-

ПОЖАРНЫЕ КОМАНДЫ ПРИ ЕЛИЗАВЕТЕ ПЕТРОВНЕ
.

Каждое учреждение имеет свою историю, имеет пору своего младенчества, почему быть может не окажется лишним извлечь из пыли архивов несколько листков относящихся к пожарной практике нашего доброго старого времени.

Не всегда и наши пожарные били таковыми, какими привыкли мы их видеть; не всегда они представляли эфектно несущийся поезд команды в блестящих медных шлемах; было время когда команды эти изображали картину иную, трусившей на пожаре бочки с канцелярским советником или секретарем во главе, а самое место пожарища являлось ареной, на которой необузданная длань высшей власти обращала побоями в бегство самих огнегасителей...

Но не будем забегать вперед и обратимся к фактам.

При Елисавете Петровне, сенатским указом 1752 г. было определено, чтобы в С.-Петербурге при Сенате и Синоде, а в Москве при сенатской конторе, и также при всех коллегиях и приказах имеющихся в обеих столицах, завести для предосторожности от пожарных случаев большие заливные трубы с рукавами и прочими к тому принадлежностями инструментаци, которые содержать в порядке и пробовать не менее как через каждые две недели. Иметь при каждом из названных учреждений по две лошади с упряжкой, бочку на и по четыре чана, всегда с водою. Затем при тех-же учреждениях назначить по два способных солдата, чтоб они были при трубах безотлучно, могли бы их исправлять и действовать из них на пожаре.

Независимо от этого предписывалось еще при каждом из тех-же учреждений иметь по десяти ручных заливных труб, по 20-ти кожаных ведер и на крышах — по два чана с водою; обращалось внимание на исправное содержание печей, которые чистить не менее одного раза в неделю и чтобы с огнем обращались вообще осторожно, наблюдение затем возлагалось на обязанность дежурных секретарей.

Некоторые дальнейшие подробности относительно порядка действия и следования на место пожара, развивались тем же указом. Туда с великим поспешением должны были следовать большие заливные трубы и бочки, но не все, а оставляя из них «через каждую коллегию или канцелярию и прочие судебные места по половине»; остающимся же быть в полной готовности следовать в случае нужды также. Под каждой трубой должны были быть по две лошади, под бочкою — одна, причем эта третья лошадь имела быть присылаемою из других учреждений, по особому росписанию.

Заведывание всем упомянутым распорядком возлагалось в [186] С.-Петербурге «в коллежских аппартамептах» на сенатского экзекутора, а в Москве (в Кремле) на экзекутора сенатской конторы, которые должны были посылать на пожар с трубами и бочками по одному из находящихся при сенате и конторе офицеру. Заведывание же распорядком вне раиона «коллежских аппартаментов», и в Москве — вне Кремля, возлагалось на членов различных судебных мест поочередно.

Наконец для прекращения пожаров назначались и воинские команды, часть которых отправлялась немедленно, а другая оставалась в полной готовности на месте.

Таковы были общие распоряжения предписанные указом, насколько-же они были применимы на практике, — вопрос другой.

В 1753 году правивший в сенате экзекуторскую должность «Геодезии капитан Зиновьев» доносил, о результатах осмотра им состояния пожарных команд, следующее:

В военной и провиантской конторах больших труб не имеется, а только сообщено еще куда следует о выписке их из за моря.

В ревизьон и ямской конторах не куплено лошадей, потому что их поставить некуда!

В вотчинной также, но только еще затребованы от статс-конторы деньги, конфискованных-же лошадей не имеется; десять ручных труб все негодны за ветхостью.

В С.-Петербургской губернской канцелярии лошадей нет также, потому что в покупке не найдено; под кровлею нет чанов с водою.

В коммерц-коллегии средняя труба так рассохлась, что и действовать не может; лошадей также нет, а их только еще приторговывают и о ценах собирают справки.

Далее Зиновьев пояснял, что остальные пожарные инструменты в исправности; что им, Зиновьевым, назначены в пожарную прислугу солдаты все способные, кроме С.-Петербургской губернской канцелярии, которая за расходом людей представила на его смотр только за старостию и дряхлостию негодных, да в статс и ревизьон конторы солдат за старостию определить не кого!

По получении этого донесения велено было послать новый указ, с крепким подтверждением всего уже вышеизложенного, причем объявлялось, что если паче чаяния во время пожарного случая окажется в пожарных инструментах какая неисправность, то с членов и секретарей тех учреждений будет взят штраф. Далее пояснялись еще некоторые подробности порядка следования на пожар; которые лошади в прибавок под трубы будут назначены, то приводить их во всей упряжи, при осадам человек, который мог бы каждый свою лошадь увести после назад в целости; для этого велено заранее составить надлежащее росписание, равно как и относительно лиц, [187] т. е. секретарей и членов, кому при трубах на пожар следовать; лица эти вместе с тем предупреждались, чтобы в случае своей болезни они своевременно доносили, для их освидетельствования и замены другими, и чтоб они на пожар, с своими бочками и трубами, следовали в скорости, наблюдение за чем возлагалось на упомянутого экзекутора Зиновьева, с обязанностию смотреть и на крепко их принуждать, а об неисправных доносить для оштрафования. Наконец упоминалось еще, что господами генералам и обер-прокурорами определено при канцелярии правительствующего сената содержать пожарных ручных труб двадцать, в том числе десять медных и десять деревянных, о сделании которых в артиллерию и адмиралтейство посланы предложения, только оные не доставлены и по сие время.

Что касается до вышеупоминавшегося росписания — «из которых мест с большими заливными трубами и бочками при оных на пожары, чего Боже сохрани, членам и секретарям в первый и второй наряды следовать и к тому по одной лошади под трубы в прибавок давать без всякого замедления в скорости», то вот его временный образчик:

В 1-й наряд апартаменты и труды.

1) Иностранной Коллегии конторы большая труба с двумя лошадьми; с тою трубой следовать коммерц-коллегии советнику Раушерту, секретарю той-же коллегии. Тихомирову. Лошадь в прибавку из военной конторы.

2) Провиантской конторы с трубою следовать присутствующему в той конторе майору Страхову, секретарю Алеецвову. Лошадь из Комисариатской конторы,

3) Ревизион конторы с трубою следовать той конторы ассессору Мамену, секретарю Иванову. Лошадь из юстиц-конторы.

4) Мануфактур-конторы с трубою следовать губернской канцелярии асессору Лаврову, секретарю той конторы Свечину. Лошадь из камер-конторы.

5) Коммерц-коллегии с трубою следовать той коллегии асессору Меженинову, той же коллегии секретарю Андрееву. Лошадь из статс-конторы.

6) Берг-конторы с трубою следовать корчемной конторы члену подполковнику Познякову, секретарю магистратской конторы Петрову. Лошадь из ямской конторы.

7) Магистратской конторы с трубою следовать той конторы Рацгеру Кукину, секретарю Дубровину. Лошадь из С.-Петербургской губернской канцелярии.

8) Вотчинной конторы с трубою следовать камер-конторы Лифляндских и Эстляндских дел асессору Бауману, да секретарю той вотчинной конторы Каменеву. Лошадь из конторы конфискации. [188]

Во 2-й наряд:

1) Военной коллегии конторы гл. трубою следовать корчемной конторы члену титулярному советнику Кутузову, той конторы протоколисту Посникову. Лошадь из иностранной конторы.

2) Главного комисариата конторы с трубою следовать присутствующему в провиантской конторе подполковнику Плюскову, секретарю комисариатской конторы Калугину. Лошадь из провиантской конторы.

3) Юстиц-конторы с трубою следовать юстиц-коллегии асессору Мееру, секретарю Игнатьеву. Лошадь из ревизьон конторы.

4) Камер-конторы с трубою следовать той конторы асессору Кологривову, секретарю Семенову. Лошадь из мануфактур конторы.

5) Статс-конторы с трубою следовать ревизьон конторы советнику Евлахову, секретарю той конторы Чихачеву. Лошадь из комерц-коллегии.

6) Ямской конторы с трубою следовать корчемной конторы члену поручику Рыжикову, секретарю той же конторы Булгакову. Лошадь из Берг-конторы.

7) С.-Петербургской губернской канцелярии с трубою следовать той канцелярии асессору Бушу, секретарю Поливанову. Лошадь из магистрацкой конторы.

8) Конторы конфискаций с трубою следовать камер-конторы надворному советнику Панину, секретарю Аврамову. Лошадь из вотчинной конторы.

–––––––

Такова была организация пожарного дела в 1753 году, организация довольно своеобразная, по крайней мере относительно некоторых своих распорядков и разношерстности ее представителей. Познакомимся теперь с эпизодом и из практического ее приложения, могущим дать отчасти характеристику распорядительной части по этому же предмету и отношений между стекавшимися на пожар властями.

В 1753 году московский генерал-полициймейстер Татищев представил в сенат жалобу, что на случившемся 8 мая за Яузою рекою пожаре, артиллерии генерал-майор Толстой без всякой причины нанес обиды нескольким лицам, находившимся там по службе, а именно: советника Молчанова ругал и бранил; капитана Переверзева, бив по щекам, арестовал и связав ему назад руки — яко злодея послал под караул, поручика Савина избил тростью, а подпоручика Прокофьева намеревался бить также, но оба — избавляя себя от такого ругательства, принуждены были от него, оставя свою должность и команду, бежать!..

Подробности происшествия, по показаниям пострадавших, были следующие:

Советник Молчанов донес, что он с Алексеевской улицы был [189] послан генерал-полициймейстером на Семеновскую, — для унятия размножившегося в том месте усиленного пожара и следовал туда через обывательские дворы, а заливную трубу послал кругом, в виду невозможности проехать ей через кучи наваленного лома. В переулке Молчанов встретил другую трубу от мануфактур-конторы, прибывшую с членом конторы Барановым, которую и велел подвезти к находившемуся в огороде колодцу, для утушения сильно горевшего здесь же дома. Едва только трубу уставили, как друг явился генерал-майор Толстой и остановив ее потребовал, чтобы воду отдали ему. Молчанов объяснил генералу, что у последнего довольно своих людей, что по близости есть еще колодцы, что он, Молчанов, по обширности пожара в Земляном и за Земляным городом в нужнейших местах и работе и уже кое-где пожар удержал, от чего даже и ногу себе повредил, но генерал все то пренебрегая ругал его безвинно, называл «наказанным подьячим» и сорвав с него шляпу заставил стоять перед собой с непокрытой головой, а потом взяв его, Молчанова, за ворот говорил — я де капитана полицейского уже арестовал и послал под караул, и с тобой то же сделаю, и таким сверх чаяния случаем удержал его с четверть часа, объявив напоследок, что — ежели де то тебе кажется обидно, так прошу прощения!

Вследствие этого Молчанов заявлял претензию, что он с начала дней рождения своего в подьячих и наказан не бывал, и просил чтоб от такого несносного и безвинного ругательства по команде его защитить, дабы он впредь в должности своей при таких случаях безопасно поступать мог.

Другой из пострадавших, капитан Переверзев, показал, что находился на пожаре с командой и был послав генерал-полицмейстером вперед для удержания пожара. Все это время у роспусков под его заливною трубою сломалась ось, почему и начали ее исправлять, что однако было замечено находившимся по близости генералом Толстым. Через несколько времени к Переверзеву явился артиллерийский сержант и потребовал его к своему генералу. Переверзев отправился, и получив по дороге несколько сержантских подзатыльников, по приходе к Толстому «с учтивостью доносил» — что он полицейской команды капитан и сержанту офицера бить непристойно! В ответ на это Толстой начал его, Переверзева, ругать всякими скверными словами и бил его своими руками по щекам, — и видя де он Переверзев беззаконные себе побои, закрывал себя своею рукою, и оный-де генерал по руке бил палкою, и бив приказал своей на пожаре команде связать ему руки назад и сорвать с него шпагу. Затем Переверзева посадили в таком виде на роспуски и везли за караулом чрез многие улицы, яко настоящего злодея, в полковую [190] артиллерийскую канцелярию, где и продержали под арестом целые сутки.

Остальные две жертвы свирепого генерала спаслись, как уже сказано, бегством: поручик Савин заявил, что когда он явился с командой на пожар, то в это время прибыл также и Толстой, и выругав его «матерными словами без всякой причины, ударил тростью, отчего-де он и ушел», а подпоручик Прокофьев видя намерение генерала побить и его, счел более благоразумным во время ретироваться и «едва ушел» выслушав только такие же и на свою долю напутственные ругательства.

Неизвестно чем окончилась вся эта история поражения пожарных деятелей, но как видно генерал-полицмейстер не очень крепко надеялся на законное возмездие воинственному Толстому, потому что к своему донесению в сенат счел нужным присоединить еще подвиг того-же воителя, хотя вовсе и не касавшийся настоящего дела. Распространяясь в донесении, что — в несчастливых случаях для успешного угашения пожаров, о должности всякого учреждения учинено и над всеми наблюдает он сам, почему генералу Толстому в таком нужном случае следовало-бы не только препятствовать и учрежденный распорядок в крайнее помешательство приводить, но напротив вспоможение своею командою чинить. Татищев прибавляет, что Толстой подобный поступок учинил не для чего иного, как «по одной только своей привычке», ибо приехав апреля 17-го с своими канонирами в Рождественский монастырь и войдя в церковь во время вечернего пения, игуменью ругал скверными поношениями и стоявшую близь нее старину бил по щекам и таскал по церкви за волосы, а напоследок приказал своим канонерам заковать ее в цепь и запер под караул!..

Насколько пособили эти аргументы стройности пожарных действий в будущем, — не знаем.

Н. Бранденбург.

Текст воспроизведен по изданию: Пожарные команды при Елизавете Петровне // Древняя и новая Россия, № 1. 1881

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info