-

Из всех так называемых политических вопросов, время от времени волнующих Европу, бесспорно самый сложный, наиболее запутанный и поэтому представляющий наиболее трудностей к его разрешению, это вопрос восточный. Полного разрешения его, даже самой возможности скорого разрешения, нельзя и предвидеть и разве только время от времени можно ожидать и надеяться разъяснения какой-нибудь одной стороны этого многообразного вопроса, какого-нибудь второстепенного его подразделения. Вообще, так называемый восточный вопрос имеет чрезвычайно много разветвлений; он дробится на второстепенные вопросы — греческий, болгарский, сербский, кандиотский, румынский и много других, из которых каждый по временам выступает на сцену, приобретает по-видимому большее против других значение, затемняется, приближается к разрешению, или удаляется от него. История Балканского полуострова последнего времени вся и состоит именно из различных фазисов этих вопросов.

Между ними бесспорно, однако, наибольшее значение имеют вопросы сербский и греческий, так как национальности, до которых относятся эти вопросы, составляют наиболее значительную массу населения Балканского полуострова и как притом же обе они в последнее время выступили на политическое поприще; так сербы, с начала нынешнего столетия, а греки с двадцатых годов, образовали самостоятельные владения, значение которых постоянно возрастает и к которым [63] с надеждою обращаются постоянно все греки и сербы остающиеся еще под владычеством турок. Но, как сербский, так и греческий вопрос далеки еще от полного своего разрешения, которое замедляется не только европейскою политикою, а также и внутренними несогласиями, господствующими почти постоянно в среде сербского и греческого населения; как будто бы какой-то фатализм преследует обе эти нации и не допускает их до скорого и полного осуществления всех их желаний и стремлений.

Подобные мысли невольно приходят в виду страшного преступления, совершившегося в Сербии и лишившего это юное, еще формирующееся государство правителя, который, по справедливости, был признаваем лучшим из всех бывших владетелей Сербии и вполне соответственным для того, чтобы вести свой народ к развитию политическому и нравственному.

В истории освобождения Сербии от турецкого владычества наиболее значительную роль играют две фамилии, Обреновичей и Георгия Черного (Карагеоргия), знатные не по своему происхождению и предкам, а по тем заслугам, какие они оказали делу независимости Сербии, члены этих фамилий имеют как бы преимущественное право на сербский престол и неоднократно уже занимали его. Погибший ныне от руки убийцы князь Михаил III принадлежал к фамилии Обреновичей.

Родившись 23-го августа 1825 г., он два раза был призываем на престол Сербии. В первый раз он получил титул князя 5-го марта 1840 г., после волнений, вызванных изданием устава, ограничивавшего княжескую власть и принудивших отца его, Милоша Обреновича, удалиться из Сербии. После Милоша 26 дней управлял старший сын его Милан, умерший от чахотки, и затем девять месяцев Сербия находилась под управлением трех наместников княжеского достоинства. Михаил Обренович находился в Валахии, в имении отца своего, когда получил известие, что старейшины сербского народа избрали его князем. Отец долго не отпускал его в Сербию, но когда получен был султанский фирман, возводивший его в княжеское звание, тогда Михаил издал прокламацию к сербскому народу в которой объявлял, что принимает избрание. Прежде, однако, чем отправиться в Белград, Михаил явился в Константинополь и был [64] принят султаном благосклонно. Но когда он вернулся в Сербию, то узнал, что Порта назначила прежних наместников в качестве непременных советников князю. Юный князь не хотел подчиниться присмотру честолюбивых советников, и это было причиной новых волнений в Сербии. Княжеские советники составили себе обширную партию, вошли в сношение с турецким пашой, начальствовавшим в Белградской крепости и австрийским генералом, командовавшим над соседними с Сербиею полками граничар. Они составили план возвести на сербский престол сына покойного вождя Карагеоргия, который еще прежде Милоша (в 1804 г.) восстал за свободу сербов. Они устроили так, что Александр Карагеоргиевич, получивший воспитание и проживавший в Австрии, получил дозволение возвратиться в Сербию и даже занял место адъютанта при князе Михаиле. И Турция и Австрия надеялись властвовать над Сербиею в том случае, если на её престол будет посажен Карагеоргиевич. Враги Михаила, поддерживаемые австрийским генералом и турецким пашой, захватили Крагуевац, взяли артиллерию и, выступив на встречу шедшему против них князю, заставили его бежать, сперва в Белград, а потом в Австрию. Это было 22-го августа 1842 г. Несмотря на краткость своего правления, Михаил успел основать общество сербской словесности, учредил школьный фонд и вообще заботился о внутреннем благосостоянии Сербии.

Александр Карагеоргиевич, вполне отдавшийся австрийскому влиянию, управлял Сербиею от 2-го сентября 1842 г. до 11-го декабря 1858 г. Его народная скупчина должна была избирать дважды, ибо первое избрание не было утверждено Россиею. Это было причиной, что Карагеоргиевич всегда относился неприязненно к советам, шедшим от русского правительства. Его правление замечательно лишь в том отношении, что народная скупчина почти никогда не собиралась, что сербы участвовали в борьбе Австрии против мадьяр в 1848 г. и были удержаны своим правительством от участия в восточной войне, несмотря на свое сочувствие к русским.

Карагеоргиевич был правитель, вполне подчинявшийся своим министрам, которые, опираясь на Австрию и Турцию, угнетали народ и, пользуясь властью, собирали себе богатства. [65]

Недовольство сербов, уже проявлявшееся во время восточной войны, усилилось после парижского мира, когда Сербия была оскорблена дипломатией, и возросло до последней степени в 1858 г. Народная скупчина, собранная, по приказанию Порты, для разбирательства недоразумений, возникших между народом и князем, объявила последнего лишенным престола и в то же время провозгласила престарелого Милоша Обреновича сербским князем. Больной Милош не долго управлял Сербиею: приехав в Белград в январе 1859 г., он умер 14-го сентября 1860 г. В тот же день, князь Михаил обнародовал прокламацию, в которой объявил, что отныне в Сербии верховною волею будет только закон, и обещал правильно собирать скупчину, которая и собиралась в 1861, 1864 и 1867 годах. Управляв Сербиею почти восемь лет, князь Михаил оказал ей громадные услуги в делах внутреннего развития. Употребив шестнадцать лет, проведенных им вне отечества, на путешествия по всем важнейшим странам Европы, на ознакомление со всеми удобствами современной европейской жизни, он старался познакомить с ними и сербский народ. Но, обращая внимание на все стороны народной и государственной жизни, князь Михаил был слишком усердным поклонником бюрократической системы правления, которая и без того была сильна в Сербии, благодаря австрийскому влиянию, утвердившемуся при Карагеоргиевиче. Он сохранил большую часть министров, которые были причиною разлада между народом и Карагеоргиевичем. А между тем, внешние обстоятельства были такого рода, что менее всего могли возвысить правительство в глазах сербов. Почти в одно и то же время сербское правительство отказалось подать помощь Черногории, начавшей войну с Турцией, и не умело извлечь никаких выгод для Сербии из того всеобщего одушевления, какое охватило сербский народ после бомбардирования Белграда турками. В этом отношении дипломаты западной Европы первые нанесли жестокую рану князю Михаилу, ибо лишили его многих приверженцев. Редкий год проходил без того, чтобы по Сербии не разносились слухи о заговорах на жизнь князя, участие в которых приписывалось той или другой чиновничьей партии.

Наконец при князе Михаиле впервые явилась сербская [66] эмиграция, и стала бранить белградское правительство в летучих листках и брошюрках, которые печатались в Швейцарии, Австрии и Венгрии. А между тем в последние три-четыре года князь успел много сделать для Сербии, благодаря своим личным трудам, своему личному вмешательству в дела. Он образовал большое народное войско, которое состоит теперь из 100.000 человек. Он склонил турецкое правительство к выводу гарнизонов из сербских крепостей. Князь Михаил не стоял выше тех трудных обстоятельств, которые созданы для Сербии современною дипломатией; но он постоянно лелеял надежды на освобождение сербского народа и недаром газета «Световид», в одном из последних номеров своих, говоря о смотре, который произвел князь 16-го (28-го) мая 76.000 народных воинов, собравшихся в лагере под Белградом, приводит следующие слова, сказанные в этот день князем: «счастлив владетель, имеющий в своем распоряжении 100.000 таких юнаков!»

К этому можем прибавить еще, что в последнее время носились слухи, будто бы князь Михаил сильно клонился к более решительным действиям против турок и что даже он вел переговоры о составлении оборонительно-наступательного союза между Сербиею, Черногориею, Грециею и Румыниею, для совокупного действия против Порты.

Мы заимствовали этот очерк деятельности князя Михаила из газеты «Москва», находя, что им превосходно очерчивается современное, положение Сербии и заслуги убитого. Именно в то время когда деятельность князя Михаила стала получать более полное развитие, когда он стал вступать на путь чисто национально-сербской политики, пуля злодеев лишила его жизни. Гнусное это преступление совершено в загородном парке Топчидере, любимом месте прогулок князя. Когда убийцы напали на князя Михаила, с ним вместе гуляли двоюродная сестра его Анка Константинович с своею дочерью Катериною; при нем же был адъютант, капитан Гарашанин и лейб-лакей князя. Сам князь убит пистолетным выстрелом наповал, двоюродная сестра его смертельно ранена и уже умерла от раны, а все прочие лица бывшие при князе также получили более или менее тяжелые раны. [67]

Известие об этом убийстве взволновало общим негодованием всю Сербию; чувство негодования и гнева, а равно и глубокой скорби овладело сердцами всех сербов от мала до велика. Но тут же вполне выразилось, что сербская нация уже достигла значительной степени политической зрелости. В тот же вечер, как погиб князь, образовалось вполне законное наместничество из председателя государственного совета Иована Мариновича, весьма опытного, европейски образованного дипломата, из министра юстиции Лешанина и председателя кассационного суда Петровича; несмотря на сильно возбужденное настроение массы населения, общественный порядок нигде не был нарушен; временное правительство издало прокламацию, которою созывает народную скупчину на первые числа июля, для выбора нового князя, или скорее для утверждения князем того, который был предназначен еще покойным правителем к занятию сербского престола. В то же время производится расследование об убийцах и причинах, побудивших их к тому. Главными участниками совершенного преступления являются братья Радовановичи, которые при первом допросе показали, что они убили князя из личной мести, но потом оказалось, что они были только орудием, которым воспользовались заговорщики, желавшие полного ниспровержения ныне существующего в Сербии порядка. Пока известно только, что в Белграде и в других местах Сербии произведены многочисленные аресты, что заговор был значительно распространен, что в нем участвовали многие родственники фамилии Карагеоргиевичей и даже сам бывший князь Александр Карагеоргиевич и сын его Петр, проживающие в Австрии. Впрочем оба Карагеоргиевичи поспешили уже заявить в газетах, что они нисколько не причастны к этому гнусному убийству и не принимали участия ни в каких злоумышлениях против Сербии и её правителя. Тем не менее, если даже Карагеоргиевичи и вполне оправдаются от павшего на них обвинения, то все-таки одно уже подозрение в их участии в заговоре . на жизнь князя Михаила, без сомнения, загородит им впредь доступ на сербский престол.

Первое известие об убийстве князя Михаила потрясло всю Европу опасением, что вслед за ним в Сербии начнутся волнения и беспорядки, пожалуй даже междоусобия, которые [68] потребуют вмешательства в дела этого княжества великих держав. Но, как мы сказали уже, спокойствие в Сербии нигде не было нарушено, и, благодаря энергической деятельности и благоразумию временного правительства, отстранилась всякая необходимость иностранного вмешательства. Сама Порта и все великие державы решили предоставить самим сербам уладить свои дела, с тем чтобы и выбор нового князя был произведен сербским народом сообразно с законами страны. По этим же законам избрание князя предоставляется скупчине, о чрезвычайном собрании которой на 2-е июля последовало уже распоряжение. Скупчина эта должна состоять из 504 членов, избранных городами и округами таким образом, чтобы на каждые 500 плательщиков податей приходилось по одному депутату, тогда как в обыкновенных случаях скупчина составляется из депутатов выбранных по одному на каждые 2.000 плательщиков.

На ком остановится выбор скупчины теперь не подлежит уже сомнению, а именно, по всему вероятию, народное собрание провозгласит юного Милана Обреновича, который воспитывался до последнего времени в Париже, а теперь прибыл уже в Белград. Милан есть последний отпрыск фамилии Обреновичей; он внук Ефрема, младшего брата старого Милоша Обреновича, отца князя Михаила. Сын Ефрема, тоже по имени Милош, живя в Молдавии, женился на Марии, дочери молдавского бояра Катарджи; от этого-то брака и родился Милан. Не имея вовсе детей от своего брака с венгерскою графинею Юлиею Гуниади, князь Михаил еще при своей жизни хотел усыновить Милана Обреновича и назначить его своим преемником; в этих видах покойный князь очень заботился об образовании молодого Милана и воспитывал его на свой счет за границею.

Сербский закон о престолонаследии был обнародован 17-го (29-го) августа 1861 года. В законе этом сказано, что: «княжеское достоинство будет наследственным в семействе Обреновичей в мужском колене. За неимением потомков мужского пола, князь назначает сам, по усыновлению, себе преемника, или при жизни, или по духовному завещанию. В обоих случаях выбор князя должен быть утвержден чрезвычайною скупчиною. Если усыновление не было объявлено при жизни князя, но просто занесено в завещание, [69] то завещание это должно быть изложено в двух экземплярах, из коих один должен оставаться у князя, а другой храниться в сенате».

В силу этого закона, завещание покойного князя, коим он назначает своим наследником внука дяди своего Ефрема, было официально объявлено армии и народу и 13-го июня белградский муниципалитет единогласно объявил Милана Обреновича наследником сербского престола. Все муниципалитеты прислали временному правительству адресы с выражением живейшего сочувствия к избранию Милана.

По последним известиям Милан Обренович торжественно въехал уже в столицу Сербии и поселился в княжеском дворце. По отзыву одной из австрийских газет, юный наследник красивый собою мальчик лет четырнадцати, весьма изящной наружности, с прекрасными глазами и привлекательными чертами лица, полными выражения и доброты.

Таким образом имеющей собраться чрезвычайной скупчине предстоит только утвердить выбор покойного князя, подтвержденный уже муниципалитетами Сербии, что без сомнения, она и исполнит. Но затем скупчине остается разрешить еще другой не менее важный вопрос, именно о назначении регентства на время малолетства князя Милана ¹. Вопрос этот может повести еще к новым недоразумениям и столкновениям, так как он не предусмотрен сербскими законами и в них ничего не сказано относительно состава регентства на время малолетства князя. Наконец, когда и будет уже составлено регентство, нельзя ожидать, чтобы им руководили полное единомыслие и чистый патриотизм, а это может повести к большим затруднениям и нанести Сербии не мало бедствий. Не предрекая однако ничего вперед, будем надеяться, что благоразумие сербов и их живая любовь к родине устранят могущие возникнуть затруднения и предупредят будущие опасности.

— Между тем как Сербию постигло несчастье, которое так или иначе может неблагоприятно отозваться на её жизни, в другом государстве, также сербского происхождения, именно в Черногории, произведены некоторые правительственные реформы, [70] которые не могут не обратить на себя внимания. До последнего времени власть владетельного князя не была ничем ограничена; хотя и существовал сенат, но только в виде совещательного учреждения; даже особых министров по разным отраслям управления вовсе не было, а всем безразлично управлял сам князь, как полный и самовластный хозяин жизни и имущества своих подданных. Теперь же князь Николай Черногорский добровольно решился отказаться от своих прежних прерогатив и ввел некоторые административные реформы, значительно расширяющие значение сената. Для определения этих реформ назначено было в конце марта нынешнего года чрезвычайное собрание сената, который пригласил к своим занятиям и всех вождей начальствующих черногорскими нахиями. Собрание это постановило следующее: во-первых, оно определило, что должно впредь считаться имуществами, владениями, доходами, собственно принадлежащими государству, церкви и владетельному князю; во-вторых, каковы должны быть на будущее время повинности и обязательства, падающие на каждую из этих трех категорий; в-третьих, что управление имуществами и доходами церкви будет поручено черногорскому эпископу, под наблюдением сената, а управление государственными имуществами поступит в ведение специальной комиссии из трех сенаторов.

Все эти решения сената утверждены князем, который притом же постановил, чтобы на будущее время сенат, кроме заведывания правосудием и государственными финансами, занимался также внутренним управлением страны и ведал все преступления и проступки, денежные дела и взыскания, к которым могут быть прикосновенны черногорские подданные, будет ли то в пределах страны или за границею. Затем, на непосредственной заботливости князя остается собственно только военные и политические дела страны.

Реформы эти, приводящие в некоторый порядок внутреннюю администрацию Черногории, конечно, послужат к усилению в ней гражданского развития, а в то же время могут быть благоприятны и вообще для всех сербов в том отношении, что поддержат в них доверие к черногорскому правительству, патриархальность которого до настоящего времени отчуждала от него более развитых уже сербов княжества и [71] австрийской воеводины. В то же время эти реформы бесспорно послужат и к усилению Черногории, что особенно необходимо в виду тех волнений, которые не перестают развиваться все более и более в Герцеговине и в Боснии, и которые легко могут привести не только к столкновениям, но и к новой борьбе между Портою и Черногориею. Несчастная Герцеговина находится в самом бедственном положении: два года страшного голода, холера, голодный тиф, вместе с бесчеловечными, варварскими поступками турок совершенно обессилили и изнурили Герцеговину; турецкие власти не только не оказывают никакой помощи голодающим, но даже воспрещают им принимать какую-либо помощь извне, от сербов Австрии и княжества.

Такое положение дел, конечно, не может быть продолжительно и в Герцеговине, а равно и в смежной с нею Боснии стали появляться уже воззвания против притеснителей турок. В одном из подобных воззваний говорится: «хотя небо и высоко, а земля крепка, хоть у нас с одной стороны море, а с другой горы, но невозможно больше терпеть подобное положение. Одно из двух: или мы все избавимся от всяких мучений и страданий, и освободившись от врагов и мучителей христианских, присоединимся к счастливой Сербии, или же все быстро погибнем. Для нас лучше и честнее погибнуть по-юнацки, нежели умирать от голода и терпеть подобные насилия, мучения и неправду к стыду христианской Европы!»

В виду всего этого турки справедливо опасаются, если не всеобщего восстания, то, по крайней мере, частных возмущений в наиболее пострадавших от голода округах Герцеговины. Поэтому-то они стали деятельно заниматься сооружением укреплений на всех мало-мальски важных пунктах Герцеговины. Опасаясь также вмешательства Сербии, в случае восстания Герцеговины, турки обращают серьезное внимание на пограничные селения с сербским княжеством. С этою целью стали они возводить прошлою весною целый ряд укреплений от Ниша (в шестичасовом расстоянии от сербской границы) вдоль по пограничной линии Герцеговины с сербским княжеством.

Но военное и финансовое положение Турции в настоящее время столь слабо, все лучшие её войска употреблены уже в [72] Кандии, почему нельзя предполагать, чтобы одна Порта могла управиться с восстанием Герцеговины и Боснии, особенно, если в это восстание вмешаются сербы и черногорцы. Но друзья турок, австрийцы, готовы оказать им при первой надобности необходимую помощь. В этих видах австрийские войска не перестают сосредоточиваться в Далмации; в Рагузе и Бока ди-Каттаро свозятся разные военные запасы; собираются сведения сколько войск может поместиться в случае военных действий в рагузском и каттарском округах; производятся рекогносцировки и глазомерные съемки пограничной турецкой линии; наконец на Адриатическом прибрежье устраиваются с австрийской стороны два укрепленные лагеря: один в Синье, а другой в Кастель-Ново, или в Каттарской Боке. Впрочем надо полагать, что, при несчастии, постигшем Сербию, вряд ли сербское правительство решится без крайней надобности на какое-либо внешнее предприятие, а до тех пор, пока Сербия открыто не вступится за своих единоплеменников, находящихся под властью турок, вероятно вся Европа не допустит Австрию вмешаться в дела Балканского полуострова, а тем более не дозволит, чтобы австрийские войска заняли какую-либо часть турецкой территории.

Текст воспроизведен по изданию: Иностранное военное обозрение // Военный сборник, № 7. 1868

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info