СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

В ПОИСКАХ ЖАНРА: МЕМУАРЫ АБДУЛЛАХА БИН АБДУЛКАДИРА МУНШИ (1796-1854)

В истории культуры народов островной Юго-Восточной Азии Абдуллах бин Абдулкадир Мунши занимает особое место и вполне заслуженно именуется родоначальником современных малайской и индонезийской литератур. Главный труд его жизни мемуары «История Абдуллаха» (Hikayal Abdullah) по охвату исторического материала не имеет себе равных как в предшествующие, так и в последующие времена. Начало работы над рукописью датируется 1840 г., к 1843 г. была завершена ее первая версия, однако в последующие годы книга подверглась ряду авторских и редакторских правок и дополнений, и была опубликована лишь в 1849 г.

Писателю суждено было стать свидетелем и непосредственным участником событий, разворачивавшихся на его родине в первой половине XIX века эпоху потрясений, в которые вовлечены были и малайские княжества северо-запада Индонезийского Архипелага, и европейские державы, соперничавшие за первенство в регионе: Великобритания и Голландия. Частная жизнь автора мемуаров причудливо переплеталась с событиями подлинно исторического масштаба, и его личные наблюдения поистине бесценный материал для [66] исследователя. Будучи главным героем своей книги, Абдуллах не прятался от читателя за завесой анонимности и почти никогда не называл себя «владельцем этой истории» (sahib ul-hikayat, yang empunya ceritera), как полагалось по традиции, но говорил от первого лица (aku, sahaya).

Человеком, сподвигнувшим Абдуллаха на написание истории его жизни, был , как принято считать, американский миссионер и издатель Альфред Норт ². Особенности стиля, выбора тем и сюжетов, представленных в книге, были напрямую связаны с задачей, поставленной перед ее автором. Это обстоятельство предопределило главную черту творческой личности писателя, вынужденного, с одной стороны, следовать стандартам документального нарратива по европейскому образцу, а с другой, стремящегося предложить своим соплеменникам занимательное и поучительное чтение в привычной для них форме. Очевидно, что обилие многообразной и разнородной информации, адресованной самой разной целевой аудитории, не позволяло автору придерживаться единого, избранного раз и навсегда, повествовательного стиля.

«История Абдуллаха» ясно свидетельствует, что ее автор владел в совершенстве всеми приемами художественной речи, присущими малайской традиции его времени как устной, так и письменной. К проблемам стиля он возвращался снова и снова на протяжении всей своей профессиональной карьеры: прежде всего, в качестве редактора, сотрудничавшего с миссионерскими издательствами, действовавшими в регионе [Van der Putten 2006]. Несмотря на то, что малайский язык не был для него родным (его отцом был этнический араб, а матерью тамилка) Абдуллах досконально изучил все доступные для него книги, написанные на малайском. Наряду с сочинениями богословского содержания (kitab) Абдулла не пренебрегал и беллетристикой волшебно-авантюрными романами (hikayat) и советовал читать их всем, кто стремится выработать хороший литературный стиль. Помимо традиционной прозы, он интересовался поэзией (syair, pantun), хорошо знал малайские народные пословицы и поговорки (peribahasay Еще подростком он начал работать письмоводителем в офисе губернатора Малакки Томаса Стэмфорда Раффлза ³, и копирование рукописей [67] разных жанров для коллекции своего патрона помогло ему глубже понять все тонкости малайского классического нарратива.

Хотя автор выстроил свою книгу в хронологическом порядке, подобно тому, как это было принято в европейской мемуарной литературе, в не меньшей мере на него повлияли и стандарты традиционной малайской прозы, а именно обрамленные повести (cerita berbingkaf). Подобный способ объединения под одной «крышей» самых различных историй, преданий и анекдотов был издавна известен литературам Востока, начиная с санскритской «Панчатантры» вплоть до персидских «Синдбад-наме», «Бахтиар-наме», «Тути-наме» и их многочисленных переработок.

В малайской литературе некоторые из обрамленных повестей четко следовали структуре своих персидских прототипов например, так называемая «краткая» версия «Повести о Бахтиаре» [Wall 1880], где каждая из внутренних историй служила иллюстрацией главного тезиса сочинения призыва воздерживаться от поспешных решений. Напротив, в «длинной» версии повести та же сюжетная рамка стала «конвертом» для нескольких десятков новелл и сообщений самого разнообразного характера: от сказок и легенд до нравственных поучений и советов житейской мудрости [Горяева 1989: 4-17]. Разнородность содержания подобных «безразмерных» сборников, порой представлявших собой целые энциклопедические своды, считалась в порядке вещей -примером тому служит, в частности, обьемнейший трактат одного из самых плодовитых малайских писателей, шейха Нуруддина ар-Ранири, «Сад Царей» (1640) [Брагинский 1983: 320-323].

Именно этот, второй тип «обрамленной повести» Абдуллах избрал в качестве образца, сыграв в ней роль и «Бахтиара-рассказчика», и главного действующего лица одновременно. Писатель создает новый тип документального нарратива, где переплетены прошлое и настоящее, и обращается для этого к жанрам, никогда прежде не встречавшимся под одной обложкой. Это и традиционные родословия salasilah (рассказ об истории его семьи), и репортаж с места события (описание военных парадов британского гарнизона в Малакке, ритуала передачи Великобритании власти над Сингапуром), и этнографический очерк (нравы и обычаи морских кочевников orang laut, обзор малайской демонологии), и документальный отчет (история разрушения Малаккской крепости британцами) и т. д. Абдуллах часто прибегает к форме диалога, чтобы придать своей истории живость и подлинность. В то [68] же время он считает для себя обязательным хотя бы внешне облечь свой труд в привычную для читателя оболочку, используя при этом все известные ему приемы и стили, присущие традиционной малайской словесности как письменной, так и устной.

В авторском предисловии к книге автор представляет свою работу как своего рода духовную и нравственную миссию, возложенную на него его другом (уже упомянутым Альфредом Нортом). Подобная ссылка на лицо, побудившее писателя взяться за перо, будь то сюзерен или духовный авторитет, вполне обычный зачин любого повествования, претендующего на документальность [Горяева 2011: 381-385; Горяева 2013: 52-53]. В соответствии со стандартами мусульманской назидательной литературы, Абдуллах подчеркивает свою скромную роль писателя, не обладающего особыми талантами и навыками, по сравнению с великими умами прошлого. Сделав это необходимое предисловие, он начинает свой рассказ.

Как и положено мемуаристу, Абдуллах придерживался хронологического порядка изложения событий, но в каждом конкретном случае выбирал те выразительные средства и формы, которые казались ему более уместными. Стремясь подробно рассказать обо всем, что он видел или знал понаслышке, автор с дотошностью профессионального письмоводителя включает в свое повествование официальные письма и документы, записи бесед делового и житейского свойства. При этом он не забывает и о стандартах классического малайского нарратива. Так, рассказывая о сингапурском пожаре 1830 г, Абдуллах внезапно переходит от прозы к стихотворному изложению той же ситуации (syair), но после пяти четверостиший, подводящих, согласно традиции, итог этому эпизоду, возвращается к прозе.

В других случаях его рассказ, напротив, сугубо документален и лишен каких-либо примет литературности. Это относится, в частности, к очерку, где Абдуллах перечисляет все известные ему виды малайских демонов, оборотней и т. п. и дает им характеристику. Написанный по просьбе британского миссионера, преп. Уильяма Милна, этот материал был опубликован во втором томе англоязычного журнала Indo-Chinese Gleaner за 1819 г. и сопровождался рисунками самого Абдуллаха. Учитывая возможный интерес к своей книге со стороны «белых людей» (так писатель называл европейцев), Абдуллах включил в свою книгу эти иллюстрации, а также рисунки с изображением орудий наказания нерадивых учеников в малаккской школе, церемониального меча, королевских погребальных носилок, и подробно [69] описал ритуалы и процедуры, связанные с указанными предметами. Этнографическая дотошность автора книги является одним из ее главных достоинств.

Назидательная миссия литературы имела для писателя не меньшее значение, чем для большинства малайских авторов прошлого. По его мнению, каждый важный эпизод книги следовало завершать «поучением» (nasihaf). Мемуары содержат 14 фрагментов подобного рода, написанных, согласно канонам малайских дидактических трактатов прошлого, в форме прямой речи, адресованной читателям, например: «Поглядите, друзья мои, сколь велика мудрость Аллаха...» («Lihatlah hai sekalian sahabatku bagaimana kiranya kebesaran hikmat Аллах itu ...») [Sweeney 2008: 499], или «Берегитесь, тираны и мучители, если вы и далее будете так поступать, то...» («Ingat-ingat hai zalim dan aniaya, jikalau engkau kekalkan juga kelakuanmu yang demikian itu...») [Sweeney 2008: 504] или «Знайте же, о вы, читающие эту книгу...» («Ketahuilah oleh segala tuan-tuan yang membaca hikayatku ini ...») [Sweeney 2008: 456] и т. п. В этих эпизодах Абдуллах сначала выступает действующим лицом своей истории, а затем сторонним лицом духовным наставником, поучающим читателя на ее примере.

Такие фольклорные обороты, как пословицы и поговорки, используются в «Истории Абдуллаха» более восьмидесяти раз. С их помощью автор стремился облечь повествование в форму, привычную для местного читателя и порой более понятную малайцам, чем пространные, «рациональные» объяснения. Ту же роль играют и четверостишия-пантуны (pantun) ⁴, которые, согласно традиции, служат поэтическим комментарием к тому или иному эпизоду и становятся иногда частью «наставления» (nasihat). Фольклорные клише и формулы разбросаны по книге здесь и там, например: «А в те времена Малакка процветала, множество торговых людей со всех концов земли приезжало и уезжало...» (Maka adalah pada masa itu negeri Melaka pun dalam sentosanya dan dagang pun terlalu banyak keluar masuk, datang daripada segala pihak negeri...) [Sweeney 2008:2 80] или: «она (мать - Л. Г. ) еще больше полюбила меня и лелеяла, словно несла полную ладонь масла» (Makinlah pula bertambah-tambah kasihnya, seperti menatang minyak yang penuhlah ia memeliharakan daku itu...) [Sweeney 2008: 248] или: «Тысячи людей собрались там, большие и малые, старые и молодые, мужчины и [70] женщины, хромые опирались на посох, слепых вели поводыри, богачи ехали на повозках, а бедные шли пешком...» (Orang pun beribu-ribu berhimpunlah di sana, besar kecil, tua muda, laki-laki perempuan, yang tempang bertongkat, yang buta berpimpin, yang kaya berkereta, yang miskin beijalankaki...) [Sweeney 2008: 533].

Литературные достоинства некоторых глав и разделов книги не могут не радовать как читателя, так и переводчика. Примером тому, например, глава под названием «Господин Раффлз готовится к отъезду» (Dari hal tuan Raffles hendak pulang). Написанная спустя годы после кончины покровителя Абдуллаха, она представляет собой яркий и проникновенный рассказ об умершем, о его жизненных свершениях и тех делах, которые смерть помешала ему довести до конца. Эмоциональный накал этой главы усиливается стихотворением о Раффлзе и его жене, написанным в форме пантуна. Искренняя привязанность и уважение к обоим супругам вдохновили автора на написание одной из лучших глав его книги, выдержанной в лучших традициях литературы прошлого и при этом весьма информативной по содержанию.

Очевидно, что книгу Абдуллаха, в силу ее новаторского характера, едва ли можно однозначно отнести к тому или иному жанру словесности. Творчество писателя, жизнь которого протекала в космополитической, многоязычной среде Малакки и Сингапура, аккумулировало некоторые тенденции, наблюдавшиеся и за пределами этого региона, прежде всего, в метрополии. Речь, в частности, идет о появлении на книжном рынке Великобритании общедоступных альманахов (miscellanies), где одним из пионеров выступил шотландский издатель и книготорговец Арчибальд Констебль (1774-1827) ⁵.

Именно этот вид периодики взял себе за образец издатель и миссионер Бенджамгш Кисберри, который в течение ряда лет сотрудничал с Абдуллахом, привлекая его в качестве переводчика и редактора христианской литературы, публикуемой на малайском языке. Кисберри задумал и инициировал выпуск в Сингапуре научно-популярных альманахов, где, наряду с религиозной проповедью, шла речь о технических достижениях Запада, в популярной форме излагалось содержание самых известных английских книг и исторических фактов ⁶. [71]

Избранные материалы из этих изданий перепечатывались голландцами в Батавии как по-малайски, так и по-явански, где они служили учебным материалом для европейцев, изучающих языки региона. Не подлежит сомнению, что альманахи Кисберри в значительной мере определили тематику и стилистику мемуаров Абдуллаха. Сказанное относится, в частности, к тем разделам книги, которые носят сугубо страноведческий, если не этнографический, характер и предназначены иноземному читателю, незнакомому с многими реалиями жизни его родного края.

Очевидно, тем не менее, что мемуары Абдуллаха написаны не только и не столько для западного читателя. «Историю Абдуллаха», на наш взгляд, уместно было бы назвать историей поиска автором собственной идентичности, попыткой сочетать взгляд «изнутри» родной культуры со взглядом на нее со стороны. Эта «разновекторность» мемуаров, наряду с их энциклопедичностью, ярчайшая особенность книги, ставшей поворотным пунктом в истории малайско-индонезийской книжности.

ЛИТЕРАТУРА

1. Брагинский 1983 Брагинский В. И. История малайской литературы VIIXIX вв. М., 1983.

2. Горяева 1989 Повесть о Бахтиаре. Пер. с малайского, исследование, приложения Л. В. Горяевой. М.: Наука, 1989.

3. Горяева 2011 Памятники малайской книжности XV-XVII вв. «Повесть о победоносных Пандавах». Бухари ал-Джаухари «Корона царей». Пер. с малайского, исследования, комментарии и указатели Л. В. Горяевой. М., 2011.

4. Горяева 2013 - Горяева Л. В. «Повесть о земле Бали» «искусственная» династийная хроника начала XIX в. // «Письменные памятники Востока». М., 2013, № 1 (18), с. 51-52.

5. Hill 1970 Hill А. Н. (ed. & trans. ). The Hikayat Abdullah. Kuala Lumpin / London: Oxford University Press, 1970.

6. Sweeney 2008 Sweeney A. (ed. ) Karya Lengkap Abdullah bin Abdulkadir Munsyi. Kepustakaan Populer Gramedia / Ecole française d Extreme-Orient. Jilid 3. Jakarta, 2008.

7. Van der Putten 2006 Putten, van der, J. Abdullah Munsyi and tire Missionaries // Bijdragen tot de Taal-, Land en Volkenkunde, 2006, vol. 162, issue 4. p. 407-440.

8. Wall - 1880 Wall A. F. von de (ed. ) Hikajat Bachtiar. Batavia, 1880.

Комментарии

1. Наиболее полное комментированное издание см. [Sweeney 2008].

2. Относительно личности человека, предложившего Абдуллаху написать эту книгу и не названного в ней по имени, существуют и иные мнения. Дж. Т. Томпсон полагает, что автор имел в виду именно Норта (1807-1869), тогда как А. Х. Хилл считает таковым британского миссионера-просветителя Бенджамина Кисберри (1811-1875), первого публикатора «Истории Абдуллаха» [Hill 1970:29].

3. Томас Стэмфорд Бингли Раффлз (1781-1826) британский колониальный администратор, основатель Сингапура. Востоковед, знаток истории и культуры островной Юго-Восточной Азии.

4. Пантун малая поэтическая форма, четверостишие с перекрестной рифмовкой, распадающееся на два двустишия, обычно не имеющие друг с другом прямой логической связи, но соединенные по принципу звукового и образно-символического параллелизма.

5. Полное название учрежденного Констеблем альманаха Constable s Miscellany of Original and Selected Publications, in the Various Departments of Literature, Science, and the Arts. 1826-1835.

6. Это журналы Taman Pilgatauan / Сад знаний (1848-1852), Piingutib Sagala Remah Рйпgatauan I Собрание извлечений из разных областей знания (1852-1854) и Cermin Mata Bagi Segala Orang Yang Menuntut Pengetahuan / Очки для людей, ищущих знания (1858-1859).