СТАТЬЯ ПЯТАЯ.

Три с половиною недели мы питались одними налимами, по малой величине которых не могли лакомиться лучшим куском этой рыбы, печенью. Наконец, в исходе декабря, погода смягчилась, небо заволокло, пошел снег и стрелец мой, отправясь, 27, в тундру, возвратился на утро с оленем. Того же числа из Иког-мюта привезен пузырь белужьего жиру. Праздники проводили сытно, следственно весело. Вечер, 30 декабря, мы провели у туземцев на вечеринке; под новый год угощали их у себя; охотники до сальных свеч, напрасно пытаясь войти во вкус восковых, решили, что это сало негодно для пищи: в промежутках между различных туземных плясок и русского казачка, я потешал публику зажигая в снегу камфору, давая нюхать мокрый табак, нашатырный спирт и прочее. В заключение к общему удовольствию и удивлению спущено было [2] несколько ракет. 10 января стрелец убил еще трех оленей и в ту же ночь, при внезапном наступлении мороза, едва не погиб на открытой тундре. 16, воротилась команда экспедиции. 24, туземцы, рассматривая висевший на воздухе термометр, разбили его и тем лишили меня средств производить термометрические наблюдения. У нас было достаточно свежей провизии, но команда редута начала чувствовать недостатки: ход налимов с начала января прекратился; появления сигов следовало дожидаться полтора месяца: до них мы посылала дважды своего стрельца; в первый раз без успеха; во второй добыли еще одного оленя. Шкуры была тогда же разобраны туземцами по два бобра за каждую. Подговоренный проводник, отвезя свою семью на летники, явился 6 февраля и 9 мы изготовили пять нарт к походу на реку Иннока ¹. Грузу на каждой нарте состояло по пяти пудов.

10 февраля. Облачно, временное просияние солнца, временем мелкий снег; тихо.

В 8 часов утра мы оставили редут и по довольно убитому езженному следу, еще до закату солнца, достигли подъема, от которого пролегает перенос к Иттеге; по пути останавливались для обеда на одиночке Кухлюхтакпак, в которую перебрались три семьи из селения Квыгым-пайма. С жителями поменялись обычными подарками. Не смотря на морок, ночевали под открытым небом.

11 февраля. Облачно; N тихий, довольно морозно; в ночь мелкий снег.

В этот день мы прошли по убитой ветром тундре около пятнадцати миль по направлению к NW 8° правого компаса. Перенос пролегает сначала горным потоком Тачаталятна, потом редким чапыжником и небольшими чистыми прогалинами. Мы ночевали на вершине перевала; подъем на него не чувствителен; с него горизонт ограничивается к северу прибрежными горами правого берега Квихпака, находящимися при селении Анилухтакпак; к югу хребтом Кыхмулит, отделяющим басейн Кускоквима от вод Нушагакских. Собственно перевал на расстоянии двух миль, пролегает чрез узкую долину, заключенную между отрогов куны Ташатулит и [3] невысокой горной цепью правого берега Кускоквима. Стрелец, простудившийся 10 прошлого месяца, почувствовал ломоту и судороги в левой ноге: я отменил его от нарты и советовал воротиться, однако этот усердный и дельный человек, не желая отстать от экспедиции и надеясь, что авось пройдет, отказался от моего предложения.

12 февраля. До полудня морок, потом ясно, тихо.

Морок, то есть, обманчивый снег, слово употребляемое в простонародии, отчетливо выражает называемое им явление; если сквозь морок проглядывает чистая лазурь неба и солнечные лучи по временам прорезывают мглу, окружающую это светило, то снеговые кристалы падают особенного вида крупными звездочками и в след за тем небо внезапно очищается, не представляя ни одного облачка. Морок можно назвать зимнею росою.

От вершины перевала до перехода чрез реку Уаллик, при которой мы расположились для ночлега, полагаем близ 16 миль. Все это пространство состоит из низкой тундры усеянной озерами, по берегам которых ростут небольшие таловые кустарники; со всем тем страна богата: в одних озерах изобильно водится рыбка имагнат и спутницы ее, выдры и выхухоль; в других бобры строят свои бораборы. Цепь гор протягивающаяся в северу от купы Ташатулит до левого берега Иттеге, видна с пути в 25 и 30 милях; отдельные ее группы туземцы называют Чуажутль, Тагасушку и Нантлинде. Уаллик берет свое начало со склонов двух первых хребтов.

Проводник наш, Ттынаец племени Юг-ельмут, в довольно хорошо владеет языком народа Кан-юлит, разговорным между нами, и потому не редко мы не можем получить от него удовлетворительных ответов, в особенности при переводе названий.

13 февраля. Малооблачно; N умеренный; довольно морозно. Для отдыха собак дневали. По меридиональной высоте солнца определена широта места 61°, 56', 47''.

14 февраля. Облачно, просияние солнца, N тихий.

Перейдя Уаллик, мы напали на едва приметный езженный след, которым в шли во весь день по главному направлению к северу. Тундра этих мест довольно лесиста и перерезана небольшими речками, из которых главнейшая Куллик, [4] «штаны», одна из притоков Уаллик. Пройденное расстояние полагаем в четырнадцать миль.

Пред обедом сбились было со следа, разбрелись его искать, толмачь Курочкин возвратился к нартам с живой лисицей: он нашел ее спящею и ошеломил хворостиной. Проводник говорит, что это «Аситук», — худо или худая примета. Мы сняли шкуру; лисица выходная.

15 февраля. До полудня малооблачно; N умеренный; по полудни NO умеренный, облачно, временем морок.

К обеду, мы пришли на одиночку одного туземца из селений Анилухтакпак. У проводника от неправильных лапок распухли ноги у щиколоток, и он упросил нас остановиться для отдыха. Одиночка эта называется Каувак и расположена на берегу небольшой речки Наумгык, впадающей в один из притоков Уаллика. Радушный туземец очистил одну сторону своей уютной хижины, и сознаемся, что это был первый зимник по чистоте, из всех, в которых нам удавалось останавливаться в течении двух лет, проведенных при обозрении всего края, в этот день пройдено с небольшим шесть миль по главному направлению к NO 15°.

16 февраля. Пасмурно, довольно морозно, мелкий снег; W тихий.

Ласковый туземец, провожая нас по своей усадьбе, указал ближайшее направление к выходу на реку Иттеге, так, что мы выгадали целый день. Иттеге на месте выхода до двенадцати сажень ширины; левый ее берег нагорный, правый луговой.

Несмотря что мы довольно измучились переходом двенадцати миль по взятому напрямки румбу чрез леса и довольно крутые холмы, усилившаяся болезнь стрельца решила нас добраться до селения туземцев. Посадя его на нарту, в семь часов вечера мы пришли на жило Инсельностленде или Катыхкат-мют, к туземцу, с которым мы познакомились осенью, при объявлении главных поминок в Икалигвиг-мюте. Пройденное нами расстояние по реке считаем по главному направлению к северу пять миль.

Кантельнук, «бесчашный», имя нашего знакомца, один из важнейших торговцев с редутом Колмакова, в сообщениях с Русскими, занял некоторые наши обычаи. В чистом обширном его кажиме мы нашли скамейки и стулья, а самого в полном европейском наряде, то есть, в рубахе, в нижнем платье и картузе: доказательство, что туземцы в домашнем [5] быту начинают понимать удобство нашей одежды. Мужчины и женщины одарили нас, смотря по своему достатку, различными запасами, а некоторые и пушными промыслами. Вечером все плясали по квихпакски. В кажиме мы нашли особое у крашение — люстру, весьма замысловато сделанную из таловых обручей; в ней горело шесть жирников.

Жило Инсельностленде состоит из двух зимников, в которых проживает тридцать три души, обоего пола.

17 февраля. Облачно, по утру маловетрие NO; по полудни 8 умеренный.

Кантельнук вызвался сопутствовать нам до крайнего жила по Иттеге, и потому этот день оставались для его сборов; семья его приняла больного на свое попечение.

18 февраля. Облачно, довольно морозно. S умеренный.

С половины осьмого утра, мы двинулась в путь и весь день шли без лапок езженым следом туземцев. Главное направление пути к жилу Хуингитетахтен пролегает на NO 18°, по левому берегу Иттеге, местами чрез некрупный еловый лес, местами чрез небольшие озерки. Не доходя мили полторы до этого жила, нам попался туземец, ехавший было за кормом на летник; узнав в нас Русских, он оставил собак, нарту, жену и бросился опрометью назад и уже пред своим селением встретил нас вторично, в звании посла и в сопровождении двух стариков одетых в новые собольи парки. Все они поднесли нам таловые ветви, как знак мира. Дав обещание остановиться у них на возвратном пути, мы с закатом достигли многолюднейшего в этом крае селения Ильтенлейден или Унагун-Чагелюг-мют, пройдя в день верных двадцать миль. Селение Ильтенлейден состоит из шести зимников, в которых должно считать более ста душ обоего пола, но большую часть молодежи мы не захватили: наступила пора соболиного промысла и они ушли в близлежащие горы.

Старик лет за семьдесят, дядя нашего проводника, принял нарты под свое сохранение, подарил нам двух бобров и четырех огромных осенних налимов; другие нанесли в подарок кроликов, куропаток, тетерок, весьма вкусной сиговой юколы, толкуши и прочего. Проход наш на каждое жило составлял праздник, но в этом приеме и в следующих главное спасибо Кантелькуку: он толковал туземцам, не видавшим Русских, как следует принимать гостей, то есть дать нам [6] время убрать нарты, накормить нас, не тревожить просьбами купить то или другое, до тех пор пока мы к тому не расположимся; не подходить к нашим собакам, из которых иные кусались, и прочее. Мы с своей стороны, узнав туземные обычаи, старались по возможности им следовать: все, что было нам нужно, требовали представляя на лицо товары для обмена; ложились спать по их обыкновению головою к средине кажима, не смотря на то, что в ночное время случилось мужьям шагать чрез наши головы; не прорубали лед топорами, не имели ни каких сношений с женщинами и без приглашения не ходили в зимники. Возвратя за сделанные подарки по соразмерности, мы оставляли для старого и малого табакерку и кисет ² и таким обращением везде находили помощь при сборах на следующее утро. Туземца подарками вы не удовлетворите: он будет просить все более и более, это естественно; но табакерку табаку, предложенную открыто всем в кажиме, они считают как бы общею; и мы во все время наших походов ни разу не заметили, чтоб который либо туземец воспользовался табаком более того, сколько ему было потребно на один раз, в свое время.

19 февраля. Поутру крепкий мороз, малооблачно, N тихий; с полудня SSO тихий, облачно, мелкий снег, W умеренный.

Человек двадцать детей, старух и пришедших в ночь промышленников провожало нас до следующего селения Тлегожитно, отстоящего от Ильтенлейден напрямки чрез лес в порядочное озерко, не более как на три с половиною мили. При Тлегожитно впадает в Иттеге проток одного имени с селением, отделившийся от вершины Ццеяка. По обычаю, туземцы просили нас остановиться ночевать, имея в том и свои выгоды, — во-первых вдоволь наглядеться на голубоглазых, послушать рассказов нашего толмача; во-вторых попользоваться табаком в другими мелочами. Мы обменялась подарками и, взяв частного проводника для провода прямым путем к следующему селению, пошли далее. Езженного следа не было. Снег, перемерзнув, рассыпался как песок. Мне следовало определить астрономически, хотя одно место по Иттеге, с которым можно было бы согласовать весь обзор здешнего края. Делать продолжительные наблюдения в селениях было беспокойно от [7] любопытных, по этому, выбрав место на правом берегу Иттеге, в крупной еловой роще, мы расположили свой став еще довольно засветло, в четырех милях от Тлегожитно.

20 февраля. Пасмурно, до полудня WNW крепкий; довольно морозно; к вечеру выяснело; по просиону определено широта места 62° 47' 00''; долгота по расстоянию луны от Алдебарана 159° 09' 42'', западная от Гренвинча.

21 февраля. Ясно, морозно N умеренный.

От определенного нами пункта до жила Хулигичагат, перелесками и частой тундрой, десять миль по главному направлению к NW. 10, мы шли то рекою, то по правому ее берегу. В семи милях не доходя Хулигичагата находятся на левом берегу Иттеге небольшое селение Тожгельёде; летники этого селения расположены против одного из устьев протока, выпавшего из Квихпака в Иттеге и называемого туземцами Ццеяка. По пути мы встретили пять нарт жителей селения Ильтенлейден, возвращавшихся с приморья; они сказывали нам, что сдали свои пушные промысла на жиле Кикихтагук, за лавтаки в оленьи шкуры; посещали и редут Святого Михаила, но там не могли достать необходимых для них предметов.

Жило Хулигичагат расположено в топольниках, на левом берегу Иттеге и состоит из пяти зимников; жителей обоего пола в свыше семидесяти душ: со многими из них мы виделись прошлой осенью в селении Важичагат. Две семьи Улукаг-мют, собирающие здесь долги, уведомили нас о благополучном состоянии нашего заселения в Нулато. Жилом Хулигичагат кончаются заселения Ттынайцев племени Инкиликов-Юг-ельнут. Несмотря на то что большая часть жителей только перед нами воротились с приморья, ввечеру сделана была игрушка, на которой они плясали и пели свои народные песен.

22 февраля. Ясно, до полудня N свежий; морозно; после N крепкий.

В полдень, определив широту места селения в 62° 54' 10'' и взяв другого частного проводника, — Кантельнук остался на жиле, — мы отправилась вверх по реке, но не прошли более трех миль, как по свежести ветру принуждены были укрыться в лесу правого берега; перемерзший, сухой снег так сильно несло низом, что в пяти шагах не видно было человека. В полумиле выше Хулигичагата находится верхнее устье Квихпакского протока Ццеяка. [8]

23 февраля. Ясно, до полудня NNO умеренный; довольно морозно; после NNO свежий.

Мы собирались в путь, как подошли к нам двое молодых Улукаг-мют, отправленные на ближайшее селение для сбору нужных промыслов. Мы пошли вместе, но и в этот день не велик был наш переход: всего осемь миль по главному направлению к NW 45°. Иннока протекает большими изгибами по долине, от семи до десяти миль шириною. Прибрежные горы, окружающие эту долину, тянутся в горизонт невысокой однообразной цепью, поросшею мелким еловым лесом; по долине строевая ель попадается только купами, на небольших бугорках, составляющих как бы островки среди низменной тундры; тальники и ольховник окаймляют берега реки; ширина ее от ста до полутораста сажень; возвышенность берегов до пятнадцати фут; наносов не видно, но со слов туземцев это потому, что по берегам всей средней частя реки Иннока больших лесов не ростет.

24 февраля. Мало облачно, довольно морозно, N крепкий, по горизонту мгла.

Оставались на месте.

Туземец зная, что куда ни прийдет, везде будет накормлен, не возит с собою много пищи, — две, три юколы и только. Если же, как в настоящем случае, бывает застигнут непогодой, то спит без пробуду. Во время наших походов мы делились своими запасами с попутчиками, не различали в пище себя от проводников, и, конечно, по этому всюду встречали и готовность к услугам и ласковый прием остальных жителей.

25 февраля. Ясно, N умеренный.

К ночи мы пришли на жило Тталиты или Тотасхольёден первое селение племени Тлегон-Хотана или Инкалих-люатов, то есть дальних Инкалитов. Пройденное нами расстояние сегодня считаем в десять миль по направлению к NO 66°. Жило находится на правом берегу реки и состоит из трех зимников. Нас встретили одни женщины. После восторженной их радости и обмену подарков, двое из них ушли в горы правой стороны, за мужьями, промышлявшими оленей, предоставя нам полное хозяйство в кажиме. Почти двухчасового труда стоило нам очистить от сору и снегу этот караван-сарай. Племя Тлегон-Хотана, проводя жизнь более кочевую [9] нежели оседлую, ее следует обычаю приморских народов, проводить время или париться к кажимах и потому ставят их только для приходящих торговцев. Ввечеру, несмотря на отсутствие мужей, женщины не отказались посетить нас; старух мы поили чаем, других подчивали сахаром и табаком.

26 февраля. Ясно, N тихий.

Дневали.

По меридиональной высоте солнца широта места определена в 62° 00' 33''. В сумерках под песнями и в национальном своем наряде, возвратились из гор двенадцать человек мужчин. В 1839 году, они оказали большую услугу креолу Колмакову, уведомлением его об истреблении нашего заселения в Иког-мюте и указанием ближайшего пути для переходу на Кускоквим. Пользы Российско-Американской Компании требовали поощрить такое расположение туземцев, и мы по неимению других вещей, исключая табаку, отдали с себя главнейшим старикам последние рубахи ³. Сделав большой переход, все мужчины казались утомленными и потому были отпущены нами без дальнейших расспросов.

27 февраля. Ясно, N свежий; оставались на месте.

Намереваясь осмотреть весною верховье Кускоквима, нам до наступления распутицы следовало бы еще раз побывать в Иког-мюте, за некоторыми оставшимися запасами и особенно за лавтаками для байдарок; по этому селение Тталиты мы положили пределом обзора страны, орошаемой рекою Иннока.

Журнала поездки Колмакова по этой реке не находится в Ново-Архангельске и мы были бы совершенно лишены всех сведений о ее верховых частях, если б случайно не сохранилась составленная им карта, правда без всяких соображений с масштабом или какими либо правилами; но подробностью надписанных на ней частностей, как то: изгибов реки, на правления хребтов, положения лесов, утесов, селений и прочая, достаточно знакомящая с посещенною им страною.

На приложенной нами карте мы положили реку Иннока ⁴ [10] сообразно чертежу Колмакова, исправя главное ее направление склонением компаса. Здесь, согласив заметка, сделанные им на своей карте, с показанием туземцев и своим собственным обзором мест в верховьях Квихпака и Кускоквима, с довольною уверенностью в верности данных, помещаем некоторые топографические и статистические о ней сведения.

Река Иннока протекает по обширной тундристой равнине, находящейся между двумя горными цепями, разделяющими бассейны Квихпака и Кускоквима. Главный ее исток составляет река Тлёгон, которая образуется из нескольких горных потоков, стекающих со склонов хребта, прилегающего к правому берегу Кускоквима. Следуя по ночлегам Колмакова, мы видим, что он до вершины Тлёгона шел два дня по реке Точотно, два дня по реке Ночотно и, наконец, три дня по переносу, который он полагает в тридцать шесть верст ⁵. Перенос по невысоким отлогим и безлесным холмам Колмаковым означен весьма удобным; на том месте, где отряд сел в байдарки, Тлёгон показан двадцати сажень ширины, протекающий по каменистому ложу в узкой горной долине. Четверо суток плыл Колмаков этой рекою с весьма быстрым течением по главному направлению к NN 35°, до первого туземного селения, называемого Тлёгон. Река под жилом протекает к западу, шириною в русле до семидесяти пяти сажень; берега ее низмены, опушены на небольшое расстояние внутрь материка таловым и ольховым кустарниками; островершинных гор в горизонте не видно; лес по тундре состоит наиболее из тонкой листвины и елового чапыжника. Несколько ниже этого селения соединяется с Тлёгоном протекающая от севера река Ттачегно, с вершины которой туземцы переходят на речку [11] Юкутно, а из нее выплывают на Юн-а или Квихпак ⁶. По соединении Тлёгона и Ттачегно река получает от племени, проживающего в ее верховье, название Шильтонотно, а от низовых жителей Иннока; главное ее направление уклоняется к юго-западу до совпадения с выпавшим из Квихпака протоком Ццеяка. Отсюда, как уже известно читателям, река еще раз меняет название и называется у одного племени Иттеге, у другого Чагелюк.

От селения Тлёгон до Тталиты, «Быстрого течения», по берегам реки находятся еще три небольшие жила называемые Тлегокохкакат, Тлек-эт и Кхоликакат. Окрестная тундра вообще малолесиста и усеяна многими озерами. Из главных [12] побочных рек, впадающих на этом протяжении в Иннока, замечательнее других река Ялчикатна или Тачайчагат. Посредством ее и речки Точотно племя Тлёгон-Хотана имеет сообщение с проживающими в верховье Кускоквима. Колмаков определяет этот перенос в шестьдесят пять верст протяжения и отзывается об нем, как о весьма гористом и трудном для переходу в летнее время. В теснинах или ущельях он шел по снегу, в первой половине июля.

Страна, орошаемая рекою Иннока и ее притоками, за исключением низовых мест, обитаемых племенем Инкалитов Югъельнут, богата бобрами и выдрами; в ее тундрах многочисленные табуны оленей и американские лоси находят себе обильное пропитание; лисицы, рыси и росомахи водятся повсюду, преимущественно близ берегов реки; кролики, тетерки, куропатки, можно сказать, наполняют леса. Мы платили за одного кролика, или за пару тетерок и куропаток, по одному большому листу табаку. До тех мест, до которых мы доходили, река также весьма изобильна рыбой. Колмаков в свою поездку, приобрел меною от жителей более осмисот бобровых шкур. В настоящее время невозможно определить с точностью промыслов, поступающих с этой реки к нашим заселениям, потому что частью Улукаг-мюты, частью сами туземцы передают их к приморью для промена на Колымском рынке, как о том нами сказано в обзоре приморской торговли.

28 февраля. Ясно, N умеренный; крепкий утренник.

С устья Ялчикатна, на холящегося в миле к верху от селения Тталиты, Колмаков означил на своей карте румбы некоторых приметных пунктов. Мы желали удовериться в верности его пеленгов и поутру, в сопровождении всего народонаселения, пришли к тому месту: определения его достаточно правильны и с переводом на правый компас — следующие: Видимые горы правого берега Квихпака прямо на W в 30 милях; оконечность высокостей правого берега реки Иннока на NN 8° в 25 милях; группа гор, содержащих в себе истоки Ялчикатна и Точотно, на NO 70° в 30 милях.

Отсюда мы расстались с добросердечными туземцами и ночевали на прежнем своему стану 23 и 24 чисел.

2.9 февраля. Ясно, довольно морозно, N умеренный.

Без всяких особенных случаев мы прошли жило Хулигичагат и ночевали от него в полуторе мили. [13]

1 марта. Ясно, тихо, довольно крепкий утренник. Ночевала на жиле Тлёгожитно.

2 марта. Ясно, тихо.

На жиле Ильтенлейид мы узнали, что стрелец наш, поправясь на здоровье, на днях перешел в близлежащие горы, для промысла оленей вместе с туземцами. Это обстоятельство принудило нас остановиться и послать за ним нарту. Вечером мы все соединились, однако надежда на оленье мясо не сбылась.

3 карта. Ясно, N уверенный.

При следовании вперед, мы дали слово туземцам тех селений, по которым проходили ночевать при возврате; так ныне прийдя на жило Хуингитетахтен до полудня, вынуждены были исполнить свое слово и остаток дня провести в бездействии. Подарки, песни, пляски шли обычным своим чередом.

По меридиональной высоте солнца широта места селения определена, в 62° 32' 12''.

4 марта. Ясно, тихо.

К ночлегу перешли в селение Инсельностленде к Кантельнуку.

5 карта. Ясно, довольно морозно, NO умеренный.

Намереваясь с этого селения перейти прямо в Иког-мют мы рассчитались с проводником, взятым с Кускоквима, дав ему свидетельство в добром поведении и усердии к Русским; однако и отсюда не пришлось нам итти одним. К весеннему времени для чавычьих сетей и оленьих петель туземцы имели надобность в лавтаках и, зная, что этом товаром редут Колмакова беден, расположились итти с нами. Сборы их задержали нас на месте.

Кантельнук предлагал мне мальчика лет семи, сироту, весьма бойкого; конечно он мог бы получить достаточное образование в новоархангельской школе, быть хорошим работником у Русских, но никогда полезным для своего края. Образцовыми школами для туземцев, по нашему мнению, должны быть каждое наше заселение в этой стране, в которых туземец видел бы пользу разведения овощей, пользу порядочной опрятной жизни, пользу некоторых ремесл, как-то: делания кирпича, кладки печей, плотничаньи и прочая. Притом мы опасались, чтоб туземцы не раскаялись и впоследствии, сожалея о ребенке, не причинили бы каких неприятностей в наших заселениях. В 1800 году, иеромонаху Ювеналию, Агле-мюты и Кускоквимцы [14] также сначала безусловно отдала многих своих детей, но после, подстрекаемые матерями, самого его убили.

6 марта. Облачно, S умеренный, крепкий мороз; в ночь N умеренный; морок.

Частые сообщения туземцев, населяющих берега Иттеге с соплеменниками своими, проживающими в селениях Анвиг и Анилухтакпак представляют возможность, в переходах на эти жила, пользоваться в зимнее время хорошим убитым следом; таким путем, взбегая частых изгибов реки мы перешли к ночлегу в Анилухтакпак, от селения Инсельвостленде, по прямому направлению к SW 30°, остров или вернее несколько островов, образуемых реками Иттеге, Квихпаком и ее притоками. Внутренность этих островов состоит из низменной тундры, усеянной озерками: морды и заколы, оставленные с осени, доказывают, что в них водится рыба имагнат.

7 марта. Ясно, NW умеренный.

Двоим туземцам Анилухтакпака приглянулись мои парки. Кончая зимний поход, мы однако не могли с ними расстаться до прихода в Иког-мют, и вот туземцы следуют за нами. Две свои парки из оленьих маточных шкур я отдал им за десять бобров первого сорта. Конечно мне самому покупка этих шкур и шитье в михайловском редуте обошлись рублей в тринадцать серебром, а бобр по таксе идет в сорока трех с половиною копейках, но это частности; те же пять шкур могут быть куплены у Малейг-мют за железный котел в шесть и семь фунтов весом, то есть за осемьдесят копеек серебром или за половину росомахи, за шестьдесят копеек. В общности торговых операций с туземцами не должно иметь чего либо заветного, так и у Англичан, и тот из управляющих нашими артелями или редутами приобретает более промыслов и весу между туземцами, кто и свои вещи до последних торбасов с ног отдает нуждающимся. Должны ли быть вознаграждения за такие поступки, не о том слово.

Ночевали на одиночке Такчилягмют.

8 марта. Облачно NO тихий, до полудня морок.

Наш караван еще увеличился братом Заплатки. Семейства Кантельнука и Заплатки, богатейшие в этом крае, стараются иметь к весеннему времени сколько возможно более больших и средних маклячьих лавтаков: это самый выгоднейший товар с сношениях с верховыми племенами, потому что каждому [15] туземцу необходимы ременная сеть для ловля чавычи и пука три или четыре петель для промысла промысла и лосей. В пуке слетается двадцать петель.

Ночевала на правом берегу Квихпака на половине расстояния между Пай-мютом и Икалигвиг-мютом.

9 мата. Ясно, тихо.

В трех милах от нашего ночлега, на прибрежных горах мы заметили два табуна оленей. В течении месяца нарты облегчалась. Тотчас одну из них совсем опорожнили, и стрелец с одним человеком команды посланы были для пояску. С остальными нартами мы ночевали в Икалигвигмюте.

10 карта. Ясно, утро тихо, с десяти часов до заката N крепкий. На горах мгла от взвеваемого снегу.

Отправив еще одного человека в помощь стрельцам и наказав, чтоб в случае неуспеха, чрез двое суток все возвратились в Икаг-мют, мы к полудню прибыли к нашей артели и нашли все благополучно.

Проводя целый месяц на открытом воздухе, имея ежедневно пред глазами необозримые снеговые равнины, облитые светом яркого мартовского солнца, и вдруг вступив в сырую, дымную землянку, исключая меня, люди экспедиции по одиначке все переслепли. Банка с свинцовой водой разбилась в Нулато и страждущие, чтоб унять воспаление, должны были до выздоровления сидеть дня по три в темных углах холодных туземных летников.

Для пришедших с нами торговцев с верхних селений у управляющего артелью не случилось в наличности лавтаков, исключая тех, которые были закуплены для наших байдарок; со всем тем в скором времени он надеялся получать достаточную партию от Агуль-мют. Задержание или не исполнение надежд торговца везде много значит. Мы решились дождаться подвоза.

К вечеру, 12 марта, возвратились стрельцы без успеха. Кантельнуку, встретившемуся с ними, приглянулась собственная кружка одного из команды и тот отдал ее за два бобра, не ожидая за то ни какого вознаграждения.

Благодатный Квихпак обеспечил продовольствие команды артели на всю весну, но как я располагал взять с собою на Кускоквим только половину своих людей, тех, которые навыкли ездить на байдарках, то должен был озаботиться [16] приобретением продовольствия для оставляемых. Управляющий артелью и это принял на себя, обещая только в случае необходимости выпускать экспедиционные товары.

Сиги, нельма, маскуны, миноги разнообразили наш стол, но как Русскому человеку не встретит розговенья куском скоромным? Тетерки и косачи с первым снегом скрылись в леса, куропатки с первой вербой отлетели с берегов Квихпака в тундру; за то олени начали показываться на близлежащих горах. Пред праздником мы посылали две партии на кускоквимскую сторону. Нашему стрельцу удалось убить оленя и потом ослепнуть. Не так был счастлив стрелец артели: тот трое суток просидел пред оленями и молодой туземец, ему сопутствовавший, рвался и плакал с досады, что ему не доверяли винтовки.

23 марта, приходил из редута Колмакова один из сыновей управляющего, которому я обещал сдать к производству редута некоторые плотничные инструменты и материалы, более не нужные экспедиции.

Светлый праздник, 25 марта, мы встретили общей молитвой и в тот же день был я озабочен внезапной болезнию толмача экспедиции. На следующий день у него оказались все признаки горячки. Я слыхал, что в горячках пускают кровь, был и ланцет. Один из команды артели Якут Бурцов занимал когда то место фельдшера и оспопрививателя на своей родине и мог исполнить это дело, но ни он ни я не решались; вместо того Якут предложил свой способ лечения, который по своей невинности был мною дозволен. Вот, что делал Бурцов: выкроив из бумаги мерку, подобную употребляемым портными, он смерил окружность головы больного, заметил углем середины лба, ушей и затылка, потом, прикинув ветки, решил, что одна сторона головы толмача раздалась противу другой. Я разумеется смеялся, относил к неверности заметок и тогда же проступил к опытам, по самым точным линейным измерениям, сначала над головами здоровыми, потом и над больными. Результаты подтверждали справедливость замечания Якута: когда складывали мерку по заметкам лба и затылка, то метки ушей головы больного не соответствовали одна другой и обратно. Не угодно ли господам медикам испытать и решить почему это так бывает. Делал ли что особенное Якут над меркой, которую он от нас спрятал, или подействовала мушка поставленная больному на затылок, только на [17] пятой день бред прекратился и он почувствовал некоторое облегчение; со всем тем не мог быть употреблен к походу.

Это обстоятельство заставало меня обратиться с просьбою к управляющему Иког-мютской артелью, об уступке на время поездки по Кускоквиму проживающего у него в услужении молодого туземца. Тот согласился. Имея от собственного пайка экономию сухарей, мы приняли нового толмача на полное содержание, то есть на все то, чем сами довольствовались, и на Фоминой неделе располагали оставить Иког-мют, как вовсе неожиданно вечером, 1 апреля, получили чрез редут Колмакова бумаги главного правителя колоний. Эта инструкция действий экспедиции на Кускоквиме, отправленная из Новоархангельска в Кадьяк 10 августа прошлого года, в начале ноября была привезена в Александровский редут; там пролежав на месте почти три месяца, вместе с товарами для кускоквимского заселения, перенесена в январе в нушагокскую одиночку, и наконец оттуда доставлена в редут Колмакова, 25 марта, транспортом, отвозившим пушные промысла. Предположив до получения этой инструкции осмотреть, сколько позволят средства и обстоятельства, верховье Кускоквима и летние пути между этою рекою и Квихпаком, мы видели невозможность поспеть в Александровский редут ко времени прихода туда судна, и потому решились воротиться в Новоархангельск чрез редут Святого Михаила, окончив действия экспедиции обзором низовья Квихпака и неосмотренной еще части южного берега Нортонова Залива.

Управляющий редутом Колмакова между прочим уведомлял нас, что у него четверо служителей лежат больные горячкою; что сума экспедиционного табаку, пересланная из Иког-мюта издержана для нужд редута, и что команде его предстоит совершенная голодовка. В табаке мы не нуждались; признаки горячки заметили и между туземцами и в своей команде; насчет пропитания уверены были, что было бы во что послать пулю — сыты будем, и как время наступило, то 3 апреля нагрузили нарты, наняв одного туземца для сгона обратно в Икогмют лишних собак.

В Иког-мюте оставлены были мой деньщик, которому поручались под особой надсмотр все запасы и журналы экспедиции; Петров и больной Курочкин. Из взятых на Кускоквим, по предварительному условию с тамошним управляющим, [18] Дмитриев должен был на время нашей поездки оставаться в редуте в роде коменданта, вместо двух работников Агле-мют, поступавших к экспедиции гребцами.

Но прежде представления наших действий на Кускоквиме, здесь прилагаем различные этнографические заметки о тех племенах чистой американской крови или краснокожих, с которыми мы имели сношения во время наших обзоров рек Юнна-ка, Квихпака, Иннока, Кускоквима и их притоков.

При начале действий экспедиции, по выходе нашем с приморья на Квихпак, мы вступили в сношения с туземцами, отличными по языку, виду и нравам от народа Канг-юлит или единоязычных. С некоторыми из этих туземцев мы проживали, с другими виделось только короткое время, однако достаточное, чтоб убедиться в единоплеменности их между собою. Основанием к такому убеждению нам служили сродство наречий, всегда отличаемое слухом, сходство черт внешнего вида, одинаковость образа жизни и предметов, в домашнем быту употребляемых.

В материалах о поморцах мы сказали, что все разноплеменники, смежные с народом Канг-юлит, прозываются от последних, смотря по разности наречий, Инкиликами, Инкалитами, Юг-ельнут, и что другие дальнейшие или внутреннейшие племена, населяющие материк наших колоний, известны у них под именами Инкалихлюатов, Голцан, Тутна и прочая. Между тем все виденные наши племена этих прозвищ, называют себя вообще «Ттынаи», то есть человеками, или «Ттынаницы-хотана», «людьми единоплеменниками», а в частности по именам рек, берега которых они занимают, как-то Юнъа-хотана, обитающие по реке Юнъа-Квихпаку; Юнна-ка-Хотана, проживающие по Юнъа-ка и так далее. Только некоторые из этих племен, находясь в ближайших, непосредственных и родственных сношениях с туземцами народа Канг-юлит, сверх местных прозвищ приняли названия от селений ими занимаемых, как-то: Улукаг-мюты, Анвиг-мюты и другие.

Туземцы Куковой реки, прозванной Русскими Кенайским Заливом, принадлежат к семейству одного и того же народа [19] Ттынаи ⁷. Давыдовым приложен словарь их языка, и хотя кажется во многом неисправен, однако довольно ясно указывает на тождественность корня наречия Кенайцев со словами посещенных нами племен.

Повторю и здесь, что мы не имели ни времени, ни достаточных способов для составления более подробных и систематических словарей; мы записывали только то, что приходило в голову после утомительного перехода, или что бросалось в глаза. От тех, с которыми приводилось жить долее, и собрание слов значительнее, и это случилось именно при начале путешествия, когда я не понимал ни одного слова из всех американских языков, но впоследствии обживясь в Михайловском редуте и Нулато, когда начал несколько слышать, то есть понимать язык племени Чнаг-мют, а потом Инкиликов-Улукаг-мют, то объясняясь кой как на смешанных языках, уже не усердно занимался записыванием слов других племен, тем более что на наши вопросы о каком-либо предмете, проводники и туземцы отвечали на языке народа Канг-юлит.

Чтоб не отнимать у народа имени, собственно под которым он себя разумеет, общности его племен мы оставляем наименование Ттынайев или Ттынайцев; к отличиям же, показывающим разнопоколенность, присоединяем те эпитеты, которые приданы от соседнего им народа, Канг-юлит. В этом случае племена Ттынайцев, посещенных нами на местах их жительств, суть следующие:

1. Инкилики Юннака-Хотана, проживающие по низовью реки Юнна-ка. Родичи этого племени занимают Нулато. [20]

2. Инкилики Юнъа-Хотана, занимающие берега Юнъа или Квихпака от устья реки Юнна-ка к верховью.

3. Собственно Инкилики. Под этим названием разумеются приморцами Ттынайцы Улукаг-мюты, Такаякса и все туземцы Квихпака, которых крайнее поселение к югу — селение Ттутаго, а к северу — паралель Нулато.

4. Инкалиты Юг-ельнут, занимают по Квихпаку селения Важичагат, Анвиг, Макки, Анилухтакпак и все низовье реки Инно-ка, известное под названием Иттсгё. Часть этого же племени, выселясь на Кускоквим в селение Квыгым-Панайг-мют, заняло все протяжение этой реки к верху до впадения в нее реки Холитно или Хулитнак; впрочем, эти выселенцы стали нам известны от Аглег-мютов под особенным названием Тутна, Тутновцев материковых.

5. Иннока-хотана или Инкалихлюаты. Племя проживающее в верховье реки Иннока и по ее притокам. Это же племя зовет себя по реке Тлёгон, Тлегон-хотана, вероятно тем намекая на первоначальное место своего поселения.

6. Собственно Ттынайцы или, по русскому выговору, Кенайцы проживают в вершине реки Тхальхук или Манташтано. Родовое им название усвоено, потому что креол Лукин, настоящий управляющий редута Колмакова, при обзоре своем в 1832 году Тхальхука, встретил жителей, которых язык и обыкновения нашел одинаковыми с туземцами, заселяющими береги Кенайского Залива.

7. Голцане-Инкалих-люаты, занимают верховье реки Кускоквима и ее притоков. Впрочем, под этим названием разумеются прибрежными жителями все внутренние племена; виденные же нами прозывают себя по тем рекам, которые составляют как бы их родовые наследия.

Все эти племена отличаются между собою более или менее наречиями. Впрочем, толмач кенайского языка, содержимый в редуте Колмакова, довольно легко объясняется, как с верховыми туземцами Кускоквима, так и с Инкалитами Юг-ельнут.

Ттынайцы вообще принадлежат к собственно американскому семейству краснокожих, но резкие отличия во внешнем виде заметны в тех, которые вошли в родственные связи с племенами народа Канг-юлит. Ттынайцы — среднего росту, сухого сложения, станом стройны, лицо имеют продолговатое, лоб средний, крутой, часто львиный, нос широкий прямой, [21] горбатый; глаза черные и темно-карие, большие, во всегда вдавшиеся; взгляд быстрый, у дальнейших племен мрачный, блуждающий; губы полные, сжатые; зубы белые, ровные как бисер; волоса гладкие, черные темно-каштановые, довольно мягкие; многие мужчины по телу мохнаты и с довольно густыми короткими усами и бородою; руки и ступни ног средние, икры малые; все вообще в движениях живы, развязны, духом веселы; страстно любят Аляску и песни, которые впрочем входят у них в религиозное чествование.

Собственно Инкилики и Инкалиты Югельенут, занимаясь наиболее переторжкой, с одной стороны со своими одноплеменниками, с другой с соседними племенами народа Канг-юлит, приняли от последних образ жизни, одежду, обычаи и верования; так они из среды своей имеют Тунгаков, которых признает и племя Юанака-Хотана; называются именами словаря приморских жителей, одинаково с ними отправляют поминки по своим родственникам, прокалывают под оконечностями нижней губы отверстия, и вставляют в них корольки и другие украшения, стригут и бреют на голове волосы, парятся в кажимах; на вечеринках вместе с своими народными плясками пляшут и по приморски, однако без личин и исключая тех, которые, как в селении Квыгыш-Пайма, совсем смешались с приморским племенем. Остальные виденные нами племена Ттынайцев чем глубже в материк, тем явственнее проявляют тип своей народности, то есть, элементов дикого состояния.

Прическа их головы следующая: мужчины и женщины отобрав ряд по средине, передние волосы вместе с задними собирают в пук, который обвивается бисером, пуклями или простым ремнем; во избежание траты времени на такой затейливый туалет, волосы смачиваются густо разведенным на урине болюсом или кровавиком, и сверх того посыпаются орлиным или ястребиным пухом; к вящшей красоте своего головного убора щеголи и удалые промышленники втыкают в вершину косы по нескольку перьев или целые хвосты орлов, филинов и других хищных птиц. Такая прическа отчасти заменяет шапку, которых Ттынайцы в летнее время ни когда не носят и оставляется на неопределенное время, то есть, месяца на три, до купанья или какого либо другого обстоятельства.

Ттынайцы вместо отверстий под нижней губою, [22] прокалывают носовой хрящ, в продевают в него две соединенные палочки, до четырех дюймов длины, составленные из трех пар, более или менее крупных цуклей. При всех торжественных или особенных случаях, как-то: про свиданиях с соседями и при съезде для обмена с другими племенами, при отправлении или возвращении с промыслов, мужчины красят лице сплошь болюсом, углем, и другими минеральными землями. Верховые племена Квихпака и Кускоквима, ценя высоко металический цвет графита, выводят им тоненькие черточки под глазами, по лбу, щекам и бороде. Женщины только в периодическом очищения красят лицо углем.

Инкилики Улукаг-мюты, Такаякса и Юг-ельнут для лета шьют легкие парки из оленьих выпоротков, выхухоли и еврашек; напротив племя Юннака-Хотана и прочие, летнюю одежду имеют из оленьих или лосиных ровдугов, которую нередко надевают и зимою сверх зимних парок. Платье это покроем сходно с длинной рубахой, подходящей под горло и оканчивающейся спереди и сзади клиньями. У женщин оконечности клиньев доходят до половины икор, у мужчин до колен. Ровдужные штаны Ттынайцы шьют почти в обтяжку вместе с чулками, которые отвечают и за сапоги. Пристрастные по природе к нарядам и ярким цветам, все дальние племена выдумали украшать свою простую одежду шитьем из игол дикобраза, оленьих волос, узорами из вязаного бисера, цуклей, привесками медных обрезков, колокольчиков и прочая. В случаях такого украшения, бордюр до двух дюймов ширины, вязаный или шитый арабесками, прикрепляется спереди по груди, захватывая несколько и плечные лопатки; к нему для пышности наряда пришивают дюймов четырех длины ровдужью бахрому, на каждую нить которой надевают какие то растительные зерна добываемые в озерах. Подол рубахи равномерно обшивается такою же бахромою. Одни фигуры, шитые дикобразовыми иглами арабесков, красятся в красный или бурый цвет; другие оставляются белыми. При других украшениях, бисером закрывают все швы рубахи, а по штанам нашивают его нитками рядов в пять или более, в роде лампасов: различными узорами украшаются также и передки обуви, но это еще не полный наряд исправного промышленника. Полагая все свое богатство в бисере и цуклях, Ттынаец фунтов десять этих драгоценностей вешает на себя через одно плечо и [23] связывает в виде шарфа; таким образом на богаче, считая обвивку косы и все украшения на платье и оружии, бывает бисеру и пуколь бобров на полтораста или слишком на тысячу рублей серебром.

Относительно зимних жилищ заметим, что племена Ттынайцев вошедшие в тесные сношения с которым либо из приморских племен, приняли от них и формы построек. Так Инкилики, Улукаг-мюты и Такаякса строят свои зимники и кажимы по образу чисто приморского племени Чнаг-мют, то есть, тесные и с низкими нарами. Племя Юг-ельнута, состоя в родственных связях с Квихпак и Кускоквиг-мютами, ставит свои жилища на лад этих племен. Ттынайцы Юннака-Хотана и Тлёгон-Хотана в своих зимниках вовсе нар не имеют, и по наклонности к бродячей жизни, общей всем звероловным народам, с первых чисел марта оставляют их на произвол погоды и хищных зверей, переселяясь с семьями сначала в горы на промысла оленей и еврашек, потом в летники, которые также ставятся на скорую руку из хворосту и древесной коры и вообще состоят из низких с плоскими крышами шалашей, не укрывающих от дождя и едва защищающих от солнца.

Ттынайцы, как искусные промышленники, все, что относится к части звероловства или рыбной ловле, приготовляют, можно сказать, в совершенстве своего рода; луки их, стрелы, лапки, в рост человека длины, переплетенные оленьими жилами, уютные нарты, лодочки, все отличается легкостью, удобностью, здравым обдумьем, смыслом и чистотою отделки; зато в домашних ремеслах и рукоделиях, они далеко отстали от своих соседей: шьют вообще плохо, домашнюю деревянную посуду заменяют свернутою из бересты. Впрочем у всех Ттынайских племен мы нашли в употреблении, более нежели у племен приморских, посуды медной и железной, состоящей в котлах, кубках м кружках; некоторые имеют даже чайники и луженые ложки. Конечно, это происходит частью от того, что занимаясь преимущественно звероловством, они имеют более средств к удовлетворению своих прихотей и надобностей, но частью и потому что набравшись драгоценных для себя вещей, бисеру и цуклей, они без соображения к чему пригодна взятая им вещь, берут в добавок за привезенные промысла все, что им предложат, или на что глаза разбегутся. Смотря по разности предметов, содержимых в наших заселениях, [24] туземцы приучаются и к их употреблению. С начала учреждения временного заселения в Нулато выпускали оттуда бисера белого и красного цвету, небольшие так называемые енисейские топоры, листового железа котлы, медные, в осьмину вместительностию кружки, в бумажных футлярах зеркала, зарукавные кольца, гнутые из толстой железной проволоки и выбиваемые из меди, якутские пальмы, и Ттынайцы того края привыкли к этим вещам; напротив, со стороны Александровского редута при заселения на Кускоквиме введены в употребление между тамошними племенами, бисера черный и белый, топорики алеутские, медная и чугунная посуда, байковые одеяла, суконные колошейские плащи и частью европейское платье. В нашей системе торгового обмена с туземцами материка, доселе обращено было только внимание на приобретение большого количества пушных промыслов в несколько на улучшение быта самих туземцев введением между ними различных полезных для них предметов. Управляющие редутами или артелями, принуждены были стараться сбывать то, что к ним присылалось залежалого в метрополии колоний или в главных ее отделах, и часто сами не понимая начал правильной торговли, основанной на пользе общей, требовали различных, вовсе излишних для туземцев товаров или даже без означения количества весу и названий, просили просто «товаров для дикарей».

Комментарии

1. В своем месте мы показали, что отдельные части этой реки называются различно двумя разноплеменными народами; в описании похода мы употребляем то, которым называют низовье этой реки проживающие на ней туземцы.

2. Все вообще туземцы Квихпака и Кускоквима курят табак смешивая его с тополевой корой, или березовым и таловым деревом.

3. Нижние оленьи парки надеваемые обыкновенно шерстью к телу, не дозволяли нам в походах носить белье, и потому по одной рубахе у каждого из нас было только для случаев, когда приходилось ночевать в туземных селениях.

4. Реку Иннока Колмаков назвал на своей карте Легоном, то есть Тлёгоном: это было причиною, что мы только здесь на месте узнали, что он осмотрел от вершины почти до устья ту реку, которая колониальному начальству известна была уже с 1838 году под названием Чагелюка. По неимению толмача селения туземцев у него означены общим именем Калчане или правильнее Голцане, «Бродячие», — прозвание придаваемое Келайцами всем соплеменникам, проживающим во внутренности материка.

5. Мы считаем этот перенос короче, потому что с товарами, припасами и пятью байдарками, которые Колмаков имел при себе, невозможно перенестись за один раз. Полагая всего один оборот, команда его в день должна была делать тридцать шесть верст, то есть, отвести на двенадцать верст первые поклажи, воротиться и взять остальной груз.

6. При следовании нашем к верховью Квихпака мы проходила те места, на которые выходят племена Тлёгон-Хотана, но не имея порядочного толмача, не могла добиться подробностей. Переноса и названия переносной речки, которой устье, по всем вероятностям, должно находиться в протоке Нотлягелята, между пунктами обсерваций 16 и 18 июня. Вели б экспедиция начала свои исследования от юга, то есть, редута Колмакова, то результаты были бы удовлетворительнее. На Кускоквиме к нам присмотрелись туземцы и из них мы могли бы иметь довольно хорошего и, главное, приверженного толмача, для переговоров с верховыми жителями, между тем как начав обозрение из Нулато, мало того, что в походах нам приводилось вести себя крайне осторожно с подозрительными торговцами, на месте самого назначения, мы принуждены были терпеть многое по совершенному незнанию местности и туземных способов к пропитанию. Начав свои действия с Кускоквима, от опытного управляющего редутом мы многое сведали бы заранее, привыкли бы исподволь к избранному роду жизни, познакомились бы с постройкой и ездой на байдарках и тем не только избегли бы всех трудностей, перенесенных нами при плавании на байдаре к верховью Квихпака, но, вероятно, осмотрели бы эту реку на большое протяжение. Привыкнув к климату, познакомясь с обычаями туземцев, вторую зиму мы ходили бы, можно сказать, прогуливаясь. Воля, страсть к путешествиям, твердость характера при обзоре стран неизвестных, еще не все значат для успеха. Потребна опытность. Какая польза для науки, если б нам довелось пролежать где-нибудь несколько суток под снегом, съесть своих собак, подошвы и прочее, без успеха в главном деле, то есть, обзоре или описи определенного пункта. Такие случая как бы оно не выражали героизм путешественника, право, довольно обыкновенны между туземцами и охотниками всех стран и всего чаще проистекают если не от оплошности, то наверное от неосмотрительности.

7. В прошедшем столетии, когда наши проходимцы мало по малу занимали острова и наконец обселяли материк Америки, названия туземцев сообщались ученому свету через людей безграмотных или малосведущих; так от них достались нам названия племен чисто выдуманные или в созвучиях приноровленные к русскому складу, именно: Северновцы, Медновцы, Алеуты, Колоши, Кадьякцы, Кенайцы. Словопроизводство последнего явственно происходит от туземного названия Ттыни или Ттынай. Кина-ют, как звали жители Кадьяка Ттынайцев, в буквальном переводе значит «зовутся людьми» от глагола Кина, звать, и Юк, человек. Алеуты уналашкинского отдела при святом крещении приняли прозвища или фамилии своих крестных отцов, напротив Кадьякцы при крещении удержали для прозвища свои языческие имена; так Кинавин переводится словом Званов.

Текст воспроизведен по изданию: Путешествие и открытия лейтенанта Л. Загоскина в Русской Америке. Статья пятая // Библиотека для чтения, Том 85. 1847

© текст - ??. 1847
© сетевая версия - Thietmar. 2022
© OCR - Иванов А. 2022
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Библиотека для чтения. 1847

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info