СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

(Датируется по препроводительному письму)

Благочестивейшему, самодержавнейшему, великому государю императору Александру Павловичу, всея России единому покровителю и всесильному защитнику первенствующий православный церкви ².

Ревностное и преискреннее жертвоприношение от всесмиреннаго правовернаго богомольца.

От времене установления Российския империи, то есть от Петра Великаго, разный разныя по политическому и статистическому взору примечали в ней недостатки, котории от времене на время исправляеми были и исправляются. Между прочими следующий виделись мне важнейшими:

1. Что наследие императоров царствующаго августейшаго дома не было во всяком безопасии утверждено, как у прочих европейских державных государей; и для того толико почти их пошло на престол, кроме и противу учреждения, колико по тому ж за наследие сотворенному учреждению. Но сему спомоществовал блаженныя памяти государь император Павел, уставив за непоколебимо наследие перворожденнаго. [402]

2. Что империя тая, обширностию своею превеликая, по частям народом преизобильна, по частям же оскудевает и аки порозна есть, а при сем многолюдная места, яко же суть две столицы, не токмо между собою удаленный и политически не всячески во едино подчиненный и от части правления строки разделне имущия, важностию же своею во мнениях людей аки ревнующия суть. По сему не суетно видится быти оное примечание, что сия тяжения точки, не находящуся еще равномерну междутяжию, в непогодная времена легко империю раздвоить или раздробить могут. Но сие сумнение умножением повсюду поселителей и мудрыми мудрейшаго во истину монарха нынешняго учреждениями от дне на день умаляется и уж не толикаго внимания достойно.

3. Некии величину и пространство империи, яковыя никогда в свете не было, обвиняюще, думают, что она сама по себе тягостию своею упадет. Познато обаче и всякому удобьпонятно есть, что самое пространство, хотя бы каково было, не дает сему доводу важности; но пространство с многолюдием по пропорции множества дел в единственной империи отягчает правдение и по случаех и обстоятельствах может разстроить великую державу, нарочно естьли бы подданный разнаго языка и религии не разносмешани были. Все же таковое от мудрости или скудоумия, от живости или мертвенности правления зависит, и можно что и тисяща годов пройдет, доколе империя Российская людми тако преисполнится, чтоб монаршее ея правление владеть ею не довлело.

Сия и сим подобная иностранных писателей о России примечания лишением о ней и народех ея, сих духе, желании, склонностях и проч. полнаго вежества не так справедлива есть, как оная, яже вообще от примеров прочих европейских государств в отношении и в союзе с ними каждому государству приличествующая приводят. По тому убо пойду я к сицеваго рода некоему важному их примечанию, то есть:

4. Кроме главных иных отликований Россия отличается от всех прочих европейских государств различием благочестия и народа или языка. Несть государства самостоящаго в свете, еже бы было благочестия восточнаго и рода славянскаго; лишается убо она твердейших оснований, в них же от неколико сот лет союзов, уговоров, духа и склонения народнаго, и личнаго самых государей, и царствующих домов их интереса, аки производящий стихии, почивают. Лишаются государы России в случаех лично их касающихся несчастий, по некими предков примерами, известнаго прибежища в безопасие и искренняго совоборствования в напастех; лишаются оны утехи оныя и радости, еже всякому человеку по сохранении жизни сладостнейшее и еже в самой жизни жития радость есть: иметь своего языка, своего благочестия, своих усердий и наклонений, своих моралных и церковных чиноначинаний и обрядов равных сообщников, равных почитателей, равных и междусобных в различная времена защитителей. С ними же союзи фамилии и крове, паче нежели с иноязыческими творимые, по неописуемому, но крепко ощущаемому, утешения увеселению превосходствуют [...] (Опущен текст, не относящийся к теме публикации)

Несть народа в поднебесной, который бы толикую любовь и наклонение к руссом и российским государем имел, яко же сербский восточнаго православнаго исповедания народ. Они единии языком, благочестием, книгами закона, обрядами благоговения равнии славяне, благочестивии с руссами суть. Простота сих простоте русской любовна, и по всюду будучии кроме России не по мере добродетели и ревности своея уважаемии, то единую надежду и ожидание в России, аще и отдаленнии, всегда имели и днес имеют. Несть ли убо способа и недостойно ли, да благочестивии [403] российским государы о том отечески попекутся, да сей добрый славенский, своего благочестия, всякому своему государю верный, но Россию и россиян всегда любящий народ в политический живот произведется и с временем в желаемое политическое содружество успеет?

Серби обытают в цесаро-кралевских державах, в премногих местах Венгрии, нарочито же в Среме самии почти находятся и в соседстве тоя провинции на обоих брегах Дуная, в пределе Славонии, в Кроации по премногу, в Далмации же и в Примории, тако ж от сих пределов в турецких землях до Адриатическаго моря, то есть, от реки Дуная и предела валахийскаго, где река Силь в той же изливается, мимо Болгарии и Македонии прямою линиею до Скадра (Scuttari) в Албании и до самаго Адриатическаго моря. Вес сими границами заключаемый народ есть всячески славено-сербский с малейшим токмо наречия различием, тако да и вси зде находящийся турки, их же болша часть Босны обитателей есть, суть рода и языка славено-сербскаго. Есть же кроме предреченных турков и кроме некия малыя в Босне, большия же Далмации части римо- католиков. Вес в прочем зде обретающийся восточнаго православнаго исповедания и веры, единыя и тыяжде славено-российския употребляющий книги, единое православное учение, единыя церковный обряды и благоговения образы с россиянами содержащий и потом величайшую к ним аки единоверным своим любовь и наклонение имущий.

Но можно ли бедный сей, под игом и утеснением турецким стенящий народ в самобытное политическое состояние привести?

Сие в нынешних обстоятельствах не иначе, разве по временному степенному произведению соделано быти можно видится, но и то о провинциах, Турецкой Порте токмо подлежащих и в гору назначенных границах заключаемых, разумети надлежит.

Вси европейский государы сему противостоять двояким же образом, сие есть: султан турецкий, чтоб не изгубил свое, прочии же, чтоб не нарушилось равновесие Европы.

Еже султана касается: его держава европейская вся почти разстроена тако, да каждий паша, егда ему хощется, себе отторгнув, в независимости содержать может. Султан, как кажется, совсем доволен, естьли токмо дани, хотя и умеренно ему от тех даваемы, получать может; ниже находится способа разстроению сему спомоществовати, кроме крайныя и при самой Порте всеиспровергающия революции.

Естьли бы убо всероссийский великий император с своим ему ведомым образом представление султану сотворити изволил, чтоб той, удержав за себе умеренную некую уговоритися имущую дань и некая негли религии тамо обытающих турков касающаяся отношения, весь гору назначенный сербами обытаемый державы его предел по примеру Рагузинския или новыя Греческия Седм Остров Республики в независимость и под защищение России, а с таким нарочитим условием отпустил, чтоб российский государь провинции турецкия в Азии, от султана ныне отторгающиеся, ему гарантировал, да еще и к приобретению негли новых всяческое спомоществование и содействие обещал, то вероятно видится, дабы султан таковому России желанию соответствовати не отреклся; ибо имел бы султан за себе, кроме упомянутых, и сию знатную выгоду, что таким образом он вся прочия своя пределу оному пограничныя провинции против нападения прочих государей безопасны бы соделал. А и тако, естьли бы Сербския оныя провинции, сами по себе от султана противу воли его отторгнувшись, ближайшему христианскому государству предались (кое и легко и скоро следовати может), то он не токмо провинций своих всячески бы лишился, но и умножил бы силы силнаго и тако соседа своего, а тем болшую бы соделал себе пагубу. [404]

Елико до прочих европейских государей: естьли бы предел сей, сербами обитаемый, с Адриатическим морем в полном окрузе сопрягнути требовало, то бы, при сицевом окружении, Австриа уступить имела Боку Катарскую и часть Далмации, которую бы линиа, от реки Уны до речицы Керки и по сей до Шибеника и самаго моря протянутая, пресекла. За которую ей отдатибысь могла часть нынешныя Турецкия Кроации, даже до леваго брега реки Унны стоящая. Которая замена хотя б многолюдством не была в награждение доволна, была бы обаче по тому за Австриу выгодна, чтобы она державу свою в оных краех в лучший круг поставила и твердими натуры знаками утвердила. А когда бы Австриа еще и Сирмию (от обытателей Срем называемую), то есть предел между Дунаем и Савою во угли, речицею Вукою при Вуковаре, в Дунай утицающею, и от Вуки повлеченною линиею до Лукачева шанца при Саве заключаемом, к сей Сербской земли и новопредставляемой области уступила, кое бы всячески нужно было, то бы ей в замену предел валахийский, ныне Турецкия области, между Трансилваниею и Дунаем до реки Олты, датися могл (зде представляется Турецкия империи падение, но сие без всякаго сумнения и негли веема скоро и по себе следовати имать), которою заменою получила бы Австриа за Сирмию по пространстве получаемого предела трегубое, а и по самым выгодам поне сугубое награждение. А Сербская новая держава, получивши Сирмию, получила бы предел, ей порубежный и самаго сербскаго благочестия православнаго восточнаго (кроме негли четвертый или пятыя части римокатоликов) народа преисполнен, в котором граничнаго регулярнаго домашняго войска 5-6 тисящ числится и где обытатели до такового уже образования степене успели, в каком нигде серб не находятя.

Оная от Австрийскаго государства препона, что тое ж в представляемом сем учреждении погубляет всю надежду в будуще в провинциях Турецкия державы владение свое разширять, перевесилабысь препонами прочих европейских государств, при нынешней Австрии величине и пространстве не дозволяющем ей далше простиратись, разве с уступлением иных ея краев.

Все, что другие европейские государи против новозавестися имущия Сербския державы сказать могли, состоится в том, что они за равновесие и безопасие Европы, наипаче же против Австрии и России, нужным судят задержать в целости Отоманскую империю. Но они могут негли следующим разсуждением успокоитися: в-первых, что новыя сея державы возстановление, представляемым образом бываемое, не было бы со всяческим предела того от Турецкия Порты отторжением, но она и в будуще платежна будучи и по тому от Турецкия Порты завысима, прямо прочих государей, аки в едином и том же отношении, стояла бы. А в-вторых, что в той же прогрессии, в которой с сицевим заведением следовало бы турецкия державы унижение, возрастила бы от другия стороны надежда, да новая тая держава яко христианская по времены успела бы в силах и тако бы оную равновесия европейскаго безсилием Турецкия империи приключенную потерю награждала.

А естьли б некоторым государем новое сие установление по той причине не годилося, чтобы паче желали, да при раздрании турецких европейских провинций часть тех Австрии придается, чтоб таким образом и Австрия им от иных своих провинций что-либо уступила, то таковому их требованию, кажется, дабы и Австриа и Россиа противу стала. Австриа потому, что выгоднее за ню благоустроенный своя людми своего языка и веры наполненный провинции, нежели тыя за неурежденный, малолюдный и от столицы удаленный, от людей же, ни первыя еще черти благоображения не приемших, инаго и языка и благочестия, обытаемый [405] предел уступити, а и по том, что приобретенный от онуду провинции по венгерской конституции к самой Венгрии и ея устроению придатибысь имели, в коей власть монаршая в всех своих силах веема ограничена, и для того замена за уступленный прочим австрийския провинции не иначе, как с пространнейшим Турецкия империи пределом сделатибысь могла. А Россия для того, что таким образом в сем ея намерениям о обладании Чернаго моря и болгарских и тракийских провинций до втечения в Средиземное море явное бы и настоящее соделалось препятствие, тем скорее, что таковое разделение провинций турецких, по разногласию европейских государей, повлекло бы за собою целыя Турецкия в Европе державы конечное разрушение, ибо многии от европейских государей в сие время лишени своих провинций и притяжаний, в ожидании суть требовать где-нибудь награждания.

В прочем оному России намерению, еже Болгариею и Тракиею и каналом Чернаго и Средиземнаго моря овладеть с намерением, дабы области своея купечество по сих морех распространилось, и она бы тако ж и с сей стороны на величину сил и владение доспела, ей пристойное в первых нужнейшее есть о Сербии и Босне и прочих, оному пределу пограничных странах просмотрение таковое имети, во еже бы сия земли в безопасный руки пришли. Ибо естьли сие в первых не соделается и естьли Босна, Сербиа и прочна сия области в руки сильнейших европейских государей приидут, то, кроме всякаго сумнения, Россия ни на краткое время не содержит безопасно своя притяжания, и вся действия ея о областех и намерениях сих будут от прочих зависимая, и покажется зде слабейшая ея сторона, а так при первых случаех вся потерят может. В случаи же, естьли Сербская держава по горе назначенным границам самою Россиею и под ея втечением и защищением произведется, то здесь соделается забрана и таковое вечное ограждение не токмо пределом Тракии и Булгарии, но и самых Адриатическаго и Средиземнаго моря против всех европейских государей, да Россия во всех своих намерениях и предприятиях всегда спокойна и со сея стороны безопасна быти может.

Когда бы убо можно было таковим образом предел оный по горе о упомянутом ограничию в самостоящий округ привести, то за далшее безопасие и вечное утверждение таковыя его успеху разсуждающе, не недостойно быти видится, дабы российский императорский дом от своих великих князей единаго за таковыя державы государя определил. Простота, глупость или крайнее суровство под Турецкою областию живущаго онаго народа не имело бы устрашити или осуетити таковое намерение, за то, что далматийскии серби добрый и кроткии суть, тако ж и герцеговачкии от части, а в Боке находящийся стоят уже на некоем образования степени; природою же веема благоуветлив есть весь народ сей, яко же и оный в Среме. А кроме сего имел бы и тако таковый новый обладатель, естьли бы абие в тамошныя земли прити и там обытати хотел, от российскаго войска привести толико, колико бы за безопасие свое и области тоя, поне на некое время, нужно видилося. Аще ли не хотел бы абие тамо перейти, то посредством наместников или под каким пи будь именем стоящих людей его с три до четири тысящи добро учрежденнаго войска можно бы было вся управляти и к некоему благоустройству привести. Не обаче образом републиканския конституции, коя у народа, толь простаго и под турецким тиранством толь долго стенящаго и почти задивевшаго, в самом начале никогда полезна быть не может, по самым монаршею властию снабденным государственным управлением.

Естьли бы обаче из причин, мне неведомых, российский государь не хотел ни единаго от своего дома князей к тому намерению и произведению определити или естьли б прямо для того от прочих европейских [406] государей творима была тому препятствия, в таковом случаи нужно бы было кого-нибудь от немецких зятов, или шурин, или иных союзных приятелей своих, но нарочито таковаго протестанта к тому определити, кой бы веру и благочестие восточное православное поне в потомстве восприял. Сие же для того, что кроме восточнаго православнаго благочестия Россиа не обрела бы своего прямаго намерения в заведении таковом, хотя бы коего- нибудь инаго исповедания новый таковый государь был; также и самый турки, который бы в том округе пребыли, к другому коему исповеданию не имели бы ни любви, ни поверения толикаго, как к восточнаго исповедания государю. Протестанта же для того, что римско-католик не хотел бы благочестия восточнаго прияти, разве притворно, с смешением папства и униятства, еже есть покровенное пособие к распространению папския власти в церкве, и что под владением римо-католическаго государя инаго и самаго восточнаго исповедания христиане никогда спокойни и от утеснения и презрения свободни и во своем исповедании безопасни живети не могут. Сие несть измишленно, ниже клеветное на римо-католическую веру поношение, но явная во всех историах доказуемая и в самом существе папския иерархии основанная истына.

Таковое о воздвижении новаго Славеносербскаго государства понятие толь живо представляется моему уму и сердцу, толь полезно за российский императорский дом, толь славно за весь славянский род, что никаковый, хотя и величайший, труд, никаковое, хотя величайшее иждивение не может быть о приобретении того превеликое; но всяк истинный истыннаго славенскаго рода и ревности россианин и своего государя искренный любитель, о существовании того со всеми силами подвизати бы ся имел. Которое осуществование, аще и когда, то в нынешнем времени, не невозможно быти видится. Ибо естьли Бонапарте сам против толиких политических чиноначинаний, против интереса целыя Европы, негде же и самыя Франции, единаго короля уничтожити, а другаго там же почти воздвигнути, єдину республику потеряти, а другую установити, единый предел сему, другий иному отняти, приложити, променити и прочая, и все то некогда без повода, без причины, без правды соделати; естьли, говорю, единый, так сказать, вчерашный италианец Бонапарте кроме союзников и противу всех почти государей сия соделати могл, могл изнуряти силы и своея и прочих держав за таковая своелюбная токмо намерения, еда ли не может добродетельный, мудрый и у целыя Европы по великому сердца и духа своего карактеру возлюбленный император всероссийский за своего благочестия под игом тираненим толико сот лет стенящий народ, за народ своего языка, своего славянскаго рода и крове, или невинно угнетенный, или, кроме своего прегрешения, забвенный и у толиких презренный, а непрестанно с внутренным воздыханием и горящим усердием ему единому возвышающий руки и плачущий о осуществовании своем и освобождении, при всей Европе с откровенным лицем и намерением делати? Еда ли не может и не хощет он дело явныя правды, дело человечества многочисленнаго и толикими отношениями к себе сопрягнутаго, мужественно пред лицем неба и земли защищати? Еда ли уж забвена есть любовь славенскаго рода и языка в России, и бедный серби даже отчаяти и под турецким тиранством вечно потерятися имут?

И волохи уже и молдавцы и отдаленный 7 Островов Греческая область по единому токмо благочестию и политическому притворному негли призрению ощутили уже, ощутили пред лицем целаго света мужества и мудрости российских государей оживотворящую их мышцу, а бедный серби и благочестием, и языком, и кровию, и усердием и всеми, что златый любве составляет союз, ближае всех прочих и забвении совсем!!! Ты, иже сия союзи и силы им внушил еси, ты ли, попустити забвенным [407] им быти и у Александра Великаго и потерянным до конца? Или внушиши в сердце его тоску плача их — и они уже щастливыи. Буди воля твоя!

Комментарии

1. В начале XIX в. в Воеводине наблюдалось оживление общественной деятельности в связи с Первым сербским восстанием, нанесшим сильный удар по позиции Турции на Балканах и явившимся поворотным пунктом в истории сербского народа. Однако консервативная верхушка сербской духовной иерархии, которую возглавлял митрополит Стефан Стратимирович (Сремски, Карловци. 1790-1836 гг.), не верила в возможность победы восстания. Поэтому она выступила с планом образования славяносербского государства путем дипломатических переговоров великих держав. Отражением этого решения сербского вопроса явился публикуемый в сборнике проект Стефана Стратимировича. Выдвинутый им политический проект исходил из представления о возможности создания славяносербского государства, находящегося под верховной властью Порты и покровительством России (Radonic J. Mitropolit Stefan Stratimirovic. Slike iz istorije i knjizevnosti. Beograd, 1938; Stajic V. Novosadske biografije. III. Novi Sad, 1940; Gavrilovic S. Agrarni pokreti u Sremu i Slavoniji pocetkom XIX veka. Beograd, 1960; Достян И. C. Планы основания славяносербского государства с помощью России в начале XIX в., с. 98-107).

2. Публикуемая записка была отдана Стефаном Стратимировичем русскому протоиерею А. А. Самборскому для вручения ее Александру I. Самборский передал ее русскому послу в Вене, а тот в свою очередь — в Петербург.