Крайне опасное и тяжелое положение дел в Европейской Турции неожиданно обострилось новым убийством русского консула, которое на этот раз нельзя уже было объяснять случайностью. В Битолии повторилось то, что было в Митровице; консул А. А. Ростковский погиб от руки турецкого солдата, как и Щербина. Очевидно, злобное настроение турок направилось специально против России, на которую ошибочно возлагается ответственность за все несчастия Оттоманской империи, и это настроение все чаще и сильнее обнаруживается в рядах турецкой армии. Снисходительное отношение к убийству Щербины не было правильно понято турками и, быть может, послужило поводом к странному предположению, что России вообще несвойственно заступаться за своих представителей с такою прямолинейною энергиею, какую выказывают в подобных случаях другие великие державы, например Англия или Германия; поэтому нападения на русских консулов представлялись как будто наименее опасными для Турции подвигами турецкого патриотизма. Дать укорениться такому взгляду в мусульманском населении было уже немыслимо с нашей стороны, и это обстоятельство выяснилось вскоре после печального события в Битолии. Первые оффициальные телеграммы, сообщая о самом факте, упоминали в то же время об обычных извинениях и успокоительных уверениях турецких властей. Русский посол в Константинополе телеграфировал в Петербург 26 июля (8 августа):

«Консул в Битолии Ростковский только-что пал жертвой возмутительного злодеяния. Он убит часовым при въезде в город. Великий визирь и министр иностранных дел явились ко мне с выражением соболезнований от имени его величества султана. Ферид-паша заявил мне, что убийца, жандарм Халим, будет подвергнут самой строгой каре, и что монастырский вали будет отрешен от должности». [365]

Фактические подробности убийства передавались в депеше управляющего русским консульством в Битолии, от того же 26 июля:

«Возвращаясь утром с дачи в город, консул, когда проезжал около полицейского поста, заметил, что полицейский, несмотря на общий приказ вали, оффициально сообщенный местным консульствам, не отдает ему чести. Консул вышел из коляски, чтобы спросить имя полицейского; последний выстрелил несколько раз и убил его наповал пулями в голову и бок. Двумя пулями ранена также лошадь. В мчавшегося с пустым экипажем кучера стреляли еще в городе. Посетивший меня сейчас вали сообщил, что имя убийцы — Халим».

Вслед за этими телеграммами напечатана была в «Правительственном Вестнике» от 28 июля следующая депеша нашего министра иностранных дел на имя русского посла в Константинополе, от 27 июля:

«Государем Императором получена телеграмма от Султана с выражением глубокого сожаления по поводу кончины российского консула в Битолии.

«По представлении мною на Высочайшее воззрение одновременно полученной вашей телеграммы о возмутительном убийстве статского советника Ростковского, Государю Императору благоугодно было повелеть, чтобы вы, не ограничиваясь принятием заверений, данных вам великим визирем, предъявили турецкому правительству самое энергическое требование о полном удовлетворении и немедленном примерном наказании как преступника, так и всех военных и гражданских лиц, на коих падает ответственность за совершенное дерзкое злодеяние».

Двумя днями позже признано было необходимым точно формулировать сущность энергических требований, предъявляемых Порте, и подкрепить их посылкою русской эскадры в турецкие воды. Наш министр иностранных дел телеграфировал 29 июля в Константинополь:

«Глубокие сожаления, высказанные его величеством Султаном, посещение Императорского посла его величеством принцем Ахметом, выражения соболезнований со стороны великого визиря, министров и других сановников — не могут считаться достаточным удовлетворением.

«Государю Императору благоугодно было оказать высокомилостивое снисхождение по поводу убиения консула в Митровице потому, что это преступление совершено было албанцем во время восстания этого племени против своего правительства. Совершенно другой характер имеет учиненное в Битолии дерзкое злодеяние, которое требует самого строгого возмездия.

«Государю Императору благоугодно было поэтому Высочайше повелеть, чтобы вы отклонили всякого рода голословные обещания и потребовали выполнения нижеследующих условий:

«Безотлагательного и самого тяжкого наказания жандарма, убившего статского советника Ростковского. [366]

«Арестования и примерного наказания стрелявших в экипаж российского консула.

«Немедленного представления вам положительных данных действительной ссылке битольского валия.

«Немедленной же строгой кары для всех гражданских и военных чинов, ответственных за убиение российского консула.

«Помимо этого, в целях общего умиротворения вилайетов, вам надлежит предъявить требования:

«О безотлагательном и самом строгом наказании всех тех турецких чинов, на возмутительные действия которых указывал управляющий консульством в Ускюбе после совершенного им совместно с австрийским консулом объезда Коссовского вилайета.

«О восстановлении в должности уволенного Измаила Хакки, о деятельности которого были даны благоприятные отзывы главному инспектору Хильми-паше, и об освобождении из-под ареста крестьян, дававших показания русскому и австрийскому консулам о зверствах турок.

«О немедленном смещении и наказании административных чинов, злоупотребления которых были обнаружены в Солуни и Призрене;

«и наконец, о безотлагательном назначении иностранных офицеров в состав жандармерии и полиции для необходимого успокоения мирного населения и введения законного порядка».

«Одновременно — как сказано было далее в «Правительственном Вестнике» от 2 августа — российскому послу в Константинополе сообщено было, что из Севастополя отправлен будет в турецкие воды отряд судов черноморского флота». Для того, чтобы эта военно-морская демонстрация не была истолкована в смысле более активного вмешательства России в балканские дела, наше дипломатическое ведомство обнародовало также следующую объяснительную телеграмму на имя русского дипломатического агента в Болгарии, от 30 июля:

«Императорское правительство не может оставить без должного возмездия возмутительного злодеяния, жертвою которого пал русский консул в Битолии, и приняло уже энергические меры к истребованию от Турции соответствующего удовлетворения.

«Как вслед за убийством консула нашего в Митровице мы настояли на подавлении возникшего тогда среди албанских племен движения, так и ныне оттоманскому правительству предъявлены требования о строгом наказании всех турецких гражданских и военных властей, виновных в жестокостях против христианского населения.

«Вы должны, однако, позаботиться о том, чтобы энергическое воздействие России в Константинополе не могло быть истолковано ни болгарским правительством, ни македонскими комитетами в смысле изменения политической программы, обнародованной в правительственных сообщениях. Со стороны княжества было бы опасным заблуждением считать принимаемые меры за поощрение революционной агитации комитетов, преступная деятельность которых [367] продолжает служить препятствием к умиротворению вилайетов, а стало быть и к введению проектированных реформ. Из поступающих от русских консулов донесений явствует, что мирное христианское население страдает не менее от революционных банд, чем от бесчинств и грабежей турок.

«Все эти обстоятельства указывают на необходимость и со стороны софийского правительства самого решительного воздействии в целях прекращения смуты на Балканском полуострове».

Посылка русской эскадры к берегам Турции не замедлила произвести свое действие в Константинополе и тотчас же заставила Порту отнестись с полною серьезностью к требованиям России. Русский посол в Константинополе сообщал депешею от 1-го августа, что, согласно полученному им извещению Порты, «смещенный монастырский вали высылается в Триполи, и уже приготовляется пароход, на котором он будет отправлен на место своего изгнания». Сверх того, турецкий министр иностранных дел уведомил посла оффициальной нотой, что убийца российского консула в Битолии и его сообщники присуждены были к смертной казни, и что исполнение приговора состоялось 31-го июля (13-го августа) всенародно на самом месте злодеяния. Наконец 10-го (24-го) августа напечатано и было успокоительное правительственное сообщение, положившее конец тревожным толкам о последствиях принятых мер относительно Турции.

«Императорское правительство — говорится в этом сообщении — получило оффициальное извещение о состоявшемся повелении султана немедленно исполнить без исключения все требования, которые были предъявлены Порте чрез Императорского посла в Константинополе вследствие убийства российского консула в Битолии.

«Государю Императору благоугодно было Высочайше повелеть находящимся в Инаде русским военным судам вернуться в Севастополь».

По полученным от русского посла в Константинополе сведениям, Портою сделаны следующие распоряжения, с целью удовлетворить справедливые требования России:

«Помимо казни двух преступников и присуждения к каторжным работам двух других жандармов, исключены со службы офицеры, позволившие себе неуважительные отзывы о покойном российском консуле в Битолии. Производится тщательный розыск лиц, стрелявших в экипаж статского советника Ростковского. Уволены в преданы суду все должностные лица, числом 24, означенные в переданном действительным тайным советником Зиновьевым Порте списке к о деятельности коих даны были неблагоприятные отзывы нашими консульскими представителями. Все частные лица, поименованные в том же списке и обвиненные в различных преступлениях, равным образом преданы суду. Восстановлен в прежнем звании полицейского комиссара в Паланке Измаил Хакки, [368] уволенный от этой должности, вопреки представлению управляющего российским консульством в Ускюбе. Все лица, арестованные вследствие принесения ими жалоб на насилия и злоупотребления со стороны мусульман, освобождаются. Генеральному инспектору по введению реформ в трех вилайетах, Хильми-паше, сделан выговор. Начальник жандармерии и начальник полиции в Солунп, Хайреддин-Бей и Масхар-Бей, замещены другими лицами. Порто» сделано распоряжение о приглашении в состав жандармерии нескольких иностранных офицеров, имена которых будут сообщены дополнительно, и, наконец, всем военным, гражданским и судебным властям даны строгие приказания о принятии мер в видах обеспечения порядка и безопасности».

Отозванием русской эскадры в Севастополь закончился крупный политический инцидент, вызванный убийством нашего консула в Битолии. Дипломатия должна была опять удовлетвориться «состоявшимся повелением султана» и данными Портою «строгими приказаниями всем военным, гражданским и судебным властям о принятии мер в видах обеспечения порядка и безопасности». Всякий знает, что повеления султана и строгие приказания Порты совершенно бессильны в значительной части Европейской Турции, и что турецкое правительство по существу неспособно обеспечить порядок и безопасность в стране с смешанным населением; тем не менее, фразы о желательных мероприятиях и обещаниях Порты постоянно повторяются в дипломатической переписке по турецким делам, и по прежнему мучительный хронический кризис прикрывается условными формулами и фикциями, необходимыми, как думают многие, для сохранения общего мира. Взаимное недоверие и недоброжелательство между культурными нациями, заинтересованными в турецких делах, не ослабляются даже такими фактами, как убийство русского консула, и несмотря на то, что наша дипломатия на Балканском полуострове действует заодно с австрийскою в силу соглашения 1897 года, немецко-австрийская оффициозная пресса все-таки воспользовалась смертью А. А. Ростковского для явно-несправедливых обвинений и враждебных выходов против русской политики и ее представителей в Турции. Берлинские и венские газеты давали делу такое освещение, что приходилось считать самих русских консулов виновными в турецких покушениях и насилиях; еще дальше шла в этом направлении «Кельнская Газета», получающая свои политические сведения и указания из министерских канцелярий Берлина и Вены. «Кельнская Газета» уверяла, что русские консулы ведут себя будто бы вызывающим образом, что они систематически поддерживают и поощряют революционное движение против власти султана, что они сознательно раздражают турок и дают пищу их патриотическому фанатизму; так, покойный А. А. [369] Ростковский, по словам газеты, обратился к турецкому часовому с ругательствами и затем дал ему будто бы пощечину, после чего тот и выстрелил в него. И эта нелепость обходила серьезные органы немецкой печати, не встречая своевременного категорического опровержения. «Кельнская Газета» сообщала кстати, что названный консул не стеснялся вообще в обращении с турками, что он неоднократно имел конфликты с турецкими властями вследствие своей склонности к кулачной расправе, что однажды он нагайкой действовал против турецких артиллеристов и т. п. Между тем, в этих рассказах и уверениях не было ни единого слова правды; известно было напротив, что А. А. Ростковский решительно осуждал деятельность македонских комитетов и относился враждебно к болгарской агитации, чем навлек на себя даже упреки в турко-фильстве; он отличался вообще сдержанностью и тактом — качествами, без которых немыслима дипломатическая карьера, особенно в такой сфере, где каждый шаг осуждается и критикуется язвительными иноземными наблюдателями. Обращение к турецкому солдату, не отдавшему ему чести, могло бы считаться бестактностью только с точки зрения людей, незнакомых с восточными нравами и понятиями; соблюдение внешних обрядов играет вообще большую роль на Востоке, и иностранные представители в Турции, в силу своего особого положения, вероятно, не могут пропускать без внимания такие обстоятельства, которые нам кажутся слишком мелкими и ничтожными. Недоразумения вследствие неотдания чести солдатами случались с равными европейскими консулами в турецких землях и обыкновенно оказывались только недоразумениями: солдатам ставили на вид допущенную ими небрежность и внушали на будущее время быть внимательными к Европе в лице ее представителей, чем и исчерпывался инцидент; так же точно поступил в данном случае и А. А. Ростковский — и неожиданно попал на фанатика, который, вместо обычного извинительного ответа, поднял против него оружие. Если такой опытный местный деятель сделал столь крупную и роковую для себя ошибку, то посторонним критикам трудно говорить об его вине или неосторожности; действие совершенно незначительное само по себе может иногда повлечь за собою катастрофу вследствие сцепления разных непредвиденных случайностей. А что катастрофа произошла именно с русским консулом, а не с кем-нибудь другим, то это зависело не от особенностей в поведении различных консулов, а от традиционного турецкого взгляда на Россию и русских. Ростковский, как и Щербина, пал жертвою именно этой старинной неприязни турок к «московам», в чем оба они лично никак не могли считаться ответственными. [370]

Печально видеть, что газеты, говорящие нередко от имени правительства, обнаруживают полное непонимание важнейших вопросов внешней и внутренней политики и настойчиво выдают свои невежественные взгляды за отголоски влиятельных и властных элементов общества. Мы не сомневаемся, что высокомерные заявления этих газет заключают в себе значительную долю самозванства, и что «Московские Ведомости», называющие князя Черногорского «князем де-Монтенегро», столь же мало уполномочены выражать правительственные мнения, как и «Гражданин», постоянно озабоченный мнимою охраною интересов власти. По поводу балканских дел «Гражданин» наглядно доказал свою отдаленность от каких бы то ни было сознательных и разумных представлений о внешней политике. Упомянув об обстоятельствах гибели Ростковского, «Гражданин» (№ 61) от себя повторяет обвинения и намеки, высказанные без достаточного в тому основания в иностранной печати. К сожалению, — замечает автор «дневника» в газете князя В. Мещерского, — подробности «похожи на те, которые мы узнали после убиения первого нашего консула, в том отношении, что, как в первом событии, так и в этом, повод к убийству изошел от консула. Оба, очевидно, без особой нужды, не принимая во внимание возбужденного и фанатического состояния умов в данную минуту, искусственно вызвали проявление фанатизма. Ни того, ни другого убийства не было бы, если, подобно другим консулам, наши консулы не вмешивались бы в уличную жизнь, как оффициальные личности». Предположение — совершенно неверное: другие консулы, как напр. британские или австрийские, гораздо энергичнее наших вмешиваются в местные дела на Востоке и славятся вообще гораздо большею предприимчивостью, чем русские представители; но австрийцы или англичане издавна пользуются репутациею друзей и защитников Турции, чего нельзя сказать о русских дипломатах, вопреки всем усилиям их охранять турецкий status quo совместно с Австриею. Для избежания турецких посягательств на русских дипломатических представителей, «Гражданин» предлагает просто убрать наших консулов из Македонии и Болгарии, так как они «для дипломатического дела вовсе не нужны» (?), и именно потому, что они русские, «могут постоянно, при малейшей с их стороны неосторожности, вызывать какие-либо неприятные для оффициальной личности консула демонстрации». По мнению князя Мещерского, «такая решительная мера, как отозвание всех русских консулов из Болгарии, Македонии и Албании, имела бы свое непосредственное действие на умы во всех этих местностях тем, что бесповоротно уже свидетельствовала бы о твердой решимости России ни в каком [371] случае не вмешиваться в события, там происходящие». Хотя «Гражданин» советовал принять эту «решительную меру» тотчас после убийства Щербины, но совет не был исполнен, о чем он серьезно сожалеет; ибо нет сомнения, что «не будь русских консулов в Македонии», их бы там и не убивали, а кроме того — прибавляет князь Мещерский — «не будь там русских консулов, восстание не разгоралось бы снова с такою силою». Газета не предлагает, однако, упразднить уж кстати и русское посольство в Константинополе, а между тем посольству нечего было бы делать в Турции, после устранения всех консулов. Князь Мещерский не подумал даже о том, что другие великие державы продолжали бы иметь своих представителей и агентов на Балканском полуострове, и что поэтому удаление оттуда одних русских консулов было бы равносильно отречению России от всякого влияния и роли на ближнем Востоке. Иностранные консулы, и в том числе русские, являются фактически главнейшими охранителями законности и общественной безопасности в турецких землях; они призваны быть заступниками и покровителями бесправного христианского населения, и не будь их, турки с гораздо большею свободою расправлялись бы с христианами и истребляли бы их в несравненно большем количестве, чем теперь. Присутствие консулов служит единственным якорем спасения для злосчастной массы иноверных подданных султана; только иностранные представители внушают некоторую боязнь ответственности турецким самовластным правителям, местным и центральным, и если что-нибудь делается в Турции для защиты населения от кровавого произвола башибузуков, то только благодаря существованию и вмешательству иностранных консулов, в том числе и русских. При таких условиях отозвание всех русских консулов из областей, наиболее нуждающихся в иноземной охране, было бы не только нелепым в политическом смысле, но и жестоким малодушием, и конечно подобный проект никогда не мог бы возникнуть в уме человека, имеющего здравые понятия о положении и задачах государства в международных отношениях. Уйти со сцены ближнего Востока — не во власти России, и если мы обязаны воздерживаться от активных мер и предприятий в пределах Балканского полуострова, то это не значит еще, что нам следует отказаться от своих политических прав и интересов в сфере восточного вопроса, для пользы Австро-Венгрии, Германии и Англии.

Во всяком случае ближний Восток имеет для нас больше значения в настоящем и будущем, чем сомнительные приобретения на дальнем Востоке, где колоссальные затраты сил и средств считаются уже как бы нормальными. Учреждение особого [372] наместничества на окраине северо-восточной Азии не предвещает скорой ликвидации наших дел с Китаем относительно Манчжурии и отчасти характеризует вероятный дальнейший ход событий в этих далеких краях. Обширные функции наместника, преимущественно военные по своему характеру, распространяются и на территорию манчжурской железной дороги, и на внешнюю политику по отношению к соседним государствам, и на охрану интересов русского населения в пограничных областях; вопросы, зависевшие прежде почти исключительно от министерства финансов или от дипломатического ведомства, предоставлены теперь всецело на усмотрение местной высшей власти и фактически переходят в заведывание лиц, привыкших руководствоваться главным образом военными соображениями и интересами. Преобладание военной точки зрения в таких щекотливых вопросах, как манчжурский, представляет некоторую опасность для государства; но, с другой стороны, государственное казначейство не будет уже находиться в распоряжении той же администрации, которой принадлежит заведывание восточно-китайскою железною дорогою, и сама собою устранится возможность чрезмерной расточительности в этом отношении, после того как министерство финансов сделается посторонним ведомством для Манчжурии. Однако, соблазняясь перспективами дальнего Востока, мы не должны забывать, что все более запутывающиеся обстоятельства балканского кризиса могут против воли вовлечь нас в серьезные затруднения, которые потребуют и значительных усилий и издержек.

Восстание в Македонии разгорается неудержимо, захватывая местности, бывшие еще недавно сравнительно спокойными; кровавые битвы происходят ежедневно в разных пунктам страны; вооруженные отряды появились и в адрианопольском округе, и повсюду действуют с отчаянною решимостью людей, которым терять нечего. Постоянные динамитные взрывы мостов и железнодорожных поездов не могут быть приписаны только преступным замыслам революционных комитетов; это жестокие вспышки беспощадной партизанской войны, направленной не только против турецкого владычества, но и против его европейских покровителей и друзей. Фанатическое возбуждение ростет среди турок и вызывает соответственные порывы мстительной злобы со стороны поднявшихся христиан; кровь льется ручьями, и дипломатия не может долго относиться пассивно к происходящим событиям. О мирных турецких реформах никто уже не говорит серьезно; великие державы поочередно посылают свои эскадры в турецкие воды для охраны своих подданных, и наконец к турецким владениям впервые направляются с тою же целью американские броненосцы, по поводу неудавшегося [373] покушения на жизнь вице-консула Соединенных Штатов в Бейруте. Европейские кабинеты продолжают предъявлять Порте настойчивые требования о том, чтобы она «как можно скорее приняла меры к окончательному подавлению восстания»; такого рода советы не приводят, конечно, к заметным результатам, но иногда способствуют усилению бесплодного кровопролития в христианских селах и местечках. Придется что-нибудь предпринять для прекращения этой безнадежной македонско-болгарской резни, и достигнуть этой цели мирными средствами было бы вероятно легче при помощи Франции, чем при соблюдении существующего дипломатического компромисса с Австриею. Почему мы пренебрегаем в этом случае французским союзом и упорно держимся устарелой венской программы, — объяснить трудно, тем более, что австрийская система как нельзя яснее доказала свою несостоятельность в течение последнего кризиса на Балканском полуострове.

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info