — обогатиться знаниями;
- все выписки следует делать в специальных тетрадях, к которым нужно завести предметный указатель; или же можно вести систематизированные тематические записи по определенным рубрикам («пандекты или дигесты»).

Только таким путем овладевая содержанием книг, можно стать по-настоящему знающим, эрудированным человеком, — говорит Коменский.

В своей речи Коменский неустанно повторяет одну мысль: игнорирование серьезных книг, отказ от изучения в школах подлинников влечет за собой снижение уровня образованности народа в целом, приводит к ослаблению его интеллектуального потенциала. «Чужими только книжонками, цитатниками, антологийками, сборничками проповедей, комментарийками, словариками и грамматичками пробавляться — вот нам руководство для образования. О, несчастные руководства! О, гибельный убыток! Что позволило италийцам, испанцам, галлам, белгам превзойти нас образованностью? ...У них не книжонки читают, а книги. Не книги, а библиотеки. И постигают писателей не одного нашего века — исследуют всю древность: и ко всему свежему, что вдруг пробрезжит, относятся со вниманием. И не на одном лишь языке — на всех, которыми могут овладеть в надежде воспринять что-нибудь талантливое. Что ж мы такие недоумки? Или у нас недостаточно развиты пять чувств? Или восприимчивая сила фантазии? Или сокровищница — память? Ничего подобного. Мы равны другим народам, одинаково с ними наделены дарами природы. И только упорство, которое живет в них, у нас погасло. Покинуло нас и рвение, потому что затянула лень... Сколько времени Вы до сих пор затратили на ненужные книжонки — компендии, либо сгубили в праздности и в посторонних забавах — в каких угодно бесполезных разбазариваниях духа, — все это теперь наверстайте, насыщенно и уплотненно. Дабы Вам стать пожирателями не только книг, но и самого времени» ³.

В этой речи Коменского есть много и других интереснейших оценок книг и полезных советов по работе с ними, которые сохраняют силу и по сей день. [156]

Высоко оценивая роль книг в распространении образованности в широчайшем смысле этого слова, Коменский обращал внимание и на то, как книги должны создаваться, какие требования нужно предъявлять к пишущим книги.

Как уже отмечалось ранее, эти вопросы Коменский трактует в «Пампедии» («Всеобщем воспитании»), В ее шестой главе — «Всеохватывающие книги. О книгах и иных орудиях, которые должны служить универсальному образованию» — он, по существу, рассматривает два связанных между собой вопроса: об учебных книгах Коменский говорит, что они должны быть рассчитаны каждая на определенный возраст и уровень развития учащихся, эти книги по своему содержанию должны представлять собой единую цепь, звенья которой — отдельные учебники — связаны между собой. Эти школьные книги следует писать так, чтобы они были понятны каждому и могли служить для самообразования, чтобы, если найдутся такие, «которым не выпало счастье учиться в общественной школе, пусть у них будет возможность восполнить этот пробел собственными стараниями и достигнуть того же собственными силами» ⁴.

Что же касается книг вообще, включая, конечно, и книги учебные, предназначенные в основном для школ, то они должны быть, пользуясь терминологией Коменского, пансофическими (научными), пампедическими (развивающими и воспитывающими), панглоттичными (доступными ясному переводу на любой язык), панортозичными (способствующими распространению добра и исправлению пороков). Для того чтобы книги стали таковыми, всем пишущим их необходимо придерживаться определенных правил, которые Коменский и попытался сформулировать в виде следующих 12 законов, имевших глубокий смысл для XVII в. и не лишенных интереса для нашего времени.

Вот эти законы, которыми должны, по мнению Коменского, руководствоваться как авторы, так и издатели книг:

I. «В просвещенном веке следует думать не о том, как умножать книги, но о том, как устранять вредные, как изымать бесполезные и как сокращать по объему лучшие.

II. Если же все-таки кому-нибудь хочется писать, пусть ему это разрешают, с тем, однако, условием, чтобы он писал, а не списывал. ...А в наше время есть очень много людей, которые делают книги при помощи ножниц и клея; поэтому новых книг бесконечное множество, ч в большинстве случаев в них нет ни одной новой вещи или новой мысли. Это бесполезное дело следует прекратить, ибо оно служит только обременению и заблуждению разума.

III. Кто пишет, пусть пишет книгу, а не соединяет чужие мысли наподобие лоскутного одеяла. Необходимо избавиться также от привычки, которую ввели, с одной стороны, кичливость, а с другой — малодушие, а именно цитирование авторов на каждом шагу. Ибо кое-кто боится, что ему не поверят или что он не угодит, если он не приведет знаменитых свидетелей того, что утверждает; или хочет произвести впечатление, что он много читал. Так случается, что не только мысли, но и предложения и даже слова загружают сносками, и тем самым отбивают охоту читать, запутывают вещи, о которых можно было бы сказать проще ...Если в нашем распоряжении превосходные мысли, то их надо употреблять как общеизвестные: если же очень важно то, кто [157] сказал то или иное, пусть об этом скажут индексы известных изречений, чтобы читателя не сбивать с толку там, где он ищет сути дела..

IV. Не предлагать людям ничего, кроме новых открытий. Или же новые полезные мысли о том, что было обнаружено раньше, так чтобы мы лучше поняли тайну вещи, или чтобы ее лучше использовали в добрых целях. Плохая привычка писать книги о вещах давно известных (т. е. переписывать откуда-нибудь и подогревать старые истины), пусть она исчезнет! И если кто-нибудь изменит только стиль, а хочет слыть писателем, выдавая чужие мысли за свои, пусть его постигнет судьба торговца людьми, или пусть над ним смеются как над известным поваром у Плавта, который наново заправлял кореньями то, что другой уже заправил.

V. Если у кого-нибудь есть что-либо новое, или ценная мысль о том, что найдено уже раньше, пусть расскажет это миру просто, без примеси того, что уже давно известно. Да погибнет дурная привычка писать целую новую книгу ради, допустим, одного наблюдения. ...Это поможет приостановить вредное наводнение книг, вызванное легкомыслием людей с поверхностным образованием и шалопаев. Если у них не будет ничего своего, что они могли бы дать, они бросят писать книги, и занятость мира, таким образом, весьма уменьшится. ...Это будет по образцу государственной мудрости, когда никому из граждан не позволяется (да и никто этого не желает), считать своим имуществом чужие богатства; точно также при военных парадах ни один сотник не смеет демонстрировать чужих солдат или чужое оружие, но только свое.

VI. Надо выпускать в свет только то, что умножает свет и пользу людей. Чтобы таким образом стало ясно, что тут открываются вещи до сих пор неизвестные; что упорядочивается то, что было запутано и что становится прочным то, что расшаталось: словом, что люди освобождаются от тумана незнания, от дыма предположений и от суматохи раздробленности, и тем самым попадают в сияние, радость и силу света.

VII. Итак, ничего не надо писать и издавать, кроме чистой правды и наверняка полезного. Ибо гораздо лучше самая маленькая правда, чем все, что можно произвольно придумать, говорит Августин. Заблуждения больших людей приводят к заблуждению остальных, поэтому необходима осторожность: и если кто-нибудь будет застигнут, когда он выдает неправду за правду, да будет для него наказанием публичный позор.

VIII. Новые книги следует писать только математическим методом: ни о чем не должно вести пустых диспутов, все надо доказывать. ...Каждый здоровый ум не должен при чтении этих книг нуждаться в комментариях, и не должен иметь повода не соглашаться с очевидной правдой. Если же чего-нибудь нельзя писать таким способом, то это нельзя писать только утвердительно или отрицательно, но выдвигать как проблему; вещь должна быть добросовестно разобрана с обеих сторон с честным указанием, в какую сторону перевешивают чаши на весах истины; по от личного утверждения автор должен воздерживаться и представлять другим свободу мнения, со своей же стороны только побуждая их к более полному исследованию вещи ...Пусть это послужит добрым примером остальным, как не надо торопиться с высказыванием мнений: тем самым дается толчок для больших усилий в поисках правды. ...Так наступит конец чумным сварливым сочинениям, которые так размножились в наше время.

IX. Пусть никому не будет позволено издавать книги поспешно и преждевременно: наоборот, все должны привыкать все свои труды оформлять и переоформлять, делать и переделывать так долго, пока каждая [158] изданная книга не будет отвечать нормам Поликлета (гармонии. — А. П.). Что быстро возникает, то быстро и погибает; над чем долго и старательно трудятся, то переживает века. ...Когда Вергилий жаловался, что в течение трех дней он создал только три стиха, а другой хвалился, наоборот, что в течение одного дня он написал триста, то Вергилий ему ответил: это вполне возможно, но между моими и твоими стихами будет та разница, что твои выдержат три дня, мои же целые века.

X. Ни одна большая книга не должна издаваться без указателя. Книга без указателя — дом без окон, тело без глаз, имущество без описи: им нельзя с уверенностью пользоваться. Иная книга может показаться столь систематически написанной, что после первого просмотра ты уже разбираешься, где и о чем идет в ней речь (именно, что вещи находятся на своем месте среди себе подобных), но и такая книга станет все- гаки более ясной, если указать на порядок не только надлежащим упорядочением содержания, но и алфавитным указателем слов...

XI. Новые книги в будущем не должны быть ничем иным, как ключом и введением к божественным книгам: к природе, священному писанию и к мастерской собственной мысли...

XII. Никто пусть не публикует ни одной книги без ведома и без согласия Совета света (Комиссии выдающихся ученых. — А. П.) ...Вредная привычка Своевольно наводнять мир какой попало бумагой должна совсем исчезнуть, как вечный рассадник беспорядка; от нее не должно остаться и следа» ⁵.

Коменский не удовлетворился попыткой ярко, образно и достаточно убедительно сформулировать главнейшие требования к тем, кто пишет или собирается писать книги. В конце этой главы «Пампедии» он резюмирует все сказанное и старается показать положительные результаты, к которым должно привести соблюдение предлагаемых им правил. Здесь многое повторяется, однако высказывается и несколько новых, небезынтересных соображений:

- желательно, чтобы книги повсюду издавались в одно и то же время, тогда они будут представлены публике сразу, это будет своего рода годичная жатва знаний;
- книги должны выходить только из стен академий, т. е. высших научно-учебных заведений, тогда можно будет избежать злоупотреблений;
- новые книги должны быть небольшими по объему, немногочисленными, но весомыми серьезностью своего содержания: они должны приносить головам не новые мучения, а новое освежение, новую пищу для ума;
- повышение требовательности к авторам приведет к тому, что пишущих будет меньше, но они будут лучше, что и нужно для большей пользы всего человечества;
- все научные учреждения мира должны ежегодно обмениваться каталогами новых изданий, тогда новые хорошие книги станут известны всем;
- мир будет избавлен от наводнения книг, а люди перестанут обманывать себя верой в непререкаемые авторитеты;
- на пользу дела будет, если несколько ученых или даже несколько академий объединятся для разработки одних и тех же вопросов; или из нескольких работ перед их изданием будет сделано единое целое; или хотя бы эти работы, близкие по тематике, объединятся в одной книге, [159] чтобы их можно было сопоставить и оценить, высказать суждение о каждой из них.

Развивая свои мысли о необходимости обеспечить книгами реального содержания всех желающих получить образование, Коменский рекомендует коллегиям ученых позаботиться о составлении своеобразных сводов научных знаний, универсальных книг — панкосмографий, панисторий, пандогматий и т. д.

Так, панкосмография должна познакомить с местом обитания человека — землей, здесь должны быть карты полушарий и небесные, описания родной страны и чужих земель, сведения о реках, горах, морях и других географических объектах.

Пандогматия, по замыслу Коменского, должна включать интересные взгляды и высказывания выдающихся людей всех времен и народов. В этой книге должны приводиться и ошибочные суждения, но с объяснением причин ошибок. «Может показаться, — говорит Коменский, — что ошибки предшествующих веков лучше предать забвению, но для тех, кто уверен в правде, знакомство с чужими ошибками не может принести никакого вреда... оно может представить просвещенным мужам возможность закрыть все щели, сквозь которые может вновь вернуться темнота. ...Ведь всякая ошибка основывается на какой-то правде (ведь она не что иное, как исковерканная правда, правда, неправильно понятая)... даже фантастические парадоксы некоторых людей надо исследовать, чтобы узнать, сколько скрытой правды в них находится; тем самым более обстоятельно будет опровержена вкравшаяся ересь и будет утверждено в наших мыслях царство вечной истины» ⁶.

Коменский даже рекомендует составить специальную книгу — каталог ошибочных суждений, которые вошли в обиход, но должны быть опровергнуты, однако «не так, как это было до сих пор, когда одни других ...обвиняли в ереси и так, что те, которые были обвинены в заблуждениях, не только не хотели их признать, но и защищали и далее, и более упрямо».

Нужно показывать сущность заблуждения, ибо если «бессмысленность недостаточно показана и из-за этого не познана, потом при ее защите придумываются и нагромождаются еще и следующие бессмысленности. Этим люди от заблуждений не освобождаются, а, наоборот, тонут в них еще глубже и слепнут...» ⁷.

В известных уже русскому читателю трудах Коменского, а еще больше в работах, которые не переводились на русский язык, содержится много и других высказываний, соображений и оценок, касающихся книги, ее назначения и действительной роли в жизни людей. И надо признаться, что мыслитель XVII столетия, критикуя недостатки книги своей эпохи, формулируя позитивные предложения, высказывает мысли, над которыми стоит задуматься и сейчас. Впрочем, мысли гениальных людей гем и замечательны, что они сохраняют свою справедливость на столетия п позволяют последующим поколениям людей составлять книги под названием «В мире мудрых мыслей».

Комментарии

1. Коменский Я. А. Об искусном пользовании книгами — первейшим инструментом культуры природных дарований. Прага, 1970, с. 12-13.

2. Там же, с. 13.

3. Там же, с. 24-26.

4. J. A. Comenii. De rerum humanarum emendatione consultatio catholica. T. 2, pars 4. Praha, 1966, p. 48.

5. Ibid, рр. 49-51.

6. Коменский Я. А. Об искусном пользовании книгами — первейшим инструментом культуры природных дарований, с. 52-54.

7. Там же, с. 54.