СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

КОРОНОВАНИЕ РУССКИХ ГОСУДАРЕЙ

(Исторический очерк)

(Продолжение).

(См. Русское Обозрение № 11, ноябрь, 1896 г.)

IV.

С началом XVIII века в истории коронационного чина наступает новый и последний период его окончательного образования в том самом виде, в каком он совершается в настоящее время. Не коснувшись существенных и основных частей чина, этот период изменил почти всю его внешнюю обстановку.

Изменению подвергся прежде всего самый церковный чин коронования. В него внесены были некоторые новые подробности, благодаря которым он принял цельный вид особого молебного пения. Раньше мы видели, что коронованию всегда предшествовал молебен, совершавшийся перед Владимирскою иконой Божией Матери. Перед отпустом этого молебна и совершалось особым самостоятельным чином венчание на царство. Теперь молебен и коронование соединены были вместе в одно священнодействие, вследствие чего самое чинопоследование получило новый вид особого молебного пения. В состав его необходимо должны были войти и вошли некоторые дополнения, как-то: ектения, тропарь, паремия из пророков и чтения из Апостола и Евангелия. Древние молитвы венчания [328] остались неприкосновенными в чине, но к ним прибавлены еще две, из которых одну стад коленопреклонно произносить сам венчанный государь, а другую - священнодействующий иерарх.

Вместе с составом чина коронования изменилась и вся его внешняя обстановка. Древние царские облачения уступили свое место новым, прежняя боярская свита заменена новыми военными и придворными чинами, некоторые старые обряды совсем отменены. Так, шапка царская заменена европейскою короной, древняя царская одежда, бармы и цепь животворящего креста заменены порфирой с цепью ордена св. апостола Андрея Первозванного, бояре и дьяки уступили место генералам и другим новым чинам, осыпание золотыми монетами совсем отменено, и т. п.

Причиной такой реформы коронационного чина было принятие московским царем императорского титула и перенесение на Русь западно-европейских порядков и обычаев. Высокое значение нового титула, пышность и блеск императорского двора требовали соответственных изменений во всем обиходе царского дона, между прочим и в чине коронования императора. Но сам виновник нового течения русской жизни, император Петр I уже был венчан на царство. Однако же он сам совершил первое коронование по новому чину, венчав императорскою короной свою супругу императрицу Екатерину I.

Уже вскоре после принятия царем Петром I императорского титула возник вопрос и о титуле его супруги и детей. 23-го декабря 1721 года синод и сенат, будучи в Москве, имели в синодальней крестовой палате суждение по вопросу о том, как бы с титулом его величества императора и самодержца Всероссийского согласить титул и государыни царицы и детей его величества. Рассуждали долго и согласились именовать ее величество императрицей или цесаревой, а детям именоваться цесаревнами; а что в прежнем многолетии употреблялось в титуле тишайшему, избранному, почтенному, и то заблагорассудили выключить; также и там, где в титулах вспоминалось великому князю (Петру Алексеевичу) и цесаревнам благородство, признали приличнее употреблять слово благоверные, потому что титуловаться благородством их высочеству по нынешнему употреблению низко, ибо благородство и шляхетству [329] дается. Петр согласился с этим решением, только вместо цесаревне велел возглашать императрице ее цесаревину величеству ¹.

В 1723 году Петр вознамерился «почтить» свою супругу императрицу Екатерину еще большею честию, именно «коронацией короны».

Намерение императора являлось необычным для того времени. На Руси никогда еще ни одна царица не была коронована ². Поэтому, прежде чем исполнить свое желание, Петр признал необходимым оправдать его как историческими основаниями, так и высокими заслугами императрицы. С этою целию 15 ноября 1723 года им издан был манифест ³, в котором он объявил свое желание вскоре же короновать свою супругу. Свое намерение Петр основывал на примерах многих православных царей греческих, которые имели обыкновение короновать императриц, а такие на постоянных трудах императрицы на пользу отечества, на ее помощи в делах государственных и самоотвержении «во многих воинских действах», «а наипаче в Прутской баталии с Турки». [330] В манифесте предположено было совершить коронацию в ту же зиму, но болезнь императора задержала совершение ее до весны. Лишь 7 мая 1724 года коронация Екатерины I совершена была в Москве с великим торжеством.

Первое на Руси императорское коронование потребовало особых приготовлений для своего совершении. Впрочем сплошное подражание Западной Европе избавляло от необходимости самостоятельно создавать церемонию, соответствующую новому титулу государя и государыни. Поэтому, по западно-европейскому образцу приготовлены были регалии и одежды императорские: корона, мантия, роба с шлейфом и юбкой пурпурового цвета, шитая серебром, шнурованье, белые лайковые перчатки, подвязки пунцовые шитые серебром, башмаки серебряной парчи на высоких каблуках. По тому же образцу приготовлены были одежды и знаки для свиты, как-то: маршальский жезл и т. п. Для правильности и блеска самой церемонии предположено было составить особый церемониал коронации и составление его поручено барону Остерману. Чтобы церемониал этот как можно больше походил на европейский, Остерман несколько раз при составлении его приглашал к себе на конференции голштинского посланника Штамке ⁴.

Среди других приготовлений в коронованию, составлен был и церковный чин его.

Нужно заметить, что для сведения духовенства, участвовавшего в короновании, Святейшим Синодом составлен был и опубликован особый, так сказать, церемониал, касающийся ближайшим образом церковного порядка коронации. Церемониал этот назывался «Чин церковный в день коронования Благочестивейшей Великой Государыни Императрицы Екатерины Алексеевны». Проект этого акта исправлен во многих местах [331] вице-президентом Святейшего Синода Феодосием, архиепископом новгородским, собственноручной. Некоторые же слова в нем написаны собственноручно Императором Петром (ниже эти слова напечатаны курсивом) ⁵. Любопытный документ этот буквально гласит следующее:

1) Ко дню священного коронования во всех соборах, монастырях и приходских церквах праздновать со всенощным храмом, в котором соборе и монастыре и в которой приходской церкви, какой начальный храм именуется.

2) В самый день коронования благовест в соборе да будет рано в большой колокол, потом в другие с перебором, как обыкновенно в ход со кресты, в которой благовест собравшися архиереи и власти в соборную великую церковь молебствуют о многодетном здравии Императорского Величества и Государыни Императрицы.

3) По окончании же молебна и часов литургийных ожидают в священном одеянии пришествия Их Величества.

4) Егда начинается шествие Их Величества из палат императорских предносимой короне и прочиим знамениям царственным, тогда быть звону во вся соборные колокола.

5) Едва оная знамения будут приближаться к южным дверем соборной великой церкви, тогда все архиереи и прочие власти в священном одеянии выступят из церкве на рундук, и из первых архиереев почтут оная знамения каждением и воды священной кроплением. Носящие же оная знамения палатные люди идут своим чином внутрь церкви с ними и поставляют их на уготованном столе, и стоят сами близь их.

6) Архиереи же и власти ожидают на прежнем, вне церкви, месте пришествия Их Величества. И егда изволят приближаться в помянутому рундуку, тогда первии архиереов, един поднесет благословящий крест к целованию, а другий покропят Их Величества священною водою. И предыдут архиереи и власти внутрь церкви (духовник же Государев пред Их Величеством кропит путь священною водою), а певчие запоют псалом 100, «Милость и суд воспою Тебе, Господи».

7) Вшедше в церковь ставятся архиереи и власти на своих [332] местах по обе стороны постепенно, подле скамей, стоящих на полу церковном, а Их Величества изволят поити на троны, уготованные под балдахином, у западных дверей, и сядут на них. Тогда архиереи и первостепенные архимандриты сядут же на оных скамьях, а прочие стоят (звону перестать).

8) По престании же звона и умолчании певчих, востанут архиереи и прочий и по повелению приступят ближе в Императорскому Величеству. А Императорское Величество, сидя, изволит сказать краткую речь по приложенной форме или той подобной: «Честные отцы, что Мы прежде объявили манифестом верным подданым нашим о любезной Нашей Супруге, тое ныне делом желаем совершить». И тогда един из первых архиереов против той речи скажет: «Благочестивейшая Великая Государыня наша Императрица, надлежит ныне Вашему Величеству в слух верноподданых Ваших Величеств исповедать православно-кафолическую веру». И прочтется от Ее Величества Символ Веры, по котором глаголет той же архиерей в слух: «Благодать Пресвятого Духа да будет с Тобою»; а прочий тож тайно рекут.

9) По сем начнется действо по чиновнику венчания царского. По прочтении первой молитвы приемлют два первые архиереи от стола, близь стоящего с царственными знамениями, порфиру или епанчу короновательную и подают Императорскому Величеству. По возложении епанчи на Ее Величество речет первый архиерей: «Мир всем», а протодиакон: «Главы ваша Господеви приклоните». И прочтется главоприклонная молитва. По прочтении той, теж первые архиереи с помянутого стола приемлют и вручают Самому Императорскому Величеству корону. А Императорское Величество возлагает Сам оную на Ее Величество (и егда изволит вручать скипетр и владомое яблоко), тогда надлежит быть речи по приложенной форме, или подобной той: «Любезнейшая Моя (Супруга), за верный Твой ко мне союз и за великую помощь в трудах Моих великих, сообщаем Тебя всего Нашего царствия (или владения, или всей Нашей державе) вечно». Протодиакон же Государев возгласит многолетие Их Величествам. Тогда певчие пропоют по обыкновению Их Величествам многолетие; а Их Величества изволят сидеть на тронах. Потом можно духовным и всем светским чинам поздравлять Ее Цесаревино [333] Величество с счастливою коронациею, и может быть един раз пальба из пушек и из ружья мелкого от воинства, стоящего в параде, на Ивановской площади, и звон во вся, обычайной к литургии, и начинается литургия, на которой литургии Ее Цесаревино Величество, для тягости цесарственных уборов, изволит сидеть, только в некоторые времена вставать, а имянно: на первом входе с Евангелием, на чтении Евангелия, на великом входе в Херувимской, на словах Христовых и Достойне, когда скажет архиерей: «Святая Святым».

10) Егда начнется петь киноник, тогда управляется путь от палатных людей к шествию Ее Величества до царских дверей в миропомазанию и причащению, и близь самых царских дверей постилается богатый ковер, или иное что тому подобное.

11) По окончании киноника, егда отверзутся царские двери, тогда Ее Величество изволит шествовать в царским дверем со славою, провождаема от определенных к тому персон, и изволит стать на помянутом богатом ковре и помазуется от архиереов святым миром по чиновнику.

12) По миропомазании, поднесется крест Ее Величеству к целованию. В то время певчие поют продолжительно киноник или иное что приличное. Потом изволит причаститься Пречистых Таин. По причащении, на том же месте изволит принять антидор, запить теплотою и умыть уста. Потом изволит возвратиться на трон свой, в которое время может быть другая пальба из пушек и из ружья ж, подобна первой.

13) При окончании литургии может быть от проповедника непродолжительное слово, в котором слове можно приветствовать и поздравлять Их Величество ото всех чинов народа.

14) По окончании слова и литургии да будет Ее Величество поклоняема и поздравляема от духовных и от всех свецких чинов благочинно. Потом неволит шествовать из церкви, провождаема всеми первейшими чинами, как и в церковь.

15) Егда изволит выступить из церкви, тогда надлежит быть третией пальбе, подобной первым, и звону во все колокола в соборе и во всех монастырях и приходских церквах до вечерни. И тако кончится церковная церемония.

А в собор Архангельской и в Вознесенской монастырь отправятся два архиерея, которые встретят Ее Величество с [334] крестом в соборе на паперти, а в монастыре в воротах монастырских. Поднесши же крест к целованию, предыдут пред Ее Величеством с крестом в церковь. И когда станет Ее Величество посреде церкви, тогда прочтется от диакона ектения, по данной из Синода форме, и от архиерея отпуст. Поток возгласится от диакона, по данной же из Синода форме, многолетие. Тем временен Ее Величество взводит поклониться к мощам царевича Димитрия и во гробам предков Императорского Величества; потому же и в Вознесенском монастыре. А для утруждения тогдашнего Ее Цесаревина Величества, дабы кто не дерзнул из церковников, или из монахинь, ниже сами архиереи подходят к руке Ее Величества, о сем подтвердить из Синода накрепко. Потом изволить Ее Величество со славою шествовать к Красному крыльцу и в дом свой с миром.

V.

22 марта 1724 прибыл в Москву император, а 27-го и императрица, и остановились в Преображенском. С этого момента начались особенно спешные приготовления в коронации. «Генеральша Балк уверяла, сообщает Берхгольц в своем Дневнике под 10-м числом апреля, что коронование императрицы будет не прежде, как через две недели. Императору, говорят, хотелось, чтоб оно было через неделю, в день рождения герцога (голштинского), но оказалось, что невозможно справиться со всеми приготовлениями. По словам генеральши, и платья дам едва ли могут быть готовы прежде двух недель, а что касается до 24-х дам, которые должны явиться на коронацию в робах, то они будут назначены лишь завтра. Ни одной даме не позволено быть в совершенно золотом платье, потому что это предоставляется только императрице; но золото и серебро вместе они могут употреблять, и имеют право из серебряной материи делать платья, относительно богатства какие им угодно».

18-го апреля объявляли с барабанным боем, чтобы к будущему воскресенью все большие улицы были вымощены, а маленькие выложены бревнами и вычищены, из чего некоторые выводили, что коронация будет в этот день. [335]

21 и 22 апреля все иностранные и русские купцы должны были присылать своих лошадей в князю Меншикову, который 60 самых лучших из них приказал выбрать на время коронации для вновь учрежденной роты кавалергардов. Некоторые купцы должны были дать от 4-х до 6-ти лошадей, а у других, собственно для себя, не осталось ни одной. Владельцам выбранных лошадей запрещено выезжать на них до коронации. Впрочем, 30-го апреля, распоряжение о лошадях иностранных купцов было отменено, так как всех лошадей должны были поставить русские вельможи и купцы.

Одновременно шли приготовления и в самом Кремле. Здесь тоже спешно готовились по всем частям согласно с выработанным церемониалом.

На площади, перед императорским дворцом, для коронационного шествия устроены были два помоста, шириной каждый 15 футов. Один из них вел от Красного крыльца до Успенского собора, а другой от Успенского собора до собора Архангельского. Оба помоста были украшены перилами и устланы «хорошим» красным сукном.

Богатство и великолепие внутреннего убранства Успенского собора вполне отвечало общему блеску всей церемонии ⁶. Посредине собора, против алтаря, был утвержден трон. Он представлял собою четырехугольное возвышенное место в три аршина вышиной и по шести аршин шириной и длиной. На возвышение это вели двенадцать ступеней. Весь трон был поволочен и украшен живописью. Пол его и ступени обиты были кармазинным бархатом с золотыми галунами. Вокруг трона и по обеим сторонам ступеней до самого низа укреплены были перила, в три фута вышиной, из различных фигур и резьбы. Над троном висел большой великолепный балдахин четырехугольный, из карамазинного бархата, богато обложенный золотом, с вышитыми гербами внутри: «вышит был герб Всероссийской орел черной, у которого на грудях святый Георгий, в круг его кавалерия с крестом [336] святого Андрея. А по сторонам того Всероссийского герба, шесть гербов: Киевской, Владимирской, Новгородской, Казанской, Астраханской и Сибирской, каждой своим надлежащим колером вышит». Балдахин этот был прикреплен в средине свода веревкой в руку толщины, обитою парчой, и четырьмя золотыми шнурами, протянутыми от его углов. Под балдахином, на самом троне, были поставлены два кресла, - одно по правой стороне для императора, другое по левой стороне для императрицы, - последнее с ручками. Оба кресла были древней работы и богато украшены драгоценными каменьями. Направо от кресла императора, на троне же, был поставлен длинный стол для императорских регалий. Стол накрыт был великолепною золотой парчой, спускавшеюся до самого пола, с вышитыми по ней воронами. - Все пространство от трона до алтаря устлано было дорогими золотыми коврами. По обеим сторонам от трона до алтаря были поставлены скамьи для архиереев и духовных властей, обитые кармазинным сукном. Близь клироса устроены были места для императора и императрицы, где они должны стоять во время литургии. Места эти как внутри, так и снаружи обиты были золотою парчой, а под ногами алым бархатом с золотым позументом, и украшены богатыми золотыми подушками.

Вокруг трона были устроены особые места для всех участвовавших в церемонии. Между двумя большими столбами, с правой стороны трона приготовлено было богато украшенное возвышение, обтянутое золотыми и серебряными материями, с которого государыни цесаревны потом смотрели на церемонию коронации. С этой же стороны трона, немного ближе ко входным дверям, позади обыкновенного императорского места, было устроено отдельное место для герцога голштинского. По левой стороне обыкновенного царицына места было устроено, в форме амфитеатра, особое возвышенное место для пяти дам, назначенных следовать за императрицей и нести шлейф ее, когда она выйдет из кареты при посещении Вознесенского монастыря. Для этого были назначены супруги генерал-лейтенантов Ягужинского и Матюшкина и генерал-майоров Гинтера, Балка и князя Трубецкого. У южных дверей собора было сделано возвышение, длиной 12 футов и шириной 8 футов. На нем должны были стоять шесть генерал-майоров: Чекин, Волков, Ушаков, князь Юсупов, Салтыков и [337] контр-адмирал Синявин. Они назначены были нести балдахин над императрицей, во время следования ее из Успенского в Архангельский собор. Богато устроенный балдахин был укреплен на шести серебряных столбиках, украшенных орлана с коровами, по восьми на каждом, и вызолоченными цветниками, по четыре на каждом. С балдахина спускались золотые снуры и кисти. У западной стены собора устроены были амфитеатром две галлереи. Одна с правой стороны, перегороженная, для генералов и других знатных особ, а за перегородкой для знатных дам и девиц. Левая галлерея, тоже перегороженная, назначалась для иностранных послов и министров и за перегородкой для прочих господ и кавалеров иностранных. Галлереи эти оканчивались перилами и были обиты богатыми обоями. Подобные же этим галлереи были построены по обеим продольным стенам собора для всех знатных обоего пола особ, а пред ними несколько ниже имелись места для депутатов городов и знатных офицеров. Всем этим особам, допущенным присутствовать в соборе при коронации, выданы были билеты и предписано было в каких являться платьях: «все они должны быть: дамы в богатых парчовых робах, а кавалеры в кафтанах, вышитых золотом и обкладенных галунами». - «Словом, замечает Голиков, для сего знаменитого праздника употреблено было монархом все возможное великолепие и пышность, каковой еще во всю жизнь его величества не было подобной».

Все эти приготовления потребовали значительного временя, так что не смотря на желание императора как можно скорее короновать супругу, совершение церемонии стало возможным лишь в мае 1724 года.

5-го мая Москва узнала наконец день давно ожидаемого торжества. В этот день по городу стали ездить трубачи и литаврщики и возвещать о короновании императрицы, назначенном на четверг 7-го мая ⁷. Берхгольц слышал от камер-пажа императрицы, будто ее величеству хотелось, чтобы коронацию отсрочили до воскресенья; но император никак не соглашался на это, желая, чтобы поскорей все было кончено. [338]

Так как в церемонию входило и причащение св. Таин за обеднею после коронования, то императрица заранее начала говеть, поститься и готовиться к великому таинству.

6-го мая, накануне церемонии, продолжали извещать по всей Москве о предстоявшем на другой день короновании государыни. Около пяти часов дня прибыли в Кремль царевны, а позднее их прибыла в кремлевский дворец и императрица из летнего Преображенского дворца. Между прочим путь ее лежал через Немецкую слободу, где жило голштинское посольство с герцогом во главе. Проезжая мимо посольского дома, по словам Берхгольца, императрица милостиво отвечала на поклон герцога и внимательно смотрела на триумфальные ворота, устроенные им в честь ее к завтрашнему дню; врата эти, говорит он, задуманы и исполнены очень хорошо и возбуждают всеобщие похвалы; стоили они герцогу много, потому что он для императрицы не жалел денег.

Вечером этого дня во всех церквах Москвы совершено было всенощное бдение, обыкновенное перед коронациею.

VI.

7-го мая, в самый день торжества коронации, рано утром дан был сигнал из пушек с площади и с бастионов всех сторон вокруг города для оповещения всех персон и полков, назначенных к церемонии. По сигналу оба полка гвардии и несколько армейских баталионов пришли в Кремль и были поставлены в строю на Ивановской площади, под командою генерал-бригадира и гвардии майора Румянцева. У самого же пути, по которому должно было следовать церемониальное шествие, по обеим сторонам были выстроены гвардии гренадеры. В тоже время знатнейшие особы и все назначенные к церемонии собирались в большой дворцовой зале.

В начале 9-го часа утра, с колокольни Ивана Великого раздался торжественный благовест в большой колокол. В Успенский собор прибыли архиереи и духовные власти и отправили молебен о здравии императора и императрицы. По окончании молебна, совершены были часы, и затем все духовенство в великолепных облачениях вышло в дверям церковным и здесь ожидало высочайшего шествия. - Внутренность собора [339] блистала от множества зажженных восковых свечей. Особенно выделялось великолепное, огромное Морозовское серебряное паникадило; оно висело среди собора и было украшено множеством золоченых свечей.

Между тем во дворце в столовой зале все собравшиеся ожидали высочайшего выхода. Когда все было готово, император вышел из своих покоев в летнем кафтане небесно-голубого цвета, богато вышитом серебром руками императрицы, в красных шелковых чулках и в шляпе с белым пером. Когда императрица окончила свой убор, и все чины заняли свои места, началось торжественное шествие в собор по заранее определенному церемониалу.

Впереди шла половина недавно сформированной роты кавалергардов, в сапогах со шпорами и с карабинами в руках. За ними шли под предводительством своего гофмейстера, двенадцать пажей императрицы, все в зеленых бархатных кафтанах, парчовых камзолах, в белокурых париках и с белыми перьями на шляпах. За ними следовали четыре взрослых пажа или деньщика императора. Затем шел первый церемониймейстер, бригадир Шувалов, имея в руках жезл своего достоинства, во главе лифляндских, эстляндских и прочих депутатов от провинций, также бригадиров, генерал-майоров, всего генералитета и других должностных лиц, «в тех ротах находящихся». За ними шли оба герольдмейстера Плещеев и граф Санти, со знаками своего достоинства в руках и в церемониальных платьях из кармазинного бархата с вышитыми золотом императорскими гербами. После этого несены были императорские регалии на богатых золототканых подушках. Впереди императорскую мантию несли на двух подушках тайные советники князь Голицын и барон Остерман. Мантия эта сделана была из золотого штофа с вышитыми по нему двуглавыми орлами и подбита горностаями чудной белизны; грифы ее, которыми она застегивалась спереди, были сделаны из множества больших бриллиантов. За мантией князь Долгоруков нес на подушке державу Мономахову, а действительный тайный советник граф Мусин-Пушкин нес не подушке же Мономахов скипетр. За ними генерал граф Брюс на подушке нес новую великолепную императорскую корону. Корона эта, как мы уже знаем, устроена была [340] по указу Императора Петра I, нарочно для коронования императрицы Екатерины I. Верх ее был сделан сквозной, крестообразным переплетом. Венец ее был весь осыпан драгоценными каменьями, которых было 2564. Особенно замечателен был в этой короне дал или рубин величиною больше голубиного яйца; он вставлен был на самом верху венца под бриллиантовым крестом, вместо глобуса; камень куплен был в Пекине русским послом, по указу царя Алексея Михайловича. Для украшения императрицыной короны Петр I приказал вынуть еще довольное число алмазов из своей державы. - За короной шел верховный маршал граф Толстой с маршальским серебряным жезлом в руках: на верхнем конце жезла красовался золотой двухглавый орел, и над ним изумруд величиной с яйцо. Затем шел Император, а немного позади его, по обе стороны, шли два ассистента генерал-фельдмаршалы князь Меншиков и князь Репнин. Вслед за государем следовала императрица под руку с герцогом голштинским. Императрица была в богатейшем платье, сделанном по испанской моде и в головном уборе, осыпанном драгоценными камнями и жемчугом. Платье на ней было из пурпуровой штофной материи с богатым и великолепным золотым шитьем; шлейф его несли пять статс-дам - княгиня Меншикова, графиня Головкина и Брюсова, генеральша Бутурлина и княгиня Трубецкая. По обеим сторонам императрицы шли два ассистента генерал-адмирал граф Апраксин и канцлер граф Головкин, а немного позади шли генерал-прокурор Ягужинский и генерал-майор Мамонов. По обеим сторонам дам, несших шлейф, шли друг за другом камергеры и кавалеры двора императрицы. Непосредственно за ними, по свидетельству Берхгольца, следовали шесть статс-дам императрицы: Олсуфьева, Кампенгаузен, Вилльбуа, сестра княгини Меншиковой, Волынская и сестра ее девица Нарышкина, все в богатых платьях. Затем шли попарно прочие дамы, принадлежавшие в свите императрицы, именно тринадцать замужних и двенадцать незамужних, за ними некоторые придворные кавалеры, полковники, офицеры и дворянство, назначенные по церемониалу. Заключала шествие другая половина императорских кавалергардов.

Когда началось церемониальное шествие из императорского дворца, с колокольни Ивана Великого раздался звон во все [341] колокола. Стоявшие в строю по площади полки отдали честь шествию ружьем, барабанным боем, музыкой и преклонением знамен.

Когда императорские регалии приблизились к дверям Успенского собора, то архиереи и духовенство вышли из храма, чтобы встретить их на ступенях входа. Первенствующие из архиереев, преосвященные Новгородский Феодосий и Псковский Феофан, почтили их каждением и окроплением святою водой. Когда взошли на ступени император и императрица, то преосвященный Новгородский поднес их величествам святой крест для целования, а Псковский окропил их святою водой. При вступлении духовенства и их величеств в собор, певчие запели 100-й псалом Милость и суд воспою Тебе, Господи.

Вошедши в собор, духовенство заняло свои места у скамей, приготовленных для него. Капитан и поручик кавалергардии, генерал-поручик Ягужинский и генерал-майор Дмитриев-Мамонов стали по обеим сторонам внизу трона, а два другие офицера кавалергардии, бригадир Леонтьев и полковник князь Мещерский, по обеим сторонам среднего приступа при всходе на трон; все четверо имели в руках знаки своего достоинства. Два герольдмейстера взошли на трон впереди несших регалии; последние были положены на приготовленный стол, и потом герольдмейстеры стали по обеим сторонам первых ступеней трона, а несшие регалии стали по старшинству на ступенях трона.

Герцог Голштинский довел императрицу до трона и удалился на назначенное для него место. Император взял под руку супругу и возвел ее на трон. Ставши на троне, их величества милостиво поклонились присутствовавшим. Император отдал шляпу князю Меншикову, и подал знак императрице сесть на приготовленный для нее стул, «но она, передает Берхольц, не хотела исполнить этого до тех пор, пока его величество наперед сам не сед на свой стул по правую сторону». За их величествами сели и архиереи на приготовленных для них местах. На троне остались четыре ассистента-князья Меншиков и Репнин и графы Апраксин и Головкин, - стоявшие немного позади кресел императорских. Дамы, несшие шлейф мантии, заняли места позади кресел императрицы. Верховный маршал, с жезлом в руках, стал [342] на нижней ступени трона. Все прочие особы заняли определенные ин места. «Все происходило с великим порядком».

Когда окончилось пение псалма и умолк колокольный звон, их величества встали с своих кресел, и император, взяв в руки скипетр, лежавший на столе вместе с другими регалиями, повелел верховному маршалу графу Толстому пригласить на трон архиереев и прочие власти. Когда приблизилось духовенство, император следующею речью предложил ему совершить коронование императрицы. Он сказал, обратившись к архиереям: «Понеже намерение наше из публикованного манифеста вашего о короновании нашея любезнейшия супруги уже всем известно, того ради извольте оное ныне совершить по чину церковному».

Выслушав эту речь, архиереи приступили в совершению священнодействия. Первенствующий среди них, архиепископ Новгородский Феодосий, подошедши к императрице, произнес следующую речь, приглашая Государыню исповедать православную веру вслух всех: «Благочестивейшая великая государыня императрица! понеже благоволением Божиим и его императорского величества, нашего всемилостивейшего государя, вашего же вселюбезного супруга изволением, имеет ныне в сем первопрестольном храме совершиться императорское ваше коронование и святым миром помазание: того ради по обычаю древних христианских монархов, и Богом венчанных ваших предков, да соблаговолит величество ваше вслух верных подданных ваших исповедать православно-кафолическую веру. Како веруеши?»

На это приглашение императрица прочитала вслух Символ веры, а тот же архиепископ вслух произнес: «Благодать Пресвятого Духа да будет с тобою»; прочие архиереи тихо повторили тоже самое.

После этого тотчас же началось совершение самого чина коронования.

«И по прочтении от ее величества символа православные веры, ее величество изволила на уготованной подушке стать на колени, архиерей же осеня верх главы ее крестообразно и положа руку на главу ее, прочитал молитву сию во услышание [343] всем, без шапки: Господи Боже наш, Царю царствующих и Господи господствующих» ⁸.

По прочтении молитвы, императрица встала; преосвященные же архиереи Новгородский и Псковский взяли со стола императорскую мантию и поднесли ее императору, а император, не выпуская из руки своей скипетра, возложил ее, при помощи ассистентов, на императрицу.

После этого императрица снова преклонила колена, а архиепископ прочитал вторую молитву Тебе единому Царю человеков.

По окончании молитвы те же преосвященные поднесли императору корону, которую государь, не выпуская же скипетра, возложил на главу императрицы, стоявшей на коленах, а придворные дамы прикрепили корону. Архиепископ, осеняя главу ее, произнес: Во имя Отца и Сына и Святого Духа. «У ее величества в это время по лицу скатилось несколько слез», замечает Берхгольц. После этого архиепископ поднес державу, которую император вручил государыне. «Государыня вслед за этим, говорит тот же автор, обратилась к его величеству императору и, преклонив правое колено, хотела как бы поцеловать его ноги, но он, с ласковою улыбкой, тотчас же поднял ее».

Когда император и императрица, в короне и регалиях, детали на своих местах, певчие запели многолетие. В это время начался торжественный звон колоколов на Иване Великом, а по сигнальному выстрелу из пушки, поставленной перед собором, раздался генеральный залп из всех орудий, находившихся в городе, и загремел беглый огонь всех полков, расположенных на дворцовой площади. Духовенство и все особы, присутствовавшие в соборе, засвидетельствовали ее величеству свое поздравление трикратным поклонением.

Духовенство тотчас же сошло с трона и удалилось в алтарь. Император передал скипетр, а императрица державу - тем лицам, которые несли их в процессии, и они снова положили их на стол. После этого император и императрица в короне и мантии вместе сошли с трона и разошлись на свои обыкновенные царские места. Император шел впереди, а по сторонам его, немного позади, князья Меншиков и [344] Репнин. Императрица следовала за государем в сопровождение своих ассистентов, графов Апраксина и Головкина. Впереди их величеств шел верховный маршал граф Толстой, проводивший их до мест и ставший на первой ступени от алтаря, против императрицы. Ассистенты стали у мест их величеств, а дамы, несшие шлейф, в меньшем амфитеатре по левую сторону государынина места.

Началась литургия. Во время совершения ее императрица для облегчения снимала корону, которую тогда держал тайный кабинет-секретарь Макаров.

Когда начали пение запричастного стиха, тогда от места императрицы до царских дверей был постлан двоеморховый кармазинный бархат, сшитый в два полотнища, а у самых царских дверей, поверх бархата, постлан был золотой парчовый ковер, а на нем положена золотая подушка.

По окончании запричастна, император подошел к государыне и, взяв ее за руку, подвел ее в короне и мантии по разостланному бархату к царским дверям. Здесь императрица сняла корону и стала на положенную подушку на колена. В это время второй архиерей принес на блюде святое миро в древнем сосуде, а первый архиепископ, омочив во святое миро сучец, помазал государыню крестообразно на челе, на персях и на обеих руках, произнося при каждом помазании: Печать дара Духа Святою; другой архиерей отер помазанные места чистою хлопчатою бумагой, каковую и сжег в горне алтарном. Вставши, императрица отошла к левой стороне. Протодиакон, стоя в царских дверях со святою чашей, возгласил: Со страхом Божиим и верою приступите. Императрица снова подошла к царским дверям, и здесь первый архиерей причастил ее Святых Таин, а два другие архиерея поднесли ей антидор и теплоту. После этого два соборные протопопа, Успенский и Благовещенский, поднесла золотую лахань, а Троицкий архимандрит - золотой рукомойник с водой для умовения уст и рук; архимандриты Чудовской и Симоновский подали утиральник.

По причащении, государь и государыня в прежнем порядке направились к своим обычным церковным местам. В это время за стенами собора снова раздался звон колокольный и загремел второй залп из пушек и ружей. [345]

Литургия продолжалась обычным порядком. По окончания ее архиепископ Псковский Феофан произнес слово, «в котором духовный сей вития изобразил прекрасною кистью все ее величества добродетели, и коль она достойна учиненные ей от Бога и от великого супруга своего сея награды, и заключал поздравлением их величествам от лица чинов российских и народа».

* * *

Этим и закончился чин церковного коронования. Тотчас же последовало шествие в собор Архангельский. Между прочим, император, по слабости здоровья, не принял участия в этом шествии, но прямо проследовал из Успенского собора во дворец. Во дворец же вернулись и царевны вместе с герцогинями курляндской и мекленбургской и оттуда смотрели на церемониальное шествие.

Верховный маршал граф Толстой приказал церемониймейстерам устроить шествие из Успенского собора в Архангельский по предписанному порядку. Участвовали в этом шествии те же лица и в том же порядке, как и при следовании императрицы из дворца в Успенский собор.

Впереди шли кавалергарды. Государыня шла с короной на голове и в императорской мантии и ведена была герцогом Голштинским под богатым балдахином с золотым шитьем и такою же бахрамой. Держался он на шести серебряных столбиках и несен был шестью генерал-майорами. Четыре флотских лейтенанта придерживали его еще с боков, чтоб он не подавался ни в какую сторону. За государыней шли пять статс-дам, несших шлейф, шесть придворных дам, прочие дамы, которые были в робах и двенадцать пажей. Адмирал Апраксин и канцлер Головкин, вместе с двумя старшими офицерами кавалергардии, шли по сторонам императрицы.

Князь Меншиков, шедший позади государыни, бросал в народ золотые и серебряные медали, выбитые по случаю коронации. За ним несли их два коммиссара в больших красных бархатных мешках, на которых вышит был императорский орел. Медалей этих приготовлено было на сумму более 15.000 рублей. [346]

Когда императрица вышла из собора, в третий раз зазвучали колокола и загремели орудия вместе с трубами и литаврами.

У дверей Архангельского собора императрицу встретил один из архиереев, с крестом в руках, окруженный духовенством в богатых облачениях. Герцог и дамы остались вне собора. В соборе протодиакон прочитал ектению и возгласил многолетие. Императрица приложилась к святым иконам, святым мощам си. благоверного царевича Димитрия и поклонилась гробам почивающих в соборе российских государей.

Выйдя из собора в сопровождении герцога, императрица направилась в карете, церемониальным шествием, в Вознесенский монастырь для поклонения почивающим там российским государыням. Герцог остался у дворца ожидать возвращения государыни.

Церемониальный поезд в Вознесенский монастырь следовал в таком порядке.

Впереди ехал генерал-поручик Ягужинский с половиной кавалергардов верхом; здесь же были и музыканты, игравшие во время пути в серебряные литавры и трубы. За ними шли пешие 24 придворных лакея, по четыре в ряд, и двенадцать пажей с их гофмейстером. Далее в парадной придворной карете ехал верховный маршал с пажами. За ним следовала императрица в богатейшей карете, перед которою шли четыре скорохода. По обе стороны кареты шли камергеры и другие придворные чины императрицы на двора и шестнадцать гайдуков. Берхгольц, описывая карету государыни, замечает, что это была огромная машина с богатой позолотой в живописью. Делали ее, говорят, в Париже, в она в середине, на верху кузова, украшалась серебряною вызолоченною императорскою короной. Императрица своею - большою мантией заняла почти всю внутренность этой машины. Карету везли восемь прекрасных лошадей. Возле кареты верхом ехали генерал Ласси и два герольда и бросали в народ на обе стороны дороги золотые и серебряные медали. За ними следовали шесть придворных арапов, одетых, как и все придворные служители, в богатые новые ливреи, блестевшие золотом и серебром. Далее следовала другая карета в шесть лошадей, [347] в которой ехали ассистенты императрицы графы Апраксин и Головкин с пажами; они назначены были вести императрицу в монастырский храм, вместо герцога Голштинского. Заключала поезд другая половина кавалергардов.

Поклонившись гробам российских государынь, императрица в прежнем порядке возвратилась ко дворцу. У Красного крыльца ее встретил герцог голштинский, который и проводил ее во дворец, под балдахином, в сопровождении тех же лиц и в том же порядке, как совершались предыдущие шествия. Во дворце императрица снова приняла поздравления, как от императора, так и ото всех чиновных особ.

VII.

Этим и закончился коронационный выход, но не закончились еще коронационные торжества.

В этот же день в Грановитой палате состоялся парадный обед. В этому обеду палата была великолепно украшена, и в ней приготовлены были пять столов. На возвышенном месте, под богатым балдахином, стоял императорский стол. По левую сторону его накрыт был отдельный небольшой стол для герцога Голштинского. На некотором расстоянии от этого стола был приготовлен стол для девятнадцати знатнейших пастырей. По правую сторону от императорского стола был стол для знатнейших светских особ, а против стола для духовенства - для дам и фрейлин. По левую сторону дверей поместился оркестр музыкантов.

Государь и государыня последовали к столу со всею императорскою помпой, в предшествия церемониймейстеров, двух обер-шенков, (из которых младший граф Андрей Апраксин имел звание обер-форшнейдера), обер-гофмейстера графа Олсуфьева и обер-маршала графа Толстого с их жезлами.

Когда их величества взошли на свой трон, первенствовавший архиерей благословил трапезу их, и все сели на своих местах. Перед императорским столом стали с правой стороны обер-маршал, с левой - гоф-маршал, а по обеим сторонам возле трона - генерал-лейтенант Ягужинский и генерал-майор Мамонов. Обер-шенк Апраксин разрезывал кушанья при императорском столе. Два генерал-адъютанта, [348] камергер Нарышкин и Астраханский губернатор Волынской, прислуживали («стояли для перемены тарелок») императору, а камергеры Монс и Балк - императрице. Знатные же придворные и военные чины прислуживала и в других случаях во время обеда; кушанья носили подполковники в предшествии у каждой перемены церемониймейстеров, обер-гофмейстера и обер-маршала. Весь столовый прибор, чаши, блюда, соусники, тарелки, ножи и проч., были из чистого золота. В продолжение обеда играл большой оркестр, состоявший из сорока слишком музыкантов под управлением герцогского первого скрипача Гюблера. При питии здравиц, раздавалась кроме того пушечная пальба.

В то же время перед дворцом на Ивановской площади, на двух рундуках приготовлены были для народа два жареные быка, начиненные всяких родов птицами, а по сторонам из двух фонтанов текли в бассейн красное и белое вина.

Пред окончанием обеда князь Меншиков встал с своего места и из красного бархатного мешка, который нес за ним статс-коммиссар Принценштиерн, начал раздавать всем присутствовавшим большие золотые медали, весом от 10 до 12 червонцев, выбитые для сей коронации. С одной стороны медалей изображены были портреты государя и государыни с надписью: Петр император, Екатерина императрица. На оборотной стороне был изображен император, возлагающий ворону на главу супруги, с подписью: Коронована в Москве, а внизу год 1724.

Между прочим, некоторые любопытные подробности коронационного обеда записал Берхгольц. По его словам, столы были два раза уставляемы кушаньями. «После первой подачи князь Меншиков роздал медали. В это время обе царевны и обе герцогини вышли из своей ложи и отправились, без сомнения, так же кушать. После того за всеми столами пили первый тост - за здоровье императора. Во второй раз на столы поданы были одни сласти, при чем на столах императора и его высочества (то есть, герцога Голштинского) переменили скатерти (которых накрыто было две, одна на другую), салфетки, ножи и вилки. В то же время отдан был народу большой жареный бык, стоявший перед дворцом среди площади, на высоком, обитом красным холстом, помосте, на [349] который со всех сторон вели ступени. По обеих сторонам его стояли два фонтана, которые били, вверх красным и белым вином, нарочно проведенным, посредством труб, с высокой колокольни Ивана Великого под землю и потом прямо в фонтаны, для сообщения им большей силы. Народ и солдаты веселились при этом на славу, и его величество император сам несколько времени с большим удовольствием смотрел на них из окон, радуясь в то же время случаю, который позволил ему наконец встать на несколько минут и освободиться от долгого сиденья. Он сам обнаружил это, сказав, что продолжительное и уединенное сиденье за обедом, должно быть, выдумано в наказание большим господам. Когда государь сел опять в свое кресло, начали пить и за здоровье императрицы. После того их величества встали, и все сидевшие за столами последовали их примеру. Весь обед продолжался около двух часов. Через полчаса их величества в прежнем порядке вышли из обеденной залы, и герцог провел императрицу до ее комнаты».

Коронационный день окончился иллюминацией Москвы.

На другой день, 8 мая утром, императрица в кремлевском дворце принимала, в торжественной аудиенции, оффициальные поздравления по поводу совершившегося коронования. Поздравление приносили герцог Голштинский, иностранные министры и все знатнейшие русские духовные и светские особы. Государыня сидела на троне, окруженная с одной стороны сенаторами, генералами и другими знатными лицами, а с другой дамами. После герцога и его свиты подводимы были к трону и целовали руку государыни сначала все иностранные министры, потом царевны, за ними все знатные дамы и кавалеры, и наконец так же некоторые иностранные купцы. В числе поздравителей находился и сам император. Он, как генерал и полковник гвардии, по порядку старшинства принес свое поздравление императрице, поцеловав ее в руку и в губы.

По окончании этой церемонии, вечером, государыня оставила Кремль и проехала через весь город в Преображенский дворец. Император уехал из Кремля еще вечером в день коронации.

10 мая императрица в кремлевском дворце снова принимала поздравления от лиц, неуспевших исполнить это [350] раньше. В мот же день во дворце состоялся обед, а вечером происходило большое торжество, и в заключение сожжен был великолепные фейерверк. Не думаю, говорить Берхгольц, чтоб бывало на свете много подобных ему.

11 мая, поутру, повещено было с барабанным боем, чтобы к полудню все верейки и боты собрались на назначенном месте, потому что императору хотелось со всем двором и некоторыми вельможами повеселиться за городом и предпринять поездку водой вплоть до старого царского дворца в селе Коломенском.

В Походном журнале этого дня отмечено, что «его императорское величество и ее величество государыня императрица, и их высочества государыни цесаревны, и все министры и духовные особы путь восприяли в Коломенское; и его императорское величество и ее величество и министры ночевали под Кожуховым, на лугу, в шатрах, а их высочества поехали прямо в Коломенское».

12 мая император поехал из Кожухова водой; кушал под Перервой и прибыл в Коломенское. В этот же день прибыл туда и герцог Голштинский.

14 мая, в день Вознесения, императорская фамилия после обеда возвратилась из Коломенского в Москву, а 16 закончились и все торжества коронации. За все эти дни сожжено было несколько фейерверков, даны были маскарады, театральные представления и различные другие увеселения. В то же время император изливал свои милости на подданных, соразмерно заслугам и положению каждого.

16 июня, утром, император выехал из Москвы в Петербург, а 21, оправившись после болезни, последовала за ним и императрица.

Так совершилось в Москве первое императорское коронование и вместе первое коронование супруги Русского государя.

(Окончание следует).

Григорий Георгиевский.

Комментарии

1. История России с древнейших времен, С. Соловьева, т. XVIII, М. 1868, стр. 243-244.

2. Самозванческая затея, кощунственно выразившаяся в возложении царского венца на голову Марины Мнишек, конечно, не может считаться коронованием и служить прецедентом.

3. Манифест был составлен в следующих выражениях:

«Понеже всем ведомо есть, что во всех христианских государствах непременно обычай есть потентам супруг своих короновать, и неточно ныне, но и древле право у славных императоров греческих сие многократно бывало, а именно: император Василиск супругу свою Зиновию, император Иустиниан супругу свою Люпицию, император Ираклий супругу свою Мартинию, император Лев Премудрый супругу свою Марию императорским венцем короновали, и прочие тоже чинили, о которых здесь пространно изображать за потребно не рассудили.

«И понеже не неведомо есть, что в прошедшей двадцатиединолетней войне коль тяжкие труды и самой смертной страх отложа собственной нашей персоне за отечество наше полагали, что с помощию Божиею и окончали, что еще Россия так честного и прибыточного мира не видала и во всех делах славы такой никогда не имела, в которых вышеписанных наших трудах наша любезнейшая супруга, государыня императрица Екатерина великою помощницею была, и не точию в сем, но и во многих воинских действиях, отложа немощь женскую, волею с нами присутствовала, и елико возможно вспомогала, а наипаче в Прутской баталии с Турки (где нашего войска 22,000, а Турок 270,000 было) почитай отчаянном времяни, как мужески, а не женски поступала, о том ведомо всей нашей армее, и от них несумненно всему государству. Того ради данною нам от Бога самовластию за такие супруги нашея труды коронациею Короны почтить, еже Богу изволившу, нынешние зимы в Москве имеет совершено быть. Сие наше намерение объявляем всем нашим верным подданным, к которым мы нашею императорскою милостию неотменно благосклонны пребываем».

4. Дневник камер-юнкера Берхгольца, 4-я часть, М. 1863, стр. 43.

5. Полное собрание постановлений и распоряжений по ведомству православного исповедания Российской империи, том IV, Сиб. 1876.

6. В «Описании коронации» замечено: «соборная церковь, где коронации церемония отправлена быть имела, украшена была всяким дражайшим убором, сколько по греческому закону позволяется (ибо по греческому закону не позволено образы святых какими шпалерами или иными украшениями покрывать)». (4 стр.).

7. День того торжества объявлен был народу от кабинет-секретаря, пред которым ехал офицер с шестью трубачами, и с двумя литаврщиками. «Житие Петра Великого» пер. Писарева, Спб. 1772, стр. 470.

8. Описание коронации Ее Величества Императрицы Екатерины Алексиевны, Москва, 1724.