Франко-русский оптимизм и турецкие дела.

Те несколько дней, которые французский премьер провел в Петербурге и Москве, — с конца июля до первых чисел августа, — должны были оставить в нем чрезвычайно приятные и лестные для нас впечатления. Он видел блеск и роскошь оффициальной России, беседовал с ее министрами и сановниками, получил много новых для него сведений о богатстве и величии русского народа, убедился в неизменной прочности русской дружбы и вернулся на родину с сознанием полной обеспеченности международного положения Франции. На банкете в Дюнкирхене Раймонд Пуанкаре выразил уверенность, что отныне франко-русский союз является постоянною основою совместной дипломатической деятельности, что он не оставляет уже места никаким недоразумениям, что все в этом союзе ясно и просто, при существовании безусловного взаимного доверия обеих стран. Заботясь о сохранении мира, союзники «должны внимательно следить за событиями и оберегать себя, по обоюдному соглашению, от случайностей будущего». Счастливым дополнением к этому союзу служит сближение с Англиею, которое при известных обстоятельствах само принимает характер союза. Правители и представители французской республики вообще весьма довольны результатами поездки Пуанкаре. Они опираются на тройственное согласие, как на каменную [410] гору, и обнаруживают замечательный оптимизм в делах внешней политики. Оффициальное сообщение, появившееся одновременно у нас и в Париже после отъезда французского премьера из России, проникнуто тем же духом спокойного оптимизма.

Оправдывается ли этот оптимизм современным политическим положением в Европе и в других частях света? Казалось бы, что европейская дипломатия давно уже не переживала столь тяжелого состояния, как в настоящее время. Целый ряд великих опасностей грозит культурным нациям с разных сторон. Турецкий кризис разростается и запутывается, захватывая все новые области; к волнениям отдельных народностей присоединяется внутренняя борьба между младотурками и их противниками, между враждующими партиями среди самого мусульманства. Комитет «Единения и прогресса» устранен от власти, но не отказывается от своей роли и от своих притязаний; он располагает еще значительным влиянием на местах, благодаря своей партийной организации, и правительство Мухтара-паши считается с ним как с крупною оппозиционною силою. Эти внутренние раздоры отразились на успехе албанского движения, которое неожиданно перешло в пределы Македонии и Старой Сербии; вооруженные албанские отряды заняли Ускюб и собирались идти дальше, к Салоникам, в случае неисполнения их требований. Турецкие войска, стоявшие гарнизоном в Ускюбе, держались пассивно в стороне при вступлении албанцев в город и предоставили им хозяйничать без всяких стеснений; очевидно, военные командиры имели на этот счет вполне определенные инструкции. Для местного христианского населения появление недисциплинированных отрядов албанских мусульман послужило источником страшной тревоги, переходившей отчасти в панику; это обстоятельство доставляло видимое удовольствие туркам, которые вообще не имели повода чувствовать вражду к правоверным арнаутам и их храбрым бегам. Смелые действия албанских вождей указывают лишь на ту степень внутреннего разложения и анархии, которая характеризует нынешнюю Турцию. Прежде восставали против Порты отдельные христианские племена, а теперь поднимаются мусульмане, стремящиеся к сознательной защите своих гражданских и политических прав. Младотурецкое правительство желало усмирить албанцев вооруженною силою, во имя единства империи; но очень многие турки, даже из стоящих в рядах армии, относились сочувственно к восставшим и признавали их домогательства справедливыми. Новые министры, с престарелым Мухтаром во главе, решили воздержаться от прямого противодействия албанцам и обязались исполнить главнейшие их требования. В [411] числе этих требований, принятых Портою, имеются следующие пункты: учреждение новых магометанских богословских школ; преподавание на местном языке в средних и низших учебных заведениях; расширение сети железных дорог; устройство общественного управления в городах и селах; право местных жителей основывать частные училища; устройство гимназий и сельскохозяйственных школ в санджаках с населением более трехсот тысяч человек; назначение чиновников из лиц, знающих язык и обычаи страны; соблюдение нравов и обрядов, установленных предписаниями ислама; издание специальных законов, приспособленных к условиям горной Албании; право отбывать воинскую повинность в пределах Румелии, за исключением военного времени и чрезвычайных внутренних обстоятельств; раздача усовершенствованного оружия жителям по выбору администрации; вознаграждение албанцев за их разрушенные войсками жилища; полная амнистия для инсургентов, так же как и для присоединившихся к ним турецких офицеров и солдат. Албанские вожди требовали еще предания суду кабинетов Ханни-паши и Саида-паши, но правительство обошло этот пункт молчанием.

Программа албанской революции ни в чем не задевала традиционных взглядов и верований турецких патриотов, а в некоторых отношениях даже вполне соответствовала их идеям. Угроза идти на Константинополь и оказать непосредственное воздействие на султана никого уже не смущала после успешных младотурецких опытов, приведших к восстановлению и упрочению конституции. Албанское движение, хотя и революционное по способу действия, остается все-таки по существу турецкомусульманским и, следовательно, консервативным; оно косвенно направлено против местных христиан — болгар и сербов, так как укрепляет над ними власть мусульманства. Оттого успехи албанцев вызывали сильное беспокойство не только в Македонии, но и в Сербии, Черногории и Болгарии. Македонские деятели возлагали все свои надежды на военное вмешательство соседних славянских государств и, как говорят, прибегали даже к искусственным мерам для возбуждения в этих странах агитации в пользу войны. Близ границ Болгарии, в местечке Кочана, в Коссовском вилайете, произошел 2-го августа (19-го июня) взрыв брошенных кем-то бомб, причем пострадало около сорока человек, и в том числе несколько турок. Взволнованные этим мусульманские жители тотчас набросились на местных болгар и устроили страшную резню, при явном содействии и сочувствии турецкого гарнизона и его офицеров; более полутораста [412] человек было зверски убито и изувечено. Известия об этом погроме возбудили негодование в Болгарии; в разных местах страны собирались шумные народные митинги для выражения воинственных чувств против Турции и для пропаганды идеи заступничества болгарского правительства и болгарской армии за избиваемых братьев. Загадочные динамитные взрывы происходили и в местечках, населенных по преимуществу сербами, и результат получался одинаковый: местные турки избивали ни в чем неповинных сербских обывателей, предполагая их солидарность с террористами — а эти избиения волновали население Сербии, поддерживая в нем мысль о неизбежной войне с насильниками. Так постоянно созревает план совместной военной расправы балканских государств с разлагающеюся Турциею, пока еще не прекратилась война ее с Италиею. Будет ли допущена эта «расправа» великими европейскими державами? Есть основание думать, что Австро-Венгрия ничего не имеет против дальнейшего роста албанского движения и против успешного перехода его на соседние македонские земли, ибо Албания, по установившемуся мнению, входит в сферу австрийского влияния, и венский кабинет может только выиграть от ее автономии и ее территориального расширения в ущерб пограничным областям Македонии и Старой Сербии. С этой точки зрения война Болгарии, Сербии и Черногории против Турции представляется в высшей степени нежелательною для венской дипломатии, — и потому в Австро-Венгрии сильнее чем где-либо сознается необходимость предупредить опасность военного пожара на Балканском полуострове. И для России эта война балканских народов была бы связана с риском невольного участия и вмешательства, в случае разгрома сербско-болгарских войск турками и их возможными союзниками, австрийцами. А если в дело была бы замешана Россия, то и Франция не могла бы оставаться в стороне. Подобные перспективы не дают материала для оптимизма, который чувствуется во всех новейших заявлениях французских министров и солидарной с ними французской печати по вопросам внешней политики.

В положении балканских дел наступил такой острый критический момент, что европейская дипломатия должна была наконец предпринять что-нибудь для оправдания опекунской ее роли относительно ближнего Востока. Этот момент был весьма удачно выбран новым руководителем венского кабинета, графом Берхтольдом, для дипломатического шага, являющегося как бы предисловием к попытке серьезного коллективного вмешательства. Австро-венгерский министр иностранных дел обратился к [413] державам, подписавшим берлинский трактат, с предложением приступить к обмену, мнении о турецких делах. Граф Берхтольд пояснил при этом, что он вовсе не предлагает вмешиваться в турецкие дела, так как политика вмешательства могла бы только ослабить Турцию и привести к результатам, противоположным тому, что имеет в виду Австро-Венгрия.

Дипломатия великих держав должна, напротив, способствовать укреплению Турции и поддержать турецкое правительство, которое стремится загладить допущенные ошибки и начать серьезную реформаторскую деятельность; вместе с тем необходимо, по мнению графа Берхтольда, внушить балканским народам, чтобы они не ставили затруднений турецкому правительству в его стремлении улучшить и упрочить внутреннее положение страны. Как говорит венская «Neue Freie Presse», «европейский концерт должен вновь выступить на сцену и провести политику доброжелательных советов по всем направлениям»; газета надеется, что таким путем будет дан турецкому правительству нужный ему срок для осуществления программы, которая уже с успехом проводится в Албании. Этим будет достигнуто, как думают более доверчивые и спокойные люди, настроение балканских государств относительно Турции. В ответной телеграмме на запрос редакции вечерних «Биржевых Ведомостей» граф Берхтольд следующим образом формулировал, для сведения русской публики, основные мотивы своего предложения: «Австро-венгерское правительство исповедует твердо, — ныне, как и всегда, — принцип, часто им высказываемый, о поддержании status quo на Балканах и о мирном развитии балканских народов. Далекое от всякого пессимизма, австро-венгерское правительство, наоборот, видит благоприятный симптом в новом децентрализующем и индивидуализирующем направлении нынешнего оттоманского кабинета, но именно в интересах столько же Турции, как и балканских народов, поддержка этого нового политического направления со стороны великих держав кажется ему необходимою».

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info