Для понимания основополагающих установок жизненных принципов, личностного поведения выдающегося деятеля русской культуры XVIII — начала XIX в. Андрея Андреевича Нартова (1737-1813), автора «Рассказов Нартова о Петре Великом», литературного произведения юнца XVIII столетия, важной задачей представляется выявление и изучение его личной переписки. Именно в письмах личного характера А. А. Нартова по существу можно увидеть его таким, каковым он был на самом деле.

Как видно из писем А. А. Нартова, этот образованный россиянин, «русский европеец» века Просвещения (если использовать «формулу» Н. А. Карамзина), не стремился поехать за границу. Он покинул пределы России только по острой необходимости — ради поправления здоровья на известных европейских курортах в Ахене и Спа минеральными водами и банями. Выехав за пределы Отечества, он воспринимал увиденное в зарубежной Европе, как это следует из его писем, критически Он также, «имея нежное, чувствительное сердце» (Прил. № 6) — и это тоже столь явно следует из его искренних писем, тяжело переживал разлук с оставленной им больной женой, детьми и петербургскими знакомцами: поездка надолго вырвала его из привычного круга общения в российской столице.

Показательно, что более путешествий за границы Российской империи у А. А. Нартова не было. Он не надеялся увидеть там нечто такое, что служило бы достаточным оправданием тому, чтобы отрываться от привычных занятий в пределах Отечества, где было столь благодатное поприще для его деятельности и где он, собственно говоря, и состоялся как известный ученый, литератор, высокопоставленный деятель государственной системы управления. Налицо определенное и сходство и различие с историей жизни его отца — токаря Придворной токарни Петра Великого Андрея Константиновича Нартова (1693-1756). Нартов-старший тоже посетил зарубежную Европу единожды — его путешествие состоялось в 1718-1720 годах. Он тоже выехал на Запад посетив Берлин, Гаагу, Лондон и Париж уже сложившимся мастером своего дела, однако его поездка имела-таки и образовательный характер — для дальнейшего профессионального развития, изучения состояния токарного «искусства» в ведущих европейских центрах ¹. А. А. Нартов ничему учиться на Запад не ехал. Более того, его критический настрой во время поездки очевиден: «Ученые столь же редки здесь, как и у нас. [169] Множество звание сие носящих, но мало в науках отличнейших. Со всеми мнимыми их преимуществами желал бы я скорее их оставить и возвратиться в Отечество свое» (Прил. № 4). А. А. Нартов писал из Ахена в Санкт-Петербург брату-масону князю А. А. Ржевскому, выказывая столь свойственную ему любовь к Отечеству: «Удивляюсь многим путешествующим россиянам, предпочитающим чужестранный области своим, не находя в них того, что нам с похвалою повествуют и аки бы рай какой описывают. Везде люди подвержены своим порокам. Подлой народ грубее еще нашего, нацию нашу укоряют пьянством, а я, проезжая Пруссию, Саксонию, Готу, Франкфурт на Майне, Трир и Келен, везде множество пьяниц находил, и ничего без требования денег на пиво и на вино не делают. Купцы всячески стараются проезжаю обмануть, а дворяне учтивством своим чужестраннаго обольщают; имея предметом что-либо выведать» (Прил. № 4).

В заглавие настоящей публикации вынесены слова из письма А. А. Нартова князю А. Б. Куракину (1759-1829) ². Письмо не имеет даты. Косвенно, судя по его содержанию, можно предполагать, что статский советник А. А. Нартов трудился в те годы (с мая 1772 г.) вместе с историком М. М. Щербатовым и вице-президентом Берг-коллегии, писателем М. М. Херасковым в Комитете «для составления медаллической со времен государя императора Петра Великого истории». В 1774 г. труд был закончен. Он получил заглавие «Историческое описание медалей высокославных деяний императора Петра Великого» ³. Также в письме А. А. Нартов упоминал: «Я оканчиваю горных дел историю...» ⁴. Видимо, назван один из выполненных им переводов научных трудов — «Минералогия» И.-Г. Лемана (изд. в 1772 г.) или «Каменное царство» И. Э. И. Вальха (изд. в 1774 г.).

При письме А. А. Нартов послал А. Б. Куракину собственное сочинение о пребывании Петра I в Париже ⁵. Это сочинение, ныне неизвестное, показывает существовавший у А. А. Нартова историко-литературный интерес к эпохе преобразований Петра Великого. Однако не менее показательны содержащиеся в письме оценки деятельности Петра Великого. Такой подход к деятельности первого русского императора в дальнейшем нашел отражение во всех трех редакциях «Рассказов Нартова о Петре Великом» — сборнике исторических анекдотов о деятельности Преобразователя, над которым он работал с 1786 г. (первая редакция). Стоит привести выдержку из этого письма: «... Сообщаю вам при сем трудов моих "Описание пребывания Его Величества государя императора Петра Великого в Париже". К сему изданию побудила меня редкая медаль, в память сего монарха натисненная, которая была ему поднесена во время присутствия его в Королевском монетном дворе и которая у нас в собрании медалей хранится. Жалко бы было, если бы в России неизвестна была оная медаль, свидетельствующая и славу его, и то почтение, которое к нему имели чужестранные народы. Когда уже иноплеменники вечности предавали подвиги его, то грешно бы было и непростительно забывать россиянам того, который разверз хаос, который все устроил и все просветил! Когда любили его тогда как Отца Отечества, то для чего и ныне не любить и не памятовать его за великия деяния...» ⁶.

Публикуемые письма позволяют выяснить, что А. А. Нартов был «германофилом». Он написал князю А. А. Ржевскому, в частности, такие строки: «Достоин зрения поистинне город Берлин пространными и правильно расположенными улицами, зданиями новейшаго вкуса, чистотою и приятным обхождением жителей. Поцдам, обиталище короля-философа, блистающий великолепною архитектурою и внутренними украшениями чертогов королевских, мармором и картинами изобилующих, поистине привлекает взор путешествующаго и отличнаго внимания заслуживает» (Прил. № 4).

Напротив, Париж для А. А. Нартова — это своего рода город-антипод Берлину и Потсдаму. Тому же масону князю А. А. Ржевскому он писал: «Нет, милостивый государь, [170] нигде подобнаго страннопримства нашему, без денег с голоду умрем в чужих областях, при всем том сами руские Россию хулят. Дай, Боже, чтоб я получил облегчение, поспешу в жилище отцов наших и никогда паки не помышлю путешествовать. Будучи близко Парижа и наскуча уже здесь, не поеду я в него, а потащусь домой» (Прил. № 4).

Противопоставляет А. А. Нартов Парижу и Санкт-Петербург, шире — всю Россию. В письме от 1 июня 1779 г. из Спа своей супруге Е. П. Нартовой он высказывается об этом более чем откровенно и подчеркнуто резко: «Я не последую предразсуждению некоторых, кои обожают чужестранцов и их жилища; вижу я разность великую перед Отечеством моим, знаю я драгоценность онаго и ни с чем на свете не сравняю Россию. Будучи только от Парижа разстоянием трое суток, не влечет он меня к себе; более говорят и хвалят, нежели что достойно. Я поехал лечиться, а не гулять и не проживать тщетно деньги, кои веселее и важнее в Петербурге употребить можно» (Прил. № 6).

Не понравился А. А. Нартову и древний город Ахен, который он тоже противопоставляет Берлину. В письме своему близкому приятелю П. С. Мельцову, проживавшему в Берлине, он высказывает это свое мнение прямо-таки в гротескной форме: «В Акене со скуки умереть можно. Все мертво. Не знаю, как хвалят многие сие место, никакой приятности в себе не имеющее. Всю окольность онаго осмотрев, не вижу пленяющаго меня чем-либо. Но больше нахожу беспокойств от купцов и купчих, как думают, что мы приехали откупить весь город. Красавиц здесь нет, а большая часть уродов, горбатыя, хромые, безрукие, безносые окружают нас по улицам. Можно ли сравнить Берлин, обиталище просто ангельских лиц. Благополучны все» (Прил. № 5).

Академик Л. Н. Майков, впервые опубликовавший полный текст известной тогда второй редакции «Рассказов Нартова о Петре Великом» (1891), полагал, что литературные истоки приписанных А. А. Нартовым монарху слов «по всему вероятию... надобно искать в каком-нибудь французском нравоучительном или сатирическом сочинении» ⁷. Вот эти «изречения» Петра Великого: «Добро перенимать у французов художества и науки; сие желал бы я видеть у себя, а в прочем Париж воняет». Другое: «Жалею, что домашния обстоятельства принуждают меня так скоро оставить то место, где науки и художества цветут, и жалею при том, что город сей рано или поздно от роскоши и необузданности претерпит великий вред, а от смрада вымрет» ⁸.

Настоящая публикация позволяет сделать другой вполне очевидный вывод: А. А. Нартов приписал российскому монарху в данном случае свои личные предпочтения.

Подтверждает одно из писем и свободные отношения А. А. Нартова с женщинами. Он сам перечислял в 1786 г. наряду со своими законными детьми и внебрачных, живших при нем же: Дарья, Степан Любимов, Николай Артов ⁹. Своему берлинскому приятелю П. С. Мельцову он написал такие строки: «Г. Бодиско вам кланяется, но он еще не излечился, боюсь, чтоб он зараженных в Берлине еще более не заразил, а паче ту, которую я начал любить и недокончил любви, оставя до возвращения моего» (Прил. № 5). Теперь ясно, что в соответствующих «Рассказах Нартова о Петре Великом» А. А. Нартов писал о метрессах, отношениях Петра Великого с женщинами в духе весьма распространенных в XVIII в. представлений.

В настоящем выпуске альманаха впервые полностью публикуются шесть писем А. А. Нартова, написанных им во время заграничного путешествия жене, детям, друзьям и знакомым в 1779 г. Все они хранятся в одном деле РГАЛИ, образующем фонд бумаг А. А. Нартова. Некоторые из помещенных ниже писем приводились в кратких выдержках исследовательницей жизненного пути А. А. Нартова М.Э. Гизе ¹⁰, однако полностью они не публиковались. [171]

ПРИЛОЖЕНИЯ

№ 1

/л. 22/ Радость моя, Елисавет Петровна.

Не мог пропустить случай, чтоб написать к тебе. Взавтре еду я из Риги, прощай, душа моя, не печалься обо мне, мне есть легче. Ради Бога веселись и не грусти. Не забудь детей и люби их так, как я их люблю. Всем знакомым поклон. Ежели буду жив, конечно, в сентябре увидимся.

Ваш верный друг А. Нартов.

Алексаша и Лиза прощайте, заочно вас всех цалую. Братьев не оставляйте.

Вот стихи.

Княжне Анастасье Степановне поклон мой. /л. 23/

Письмо датировано на основании упоминания в письме А. А. Нартова супруге от 7 марта 1779 г. о прибытии его в Ригу «в четвертой день, то есть в среду» (Там же. Л. 38).

№ 2

/л. 20/ Душа моя Елисавет Петровна!

Уведомляю тебя, радость, что я перваго на десять числа апреля приехал в Лейпциг благополучно. В Берлине не оставил я осмотреть всею, что любопытства было достойнаго. И подлинно сказать можно, сей город строением и распоряжением своим прекрасный. Я был в Поцдаме, смотрел королевские внутренние покои, славную [172] картинную галерею и новой его дворец как наружною архитектурою, так и великолепным внутри украшением, прямо королевским, с превеликим вкусом, зрения достойный. Здесь же в Лейпциге нашел я ярмонку, на которую со всех земель множество съехалось народа улицы и домы наполнены людьми. Тимофея Ивановича Остервальда нашел тут же, и живем в одном доме. Дни с четыре пробыв, поеду я прямо в Акен и в Спа, дабы воспользоваться весенним лечением. Поля покрыты (В рукописи слово повторено дважды) /л.20об./ все зеленью и цветами, плодоносныя деревья разцвели, а у вас, думаю, еще есть снег. Как здесь ни хорошо, но дома лутче. Езда мне наскучила, дороги пещаныя, почталионы грубые, чрезвычайною почтою не едут, но идут пешком, часто останавливаются, кормят лошадей и сами в шинках пьют и едят, оставляя ждать себя на дороге. Однако все досады, такое терпеть должно, а потому-то и скучно и грустно, что скоро доехать в назначенное место неможно. Нет сравнения с нашею почтою, здесь одно только имя почта а в самом деле езда пешеходная. Не только платят на каждую милю на лошадь по 30 копеек, да еще должно давать на каждой станции большие денги почталионам на вино за вымазание коляски и тому, кто осматривает коляску. Сих денег составляет много. По худой дороге принуждали меня брать по пяти лошадей, и я уже издержал более 500 рублей на проезд. /л. 21/ Путешествие, матушка, так дорого, что страшно и сказать: что шаг, то деньги, везде стараются ободрать; будучи я худой економ, не могу нащетствовать, и так, как Дмитревской сказывал, ездить неможно, по его с голоду умрешь, да и целой год ехать должно. Деньги все здесь делают, а без того — как рак на мели. Полечась в Акене и в Шпа, отправлюсь немедленно обратно в Петербург и в Париж не поеду, щадя денги и чтоб не воспоследовало недостатка, дабы пешком нейти домой. Пред сим отправил я к тебе, душа моя, из Берлина два писма к Еку, получила ль их и отпиши ко мне скорее. Ради Бога уведомь меня о своем здаровье и о детях, я истинно, не видя вас, сокрушаюсь и всякой день слезы проливаю. Пересыпай писма прямо в Берлин, к министру росискому князю Владимиру Сергеевичу Долгорукову, чрез г. почт-директора Ека. Не печалься, матушка, будь весела, выздоравливай, чтоб я мог увидеть тебя здоровую. Протай, друг мой, я вечно верен тебе. А. Нартов. /л. 21об./

Радость, Алексашинка, Лиза Петруша и Андрюша. Я здаровее становлюсь прежняго, боли в груди такой, как прежде, не чувствую. Сожалею, что не имею ни о матери, ни об вас никакого известия, живы ли вы? Пишите ко мне. Сколь скоро в Акене получу облегчение, то ни минуты не останусь и полечу к вам. Сокрушаюсь я в печали, не видя матери и вас, ничто меня не веселит. Прощайте, живите смирно, почитайте родительницу. Я вам привезу гостинцов и собачку. Обо мне не печальтесь, веселитесь и ожидайте меня скоро. Я препоручаю вас Божескому благословению и целую вас всех заочно в мыслях. Поклонитесь всем знакомым, а особливо Василию Ивановичу Крюковскому и его супруге. Нот купил я для вас лутчих и славных. Прощайте и помните, сколько я вас люблю. Ради Бога, живите хорошенко. На тебя, Алексаша, вся моя надежда, жди за матерью, берегися и утешай, проси ее, чтоб она летом чаще гуляла и пользовалась воздухом.

Был ли у вас без меня князь Гаврил Петрович, уведомьте меня (Предложение приписано на полях под знаком NB).

1779 года.
Апреля 12 дня.
Лейпциг

№ 3

/л. 18/ Радость, друг мой Елисавет Петровна!

Наконец, благодаря Бога по долговременном странствовании, сопряженном со многими беспокойствами и досадами от почталионов, кои грубейшие люди, приехал я в желаемый город Акен, имея дни дождливые с ветрами, кои меня беспокоили и болезнь мою умножали. Путешествие дорого мне стоит, и по наставленью Ивана Афанасьича Дмитревскаго надлежало бы ити пешком и с голоду умереть.

По тяжести коляски моей принужден я был брать по четыре и по пяти лошадей, платя за каждую милю по гульдену на одну лошадь, выключая за мазанье колес на каждой почте, за мощение дорог, и досмотрщику коляски и почталионам на вино я более тысячи рублей издержал. Из Франкфурта ехал я на яхте водою по Рейну, нет ничего приятнее, как сия езда, потому что она спокойна и весела и до самага Кельна по обеим сторонам реки города, замки и деревни прекрасивые. В Акене пристал я в такой дом, против котораго фонтан с целительною водою. За тритцать червонных имею я две комнаты хорошие, обед, ужин, чай и кофей в целой месяц; искуснаго доктора взял я /л. 18об./ и, расказав мою болезнь, получил наставление пить сперва петиле. Потом употреблять буду минеральные воды и теплые бани, кои в самом доме, где живу, находятся. Доктор уверял меня, что все припадки мои происходят от обструкции в печене и что он вылечить меня в месяц обещает. Сие одно ободряет меня, льщу себя надеждою, что Божеским вспомоществованием получу скоро облегчение. Какая будет радость для меня, когда я вылечусь. По прошествии месяца поеду я из Акена в Шпа пить холодные марциальные воды для укрепления моего, где не более трех недель проживу, и потом возвращусь из Шпа в Берлин, из Берлина в Ригу, и везде где ни буду, тебя, душа моя, уведомлять не премину. Одно теперь печалит меня, что я от тебя писем не имею, не знаю о здоровье твоем и детях моих. Проливая слезы, воздыхаю о вас, прискорбно быть в разлучении. Может быть, не воображаешь ты себе столько, колико чувствовании мои ежеминутным воображением встревожены о тебе и детях моих. /л. 19/ Тяжело, несносно не видеть любимых. Верь, радость, что я тебя люблю, не верь никому, убегай тех злодеев, кои союз разрывать предпринимают. Не печалься обо мне, будь веселая, пользуйся летним времянем, веселись, гуляй, чтоб я нашол тебя здаровее прежняго. Город Акен не так славен, как мне об нем сказывали; товары здесь дороги, однако что могу, то куплю для тебя и для детей. Мудрено только привесть, чтоб от дальней дороги не попортилось, ибо у меня рубошки от трения продырились. Лишь бы были деньги, а то всею достать можно. Теперь я вижу, что много денег надобно едущему в чужие края, как бы ни старался економию свою наблюдать. Воды стакана без денег не подадут и всячески стараются ограбить. Сего-то ради оставил я поезд мой в Париж и в Голандию, хотя и недалеко от того места, где ныне нахожусь. Здесь руских нет никово. Мелисино с женою и г. Салтыкова отъехали в Шпа, где я их увижу. Я по таким горам ехал, что страхом был объят, и женщинам трудно ехать, разве кто имеет довольно сердца. /л. 19об./ Пересылай писма свои прямо в Берлин чрез г. Ека, почтдиректора, кои верно от министра князя Долгорукова получить могу. Наконец, обнимая и цалуя тебя заочно, уверяю тебя, душа моя, что я по гроб мой верный тебе друг. Прощай, радость, дожидай меня в августе.

А. Нартов.
Апреля 20 по старому стилю 1779.
Акен. [174]

Души мои, радости мои, Александра Андревна, Лисавет Андревна, Петруша, Андрюша, здравствуйте. Не печалтесь обо мне. Я здоровея прежняго, скоро вылечусь и полечу к вам, как птица. Ничто не удержит меня, столько мать ваша и вы мне милы. Ежедневно воображаю я везде вас, мысленно с вами говорю, цалую вас и плачу по вас. Писав сие писмо, слезами обливался я, столько мне жаль вас всех. В августе конечно приеду, если жив буду. Просите Бога о выздоровлении моем. Я вам накупил нот и гостинцов. Не печальтесь. Веселитесь, живите постоянно смирно, почитайте мать, берегите ее, не оскорбляйте, слушайтесь ее. Прощайте, радости мои, я вас цалую заочно и посылаю вам мое благословение. Поклон мой всем знакомым, а особливо Василию Ивановичу Крюковскому, Настасье Степановне, коих я люблю совершенно. Прощайте, дай, Бог, увидеть вас поскорее.

№ 4

/л. 4/ Милостивый государь князь Александр Алексеевич!

В какой бы отдаленной стране ни был, всегда твердо начерчены (Вписано над вычеркнутым пребывают) в памяти моей оказанныя вашим сиятельством мне милости (В ркп далее в знак вставки текста (F), которая под таким же знакам написана на полях включительно до слов Донесу вам, что...). Сердце преисполнено огромнейшею благодарностию, душа возсылает к Богу молитвы о возжеланнейшем здравии и благополучии вашем и всей вашей фамилии. Жизнию своею обязан я вам. Для того я только о преданности своей к особе вашей мыслить все время буду. О участвовании вашем в болезни моей донесу вам, что по слабости здаровья моего и имея припадки на пути, наконец в Акен прибыл, начал употреблять минеральный воды и бани, надеясь с Божиею помощию врачеванием искусных здесь медиков излечиться. Силу, действие и свойство сих вод описывать здесь оставляю для того, что по возвращении моем точнейшее известие по изследовании самим собою вашему сиятельству поднесть не премину. Удивляюсь многим путешествующим россиянам, предпочитающим чужестранный области своим, не находя в них того, что нам с похвалою повествуют и аки бы рай какой описывают. Везде люди /л. 4об./ подвержены своим порокам. Подлой народ грубее еще нашего, нацию нашу укоряют пьянством, а я, проезжая Пруссию, Саксонию, Готу, Франкфурт на Майне, Трир и Келен, везде множество пьяниц находил, и ничего без требования денег на пиво и на вино не делают. Купцы всячески стараются проезжаю обмануть, а дворяне учтивством своим чужестраннаго обольщают, имея предметом что-либо выведать. Но о последних вообще сего сказать не можно, ибо из них есть многие чеснейшие люди. Ученые столь же редки здесь, как и у нас. Множество звание сие носящих, но мало в науках отличнейших. Со всеми мнимыми их преимуществами желал бы я скорее их оставить и возвратиться в Отечество свое. Утешения для здороваго везде равны. Ветры и дожди сильные, таковы же, как и у нас. Разница только в том, что ранее начинается весна и ранее плодами пользуются. Достоин зрения поистинне город Берлин пространными и правильно расположенными улицами, зданиями [175] новейшаго вкуса, чистотою и приятным обхождением жителей. /л. 5/ Поцдам, обиталище короля-философа. блистающий велиюлепною архитектурою и внутренними украшениями чертогов королевских, мармором и картинами изобилующих, поистине привлекает взор путешествующаго и отличнаго внимания заслуживает. Нет, милостивый государь, нигде подобнаго страннопримства нашему, без денег с голоду умрем в чужих областях, при всем том сами руские Россию хулят. Дай, Боже, чтоб я получил облегчение, поспешу в жилище отцов наших и никогда паки не помышлю путешествовать. Будучи близко Парижа и наскуча уже здесь, не поеду я в него, а потащусь домой. Помня приказание вашего сиятельства о доставлении вам римских древностей изображения с описаниями, достал я их и еще на немецком языке восемь томов древней живописи и скульптуры, который в Петербург к вашему сиятельству послал из Акена чрез купца Клертоно (На л. 5об. имеются подсчеты). /л. 5об./

№ 5

/л. 2/ Милостивый государь Петр Семенович!

Дружеское письмо ваше от 30 апреля я имел честь получить 4 майя в Акене, которое меня обрадовало, видя в нем выражаемые ваши чувствования дружбы ко мне, надежно полагаясь на продолжительное утверждение ея с обеих сторон. Верьте, милостивый государь мой, что если я кого начну любить и почитать, то сие есть вечное, а не преходное. Свойства души вашей и ласки, оказанныя вами мне, с перваго раза сердце мое привязанностью к вам обязали. Живучи в свете долгое время, умею я, в преклонном веке моем, соблюдать дружество и всегда старание прилагаю соединить с оным усердныя мои услуги; желал бы я оныя вам оказать, если бы только к тому обрел удобный случай; может быть сие к удовольствию моему и сбудется, когда я возвращусь в Петербург Благодарю вас покорнейше за переедание в Петербург писем к жене моей; я, к крайнему удивлению и сожалению моему, от нее еще ни одного письма не получил, что меня в великое смущение приводит, даже до задумчивости и до опасности о ея здаровье и о детях моих. Неоднократно писал я к ней, чтоб она письма свои чрез г. Ека к вам прямо присылала, /л. 2об./ и когда б она была здорова, то конечно бы сделала. Страхом объята душа моя, трепещу, не приключилось ли чего с нею, о чем дети молчат, по-видимому, ибо я ее оставил больную. Предвещаю себе, [176] друг мой. сему подобное, потому что сердце мое ежедневно некоторую отличную печаль чувствует. Ради Бога, когда получите писма, немедленно их ко мне в Акен отправьте, дабы хотя сие меня порадовало. Несколько месяцов не иметь известия о домашних есть мучение или страдание, свойственное мужу и отцу. О себе скажу вот что: я было совсем чуть не умер от приключившейся боли в боку, но, благодаря Бога, есть легче; бани теплыя мне более помогли, нежели питие вод. Окончав оныя, поеду в Спа для управления моего и тамо более двух недель не пробуду. Поспешу обратно в Берлин, и когда извещусь о здоровье жены моей и о детях, что им ничего не приключилось, то пробуду несколько у вас, инако ж полечу в Петербург, яко птица. В Акене со скуки умереть можно. Все мертво. Не знаю, как хвалят многие сие место, никакой приятности в себе не имеющее. Всю окольность онаго осмотрев, не вижу пленяющаго меня чем-либо. Но больше /л. 3/ нахожу беспокойств от купцов и купчих, как думают, что мы приехали откупить весь город. Красавиц здесь нет, а большая часть уродов, горбатые, хромые, безрукие, безносые окружают нас по улицам. Можно ли сравнить Берлин, обиталище просто ангельских лиц. Благополучны все. А наша участь сожаления достойна. Приказание ваше, чтоб достать табакерку для вас, исполню непременно и с собою привезу. Здесь все дорого продают, думая об нас, как о американцах, будто мы ничего не разумеем и якобы в первой раз все видим. Ошиблись они, в Петербурге тоже имеем, чем дороже. По крайней мере, купя там дороже, не опасаюсь я, чтоб у меня отняли по дороге. Сопряжено оное с опасностию и с беспокойствием. Разслабленнаго, больнаго хотя то щекотит, что Фридерика обещает навстречу нам выехать, ради того я заблаговремянно к вам отпишу о дне отъезда моего из Шпа. Я поеду чрез Дисссельдорф на Голберстал в Берлин, чтоб короче иметь дорогу, ибо прежним путем около ста миль сделал. Постарайся, друг мой, чтоб часы мои были готовы и чтоб все оставшее было продано, кроме книг, дабы не отяготить коляску свою. /л. 3об./ Г. Бодиско вам кланяется, но он еще не излечился, боюсь, чтоб он зараженных в Берлине еще более не заразил, а паче ту, которую я начал любить и недокончил любви, оставя до возвращения моего. Пожалуй, любезнейший друг, прикажите: писмо к жене моей отошли в пакете своем верно чрез г. Ека, прилежно от меня прося о доставлении ей самой. Прощай, братец, свидетельствую вам свое искреннее почтение Его С. достойнейшему священнику Г. Нащокин Кременчугу, буде он приехал. Удержите его до приезда моего, буде можно. Он человек чесный, я его изведал в Лейпциге. Я скоро к вам буду, отложа путешествие в Голландию. Обстоятельства мои не дозволяют домашния, любовь моя к детям все превозмогает. Прощай, я вас заочно целую, пребывая с отличным почтением.

Ваш милостивого государя моего покорнейший слуга А. Нартов.

6 маия по-руски. 1779. Акен. //

№ 6

/л. 36/ Радость моя, друг мой Елисавет Петровна!

Не получа от тебя ни единыя строки и не зная совсем о твоем здаровье и о детях моих, терзаясь, беспокоясь мыслями, имея нежное, чувствительное сердце, вместо забав и утех, проливаю об вас слезы. Ужели ты, радость, совсем меня забыла. Ужели ты так против меня ожесточенна, что и уведомить меня о себе не [177] хочешь. По крайней мере, велела бы детям писать ко мне. Я уже потерял и щот письмам, какое множество оных к тебе отправил, но ни на одно ответа нет. Как бы то ни было, я за долг почитаю известить, что акенские теплыя воды и бани зделали великое болезни моей облегчение, открыв гемороид, так что я ни в груди, ни в боку теперь не чувствую боли. Окончав сие, благодаря Бога, нет нужды мне долее оставаться и проживать напрасно деньги, который всячески у приезжаю высасываются. Доктора в совете положили, чтоб мне, в разсуждении открытаго теперь гемороида, /л. 36об./ дабы его не остановить, не пить марциальных холодных вод в Спа, кои могут причинить опасность. Сего ради приехал я в Спа только посмотреть местоположение, где из руских нашол Ивана Ивановича Мелисину с супругою и Анну Михайловну Салтыкову. Здесь еще дороже жить акенскаго, надобно отсюда убираться скоряе домой, что я скоро и сделаю, и буде не приключится чего со мною на пути, то, конечно, в июле месяце в Петербург буду. Я не последую предразсуждению некоторых, кои обожают чужестранцов и их жилища; вижу я разность великую перед Отечеством моим, знаю я драгоценность онаго и ни с чем на свете не сравняю Россию. Будучи только от Парижа разстоянием трое суток, не влечет он меня к себе, более говорят и хвалят, нежели что достойно. Я поехал лечиться, а не гулять и не проживать тщетно деньги, кои веселее и важнее в Петербурге употребить можно. Поспешу, радость моя, к вам, чтоб достальное время лета с тобою, с детьми и с моими приятелями проводить. /л. 37/ Как я умеренно ни живу, однако по сию пору с ездою, с лечением и с покупками мелочными более двух тысяч прожил. Буде позно тебе писать ко мне о своем здаровье, то пиши в Ригу к Марье Львовне и более писем в Берлин не посылай, понеже они меня тамо уже не застанут. Доживу ли я того часа, в которой буду иметь радость с восхищением видеть тебя, друг мой, и детей моих; молю Бога, дабы он даровал мне иметь сие щастие, которое поистине почитаю щастием. Все мое сердце с тоски и грусти разтерза[но?]* без вас. Дожидая меня, веселись, сколько мо[жно?]* 3 воздухом пользуйся. Езди чаще за город, не думай [...]* (*. В ркп обрыв края листа на месте печати красного воска), береги свое здоровье, не будь скупа для здаровья своего, что и в деньгах, когда нет онаго. Прощай, радость моя, я цалую тебя в мыслях и уверяю, что я по гроб верный твой друг. А. Нартов. Июня 1 дня 1779 года.

В Спа.

Препоручая вас, любезныя дети мои. Божьему благословению, спешу к вам абрагно, дожидайте меня в июле месяце. Не получив от вас писем, много беспокоясь, сношу сие приснорбье с трудом. Поклон мой всем знакомым. Ах, если б вы, дети, столько помнили обо мне, как я о магере и об вас помню, знать я не надобен вам. /л. 37об./

A madame, madame de Nartow, conseiliere d'Etat a Petersbouig. (Адресная надпись)

Получено июня 14 дня чрез Крона. (Запись о получени)

1. См.: Данилевский В. В. Нартов и «Ясное зрелище машин». М.; Л., 1958. С. 45-57.

2. РГАЛИ. Ф. 1268 (Нартов Андрей Андреевич). Оп. 1. Д. 1. Л. 142об.

3. Гизе М. Э. Андрей Андреевич Нартов: (биографический очерк) // Краеведческие записки. Исследования и материалы Государственный музей истории Санкт-Петербурга. СПб., 1996. Вып. 4. С. 22-23.

4. РГАЛИ. Ф. 1268 (Нартов Андрей Андреевич). Оп. 1. Д. 1. Л. 143.

5. Там же. Л. 142.

6. Там же. Л. 142-142об.

7. Майков Л. Н. Рассказы Нартова о Петре Великом. СПб., 1891. С. 34,85.

8. Там же. С. 131.

9. Нартов А. А. Рассказы о Петре Великом: (по авторской рукописи) / подгот. текста рукоп. и прил., вступ. статья П. А. Кротова. СПб., 2001. С. 55.

10. Гизе М. Э. Андрей Андреевич Нартов: (биографический очерк). С. 18-19.

Текст воспроизведен по изданию: А. А. Hартов "Яко такой подданный, который... отечеству верен". (письма из-за границы 1779 г.) // Меншиковские чтения. Научный альманах, Вып. 4 (11). 2013

© текст - Кротов П. А. 2013
© сетевая версия - Тhietmar. 2022
© OCR - Андреев-Попович И. 2022
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Меншиковские чтения. 2013

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info