Балканский кризис и австрийская политика

Воинственный шум на Балканах отчасти затих, но вопросы, поднятые политикою венского кабинета, далеко еще не могут считаться решенными. Слишком много разнообразных интересов затронуто последними наступательными актами Австро-Венгрии: взбудоражен весь ближний Восток, национальные чувства славянских народностей возбуждены до крайности, испорчены отношения с Турциею и нарушены формальные договорные права великих держав. Превращение боснийской оккупации в «аннексию» обошлось чрезвычайно дорого австрийцам и в финансовом отношении. Одни военные расходы, вызванные усилением войск в занятых провинциях и приготовлениями на случай войны с Сербией и Черногорией, превышают уже двести миллионов крон. Бойкотирование австрийских товаров в турецких владениях причиняет огромные убытки австрийской торговле; многие промышленные предприятия, работающие специально или преимущественно на восточный рынок, доведены до разорения; пароходные рейсы к Леванту перестали служить источником дохода для австрийского «Ллойда».

Трудно понять, для чего предпринята вся эта разорительная дипломатическая кампания, с которою связал свое имя барон Эренталь. Думал ли министр поднести императору ценный подарок к его юбилею, в виде окончательного закрепления фактических австрийских приобретений на Балканском полуострове? Если он не понимал опасности своего решения и не предвидел неизбежных его последствий, то объясняется ли это простым легкомыслием или чем другим? Барон Эренталь, как опытный и сведущий дипломат, не может быть заподозрен ни в легкомыслии, ни в невежестве; напротив, с обычной дипломатической точки зрения, он поступал вполне рассчетливо и последовательно. Заручившись одобрением и безусловной поддержкою Германии, он считал свое дело [876] обеспеченным при существующем международном положении в Европе от России он вообще не ожидал протестов, в виду ее давнишнего формального согласия на отдачу Боснии с Герцеговиною под власть Австро-Венгрии; на Балканах он имел готового соучастника в болгарском правительстве, заинтересованном в признании независимости Болгарии и в «аннексии» Восточной Румелии; Турцию он надеялся удовлетворить очищением Новобазарского округа, а относительно Сербии и Черногории он довольствовался соображениями об их ничтожестве и бессилии пред лицом могущественной империи Габсбургов. Казалось, что все было взвешено и принято во внимание венским кабинетом — но упущено из виду только одно обстоятельство: дело шло не о мертвой территории, а о живом, народе, имеющем также право голоса в вопросе о будущей своей судьбе. Кроме сербской народности, населяющей две турецкие провинции и два славянских государства — Сербию и Черногорию, на сцену выступил и турецкий народ, пробудившийся к сознательной политической жизни со времени введения конституции. С одной стороны, сербы обнаружили наклонность к решительному сопротивлению, не отступая пред риском военного разгрома, а с другой стороны турки, пассивность которых в былое время вошла в пословицу, оказали на этот раз энергический и систематический отпор в форме разрыва торговых сношений. Для дипломатии до сих пор существуют только правительства, с которыми нужно ладить, а народы, их интересы, их чувства и стремления, остаются где-то на заднем плане, без прямого влияния на ход закулисных комбинаций и событий. Между тем народы не соглашаются уже по прежнему молчать, когда их не спрашивают; они все чаще и сильнее вмешиваются во внешнюю политику, нарушают самые обдуманные дипломатические планы и вносят элемент живого национального, чувства в такую область, где до последнего времени не было принято руководствоваться сознательными народными потребностями и желаниями. Барон Эренталь действовал по старым шаблонам и традициям дипломатического искусства, — и в этом заключается его ошибка. Демократический тон современной жизни все более прорывается наружу сквозь устарелые формы традиционной государственности, и для успехов внешней политики уже недостаточны те средства, какие практиковались в эпоху берлинского конгресса. В этом, пришлось убедиться Австро-Венгрии на деле, при попытке осуществления задуманной ее дипломатами «аннексии».

Чтобы выпутаться из тяжелого длительного кризиса, венский кабинет вынужден был согласиться не только на значительные уступки и обещания, но и на крупные финансовые жертвы. [877] Предвапроект австро-турецкого соглашения, подписанный в Константинополе, изложен в семи параграфах, сущность которых заключается в следующем. Боснякам-мусульманам предоставлено в течение трех лет выселяться в пределы Оттоманской империи; населению обеспечена свобода веры и совести; в мечетях будет по прежнему поминаться имя султана в установленных молебствиях, и местное мусульманское духовенство остается подчиненным шейх-уль-исламу. Австро-Венгрия обязывается уплатить Турции два с половиною миллиона турецких фунтов (около 25 милл. рублей) в вознаграждение за государственные земли в Боснии и Герцеговине; австрийское правительство соглашается, чтобы с 1 марта пошлины с товаров, привозимых в Оттоманскую империю, были повышены с 11% до 15% с цены, и чтобы установлена была монополия или увеличены ввозные пошлины на керосин, папиросную бумагу, спиртные напитки и игральные карты. Австро-венгерские почтовые учреждения в Оттоманской империи будут упразднены. Австро-Венгрия обещает оказать поддержку турецкому правительству на предстоящей конференции. Султан отказывается от своих верховных прав на Боснию и Герцеговину в пользу австро-венгерской монархии; австро-венгерское правительство в свою очередь отказывается от своих прав и привилегий в Новобазарском санджаке. — Этот проект соглашения, одобренный в принципе венским кабинетом, подлежит еще пересмотру и оценке со стороны венгерского министерства; некоторые параграфы уже теперь вызывают серьезные возражения, — напр. правило о подчиненности боснийского мусульманского духовенства константинопольскому шейх-уль-исламу. Но никто не спорит уже ни против денежного вознаграждения, ни против других льгот в пользу Турции; допускается и мысль о компенсации в пользу Сербии и Черногории. Опасность войны между австрийцами с одной стороны и турками и сербами с другой — может считаться устраненною; уладится вероятно и параллельно возникшая распря между Болгариею и Турциею, так как и в этом случае спор вертится около цифр денежного вознаграждения за румелийскую дань и за восточно-румелийские железные дороги.

Австро-Венгрия выйдет из кризиса ослабленною, с некоторою потерею нравственно-политического авторитета, с расстроенным международным положением, с усиленною путаницею внутренних национальных отношений — и единственной формою удовлетворения для противников и обличителей этой неудачной авантюры явится отставка министра иностранных дел, барона Эренталя. Очевидно, современный характер международной дипломатии, насколько он [878] воплощается в деятельности венского кабинета, не соответствует жизненным интересам народов. Корень зла — не в грехах и ошибках отдельных лиц, а в неправильной организации, которая безусловно нуждается в преобразовании. Сама империя Габсбургов в ее нынешнем виде есть в сущности аномалия: это не государство и не союз государств и не федерация народностей, а конгломерат областей и территорий, населенных различными и отчасти враждующими между собою племенами, для которых единственным объединяющим началом должна служить династия. Эта исключительная в своем роде династическая империя преодолевает всякие трудности своего существования именно благодаря внутреннему племенному антагонизму, вызывающему и оправдывающему необходимость внешней объединяющей власти; не будь этого антагонизма, искусственный династический характер империи потерял бы свой raison d’etre, и мирная федерация племен могла бы установиться на прочных демократических основах. Насколько поддержание этого антагонизма входит в программу австрийских правящих кругов, можно видеть из некоторых новейших фактов. В Праге долго устраивались особые уличные шествия немецких студентов, вызывавшие решительные протесты чешских обывателей. Чем сильнее возмущались чехи, тем упорнее возобновлялись еженедельные немецкие «буммели», сопровождаемые драками и беспорядками. Немцы считали своим патриотическим долгом делать то, что неприятно чехам, и в этом отношении имели на своей стороне местную правительственную власть. Наконец, чехи попробовали на один раз оставить без внимания немецкую процессию — и как только немцы убедились, что их «буммели» перестали раздражать население, они тотчас же сами прекратили свои ненужные шествия по улицам Праги. Дразнить иноплеменников, показывать им свое пренебрежение или неуважение, нарочно делать то, что вызывает их протесты, — такова политика господствующих национальностей в Австро-Венгрии. Итальянские обыватели давно добиваются учреждения своего национального университета в Триесте, и венское правительство после многих обещаний и проволочек решилось наконец устроить теперь итальянский юридический факультет — но не в Триесте, как центре итальянского населения, а в Вене, где нет итальянцев. Это сделано как будто только для того, чтобы не показать вида уступчивости итальянцам, и в результате опять усилилось бесплодное, никому ненужное раздражение среди представителей такой народности, с которою Австрия имеет веские мотивы поддерживать близкие, сочувственные отношения. Принцип равноправности национальностей далеко не пользуется еще признанием в [879] Австро-Венгрии на практике, и это неравенство особенно ярко выразилось в способе действий венского кабинета относительно сербского населения Боснии и Герцеговины.

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info