АННЕКСИЯ БОСНИИ И ГЕРЦЕГОВИНЫ

И

ОТНОШЕНИЕ К НЕЙ СЛАВЯНСТВА

(См. март, стр. 27).

Особенно большие усилия направлены были оккупационным правительством против сербских школ, находившихся в заведывании церковно-приходских общин. Без поддержки церкви эти школы не могли существовать и развиваться. Никаких других источников, кроме добровольных взносов богатых людей, дарственных вкладов и завещаний, нет в их распоряжении. Бедность населения не давала возможности собрать крупные фонды, подобные фондам «Матицы» в сербских школах Венгрии. Теперь в таких конфессиональных школах ведется только начальное преподавание. Учителя выбираются по конкурсу в каждой общине публичным голосованием. Плата учителям назначается в большем размере, чем в казенной школе. Учителя, преданные делу образования, сторонившиеся от политики, достигали больших успехов, и православная школа стояла выше государственной. Такие школы в глазах правительства были опасны. Избегая правительственного контроля, они могли вести преподавание в народном духе.

Оккупационное правительство решило преобразовать школьное дело. Оно открыло народные школы независимо от вероисповедного начала. Имеются три полных гимназии: в Сараеве и в Мостаре с 1893 г. и в Дольной Тузле с 1899 года. [485] Реальная гимназия в Баньялуке — с 1894 г., реальная прогимназия — в Сараеве. Женские гимназии — в Сараеве и Мостаре. Девять коммерческих училищ — в Бихаче, Белине, Брчкой, Ливне, Мостаре, Сараеве, Травнике, Требинье и Дольной Тузле. Ремесленные школы — в Сараеве и Мостаре. Лесная школа — в Сараеве. Учительская семинария — в Сараеве.

Народных начальных школ в 1908 году насчитывалось 264.

Мусульманские школы — 44 медресе, 83 мектеби иптидаия, 1005 старых мектеба. Кроме того, две мусульманских школы в Сараеве и одна женская школа с более продолжительным курсом также в Сараеве.

Школьное дело было подчинено политическому отделению оккупационного правительства. Заведующим школами был поставлен католик.

При нормальных условиях политической жизни такая мера, как открытие школ общеобразовательных, безотносительно к вероисповедному началу, была бы вполне понятна; но при враждебном отношении правительства к сербам эти школы должны были отталкивать от себя сербское население и заставляли его нести двойные расходы — на правительственные школы и на свои вероисповедные, без которых нельзя было обойтись. Последние были для правительства нежелательны, и оно стало всячески их преследовать и стеснять. Открытию новых подобных школ оно препятствует всеми средствами. Не дозволяется покупка для этой цели земли, мешают постройке школьных зданий, отводятся для них самые неудобные места. Мостарская община уже много лет хлопочет об открытии на свои средства женской школы, но ее просьба до сих пор остается без ответа. Один из богатых благотворителей сербской школы, Вучкович, пожертвовал 72.000 флор. на устройство сербской гимназии, другой сараевский гражданин дал на ту же цель 45.000 флор. Правительство, предвидя, что устройство такой гимназии будет опасно для казенной средней школы, издало закон, по которому ни одно общество не может принять завещание или основать какой-либо фонд без предварительного одобрения политических властей. Сараевская православная гимназия и до сих пор неоткрыта. Завещания, составленные за 12 лет до издания этого закона, остаются без исполнения. Зачем я буду делать завещание в пользу школы, говорит добрый серб, если правительство не дает им воспользоваться? Иногда правительство не отступает даже перед нарушением [486] воли завещателей, помогая дальним родственникам завещателей добиться отмены завещания, сделанного в пользу общины.

В силу распоряжения 1892 г. учитель сербской православной школы должен доставить чрез свою общину удостоверение о своем поведении и политической благонадежности. Избранный общинный учитель не может начать преподавание, пока не получит уведомления о своем утверждении. Правительство намеренно задерживает назначение; три-четыре месяца проходят без результата. Случается, что общинам приходится платить месяцев за пять, когда учитель еще не начал уроков. От такого промедления страдает учебное дело. Детям грозит опасность не выдержать приемного экзамена в гимназии. Общины обратились к правительству с запиской, ходатайствуя, чтобы учитель имел право преподавать до утверждения, обязуясь, в случае неутверждения, уволить такого учителя. Барон Кучера принял записку, но с 1893 г. она остается без ответа. Другою мерой является перевод учителя сербской православной школы в казенную среди учебного года (как это было в Сараеве, Санском Мосте, Добое), с тою целью, чтобы, оставив школы без преподавателей, заставить детей отдавать в казенные школы.

Там, где есть православные сербские школы, правительство предписывает священникам в церквах внушать народу, что он должен отдавать детей в казенную школу; иногда, предъявляется родителям такое требование на словах с угрозой штрафом; подвергают штрафу и тех, кто советует отдавать детей в сербскую школу.

Если учитель школы окажется в немилости у уездного начальника или будет заподозрен политически, его удаляют из оккупированных областей в 24 часа, иногда под конвоем жандармов. Школа остается без учителя, а народ обвиняется в непокорности властям за то, что держал такого учителя.

Преследуя сербские православные школы, оккупационное правительство иначе относится к школам католическим. Православные сербы имеют только семинарию и женскую школу в Сараеве. А католики имеют: католическую семинарию в Сараеве, архиепископскую гимназию с пансионом в Травнике, частную учительскую школу конгрегации дочерей Божией Любви в Сараеве, немецкую женскую школу той же конгрегации в Сараеве, женскую школу с женским пансионом сестер милосердия в Сараеве, такую же школу без пансиона в Травнике, три женских школы сестер драгоценной крови [487] Иисусовой в Бихаче, Зенице и Баньялуке, сиротский приют Малого Иисуса в Сараеве.

Число католических начальных школ (в 1908 году 18) сравнительно с числом православных (91) значительно меньше, но это, объясняется тем, что общее число католиков, особенно среди сельского населения, гораздо меньше, чем число православных, а также тем, что для католиков нет никакого повода избегать отдачи своих детей в казенные начальные школы.

Православные сербы напрасно хлопочут, чтобы открыта была школа для приготовления учителей в виду того, что правительственная учительская школа не удовлетворяет их нуждам. Между тем католики имеют три школы для воспитания духовных в монастырях в Плесне, Сутеске, Горице и монастырскую школу траппистов в Делибашином селе, около Баньялуки.

Преподавание в казенных школах ведется с такой тенденцией, чтобы воспитать учащихся в отчуждении от народных стремлений, чтобы ослабить в сербах национальное сознание. Боясь самого имени серб и сербский, оккупационное правительство ввело, как оффициальное название языка, термин босански (иногда земальски, т.-е. местный). Но среди населения Боснии и Герцеговины только мусульмане называют так свой язык со времени турецкого владычества, подобно тому, как они называют себя босняками географически и турками по вероисповеданию. Это не помешало австрийскому правительству озаботиться составлением грамматики босанского языка, в которой ни слова нет о языке сербском. При этом была задняя мысль перейти от имени босанский к имени хорватский. Уже давно рядом с грамматикой босанского языка стоят школьные книги, издающиеся в Загребе — хорватская читанка, т.-е. хрестоматия, хорватский синтаксис. В отчете сараевской гимназии за 1908 г. вместо босански стоит уже српско-хрватски.

Что касается имени хорватский, то даже профессор Клаич, известный автор географии и истории Боснии, должен признаться, что население Боснии и Герцеговины даже католическое, не называет себя таким именем. Хорватами называет босняков и герцеговинцев только сам Клаич. Равным образом и все другие учебники, употребляемые в гимназиях и других школах — учебники хорватские, составленные хорватами; авторы их — профессора загребского университета Смичиклас, Шурмин, Маретич и др. Воспитанники-католики, [488] пользуясь этими учебниками, могут быть довольны по крайней мере тем, что они печатаются латинским шрифтом, а сербы могут жаловаться не только на то, что они лишены учебников, изданных кириллицей, но и на то, что между такими учебниками нет составленных сербскими авторами.

Нельзя упускать из виду, что хотя хорваты и приняли, как литературный язык, штокавское наречие сербского языка — его южный герцеговинский говор, но у них литературный язык отличается от сербского. В нем много выражений, не употребляемых сербами, более тяжелый сталь, много деланных, искусственных слов. Не даром сербские боснийские издания, напр. «Боснийская Вила», отмечает эти недостатки, когда ей приходится давать отзывы о книгах, напечатанных в Боснии и Герцеговине пришлыми хорватами. Нетрудно понять, насколько этот недостаток неудобен в учебных книгах.

Для начальных школ, нужно правду сказать, сделано отступление: учебники печатаются вдвойне — кириллицей и латинским шрифтом. Но в подборе статей в хрестоматиях есть тенденциозность. В тех из них, которые относятся к родине, речь идет только о Боснии и Герцеговине; ни слова об их отношении к другим сербским землям. За то в трех выпусках находятся статьи, посвященные дому Габсбургов и Францу-Иосифу в частности. В них прославляется он как отец и господин Боснии и Герцеговины, премилостивый цесарь и краль. В заключение печатается австрийский гимн под искусственно придуманным для него названием «царевка».

Политика оккупационного правительства отразилась и на положении печати. Она делится на оффициозную, хорватскую, сербскую и мусульманскую.

В календаре «Бошняк» за 1908 г. насчитывается 26 изданий; эта цифра, однако, не совсем точна, потому что произошел целый ряд перемен в зависимости от последних событий. Органами правительства являются «Сараевский Лист» (30-й год издания, печатается латинским письмом и кириллицей) и «Bosnische Post» (24-й год издания). Хорватским интересам служит «Hrvatski Dnevnik» (2-й год издания), в Сараеве, и «Osvit», в Мостаре (10-й год издания). Сюда же нужно причислить католические духовные издания: «Vrhbosna», 21-й год издания, в Сараеве; «Krscanska Obitel», для хорватского католического населения в Мостаре, 8-й год издания; «Glasnik sv. Ante Padovanskog», тоже для хорват-католиков, 2-й год издания, и «Serafimski Perivoj, glasilo hrvatskih [489] Franjevaca», орган францисканцев; оба выходят в Высоком. Интересно, что есть «Radnicka Obrana», т.-е. газета, отстаивающая рабочие интересы, «glasilo hrvatske radnicke organizacije», т.-е. орган хорватской рабочей партии. Наконец, «Napredak» — орган хорватского вспомогательного общества того же имени.

У сербов были три газеты: «Народ» (1-й год издания, в Мостаре), «Србска Риjеч» (в Сараеве, 3-й год издания) и «Отаджбина» (1-й год издания, в Баньялуке). Из них теперь уцелела только одна сараевская газета. Кроме того у сербов есть духовное издание, оффициальный орган церковного суда в Сараеве, «Источник» (21-й год издания) и «Просвjета», орган сербского благотворительного общества того же имени (1-й год издания). Сравнительно с числом хорватских изданий число сербских ничтожно: это свидетельствует об условиях сербской печати, преследуемой правительством.

Мусульманские газеты делятся на солидарные с хорватами и с сербами. К первым принадлежат: «Bosnjak» (17-й год издания, в Сараеве), «Behar» (печатается латинским шрифтом, 8-й год издания). Ко вторым — «Мусават» (в Мостаре, 2-й год издания) и «Гайрет», орган благотворительного мусульманского общества.

Кроме того есть три педагогических издания: «Uciteljska Zora» (в Мостаре, 3-й год издания), «Gjacko Kolo» (в Баньялуке, 1-й год издания) и «Skoljski Vjesnik». Последнее издание выходит 14-й год и является правительственным школьным органом. Число правительственных и оффициозных изданий в 1908 году увеличилось двумя немецкими: «Sarajever Tagsblatt» и «Sarajever Wochenschrift». Перестала выходить «Osvit», которая была продолжением первой частной газеты в Боснии, основанной Милиновичем и выходившей, с перерывами, под разными заглавиями. Причина прекращения издания — иная, чем названных выше сербских газет: дефицит. Это характерно для хорватского католического органа. При значительно меньшем числе католического населения органы католической печати могут существовать только при поддержке правительства.

В Сараеве был основан музей, в котором помещались археологические предметы, находимые во время раскопок, собирались этнографические коллекции, памятники письменности — грамоты, другие документы и разного содержания рукописи. Не ограничиваясь одним собиранием, управление музея посильно изучало поступавший в музей материал. Чтобы результаты [490] изучения. сделать доступными в широких кругах общества, при музее был основан ученый журнал, посвященный всестороннему изучению Боснии и Герцеговины: «Гласник Земальског Музеja у Босни и Герцеговини». В текущем году выходит 20-й том этого издания. С целью привлечь читателей того и другого вероисповедания журнал печатается не только латинским шрифтом, но и сербской кириллицей. И самый заголовок издания — двойной. В «Гласнике» помещаются исследования и материалы по археологии и истории, этнографии и природоведению. Редакция журнала старалась привлечь хороших сотрудников; но далеко не всякий серб охотно мог отозваться на предложение сотрудничества, да и не всякое сотрудничество было бы для редакции желательно. Это отразилось на результатах. Интересных материалов помещено довольно, но каких-либо выдающихся работ по истории Боснии и Герцеговины напрасно было бы искать. Ничего подобного блестящим историко-литературным трудам Новаковича, или, напр., выдающимся географическим и этнографическим работам проф. Цвиича не появлялось в «Гласнике». Несколько лучше обстоит дело с археологией. В этой области не обостряются противоположные взгляды, и разработка далекой старины может идти успешнее. Точно также и естественнонаучный отдел не может страдать, по самой природе науки.

Оккупационное правительство гордилось этим изданием, но, выпуская его на сербском языке, оно понимало, что уже в силу одного этого обстоятельства издание не получит широкого распространения. Не жалея средств, оно решило время от времени прибегать к немецкому языку, чтобы сделать результаты местных исследований доступными для представителей европейской науки. Такое издание печатается в Вене под именем «Wissenschaftliche Mitteilungen aus Bosnien und der Hercegovina». До сих пор вышло десять томов. Как ни хорошо такое предприятие в интересах чисто научных, с точки зрения экономии средств Боснии и Герцеговины это — роскошь, которой не решилось бы допустить ни одно народное правительство. Ни юго-славянская академия в Загребе, ни сербская академия в Белграде не выпускают таких изданий. Борьба сербов и хорватов выражается и в том, что часто в одном и том же городе есть сербская и хорватская читальни, сербское и хорватское певческие или музыкальные общества, сербское и хорватское гимнастические общества, сербское и хорватское благотворительные общества. Есть и такие города, где открыто только [491] то или другое, что может указывать на преобладание католиков или православных. Есть и мусульманские читальни. В Сараеве, как столице Боснии, в 1908 г. значилось 27 разного рода немецких обществ. Есть также чешская беседа и польский клуб.

Характер оккупационного правительства сказывается и в составе чиновников в Боснии и Герцеговине. Когда на берлинском конгрессе выяснилось, что Босния и Герцеговина отдаются в оккупацию Австрии, со стороны населения подавались заявления о том, чтобы судебные и политические чиновники, а также остальные служащие выбирались народом из своих людей, а не из иностранцев, не знающих языка и обычаев народа. Заключая с Турцией договор 21 апреля 1879 г., австрийское правительство находило возможным сохранить местных служащих на занимаемых ими местах; в случае их замены предпочтение было обещано местным жителям. На самом же деле, когда оккупация была закончена, оккупационное правительство поспешило заменить местных людей иностранцами.

При выборе чиновников правительство отдавало предпочтение хорватам, которые уже потому, что знают язык, являются самым удобным элементом чиновничества. Они служат главным образом в ведомстве народного просвещения и вероисповеданий. Судебные должности занимают в большом числе поляки. В составе верховного суда в Сараеве, в 1908 г., до сих пор преобладают лица с польскими фамилиями. За хорватами и поляками идут немцы, мадьяры, чехи и немецкие евреи. Самые высшие должности, судя по фамилиям, занимают исключительно иностранцы. Среди немецких и мадьярских фамилий встречаются польские и чешские. Незначительное число австрийских сербов, без сомнения, объясняется их православным вероисповеданием. Также невелико число местных уроженцев-сербов, да их и назначают только на низшие должности, на которых они являются лишенными инициативы, простыми исполнителями распоряжений высшей власти.

По данным, приведенным у Бара, в 1902 г. среди чиновников было 227 православных, 98 мусульман, 2.201 католик.

Адвокатов в Боснии и Герцеговине в 1908 г. значилось 24. В 1895 г., когда в первый раз опубликован был, их список, их было 15. Это при 1.700.000 жителях!

Не пользуясь симпатиями огромного большинства населения, опасаясь его духовной близости к соседним сербским землям, [492] Австрия удерживает Боснию и Герцеговину лишь с помощью военной силы. Тотчас же после оккупации были приняты меры к обезоружению босняков и герцеговинцев. Вся страна покрыта сетью жандармских постов. Жандармские патрули постоянно объезжают дороги и населенные места; ничто не ускользает от их внимания. По большим дорогам в Боснии местный уроженец не может идти свободно. Проводникам лошадей из Вышеграда до Сребреницы необходимо было дать удостоверение властей, чтобы они могли объяснять жандармам, при встрече на пути, почему они ушли так далеко от своего дома. По боснийским железным дорогам босняк не может ехать, куда он хочет: дежурные жандармы внимательно следят за каждым путником. Так говорит французский путешественник Шарль Дило («Дело», июнь-авг. 1902, стр. 44). Путешественники-иностранцы расточают похвалу сторожевым жандармам, у которых при рекомендации от властей можно встретить любезный прием, найти обед, пользоваться ночлегом. М. Черминьский рассказывает, как жандармы спят днем, а ночью ходят по всем окрестным тропинкам, оберегая жителей от неожиданных нападений. Какие, однако, истинные причины этих обходов — это дают понять слова того же автора, что жандарм имеет право во всякую пору, хотя бы в глухую полночь, войти в любой дом и сделать осмотр, если подозревает хозяина в замыслах восстания или же в обладании без дозволения огнестрельным оружием. Когда читаешь эти строки, невольно вспоминаешь свободную Черногорию, где безопасность населения или путешественника не нуждается ни в какой подобной охране.

О том, какие усилия должно было употребить австрийское правительство, чтобы сохранить за собой обладание Боснией и Герцеговиной, мы узнаем из книги Иосифа Голечка. «Нельзя не удивляться тем усилиям, которые Австрия потратила на укрепление южной Герцеговины и Боки Которской. Цель его — защита от населения и от Черногории. Последняя будет вынуждена взяться за оружие при первом благоприятном случае, чтобы расширить свои пределы к морю и на той территории, которая вместе с Черногорией образует географическое и этнографическое целое. Если горы южной Герцеговины были до сих пор неприступными твердынями, то трудно выразить словами, чем они стали теперь. Где только есть гора, на ней сооружены укрепления, на которые не жалели ни труда, ни средств. На [493] пространстве между Требиньем и Билечем находится 17 казарм, крепостей, бастионов. В расстоянии четверти часа от Билеча — укрепленный лагерь. Не менее сильная цепь укреплений тянется вдоль всей границы против Черной Горы. Постоянно прибавляются новые укрепления, цепь становится теснее и шире. Внутри каждой горы вырыто пространство, в которое ведет тайный вход откуда-нибудь сзади. На этом пространстве поставлены орудия и митральезы, которых не видно за массой каменьев даже с ближайшей горы. Прежде чем черногорцы приблизятся, горы выбросят на них как сопки скрытый огонь. Куда черногорцы ни повернутся, всюду очутятся под перекрестным огнем. Укрепления соединены одно с другим телеграфом и фонографом. Опасность, где-нибудь грозящая, сейчас же может быть известна на всех пунктах. Сомневаюсь, чтобы где-нибудь еще целая земля была обращена в одну крепость и столько уменья и средств было потрачено на то, чтобы по самой природе неприступная местность сделана была еще более неприступною. Между этими укреплениями не пробежать незамеченною кунице, не пролететь птице, чтобы ее не увидели бдительные стражи. Все касающееся этих укреплений покрыто непроницаемой тайною. Туда может вступить только военный, для того посланный».

По словам одного австрийского офицера, с которым беседовал Голечек, укрепления делают невозможным наступление черногорцев значительными отрядами. Если они на это решатся, то их пропустят через первую и даже вторую цепь укреплений, но дальше их ожидает полное истребление. Правильные военные действия при таких условиях невозможны. Но тот же офицер должен был сознаться, что в дождливую и туманную осень черногорцы могут пройти незамеченными, что для них возможна партизанская борьба, и тогда укрепления не оправдают тех надежд, которые на них возлагаются.

Против кого же сооружены эти укрепления, кому грозят эти военные силы? Слабой Сербии и маленькой Черногории! Вот что значит управлять и владеть страной по праву насильственного захвата!

Сначала войска в Боснии и Герцеговине были имперские; с 1882 года, когда была введена воинская повинность, часть войск принадлежит к местному населению. Но, как везде в Австрии, местные войска посылаются на службу в такие части империи, в которых они чужды населению. Босняки и герцеговинцы, понятно, очень тяготятся службой на чужой [494] стороне, когда их шлют в «проклятую цесареву Вену» служить чужому царю чужой крови, языка, веры и закона. Не даром запрещена правительством в Боснии песня:

(«Дело» № 40, стр. 126: «Из землье плача» — прекрасный рассказ из солдатской жизни босняков и герцеговинцев)

— т.-е.: «Увы, Босния, сирота несчастная, твоя звезда не ходит больше по небу, твои горы и долины закутаны густыми облаками, твои сыны, былые соколы, стали рабами чужеземцев». Неудивительно, что оффициальная статистика отмечает значительное число выселений, которые приходятся на уклоняющихся от воинской повинности.

_______________

При всем страшном политическом гнете, направленном против сербов, удалось ли Австрии достигнуть того, чего она желала? Последние события дают понять, что ответ на этот вопрос должен быть отрицательный. С детства ученик в школе учит боснийский язык, а в жизни австрийское правительство бессильно подавить сербскую идею. Издаются газеты «Сербская Речь», «Народ», «Отечество». В обществе пользуется популярностью журнал «Боснийская Вила», литературного содержания, издаваемый сербами. Оккупационное правительство предполагает его вытеснить другим, лучшим изданием. Первые семь лет этот журнал, которому дано имя «Нада», т.-е. надежда, нарочно издается кириллицей, чтобы привлечь сербских читателей. Средств на его издание не жалеют; оно снабжается прекрасными иллюстрациями, в нем участвуют известные хорватские писатели и ученые. И однако до сих пор жива «Босанская Вила», а перестала выходить «Нада», не оправдав возлагаемых на нее надежд. Когда и почему? В 1903 г., после смерти Каллая, дававшего средства на издание — и по недостатку подписчиков, как гласило оповещение о прекращении журнала. Последние два года он уже печатался латинским шрифтом. Католики-подписчики не могли поддержать издание. Приведем еще один пример не менее характерный. За тридцать лет австрийской оккупации не вышло какой-либо важной книги по [495] истории Боснии. Труды проф. Клаича «Bosna Zemljopis» (Загреб, 1878) и «Poviest Bosne» (там же, 1882) мы исключаем, потому что они написаны хорватским ученым в Загребе; притом первая книга вышла еще до оккупации. Исключение представляет одно сочинение, написанное босняком мусульманином, мало критическое. Когда незадолго перед аннексией вышла «Истоpиja сербског народа» Станоjевича в Белграде, на нее был большой спрос в Австро-Венгрии. Но ее постигла удивительная судьба. Она была конфискована в Землине в почтовом отделении. Суд признал правильность конфискации и сделал распоряжение об уничтожении задержанных экземпляров. Решение было приведено в исполнение, и все 2000 экз. были сожжены на костре в присутствии множества зрителей («Nar. Listy», № 294). В Боснии и Герцеговине подписчики не могли получить этой книги. Оккупационное правительство запретило ее продажу в магазинах и у отдельных продавцов. Вероятно власти были испуганы последней страницей книги, где автор коснулся народного движения в сербско-хорватских краях. Вот это место: «Кружок молодых людей решился вести борьбу против австрийского режима на чисто политическом поприще. Сараевской резолюцией 11 мая 1907 года начата была политическая организация сербского народа в Боснии и Герцеговине. Первая народная скупштина в Сараеве 26 октября 1907 года выработала программу, главным пунктом которой было требование автономии. Интенсивная национальная деятельность, проявившаяся в последнее время в Триедином королевстве (т.-е. в Хорватии, Славонии и Далмации), в Боснии и в Сербии вызвала репрессивные меры со стороны австро-венгерской монархии. Началась борьба против так называемой велико-сербской пропаганды и получила выражение в преследовании сербской независимой партии в Триедином королевстве и в терроре, воцарившемся в Боснии и Герцеговине».

Замечая усиление народного сознания в населении Боснии и Герцеговины, австрийское правительство принимало все меры, чтобы его подавить или по крайней мере ослабить. В последнее время стало обнаруживаться сближение между православными и мусульманами. Сербская печать способствовала такому сближению. Одна из газет, основанная в Баньялуке и принимавшая видное участие в этом направлении, за статью «Пахнет порохом», в которой шла речь о возможности военного столкновения Сербии с Австрией из-за постройки санджакской железной дороги, была прекращена. Ея редактор, издатель, [496] сотрудники были преданы военному суду, который приговорил подсудимых за измену к долголетнему заключению в тюрьме, а после выхода из тюрьмы — к полному изгнанию главных обвиняемых. Даже мадьярские газеты удивлялись этому приговору, последовавшему после объявления нового закона о печати. Вслед затем правительство выступило с обвинением населения в великосербской пропаганде, которая будто бы исходила из сербского королевства. Оно воспользовалось для этого своим агентом Настичем.

Помимо этих крутых мер, борьбе с сербами усердно служили полуоффициальные органы печати, возникшие в 1908 г. Один из них, «Сараевский Еженедельник», почти в каждом № обличал врагов империи, т.-е. представителей сербской печати. По его словам, они сеют смуту в умах населения, они смущают мусульман — элемент порядка и прогресса в Боснии и Герцеговине, — подстрекая их против правительства; они увлекают даже католиков и хорватов к оппозиции правительству. Они домогаются конституции, которая для Боснии и Герцеговины может быть вредна. Сербы обвиняются в постоянном недовольстве всеми благими мерами правительства, направленными к улучшению экономического быта, сельского хозяйства и т. п.

Таково было настроение умов в Боснии и Герцеговине, когда произошли знаменательные события В Турции, когда, уступая младотуркам, султан даровал на этот раз не на бумаге только, а на деле конституцию. Австрию эти события застали только еще в сборах к облагодетельствованию населения Боснии и Герцеговины такими же свободами. Ея положение оказалось незавидным. Население оккупированных провинций было возбуждено; в особенности возбуждение овладело мусульманами. Они вспомнили о суверенитете султана. Организация православных сербов и мусульман выработала меморандум, в котором просила у правительства конституции, надеясь, что после того сделается невозможным решение вопросов, касающихся всего народа, без его согласия. Австрийское правительство не могло более медлить: оно решилось сделать тот шаг, который давно имело в виду. Оно объявило аннексию. К несчастию, этому акту предшествовало свидание в Бухлове Эренталя и Извольского.

Австрии, вступившей в Боснию и Герцеговину после предварительного соглашения с Россией и не имевшей на эти провинции тех прав, какие дает завоевание, выгодно было и [497] теперь втянуть в это дело Россию. И наш министр не дал своему австрийскому коллеге должного отпора.

Удар, нанесенный объявлением аннексии сербскому народу, вызвал бурные манифестации в Сербии, в Черногории, в Константинополе. Сербское и черногорское правительства протестовали против нарушения международного договора. Протестовала против него и Турция, не смотря на очищение австрийскими войсками Ново-базарского санджака. Не ограничиваясь протестом, турки приступили к бойкоту австрийских товаров.

Сербия и Черногория в свою очередь приняли с своей стороны все меры к охране своих интересов. Из Белграда были отправлены уполномоченные в Турцию и европейские государства. К нам в Петербург прибыл сам наследник престола, сопровождаемый Пашичем. Черногория также послала уполномоченных в Белград, Константинополь и Петербург. К нам прибыли, кроме того, и представители сербского общества, некоторые из профессоров белградского университета. Их прибытие и участие в защите правого дела сербов вызвало в нашем обществе особое внимание к боснийскому вопросу. Это понятно. Ведь именно русское общество первое пришло на помощь боснякам и герцеговинцам, когда в 1875 г. поднялось восстание в этих турецких провинциях. Во всех его слоях живы участники движения добровольцев. Что касается сербов, то если миссии их не принесли, как выяснилось теперь, желанного результата, — вина за это не может падать на тех, кто принял на себя ответственную задачу послужить родине и всему народу.

Что же, однако, произошло после аннексии в Боснии и Герцеговине? Мы сообщим об этом, пользуясь главным образом тем материалом, который нам дают славянские издания.

В газете «Capajeвски Лист», 7 октября (24 сент.), напечатана прокламация императора к населению Боснии и Герцеговины. В следующем № та же газета сообщает, что прокламация была объявлена в особо вывешенных плакатах не только в Сараеве, но и по всей стране. Событие это произвело глубокое впечатление во всех слоях городского общества. Преобладало радостное чувство, что этот чрезвычайно важный для нашей родины исторический акт — хотя его и ожидали — последовал ранее, чем думали. По всему городу заметно было необычно живое движение, а в чиновнических и австро-венгерских гражданских кругах аннексия была принята с [498] величайшим одушевлением. Отдельные дома при первом же слухе об аннексии начали украшаться флагами; городской начальник пригласил население украсить и иллюминовать дома в течение трех дней и созвал в два часа городских представителей в торжественное заседание. Далее следует сообщение о приеме в конаке, об иллюминации, пушечных салютах, богослужении в православной и католической церквах.

«Sarajevski Tednik» пишет о тех же событиях в аналогичном тоне: «Аннексия принята в стране с великим одушевлением. Переселившиеся в Боснию и Герцеговину католики и католики-туземцы ликуют, дождавшись исполнения своих желаний; честные и трезвые мусульмане охотно примиряются с совершившимся фактом; поражена только фракция туземного населения, группирующаяся около «Сербской Речи». До последней минуты эта газеты отрицала возможность аннексии. «Сербская Речь», ставившая своей задачей вести агитацию против нашей монархии и против присоединения к ней этих земель, приостановила свой выход в виду совершившегося факта. Она говорит, что сделала это под давлением полицейских мер, но нужно быть слишком легковерным, чтобы этому поверить».

Иной характер носили известия чешских газет. В «Nar. List.» напечатана была 7 октября телеграмма о сильном возбуждении против Австрии боснийских сербов и оппозиционных магометан. 9 октября сообщается о конфискации газеты «Сербская Речь», вышедшей в траурной кайме. И последующие ее №№ конфискуются, лист выходит почти совсем пустой, остаются напечатанными лишь самые невинные заявления редакции. И это делается в то время, когда в стране полное спокойствие. Типография газеты окружается полицией еще до выхода №, и газета конфискуется тотчас же, без объяснения причин. Все направлено к тому, чтобы оставить население без всякого руководства печати. Последний № был конфискован за статью: «И все-таки сербская идея не погибнет». Постоянное преследование заставило газету на время прекратить издание. В одном № газеты «Народ», выходящей в Мостаре, кроме заголовка газеты и объявлений все остальное — белая бумага. За то торжествуют католики хорваты. «Serafinski Perivoj», орган францисканцев, приветствует аннексию. Газета радуется, что судьба Боснии и Герцеговины раз навсегда решена так, что не может на них больше возлагать надежды ни Царьград, ни Белград, ни Цетинье: они в руках хорватского государя и хорватского народа, которому и по истории, и по народности Босния и [499] Герцеговина принадлежат. Газета, однако, не может забыть, что большинство населения чувствует себя иначе. «Сербский дух в стране тяготеет к Белграду, привлекает к себе мусульманское большинство, создает апофеоз суверенитета султана над Боснией и Герцеговиной. Орган францисканцев утверждает, что за новоприобретенные земли Австро-Венгрия должна быть благодарна боснийским францисканцам не меньше, чем князю Бисмарку.

Конфискуя боснийские газеты, австрийское правительство не пропускает в Боснию сербские газеты. Понятно, какое значение могут иметь при подобных условиях печатаемые в оффициальных изданиях выражения лояльности местного населения. Австрийская печать не могла скрыть, что аннексия принята населением более чем холодно. Если не было бурного и решительного протеста, то ото объясняется, с одной стороны, влиянием вожаков народного движения, а с другой стороны — объявленным в стране военным положением. Аннексию приветствовали одни лишь католики и пришлые чиновники.

Как же отнеслись к аннексии другие славяне? На Балканском полуострове ближайшие соседи сербов, болгары, оказались в особенном положении. Объявление об аннексии совпало с провозглашением болгарской независимости. Болгары, политическое освобождение которых тесно связано с восстанием сербов в Боснии и Герцеговине, не подумали о том, как отзовется в душе сербов совпадение радости болгар и горя босняков. Факт объявления независимости Болгарии сам по себе не может вызывать возражений. Болгары достигли того, что сербы получили после русско-турецкой войны. Другое дело, насколько они выиграли от этой перемены и какие австрийские обещания склонили их оказать услугу Австро-Венгрии. Для интересов славянского дела на Балканах австрофильская политика болгар, без всякого сомнения — шаг ложный и опасный. Она будет мешать сближению балканских государств, которое одно могло бы парализовать пагубное влияние захватной политики Австро-Венгрии.

Австрийские славяне все без исключения отнеслись к аннексии с сочувствием, которое выражалось тем сильнее, чем более та или другая народность заинтересована своим отношением к Боснии и Герцеговине. Это настроение отразилось как в печати, так и в делегациях и в рейхстаге. Ближайше заинтересованные хорваты, приветствуя аннексию, заняты лишь тем, какое будет отношение присоединяемых областей к их родине, Хорватии. «Обзор», орган хорватско-сербской [500] коалиции, осведомленный о том, что Босния и Герцеговина не будут соединены с Хорватией, высказывается в том смысле, что и сербы и хорваты должны требовать одного: чтобы в присоединенных областях было установлено конституционное правление и чтобы они составили одно целое, когда настанет вопрос о новом соглашении Австрии с Венгрией. Орган прогрессистов «Покрет» выражает желание, чтобы на тот случай, если не будет исполнено главное требование хорватской коалиции, а именно присоединение Боснии и Герцеговины к Хорватии, Хорватия была удовлетворена присоединением к хорватскому королевству Далмации. «Agramer Tagblatt» возражает на это, что при нетерпимости мадьяр было бы лучше, еслибы Далмация осталась при Цислейтании.

Скептически относится к выгодам аннексии для южных славян в Австро-Венгрии выходящая в Дубровнике «Crvena Hrvatska». По мнению этой газеты, немецкая и мадьярская экспансивность, не имея другого выхода, обрушится на южных славян. Поэтому газета считает восторги хорватских журналов преждевременными. Дело не в том, что число славян в империи увеличится на 1.800.000, а в том, чтобы вновь присоединенное население могло жить независимой жизнью. Только в этом случае аннексия могла бы послужить на пользу славян вообще и юго-славян в особенности. Но от этого мы теперь дальше, чем когда-либо. События, происходящие и подготовляемые на Балканах, не позволяют надеяться, что хорватский вопрос близится к своему разрешению.

Известный историк Хорватии Смичиклас основывает притязания хорватов на церковном праве, ссылаясь на то, что Босния, насколько она была католическою, принадлежала в церковном отношении к Сплетской архиепископии. Оспаривая права на нее Венгрии, он находит, что несомненное право имеет. Хорватия на ту часть Боснии, которая принадлежала к Хорватскому банству, известному под именем Турецкой Хорватии.

Поляки, всегда находившиеся в хороших отношениях к. австрийскому правительству, и-теперь его поддерживают. Клерикальный «Glos Narodu» находит, что нужно стараться, чтобы обе провинции как можно теснее были соединены с Австрией. В отличие от консервативных органов, «Nowa Reforma «относится к аннексии без всякого энтузиазма. Газета выражает желание, чтобы польские депутаты добились как можно большей свободы населению Боснии и Герцеговины. Они должны [501] стараться, чтобы Босния и Герцеговина не были присоединены к Венгрии.

Интересно отношение к аннексии журнала «Swiat Slowianski». Вполне понимая патриотические чувства сербов, автор статьи об аннексии находит, однако, что уже 30 лет, как Австрия заняла Боснию, и если сербы жили надеждой отнять ее у Австрии, то значит — они были загипнотизированы. Горчаков предсказывал, что «на Балкане гроб Австрии»; журнал на это возражает: «гроб — или начало нового и великого расцвета габсбургского дома. Легко создать для Австрии затруднения, вовлечь ее даже в войну; но в данную минуту Австрия может стать во главе юго-славянского движения, и тогда положение коренным образом изменится. Не даром в одной пешт-ской газете появилось известие, что наследник престола Франц Фердинанд — противник дуализма и желал бы видеть федерацию монархии из четырех союзных государств: Австрии, Чехии, Венгрии и Триединого королевства. Если это известие и вымысел, то для хорватов и сербов идея будущего может быть лишь идеей габсбургско-юго-славянской. Газета приветствует родившуюся в Загребе идею сербо-хорватской коалиции и вместе с издающейся в Сплете газетой «Sloboda» желает, чтобы эта коалиция распространилась на Далмацию и Боснию.

Наиболее для сербов симпатичный взгляд был высказан в чешской газете «Nar. Listy». Она выразила опасение, не сделал ли барон Эренталь рискованного шага. Заручился ли он согласием европейских держав и Турции, готово ли принять аннексию население? Если нет, то аннексия не усилит положение Австрии. Газета высказывается за народный плебисцит в Боснии и Герцеговине. Только такой плебисцит, еслибы он прошел в пользу аннексии, мог бы ее оправдать.

Славянские депутаты единодушно высказались за аннексию. Между ними был и недавний наш гость, Крамарж. У нас были удивлены таким его отношением к боснийскому вопросу. Удивляться, однако, было нечему. Еще в статье об австрийской политике в XIX веке, появившейся в издании «Ceska Politika» в 1907 г., Крамарж выступил сторонником сближения Австрии с Россией. Такое сближение, конечно, требует изменения политики австрийского правительства по отношению к славянам, признания равноправности славян с венграми и немцами. Справедливая ко всем народностям политика привела бы Австро-Венгрию и к более самостоятельной и достойной великой державы внешней политике. Дружественные отношения к России [502] освободили бы Австрию от вредного подчинения Германии. Крамаров сожалеет, что Австро-Венгрия не приняла вместе с. Россией участия в войне с Турцией. Тогда Босния и Герцеговина были бы в ее руках уже давно. Отказавшись от совместных действий, Австрия получила на берлинском конгрессе только право оккупации Боснии и Герцеговины; между тем, она не скрывала, что желает присоединить эти провинции к империи всецело. Для чего же нужны Австрии эти провинции? Они нужны по двум причинам. Не имея Боснии и Герцеговины в своих руках, Австрия не может удержать за собой Далмацию, которая могла бы примкнуть к Сербии и Черногории, еслибы к этим государствам отошли Босния и Герцеговина. Приобретая обе последние области, Австрия обеспечивает себе путь на Солунь, дальнейшее движение на Балканском полуострове. Крамарж находит такое движение вполне естественным. Поэтому он отрицательно относится к Сан-стефанскому договору, расширявшему границы Болгарии от Черного моря до Эгейского. Он находит, что в таких границах Болгария одинаково нежелательна и для России, и для Австрии. Он выступает, следовательно, против принципа, по которому Балканы должны принадлежать балканским пародам.

Чем же, в виду всего этого, отличается взгляд австрийских славян на балканские дела от взгляда немцев? И какое же основание в таком случае жаловаться на немцев, под давлением которых Австрия ведет захватную балканскую политику? Во всяком случае взгляды Крамаржа должны показать славянам Балканского полуострова, чего они могут ожидать от Австрии, еслибы даже в ней и получили полную силу австрийские славяне.

Когда, в декабре, в венском рейхстаге шло обсуждение вопроса о срочности аннексии, славянские члены рейхстага могли бы, голосуя против аннексии, поддержать правое дело сербов. Но огромное их большинство высказалось за руководимую из Берлина политику барона Эренталя.

Дебаты открылись предложением князя Лихтенштейна, касающимся аннексии. Весьма интересно признание князя, что только ослабление России после японской войны внушило Австрии смелость выступить с объявлением аннексии. Конечно, всего выгоднее было бы это сделать во время самой войны. Менее добросовестная и менее миролюбивая держава воспользовалась бы этим моментом, но Австрии не позволили этого допустить лояльность и деликатность. Для нас в этих словах дано лучшее [503] напоминание, чего мы можем ждать от Австрии, находясь с нею в близких отношениях. Князь Лихтенштейн высказался за соединение Боснии и Герцеговины с другими сербо-хорватскими землями империи; в то же время он решительно выступил против притязаний Венгрии на Боснию, иначе говоря — явился сторонником так называемого триализма. К малым сербским государствам князь Лихтенштейн, разумеется, отнесся с высокомерным пренебрежением, объясняя их протест династическим партикуляризмом, напоминая об услугах, оказанных Австрией Сербии и Черногории, когда они находились в затруднении, и грозя привести их в должные границы, еслибы они дерзнули соперничать с Австрией. Словинский депутат Шуштерисич от имени юго-славянского клуба требовал, чтобы Босния и Герцеговина вместе с остальными югославянскими землями составили одно государственное целое, основывая свои притязания на народном и историческом праве. Что история не знает такого политического целого, об этом словинский депутат забывает. Что касается конституции, то Шуштерисич настаивал, чтобы она была проведена в согласии с населением, при участии его представителей, и чтобы боснийскому и герцеговинскому народу была дана свобода самоопределения. Для Боснии и Герцеговины словинский депутат требовал земского собора с такими же правами, какие имеют другие соборы (ландтаги, областные сеймы) империи. Правительственным языком не должен более оставаться язык немецкий. Важность боснийского вопроса для южных славян и империи очевидна уже по одному тому, что при общем их числе в семь миллионов Австрия является юго-славянской державой par excellence.

Польский представитель граф Дзедушицкий смотрит на аннексию с точки зрения выгод того государства, в котором поляки нашли благоприятные условия для своего существования. Он высказывает пожелания, чтобы балканские христианские государства дружески сблизились с Австрией и могли развиваться. Как может состояться такое сближение при захватной политике Австрии — это остается тайной. Как и словинский депутат, граф требует для аннексируемых областей действительной конституции и автономии, признавая, однако, что осуществление ее может поставить вопрос о пересмотре конституционного строя всей империи. Удастся ли славянским народностям Австрии после окончательного признания аннексии выйти из лабиринта беспомощности, в котором они теперь находятся, это — другой вопрос. [504]

В смысле создания триединого королевства, которое должно быть оплотом не только южных славян, но и Австрии, высказывается чешский депутат, граф Ярослав Тун; но он не скрывает, что приветствует аннексию, как католический славянин и австриец. Депутат Тресич-Павишич жалуется, что барон Эренталь причинил величайшую несправедливость хорватскому народу, не присоединив Боснию и Герцеговину к Хорватии.

Против аннексии голосовали социал-демократы и чешские радикалы. Воздержались от голосования, из сочувствия к южным славянам, известный философ Масарик, проф. Дртина и депутаты народной моравской партии.

Депутат Немец считает виновником аннексии католического архиепископа Боснии Штадлера, который ожидает, что после аннексии Австрия окажет большую поддержку интересам католиков. Население Боснии и Герцеговины, по его словам — против аннексии. Что мы видели в Вене или Пеште, вее это подстроено оффициально. Кто недоволен аннексией и требует автономии, того считают великосербом, и в силу этого лишают всякой охраны. Поляк Дашинский считает политику Австрии по отношению к балканским народам ультракатолическою и иезуитскою. В области заграничной политики желательно видеть обновленную Австрию, с полным правом самоопределения для всех народов. Депутат Клофач находит, что если уже нужно было превратить оккупацию в аннексию, то следовало это сделать так, чтобы предварительно было обеспечено согласие других держав и чтобы боснякам и герцеговинцам было предоставлено высказать свое мнение. Австрия не имеет теперь друзей, кроме Германии, но дружба с нею приносит Австрии только вред, всюду возбуждая подозрение, что Австрия есть только авангард пангерманизма. Достаточно указать на то, как правительство поступает с чехами и другими славянами, чтобы каждый балканский славянин смотрел на Австрию с подозрением. В Венгрии таким же образом теснят словаков и хорватов. Постыдно, что Турция и Черногория дали своим народам конституцию ранее, чем ее получили Босния и Герцеговина.

Масарик в проведении аннексии усматривает абсолютизм, который господствует и до сих пор в иностранной политике ко вреду империи и династии. Если население Боснии и Герцеговины должно будет защищать государство своею кровью и имуществом, то нужно из уважения к нему признать за ним [505] право участия в предстоявшей ему важной перемене его положения. Масарик придает значение церковному разъединению сербов и хорватов; вспоминая о слухах, ходивших в октябре о задумываемом наследником трона путешествии в Рим, он опасается, чтобы династия не сделала из политики Рима своей собственной политики. Австрия представляла из себя триализм Чехии, Венгрии и наследственных земель. Этот триализм был изменен в дуализм, но теперь и триализма недостаточно, потому что Австрия слагается более чем из трех народностей. Юго-славянский вопрос может быть разрешен только в связи с вопросом о народностях империи. Государство не может остаться таким, каким оно есть, оно должно быть изменено в самой основе. Нельзя жить только прошлым, необходимо делать историю.

Как видно из всего сказанного, австрийские славяне стоят за аннексию Боснии и Герцеговины по причинам экономического и политического характера. С экономической стороны обладание Боснией обеспечивает Австрии ее торговую политику на Балканах и дальнейшее движение к Солуню. Здесь славянские интересы вполне совпадают с немецкими. Более сложной оказывается другая сторона дела, чисто политическая. Здесь влиятельная немецкая партия к удивлению славян также выступает с ними за-одно, поддерживая стремление к объединению южных славян в одно целое. Но осуществление этой программы требует крупных перемен государственного строя Австро-Венгрии. Юго-славянские земли сейчас разделены между двумя половинами империй. Трудно допустить, чтобы на предлагаемое объединение юго-славян согласились мадьяры, которые до сих пор имели преобладающее значение в Боснии и Герцеговине. Аннексия принесла бы им крупный проигрыш. Далее, объединение южных славян ставит на очередь пересмотр положения целого ряда других политических групп. Переустройство империи на основах федерации означало бы серьезнейший государственный переворот. Как-то мало верится в его осуществление в ближайшем будущем. А потому и мечты об усилении славян в Австро-Венгрии после аннексии и в связи с нею, повидимому, далеки от осуществления. Скорее всего дело ограничится тем, что в Боснии и Герцеговине правительство будет стремиться к ослаблению славянского элемента. Оно достигнет этого выселением мусульман, колонизацией свободных земель немцами. Противодействие православного сербского элемента будет парализовано при помощи [506] католиков и хорватов. Но, конечно, австрийскому правительству нет дела до велико-хорватских идеалов. Хорваты, в глазах немцев, потому пригоднее сербов, что они менее в силах оказать сопротивление немецкому влиянию. Сербы более склонны к тесному сближению с романскими народами. Хорваты, однако, останутся в Боснии и Герцеговине не одни. Они будут усилены другими католическими славянскими элементами, т.-е. поляками и чехами. При таких условиях с австрийской точки зрения всего менее можно опасаться какого-либо национального движения. Что касается эксплоатации природных богатств страны и развития промышленности и торговли, то здесь, конечно, прежде всего разовьется предприимчивость капиталов, по самой природе вещей — интернациональная. Иначе говоря, усилится все то, что есть и теперь на лицо. Ни хорваты, ни словинцы, как народности, от этого ничего не выиграют. Выгоды, в их среде, могут получить только отдельные лица.

При таких условиях, по нашему мнению, совершенно напрасны ожидания австрийских славян, что остающиеся независимыми сербы королевства и черногорского княжества воспылают желанием соединиться с другими своими собратьями под скипетром Габсбургов. Это может быть достигнуто только силою австрийского оружия. Напрасно радоваться династическому раздору Карагеоргиевичей и Негошей: это — плод фантазии, как подтвердили недавние события.

Небольшие свободные сербские земли еще долго будут служить препятствием австрийским вожделениям. Православное население России и Герцеговины, а вероятно и большинство мусульманского, будет тяготеть, как и до сих пор, к Сербии и Черногории. Его не соблазнит никакая австрийская конституция, цена которой славянским народам хорошо известна. Сохраняя за собой земли предков, это население может принимать участие в культурной национальной работе в Белграде, где для того останутся всегда более благоприятные условия. Отчаяваться сербам еще рано. А судьба самой Австрии все еще проблематична.

Нам, русским, питающим живые симпатии к сербскому народу, с которым нас соединяли сначала одни лишь культурные, а потом, с Петра Великого, и политические связи, с которым у нас не было никаких серьезных распрей и столкновений, крайне тяжело, что аннексия застала Россию в печальную годину после тяжелой войны и внутренних потрясений. И все-таки нам кажется, что и мирным путем мы [507] могли бы оказать Австрии большее сопротивление, еслибы представители нашей власти были исполнены высокого одушевления, еслибы они сильнее откликнулись на сказавшееся с такою силой единодушие общественного мнения. Обстоятельства для отпора Австрии слагались благоприятно. Протест Турции, выразившийся не только в дипломатических нотах и в парламенте, но и в бойкоте австрийских товаров, вспыхнувшие в Австрии народные волнения ставили ее в затруднительное положение. И однако, не смотря на заявление нашего министра о спасительности балканской федерации, наше посольство в Константинополе не поддержало столь выгодного для нас и защищаемых нами славян анти-австрийского настроения турок.

В самое короткое время Австрия, вступив в новые переговоры с Турцией, заключила с нею торговую сделку.

Вышло так, что наибольшее противодействие Австрии оказала все-таки Турция.

Что сделает для сербов наша дипломатия в ближайшем будущем, мы еще увидим. Но судя по всему тому, что было до сих пор, трудно ждать чего-либо доброго.

Наше участие к сербам выразилось пока одним лишь сочувствием их правому делу общественного мнения.

Гораздо менее утешительно отношение к ним австрийских славян. Они поддержали свое немецко-венгерское правительство, руководимое из Берлина, за что, по всей вероятности, и ожидает их австрийская благодарность.

Исход, мало обещающий торжеству идеи славянской взаимности!

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info