СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ИНОСТРАННОЕ ОБОЗРЕНИЕ

1 мая 1903.

Кризис в турецких провинциях. — Оффициальные донесения и телеграммы..

В последнее время деятельность дипломатии на Балканском полуострове получила весьма определенное направление, которое не может быть названо иначе как туркофильским. Традиционная политика венского кабинета стала вновь играть руководящую роль на Востоке, уже не только от имени Австро-Венгрии, но и от имени России и Европы, благодаря австро-русскому соглашению 1897 года. Применяя к современному турецкому кризису австрийские охранительные принципы, дипломатия выдвинула на первый план заботу не о прекращении мусульманских насилий в Македонии и Старой Сербии, а об удержании болгар и сербов от заступничества за угнетенных христиан; в интересах миролюбия производилось постоянное и энергическое давление не на Турцию, а на Болгарию; жестокие расправы и бесчинства башибузуков гораздо менее волновали местных дипломатических агентов, чем действия македонских комитетов и организуемых ими «революционных» отрядов. Обещания султана относительно реформ, предложенных державами, считаются достаточными для успокоения его христианских подданных; даже в донесениях консулов замечается какой-то странный избыток доверия к турецким властям, рядом с чрезмерною подозрительностью и враждебностью к недовольным христианам. Даже наши дипломатические представители невольно, как будто, прониклись австрийским духом, что особенно ясно выразилось в некоторых консульских сообщениях, опубликованных недавно в газетах. В «Правительственном Вестнике» от 18 марта напечатана, между прочим, следующая выписка из донесения российского консула в Битоли, от 12-24 февраля 1903 г.:

«Согласно полученным от действительного тайного советника Зиновьева указаниям, консульство в Битоли оффициально известило местных христиан, что Императорское Правительство строго осуждает образ действий комитетов и не будет оказывать защиты принявшим участие в беспорядках. Такое же заявление было сделано членам комитетов, которым предлагалось прекратить их [340] преступную деятельность и не мешать делу осуществления предложенных державами преобразований.

Заявление было встречено руководителями революционного движения с крайним неудовольствием, так как последние далеко не удовлетворены предложенным державами проектом преобразований и мечтают о введении в трех вилайетах автономии, при коей они могли бы получить хорошо оплачиваемые выдающиеся места в администрации. На днях комитеты прислали в консульство уполномоченного, заявившего, что они считают невозможным распустить банды до тех пор, пока реформы действительно не будут введены и не окажутся целесообразными.

В видах поддержания в местных христианах недовольства и побуждения их попрежнему пополнять ряды банд, руководители комитетов всеми силами стараются мешать распространению среди населения известия о дарованной султаном амнистии и о принимаемых Портою мерах к улучшению быта христиан в трех вилайетах. Вместе с тем деятельность банд не прекращается. Между ними и преследующими их турецкими отрядами нередко происходят кровопролитные столкновения. При преследовании повстанцев войскам часто оказывают содействие и башибузуки, причем, однако, никаких насилий над мирными жителями в последнее время турки не производят.

Наряду с усилением деятельности банд за последнее время снова участились политические убийства, жертвами коих являются главным образом сельские учители и священники из сербов, отговаривающие своих односельчан присоединяться к бандам.

За последнее время деятельность комитетов значительно усилилась. Факт этот совпал с приездом в Битоли вновь назначенного управляющего местным болгарским торговым агентством и вызвал неблагоприятный для Болгарии слух о том, что княжество причастно деятельности комитетов, желая в данном случае доказать, что центр революционного движения находится вне его пределов.

Турецкое правительство продолжает деятельно осуществлять проект предложенных державами преобразований. Так, одновременно с возвещенной недавно амнистией, инспектору финансов Салоникского вилайета предписано составить проект бюджета для трех македонских вилайетов.

Значительную помощь делу умиротворения края оказывает назначенный недавно генерал-губернатором в Битоли Али-Риза-паша, прилагающий все усилия к искоренению чинимых служащими злоупотреблений».

В этом донесении обращают на себя внимание отдельные мало понятные замечания и односторонние намеки, с которыми неудобно встречаться в оффициальном документе. Очень может быть, что некоторые из членов македонских комитетов мечтают об автономии по корыстным побуждениям, в рассчете получить «хорошо оплачиваемые места» в будущей администрации края; но есть ли [341] основание приписывать подобные мотивы всем руководителям и участникам движения, — людям, которые во всяком случае идут на неравную кровавую борьбу и несомненно жертвуют собою в той или другой форме? Комитеты едва ли заботятся также о том, чтобы в населении не распространялись известия о дарованных султаном милостях, народ давно уже сам знает цену обещаниям турецкого правительства и неспособен, конечно, разделять надежду дипломатов на «принимаемые Портою меры к улучшению быта христиан в трех вилайетах». В донесении упоминается об участии башибузуков в преследовании македонских повстанцев, но при этом делается неожиданная и мало вероятная оговорка, что «однако никаких насилий над мирными жителями в последнее время турки не производят». Вообще турецкие власти действуют, как будто, превосходно: правительство «продолжает деятельно осуществлять проект предложенных державами преобразований», а местный генерал-губернатор «прилагает все усилия к искоренению чинимых служащими злоупотреблений». Сообщая в то же время об усилении деятельности комитетов в данном районе, автор донесения прямо связывает этот факт с «приездом в Битоли вновь назначенного управляющего местным болгарским торговым агентством»: здесь обвинение в преступной агитации возводится против точно определенного лица, и этим ничем не мотивированным и не проверенным указанием могло бы воспользоваться (и вероятно уже воспользовалось) турецкое правительство для соответственных практических выводов и мероприятий. Само собою разумеется, что снабжать подобного рода указаниями турецкую администрацию — повидимому, не дело дипломатических агентов, и приведенное нами выше фактическое сведение, быть может, только совершенно случайно попало в оффициальный документ.

Критическое положение дел в Македонии, под влиянием «революционной агитации» комитетов, весьма ясно характеризуется напечатанною затем выпискою из донесений российского генерального консула в Солуни, от 1 марта 1903 года:

«За разыгравшимися минувшей осенью беспорядками последовал период бесшумной, но упорной работы революционных комитетов, все усилия коих по прежнему направлены к возбуждению поголовного восстания. Призывая христиан к заведомо неравной борьбе, комитеты надеются вызвать вмешательство Европы в свою пользу.

Настроение, господствующее как в местном мусульманском мире, так и среди христиан, крайне тревожно. В предвидении возможных осложнений, власти озабочены сооружением дорог и постройкою казарм. Количество банд со дня на день возростает. [342] Во всем округе нет ни одного селения, где не гнездилась бы чета повстанцев, находящих среди христиан частью вынужденных, частью добровольных укрывателей. Комитеты с лихорадочной поспешностью подготовляют все необходимое для восстания, вербуя в свои ряды молодых христиан, заготовляя обувь, одежду, разного рода запасы и перевязочные средства.

Что касается до программы восстания, то в нее входит главным образом переселение чет в горы, увлечение туда жителей и нападение партизанскими отрядами на расположенные в разных пунктах турецкие войска.

Столкновения банд с турецкими войсками за последнее время заметно учащаются.

Трудно допустить, чтобы революционная агитация, пустившая в течение многих лет глубокие корни, сама распалась мирным путем. Хотя и нет оснований ожидать всеобщего восстания, но не следует терять из виду возможность одновременных вспышек мятежа в разных пунктах трех вилайетов».

Таким же пессимизмом проникнута телеграмма российского консула в Ускюбе, от 14 марта 1903 года, по поводу событий в Старой Сербии:

«Смута в Коссовском вилайете не утихает, а усиливается. Центром повстанческого движения, по всей вероятности, будет Иштиб, Прилеп и окрестности Кичева. В Кочане и Иштибе много чет, нередко достигающих ста и более человек, состоящих не из селян, а горожан и учителей. Предполагается взорвать динамитом казармы, артиллерийский парк, конюшни в Иштибе, где будет руководить офицер Ковачев, и прервать железнодорожное и телеграфное сообщение. Ожидается много офицеров из Болгарии. Селяков, под угрозой смерти, вынуждают помогать бандам, давать деньги, заготовлять к весне провиант для чет и принимать оружие. Сообщение российского консульства о неодобрении Императорским правительством действий комитетов и предоставлении, в случае восстания, участников последнего их собственной участи тщательно скрывается комитетами от населения. При этом комитеты стараются даже убедить местных жителей, что все делается под покровительством России. Так, 11-го марта из села Соколарцы, находящегося близ Кочан, в российское консульство прибыла депутация, просившая сообщить, справедливо ли утверждение главарей, что движение возникло по приказанию России, и заявившая, что в таком случае, несмотря на все их несочувствие комитетам, повергающим население в нищету и всякие злоключения, они готовы идти, куда укажет Россия, и лишь просят дать убежище женщинам и детям: факт этот служит наглядным доказательством искусственности настоящего движения, не опирающегося на массу населения. Дабы обострить положение, комитеты подвергают турок жестоким насилиям. Так, недавно в Прилепе шайкой некоего Георгия, только что амнистированного, был умерщвлен местный нотабль Сефеддин Бахтиар, у которого были вырваны ногти, выколоты глаза и, наконец, отрублена голова. В тот же день некто Дечо Трайко жестоко [343] замучил местного богача Вессель-Абди, а его старуху-мать повесил, надругавшись предварительно над нею. Комитеты всячески стараются вызвать общее озлобление мусульман и побудить их к поголовному избиению христианского населения».

Общее впечатление получается такое, как будто источник всех бедствий заключается не в турецком режиме, не в господстве башибузуков над бесправным христианским населением, а в зловредной агитации комитетов, упорно противодействующих благим намерениям и предначертаниям турецкого правительства. Комитеты ставят себе такие цели, которых даже нельзя понять с обыкновенной человеческой точки зрения: они «всячески стараются вызвать общее озлобление мусульман и побудить их к поголовному избиению христианского населения», — как сказано в телеграмме из Ускюба. Комитеты состоят все-таки из христиан и основывают свою деятельность на интересах защиты христианского населения; как же могут они желать «поголовного избиения» своих же соплеменников и единоверцев, которым именно и стремятся помочь организацией вооруженных отрядов? Самые эти отряды, организуемые комитетами, не имели бы никакого значения, еслибы не встречали всеобщей поддержки и сочувствия в массе туземных поселян, всего менее занимающихся политикою.

Преувеличенные заботы о спокойном поведении христиан и их заступников привели к тому, что наиболее опасные элементы мусульманского населения могли беспрепятственно собраться с силами и начать систематическую войну против реформ и улучшений, навязанных Порте великими державами. Внимательно наблюдая за маленькими болгарскими отрядами и их комитетами, дипломатия совершенно упустила из виду мусульманских фанатиков и в частности албанцев, которые с своей стороны решились не допускать никаких льгот в пользу христиан и выступили в защиту турецкого патриотизма не маленькими «четами», а целыми, правильно вооруженными полчищами. Прискорбная односторонность, заставившая кабинеты не замечать открытых угроз и приготовлений мусульман, имела крайне печальные результаты. В «Правительственном Вестнике», от 20 марта, вслед за приведенным сообщением из Ускюба, напечатаны следующие краткие, но красноречивые извлечения из телеграмм российского консула в Митровице (Г. С. Щербины), от 13-го, 17 и 18-го марта:

«Албанцы, собравшись близ города Вучетырна, потребовали удаления заптиев-христиан; не получив на это согласия властей, они 16-го марта вошли в Вучертын и под своею стражею отправили заптиев-христиан в Приштину. 17-го марта, они осадили Митровицу, но были отбиты и рассеяны артиллерийским огнем турецких [344] войск. Убитых и раненых более ста человек. Новые толпы албанцев двигаются из Ипека и Ени-Базара».

Последние известия были сообщены Г. С. Щербиною 18-го марта; тем же числом помечена телеграмма российского консула в Ускюбе, сообщающая о покушении на жизнь г. Щербины:

«Наш консул в Митровице ранен 18-го марта, в 5½ час. вечера, при следующих обстоятельствах:

Выйдя из дому в сопровождении каваса и военного конвоя, г. Щербина был встречен солдатом-албанцем, Ибрагимом, который, делая вид, что кланяется, выстрелил в него из маузеровского ружья и ранил в левый бок навылет. Сделав затем выстрел в каваса, Ибрагим сам был ранен сопровождавшими г. Щербину солдатами. По словам Ибрагима, он выстрелил в русского консула, желая отомстить за раненого накануне своего родственника.

Военный комендант Митровицы, Саид-бей, в сопровождении докторов, тотчас же прибыл на место происшествия и перенес г. Щербину в консульство. Генеральный инспектор Хильми-паша и генерал-адъютант Нассир-паша немедленно выразили по телеграфу свои сожаления. Затем, по приказанию Хильми-паши, лучший хирург вилайета Иаков-паша с особенным поездом выехал в Митровицу.

По словам докторов, г. Щербина вне опасности“.

Вопреки оптимистическому предсказанию, переданному в приведенной депеше, Г. С. Щербина умер от раны; он скончался 27 марта, возбудив общие сожаления и симпатии, в которых не могли ему отказать и турки. Насколько можно судить по имеющимся сведениям, покойный консул был одним из немногих наших дипломатических деятелей, смотревших на балканские события не через австрийские очки; он понимал, что задача представителей великих держав в Турции — ограждать местное христианское население от избиений и бесчинств, а не только охранять турецкую власть от беспокоящей ее агитации болгарских и иных комитетов. Если христианское население Митровицы не подверглось разгрому со стороны осаждавших город албанцев, то этим оно прежде всего обязано Г. С. Щербине, который своим энергическим вмешательством побудил турецких начальников оказать надлежащий военный отпор правоверным повстанцам. Телеграммы Щербины о военных действиях албанцев внесли некоторый диссонанс в общий тон туркофильских донесений, и внезапная смерть молодого дипломата (ему было всего 35 лет) от руки турецкого солдата не была простой случайностью. В его лице мусульманские фанатики устранили опасного врага, и, конечно, никто не поверит голословным утверждениям, в роде того, которое приводится и в депеше нашего консула в Ускюбе, — что, будто бы, убийца желал [345] «отомстить, за раненого накануне своего родственника». Русский консул в Митровице ни в каком смысле не мог считаться ответственным за битву албанцев с турецкими войсками при нападении на этот город; убитых и раненых было тогда более ста человек, и если в их числе оказался родственник солдата, стрелявшего потом в Щербину, то это обстоятельство не имело, очевидно, никакой связи с истинными мотивами покушения. Убийство нашего консула было серьезным политическим событием, и поспешные попытки умалить его значение были вполне излишни, так как безусловное миролюбие России не нуждалось и не нуждается в доказательствах. Но миролюбие нашей дипломатии не исключает ответственности Турции за гибель русского представителя, убитого турецким солдатом, и простое «сожаление», выраженное по телеграфу генеральным инспектором Хильми-пашою и даже самим султаном, едва ли могло быть признано достаточным в данном случае. Печальная судьба Г. С. Щербины свидетельствует о господствующем ныне настроении турецкого мусульманства, поощряемого туркофильскою политикою великих держав, и выясняет в то же время неспособность или нежелание турецких властей оградить личную безопасность иностранных представителей в пределах Турции. Тем не менее Россия, по свойственной ей скромности во внешних делах, выказала великодушие относительно Порты и избавила ее от затруднений, которые неизбежно обрушились бы на нее при других условиях. Совершившемуся в Митровице грустному факту решено не придавать политического значения, и убийство русского консула не повлечет за собою никаких неприятных последствий для Турции. Оценит ли правительство султана эту сдержанность России и не усмотрит ли в ней поощрения для своих преданных слуг, усердно охраняющих заветы турецкого патриотизма, — это другой вопрос, на который трудно было бы дать определенный ответ.

* * *

Опыт прошлого не позволяет поддерживать обычные дипломатические иллюзии относительно возможных внутренних реформ в Оттоманской империи. Пока турки останутся господами и распорядителями в областях с иноверным населением, до тех пор нельзя ожидать существенных перемен в положении и быте стран, подвластных Высокой Порте. Если предположить, что сами правители Турции пожелают реформировать себя и ввести новые культурные порядки, более благоприятные для христианских подданных султана, то против таких нововведений восстанут представители и защитники мусульманских традиций, и на стороне этой оппозиции будут [346] все правоверные турки, в том числе и башибузуки всякого рода и происхождения. В настоящее же время не турецкие министры придумали для себя программу реформ, а им предложили ее в готовом виде могущественные иностранные кабинеты, привыкшие сопровождать свои пожелания настойчивыми требованиями, которые иногда похожи на скрытые угрозы; поэтому Порта не может серьезно стремиться к осуществлению проектов, принятых ею против воли, и она будет неизбежно сочувствовать попыткам противодействия, исходящим от турецких патриотов или даже от таких непокорных союзников, как албанцы. Можно смотреть на балканский кризис с различных точек зрения, но одно только несомненно: из этого хронического мучительного кризиса нет другого разумного выхода, кроме автономии отдельных турецких провинций под контролем и покровительством великих европейских держав. Вот почему и о македонской автономии мечтают не только люди, рассчитывающие занять выгодные должности в будущей областной администрации, как удостоверяет одно из приведенных выше консульских донесений, — но и все искренние сторонники прочного мира и порядка на Балканском полуострове. Подобное решение вопроса соответствовало бы также интересам самой Турции и ее правительства.

Впрочем, широкие рациональные решения — не по силам современной европейской дипломатии, и быть может даже бесполезно говорить о них, при установившемся равнодушии передовых культурных наций к судьбе чужих народностей, бедствующих где-то в далеких турецких владениях. После горьких разочарований, испытанных нами в последней турецкой войне и в позднейшую эпоху, восточный вопрос утратил для нас значительную долю своего интереса, и мы вполне основательно отказались от роли непомерно щедрых благодетелей и опекунов балканских христиан, которые в сущности в материальном отношении находятся не в худших условиях, чем масса нашего собственного крестьянства. Но внешняя политика существует; она имеет свои дорого оплачиваемые органы и свои законные способы действия, и естественно поэтому желать, чтобы по крайней мере дипломатия пользовалась всеми зависящими от нее средствами для возможного практического достижения разумных и справедливых целей, соответствующих русским интересам в области восточно-турецкой проблемы. Между тем некоторая часть нашей печати идет гораздо дальше простого миролюбия и обнаруживает полный индифферентизм к балканским делам и событиям, а иногда впадает даже в туркофильство, которое почти исчезло в западно-европейской журналистике; любопытнее всего, что на этот туркофильский путь вступила газета, основавшая [347] свой первоначальный успех на общественном движении в пользу турецких славян, и нынешнее «Новое Время» находит уже нужным восставать против неумеренных, будто бы, симпатий французской прессы к бедствующему населению Македонии и Старой Сербии. Так меняются времена и обстоятельства! Западно-европейская печать идет теперь впереди русской даже в излюбленной нашими «патриотами» сфере славянских и турецких интересов; это факт характерный и поучительный.

* * *

Оставляя почти без внимания близкие нам по разным причинам политические дела Балканского полуострова, наши газетные националисты усердно занимаются почему-то весьма отдаленными и даже вполне посторонними для нас международными вопросами и комбинациями, в роде вопроса о багдадской железной дороге. «Новое Время» давно уже волнуется по поводу предположенного немцами сооружения железнодорожной линии, имеющей прорезать всю Малую Азию и соединить Босфор с Персидским заливом. В чем причина этого волнения — неизвестно.

Концессия на постройку новой дороги дана германской компании анатолийских железных дорог, согласно конвенции, подписанной в Константинополе 5 марта текущего года. Проектированная линия должна пройти на очень далеком расстоянии от возможной сферы русского влияния в Малой Азии, так как организаторы дела желали заранее оградить свое предприятие от будущих притязаний, нареканий и споров. Проект в том виде, как он утвержден Портою, угрожает интересам британской торговли и представляет некоторую опасность для иностранных кредиторов Турции, но нисколько не затрогивает интересов России. Турция берет на себя тяжелые финансовые обязательства, обеспечивая доходность дороги крупными ежегодными приплатами, которые должны составить в лучшем случае около полутора миллиона фунтов стерлингов в год; средства для этих приплат могут быть доставляемы только таможенным доходом, путем значительного повышения пошлин на иноземные товары, ввозимые в страну; но пошлины служат уже гарантиею исправного платежа процентов по внешним государственным займам и не могут быть назначаемы для других целей без предварительного разрешения заинтересованных держав и прежде всего Англии; повышение же ввозных пошлин причинило бы огромный ущерб английским коммерсантам, снабжающим своими товарами Малую Азию и Турцию. Сверх того, вся железнодорожная организация остается по проекту в немецких руках, хотя англичанам и французам предоставлено известное число мест в составе [348] правления и в администрации. На сооружение дороги потребуется от 32 до 36 миллионов фунтов стерлингов, т. е. более трехсот миллионов рублей; предполагалось, что значительнейшая часть этого огромного капитала будет собрана во Франции и в Англии. Лондонский кабинет относился на первых порах сочувственно к задуманному предприятию, имея в виду потребовать лишь изменения некоторых его условий; однако в печати и в парламенте проект подвергся жестоким нападкам, причем наиболее энергическим противником его выступил член палаты общин, Гибсон Боульс. Раздражение вызывалось не только явным желанием немцев заменить англичан в промышленной эксплоатации богатых мало-азиатских земель, но и косвенными политическими замыслами, усмотренными в попытке добраться до Персидского залива; а в этом заливе Англия думает утвердиться сама, в виду близости его к Индии. После того как в «Times» был напечатан текст конвенции о багдадской дороге, подтвердивший сделанные ранее разоблачения, вопрос считался окончательно решенным: общественное мнение единодушно высказалось против какого бы то ни было британского участия в германском проекте. Глава кабинета, Бальфур, первоначально отзывавшийся о предприятии, как о международном промышленно-культурном деле, к которому желательно привлечь английские капиталы, — должен был публично сознаться в ошибке и отречься от своего прежнего взгляда. Правительство оффициально заявило в парламенте, что оно несогласно оказать поддержку сооружению багдадской дороги на предположенных основаниях, и общественное мнение в Англии успокоилось. Правительство готово было сделать ложный шаг под влиянием односторонних сведений, доставленных заинтересованными лицами, или под влиянием дружественных и придворных связей с императором Вильгельмом II; но общественное мнение бодрствует в Англии и своевременно раскрывает всякий недосмотр или промах, допущенный министрами, предупреждая и устраняя его невыгодные практические последствия. Так случилось и с вопросом о багдадской дороге, и в этом нет, казалось бы, ничего особенного, с общепринятой точки зрения.

Однако, «Новое Время» тоже о чем-то усиленно хлопотало по поводу багдадской дороги, указывало на необыкновенный эффект своих статей в Англии и намекало на важную роль этих статей в отклонении проекта со стороны англичан; газета уверяла даже, что в ряду мотивов принятого в Лондоне решения видное и чуть ли не первое место занимает мысль о возможном неудовольствии России. Англичане, будто бы, всего больше боятся сделать нам что-нибудь неприятное; они чрезвычайно дорожат нашим расположением и готовы ради этого постоянно ссориться с Германиею; они и [349] отказались от участия в багдадской дороге главным образом потому, что знали о неодобрении этой дороги Россиею, а знать это они могли единственно лишь из статей «Нового Времени»; следовательно, «Новое Время» может прямо или косвенно действовать на политику чужих могущественных держав, хотя в отечестве оно скромно молчит о многом существенном и интересном. Кого думает уверить газета, что англичане были серьезно озабочены предполагаемыми мнениями России, высказанными в «Новом Времени», относительно багдадской дороги? Что нам и России эта мало-азиатская железнодорожная линия? Она ничего у нас не отнимет ни в торговом, ни в политическом отношении; а еслибы и отнимала что-нибудь, то мы никак не могли бы помешать ее постройке, и наши хлопоты об этом были бы совершенно бесцельны. Неужели в самом деле у нас нет более близких и более крупных промышленно-политических вопросов, чем багдадская дорога? Если уж толковать об опасности немецких промышленных захватов в непринадлежащей нам Малой Азии, то не следует ли предварительно вспомнить о фактическом преобладании немецкой промышленности и немецкого землевладения во многих местностях нашего собственного отечества? Не смешно ли нам задаваться соперничеством с Германиею и Англиею в чужих краях, когда мы бессильны соперничать с ними у себя дома? Наконец, с каких пор и почему Малая Азия представляет для нас более значительный интерес, чем Балканский полуостров, которым фактически постепенно завладевает Австро-Венгрия? Национальный патриотизм имеет и должен иметь свою реальную почву, — но жизненный смысл его остается чуждым именно тем нашим публицистам, которые наибольше говорят о своем национализме и патриотизме.