СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

АБДАЛЛАХ БИН АБДУЛКАДИР МУНШИ

ИСТОРИЯ АБДУЛЛАХА

Одним из важнейших событий истории Индонезии первой четверти XIX в. стало британское вторжение на Яву в 1811 г., установившее господство Великобритании на острове вплоть до 1816 г. Главным действующим лицом вторжения стал выдающийся британский колониальный администратор Томас Стэмфорд Раффлз (1781-1826).

Согласно его замыслу, Ява, находившаяся доселе, как и другие острова архипелага, в сфере экономического и политического влияния голландцев, должна была стать частью Восточной Империи, создаваемой британской Ост-Индской компанией [1, р. 411].

Первые шаги к этому были сделаны еще в 1806 г., когда британский флот начал блокаду Явы. Однако блокада не только парализовала франко-голландскую морскую торговлю в регионе, но имела и отрицательный эффект. Она препятствовала движению местных судов, а это, в свою очередь, не могло не сказаться на коммерческих интересах Пенанга - форпоста Великобритании в Малаккском проливе [2, р. 97].

Подготовка к вторжению была начата заблаговременно. Местом сосредоточения сил, задействованных в операции, должна была стать Малакка.

Следом за британскими воинскими частями 18 мая 1811 г. на фрегате Modeste из Бенгалии в Малакку прибыл [459] генерал-губернатор Британской Индии лорд Минто ¹, собиравшийся лично участвовать в экспедиции, но заниматься при этом отнюдь не военными, а политическими вопросами [3, р. 249]. Спустя месяц британский флот двинулся на Яву.

Конечной точкой плавания британской армады должна была стать Батавия, главный город Нидерландской Индии и ее военный форпост на северо-западном побережье Явы. Согласно предписанию лондонских властей, британцы должны были захватить Батавию, разрушить оборонительные укрепления, раздать вооружение и боеприпасы местным правителям и населению, а затем покинуть остров. Однако планы Раффлза шли гораздо дальше: они предусматривали оккупацию всего острова - «аннексию», по его выражению. В своих записках, адресованных генерал-губернатору, он заверял, что подготовит для этого почву, соберет разведывательные данные и заручится поддержкой местных правителей архипелага. Лорд Минто одобрил его планы, назначив Раффлза 19 октября 1810 г. на должность Уполномоченного генерал-губернатора в малайских государствах (Agent to the Governor-General with the Malay States) с резиденцией в Малакке [4, p. 89].

Вопросом, подлежавшим обсуждению перед началом кампании, стал, среди прочего, маршрут, которым должен был следовать на Яву британский флот. Первый вариант предполагал движение вокруг северного и восточного побережья о. Калимантан (Борнео), второй же вариант - вдоль восточного побережья о. Суматра - сокращал путь более чем вдвое. Раффлз счел предпочтительным этот последний и смог убедить лорда Минто в своей правоте [4, р. 101-103].

Одним из свидетелей подготовки к вторжению стал четырнадцатилетний клерк, письмоводитель и копиист, трудившийся в малаккской канцелярии Раффлза, - Абдуллах бин Абдулкадир Мунши, автор широко известной автобиографической «Истории Абдуллаха» ². В книге, в частности, подробно описано прибытие из Индии в Малакку британского экспедиционного корпуса, готовящегося к отплытию на Яву [5, р. 302-313]. [460]

Прибыв в Малакку за несколько месяцев до вторжения, Раффлз создал там обширную разведывательную сеть для сбора сведений об оборонительных возможностях голландцев и степени их влияния на архипелаге. Правителям большинства малайских княжеств региона были разосланы письма, содержащие самые разнообразные просьбы, начиная от отказа в сотрудничестве с голландцами и лояльности в отношении британской Ост-Индской компании и вплоть до поставок продовольствия британской армии [6, р. 300; 7, р. 145].

В круг доверенных лиц, доставлявших Раффлзу эту информацию и выступавших в качестве его полномочных представителей (wakil), входил Тунку Пангеран Кусума Дилага, известный также под именем Саййид Зайн, - сын правителя Сиака, самого крупного княжества северо-востока Суматры. Раффлз находился в переписке с Саййидом Зайном и высоко ценил его деловые и нравственные качества [7, р. 145; 8, р. 138].

В мемуарах Абдуллаха есть эпизод, связанный с подготовкой к вторжению, где Саййид Зайн является главным действующим лицом. Его посольство должно было двигаться из Малакки вдоль восточного побережья Суматры и достичь Западной Явы. По ходу плавания Саййиду Зайну следовало изучить обстановку накануне предстоящей операции, провести переговоры с местными правителями и доставить им письма Раффлза с просьбой о поддержке. Юный Абдуллах, лично не участвовавший в миссии, в своих мемуарах, написанных три десятилетия спустя, представил следующую версию этих событий ³:

«Миновало три-четыре месяца с тех пор, как господин Раффлз обосновался в Малакке, и всем малайским раджам с востока и с запада успел разослать письма и подарки. Спустя месяц или два прибыл принц Сиака, [461] имевший титул Главнокомандующего ⁴, по имени Саййид Зайн. Об обстоятельствах его приезда в Малакку мне мало что известно. Не ведаю, прибыл ли он по приглашению господина Раффлза или же по собственному желанию. В Малакку его сопровождали двое сыновей. Господин Раффлз с почестями встретил гостя и предоставил ему резиденцию с садом в Бандар Хилир [...].

Однажды, когда Главнокомандующий прибыл для беседы с господином Раффлзом, тот объявил, что Англия намеревается идти войной на Яву. И заметил: «Как быть? Нет никого, кто мог бы отвезти письмо сусунану ⁵ в Бентарам ⁶ и узнать, как там обстоят дела и будут ли они выступать на стороне голландцев или же нет. Хорошо, если бы нашелся верный человек, способный хранить тайну, и доставил это письмо на Яву». Выслушав господина Раффлза, Главнокомандующий вскочил, обнажил свой крис ⁷ и гневно спросил: «А крис этот на что? Он зовется Си Хиджау ⁸. Покуда Си Хиджау при мне, куда бы ты, господин, ни пошел, я буду идти впереди, и первым из нас обоих встречу смерть. Пиши свое письмо, а я доставлю его сусунану Бентарама» [...].

В то время в Малакке, в Худжунг Пасире, проживал сын одного влиятельного яванца - Пангеран ⁹. Он тоже завязал знакомство с господином Раффлзом. Как-то господин Раффлз послал за ним, и по его приходе рассказал о своем намерении отправить письмо сусунану в Бентарам. Тот ответил: «Добраться до сусунана я смогу. Только вот что, господин: сейчас все подходы к Яве перекрыты множеством английских кораблей, и ни лодкам, ни кечам ¹⁰ нельзя ни пришвартоваться, ни отплыть. Да и голландцы бдительно и строго охраняют эти рубежи. Если письмо попадет им в руки, они непременно повесят гонца, не разбираясь, в чем дело». Господин Раффлз ответил: «Не беспокойся об этом, Пангеран. Я дам тебе письмо, и, если на вашем пути окажется английский корабль, - предъяви письмо, и вам непременно помогут. Только укажи место, где можно пришвартоваться к берегу, а там Главнокомандующий передаст письмо» [...].

Вечером господин Раффлз послал за Пангераном. Когда тот явился, господин Раффлз распорядился, чтобы письмо для сусунана Бентарама [462] писалось по-явански, и Пангеран принялся за работу. К полуночи послание было готово, господин Раффлз скрепил его печатью и присовокупил к нему всевозможные подарки стоимостью примерно в двести - триста ринггитов11. [...] На следующий день послали за Главнокомандующим, которому господин Раффлз вручил четыреста ринггитов за труды - для него самого и для его команды [...].

В день отплытия господин Раффлз передал им два ящика с опиумом и двести ринггитов на текущие расходы. Призвав к себе Главнокомандующего и Пангерана, он указал, что именно им предстояло сделать, передал письмо, написанное по-английски, и добавил при этом: «Если встретите на пути английский корабль или кеч, покажите им это письмо, и они предоставят вам все необходимое - еду и прочее. Капитаном кеча будет Главнокомандующий, а Пангерану надлежит следовать его указаниям. По всем поводам советуйтесь друг с другом. Сообщения от вас нужны мне срочно, до отплытия флота на Яву, чтобы доложить об этом лорду Минто. Возвращайтесь поскорее, не задерживайтесь и никуда не заезжайте по пути» [...].

Однажды к господину Раффлзу явился человек, несший стражу у флага на вершине холма, и сообщил: «Прибыл кеч, на котором отплыл Главнокомандующий». Новость эта обрадовала господина Раффлза, потому что флотилия намеревалась тронуться в плавание в ближайшую пятницу и все уже было готово - и снаряжение, и провиант. Вскоре кеч встал на якорь, и Главнокомандующий с Пангераном сошли на берег. Затем они направились в дом господина Раффлза, неся письмо, обернутое желтой тканью. Господин Раффлз уже ожидал их. Увидев их, он пожал им руки и приветствовал, а затем сказал: «Какие новости, тенгку ¹²? Есть хорошие?» И тот ответил: «Есть, господин. Правда, меня едва не закололи насмерть. Один из моих товарищей был убит, а двое ранены, когда сошли не берег с письмом». Тут он рассказал г-ну Раффлзу обо всех перипетиях доставки письма, и тот ответил: «Трудно пришлось тебе, тенгку. Английская Компания щедро возместит тебе за пролитую кровь, и, если мы благополучно достигнем Явы, я буду просить господина лорда Минто поручить тебе управление той областью, какую ты сам выберешь. А что с письмом?»

Ему тотчас протянули письмо, обернутое желтой тканью. Господин Раффлз спросил: «Тебе удалось лично повстречаться с сусунаном?» Главнокомандующий ответил: «Удалось, господин, но только ночью. Он заверил меня: «Если Англия пойдет на захват Явы, мы готовы оказать поддержку с суши». Но побеседовать с ним мне не довелось: мы опасались слежки со стороны голландцев. Получив письмо, я было собрался [463] уходить, но тут появились яванцы: по приказу голландцев нас решили задержать. Мы обнажили клинки и оказали сопротивление, двоих наших людей убили, а сколько человек пало с их стороны, я не знаю - было очень темно». Пока он рассказывал, Пангеран молча слушал и кивал. Ответил господин Раффлз: «Компания выражает свою глубочайшую благодарность тебе, тенгку» [...].

Вечером господин Раффлз послал за Пангераном, чтобы прочесть письмо, поскольку тот владел яванским языком ¹³ [...]. После хвалебных слов, адресованных Английской Компании, и поклонов господину Раффлзу, в нем значилось следующее:

Выслушав, о чем говорилось в письме, господин Раффлз задумался на мгновение. Когда с чтением было покончено, Пангеран удалился восвояси.

Я наблюдал за поведением господина Раффлза, начиная с минуты, когда читалось письмо, и вплоть до самого вечера: он то и дело брался за письмо, вглядывался в него и снова клал на место [...]. В девять часов утра я, как обычно, явился к нему и увидел, что господин Раффлз сидит с письмом в руках, откинувшись на стуле. Позавтракав, он спустился из дома посмотреть, как идут сборы, не выпуская письма из рук. Затем снова поднялся наверх, а через мгновение сбежал вниз и попросил: «Ибрахим! Принеси из шкафа четыре-пять листов бумаги!» Ибрахим ¹⁴, захватив бумагу, поднялся к нему. Вскоре господин Раффлз спустился с бумагой и письмом, показал писцу и всем нам и спросил: «Письмо написано на той же бумаге, что и эта, и номер не проставлен?» И мы ответили: «Да». Это была та самая бумага, не считая того, что при писании она немножко помялась.

Тотчас же он послал полицейских позвать Пангерана, и тот явился. Я увидел, что он побледнел. [...] Господин Раффлз спросил, не обращаясь к нему по имени: «Это действительно письмо сусунана Бентарама?» Пангеран мертвецки побледнел и не ответил на вопрос господина Раффлза. Тот сказал: «Не слышишь, о чем я спрашиваю? Если не скажешь правду, я велю тебя повесить!» [...]

Пангеран ответил: «Господин, а что мне было делать? [...] Я человек маленький, нахожусь в подчинении у Главнокомандующего. Что он мне велит, то я и исполняю. Если ослушаюсь, он может убить меня». Говорит господин Раффлз: «Что же произошло? Расскажи по порядку, как все было на самом деле, не то плохо тебе придется». Говорит Пангеран: «Как [464] можно? Ведь я поклялся на Коране, что не раскрою этой тайны!» Говорит господин Раффлз: «Так дело не пойдет. Ты обязан рассказать».

Отвечает Пангеран: «Хорошо, господин. Расскажу все начистоту. Плыли мы отсюда двенадцать дней, и уже были недалеко от Палембанга, как нас застиг ураган. Дул шквалистый юго-восточный ветер, и Главнокомандующий сказал: «Не причалить ли нам в Джамби, уж больно ветрено». Я ответил: «Господин Раффлз наказал нам никуда не заходить». Но Главнокомандующий сказал: «Что же нам, помирать остается? Чем погибать в море, лучше уж в чужом краю!» Он был в крайнем гневе. Я отвечал: «Поступай, тенгку, как считаешь нужным». И наш кеч двинулся к Устью Джамби ¹⁵. Спустя два дня мы прибыли в устье, выгрузили опиум и ценные вещи. Его сыновья и четыре-пять членов команды сошли с ним на берег, я же остался на кече. Целый день я прождал, но они не возвращались, на второй день тоже. Спустя шесть дней явились на судно его товарищи и потребовали отдать им оставшийся груз. Я не осмелился сопротивляться в одиночку, боясь, что они заколют меня. С того времени, как все унесли на сушу, миновало дней пятнадцать, и наконец он появился на берегу, сердитый и мрачный, поднялся на кеч и ушел в свою каюту спать [...].

Спустя еще шесть дней он снова собрался на берег и сказал мне: «Сейчас самая ветреная пора, но через несколько дней мы сможем отплыть». Я ответил: «Хорошо, тенгку». На суше он провел шесть-семь дней, а затем взошел на судно, велел сниматься с якоря и плыть. Кеч дошел до одного из притоков реки, и нам приказано было бросить якорь. Мы пробыли там шесть-семь дней, а потом появилась лодка, которой надо было пройти мимо нас. Мы открыли огонь, те ответили. Два человека на кече были убиты. Перестрелка длилась до заката, а затем ветер стих, и лодка уплыла куда-то.

Затем мы ограбили еще три лодки: люди спасались бегством, а мы забирали их добро. Пятнадцать дней миновало, и однажды он призвал меня и сказал: «Как нам быть? При таком ветре мы не сможем доставить письмо сусунану Бентарама». Я ответил: «Отчего же нет, если постараться, ведь сейчас не время бурь». Это ему не понравилось, он помрачнел. Тут я решил помалкивать: неровен час, он меня убьет? [Он сказал:] «Давайте примем решение. Согласны ли все поступить, как я скажу?» Мы с моряками спросили: «А как, тенгку?» Он ответил: «Если согласны, поклянитесь, что не откроете этой тайны. А кто не хочет, пусть скажет». И все ответили: «Как прикажешь, тенгку, так мы и сделаем». Тут он достал Коран, вызвал первым меня и велел дать ему в том клятвенное обещание. [...]. Затем сказал: «Сочини-ка письмо от имени сусунана Бентарама, напиши, что тот получил письмо господина Раффлза из наших рук и ждет того момента, [465] когда господин Раффлз пойдет на Яву, сам же он его поддержит с суши». Тут я сочинил это письмо, а тот завернул его в желтую ткань. Потом мы все твердо обещали друг другу, что не раскроем этой тайны. Когда с письмом было покончено, наш кеч двинулся в Малакку. Вот тебе и вся история, господин, от начала и до конца».

От этого рассказа господин Раффлз пришел в неописуемую ярость и не находил себе места. [...] Он задыхался и выглядел человеком, которого постигла огромная беда: ведь это случилось в тот самый день, когда ему надлежало погрузиться на корабль, прочие же суда уже ушли в море. В ту пору в Малакке царила суматоха: тридцать или сорок кораблей отчаливали одновременно, пятьдесят или шестьдесят еще оставались на месте. В три часа дня к дому господина Раффлза подъехали на экипажах важные персоны, прослышавшие о послании с Явы. Как стыдно было в эту минуту господину Раффлзу - ведь все эти господа хотели услышать, что было написано в письме!

Прибыл к дому господина Раффлза и лорд Минто. Когда подъехал его экипаж, господин Раффлз, бледный, спустился навстречу. Когда все собрались, господин Раффлз молвил: «Позовите сюда Главнокомандующего». И приказал сипаям, стоявшим на карауле перед входом: «Когда он явится, не позволяйте его спутникам идти вместе с ним - пусть заходит один». А надо сказать, что на протяжении всего этого дня господин Раффлз не раз посылал за ним, но тот сообщал, что вот-вот явится. Трижды полицейские отправлялись звать его, а он не шел, потому что задумал побег и был занят сборами. Немного спустя он появился в сопровождении десяти или двенадцати товарищей, каждый из которых имел при себе крис. [...] Когда они подошли к ограде дома, сипаи не пропустили никого, кроме Главнокомандующего, прочие же остались снаружи. Главнокомандующий был в замешательстве и еле передвигал ноги. [...] Вскоре господин Раффлз сошел вниз. Главнокомандующий приветствовал его, но тот не ответил, так как был в ярости. Он сказал: «Обманщик! Сейчас я распоряжусь и тебя посадят в пушечное жерло. Иди! Не стой здесь! Сегодня вечером отсюда уходит небольшое судно, поспеши туда: в четыре оно отплывает. Во время плавания останешься в жерле пушки ¹⁶. Как быть? Ведь я должен отплыть завтра утром. Если бы не это, меня стоило бы повесить вместе с тобой. Ступай с глаз моих долой! Не желаю видеть перед собой обманщика и морского разбойника!» [...]

Господина Раффлза мучил стыд перед лордом Минто: ведь прежде он сам хорошо отзывался о Главнокомандующем. [...] Думается мне, что именно поэтому он собирался устроить побег Главнокомандующего, [466] в противном случае ему ничего бы не помешало в одно мгновение свершить свой суд. [...] И пока господин Раффлз готовился к отплытию, в общей суматохе Главнокомандующий ночью уплыл на лодке. По слухам, путь его лежал в Сиак».

Столь подробный и эмоциональный рассказ можно было бы безоговорочно принять на веру, однако сохранившаяся переписка заставляет усомниться в правдивости этой версии.

Знакомство Раффлза с Саййидом Зайном восходит по меньшей мере к марту 1807 г., когда последний в своем письме обсуждал с Раффлзом вопрос о поставке различных сортов леса для нужд судостроения [8, р. 146]. В декабре 1810 г. в письме, адресованном генерал-губернатору, лорду Минто, Саййид Зайн выражает готовность сотрудничать с британскими властями и оказывать всяческую помощь Раффлзу, только что вступившему в должность в Малакке, причем использует при этом выражения, весьма схожие с теми, которые цитирует Абдуллах: «Куда бы он (Раффлз. - Л. Г.) ни отправился, я неизменно буду рядом, и даже если придется идти в огонь, пойду вместе с ним» [8, р. 155].

Отношения Саййида Зайна с частью его родни в этот период были безнадежно испорчены. Об этом свидетельствует письма Раффлзу его отца - «Старшего Государя» (Yang Dipertuan Tua) Саййида ал-Шарифа Абдул Джалила Сайфуддина, от 20 декабря 1810 г. и 18 января 1811 г. [8, р. 157-161; 165-171], где тот разоблачал некие неблаговидные поступки Саййида Зайна и заявлял, что не хочет иметь с сыном ничего общего и видеть его в Сиаке. Отношения же с британцами Старший Государь предполагал строить в соответствии с уже установившейся за прежние годы практикой. Напротив, мать и жена Саййида Зайна в письмах Раффлзу от 20 января 1811 г. пылко защищали его и умоляли Раффлза помочь им соединиться со своим сыном и мужем [8, р. 178-182].

Сам Раффлз был убежден в преданности Саййида Зайна. В письме от 31 января 1811 г., адресованном Н. Б. Эдмонстону, главе секретариата правительства в Калькутте, он аттестует его так: «По своему происхождению этот агент является принцем и саййидом, досконально знающим все области Явы, и поэтому во всех смыслах подходящим для выполнения сей опасной и важной миссии. Поскольку его благосостояние и благополучие семьи полностью зависят от англичан, я нисколько не сомневаюсь в его честности и преданности Делу, с которым он связал свою судьбу» (цит. по: [8, р. 138]).

Саййид Зайн отплыл из Малакки 23 декабря 1810 г. Его путь лежал вдоль восточного побережья Суматры - области, традиционно находившейся в сфере влияния Нидерландов. По пути он делал остановки на островах Лингга, Сингкеп, Берхала и Бангка, а также на побережье у Джамби и передавал местным правителям конфиденциальные послания своего патрона. [467]

За время плавания Саййид Зайн отправил Раффлзу по меньшей мере пять писем. В них он подробно описывал причуды погоды, затрудняющей движение судна, перечислял все сложности возложенной на него миссии: налаживать контакты с местными правителями, склоняя их на сторону британцев в преддверии вторжения. Эта информация резко контрастирует с рассказом Абдуллаха, где Пангеран объясняет затянувшееся пребывание Саййида Зайна на Суматре делами сугубо личного характера: собственными коммерческими операциями и пиратскими вылазками [5, р. 317-318].

К апрелю 1811 г. до Саййида Зайна доходят слухи, что все морские пути к Бантену ближайшему порту на западном побережье Явы, перекрыты, а сам правитель Бантена пребывает в качестве пленника у голландцев [8, р. 207]. В своем последнем письме Раффлзу от 15 апреля 1811 г. Саййид Зайн выражает намерение пробраться в Батавию, несмотря на опасность самому попасть в подобную западню.

Наконец 26 апреля его судно прибывает в Индрамаю - небольшой прибрежный город на северо-западе Явы, - и Саййид Зайн вручает находящемуся там султану Чиребона Сепуху VII послание Раффлза, содержащее просьбу поддержать британцев. Султан Сепух и его брат и соправитель Султан Дном в это время были фактическими заложниками голландцев: они и их окружение находились не в самом Чиребоне, а на его периферии, и не имели права общаться с иностранцами. За соблюдением этого приказа должен был следить голландский резидент с гарнизоном из 70 человек [10, р. 211-212].

В ответном письме, написанном в тот же день, 26 апреля 1811 г., в двух экземплярах - на малайском в арабской графике и на яванском - в яванской ¹⁷, переданном Саййиду Зайну, султаны выразили свое согласие сотрудничать с будущей британской администрацией. Письмо было написано на бумаге размером 31x15 см. английского производства с водяным знаком S. Wise & Patch. Текст малайского письма располагался на лицевой стороне листа, на обратной стороне есть надпись по-английски (сделанная, по-видимому, самим Раффлзом) «Мау 1811», а строкой ниже - «Sultan of Cheribon». Однако само письмо не вполне соответствовало стандартам «царских писем»: оно было написано на простой бумаге, без какого-либо рисунка или орнамента и, главное, без приложенной печати. Понимая, что они тем самым нарушают протокол, султаны указали в письме, что печать находится в Чиребоне и в данный момент для них недоступна. По содержанию письмо несколько отличалось от того, что приводится Абдуллахом. Оказавшиеся в изоляции правители отнюдь не изъявляли готовности сражаться плечом к плечу с британцами, но [468] лишь взывали о помощи, сетуя на произвол, творимый голландцами на Яве [8, р. 315]. Письмо не соответствовало общепринятым правилам еще в одном: оно должно было начинаться пространными восхвалениями адресата и уверениями пишущего в его преданности, однако в письме султана этот фрагмент был заметно короче, чем полагалось. Поэтому некоторые подозрения Раффлза (если таковые вообще имели место) могла вызвать лишь лапидарность письма. Кроме того, ответное письмо содержало отказ принять в Чиребоне шестерых его граждан, прибывших с Саййидом Зайном: дядю обоих султанов, их старшего и младшего братьев, тетченггунга ¹⁸, имама и кади [8, р. 313]. В Малакку Саййид Зайн возвратился в начале мая 1811 г.

Несоответствие рассказа Абдуллаха реальным событиям отмечалось, прежде всего, исследователями переписки Раффлза [8, р. 137-138; 7, с. 144-150], однако о причинах появления этой версии они не говорят. Ключевым свидетелем при расследовании воображаемого предательства мог бы стать уже упомянутый Пангеран, однако ни в переписке Раффлза, ни в книге Абдуллаха этот персонаж больше не встречается, и личность его не установлена. Разумеется, Пангеран (если это реальное лицо) мог строить любые предположения по поводу затянувшейся остановки на Суматре, где, очевидно, присутствовала не только политическая, но и «хозяйственная» составляющая. Однако участник миссии едва ли смог бы отрицать сам факт ее прибытия на Яву, ибо в скором времени его обман мог раскрыться.

«Разоблачение» Саййида Зайна, свидетелем которого Абдуллах якобы был за тридцать с лишним лет до написания им мемуаров, вызывает большие вопросы. Угроза поместить «предателя» в жерло пушки, приписываемая автором Раффлзу, совсем не вяжется с образом человека, который, по свидетельству того же Абдуллаха, отличался завидным самообладанием. Отсутствуют и данные о каких-либо преследованиях Саййида Зайна со стороны англичан. В последующие годы последний благополучно проживал в родном Сиаке и постоянно сотрудничал с европейцами [7, р. 156].

Можно лишь гадать о причине, по которой указанная версия событий появилась на страницах мемуаров Абдуллаха. Проще всего предположить, что их автору изменила память, либо же, что наиболее вероятно, он сам не присутствовал при встречах Раффлза с Саййидом Зайдом и Пангераном и поведал о них с чьих-то слов: на это, в частности, указывают финальные эпизоды этой истории, имеющие очевидную «литературную» окраску. Как бы то ни было, поведанный мемуаристом драматический сюжет пока еще не обрел своего документального подтверждения.

Литература / References

1. Hall D. G. E. A History of South-East Asia. London: Macmillan & C° Ltd; 1955.

2. Glendinning V. Raffles and the Golden Opportunity. 1781-1826. London: Profile Books LTD; 2012.

3. The Countess of Minto (ed.). Lord Minto in India: Life and Letters of Gilbert Elliott, First Earl of Minto, from 1807 to 1814. London: Longmans, Green & Co; 1880.

4. Boulger D. C. The Life of Sir Stamford Raffles. London: Horace Marshall & Son; 1897.

5. Sweeney Amin (ed.). Karya Lengkap Abdullah bin Abdul Kadir Munsyi. Jilid 3. HikayatAbdullah. Jakarta: Kepustakaan Populer Gramedia, Ecole Francaise d’Extreme-Orient, Perpustakaan Nasional RI; 2008.

6. Ricklefs M. C., Voorhoeve P. & Gallop A. T. (eds). Indonesian Manuscripts in Great Britain. A Catalogue of Manuscripts in Indonesian Languages in British Public Collections. New Edition with Addenda and Corrigenda. Ecole francaise d’Extreme-Orient, Perpustakaan Nasional Republik Indonesia, Yayasan Pustaka Obor Indonesia. Jakarta, 2014.

7. Gallop A. T. The Legacy of The Malay Letter: Warisan Warkah Melayu. London: British Library; 1994.

8. Ahmat Adam. The Letters of Sincerity. The Raffles Collection of Malay Letters (1780-1824). Kuala Lumpur: Malayan Branch of the Royal Asiatic Society; 2009.

9. Hill A. H. (tranl.) The Hikayat Abdullah bin Abdul Kadir. Kuala Lumpur; Singapore; London; New York; 1970.

10. Hazmirullah Aminuddin. Surat balasan Sultan Sepuh VII Cirebon untuk Raffles: Kajian strukturalis dan genetic. Metasastra. Jurnal Penelitian Sastra. 2016;9(2):211-224.

Комментарии

1. Гилберт Минто (Gilbert Elliot-Murray-Kynynmound, 1st Earl of Minto, 1751-1814) - генерал-губернатор Британской Индии в 1807-1813 гг.

2. Издание трехтомного собрания его сочинений было осуществлено в 2005-2008 гг. Амином Суини. «История Абдуллаха» (текст и исследование) опубликована в томе 3 [5].

3. В русском переводе рассказ Абдуллаха о миссии на Яву см.: [5, р. 299-320], где он дается с некоторыми сокращениями.

4. Panglima Besar.

5. Сусунан, сусухунан (яв. susuhunan, букв.: «тот, кого почитают») - монархический титул правителей яванских государств - Матарама и Суракарты.

6. То есть Матарам.

7. Распространенный среди народов Малайского мира вид кинжала с извилистым асимметричным лезвием.

8. Букв.: «Зеленый». Крис, имеющий долгую и славную боевую историю или же наделенный магическими свойствами, мог обладать собственным прозвищем [9, с. 83].

9. Яванский титул, обозначающий детей или близких родственников раджи, принц.

10. Кеч (англ. Ketch) - тип двухмачтового парусного судна.

11. Ringgit - серебряная монета достоинством в 2,5 рупии.

12. Тенгку (Tengku) - титул раджи, султана, а также обращение к их потомкам.

13. Ответное письмо было написано в двух вариантах - малайском и яванском.

14. Ибрахим - старший клерк и копиист в аппарате Раффлза.

15. Kuala Jambi -устье реки Бербак, провинция Джамби (восточное побережье о. Суматра)

16. «Nanti sahaya suruh bubuh di mulut Meriam» - эта фраза Раффлза не может не вызывать сомнений. Прежде всего, калибры морской артиллерии той эпохи не позволили бы поместить в жерло корабельной пушки даже человека некрупного сложения. Кроме того, в устах Раффлза подобная угроза звучит по меньшей мере странно.

17. Письмо хранится в рукописном фонде Британской библиотеки под шифрами Mss Eur D.742/1 f.49 (малайский вариант) и Mss Eur D.742/1 f.49ab (яванский вариант).

18. Теменггунг - одна из высших административных должностей в малайских государствах, связанная с исполнением военных и фискально-судебных функций.