Два с половиной столетия тому назад, в 1727 г., было закончено составление каталога библиотеки Синодальной типографии (бывшего Печатного двора). Он относится к периоду перехода от библиотечных традиций феодально-церковной системы просвещения к новым, более свободным формам культурного развития, светским в основе. Главную часть каталога выполнил сотрудник типографии Иоанн Максимович, человек нелегкого жизненного пути. От Максимовича осталось, в частности, характерное автобиографическое признание, внесенное им в каталог, интересное для судеб русской книжности: «Имел я намерение старинным рукописным церковным книгам вышеписанным, прежде летописцев росийских в чин поставленных, особую табель сочинити, изобразующую, которого лета от сотворения мира писаны, и к ним лета Христова не только приличествовати, но и о летех изобретения писмен славенских и от начала князей росийских, и от просвещения крещением святым росийские земли, коего лета и при коем самодержце писаны быша, взыскание и разсмострение объявити. Но понеже богу сице изволившу, что по злобе единаго ненавистника отрешен я от московския типографии и библиотеки, того ради и вышеозначенное намерение мое пресеклося» ¹.

Личность Максимовича и его научные труды слабо отражены в литературе, материал о них скуден и иногда освещен неточно. Настоящая статья ставит целью восполнить данный пробел.

Иван Петрович Максимович — украинец, окончил Киевскую духовную академию, затем служил писарем в Нежинском полку. Он входил в войско гетмана Мазепы, который после полтавского поражения Карла XII 27 июня (8 июля) 1709 г. бежал в Бендеры — город, принадлежавший тогда Турции. В числе нескольких сотен казаков, последовавших за Мазепой, оказался и Максимович.

На чужбине он не нашел пристанища и, видимо, блуждал по юго-востоку Европы. В сознании его назрел тяжелый перелом. В 1713 г. перед отъездом из Константинополя петровских послов Толстого и Шафирова к ним явилось двое беглецов — полковник Горленко и «канцелярист» Максимович. От своего имени и от имени других соотечественников они просили о прощении и позволении возвратиться на родину, обещая служить верно. В расчеты Петра не входило продлевать вынужденную эмиграцию подданных. Послы уже имели соответствующее общее предварительное указание царя. В январе 1715 г. беглецы прибыли в Киев. Горленко представил при этом булаву Прилуцкого полка и «котлы» (литавры) Орлика, сообщника Мазепы, а Максимович — его печать. Духовенству было велено «разрешить» изменников от прежней клятвы и привести снова к присяге ². В том же году по предложению Коллегии иностранных дел Максимович был выслан из Киева в Москву, где получил право «жить во всякой повольности». Долгое время он пребывал не у дел, чем очень тяготился. Наконец, на него обратил внимание протектор школ и типографий архимандрит Гавриил. По ходатайству Гавриила и секретаря московской типографии Морсочникова Синод указом [76] от 26 октября 1722 г. назначил Максимовича справщиком этой крупнейшей правительственной типографии ³ с окладом 110 руб. в год ⁴. Одновременно Максимович, видимо, принял обязанности библиотекаря типографской книгохранительницы. Немедленно ему было поручено составление вместе со справщиком Андреем Ивановым ее алфавитного каталога. Назначенный напарником Максимовичу Иванов был старым книжником. Возможно, к нему относится известие, что еще 29 июля 1679 г. дьякон Андрей Иванов приобрел у «Таганныя слободы Василия Яковлева» в личную собственность «Степенную книгу» ⁵. Максимович однажды назвал его Андреем Ивановичем.

В историко-каталогизационных исследовательских работах анализ темы нередко связывают с обзором соответствующего книжного фонда. В данном случае нет нужды это делать: вопрос о фонде Типографской библиотеки освещен в литературе по истории русской книги ⁶.

Работа над каталогом затянулась на годы. Попутно Максимович выполнял книжную справу. Так, около 1724 г. он сличал «Цветную триодь» киевской печати с аналогичным московским изданием ⁷. В 1726 г. типографская канцелярия протестовала против сокращения штата — хотя в типографии числятся три справщика (Иосиф Кречетовский, Иван Максимович и Андрей Иванов), «приказным» (канцелярским) делам никто из них «не заобычен» и счета приказные вести не может ⁸.

В 1726 г. открылись «похищения из казны» типографии. Имя Максимовича с уголовным делом не связывается, однако Кирилл Афанасьев, типографский канцелярист, донес, что Максимович «был в измене с Мазепою» и прислан из Киева в Москву под арест. На допросе в Московской сенатской конторе Максимович объяснил, что в измену он попал поневоле, а потом, по политическом прощении, на основании указа Коллегии иностранных дел приехал в Москву с правом жить здесь вольно. Сенатская контора запросила на проверку мнение Коллегии иностранных дел. Коллегия ответила, что изменническая вина Максимовичу и другим отпущена и жить ему, действительно, положено безвыездно в Москве, «чего надсматривать». Самое же грозное, о чем Максимович, возможно, не знал, заключалось в оговорке: «чтоб к делам его определять, того в том указе не написано». Тогда Московская сенатская контора «за таким его, Максимовича, немалым подозрением», сочла за лучшее его «от справливанья книг и от книгохранительницы... отрешить». Не беря из осторожности на себя ответственности, контора сообщила свое мнение в Сенат. Тот, в свою очередь, 14 декабря 1726 г. передал вопрос на усмотрение Синода. Последний 24 декабря согласился с мнением гражданской московской конторы. Следовательно, он предпочел спустя несколько лет отказаться от собственного постановления о найме Максимовича. Теперь об увольнении Максимовича последовал синодский указ 29 декабря в Московскую синодальную канцелярию, 30 декабря — указ в московскую типографию и «ведение» в Сенат. Доношения о получении этих указов поданы ответно в Синод 13 и 16 января 1727 г. ⁹. Немедленно директор типографии Ф. П. Поликарпов написал 17 января Синоду сокрушенно, что у него по отрешении Максимовича остался один справщик, Андрей Иванов, «и тот немощен»: если прежде, при пяти справщиках, в изданиях оказывались «ерроры» (ошибки), тем труднее [77] избежать их будет при одном справщике ¹⁰. Далее о судьбе Максимовича не слышно никаких известий. П. П. Пекарский, единственный из исследователей упоминающий о Максимовиче, заявил кратко, что южнорусский ученый книжник с разрушенным здоровьем «остался без куска хлеба среди чужих».

Какой же историко-библиотечный след связывается с именем Максимовича? Изучение вопроса приходится начинать с рукописной копии петровского указа, шедшего по синодской линии: «По указу его императорского величества Святейшего правительствующего синода советник школ и типографий протектор Троице-Сергиева монастыря архимандрит Гавриил приказал обретающийся типографии московский в книгохранительной полате греческого, латинского, и славенского, и прочих языков книги осмотрить и описать, и учинить реестр по алфавиту типографии справщиком Ивану Максимовичу, Андрею Иванову в самой крайней скорости, а как оныя книги описаны и реэстр учинен будет, и оныя книги иметь под смотрением и печатью означенному Максимовичу». Данный указ потому только стал нам известен, что тогда он был внесен в подлинную тетрадь «реестра» (каталога) ¹¹. Ни в каких архивных публикациях, петровских, синодских, исторических, он, кроме как в этом документе, не встречается. Документ не датирован, но в литературе отнесен к 2 ноября 1722 г. ¹²

Необходимость задания вызывалась культурно-политическими соображениями. Как раз в то время на работе с греческими рукописями в Синодальной и Типографской библиотеках подвизался грек Афанасий Скиада ¹³. Поручение справщикам по Типографской библиотеке было поставлено более широкое, чем Скиаде. Однако в положенный срок справщики не выполнили задания: их задержал ряд организационно-технических затруднений, вызванных запущенным состоянием книжного фонда.

1 декабря 1724 г. типографская канцелярия предложила Максимовичу и Иванову алфавитный каталог «сочинять без укоснения со всяким поспешением из типографии неисходно» И только благодаря такому нажиму, наконец, получилоя первый результат. Справщики поделили между собой книжный фонд (очевидно, по палатам) и работали одновременно. Однако если Максимович свою долю задания в значительном объеме описал в каталоге, то Иванов с заданием, по-видимому, не справился. Работу пришлось завершать спешно, возможно даже после формального увольнения Максимовича.

Бесспорный интерес представляет методическая сторона работы, то, как выполнил ее Максимович. Надо признать, что он значительно развил предложенную ему идею алфавитного каталога. Работа непосредственно с фондом в сотни и тысячи томов книг и рукописей подсказала ему иное решение. Он как бы растворил алфавитный принцип организации каталога в двух других принципах — языковом и, далее, форматном. Признаки языка и формата послужили Максимовичу принципами исходными, более широкими по отношению к алфавитному описанию книг, а заданный признак алфавита послужил принципом конечным, внутренним, более узким. Взамен единой линейной алфавитной последовательности всех книг Максимович принял комплексную трехступенную последовательность: язык — формат — алфавит. Ранее в описях типографского книгохранилища подобная комбинация не наблюдалась. Она стройнее также схемы, примененной Скиадой. Для своего времени схема Максимовича явилась самой сложной, какую знала тогда русская библиотечная мысль. Она четко дробила книжный материал. Сверх своей схемы [78] Максимович вводил в текст каталога отдельные добавления. Наконец, некоторые книжные описания он расширил до степени аннотации. Как раз внутри «Первой части» каталога Максимович первым разделом выдвинул, вне всякой схемы (язык — формат), «Книги раритетные» (уникальные). Во всем труде чувствуется мысль знатока, которому чужды формальные традиции. На первое место в раритетном разделе Максимович поставил рукопись «Псалтыри толковой», переведенной Максимом Греком. Максимович и тут ломает алфавит, открывая раздел буквой «пси», с конца славянской азбуки. «Псалтыри» отведена обстоятельная историческая аннотация.

Примером строгого понимания Максимовичем научных задач работы может служить последняя запись в данном разделе, после 64 предшествующих книг: «По сих книгах раритетных чудилося за благо книгу великия естимы (уважение. — М. С.) достойную званием Лексикон греко-славенолатинский, неким Епифанием (Славинецким. — М. С.), корректором московския типографии, в Москве трудолюбно сочиненную, а по всей Европе еще не практикованную, в особливый раритет почесть и поставить его над шкафою, где книга первая раритетная, именуемая псалтирь толковая, Максима Грека рукописная место свое имать. Книга сия в дву томах. Первый том от алфы до каппы. Том вторый от каппы до конца алфавита греческаго. К сим двум томам, начисто переписанным, причисляется и самая аутентичная, собственной рукою того творца вчерне писанная книга, а которого года писаны, во всех не показано» ¹⁵. Эта четкая справка, патриотическая и деловая, дала Максимовичу основание зачислить в раритетный раздел последние три номера — № 65 — 67.

Далее в тексте каталога следует приводившаяся выше автобиографическая вставка составителя о творческом его «намерении» создать хронологическую «табель» о русских рукописях, которое «пресеклось» «по злобе единого ненавистника» (надо считать, Кирилла Афанасьева).

Максимович указывает, что все-таки он сумел выполнить некоторые подсчеты применительно к датам сотворения мира, начала христианской эры, а также, действительно, полезное определение древности соответствующей книги. Он приводит следом особую «табель» на 23 церковные рукописи, опуская летописи и прочие раритетные книги исторического содержания. После этого приведена запись: «Конец книгам раритетным. А се уже начинаются книги латинские».

Лишь отсюда вступает в действие разработанная Максимовичем схема описания фонда, открывающаяся языковым признаком. Составитель помещает на первое место крупнейший латинский раздел. Книги разбиты на четыре формата. Описание ведется по пяти графам: «№ Libr.» (номер книги); «Libri latini in Folio» (первый формат и названия книг); «Loca Typographica» (место издания); «Anni» (год); «Книги латинския в десть» (русский перевод названий по форматам). Внутри каждого формата выдержан алфавит названий. В отличие от раритетных книг здесь аннотации не применяются. Максимович свободно справляется с латынью. Например, в одном из форматов («In 4 to») он допустил ошибку при записи книг, определив их количество в 235 экземпляров. В конце формата, занеся последнюю книгу «Voetij desperate Causa Parat[iae]» [Amsterdami, 1635] с переводом: «Воетия отчаянная вина папежства», он дает примечание: «Hic in istis Libris adhuc dantur duo Libri, qui duobus vicibus sunt notali numero ano, scilicet 16 et 139. Ideoq. numerus eorum e[st] 237» ¹⁶ (т. е. «здесь, в этих книгах, содержатся еще две книги, записанные дважды под одним №, именно 16 и 139. И потому количество их будет 237»).

Заканчивая латинский раздел, Максимович указал по всему разделу общее количество заключающихся в нем книг (параллельно на латинском и русском языках как texte en regard). [79]

Самое же существенное — он разделил латинский фонд на две партии. Выражено это в заголовке справки: «Число книг латинских, в каталог вписанных и за каталогом оставшихся». Смысл «вписания в каталог» изложен следующим образом: «Число книг латинских в сей каталог вписанных зде при конце лучшаго ради ведения пред очи поставляется, а именно: в десть 283; в полдесть 237; в четверть 396; в осмушку 137; всех 1053».

Далее следует вторая половина справки (о фонде, «за каталогом оставшемся»), изложенная в свойственной Максимовичу свободной форме. Максимович пояснил, что считает нецелесообразным вводить в библиотечный каталог все изобилие дублетов. Он сохранил для основного учета не более 10 экземпляров на название, чтобы не загромождать каталог, и получил 1053 экземпляра. Лишние же дублеты он выделил особо. И действительно, ниже идет краткое «пристежение», где указано (в количестве от 35 до 2 единиц на название) «всех за каталогом» еще 128 дублетов ¹⁷.

Дальнейшее ознакомление с материалом раскрывает новую особенность в структуре каталога. Максимович, оказывается, разбил латинский фонд как крупнейший на две неравные части, руководствуясь еще признаком книжной технологии. Вся латынь, до сих пор зарегистрированная в каталоге, состоит из книг печатных. Непосредственно ниже помещен небольшой раздел «Книги латинския рукописный». Следовательно, составитель применил здесь четвертый принцип членения фонда (дополнительно к трем, указанным выше: язык — формат — алфавит).

Далее идут разделы: книги греколатинские в 128 номерах (по форматам: 64 + 4 + 44+6, без итоговой справки), книги польские в 273 номерах (по форматам: 94 + 135 + 41 + 3, тоже без итоговой справки), «книги еврейские и иные» в 15 номерах (без разбивки по форматам). Для этих небольших разделов составитель дал общее примечание, что названные книги легко отыскать на полках (видимо, под соответствующими надписями) ¹⁸.

Заканчивает свой труд Максимович печальным уведомлением: «Прочия же разноязычныя европейския книги занеже в сей палате поместися не могли, того ради в другой книгохранителной полате поставлены. И понеже я, трудивыйся в описании сея библиотеки и сочинении сего ж книг каталога, кроме латинскаго, полскаго и своего природного языка славенскаго, иных языков несведом, того ради многажды просил я своих началников, дабы переводчиков, чужестранныя языки сведущых, к сему делу мне придали в помощь. Обаче когда прошения моя оставлена (не удовлетворено. — М. С.), тогда по приказу их писменному прочил иноязычныя европейския книги в классах (в данном случае по формату. — М. С.) просто безо всякого описания, точию по их количествам чиноположены сицевым образом: в десть числом... 28; в полдесть чис. ... 65; в четверть чис. ... 252; в осмушку чис. ... 45; в самую малейшую меру чис. ... 10; всего книг... 400» ¹⁹.

Огорчение Максимовича понятно. Переводчиков синодское начальство, конечно, могло найти. Вместо того оно письменно предложило оставить часть фонда «просто безо всякого описания». Быть может, администрация напоследок торопилась с увольнением Максимовича, не заботясь уже о должном завершении каталога.

Следовательно, выполнение задания справщиками закончено не было. Это ясно из содержания каталога со скомканной «Первой частью», из первой автобиографической вставки Максимовича о его «отрешении», из начальственного запрета «всякого описания». Неопровержимо подтверждают это также заключительные строки каталога — последние, написанные самим Максимовичем. Они говорят о недоработке второй половины фонда и подтверждают, что «рукописных книг и печатных [80] книг греческих и славенских (кроме архивы) в сеи другой книгохранителной палате каталог сообщник мой Андрей Иванович, к сему делу указом его величества (в 1722 г. — М. С.) купно со мною определенный, покажет (следовательно, в дальнейшем. — М. С.) конец, слава богу» ²⁰. Количественный анализ приведенных в каталоге цифр показывает объем фонда. У Максимовича он достигает 1135 единиц. Остаток фонда приходится на долю Иванова.

Труд свой Максимович связал полистной скрепой: «По сему вышеписанному указу сей каталог по алфавиту сочинил и книги по нем в чиноположение устроил московския типографии бывший справщик Иван Петров сын Максимович и руку приложил».

И сделано это вовремя. Уже пришел из Петербурга именной указ «Московской типографии справщику Андрею Иванову»: «Сего апреля в 24 велено тебе тоя ж типографии у бывшего справщика Ивана Максимовича принять в книгохранителной библиоптеке ²¹ имеющыяся разные книги по описи со всякою прилежностию и поспешением и смотреть того накрепко, чтоб всякая книга была вся в полности, а как примеш, о том тебе московской типографии репортовать» ²². За затянувшимся делом из столицы следили: указ был составлен на имя справщика от имени императрицы.

«Репортовал» ли Иванов, сведений не сохранилось. Но сохранилась его скрепа, приемная, на том же каталоге. Иванов рассчитал объем скрепы для одноразовой записи ее, без повторений, по тем же листам, рядом с повторяющейся несколько раз скрепой Максимовича. Перед скрепой он для справки выписал цифры книг по разделам: «По сему новoсостоявшемуся 1727 году указу и по новосочиненному московския типографии бывшим справщиком Иваном Петровым сыном по прозванию же Максимовичем собственной ево руки каталогу, книги разных языков, а именно (следует перечень разделов внутри скрепы. — М. С.)... тоя же московския типографии справщик Андрей Иванов все в целости принял и росписался своею рукою того же 1727 года мсца 10 маиа» ²³.

На этом роль Максимовича в работе над каталогом была закончена. Каталог обрел собственную жизнь. Он стал служебным документом, связывающим библиотекаря скрепой. Теперь уже можно было придать каталогу официальное наименование, чтобы выразить государственное его значение. Каталог переписывается набело и, действительно, принимает собственное заглавие. Последнее начертано «печатными» буквами между копиями царских указов. С упоминанием о трех царствованиях заглавие столь длинно, что походит на аннотацию (привожу с сокращениями): «Каталог универсальны всем разных языков книгам. Которыя при нынешней описи в библиотеке московской типографии па лицо явилися: по указу... Петра Великаго, из Святейшаго Правителствующего Синода, из канторы типографских дел даному, по алфавиту сочинений, и книги вся по нем на свои места чиноположены при державе... Екатерины Алексиевны... А каталог сей начисто переписан при благополучном на престол всероссийский возведении...Петра Втораго в лето Христово 1727, Иулиа в 1 день» ²⁴.

Так был создан один из интереснейших памятников отечественного книжного учета, богатый по содержанию, самобытпый по методике, [81] резко отличающийся от большинства рядовых монастырских и иных библиотечных описей того времени.

С стесненным сердцем покинул Максимович типографию. Поступив туда, он не обрел в ней тихую пристань, не получил запрошенную научную поддержку в виде переводов многоязычных названий, оказался сам уволен по политическим мотивам. От него остался плод его забот и стараний — «Каталог универсальный». Под таким именованием последний закрепился навсегда в истории отечественного просвещения.

Более того, «каталог сей» настолько выделялся в ряду аналогичных русских трудов, что синодальные книжники гордились им как показателем отечественной книжной культуры. Достоверно известно, что его демонстрировали приезжим иностранцам. Например, в конце XVIII в. его упоминают в качестве «прекрасно выполненного каталога по-латыни и по-русски» французские путешественники Альфонс Фортиа де-Пиль и Буажелен де-Кедрю ²⁵. Сам же автор, до сих пор мало известный, открывается нам, спустя два с половиной столетия, как самобытный представитель интеллектуального труда — справщик, библиотекарь, книговед, переводчик (иногда «виршами»), лексикограф, человек бурной незадачливой судьбы.

Почти столетие «Каталог универсальный» являлся повседневным пособием в работе типографской библиотеки. За это время он должен был постепенно устаревать. Фонд библиотеки пополнялся, тесная расстановка книг неизбежно становилась менее удобной. Напрашивалась необходимость замены каталога, уже неполного. Действительно, в начале XIX в. исследователь находит расписку: «1816 (или 1811, цифра нечеткая. — М. С.) года февраля 7 дня выданный из типографской конторы каталог разным книгам и листам, хранящимся в типографской библиотеке, для сочинения нового каталога принял корректор Никита Аристархов» ²⁶. Однако конкретная судьба нового начинания выступает за рамки темы.

Итак, «Каталог универсальный» первично был на титульном листе помечен днем 1 июля 1727 г. Служебное применение его видно из пометок, наслаивавшихся последовательно на его страницы. На каталог была впоследствии занесена справка за подписью Ф. II. Поликарпова о количестве частично поврежденных «Служебников», «отобранных для расколу» (раскольнические книги) с 110 (1602) на 161 (1653) годы, всего 119 экземпляров. Среди официальных записей первыми явились в форме скрепы упоминавшиеся расписки обоих справщиков от 1727 г.: Максимович фонд описал, Иванов его по каталогу принял и с того момента, по терминологии типографии, стал «содержать типографскую архиву». К этим скрепам впоследствии присоединились, в той же форме и на тех же местах, расписки новой смены библиотекарей в 1735 г.: Иванов книги «все сполна» сдал, справщик Стефан Гембицкий «все сполна» принял. Под 27 января 1736 г. помечена сдача фонда Гембицким и прием его справщиком Ильей Васильевым, под 29 декабря 1738 г. — сдача Васильевым и прием переводчиком Иваном Григорьевым ²⁷. Расписки все значатся на рассматриваемом списке каталога. Лишь последняя расписка Григорьева является подлинной. Следовательно, этот экземпляр каталога есть первая копия беловика 1727 г., законченная записями в 1738 г. Кроме того, каталог переписывался для иногородних учреждений. В одной из копий — копии Казанского университета — на обороте последнего листа указаны фамилии сотрудников, ее выполнивших ²⁸. [82]

В дополнение к сведениям о Максимовиче-каталогизаторе следует сказать, что творческий его путь не исчерпывался работой над каталогом. После увольнения из Синодальной типографии имя Максимовича больше в официальных бумагах не встречается. Судя по высказываниям Максимовича, в жизни он не отличался крепким здоровьем, и это обстоятельство должно было отражаться на его занятиях. В 1724 г. он писал о себе: «Тяжкими недугами на всяк год одержим бех, паче же сими третими последними леты; и первее же суффозию или темную воду очесам случайную, вторая — звук во ушесех, третия — скорбут, или цынготная болезнь, теми приснорачительными стяжах себе трудами». Признание заключено в предисловии к написанному Максимовичем объемистому «Лексикону латинско-русскому», хранящемуся в Государственной Публичной библиотеке им. М. Е. Салтыкова-Щедрина ²⁹. Это первая из научных работ Максимовича (до каталога), установленная документально. На другом экземпляре «Лексикона», принадлежащем Библиотеке Академии Наук СССР, художественно нарисованный заглавный лист имеет уточняющую дату по-латыни: Москва, 7 мая 1724 г. ³⁰ Высказывались мнения, что «Лексикон» был издан в 1724 г. в Москве ³¹ или печатался в Петербурге ³². То и другое неверно: «Лексикон» в свет не выходил. Обычно в литературе составление «Лексикона» приписывается другому Иоанну Максимовичу — архиепископу черниговскому, потом митрополиту тобольскому (1651-1715), церковному писателю. Здесь опять кроется ошибка: митрополит умер на девять лет раньше появления «Лексикона».

Лишившись казенной службы, Максимович тем самым лишился надежного источника средств существования. Мы не знаем, как сложилась далее его жизнь. В некоторой мере он нашел источник их в знании латыни. Об одном его начинании, раннем, без даты, известно из упоминавшейся автобиографической справки в «Лексиконе»: «Хотящ бо во многомятежном жития моего состоянии мысль свою унывающую врачевати, вознамерил, ради упразднения ее некоего, книжицу Желания благоговейная, латинскими стихами изображенную, славено-российскими перевести виршами. Начатое дело аще и соверших». Далее он говорит об упражнении в латинском языке: «Тем же за пользу возмнех тоскливое время мое иждивати на питании священных книг латинских, купно и словенских, ради удобнейшего в сицевых переводех искусства» ³⁹.

Известно также, что по увольнении из типографии Максимович перевел «Ковчежец медицинский содержащь медикаменты выборнейшие и многоличным искусством освидетельствованные: от искуснейших давних и новых практиков, собранные с объявлением о всяких недузех и како и каким количеством, с оных пользы ради своея употреблять подобает. Переведен из латинского на русский диалект, марта 13 дня anno Domini 1730». Ниже следует приписка с личными подробностями: «Переводил же в Москве из латин. на рус. диалект пребедный страдалец малороссиянин Иван Максимович». Данный перевод пользовался популярностью и вызвал ряд копий. Одна из них, с той же датой, лишена приписки. Другая копия восстанавливает приписку, но датирует ее 1 декабря 1730 г. Этот экземпляр не закончен: он обрывается на 29 листе, тогда как основной экземпляр имеет 41 лист. Наконец, сохранился еще экземпляр «Ковчежца» в 31 лист. Измененная приписка гласит, что он выполнен в 1754 г. в Москве «с преводу латинск. на рус. диалект [83] малороссиянина Ивана Максимовича» ³⁴. Были ли эти копии выполнены при жизни переводчика, неизвестно. Сведения о «Ковчежце» — последнее, что мы знаем о Максимовиче.

Теперь остается высказать несколько заключительных соображений относительно деятельности Максимовича в целом. Широковещательные библиографические планы его по описанию древней церковной литературы, разумеется, ему выполнить не удалось. Каталог же остался трудом практического назначения. Как живой продукт эпохи, он служит показателем развития библиотечной и, шире, книговедческой мысли. Само наименование «Каталог универсальный» характерно для атмосферы тех дней. Недостаток места не позволил мне привести здесь соответствующие выдержки, выражающие языком петровского времени уровень библиотечно-методической работы в России.

Напомню, что большинство составителей церковных книжных описей за период феодализма являлись лицами духовного звания. Автором же «Каталога универсального» оказался гражданский человек, причем высокой квалификации.

Алфавитный принцип книжной регистрации был хорошо знаком старым русским библитекам. При переписывании законченной работы Максимовича каталог озаглавили «по алфавиту сочиненным». В официальном доношении 1730 г. типография упоминала, что справщиков обязали «учинить каталог по алфавиту, что они и делали с немалою трудностию» ³⁵. Подобное толкование можно найти и в советской литературе ³⁶. Высказывалось также мнение, что каталог Максимовича являлся алфавитно-топографическим. Между тем каталог нельзя назвать алфавитным. Алфавитный принцип применен Максимовичем, и методически правильно, лишь в конце трех-четырехступенной схемы дробления книжных разделов. Начальным принципом дробления служил принцип языка (далее — формата, алфавита и иногда, для четвертой ступени, технологии книги). К данному выбору начального принципа побуждало богатое наличие иностранной литературы. Комбинированная конструкция классификации свидетельствует о значительности замысла Максимовича. В свое время она, сколько можно судить, в России не имела себе равных.

Следует особо отметить также соединение классификации книг в каталоге с расстановкой их на полках. Это, конечно, не случайное совпадение, а сознательное отождествление описания и расстановки. Данное качество торжественно объявлено было в заглавии каталога 1 июля 1727 г.: «...книги вся по нем (по каталогу. — М. С.) на своя места чиноположены». Такое «чиноположение» теряет с ходом времени полезность: новые поступления разбивают ее. Включение поступлений по принятой схеме на книжные полки и на каталожные страницы становится вскоре невозможным, потому что «взрывает» свое вместилище. И этого Максимович тогда не учитывал. Но на момент своего завершения каталог являлся действительно зеркалом фонда.

Наконец, остается внести уточнение методологического характера. Анализ не позволяет безоговорочно признать творение синодских справщиков подлинно «каталожным» по природе. Внесение в него актовых записей о сдаче — приеме книг и имущественных подсчетов фонда придает каталогу одновременно черты инвентаря. [84]

Теперь следует коснуться, хотя бы вкратце, второй половины каталога, выполненной Андреем Ивановым. Этот справщик был, очевидно, личностью более скромной. Как протекал трудовой процесс с его участием, известно очень мало. «В... 727 году, по отрешении от типографии справщика Максимовича», сообщала типография в конце 30-х годов, «повелено ему ж Андрею и в другой палате книги разных языков принять. И по тем указам он, Андрей, сверх врученного ему настоящего по должности справщического дела, в том описании и сочинении каталога трудился и окончал; також де и книги от вышеупомянутого справщика (Максимовича. — М. С.~) в другой палате на свое охранение принял: и ныне обретается по новосочиненному каталогу, против прежнего каталога, разных языков многое число книг» ³⁷. Весьма показательна описательная характеристика фонда, пришедшая на смену четкой статистике Максимовича.

Вторая половина каталога, с именем Максимовича не связанная, дает представление о документе в целом. Она, в свою очередь, состоит из двух переплетенных книг, обе форматом в лист, как и первая часть. Обе являются копиями. Изучение второй части убеждает, что по качеству выполнения она слабее труда Максимовича. Это видно не только по техническому заполнению ее внутренних разделов. Аннотации и пояснения во второй части не применяются, нет также никаких расписок и скреп. Эта вторая часть каталога, можно думать, использовалась слабо. Само имя ее составителя на листах отсутствует. Судить об истории создания второй части и о ее составителе приходится по материалу первой части.

Книга первая второй половины содержит л. 1 — 43. На обороте начального ненумерованного листа значится заглавие: «Вторая часть каталога универсального книгам греческим, славенским печатным, писменным и харатейным». Во второй палате хранился фонд, по внешним признакам схожий с первым фондом. Признаками, одцако, в обеих палатах служат язык, формат (по бумажному листу), технология книги (книга печатная или рукописная). С помощью этих признаков второй фонд дробится на разделы более мелкие, чем в первом фонде. В конце каждого раздела приводится подсчет количества книг.

На л. 29 об. — 36 помещен любопытный раздел русских рукописей, построенный впервые на хронологической основе. Особенностью его является включение отдельной графы со ссылкой на Афанасия Скиаду. Звучит графа совершенно неожиданно: «Книги славенские писменные в десть, по мнению учителя Скиады, по векам». «Веки» указываются арабскими цифрами. Данное нововведение раскрывает факт, неизвестный доселе ни в истории библиотечного дела, ни в биографии Скиады. Составитель второй части «Каталога универсального» использовал материал или консультации авторитетного специалиста, у которого, мы знаем, тогда недавно вышел в свет с подобными хронологическими указаниями упоминавшийся каталог греческих рукописей. Графа с упоминанием Скиады в «Каталоге универсальном» выдержана вплоть до л. 32. Далее в регистрации рукописей по форматам порядок изменяется: то заголовок графы редактируется «без подписания» лет, то указание веков опять продолжается, то в конце раздела идет партия рукописей без форматов и веков. На л. 36 об. — 40 об. записаны «книги славенские харатейные» без ссылки на Скиаду, но с «веками». Уровень хронологической точности ясен из заполнения «веков»: X в. — зарегистрированы 2 книги («Шестоднев» и «Псалтырь»), XI в. — 7 книг, XII в. — 20, XIII в. — 46, XIV в. — 80 книг и т. д.

Наконец, на 41 л. дана таблица с общим количественным итогом библиотечного фонда — «Число порознь всем книгам в десть, в полдесть, в четверть, в осмушку: греческих писменных 104; греческих печатных 142; славенских печатных 270; писменных 266; харатейных 185; итого [85] в сем каталоге (вторая часть. — М. С.) всех 967; итого в обоих каталогах всяких разных книг 3102» ³⁸.

Вопрос о книжном фонде библиотеки, как отмечалось, лежит вне нашей темы. Тем не менее приводимые в каталоге цифры позволяют довольно правильно установить количество прошедших обработку книг. Максимович определил его для первой части в 2135 единиц, Иванов для второй части — в 967 единиц и посчитал общий итог в 3102 единицы. С. П. Луппов определил с соответствующими уточнениями книжное собрание библиотеки на 1727 г. в 3245 единиц ³⁹. Все же применительно к каталогу предпочтительнее кажутся подсчеты книг, выведенные руками Максимовича и Иванова.

Вторая книга второй части является естественным продолжением предшествующих двух книг. В ней заключены пронумерованные л. 63-143. У нее нет собственного заголовка. Однако эта книга не может принадлежать к учетному документу, именуемому «Каталог универсальный», составленному Максимовичем (первая часть) и Ивановым (вторая часть). По всей видимости она отражает позднейшие поступления в библиотеку. Рабочие описи Отдела рукописей ГБЛ датируют данную книгу периодом «после 1727 г.» и даже «не ранее 1775 г.». Данная часть каталога представляет собой сумму отдельных перечней книг, записывавшихся по мере их появления в позднейшее, послемаксимовическое время.

Прошедшая перед нами группа каталогов позволяет при их неравноценности составить в целом довольно четкое на протяжении столетия представление о книгоописной службе столь крупного отраслевого учреждения, как Синодальная типография.

Комментарии

1. ОР ГБЛ, ф. 310 (собрание Ундольского, далее указывается только номер фонда), № 1285, л. 9.

2. Пекарский П. П. Наука и литература в России при Петре Великом. СПб., 1862, т. 1, с. 196. См. также: Геннади Г. Справочный словарь о русских писателях и ученых... Берлин, 1880, т. 2, с. 80.

3. Описание документов и дел, хранящихся в архиве Святейшего правительствующего синода. СПб., 1883, т. 6, № 332, с. 571. Здесь амнистия Максимовичу датируется не 1715, а 1719 г.

4. Описание документов и дел..., 1901, т. 10, прил. VII, с. 993.

5. Материалы по истории СССР. М., 1955, т. 2. Документы по истории XV-XVII вв., с. 245.

6. Луппов С. П. Книга в России в первой четверти XVIII века. Л., 1973, с. 299-306.

7. Описание документов и дел..., 1880, т. 6., № 49, с. 54.

8. Там же, 1868, т. 1, № 402, с. 470.

9. Там же, 1883, т. 6, № 322, с. 572.

10. Там же, № 267, с. 469.

11. ОР ГБЛ, ф. 310, № 1285, л. 2 об.

12. Белокуров С. О библиотеке московских государей в XVI столетии. М., 1898, с. 172.

13. Скиадой выполнен первый в России печатный библиотечный каталог. (См.: Скиада А. Два каталога рукописанных книг греческих, в Синодальной библиотеке в Москве обретающихся... При сем прилагается... третий каталог 93 книг рукописанных, в библиотеке типографии московской содержащихся... М., 1723).

14. Белокуров С. Указ, соч., с. 173, 174.

15. ОР ГБЛ, ф. 310, № 1285, л. 9.

16. Там же, л. 36 об.

17. Там же, л. 61 об. Везде используется русский вариант текста.

18. ОР ГБЛ, д. 310, № 1285, л. 82 об., 83.

19. Там же, л. 83, 83 об.

20. ОР ГБЛ, ф. 310, № 1285, л. 83 об.

21. Обращаем внимание читателя на редкий вариант специальной терминологии: оба слова в данном выражении по сути являются синонимами — имя прилагательное в русской форме, имя существительное в греческой форме. Последнее на русской почве не удержалось. В квалифицированных кругах изредка оно встречалось с характерным смыслом «книжная аптека» (склад), «аптека для души». Например, термин «библиоаптека» применял один отечественный дипломат, разъезжавший по Европе па рубеже XVII-XVIII вв. (см.: [Брикнер]. Русские дипломаты-туристы в Италии в XVII столетии. — Русский вестник. 1887, т. 130, с. 46).

22. ОР ГБЛ, ф. 310, № 1285, л. 1. Указ также до сих пор не был опубликован.

23. ОР ГБЛ, ф. 310, № 1285, л. 2.

24. Там же.

25. Voyage de deux francais en Allemagne, Danemarck, Suede, Russie et Pologne, fait en 1790-1792. Russie. Paris. 1796, I. 3, р. 318.

26. ОР ГБЛ, ф. 310, № 1285, отд. л. 85а.

27. Там же, справка Поликарпова   —  на л. 84; расписки 1735 г. Иванова и Гембицкого — по всему каталогу полистно; расписки 1736 г. и 1738 г. Гембицкого, Васильева и Григорьева — на л. 84 об.

28. Ар[темъев] Ал. Каталоги библиотеки Московской синодальной типографии. — ВОИДР, М., 1851, кн. 11, «Смесь», с. 8, 10.

29. ОР ГПБ, рукопись QXVI, № 21 (лат.), л. 10 об., И, 16, 16 об.

30. Исторический очерк и обзор фондов Рукописного отдела Библиотеки Академии Наук. М.: Л., 1956, вып. 1, XVIII век, вклейка между с. 106 и 107.

31. Очерки истории СССР. Период феодализма. Россия в первой четверти XVIII в. М., 1954, с. 669, 670.

32. Любименко И. И., Тонкова Р. М. Культурная жизнь Петербурга, — В кн.: Петербург петровского времени: Очерки / Под ред. А. В. Предтечепского. Л., 1948, с. 109.

33. ОР ГПБ, рукопись QXVI, № 21 (лат.), л. 10 об., 11, 16, 16 об.

34. Змеев Л. Ф. Русские врачебники. СПб., 1895, с. 133, № 82; с. 130, № 81; с. 133, № 84; ср. также с. 133 № 83. Сведения о «Ковчежце» имеются в своде: Леонид, архим. Систематическое описание славяно-российских рукописей собрания графа А. С. Уварова. М., 1894, ч. 4, № 2211, с. 534, 535.

35. Описание документов и дел..., 1901, т. 10, № 469, с. 727.

36. Здобнов Н. В. История русской библиографии от древнего периода до начала XX века. М., 1944, т. 1, с. 36. Автор вопреки подлинникам допустил некоторые ошибки: будто авторами «Каталога универсального» оказывались Максимович и Иванов, составлен каталог ими был в 1727 г. (предварительная трудоемкая работа опущена), замысел хронологической «табели» рукописям якобы принадлежал обоим справщикам.

37. Описание документов и дел..., т. 10, № 469, с. 727.

38. ОР ГБЛ, ф. 310, № 1287.

39. Луппов С. П. Указ, соч., с. 303.

Текст воспроизведен по изданию: "Каталог универсальный" 1727 г. // Археографический ежегодник за 1979 год. М. 1981

© текст - Слуховский М. И. 1981
© сетевая версия - Тhietmar. 2023
© OCR - Руд. 2023
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Археографический ежегодник. 1981

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info