СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

АБДАЛЛАХ БИН АБДУЛКАДИР МУНШИ

ИСТОРИЯ АБДУЛЛАХА

«Союз Тянь ди хуэй в Сингапуре»

(по мемуарам Абдуллаха бин Абдулкадира Мунши)

Важнейшим моментом в истории Сингапура как государства стал договор от 6 февраля 1819 г., заключенный между британской Ост-Индской компанией и султаном Риау-Джохора Хусейном и дававший право британцам управлять островом и основать на нем торговый порт. Начавшиеся работы по строительству порта и сельскохозяйственному освоению территории острова сопровождались мощным притоком туда разноплеменного населения соседних регионов - в том числе и китайского. Одним из способов самоорганизации китайской диаспоры стала такая разновидность этнических землячеств, как тайные союзы-братства.

Поначалу задачей этих объединений диаспоры была помощь соплеменникам, проживающим вне пределов своей исторической родины, однако с течением времени их деятельность приняла по преимуществу криминальный характер. В первые десятилетия XIX в. тайные союзы уже действовали в Таиланде, Малакке и на Пенанге, где китайцы составляли значительную часть некоренного населения. Там, как и в регионе островной Юго-Восточной Азии в целом, главным из них был Союз Тянь ди хуэй (Newbold-Wilson 1841: 120). [6]

Принято считать, что у его истоков лежала так называемая Триада, именуемая также Лигой Хун, или Союзом Неба и Земли, и основанная, согласно китайским источникам, в XVII в. Прозвищем «Триада» это сообщество было обязано своему ритуальному символу - треугольнику, воплощающему тройственную связь Неба, Земли и Человека. Триада, общий предок всех китайских тайных обществ в малайском регионе, на первых порах представляла собой своего рода орден, или религиозное объединение, чьим девизом было: «Повинуйся Небу и поступай по справедливости». В 1644 г., когда власть в великой Минской империи была захвачена маньчжурской династией Цин, Союз поставил своей главной задачей сопротивление завоевателям и начал действовать под лозунгом «Свергнем Цин, восстановим власть Мин!». Объявленный властями вне закона, Союз перешел на нелегальное положение и был преобразован в тайную Лигу Хун, или Союз Неба и Земли (Лависс, Рамбо 1938: 380; Comber 1956: 147).

Тайные ритуалы Союза символически отражали три этапа развития человека: завершение его краткого пребывания на земле, посвящение и очищение перед переходом в мир иной и, наконец, возрождение в земном мире. В основе этих ритуалов лежала буддийская, даосская и астрологическая символика (Comber 1956: 146). Деятельность Союза опиралась на принципы взаимопомощи, закрытости и уважительного отношения к женам своих собратьев. На деле это выражалось в недоносительстве, в помощи друзьям, скрывающимся от полиции или совершающим побег из тюрьмы, и, главное, - в следовании лишь тем правилам, что предписывались Союзом. Обладая правом казнить любого из собратьев, а также того, кто пытается ему противостоять, это сообщество, по сути дела, было настоящим «государством в государстве» (Newbold-Wilson 1841: 130). При этом триады малайского мира - и, в частности, Сингапура - исходно не ставили перед собой политических задач: в первую очередь новых членов привлекала жажда обогащения любой ценой (Pickering 1878: 64). Власть в триадах мало-помалу стала переходить в руки тех, кто наживался на своих же соплеменниках, промышлял шантажом и умел защитить себя и себе подобных от преследования законом (Ward, Sterling 1925: 11). В первые годы британского владычества в Сингапуре колониальные власти могли лишь с неодобрением следить за преступными действиями местной Триады, но не имели возможности изменить сложившуюся ситуацию.

Первым, кто наблюдал воочию, исподтишка, тайный ритуал посвящения в члены Союза, стал малайский писатель арабо-тамильского происхождения - Абдуллах бин Абдулкадир Мунши (1796/7-1854) ¹. Это произошло в 1824 или 1825 г., когда Абдуллах проживал в Сингапуре и служил в качестве письмоводителя и переводчика при контактах британцев с местным населением, прежде всего - с его верхушкой. Хотя деятельность Абдуллаха как писателя началась значительно позже, в 1838 г., его любознательность, желание быть в курсе самых актуальных событий и природный авантюризм побудили этого грамотея и книжника ввязаться в опаснейшее предприятие, где молодой человек не раз и не два рисковал своей жизнью.

Вполне возможно, что интерес Абдуллаха к сингапурской Триаде зародился несколькими годами ранее, в период его сотрудничества с преподобным Уильямом Милном ². Для него Абдуллах был не только переводчиком, но и источником [7] сведений этнографического характера; его очерк малайской демонологии, написанный по заказу Милна, был опубликован в миссионерском журнале за подписью «Неизвестный» (Si Anu) (Indo-Chinese Gleaner 1819: 73-74). Поначалу Милн собирался проповедовать в Китае, изучал китайский язык, но в силу обстоятельств подавляющая часть его служебной карьеры оказалась связанной с регионом островной Юго-Восточной Азии - Пенангом, Малаккой, Явой. Тем не менее в центре внимания Милна неизменно оставались китайцы «рассеяния» и, в частности, их тайные союзы. Однако преподобный скончался не менее чем за два года до того, как Абдуллах предпринял свою опасную прогулку, и считать Милна ее прямым инициатором нет никаких оснований.

Не имея возможности проводить «полевые исследования» тайных союзов, Милн досконально изучил все доступные для него свидетельства и документы. Его перу, в частности, принадлежал текст, переданный в Королевское Азиатское Общество коллегой Милна, преподобным Робертом Моррисоном, в 1835 г. - через 13 лет после смерти автора. В нем Милн дает подробное изложение всего спектра сведений, касающихся тайных союзов, действовавших как в самом материковом Китае, так и в диаспоре: их целей, структуры, посвятительных обрядов, тайных знаков и символики (Triad Societies 2000: 21-31). Он также был первым, кто высказал мнение, ставшее впоследствии едва ли не общим местом и касающееся сходства между ритуалами масонов и Союза Тянь ди хуэй (Ibid.: 30). Именно Милна можно по праву считать первопроходцем в ряду ученых, занимавшихся изучением Триад, а в известной мере и прочих тайных обществ Китая. По иронии судьбы упомянутый обзор, подготовленный Милном не ранее 1815 и не позднее 1822 г., известен куда менее, чем книга на ту же тему, принадлежащая перу голландского синолога Густава Шлегеля и опубликованная в Батавии в 1866 г. Впрочем, в своем труде Шлегель не преминул сослаться на статью Милна и, в частности, на его замечание о сходстве символики и ритуалов Союза с масонскими (Schlegel 1866: V).

Тему истории Тянь ди хуэй, его символики и ритуалов исследователи и доныне не считают исчерпанной (DeBernardi 2004). Изучая китайские источники по истории возникновения триад - сначала в материковом Китае, а затем и за его пределами, - они анализируют это явление с сугубо академических позиций, помещая его в общий контекст развития китайской цивилизации и государственности. В этих условиях рассказ Абдуллаха, при всей лапидарности его текста, предлагает свой особенный ракурс описания Триады, увиденной глазами постороннего и пытливого наблюдателя.

[Глава 21 (22)]

Союз Тянь ди хуэй в Сингапуре

Вскоре после того, как господин Кроуфурд стал правителем Сингапура ³, разнеслась весть, будто китайцы из Союза Тянь ди хуэй ⁴, проживавшие в глубинных областях острова, намереваются совершить налет на Сингапур, численность же их [8] велика - многие тысячи. Некоторые занимались выращиванием черного перца, гамбира ⁵ и прочего, но большинство промышляло кражами, грабежами и убийствами. Опиум употребляли едва ли не все, не говоря об их пристрастии к азартным играм. Их обиталище находилось в самой глубине лесной чащи, что тянулась вплоть до дальнего побережья острова. Во главе сообщества стоял вождь ⁶, в его подчинении находились четверо помощников ⁷, затем начальник ⁸ со своими подручными ⁹, занятыми слежкой за людьми и вовлечением их в сообщество посредством пыток, принуждающими к присяге на верность путем питья крови. Несогласных пытали, избивали, запирали в темницу, а если и тогда человек упорствовал - убивали. С Божьей помощью я расскажу о церемонии приема в сообщество, ибо я смог проникнуть в их обиталище и все видел воочию, с помощью моего приятеля, малаккского китайца, бывшего одним из его членов. Мне же хотелось узнать все тайны этого обряда, потому что разговоров о нем ходило много - и правды, и вымысла.

Тем временем стали распространяться упорные слухи, будто люди из Тянь ди хуэй собираются напасть на Сингапур ¹⁰. Там и сям орудовало множество грабителей, иные шли на дело и средь бела дня. Я стал расспрашивать своего приятеля-китайца, и тот подтвердил: «Они и вправду задумали такое, только пока не решились действовать. Разослали письма своим соплеменникам в Малакку и на Пенанг и спрашивают совета, каким образом им за это взяться. Поэтому пока дело застопорилось. Только никому об этом не рассказывай: я дал клятву молчать, и если наш старший прознает - не сносить мне головы».

Я поклялся хранить тайну. Мне просто не терпелось все разузнать: с раннего детства я был наслышан о Тянь ди хуэй, но не знал, что это такое, и не мог разобраться: одни говорили одно, другие - другое. Мне же было важно знать наверняка. Я спросил: «Баба ¹¹, а где все они обретаются?» Он ответил: «В глубинной части острова. Это место называется Туа Танглинг». Я спросил: «Сколько же их там всего?» Он ответил: «В самом Сингапуре и в глубинной части острова - примерно восемь тысяч человек. Немало их и в Малакке, Сунгей Уджунге, Лукуте, Лингги и на острове Пенанг. Все они - члены единого сообщества».

Тут я и обратился к нему: «Баба, не отведешь ли меня посмотреть, где они живут?» Он рассмеялся и сказал: «Зачем тебе идти в такую даль, Долах? Ты смерти разве не боишься?» Я ответил: «Мне бы только взглянуть! Чего бояться? Если ты умрешь, умру и я». Он сказал: «Ладно. Коли так, я собираюсь двинуться туда через три дня. Тут у нас объявилось пять человек, желающих вступить в Союз. Поглядим, что [9] это за люди. Думаю переночевать там, а на следующий день пойдем обратно». Слушая его, я задумался: «Стоит ли верить словам того, кто курит опиум? Неровен час, моя вылазка обернется бедой!» Но, хоть подобная мысль и посетила меня, с уст моих слетели слова: «Хорошо, я готов идти». И мысль о том, что я увижу все собственными глазами, грела мне душу.

Было у меня немало добрых друзей-китайцев, промышлявших торговлей. Я сообщил им, что отправляюсь в глубинные области, чтобы посмотреть, как живут люди из Тянь ди хуэй и чем занимаются. Друзья заявили мне: «Сейчас все до смерти боятся этих Тянь ди хуэй. Куда же ты собрался, Долах? А вдруг тебя убьют? На кого нам тогда опереться? ¹²». Сердце забилось у меня при этих словах, и я ответил: «А для чего им меня убивать? Какое при мне будет добро?» Они ответили: «Позови-ка сюда человека, который будет тебя сопровождать, а мы с ним потолкуем». Тут я отправился к тому китайцу и передал, что мои друзья хотят его видеть. Когда он явился, мои друзья спросили: «Что, энчик ¹³ Долах пойдет вместе с тобой в Танглинг Бесар?» Тот ответил: «Да». Они сказали: «Береги его. Если что-то случится, мы знаем, кто ты такой». Он ответил: «Не бойтесь. Он умрет, если я умру».

Через пару дней, в субботу, в пять часов утра он явился за мной и сообщил: «Я захватил для тебя хлеб, сахарный песок и бананы». Предав себя на волю Аллаха, я пустился в дорогу, облачившись в изношенные, рваные брюки и взяв с собой старое одеяло, голову же обмотал истрепанным полотенцем. С собой я захватил одну рупию денег, маленький ножик, карандаш и лист бумаги. В путь мы тронулись вшестером: пятеро китайцев и я. Шли мы не торной дорогой, по которой ходят все, а двигались напрямик, переступая через поваленные стволы, обходя болота и топи. Я спросил своего приятеля: «Отчего здесь такая дорога? Неужели нельзя было ее разровнять, чтобы удобней было идти?» Он сказал с улыбкой: «По хорошей-то дороге все повадятся расхаживать, верно? И соглядатаи, и сипаи ¹⁴, и белые люди смогут пройти. И лихих людей легче будет ловить, верно?» Услышав это, я подумал, что это воровская хитрость: стражам закона и впрямь будет боязно тут появляться ¹⁵.

По пути нам не раз попадались китайцы, и шедшие навстречу нам, и попутчики. Как я заметил, все они знали моего китайского приятеля. Я спросил: «Баба, неужели ты знаком со всеми этими людьми?» Рассмеявшись, он ответил: «Разве ты не знаешь, что я - один из их соглядатаев». При этих словах сердце у меня забилось: подумалось, что он собрался обманным путем вовлечь меня в их сообщество. Но мысль эту я оставил при себе. Мне не терпелось проникнуть в их тайны, и, продолжая идти, я спросил: «А что, принимают ли в Союз людей другого рода-племени?» Он ответил: «Что ты! А вдруг они не будут держать рот на замке? К тому же малайцы и прочие мусульмане не почитают предков, не пьют арак, не употребляют крови. Немыслимо!» Выслушав его, я успокоился. Затем китаец сказал: «Ты, энчик Долах, должен сейчас прикинуться дурачком. Ничего не говори, помалкивай. Когда мы окажемся [10] ближе к месту, понесешь этот куль и зонтик, а я скажу, что ты - малаец-побирушка, просивший милостыню и приставший ко мне по дороге». Я ответил: «Согласен».

Покуда мы шли, миновал полдень, а до цели еще не добрались. Я почувствовал голод и сказал: «Баба, у меня уже живот подвело. Давай поедим хлеба». Он ответил: «Отсюда недалеко до китайской плантации, там и передохнем». Шли мы, шли и добрались до плантации гамбира, где было множество народа. Заслышав, что кто-то приближается, сбежался добрый десяток собак, готовых нас покусать. Тут китайцы завопили, призывая главного, и тот появился. Он пригласил нас сесть, а его люди обступили меня, принялись разглядывать и спросили по-китайски: «Кто это такой?» Мой китаец ответил: «Это странник, ходит и просит милостыню. Я взял его с собой». Тут нам принесли огурцов и жареные клубни ¹⁶. Расположившись под сенью чемпедака ¹⁷, я поел. А мой китаец отправился разделить трапезу с прочими китайцами.

Сидя за едой, я заметил, что у них в доме по стенам была развешана уйма оружия. Мне удалось насчитать десять больших щитов, примерно два десятка трезубцев и коротких мечей, шесть или семь длинных мечей и множество прислоненных к стенам ружей.

Еще я заметил, что на сундуке сложены шесть-семь пар брюк европейского покроя, только что из стирки. Тут сердце у меня забилось - я догадался, что они, судя по всему, были украдены у европейцев. Наблюдая за всем, я по-прежнему притворялся дурачком. Почувствовав жажду, я жестом указал себе на рот. Когда мне принесли воды, пить мне расхотелось: все их чашки были грязные донельзя, да к тому же сильно отдавали рисовой водкой. Китайцы столпились вокруг меня. Одни разглядывали мое полотенце, другие трогали за бороду, и я, исполненный страха, не препятствовал им, потому что мой друг еще не закончил свою трапезу.

Когда с едой у него было покончено, мы тронулись дальше. Примерно к четырем часам пополудни мы добрались до поселения. Там стояли три больших павильона, каждый примерно в тридцать саженей длиной, и в каждом людей - видимо-невидимо. Когда мы оказались там, мой спутник-китаец сказал: «Энчик Долах, сейчас помалкивай и притворяйся дурачком». Тотчас же выскочили собаки, десятка два. Я перепугался их множеству, но мой китаец кликнул человека, находившегося в павильоне, тот вышел и отозвал собак. У входа же в павильон был выкопан глубокий ров в три сажени шириной, а через него был переброшен мостик. Перейдя через ров, они убирали мостик, чтобы никто не мог перебраться на другую сторону. Завидев моего китайца, три человека вытащили мостик, перебросили его через ров, и мы смогли пройти. С другой стороны рва мы обнаружили две-три выкопанные ямы, особым образом отмеченные. Если человек не знал дороги, он непременно должен был провалиться в одну из ям. Глубиной ямы были в три сажени, сверху на них были положены легкие ветки и сухие банановые листья и присыпаны землей, чтобы сделать их вровень с окружающей почвой.

Подойдя к павильону, я заглянул внутрь и увидел сотни горящих светильников и расположившихся там и сям людей, поглощенных курением опиума. Вокруг павильона были сложены заточенные с одного конца деревянные дротики, а внутри [11] помещения было сложено оружие. Дротики служили для метания. Повсюду лежали щиты, мечи, вдоль стен стояли связки пик с заостренными, как у копий, наконечниками. Я тихонько спросил своего товарища: «Это то самое место?» Он сказал: «Да, одно из них. Есть еще шесть таких поселений, даже побольше размером, чуть дальше в глубь острова. Но нынче ночью все соберутся сюда: здесь обычно проводится обряд посвящения. Ты и сам все увидишь. Нашлось пять человек, которых собираются приобщить. В Сингапуре народ горазд сплетничать о Тянь ди хуэй и высмеивать их. Поэтому для посвящения приходится прибегать к принуждению». Я спросил: «А где мы расположимся этой ночью?» Он сказал: «Устроимся в комнатке моего здешнего приятеля».

На склоне дня начали бить в бамбуковый гонг, звуки его разносились далеко по окрестностям. Затем все собрались в главном павильоне. По моей прикидке, во всех трех павильонах обитало примерно пятьсот-шестьсот человек, из них тех, кто не употреблял опиум, едва набралось бы два десятка. Собравшиеся орали во все горло, словно во время битвы. Тогда мой китаец провел меня в боковую каморку с москитной сеткой, где проживал писец сообщества. Там я и расположился. Китаец принес мне на банановом листе немного риса с жареной рыбой и два банана. Я перекусил, чтобы не чувствовать голода ночью. Немного спустя он снова появился и сказал: «Оставайся тут, энчик. За тем, что там происходит, можешь наблюдать сквозь вот эту дырку в стене. И сиди тихо. Скоро те люди уже появятся». Я спросил: «Баба, а ты не останешься со мной?» Он ответил: «Не бойся, энчик Долах. Мне как соглядатаю непременно следует быть на месте, для этого я и прибыл сюда. Скоро вернусь. Никто не осмелится поднять на тебя руку». Я ответил: «Хорошо».

Примерно к семи часам вечера все уселись за трапезу, принялись пить рисовую водку, и шум стоял, словно во время боя. Спустя час загремели гонги и барабаны. Люди расселись рядами. Мне хорошо были видны их лица, раскрасневшиеся от хмеля, словно цветы гибискуса ¹⁸. Взоры всех были обращены на идолов ¹⁹. Главный из присутствовавших расположился на высоком кресле. Затем два человека встали справа от него, и два - слева. Следом появились восемь человек с большими обнаженными мечами и выстроились с правой и левой стороны. Явился еще один, возжегший листки бумаги перед идолами. Наконец вышли восемь человек с обнаженными мечами, они вели с собой еще одного.

Тот, которого привели, шел с непокрытой головой, без рубашки, на нем были только штаны. Оказавшись пред лицом главного, он преклонил колени, головой касаясь земли. Те, что стояли с мечами в руках справа и слева от него, испустили крик и нацелили свои клинки на его шею. На мгновение воцарилось молчание. Затем появился некто и встал подле этого человека. Тут главный принялся по-китайски задавать ему вопросы, об их значении я узнал позже. Главный спросил: «Кто ты таков и откуда прибыл? Кто твои отец с матерью, живы ли они или уже умерли?» Человек, стоявший рядом с преклонившим колени, пояснил ему, о чем спрашивают, и тот ответил: «Зовут меня так-то, родом я оттуда-то, а родителей моих уже нет в живых». Даже если бы его родители были живы, полагалось утверждать, будто они [12] скончались, потому что вступающие в сообщество считались мертвыми по сути своей. Главный сказал: «А можешь поклясться, что твои родители умерли?» Тот ответил: «Могу». И он поклялся: зажег лист бумаги перед идолами и объявил, что его отца с матерью уже нет в живых. Затем главный сказал: «Для чего ты явился сюда?» Тот ответил: «Хочу присоединиться к Тянь ди хуэй», что означало: «Небо, Земля, Союз». В этом сообществе все считались братьями, и разницы между живыми и мертвыми не было. Главный сказал: «Ты лгун. На самом деле ты так не думаешь». И тот ответил: «Могу поклясться, что говорю правду». Главный сказал: «Поклянись!», и тот возжег бумагу и произнес слова клятвы.

Затем главный произнес: «Знаешь ли ты, как становятся членами нашего Союза?» Тот ответил: «Знаю. Здесь, когда дают присягу, пьют кровь». «А что потом?» - спросил главный, и тот ответил: «Нельзя раскрывать никаких тайн тем, кто не входит в Союз. Если нарушу этот закон, пусть меня казнят». Главный сказал: «Так ли это? Так ли? Так ли?» И тот отозвался: «Так!» Затем принесли чашу, где была налита рисовая водка, перемешанная с кровью, взятой понемногу от каждого присутствующего, поставили ее перед идолами и рядом положили нож. Тот взял нож, поранил себе палец, и его кровь также закапала в чашу. Тут главный объявил: «Пред лицом наших кумиров - пей!» И тот испил из чаши, а следом и главный, и все прочие отхлебнули понемногу. Затем главный сказал: «Завтра отправишься к нашему писарю и возьмешь у него книгу, где говорится о наших обычаях, символах и знаках. За это заплатишь ему ринггит ²⁰». Тут главный поднялся со своего места, подошел к нему и помог встать. Ныне последний был вправе находиться рядом с главным, тогда как до вступления в Союз он считался врагом. Этой ночью обряд приема в Союз был совершен еще над четырьмя людьми. Пишу о том, что я видел собственными глазами. Вскоре мой китаец пришел справиться обо мне и сказал: «Можешь смотреть, сколько твоей душе угодно» - а затем снова удалился.

После тех четверых пред лицом главного предстал еще один человек со связанными руками, его принуждали совершить земной поклон, но он по-прежнему стоял прямо. Тогда ему нанесли десяток-другой ударов бамбуковой палкой и задали вопрос: «Хочешь ли ты вступить в наш Союз или нет?» Он же безмолвствовал. Вопрос повторили три или четыре раза, но он не проронил ни слова в ответ. Тогда главный бросил взор на тех, кто держал мечи, и они обнажили клинки, словно бы готовясь отрубить ему голову. Я решил было, что его прикончат, но главный остановил их и повторил вопрос, однако тот стоял на своем. Тогда по приказу главного его повалили на землю, вышли двое и принялись колотить его бамбуковыми палками. Он завопил от боли. Тут явился еще один и вопрошал его о согласии вступить в Союз, но тот отказался. Тогда главный объявил: «Завтра он буден казнен». Ночь этот человек провел под замком, а наутро был предан казни за свой отказ вступить в Союз.

Подобным же образом были убиты несколько десятков человек, силой захваченных в Сингапуре в ночное время. Вот каким образом пополнялись ряды сообщества. Новые же члены в случае нарушения ими присяги или разглашения тайны посторонним лицам безоговорочно обрекались на смерть. Куда ни пойди - везде, где действовало сообщество, их ожидала гибель. У каждого нового члена имелась книга, где рассказывалось об обрядах, установлениях, условных знаках и жестах, правилах, [13] касающихся еды и питья, а также одежды, и как в чужом краю по особым приметам найти своих собратьев, и о многом другом, на чем я здесь не буду останавливаться.

Когда зрелище подошло к концу, было около двух часов ночи. Под звуки бамбуковых флейт ²¹ все разошлись. Одни отправились курить опиум, другие - спать, иные двинулись в Сингапур заниматься грабежом. Явился мой китаец и, видя, что я еще не лег, сказал: «Все не спишь?» Я ответил: «Что-то сон не идет», но один лишь Аллах ведал, в каком страхе я пребывал. Он сел рядом и завел неторопливый, тихий разговор обо всем случившемся, сообщив также: «Нынче ночью двести человек отправятся в Сингапур добывать себе пропитание». Его слова напугали меня еще больше, до сердцебиения, и я помышлял лишь об одном: когда же наступит утро и я смогу убраться из этого проклятого места, где страх обуревает меня? За стеной дома, где я находился, множество людей были поглощены азартной игрой, и дважды или трижды за ночь между ними возникала потасовка. Я попросил: «Баба, давай уйдем отсюда пораньше перед рассветом». Он сказал: «Хорошо».

Я начал клевать носом и ненадолго задремал. Примерно в четыре утра послышались громкие голоса. Разбудив китайца, я спросил: «Что это за шум?» Он ответил: «Тише, энчик. Это вернулись те, что ходили в Сингапур». При этих словах я обмер и стал молиться, чтобы скорее настало утро. Вскоре рассвело, и я стал будить своего товарища, но тот не хотел и просил: «Подожди немного». Я ответил: «Сейчас самое время, пока солнце не взошло». Наконец он встал и заявил: «Не перекусить ли нам?» Я ответил: «Хорошо, как только дойдем до какой-нибудь плантации - там и поедим». А сам мечтал лишь об одном: поскорее унести ноги из этого проклятого места. Тут мой китаец пошел переговорить с их главным, но о чем - не знаю. По его возвращении я спросил: «Про что так долго толковали?» Он ответил: «Так, ничего особенного». Их беседа осталась тайной для меня, но обо всем прочем он мне сообщал, как уже говорилось выше.

И вот мы с товарищем пустились в дорогу. По пути он сказал: «А ты знаешь, энчик Долах, те люди, что прошлой ночью ходили в Сингапур, замазывали себе лица углем». Я спросил: «Для чего?» Он ответил: «Чтобы их не узнали». Я спросил: «А к кому в дом они забирались и чем поживились?» Он ответил: «Ты, энчик, рвался поскорее уйти, и потому я не успел их расспросить. К тому же все еще спали». И подумалось мне: «О, Аллах, когда же мы доберемся до Сингапура?» А уж как я укорял себя за то, что ввязался в эту историю! Но, как бы то ни было, что сделано - то сделано.

Наконец мы добрались до плантации, принадлежавшей какому-то китайцу. Было около одиннадцати часов. Там мы немного отдохнули и снова двинулись в путь. Не буду описывать, как мы шли, и вспоминать об этом не могу: за всю свою жизнь не видывал дороги хуже: иногда проваливался в грязь, доходившую мне до бедра, шесть-семь раз падал, да и мой спутник тоже. Остается лишь дивиться, как грабители пробирались здесь через ухабы в кромешной темноте. Одному Аллаху это ведомо! И думалось мне: если бы во мгновение ока меня сейчас перенесли в Сингапур, я не пожалел бы за это и десяти ринггитов! Было уже три часа, когда с помощью Аллаха мы, голодные и усталые, благополучно добрались до Сингапура.

По прибытии в Сингапур мне стало известно, что ночью китайцы совершили нападение на Кампунг Гелам. Было их около двух сотен, и у всех лица были замазаны [14] черным. Они были вооружены и несли над собой десятки факелов, как во время торжественного шествия. Ими был ограблен дом священника-христианина ²². Тот жил одиноко, не знался там ни с кем, кроме своего повара. Они забрались на верхний этаж, часть осталась стеречь ворота на улицу, еще одни стояли позади дома, а прочие занялись грабежом. Священник был застигнут спящим. Одни ухватили его за руки и за ноги, а двое других приставили мечи к горлу со словами: «Где ключи от сундуков?» Священник показал, где ключи, и они стали отпирать сундуки и забирать оттуда деньги. Одежду разбросали, лампы разбили. Когда дело было сделано, те, что оставались при входе, подали знак с помощью бамбуковой флейты, и все сошли вниз, кроме тех, кто удерживал священника. Лишь тогда, когда прочие оказались далеко, державшие отпустили его и сами убежали. Вот как все произошло, по рассказам людей.

Будучи в Сингапуре и узнав о случившемся, я не мог удержаться и отправился к господину Кроуфурду, чтобы поведать обо всем, что я видел и пережил и о чем было рассказано выше. Он был изумлен услышанным и сказал: «Как же ты осмелился подвергнуть себя такой опасности? Хорошо еще, что жив остался! Кто знает, что бы могло произойти?» Я ответил: «Не поступи я так, откуда бы люди узнали правду? Ведь о Тянь ди хуэй чего только не рассказывают! А я все видел собственными глазами, тут уж ошибки не будет». Он сказал: «Правильно, европейцы так же подходят к делу. - И продолжил: - Прошлой ночью китайцы ограбили дом священника в Кампунг Телам». Я ответил: «Знаю. Но почему же ты, господин, оставляешь это без внимания? Неровен час, и до твоего дома доберутся!» Он ответил: «Ты прав. Но, думается мне, захватить их будет трудно при такой-то дороге: подождем, пока проложат новую. Сейчас же я распоряжусь, чтобы констебли и сыщики вели за ними слежку». Я сказал: «Хорошо, господин. А если оставить всё, как было, они будут вести себя так же». Затем я откланялся, и он отправился в полицию, а я вернулся домой.

К вечеру мне сообщили, что после моего ухода господин Кроуфурд отрядил двенадцать сыщиков, вооруженных саблями, пистолетами и кинжалами, а также двух констеблей искать какие-либо улики или похищенные у священника вещи. В полном снаряжении они двинулись в глубину острова. Придя к китайской плантации, что была на полпути и где мы останавливались, чтобы перекусить, они обнаружили там какого-то китайца, едва пробудившегося ото сна. Выйдя из дома, он намеревался было умыть свое лицо, замаранное углем, но немедля же был схвачен и доставлен ими в Сингапур. Его привели в полицию и допросили. Он же изобразил из себя немого, лишенного дара речи. Сколько его ни допрашивали, сколько ни пытали, принуждая говорить, - безуспешно. Наконец он был отправлен в тюрьму в Телук Аир, потому что день уже клонился к вечеру.

Примерно в два часа пополуночи прибыли две или три сотни его сообщников, обитавших в глубинной части острова, они прорвались в тюрьму. Все были вооружены. Одни заняли лестницу у входа, другие остались на улице. Сыщики, сторожившие тюрьму, разбежались, спасая свою жизнь. Констебли, находившиеся на верхнем этаже здания, выпрыгнули из окна и скрылись. Китайцы разгромили тюрьму и увели с собой своего товарища назад в глубину острова. К тому моменту, как сыщики и констебли добрались до полиции и собрали подмогу, всех их и след простыл.

Проведав о случившемся, местные жители совсем перепугались. По ночам сторожили свои дома, не осмеливаясь и носа высунуть на улицу. Тут как раз был [15] обнародован приказ: полицейским по ночам полагалось нести стражу по всем улицам. Спустя два-три дня китайцы из Тянь ди хуэй объявились в квартале прачечных ²³, недалеко от Кампунг Гелам. Было их двести или триста человек, в полном вооружении и с факелами. Полицейские, что несли там стражу в ту ночь, завидев приближающихся, обратились в бегство. Тридцать-сорок вооруженных китайцев несли охрану в начале улицы, а прочие вламывались в прачечные, ломали сундуки, похищали выстиранные вещи. Хозяина одного из домов привязали к столбу и стали требовать от него ключи. Затем вскрыли все сундуки и забрали сложенную там одежду.

Жители двух соседних домов слышали весь этот шум, но боялись и нос высунуть наружу. Открывшему дверь отрубили два пальца. Люди поспешно запирались на ключ и со страху не издавали ни звука, а те творили все, что им заблагорассудится, идя от одного дома к другому. Прошли уже три дома, и тут их сотоварищи, несшие стражу на улице, подали сигнал бамбуковой флейтой, и тотчас же все разбежались, за исключением тех, кто сторожил у входов в дома: из трех оставался один, из четырех - два. Когда все ушедшие уже были далеко, бамбуковый свист раздался еще раз. После этого у каждых ворот осталось по одному человеку. После следующего свистка и эти убежали следом за своими товарищами.

Когда жители домов убедились, что на улицах воцарилась тишина, они с опаской и осторожностью стали приотворять двери, просовывать в них палки и шарить ими вокруг, проверяя, не стоит ли там кто-нибудь. Убедившись, что никого нет, они один за другим с громкими рыданиями стали выбираться из домов. Затем, вооружившись и зажегши факелы, они двинулись по домам соседей, павших жертвами грабежа. Оказалось, что те были привязаны к столбам, вещи были разбросаны, сундуки открыты и сдвинуты с мест в полном беспорядке. Связанных освободили от пут. Поднялся шум. Тут явились и полицейские. Они сделали вид, будто предприняли поиски и погоню, но о том, какой ужас их обуял, ведает лишь Аллах. Судя по всему, они мечтали бы вновь укрыться в материнском чреве.

Такие истории случались постоянно, иногда и днем и ночью, а иногда только в дневное время. Спустя неделю внезапно куда-то исчезла пушка, бывшая в собственности Компании, из которой обычно давали залп в восемь часов вечера и в пять часов утра. Она стояла на берегу, недалеко от того места, где сейчас находится английская церковь. Сторожили пушку вооруженные сипаи, сменявшие друг друга. Ко всеобщему удивлению, и пушка, и сипай со своим ружьем исчезли неведомо куда - не знаем того и поныне. Люди решили, что это тоже дело рук китайцев из Союза Тянь ди хуэй.

Спустя полмесяца большая джонка из Сиама собралась причалить в Сингапуре, однако из-за сильного встречного ветра им пришлось бросить якорь близ Танджунг Катунг. Однажды ночью приплыли туда на лодках сотни китайцев из Союза Тянь ди хуэй, поднялись на джонку и устроили там побоище. Многих перебили, а оставшиеся прыгали в море. Все ценное китайцы перегрузили в свои лодки, наполнив их доверху, и воротились туда, откуда прибыли - на дальний берег острова. По прошествии двух дней оказалось, что половина из числа спрыгнувших в море утонула. Выжить и добраться до берега удалось четверым. Они явились в полицию и рассказали обо всем, что с ними приключилось. Судья городского магистрата приказал произвести осмотр джонки. Прибывшие полицейские обнаружили там истлевающие трупы [16] шести-семи человек, хранящие следы колотых и рубленых ран. Все судно было залито кровью, вещи разбросаны, сундуки взломаны, а их содержимое разграблено. Полиция распорядилась, чтобы судно было отбуксировано в порт и чтобы к нему приставили стражу. Затем были предприняты розыски виновных, поиски улик или чьих-либо показаний. Однако, сколько ни искали, ничего не нашли. Судно оставили на приколе на месяц, пока шло расследование. Затем его вернули в распоряжение тех, кто остался в живых.

Что еще рассказать о китайцах из Тянь ди хуэй? В Сингапуре они наслаждались своей безнаказанностью, куражились, не ведая ни стыда, ни совести. Сколько жизней рабов Аллаха они забрали, сколько добра награбили, творя злодеяния! Сотни зданий и жилищ разорили - все и не перечислишь. Вот только местное начальство палец о палец не ударило! Они по-прежнему разъезжали в своих экипажах, столы их ломились от яств, дома сияли множеством огней, а месячное жалованье исчислялось тысячами ринггитов. О бесчинствах китайцев на английской территории они предпочитали помалкивать, а Компания продолжала выплачивать им содержание. Мне прекрасно известно, что в большинстве малайских государств, в Китае, в арабских странах и других краях найдется немало грабителей, воров, убийц. Но в принадлежавшем британцам Сингапуре китайцы творили настоящий произвол, устраивая грабежи везде, где только им заблагорассудится.

В пять часов утра залп пушки разбудил меня. И подумалось мне: безнаказанно орудовать китайцы будут до тех пор, пока европейцы не построят дорогу, по которой перебросят сипаев и вооружение прямо к их логову. Полагаю, именно поэтому Компания медлила ²⁴. В противном случае с китайцами давно было бы покончено. Господин Кроуфурд уже предпринял строительство дороги, ведущей в глубинные районы острова, однако в то время в Сингапур еще не начали завозить каторжников, бывших в подчинении у Компании. Поэтому возможности ускорить работу у Компании не было.

Литература

Горяева 2016 - Абдуллах бин Абдулкадир. «Рассказ о плавании Абдуллаха из Сингапура в Мекку» (1854) / Предисловие, перевод с малайского и комментарии Л. В. Горяевой // Письменные памятники Востока. 2016. Т. 13. № 4 (вып. 27). С. 5-23.

Горяева 2018 - Горяева Л. В. «О Малаккской крепости» (отрывок из мемуаров Абдуллаха бин Абдулкадира Мунши) / Предисловие, перевод с малайского, примечания // Письменные памятники Востока. 2018. Т. 15. № 3 (вып. 34). С. 5-15.

Лависс, Рамбо 1938 - Лависс Э., Рамбо А. История XIX в. в 8 томах. Том 4. Время реакции и конституционные монархии. 1815-1847. Часть вторая. М., 1938.

Comber 1956 - Comber L. Chinese Secret Societies in Malaya: An Introduction // Journal of the Malayan Branch of the Royal Asiatic Society. (May, 1956.) Vol. 29. No. 1 (173) P. 146-162.

DeBemardi 2004 - DeBernardi Jean. Rites of Belonging: Memory, Modernity, and Identity in a Malaysian Chinese Community. Stanford: Stanford University Press, 2004.

Hill 1970 - Hill A. H. (tr.). The Hikayat Abdullah, an Annotated Translation // Journal of the Malayan Branch of the Royal Asiatic Society. (1955.) Vol. 28. Part 3, reprinted Kuala Lumpur: Oxford University Press, 1970.

Indo-Chinese Gleaner 1819 - The Indo-Chinese Gleaner. Malacca: Mission Press, 1819. No. VIII. Kassim Ahmad 2008 - Kassim Ahmad (ed.). Hikayat Abdullah karangan Abdullah bin Abdul Kadir Munsyi. Kuala Lumpur: Yayasan Karyawan, 2008.

Newbold-Wilson 1841 - Major-General Wilson and Lieutenant Newbold. The Chinese Secret Triad Society of the Tien-ti-huih // Journal of the Royal Asiatic Society of Great Britain and Ireland. (1841.) Vol. 6. No. 1. P. 120-158.

Pickering 1878 - Pickering W. A. Chinese Secret Societies and Their Origin // Journal of the Straits Branch of the Royal Asiatic Society. July 1878. Vol. 1. Part 1. P. 63-84.

Pickering 1879 - Pickering W. A. Chinese Secret Societies and Their Origin // Journal of the Straits Branch of the Royal Asiatic Society. July 1879. Vol. 3. Part 2. P. 11-18.

Schlegel 1866 - Schlegel G. Thian Ti-hwui, the Hung League, or Heaven-Earth Ligue, or a Secret Society with the Chinese in China and India. Batavia: Lange & C°, 1866.

Sweeney 2008 - Sweeney A. (ed.). Karya Lengkap Abdullah bin Abdul Kadir Munsyi. Jilid 3. Hikayat Abdullah. Jakarta, 2008.

Triad Societies 2000 - Bolton K., Hutton Ch. (eds). Triad Societies: Selected Writings. London; New York: Routledge, 2000.

Ward, Sterling 1925 - Ward J. M. S., Sterling W. G. The Hung Society or the Society of Heaven on Earth. London: The Baskerville Press Ltd, 1925.

Комментарии

1. О нем см. (Горяева 2016; 2018).

2. Уильям Милн (William Milne, 1785-1822) - британский миссионер, основатель первых типографий в Малакке и на Пенанге в 1815-1816 гг., издатель журналов "Indo-Chinese Gleaner" и "Chinese Monthly Magazine".

3. Т.е. в 1823 или 1824 г.

4. В разных изданиях «Истории Абдуллаха» на латинице китайское наименование Союза передается по-разному: Tian Tui (Sweeney 2008: 433), T’ien Ti Hui (Kassim Ahmad 2008: 221), Thian Tai Huey (Hill 1970: 204). Принятое в российской китаистике написание: Тянь ди хуэй 天地會.

5. Гамбир - растение (Uncaria gambir) семейства мареновых. Используется для изготовления бетелевой жвачки, а также как дубильное и красящее вещество.

6. В тексте: orang besar yang kepala, здесь - глава сообщества, вождь. Здесь и далее малайские обозначения статуса членов Союза, приводимые Абдуллахом, дают лишь самое общее представление о его иерархии.

7. В тексте: orang besar - вельможа, сановник. В данном контексте - ближайшие приближенные главы Общества.

8. В тексте: penghulu - староста, предводитель, начальник.

9. В тексте: mata-mata - букв.: сыщик, полицейский. Здесь имеется в виду группа людей, находящихся в непосредственном подчинении penghulu (см. выше) и выполняющих функции, перечисленные Абдуллахом ниже.

10. Имеется в виду южная часть острова, где поначалу обосновались европейцы.

11. Традиционное обращение к китайцам Малакки и Сингапура, говорящим на разновидности «низкого» малайского языка - баба-малайском.

12. Возможно, эта фраза косвенно указывает на то, что Абдуллах, близкий к кругам британской администрации Сингапура, в каких-то ситуациях мог оказывать поддержку своим друзьям.

13. Энчик («господин») - обращение к мужчине из средних слоев общества.

14. Сипаи (от перс. سپاهی sipâhi, «солдат») - наемные солдаты в колониальной Индии, рекрутировавшиеся европейскими колонизаторами из среды местного населения.

15. Фактическое расстояние от прибрежных районов Сингапура до Танглинга в среднем не превышает 8 км.

16. В тексте: ubi. В английском переводе (Hill 1970: 207) - картофель. Помимо этого, возможны варианты - ямс, бататы.

17. В тексте: cempedak - чемпедак, аутокарпус (Autocarpas champeden), фруктовое дерево, близкий родственник хлебного дерева нангка.

18. В тексте: bunga raya - гибискус (Hibiscus), род растений семейства мальвовые (Malvaceae). Самый распространенный вид - гибискус болотный (Hibiscus moscheutos) с ярко-красными цветками.

19. Идол - в тексте: pekong, tokpekong (кит.). О том, как выглядел алтарь (жертвенник), автор не рассказывает. Описание его, относящееся к более позднему времени, см. (Pickering 1879: 6-9).

20. Ринггит (Ringgit) - серебряная монета достоинством в 2,5 рупии.

21. В тексте: ditiupnya bamboo itu, т. е. «стали дуть в бамбук». Речь может идти об одной из разновидностей духовых инструментов, материалом для которых служил бамбук (флейт, свирелей и т. п.).

22. В тексте: Padre Nasrani - имеется в виду католический священник.

23. В тексте: Kampung Dobi.

24. Автор поясняет свое мнение в следующих фразах до конца абзаца.