-

ВЫСТРЕЛ В МИТРОВИЦЕ

Кому помешал российский консул в Старой Сербии

Держу в руках русский журнал начала XX века. Пожелтевшая от времени бумага. Мятые, надорванные страницы. Черно-белые фотографии. Надпись под одной из них сообщает, что изображен на ней Григорий Степанович Щербина — российский консул в косовской Митровице.

...Во дворе некоего строения стоит невысокий человек в сопровождении охраны. Он одет в форменную шинель, на голове — фуражка. Небольшая бородка, простоватое, доверчивое лицо и какой-то растерянный, удивленный взгляд. Нет, на героя совсем не похож. На первый взгляд какой-то чеховский персонаж — чиновник, инженер... Но на долю именно этого человека выпало совершить подвиг, несущий глубокий мистический смысл, столь актуальный в наши дни.

Решение открыть российское консульство в Митровице было принято в 1902 году. К месту службы Григорий Степанович прибыл в январе 1903-го. Весной того же года здесь побывал известный русский журналист П. Вожин (псевдоним П. Дубенского). Какой же предстала Митровица перед привыкшим к европейскому комфорту корреспондентом (Вожин долгое время жил в Париже)? «Все имело какой-то унылый серый колорит. По черным горам, причудливыми зубцами обступающим отовсюду Митровицу, ползли клокастые разорванные облака. Тишина и безлюдье. ...Город представляет лабиринт узких, грязных, отвратительно мощеных улиц. Все носит унылый, заброшенный вид. Побурелые от непогоды дома, слепые мутные окошки, отсутствие порядочных магазинов. Кроме консульства и казарм, я не видел ни одного европейски построенного дома. Все жалкие хибарки, мазанки... Базар состоит из ряда грязных «ханов» и «кафе». Помещение консульства — обширный, почти квадратный дом в два этажа, с мансардами и подвалом. Он построен из дикого местного камня, без каких-либо архитектурных затей. Стены солидной толщины, на окнах железные полосы. Все грубо и просто. Белые, крашенные известью стены, сосновые, кое-как сколоченные двери и полы.

В верхнем этаже — квартира консула. Здесь все убрано со вкусом образованного светского человека. Гостиная с восточными коврами, столовая, спальня, кабинет. Внизу помещается канцелярия и кавасы. Тут все примитивно. Голые стены, кой-какие тахты, недостаток стульев и столов...» ¹

Щербина родился в Чернигове 17 ноября 1868 года в семье столяра и был первым ребенком в семье. Отец его, человек не шибко грамотный, дал троим своим сыновьям и дочери превосходное образование.

С детских лет Григорий отличался поразительным трудолюбием и настойчивостью. В гимназии он учился отлично, в совершенстве овладел древними языками, с пятого класса давал уроки латыни и греческого.

В 1886 году Щербина закончил черниговскую гимназию с серебряной медалью и поступил в Лазаревский институт восточных языков, по окончании которого служил в Азиатском департаменте МИД. Молодой дипломат овладел арабским, персидским, татарским, армянским, грузинским и турецким языками (на последнем из них написана его диссертация). Позднее Григорий Степанович в совершенстве изучил албанские наречия, сербский и болгарский языки. Владение европейскими языками — французским, немецким, английским, итальянским — подразумевалось автоматически. Без этого дипломатическая служба была просто немыслима.

В 1891 году Щербина был назначен атташе при русском посольстве в Константинополе. Затем служил в тогдашних «горячих точках» — Ускюбе (ныне Скопье), выполнял секретную миссию в Египте, а в 1897 году был назначен вице-консулом в Скутари — нынешний Шкодер в Албании. Здесь русскому представителю пришлось употребить всю свою энергию и смелость для того, чтобы предотвратить переход нескольких тысяч православных албанцев в католичество, к чему их склоняли путем подкупов, интриг и запугивания агенты Вены и Ватикана.

Одной из важнейших забот Григория Степановича в Скутари было положение православного населения в Албании и, главное, в Старой Сербии.

Обратимся к донесению русского консула В. Ф. Машкова, где он дает краткий обзор обстановки в Старой Сербии в начале XX века: «Предоставленные самим себе, арнауты (албанцы. — М. Я.) повели дело так, что еще живущие между ними христиане стали их бесправными рабами... Всякий, самый негодный из арнаутов может невозбранно отобрать и дом, и имение, и скот, и дочь, и жену, и детей христианина. Люди, почему-либо имеющие несчастие не понравиться тому или иному арнауту, а тем более осмеливающиеся протестовать против насилий, безжалостно исчезают с лица земли. ...Благодаря такому ужасному положению, православное сербское население Старой Сербии поразительно быстро редеет, и уже теперь эта исконно славянская земля остается славянской лишь по имени. Еще десять, много — два десятка лет такого режима — и христиане останутся только по городам.

Огромное значение в поддержании анархии имеет и то обстоятельство, что арнауты вооружены, как говорится, до зубов. Эта постоянная близость оружия при полной уверенности в безнаказанности, естественно, [45] ведет к слишком поспешному и частому его употреблению как в счетах между собой, а особенно против христиан, так даже и против правительства. Правом ношения оружия пользуются и католики. И лишь одно православное население обездолено в этом отношении, хотя в Старой Сербии и на западной периферии Македонии существование без оружия прямо-таки немыслимо. Тут и женятся, и крестят детей, и пашут землю, — все с ружьем под рукой. Но лишь арнауты узнают, что такой-то христианин обзавелся не капсульным ружьем, а «доброй пушкой», то есть мартинкой, — на него тотчас устраиваются форменные облавы, он травится наравне с дикими зверями. Еще всем здесь памятны события 1901 года в Колашане, когда власть и простые, не имеющие никакого официального положения арнауты в трогательном согласии ополчились против 43 сербских сел, возымевших величайшую дерзость обзавестись полуторасотней мартинок, безусловно необходимых для самозащиты. Каких только тогда жестокостей и издевательств не чинилось — до катаний заптиев и арнаутов на православных старцах-попах включительно! Не помогло тогда и вмешательство императорского правительства, добившегося было от султана формально, но затем не исполненного обещания оставить христианам ружья… и даже наказать... арнаутов. Подобный же случай несколько месяцев тому назад был и близ Ускюба в селе Пустая Брезница» ². В апреле 1903 года Машков в донесении в посольство в Константинополь сделал горестный вывод о том, что Старую Сербию «вследствие поразительно быстрого разжижения славянского элемента и замещения его арнаутским уже давно правильнее было бы назвать Новой Албанией» ³.

А вот что писал еще один известный журналист начала века, большой знаток Балкан А. Башмаков (публиковавшийся под псевдонимом Вещий Олег): «Местное славянство... живет одной только затаенной надеждой на Россию. Это — их святыня. Не будь этого идеала, они бы упали духом, их заели бы грозные «зулумы», и они все кончили бы выселением, переходом в другую веру или вымиранием... Сербы в Старой Сербии твердят в виде поговорки: «Да нема Pyсиja, не би било крста од три прста!» (Кабы не было России, не было бы трехперстного крестного знамения.)

...«Зулумы». Этим названием означают повальные насилия над жизнью, честью и имуществом безоружного христианского населения со стороны вооруженных с головы до ног мусульман, а в данной области... со стороны албанцев» ⁴.

Одним словом, «албанцы имели благословение Ильдивза беспощадно обращаться с сербским населением в Старой Сербии, чтобы, уничтожив и выселив его, уменьшить опасность претензий Сербии и Черногории на Старую Сербию и Вардарскую долину» ⁵.

За время пребывания на своем посту в Скутари Щербина успел сделать многое. Например, 12 сентября 1901 года «Санкт-Петербургские ведомости» поместили сообщение о заметке в белградской газете «Глас српства»: «С тех пор, как назначен русским консулом в Шкодре г. Щ. (так в тексте. — М. Я.), исключительно благодаря его мощной защите, мы, шкодрянские сербы, не имеем повода жаловаться на местное турецкое правосудие.

Со времени приезда к нам г. Щ., смело можем сказать, что мы — полновластные хозяева своего имущества. Русский консул защищает нас от тех злодеев-дармоедов, которые раньше привыкли жить на чужой счет. Кроме того, русский консул помогает материально здешним беднякам без различия вероисповедания. Он внес крупную сумму в городскую кассу для бедных. Он же энергично препятствует переходу православных в магометанство. По его требованию уволен от службы местный полицейский пристав, угнетавший христиан. Обязанные своим благосостоянием русскому консулу, мы приносим сердечное свое спасибо ему как великому благотворителю и славянскому патриоту» ⁶.

Оставаясь на посту вице-консула в Скутари в течение пяти лет, Григорий Степанович до приезда К. А. Губастова исполнял одновременно обязанности министра-резидента в Цетинье, в Черногории. Его деятельность в этой должности получила горячее одобрение черногорского князя Николая.

Летом 1902 года Григорий Степанович отправился в Россию. Август он провел дома — в Чернигове. Навестил семью, к которой всегда был сильно привязан. Со временем это чувство только возрастало. Наверное, сказывались ежегодная длительная разлука и расстояния в тысячи верст. Сестра Анна была уже замужем и жила в Глухове. Брат окончил юридический факультет Киевского университета и служил по акцизной части во Владикавказе. Григорий Степанович так и не увидел его. А с сестрой, родителями и младшим братом, учившимся в шестом классе местной гимназии, повидался. Родители начали сдавать. Отец (ему было 56 лет) уже еле ходил, и от былой силы не осталось и следа. Григорий Степанович видел, как они за него переживали. Пока их сын находился в Турции, оттуда ежедневно приходили нехорошие известия. Младший сын постоянно зачитывал родителям по их просьбе сообщения из газет о событиях на Балканском полуострове. Отец и мать, хорошо помнившие русско-турецкую войну 1877–1878 годов, боялись новой, и им почему-то казалось, что их Гришенька погибнет одним из первых. А жили они в основном на деньги старшего сына. Григорий содержал братьев в гимназии и в университете; благодаря ему был выкуплен небольшой домик на Шоссейной улице, где жила семья. Дом наконец-то отремонтировали. Особенно родители заволновались, узнав из газет о нападении албанцев на «имущество русского консула г. Щербины» при перевозке из Скутари в Митровицу.

…А Григорий Степанович все чаще бывал в черниговском Троицком монастыре. О чем он вообще размышлял тогда? И почему по дороге в Митровицу он составил в Константинопольском посольстве духовное завещание, в котором просил о погребении в этой обители?

Но какие бы мысли ни посетили его тогда, можно быть уверенным в том, что он нисколько не сомневался в верности избранного им пути и не колебался в решимости исполнить свой долг до конца. После гибели Щербины русский вице-консул Тухолка скажет, что Григорий Степанович был счастлив, что ему выпала возможность погибнуть за своих братьев ⁷.

Когда Григорий Степанович уезжал из дома, мать провожала сына до Киева, хотя он и просил ее не делать этого. Порывался поехать с ними и больной отец — едва отговорили. Через неделю после отъезда сына его окончательно разбил паралич...

...На вокзале перед самым отправлением поезда мать вдруг упала на колени, сильно смутив одетого по всей форме Григория Степановича. Она умоляла его не ездить в «проклятую» Митровицу, стала причитать и плакать. Сердце Григория Степановича сжалось в комок, но дипломат все же взял себя в руки.

Незадолго до отъезда он поговорил с мужем сестры — Анатолием Васильевичем Синицким. Григорий Степанович не хотел травмировать родных и поэтому о своей последней воле сообщил ему. Он предчувствовал, что не вернется, и просил родственника ходатайствовать перед русским послом в Константинополе И. А. Зиновьевым исполнить две его предсмертные просьбы. Во-первых, перевезти и похоронить его тело в Чернигове за счет государства за неимением у него средств. Во-вторых, похлопотать об обеспечении средствами родных...

В сентябрьских номерах газет не раз публиковались сообщения об угрозах смертью Щербине в случае его появления в Митровице. А один из журналистов додумался даже написать: «Предположим, что г. Щербина пожертвует собой и погибнет, высоко держа врученное ему русское знамя...» Хорошо, что эту газету не видели родители Григория Степановича. А он был уже в Константинополе...

В турецкой столице он пробыл около трех месяцев. Знакомился с ситуацией в Старой Сербии, размышлял о том, какие шаги следует предпринять для умиротворения края, для ограждения христиан от бандитов. Хорошо изучивший за долгие годы нравы восточной жизни, он великолепно разбирался во всех ее тонкостях. Щербина не собирался требовать особых прав для христиан или ущемлять права мусульман. Человек высокой культуры, он уважал законные интересы и тех и других, хотя не мог не симпатизировать единоверцам. Он желал, чтобы православные не боялись за свою жизнь из-за того, что албанские разбойники проявляют свой «героизм» в отношении беззащитных. Когда Щербина убыл к месту службы, русский посол Зиновьев как бы в шутку сказал сербскому послу (знал бы он цену [46] этой «шутке»!): «Если Щербина погибнет, сербы должны причислить его к своим святым» ⁸.

В январе 1903 года Григорий Степанович обосновался в Митровице. На новом посту он пробыл всего 10 недель.

Обстановку в Старой Сербии в те дни как нельзя лучше характеризуют строки Щербины, которыми он завершил одно из писем в Константинополь: «Что сказать о себе? Дожил до вечера. И слава Богу!..»

Особое возмущение албанцев вызвало намерение турецких властей провести реформы в европейских провинциях. В феврале 1903 года Россия и Австро-Венгрия потребовали от Порты некоторых «послаблений» христианам. 1 марта в Пене состоялось представительное собрание албанцев, на котором присутствовали «делегаты» от всех племен. Собрание решительно высказалось против реформ и приняло следующую резолюцию:

«1. Мы протестуем самым решительным образом против принятия на службу в полицию, в судебные или административные учреждения хотя бы одного христианина.

2. Мы протестуем против учреждения новых русских или других иностранных консульств в Македонии и Старой Сербии.

3. Мы предупреждаем турецкие власти, начавшие говорить об изъятии у нас оружия, что лучше умрем, чем его отдадим.

4. Мы не нуждаемся в иных средствах мира и порядка, помимо нашей доброй воли, мы гарантируем порядок и мир каждому мусульманину или христианину.

5. Если это наше уверение будет принято, то мы обещаем и на будущее время оставаться верными подданными султана» ⁹.

Немного погодя албанцы из Митровицы телеграфировали султану, что они не успокоятся до тех пор, пока султан не откажется от введения реформ и не уволит жандармов-христиан. Тем временем от слов перешли к делу — последовали убийства состоящих на службе христиан.

Город Призрен несколько дней находился под страхом албанского нашествия. Но бандиты передумали и напали на небольшой городишко Вучитырн, подвергнув его разграблению. Турок-каймакам немедля выдал им 12 жандармов-христиан, которых они увели в Приштину.

17 марта албанцы осадили Митровицу. Они потребовали отозвать русского консула из Митровицы, а также сербского консула из Приштины. Турецкая армия была вынуждена даже открыть артиллерийский огонь по осаждавшим. Они были отбиты только после двухчасового боя, потеряв убитыми и ранеными более ста человек.

В своем последнем донесении (от 17 марта) в российское императорское посольство в Константинополе Щербина сообщал о все более разрастающихся антисербских насилиях и притеснениях со стороны албанцев, имеющих целью «уничтожить славянский элемент или заставить его покинуть родные места» ¹⁰.

Хоть албанцы и были отбиты от Митровицы, к западу от города оставалось еще значительное их количество. Ходили слухи, что ожидается подкрепление к ним из Печа и Дьяковицы...

Вечером 18 марта Щербина решил лично ознакомиться с обстановкой, а заодно совершить свою обычную прогулку... Русского консула в тот роковой вечер сопровождали: казак Георгий Половин, кавас-албанец Джемаил, писарь, житель Митровицы Трифон Попадич. Кроме того, несколько позади шли полицейский и несколько турецких солдат из отряда, отбившего албанцев от города. Было около половины шестого вечера.

По дороге попадались вооруженные солдаты. Они, как и было заведено, останавливались и брали на караул при встрече с русским консулом. Где-то в полверсте от города навстречу попался солдат, несший ружье наперевес. Шагах в десяти справа от Григория Степановича он, поравнявшись, быстро поднял ружье. Щербина решил, что солдат, как и его товарищи, собирается отдать честь. Консул поднес руку к козырьку и тут понял, что солдат уже целится в него. Раздался выстрел...

Попав в левый бок, пуля вышла слева. Почувствовав жуткую боль в спине, обессиленный Щербина медленно опустился на землю и промолвил: «Он меня убил». Солдат выстрелил снова и побежал в сторону осаждавших Митровицу албанцев. Сопровождавшие Щербину открыли огонь по бегущему, ранили и схватили его.

Григорий Степанович этого уже не видел. Страшная рана причиняла немыслимую боль. Лежа на земле, он едва сдерживал стоны и скрежетал сжатыми зубами...

Найти повозку не удалось. Солдаты положили консула на кушаки и шинели и понесли в консульство. Подобная транспортировка доставила жуткие мучения раненому, но он не проронил ни звука. Вызвали лучших врачей из Белграда и Константинополя, однако состояние не улучшалось. Ранение было слишком тяжелое: разорвана печень, раздроблена правая почка, повреждена диафрагма, поясничный позвонок задет пулей.

Григорий Степанович понимал, что дни его сочтены. Однако, не желая тревожить родных, он телеграфировал 22 марта своей сестре в Глухов: «...по милости Божией мне лучше». А 25 марта брату во Владикавказ: «...слава богу, лучше». Тем временем сознание все чаще оставляло его...

Страдания Щербины продолжались более недели. Он скончался в страшных мучениях в ночь на 27 марта.

Убийца оказался албанцем-фанатиком. Дней за пять до покушения он стоял на посту в Митровице. К нему подошли несколько земляков. Завязался разговор. Албанцы сообщили, что через несколько дней нападут на Митровицу, чтобы изгнать полицейских-христиан и убить консула-«москова». Тогда он поинтересовался, чем их разгневал консул, что он сделал.

— Ничего он нам не сделал, — был ответ. — Но до сих пор в Митровице консулов не было — не должно быть и в будущем!

Эта мысль очень понравилась будущему убийце, он загорелся идеей самому расправиться с «гяуром»...

Скорбное известие о смерти Григория Степановича болью отозвалось в Сербии. Газеты посвятили его памяти сердечные статьи. Автор одной из них, профессор Белградского университета Йован Цвиич, назвал Щербину одним из самых замечательных и симпатичных людей, с которыми ему приходилось общаться: «Всякий раз, когда я беседовал с Щербиной, всякий раз, когда я о нем думал, у меня являлась мысль, что он должен сыграть выдающуюся роль. Это был человек с чрезвычайно широкими взглядами, редкой энергии и вполне преданный своей высокой миссии. Это был необыкновенный консул, он выделялся не только своим умом, но поражал всех своей сердечностью, верой, своей теплой славянской религиозностью» ¹¹. Посмертно в ноябре 1904 года Щербина был избран почетным членом Сербского литературного общества.

Долгий скорбный путь домой... Из Митровицы через Салоники, Константинополь и Одессу в Чернигов. Поездом, морем, снова поездом.

Ранним утром гроб с телом Щербины вынесли из консульства. Его сопровождали Призренский митрополит, девять священников, сербские консулы из Ускюба и Приштины, множество турецких офицеров и чиновников. Девять офицеров несли ордена покойного. Было дано пять пушечных выстрелов. Гроб внесли в вагон, обитый черной материей.

В Чернигов прибыли 12 апреля. На вокзальной площади в скорбном молчании застыли его жители. В это хмурое утро весь город собрался здесь, чтобы встретить своего земляка, русского героя.

Похороны состоялись в Троицком монастыре, в стенах которого так много времени проводил Григорий Степанович во время своего последнего пребывания в России. Было уже шесть часов вечера. Слегка накрапывал дождик — будто сама природа всплакнула. На могильном холме воздвигли крест, привезенный из Митровицы.

Комментарии

1. Новое время. 1903. № 9723.

2. Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ). Ф. 180. Посольство в Константинополе. Оп. 517/2. Д. 2021. Л.165–168.

3. Там же. Л. 107.

4. Вещий Олег. Болгария и Македония. СПб. 1903. С. 150–152.

5. Батаковић Д. Погибијя руског конзула Г. С. Шчербине у Митровици 1903. године. // Историјски часопис. Кн. XXXIV. 1987. С. 309.

6. С.-Петербургские ведомости. № 250. С. 320.

7. Батаковић Д. Указ. соч. С. 320.

8. Там же. С. 315.

9. Русский вестник. 1903. № 4. С. 825.

10. АВПРИ. Ф. 180. Оп. 517/2. Д. 2021. Л. 40об.

11. Правительственный вестник. 1903. № 85.

Текст воспроизведен по изданию: Выстрел в Митровице. Кому помешал российский консул в Старой Сербии // Родина, № 8. 2003

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info