СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ИНОСТРАННОЕ ОБОЗРЕНИЕ

1 июня 1903.

Обстоятельства решительно благоприятствуют туркам и их правительству: бедствия Македонии и других балканских земель, подвластных Порте, перестали занимать общественное мнение Европы, и вопрос о преобразовании турецкого режима может фактически считаться поконченным. Динамитные взрывы, произведенные 17 (30) апреля в Салониках, явились очень кстати для туркофилов и «сразу осветили, — как выражается «Кельнская Газета», — истинное [769] положение дел на Востоке». Болгарские революционеры, повидимому, прибегли к отчаянному средству, чтобы вызвать вмешательство великих держав, и они достигли только общего раздражения кабинетов против болгар, которые признаются уже главными виновниками нынешних замешательств на Балканском полуострове. Туркам фактически предоставлена свобода действий для усмирения недовольных христиан; в Македонии и Старой Сербии собраны большие массы турецких войск, которые при содействии башибузуков поддерживают авторитет султанской власти и могут в случае надобности угрожать Болгарии. Турецкие патриоты заговорили в повышенном тоне о правах Оттоманской империи, нарушаемых, будто бы, попытками внешнего контроля; они смело ссылаются на явления и события, происходящие в других странах и не дающие, однако, повода к дипломатическим мерам. Реформы и льготы, возвещенные султаном, получили значение милостей, которых могло бы и не быть.

Как осуществляются в Турции реформаторские предположения держав — об этом легко судить по имеющимся бесспорным сведениям. Инспектор трех неспокойных провинций, Хильми-паша, принял на службу, в качестве жандармов, известное количество христиан, не превышающее пятой доли общего числа жандармских деятелей; но эти христиане-жандармы, по свидетельству компетентных лиц, взяты преимущественно из категории заведомых шпионов и продажных негодяев, так как другие и не пошли бы на турецкую службу. Объявлена была амнистия всем осужденным и обвиняемым в политических преступлениях, точно также как и эмигрантам; на этом основании выпущено на свободу несколько десятков человек, а более трех тысяч арестованных содержится по прежнему в тюрьмах Малой Азии, в ожидании дальнейших милостей султана. В Монастырском округе освобождено из-под ареста около трехсот человек, задержанных неизвестно почему, а за то вновь заключено в тюрьму свыше тысячи обывателей, тоже вероятно ни в чем неповинных. Амнистия как будто применяется, но без видимой пользы для населения; общее бесправие подданных остается в полной силе. Хильми-паша охотно принимал иностранных корреспондентов и сообщал им утешительные сведения о предстоящем благополучии края; только в последнее время ему запрещено допускать приезжих журналистов внутрь страны, для избежания нескромных разоблачений. Мусульмане открыто восстают против уступок Порты по отношению к христианам и берутся за оружие для защиты своих привилегий; в разных местах совершаются жестокие бесчинства, к которым турецкие власти относятся довольно равнодушно. В Монастыре, 6 мая, турки напали на [770] болгарский квартал, разграбили много домов и убили двадцать пять болгар, прежде чем местное начальство успело сообразить, в чем дело; по оффициальному отчету, как это обыкновенно бывает в подобных случаях, виноватыми оказывались сами пострадавшие: какой-то болгарский мясник обидел, будто бы, мусульманина, и из-за этого возникла свалка, которая выразилась в одностороннем нападении фанатической мусульманской толпы на христианское население.

Самое печальное для Македонии — это рознь и взаимная вражда среди самих туземных христиан. Греки ненавидят болгар и с удовольствием участвуют в подавлении их; они искренно возмущаются болгарскими притязаниями на первенство в старинной греческой земле; многие из них поступают на турецкую службу только для того, чтобы иметь случай проявить свои чувства относительно соперников. Энергические и предприимчивые болгаре постепенно усиливают и распространяют свое влияние в Македонии, чем вызывают неприязнь не только греков, но и сербов. Туркам остается только пользоваться этим внутренним разладом между различными христианскими народностями, натравливать одну часть населения против другой и сохранять таким образом свое владычество без всяких государственных реформ и улучшений.

К счастью для Турции, самостоятельные балканские государства находятся не в таком положении, чтобы брать на себя решение спорных национальных вопросов помимо Европы, путем совместной борьбы против Порты. Греция давно уже обречена на бессилие по разным причинам, и ее почти совсем не принимают в рассчет при обсуждении периодических кризисов на Балканском полуострове. Сербия имеет слабых правителей, удовлетворяющих свое честолюбие благорасположением венского двора и неспособных возвыситься над мелочными династическими и партийными рассчетами; король Александр идет по стопам своего отца, короля Милана, не имея его крутого характера, его пороков и увлечений. Привычка ставить личные вкусы и взгляды впереди интересов государства и народа всегда отличала Милана; она перешла отчасти и к его сыну, вместе с наклонностью к неожиданным решениям и комбинациям, неприятным для окружающих. Король Александр начал в юности свою карьеру государственным переворотом, который поразил его опекуна, Иована Ристича; позднее он несколько раз прибегал к подобным же театральным эффектам, чтобы отделаться от того или другого министерства или от господствующей в данное время партии. В конце марта он озадачил своих подданных совершенно небывалым подвигом: он внезапно объявил об отмене конституции 6 апреля 1901 года, изменил состав государственных учреждений [771] и вслед затем обратно восстановил ту же конституцию 1901 года, которую только что признал зловредною. В своем первом манифесте король заявлял, что созданный на основании новой конституции сенат и народная скупштина установили законы, которые оказались нецелесообразными. «Конституция, дав простор политическим страстям, причинила вред интересам отечества и помешала его государственному и национальному развитию. Обстоятельства на Балканском полуострове весьма серьезны. Сербия нуждается в порядке, согласии и мире. Для восстановления согласия и порядка в отечестве отменяется конституция, и полномочие сенаторов прекращаются; члены государственного совета освобождаются от своих должностей, и скупштина подлежит обновлению». Отменены законы о печати, о выборах, о городском и сельском общинном устройстве; одновременно с этим назначены новые консервативные сенаторы и члены государственного совета, взамен бывших прогрессистов, — после чего упраздненная конституция вновь введена в действие. Сенату и государственному совету в новом составе предстоит выработать новые органические законы о печати, о выборах и местных общинах, но «уже не в партийном духе», или, вернее, в духе только одобряемых партий, более или менее консервативных и благонадежных, без участия других групп, которые прежде тоже считались благонадежными и часто призывались к управлению страною. Таким странным способом король Александр сразу удалил со сцены многих почтенных деятелей, заменив их другими по своему усмотрению, и эта перемена, конечно, не возвысит авторитета сената, государственного совета и конституции в глазах населения, как не поднимет и престижа власти, столь игриво обращающейся с основными законами государства. Если одни и те же законы и учреждения сначала объявляются неподходящими, а потом опять признаются полезными и необходимыми, то что подумать обывателям при этой смене правительственных настроений? Возможно ли делать внезапные законодательные перевороты только для того, чтобы изменить личный состав существующих учреждений?

Сербский король, разумеется, не задавался никакими общими планами и идеями при совершении своего последнего coup d’état; он просто хотел, чтобы сенат, государственный совет и скупштина во всем соглашались с министерством г. Цинцара Марковича, которое в данный момент пользуется полным доверием короля. Имея очень высокое мнение об исторической роли и важности дома Обреновичей, король Александр очень низко ценит здравый смысл своего народа и слишком часто производит над ним опыты, которые трудно чем-нибудь объяснить или [772] мотивировать; впрочем, и сам родоначальник его фамилии, знаменитый Милош, бывший некогда скромным свинопасом, удивлял современников странными переменами своей карьеры и своих взглядов, хотя исключительные обстоятельства, быть может, и оправдывали его поведение. Действия и распоряжения короля Александра не имеют видимой связи ни с какими внешними событиями, а вытекают из его личных, отчасти загадочных побуждений, явно противоречащих интересам государства; не было, очевидно, никакого рассчета затевать внутренние замешательства в правительственной системе Сербии, в то время как соседние турецко-славянские земли переживают опасный политический кризис, близко затрогивающий жизненные национальные чувства и стремления сербской народности.

Благодаря своеобразной политике своих правителей, Сербия почти вовсе не участвует в общем движении, от которого в конце концов зависит судьба различных племен и областей Балканского полуострова; действует в сущности одна Болгария, на которую державы все более привыкают смотреть, как на центр и ядро будущей политической организации европейской Турции. Болгаре выступили на первый план и в нынешнем македонском вопросе; они являются единственными сознательными руководителями злосчастных турецких христиан и этим создают для своего отечества положение славянского Пьемонта, который рано или поздно завершит дело объединения родственных стран. Князь Фердинанд представляет собою политические традиции Кобургов, умевших всегда достигать своих целей при помощи твердой выдержки, уменья приспособляться к обстоятельствам или, напротив, приспособлять их к своим интересам. Болгарский князь также вызывает иногда резкие правительственные кризисы; недавно он очень круто обошелся с министерством Данева, под предлогом личного конфликта с министром народного просвещения Радевым, но всякий догадывается, почему ему понадобилось расстаться с министрами-теоретиками и передать власть таким энергическим людям, как генерал Петров и бывший сподвижник Стамбулова, Петков. Князь Фердинанд несомненно руководствовался политическими и государственными интересами, а не личными чувствами и вкусами, когда решился переменить своих министров после приезда из Парижа; очень может быть, что сделанный им шаг был результатом его политических бесед с французским министром иностранных дел. Новые болгарские министры, вероятно, более симпатичны немцам и австрийцам, без содействия которых ничего нельзя устроить в сфере балканских дел; а министры, известные своим руссофильством, всего менее могут рассчитывать на успех и [773] авторитет при современном ходе событий. Таково, к сожалению, фактическое положение нынешнего восточного вопроса на Балканах...