XXVI.

1615 г. Реляция Генриха Флеминга и его товарищей о переговорах между ними и посланными русских комиссаров.

30-го сентября они собрались у Песка, наши посланные в числе не более 12 человек, согласно условия, русских напротив, было 24 человека в месте переговоров, на мосту, сверх того у них под рукой было 60 всадников за пригорком. И присутствующие русские не желали итти вперед, но одинаково с нашими посланными приехали к месту и слезли с лошадей на мосту, по середине которого стоял посланный английского посла Томас Смитт. И в то самое время, как Генрих Флеминг начал говорить, сначала приводя полный титул нашего всемилостивейшего Короля, начали и русские таким же образом выкрикивать полный титул своего Великого Князя, куда были введены и Лифляндия, и Новгород, но из-за происшедшего так шума и беспорядка не могли прочесть более половины титула их Великого Князя, а Флеминг продолжал вычитывать титул нашего всемилостивейшего Короля, заявив протест против титула Великого Князя, что сказал и при передаче верительной грамоты. И сначала передал то, что только что сказано (det som pa Ny bedt ⁵⁰), и в то же время принял верительную грамоту их Великого Князя. Когда она была передана, оказалось, что в ней говорилось только о Русском Государстве и было написано, что так как фельдмаршал Эверт Горн писал Великому Князю и желал мирных переговоров; того же самого желали митрополит и все новгородские земские чины и писали об этом Великому Князю и московским земским чинам, вместе с архимандритом Киприаном и его братией, прося с горячими слезами (medh gratande tarar), чтобы Великий Князь их помиловал и послал свое посольство для мирных переговоров между ним и Шведским Королем: а ранее Шведский Король подобным же образом писал Королю Великобритании и просил его поддержать и помочь заключению мирного договора, между обоими высокоупомянутыми Великими Государями; поэтому Великий Князь согласился на это свидание. И хотя их посланцы были довольны нашей верительной грамотой, но так как в верительной грамоте Великого Князя оказались такие неправды (вызванные высокомерием и гордостыо), то наши посланцы сказали, что не могут решиться, вопреки данной им инструкции, принять эту [80] грамоту, но отдали ее обратно, равно как взяли у них назад верительную грамоту В. К. В-ва, вместе с протестом, включенным ими в верителыную грамоту, с которой была снята копия, почему их обвиняли их комиссары, что они приняли подобный протест и сняли с него копию, как после это было ими замечено. Затем гонец английского посла 12-го того же месяца был отослан обратно; причинами такого промедления были, во первых, собственная нерешительность посла, вызванная (как мы только теперь узнали) ответом В. К. В-ва на его предыдущее письмо, где, между прочим, заявлялось, что В. К. В-во не верите, чтобы сам Великобританский Король мог советовать В. К. В-ву снять осаду, не получив никаких гарантий мира; вследствие чего благоупомянутый посол предположил, что В. К. В-во считаете, что он несколько превысил приказания и полномочие своего Государя, и отчего обдумывал, следует ли ему об этом снова писать В. К. В-ву, или нет. Во-вторых большим неудобством для него является, что сначала он должен сам составлять все письма по английски, а затем у него есть один молодой священник, который переводит их по латыни, и так как этот священник иногда не может удовлетворить своим переводом своего хозяина, а иногда и себя самого, то из-за этого очень часто письма должны исправляться и переписываться. Но если бы названный гонец несколько больше поторопился, отправившись в дорогу, а не спал двух ночей в Старой Руссе, он, наверно, прибыл бы к Пскову, раньше чем В. К. В-во от него отступили, потому что будучи в трех милях от Пскова он, по его словам, узнал, что В. К. В-во уже два дня тому назад отступили оттуда, почему он тотчас поворотил назад и 27-го того же месяца прибыл сюда.

Мы поэтому объяснили отступление В. К. В-ва вышеупомянутому послу как только могли лучше; он чрезвычайно жалеет, что его письмо не было вовремя доставлено В. К. В-ву и не принесло каких-либо плодов. Потому что, если бы В. К. В-во пожелали снизойти на его мольбы и просьбы, его Государь через это мог бы получить еще большие честь и уважение среди русских, потому что это было сделано ради него, и чрез это сам его посол мог бы приобрести у них больший кредит и доверие, при помощи чего, он полагает, мог бы достигнуть у этой нации большого, чем всякими заявлениями и резонами, как бы основательны они ни были. А вообще он заверяет с торжественными клятвами (medh dyre Edher), что при этих мирных переговорах он представляет беспристрастного и справедливого посредника и будет вести себя и держать так, как требуют особенная и братская любовь и признательность, которые имеет его Государь к В. К. В-ву. Хотя В. К. В-во, как он, по его словам, несколько [81] заметил, могли получить к нему некоторое недоверие; в чем мы, как только возможно было, постарались разубедить его (посла). Затем, что вообще касается мирных переговоров, то всеподданнейше не можем не сообщить сим В. К. В-ву, что по Его требованию и по заявлению английского посла о прибытии русских комиссаров в Полново (Polonow), (которое находится по сю сторону Осташкова в 12 милях от него), мы отправились 12-го октября из Звадского монастыря, и 16-го того же месяца прибыли сюда в Романов, где мы с тех пор не без всяческих хлопот и неудобств жили и ожидали, пока русские комиссары подъедут несколько ближе, чтобы можно было согласиться насчет времени и места переговоров и порядка их ведения (Gelaeydedh).

Но прибыв сюда, узнали мы, что названные комиссары еще не выехали из Осташкова, почему мы в высшей степени жаловались английскому послу, как на русских, так и на него самого, уверявшего нас в Зваде совсем в другом, и дали понять, что это было сделано к ущербу (praejudicio) В. К. В-ву, и заявили, что мы тотчас уедем назад в Новгород. Но он усерднейшим образом извинялся и сказал, что не может думать и предполагать ничего другого, как то, что опоздание русских к Полнову надо приписать не их гордости или хитрости (malitia), но лишь промедлению и позднему прибытию (saenkosamhz) русского гонца, который был послан им из Звада, что он подкреплял торжественной клятвой и просил нас, чтобы мы таких важных переговоров, которые так скоро должны были начаться, не уничтожили бы нашим отъездом, вследствие небольшого недоразумения; почему мы после многих отказов и длинных рассуждений (что подробнее можно видеть из протокола) согласились на следующее: остаться здесь еще несколько дней, но заявив протест, что это не должно приниматься в том смысле, что мы уступили русским какое-либо первенство (proeminentz) к ущёрбу В. К. В-ву, но что это сделано единственно из уважения к Е. В. Королю Великобритании и ради усердных просьб Его посла.

Русские комиссары прибыли в многократно-упомянутое Полново 23 октября; посол (английский) отправил туда 27-го того же месяца своего переводчика, чтобы окончательно договориться с ними, когда и где должны встретиться субделегаты обеих сторон и согласиться насчет времени и места, где мы сами могли бы сойтись вместе и или обменяться верительными грамотами или совершить целование креста; но, конечно, думают, что наибольшая трудность будет насчет места переговоров. Потому что мы желали встретиться в 4 милях отсюда на речке по имени Поломет, (Polomete), где мы могли [82] приказать выстроить мост или плоты, чтобы разговаривать посреди реки, и затем уезжать обратно каждый на свою квартиру и вести переговоры, обмениваясь письмами и иногда, когда обстоятельства потребуют, снова сходясь вместе на упомянутой реке; но русские хотели, чтобы мы проехали еще на три мили дальше на другом берегу Поломети (Polomett), в одно селение, где стоит всего несколько старых пустых домов, по имени Селище (Selitza), английский же посол будет жить на одну милю дальше в месте называемом Песок (?) (Peskeck), где мы все время будем вести переговоры друг с другом. Но мы не могли согласиться на это, как потому, чтобы не казалось, что мы слишком много уступаем им, так и потому, что это место представлялось нам не только не надежным, если бы они имели какие-либо мошеннические намерения, но и чрезвычайно неудобным относительно фуража для лошадей, который нельзя получить ближе, чем по ту сторону Старой Руссы, которая в 8 милях отсюда. И поэтому было бы слишком трудно и почти невозможно возить его из такой дали, особенно по той дороге, какая была это время, и если теперь надеются на лучшую дорогу, то явилось новое несчастие, — немногие крестьяне, которые еще до сих пор оставались на местах в Старорусском лэне, все до одного убежали к русским, так что, если теперь нам понадобятся какие либо подводы, мы можем надеяться только на собственных лошадей. И хотя по всемилостивейшему повелению и напоминанию В. К. В-ва мы охотно приняли бы какие только возможно меры предосторожности против как русских, так и других бродячих шаек, потому что мы знаем, что от этого зависят как репутация и служба В. К. В-ва, так и наши собственные жизнь и благополучие, и поэтому должны быть особенно осторожны ко всяким предложениям удобных мест со стороны врагов, но, как упомянуто выше, из за отсутствия сена нам невозможно держать здесь какую-либо кавалерию, но мы должны были расположить ее в Старой Руссе и вокруг нее, в восьми и пяти милях отсюда, и здесь с нами 200 солдат, которых мы с большим трудом кормим, и потому можно опасаться, что если переговоры еще надолго затянутся, то как бы нас не выгнал отсюда голод; но мы охотно будем изыскивать всевозможные средства и извороты для продолжения их здесь, пока будет какая-либо надежда или вероятие достигнуть чего-либо доброго, и будет какая-либо возможность кормить людей и лошадей, что сказать по правде, не может тянуться Долго, потому что относительно довольствия людей не имеется ничего другого, кроме подвоза из Новгорода, который однако теперь уже так высосан и разорен (utsughatt och foerarmadh), что невозможно долее терпеть. [83]

Поэтому, всемилостивейший Король и Государь, В. К. В-во по своему высокому разуму отсюда легко поймете, что дело не терпит долгой проволочки, и дорога между В. К. В-ом и нами и длинна, и небезопасна, так что нельзя надежно посылать никаких одиночных гонцов между нами (особенно теперь, когда Псковичи получили свободу передвижений), но все должно делаться с сильным конвоем, отчего не только окончательно будут испорчены немногия верховые лошади, которые еще как нибудь работают, если им часто придется ездить с письмами, но и переговоры слишком долго затянутся, почему мы из доставленного нам 29 октября Клаэс Клаэссоном мемориала выбрали некоторые пункты, по нашему мнению, требующие дальнейшего обсуждения и всемилостивейшего решения В. К. В-ва, и вместе с некоторыми другими вопросами, о которых мы еще не получили достаточных инструкций и которые, по всему вероятию, могут быть возбуждены во время переговоров, изложили их в особой бумаге, которую послали Государственному Канцлеру, для всеподданнейшего представления В. К. В-ву, всеподданнейше прося В. К. В-во всемилостивейше принять и обсудить эти наши всеподданные, верные и благожелательные соображения и при первой возможности прислать нам на них Ваши окончательные резолюцию и мнение. Как только переводчик английского посла вернется от русских комиссаров (чего мы ожидаем сегодня или завтра), мы безотлагательно всеподданнейше донесем В. К. В-ву, скороли будет наше свидание и как стоят на этот счет дела.

Поручая и т. д. и т. д.

Из Романова (монастыря) 3 ноября 1615 года

Вашего Королевского Величества всеподданные и покорные слуги Якоб Делагарди, Фридрих Горн, Арвид Теннессон, Монс Мортенссон.

Комментарии

50. pa ny bemaeldt?

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info