Почти двести лет прошло с первой публикации «Подлинных анекдотов о Петре Великом» Якоба Штелина, однако и поныне не утихают споры по поводу достоверности материалов, собранных в этой книге. У той части исследователей, которые в своей работе ставили во главу угла архивные материалы, происхождение сведений Штелина не вызывало сомнений. Другая же часть, подходившая к штелинской публикации с предубеждением, связанным с фигурой самого издателя, считала ее вымыслом Штелина.

Однако все дискуссии велись исключительно на основе многократно переиздававшегося перевода книги Штелина на русский язык, и ни один из критиков до сего дня не обращался к многочисленным материалам Штелина по этой теме, собранным в архиве. ¹ Работа в течение многих лет над архивом Якоба Штелина дает нам основание высказать свою точку зрения по данному вопросу и познакомить специалистов с обнаруженными нами неизвестными документами. [164]

Отражая огромный интерес к фигуре Петра I, имевший место в России и в Западной Европе в середине XVIII века, Штелин собрал множество рассказов о нем от лиц, которые знали царя или оказывались свидетелями различных моментов его жизни. «Этот сборник анекдотов любопытен потому, что по нем историку можно следить, как слагаются легенды о замечательных людях и как в том часто участвуют даже их современники, иногда даже не подозревая, что в своих рассказах примешивают они более вымыслов и забывают истину». ² В этой оценке П. П. Пекарского точно указано на значение книги и роль Штелина, который только зафиксировал существовавшую в обществе устную традицию и отразил взгляды российского общества середины XVIII века на личность Петра I. Очевидно, что при записи рассказов Штелин полностью полагался на источники информации и не ставил перед собой цели критического осмысления и проверки услышанного. Не случайно начиная с момента появления его книги в 1785 году и по настоящее время исследователи обнаруживают в ней различные неточности. Анекдоты о Петре I — это не стенограмма слышанных Штелином рассказов, а, по современной терминологии, их литературная запись. Штелин добросовестно передавал то, что слышал, и всегда указывал на источник информации. Перед списком авторов, помещенным в конце книги, Штелин замечает: «Даже если теперь остались в живых лишь немногие, которые лично знали Петра Великого, и, может быть, больше никого, кто может похвастаться общением с этим великим монархом, так ведь живы еще гораздо больше тех, которым перечисленные мною для подтверждения рассказанных анекдотов мужи, общавшиеся с Петром Великим, и из чьих уст я собирал анекдоты, были знакомы столь же хорошо, как мне, а может быть и лучше». ³

Поэтому необоснованными представляются попытки некоторых исследователей, в частности С. А. Фейгиной ⁴ и Н. И. Павленко, ⁵ обвинить Штелина в том, что он сочинял приводимые в книге факты. При этом оба автора ссылаются на бездоказательное утверждение Н. Г. Устрялова: «Нет сомнения, что в сих анекдотах много истинного, по крайней мере в главной идее; но много и ложного: как профессор аллегории, Штелин не мог удержаться, чтобы не раскрасить слышанного им, верил всему, что рассказывали, даже пускался и на выдумки». ⁶ Но так как и С. А. Фейгина и Н. И. Павленко анализируют только сюжеты из книги «Подлинные анекдоты о Петре Великом», не сличают сохранившиеся штелинские рукописи с опубликованным текстом и пренебрегают имеющимися подготовительными материалами Штелина по данной теме, то их источниковедческая база оказывается недостаточной. Подготовительные материалы содержат и «Promemoria» — первые краткие, в одно предложение пометки об услышанных анекдотах, ⁷ и «Анекдоты, которые еще не записаны подробно» ⁸ — заметки в один абзац, фиксирующие основное содержание анекдота с дополнительными пометками на полях, и подробные черновые заметки, также с отдельными добавлениями, уточнениями и исправлениями стилистического характера, и окончательные варианты анекдотов. Так, например, анекдот «Первоначальная любовь Петра Великого к картинам и введение гравировального искусства» ⁹ в черновике называется «Любовь и вкус Петра Великого к картинам». ¹⁰ Черновой текст содержит на полях ряд уточнений, характерных для работы Штелина над своими материалами в целом. В числе целей первой заграничной поездки Петра I он указывает изучение не только судостроения и судовождения, но и коммерции, сообщает имя приглашенного в Россию гравера Пикарта — Петер, подчеркивает, что тот исполнял красивые виды Москвы. ¹¹ Перечисляя лиц, представленных на гравюре, изображающей осаду Азова (ее автор, правда, не Пикарт, а его отчим А. Шхонебек), Штелин добавляет А. С. Шеина (называя его ошибочно Шейниным), П. И. Гордона, Ф. А. Головина, замечает, что Пикарт привлекал к гравированию умелых русских учеников ¹² и т. п. Приведенные примеры доказывают стремление Штелина к возможно более точному рассказу не только в целом, но и в деталях. И не его вина, что в большинстве случаев он не располагал материалами для проверки и вынужден был довольствоваться услышанным. [165]

Упомянутые подготовительные материалы убедительно доказывают добросовестность Штелина, о чем совершенно справедливо писал уже М. П. Погодин, обнаруживший архив Штелина: «Н. Г. Устрялов в достойном всякого уважения труде своем бросил тень подозрения на этого почтенного труженика, оказавшего множество услуг разного рода нашему образованию. Невежественные борзописцы ухватились за его устройство фейерверков и иллюминаций, за сочинение аллегорических рисунков со стихами, которое на него возлагалось по службе в Академии при и.[мператрицах] Анне и Елизавете, и начали глумиться над профессором аллегории. Устрялов, исчисляя источники для истории Петра Великого, по поводу изданных Штелиным анекдотов сказал, что он пускался и на выдумки: “В своем месте мы укажем его ошибки и обличим подлоги“. Нет, скажу я решительно, приписывать Штелину выдумки и подлоги — грех: он мог ошибаться, но никогда не выдумывал и не обманывал. Перебрав многие сотни всяких его бумаг, я пришел к убеждению, что это была воплощенная немецкая точность, даже относительно ничтожнейших безделиц. Можно ли поверить, чтоб он позволил себе выдумки о важнейших, исторических предметах?» ¹³

Добросовестность Штелина подтверждается исследованием и других его материалов, например записок по истории изящных искусств в России, ¹⁴ истории Российской Академии наук ¹⁵ и т. д.

Разбирая сюжет «Удивительная любовь Петра Великого к государству своему и отечеству», рассказывающий о письме Петра I с берегов Прута в Сенат, С. А. Фейгина и Н. И. Павленко стремятся доказать, что письмо сочинено Штелином. Аргументация Павленко сводится к следующему: «Если согласиться с точкой зрения о достоверности письма, то придется признать, что сколько-нибудь убедительное объяснение элементарным просчетам или несуразностям, вытекающим из текста письма, невозможно дать. И напротив, все неувязки отпадают, если исходить из противоположной посылки: перед нами — фальсификация. Тогда все становится на свои места. Логика рассуждений такова: Петр не был автором письма; из двух возможных авторов, упомянутых выше, Щербатов отпадает как человек, имевший профессиональную подготовку историка, для пера которого данная подделка была бы слишком грубой. Значит, автор — Штелин». ¹⁶ Тенденциозность и бездоказательность этого утверждения настолько очевидны, что нет необходимости опровергать его. Более убедительную точку зрения, на наш взгляд, высказала Е. П. Подъяпольская в исследовании «К вопросу о достоверности письма Петра I с берегов Прута»: «М. М. Щербатов (1733-1790), при жизни которого вышло несколько изданий “Анекдотов“ Штелина на трех языках, не опровергнул ссылки Штелина на свое имя и тем самым подтвердил свою причастность к анекдоту о прутском письме. Щербатов не мог не знать “Анекдотов“: рекомендуя книгу Штелина к печати в 1780 г., он считал одним из ее достоинств то, что „ … все эти анекдоты подтверждены свидетельскими показаниями очевидцев, от которых вы получили эти анекдоты“». ¹⁷

Анекдот «Удивительная любовь Петра Великого к государству своему и отечеству» можно условно разделить на три части. Первая, содержащая общие рассуждения о подъеме России при Петре I и отречении от престола Алексея Петровича, без сомнения принадлежит Штелину, ибо все эти сведения были хорошо известны ему самому. Подобные же мысли о прогрессе России в первой четверти XVIII века имеются и в ряде его записок об искусствах в России, и в его письмах. ¹⁸ Вторая часть — история написания письма и доставки его в Петербург — может быть приписана скорее Щербатову, так как Штелин не знал подробностей Прутского похода. Не случайно он заменяет точную дату письма многоточием, указывая лишь 1711 год, что также свидетельствует в пользу Штелина, ибо если бы он сочинил все сам, то мог спокойно проставить любую приблизительную дату. Само письмо на немецком языке выглядит достаточно убедительно и по слогу не может быть сочинением Штелина, о чем мы можем заявить со всей ответственностью на основании многолетней работы над штелинскими текстами. Достаточно сравнить стиль письма со стилем предшествующей части анекдота в первом немецком издании книги. Кроме того, не известно ни одного случая сочинения Штелином каких-либо апокрифов. В заключение анекдота Штелин пишет: «Оригинал вышеупомянутого письма находится в Кабинете Петра Великого при императорском дворе в Петербурге среди многих других собственноручных писем монарха и показан различным знатным особам высочайше назначенным управляющим [166] этого Кабинета князем Михаилом Михайловичем Щербатовым». ¹⁹

В первом издании на немецком языке этот анекдот заканчивается ссылкой: «Автор: князь Михаил Михайлович Щербатов, камергер и герольдмейстер при правительствующем сенате», ²⁰ которую можно толковать только однозначно. Именно такие ссылки делает Штелин после каждого анекдота как в книге, так и в своих черновых материалах к ней. Однако при переводе на русский язык эта конкретная ссылка претерпела существенную трансформацию. Так, в издании 1793 года ²¹ в конце анекдотов указывается: «Известно сие от...», а в последующих изданиях, например 1801 года, ²² ссылка редуцируется до лаконичного и неопределенного «от...» (в рассматриваемом анекдоте — «от князя Щербатова»), что дает Н. И. Павленко возможность строить различные версии о достоверности анекдота.

Вряд ли можно подвергать сомнению тот факт, что М. М. Щербатовым было обнаружено письмо Петра I с берегов Прута, о чем сообщает и Штелин. Но у нас нет доказательств того, что обнаруженный документ был автографом Петра I. Речь могла идти о списке. Однако в этом случае правомерно поставить вопрос о том, была ли это копия действительно существовавшего некогда письма, или это был апокриф, который мог быть сочинен уже при жизни Петра I кем-либо из его окружения, например тем же П. П. Шафировым, одним из авторов «Гистории Свейской войны». Но не может быть сомнений, что Штелин имел русский текст и добросовестно перевел его.

Обнаруженный нами архивный документ позволяет выяснить некоторые подробности происхождения анекдота о письме Петра I с берегов Прута. Среди подготовительных материалов Штелина находится письмо А. А. Нартова к Штелину на русском языке, в котором он рассказывает эпизод о составлении Петром I указа в Сенат: «По изустным преданиям от находившихся при Петре Великом приближенных, в том числе был собственный его механик А. Нартов, который тоже сказывал, повествуется: якобы государь положа твердое намерение с армиею своею при Пруте храбро пробиться сквозь многочисленное войско турецкое, будучи оным со всех сторон окружен, и опасаясь несчастного приключения, накануне такого предприятия в предосторожность написал в Сенат своеручной Указ, изъявляющий горячейшую любовь его к Отечеству своему, и безпримерный великий дух, превышающий его выше смертных; какого примера ни в древних, ни в новых деяниях не находится, и который доказывает, что он государство свое любил паче, нежели самого себя. Сие повеление якобы состояло в том, чтоб в случае несчастного плена его, не почитали бы уже его более с того часа государем своим, но избрали бы на место его главою своею достойнейшаго; и по присылаемым из плена подписанным рукою Его указам не только никакого исполнения не чинили, да и оным бы не верили. Из сего доказывается, что Петр Великий лутче желал всякое несчастие претерпеть сам один, нежели что либо уступить от Отечества своего неприятелю и общую пользу предпочитал самому себе. О сем слышал я неоднократно от отца моего А. Нартова, при Петре Великом неотлучно 22 года бывшаго, котораго сей монарх любил, тоже слышал я и от г. сенатора князя Михаила Михайловича Щербатова, которому вверена была архива Петра Великаго для разбора. Но послан ли был такой Указ, и существует ли он где в хранилищах, того сказать не могу, а надлежит осведомиться о сем полутче у князя Щербатова». ²³ Далее в письме Нартов рассказывает другой эпизод — о работе Петра I в токарной мастерской. Судя по титулу Штелина на адресе письма («Его превосходительству господину Штелину, действительному статскому советнику е. и. в.»), ²⁴ оно написано не ранее 1775 года, когда Штелину был пожалован этот чин.

Из письма Нартова следует, что сведения об этом эпизоде из жизни Петра I Штелин получил от Нартова, а позднее также и от Щербатова, обратиться к которому ему рекомендовал Нартов. От Щербатова же, вероятно, происходят и те дополнительные подробности, которые появились в опубликованном тексте. Не случайно Штелин указывает на Щербатова как на автора анекдота.

Полистный просмотр всех шести дел, содержащих материалы о Петре I, показал, что, кроме цитированного письма А. А. Нартова к Штелину, не сохранилось никаких других документов, черновиков или чистовых записей, относящихся к анекдоту «Удивительная любовь Петра Великого к государству своему и отечеству». Упомянутые дела датируются 1736-1783 годами. ²⁵ Сведения о письме Петра I с берегов Прута Штелин получил от Щербатова не позднее 1784 года, ибо в 1785 году в Лейпциге вышло первое [167] издание его книги на немецком языке, куда уже вошел указанный анекдот.

Не меньший интерес представляет черновик дополнения письма Штелина к Щербатову на французском языке, датированный декабрем 1780 года: «Ваше превосходительство припомнит, я в этом ничуть не сомневаюсь, о своем чтении моих 110 анекдотов о Петре Великом, которые я имел честь передать Вам несколько лет тому назад.

С недавнего времени я переписываю их начисто, потому что есть несколько господ и иных любопытных, среди них несколько иностранцев, которые просят посмотреть или перелистать их у меня. Все бранят меня за то, что, скрывая их у себя, я лишаю публику, любопытную до всего, что касается Петра Великого, его интересных свойств, которые характеризуют героя в таких подробностях и до такой степени.

Несколько известных книгопродавцев из Амстердама, Лейпцига и Берлина, которые, вероятно, услышали разговоры о них, прислали мне свои предложения напечатать их за их счет и расплатиться со мной деньгами или экземплярами книги. До сих пор я всегда морочил им голову отговоркой, что это сочинение еще не переписано начисто для печати.

Что до меня, если я решусь, наконец, напечатать их, у меня не будет никакой иной цели, кроме той, которую я указал в предисловии с самого начала, — побудить многих других русских патриотов и почитателей Петра Великого подражать мне на пользу ему и превзойти меня, собирая тысячи других анекдотов, когда они слышат рассказы своих отцов, дедушек, и родителей и современников Петра Великого, которые постепенно стираются из памяти и ускользают из знания потомства, как множество других, исчезнувших вместе с их очевидцами, из которых в наши дни мало кто еще жив, и последние из них тут и там умирают на наших глазах. Подобным способом и подражая мне, они смогут вполне составить еще второй, третий и, может быть, несколько томов интересных анекдотов, вырвать их из рук забвения и сохранить сокровище, всегда ценное для Отечества и восхитительное для Европы. Однако я не решусь никоим образом издать публично мой первый том, прежде чем я не узнаю дружеское мнение Вашего превосходительства, беспристрастное и искреннее, по этому вопросу. Вот о чем просит Вас мое доверие и ныне ожидает как доказательство Вашей дружбы, которую я ценю с таким уважением, как Вы меня знаете». ²⁶

Вопреки тому, что писал сам Штелин о причинах, побудивших его к собиранию рассказов современников о Петре I, — стремление сохранить от забвения свидетельства современников о царе и побудить других русских патриотов последовать его примеру и продолжить начатую им работу, — И. И. Павленко произвольно утверждает: «Маленького человека снедала мечта прославиться анекдотами о человеке великом». ²⁷ Однако приведенное выше письмо, как и многие сотни просмотренных штелинских документов — его переписка и заметки по различным вопросам, — позволяют утверждать противоположное: нет ни одного случая, чтобы у него проскользнуло желание личной славы. Зато Штелин неоднократно подчеркивал, что его цель — забота «о славе России». ²⁸

Помимо вышеприведенных материалов существует еще один документ о знакомстве М. М. Щербатова со штелинскими Анекдотами о Петре I. В подготовительных материалах к Анекдотам имеется записка Штелина об ознакомлении графа Н. И. Панина и князя М. М. Щербатова с этой рукописью. В ней Штелин пишет: «Уже за несколько лет до того (до просмотра Анекдотов Паниным в 1783 году, — К. М.) камергер, тайный советник и сенатор Мих.<аил> Мих.<айлович> Щербатов, знаменитый своей Российской историей, выпросил на несколько дней для прочтения французский перевод этих анекдотов. Его превосходительство вернул его мне в назначенное время в сопровождении своей записки, в которой он выражает свое свидетельство о них следующими словами...» ²⁹ и далее многоточие. К сожалению, записки Щербатова среди штелинских бумаг до настоящего времени найти не удалось. Однако в заметке «Попутное свидетельство российского императорского премьер-министра об этих Анекдотах» Штелин также сообщает о том, что давал их на просмотр князю Щербатову, который настоятельно советовал ему опубликовать их. В заключение Штелин пишет: «Еще в одном из своих писем ко мне из Москвы от 1 июня 1780 года Его превосходительство упоминает их в следующих словах: “Насколько я вспоминаю этот труд, в нем много очень остроумных анекдотов, которые показывают истинный характер этого великого человека, все сносившего ради блага своих подданных, что все эти анекдоты подтверждены показаниями очевидцев, от которых вы их записали, и сие мне кажется достаточным, чтобы не пренебрегать изданием этой книги, за которую интересующиеся историей будут вам благодарны и из которой сами государи [168] смогут черпать наставления для своего поведения“. ³⁰

Таким образом очевидно, что Штелин дважды знакомил Щербатова с этим своим трудом — вначале с черновыми задатками, а затем с окончательным вариантом рукописи перед сдачей ее в печать. Следовательно, Щербатов лучше, чем кто-либо другой из современников Штелина, был знаком с этой его работой и безусловно одобрял ее, что подтверждают и приведенные документы. Заканчивая рассмотрение связей Штелина со Щербатовым, нельзя не упомянуть о письме последнего к Петру Штелину по случаю смерти его отца, в котором Щербатов прямо пишет о своем глубоком уважении к Я. Штелину. ³¹

Изложенные выше факты, на наш взгляд, показывают, что утверждения о недостоверности анекдота «Удивительная любовь Петра Великого к государству своему и отечеству» являются недостаточно обоснованными.

Специалистам, которые в будущем обратятся к исследованию «Подлинных анекдотов о Петре Великом», следует учитывать, что переводы этой книги на русский язык, выполненные в конце XVIII — начале XIX века, неудовлетворительны по точности передачи штелинских текстов. Поэтому пользоваться можно или штелинскими автографами или, в крайнем случае, первым изданием книги на немецком языке 1785 года. Кроме того, переиздания Анекдотов после 1793 года начинают обрастать многочисленными апокрифами. Если немецкое издание 1785 года содержит 116, русское издание 1793 года — 142 штелинских анекдота, то русское издание 1801 года насчитывает уже 176 анекдотов, часть которых не имеет никаких ссылок на источник происхождения и не относится к штелинскому собранию.

Данные заметки не претендуют на исчерпывающую полноту исследования затронутых вопросов. Их цель — показать целесообразность обращения к архивным материалам Якоба Штелина, в том числе и по данной теме, и предостеречь от поспешных и необоснованных выводов о работах Штелина, о чем писал уже М. П. Погодин более ста лет назад.

Комментарии

1. ГПБ, ф. 871, ед. хр. 18-23.

2. Пекарский П. История императорской Академии наук в Петербурге, т. 1. СПб., 1870, с. 559.

3. Originalanekdoten von Peter dem Grossen. Aus dem Munde angesehener Personen zu Moskau und Petersburg vernommen und der Vergessenheit entriseen von Jacob von Stahlin. Leipzig, 1785, S. 386. Далее: Originalanekdoten... Здесь и в дальнейшем все переводы выполнены автором статьи.

4. Фейгина С. А. О подлинности письма Петра I с берегов Прута. — Советские архивы, 1970, № 4, с. 117-118.5

5. Павленко Н. И. Три так называемых завещания Петра I. — Вопросы истории, 1979, № 2, с. 129-144.

6. Устрялов Н. Г. История царствования Петра Великого, т. I. СПб., 1858, с. LVIII-LIX.

7. ГПБ, ф. 871, ед. хр. 18, лл. 36- 37 об.

8. Там же, лл. 111-116 об.

9. Originalanekdoten... S. 98.

10. ГПБ, ф. 871, ед. хр. 19, л. 223.

11. Там же.

12. Там же, л. 223 об.

13. Погодин М. П. Два слова за Штелина. — В кн.: Погодин М. П. Семнадцать первых лет в жизни императора Петра Великого. 1672-1689. М., 1875, с. 229.

14. ГПБ, ф. 871, ед. хр. 5-7.

15. Там же, ед. хр. 1, 2.

16. Павленко Н. И. Указ, соч., с. 138.

17. Подъяпольская Е. П. К вопросу о достоверности письма Петра I с берегов Прута. — В кн.: Исследования по отечественному источниковедению. М.-Л., 1964, с. 314-318.

18. Например, в записках о живописи в России (ГПБ, ф. 871, ед. хр. 6, лл. 22 об. — 26) и в письме к А.-Л. Шлецеру (там же, ед. хр. 290, л. 14).

19. Originalanekdoten... S. 53-54.

20. Ibid., S. 54.

21. Подлинные анекдоты о Петре Великом, слышанные из уст знаменитых особ в Москве и Санктпетербурге и извлеченные из забвения Яковом фон Штелиным, ч. 1, 2. М., 1793.

22. Полное собрание анекдотов о Петре Великом... собранных на немецком языке господином Штелином... с приобщением многих новейших анекдотов, выбранных из разных иностранных и российских писателей, ч. 1, 2. М., 1801.

23. ГПБ, ф. 871, ед. хр. 18, л. 23.

24. Там же, л. 24 об.

25. Там же, л. 34.

26. Там же, ед. хр. 283, л. 1.

27. Павленко Н. И. Указ, соч., с. 138.

28. Например, письмо Штелина к Шлецеру (ГПБ, ф. 871, ед. хр. 290, л. 14); Stahlin Jacob von. Vorrede zu den Nachrichten von der’Musik in Russland. — In: M. Johann Joseph Haigold’s Beylagen zum Neuveranderten Russland. Zweiter Theil. Riga u Leipzig, 1770, S. 41.

29. ГПБ, ф. 871, ед. хр. 18, л. 41 об.

30. Originalanekdoten... S. 381-382.

31. ГПБ, ф. 871, ед. хр. 798.

Текст воспроизведен по изданию: Записка Якоба Штелина о Прутском похоже Петра I // Русская литература, № 2. 1982

© текст - Малиновский К. В. 1982
© сетевая версия - Thietmar. 2023
© OCR - Николаева Е. В. 2023
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Русская литература. 1982

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info