БАРШ Я. С.

“ЮРНАЛ”

вице-адмирала Я. С. Барша

Часть первая.

1707-1725

Марта 20 вышли в море и пошли.

Апреля 25 пришли в Копенгагин и тут нашли России лежащей карабль “Рандольф”. На оном капитан Наум Сенявин, которой был посылай в Амбург ради взятья /л. 24 об./ пруской золотой яхты ¹⁰ да галанской тореншоут, которые приведены и лежат тут же.

Я же в то время определен на ту прускую яхту командиром, а на тореншоуте гварди(и) — сержант Колокольное, которой от государя оставлен был в Галанди(и).

В первых (числах) майя пошли в путь наш, при сем и линия. И положено во время, когда подлежит, брать на буксир яхту и тореншоуту.

И майя в первых числах прибыли благополучно в Ревель, и с репортом поехал капитан Сенявин. Мы же ожидали указу и в последних (числах) майя капитан Сенявин возвратился, привез указ, чтоб “Армоиту”, яхте и тореншоуте следовать х Кронштату, а ему, взяв всю ревелскую эскадру и старее себя капитанов под свою команду, иттить в море и искать вышедших швецких карабля, дву фрегатов и брегантины.

Мы же пошли х Кронштату и прибыли благополучно. Его царское величество изволил прибыть с министрами на яхту и изволил веселитца, и приказал мне иттить с яхтой и тореншхотой к Питергофу, куда я и прибыл. И его величество и государыня изволили прибыть, и пошли в Питербург и прибыли благополучно, и на третей день изволил государь прибыть со всей фамилией, министры и дамы, и кушал на яхте, и пошли вверх по Неве под парусами, и, дошет до Кансов, приказал государь на нис лавировать, понеже ветр был вест, и когда к ветру держать стали, и яхта оверштаг не пошла, испробовали три раза, не оборотилась и нанесло на плоты, шверец переломило, топ-зеил и грот изорвало, и все, испужась, съехали с яхты, я же ея оттянул и стал на якорь. И, послав в Адмиралтейство, в ту же ночь все починили и к утру пришел с яхтою /л. 25/ и лег против стараго Зимнего дворца, и по утру ж его величество изволил приехать и о всем спрашивал, и на другой день изволил приехать с [30] вице-адмиралом Крюйсом, и приказал ему от меня яхту принять, и изволил свою полу кафтана взять вице-адмирала то и мою, и сказать про меня: “он ее привел сохранно (й) и отдает тебе, я же тебе отдаю; содержи и сохрани ее и чтоб завсегда была в добром состоянии”, и тако я отдав, съехал на берег.

Майя 30 числа быть спуску карабля (и) в то время, как его величество изволил быть в церкви, получена ведомость чрез лейтенанта Антуфеса, (Ошибочно вместо Антуфьева.) что капитан Сенявин взял швецкой карабль “Вахт-местер”, фрегат “Карлис-крон”, брегантину “Вест-Инжи-Шлюп” ¹¹ и было молебное пение, и потом карабль спущен и назван “Исак Викто(рия)”, в 64 пушки, и на оном его величество и государын(я) быть изволили, министеры, дамы и протчие все. В то время на карабле, его величество изволил пожаловать меня капитаном-лейтенантом, да и приезжаго Антуфьева пожаловал же капитаном-лейтенанто(м), и мне изволил приказать быть шафером. Флот же весь как карабелной, так и галерной к походу готовится, и я определен на карабль “Ревель” в 64 пушки, в команду капитана Ивана Сенявина и, поехав в Кронштат, явился на карабль.

В июне месяце отправились со флотом от Кронштатцкаго порт(а). Команду имел его величество под вице-адмиралским флагом, контр-адмирал Гордон, шаутбенахт Сиверс, командор Сандерс, и при сем сообщается линия дебаталиа.

/л. 25 об./ Карабль же “Лесной” потонул на рейде, натянули ево на верп-якорь, которой велено светлейшему князю Меншикову поднять. Галерной же флот под командою генерала-адмирала (Ф. М. Апраксина.) в Финляндии, и пришел в Ревель, где совокупились с Ревелской эскадрой под командою командора Фонгофта. И в бытность в Ревеле пожалован в капитаны-командоры Наум Сенявин, которой на карабле “Порчтмоуте” и брейде-вынпел поднял при выстрелах пяти пушек. Протчим же бывшим при баталии даны медали, [31] золотые цепи и денги ¹². И тако пошли со всем флотом от Ревеля, чему при сем линия дебаталиа.

*. Михайлов, Петр. (Петр I).

Июня 27 дня пришли в Ангут со всем флотом и торжествовали с палбою пушечною. И в Ангуте нашли весь флот галерной, и с поставленных в полмесяца галер была палба и мелким оружием, и того же июня 29, потому ж было торжество и пушечна(я) и из мелкаго оружия при разсвечивани(и) флагов палба.

Июля l-ro пошли в море, а галеры под командою генерала-адмирала Федора Матвеевича Апраксина пошли шхерами и в первых числах зашли в Ламелант со всем флотом, да и галерной флот пришел. От нас же от флота посылались крюйсеры кругом. Десятаго числа галерной флот весь пошел во Швецию к Стокгольму и в протчие места, команду имел генерал-адмирал Апраксин ¹³. И галерному флоту при сем линия деботалия приобщаетца.

При том же было множественное число правианских судов и маркетентов. /л. 26/ [32]

[33]

[34]

[35]

[36] /л. 27 об./ От флоту же послан был капитан-порутчик Николай граф Головин на гукоре “Кроншлоте” в Копенгагин ради присмотру аглинского флоту, котораго ожидают шведы на помощь, и как скоро оной флот пойдет в Балтик, то-б он шел наперед с ведомостью ¹⁴. Мы же получаем ведомости, что галерной флот в Швеци(и) и великое разорение чинит, жгут и палят, Нейкопинг, Норкопинг и протчие городы выжгли и получают немалые добычи. Августа 15 определен я был на карабль “Перл” командиром. Оной карабль в 52 пушки и на нем команду принял, понеже капитан-лейтенант Вилбой с того карабля командирован на шняву “Диану” ради посылки во Гданск и с ним два гукора “Соловей” и “Сокол”.

Услыша, что аглинской флот прибыл, то и галерной наш флот возвратился августа в последних числах с великим триумфом. Пришел к нам ко флоту и гукор “Кроншлот” с ведомостью, что агленской флот пошел в Балтик. Мы же со всем флотом пошли из Ламеланта к Ревелю под командою контра-адмирала Сиверса, понеже его царское величество пошел со всем галерным флотом в Питербург шхерами.

Сентября в половине прибыли к Ревелю и получили указ, чтоб всем купленным и у города Архангелскаго построенным караблям остатца в Ревеле, а построенным в Питербурге следовать х Кронштату.

Мы же под командою командора Фангофта остались в Ревеле, а имянпо карабли: “Перл”, “Уриил”, “Варахиил”, “Британия”, прам “Олифант”, “Рандолф”, “Егудиил”, “Селафиил”, “Леспранц”, “Самсон”, шнявы “Берпарт”, “Крюйс”.

В половине сентября завелись в гавань, протчие же под командою контр-адмирала Сиверса пошли х Кронштатскому порту.

Получена ведомость, что аглинской флот и шведкой, соединясь, пришли к Стокгольму и лежат у Далдеров ¹⁵. Я же с протчими ту осень определен был ради /л. 28/ эксаминаци(и) афицеров и содержания криксрехтов и свидетельства правиантов. В ту же осень, в ноябре месяце, валяли большей прам “Алифант” кругом ево вверх дном и великое было мучение, понеже он был велик и широк, что упирался в землю и принимались много раз, и на последок прибылою водою поворотили и, дно выконопатя, через две недели поставили попрежнему.

С начала зимы до вооружения флота был при вышеописанных делах, в марте месяце учинено от Колеги(и) росписание и написан на фрегат “Самсон” командиром.

Апреля в первых (числах) вышла из гавона вся Ревелская эскадра под командою капитана-командора Фангофта, и при сем линиа дебаталиа.

[37] Имянным указом пошли в море к Готланту ради сыску швецких караблей и были у Готланда и у Курлянскаго берега, подаваясь к Данчику и опять пришли к Готланту; и апреля в последних числах уведомились от дву галанских шхипоров, что швецких линейных военных караблей 14 лежат в Далдерах /л. 28 об./ у Стокгольма, да три фрегата и четыре щербота и с однем фрегатом, из оных один шел шхерами немало. И собрана была оп. консилия командующих, на которой положено возвратитца к Дагерорту, чтоб от нас путь не отхватили, и репортовать к генералу-адмиралу, (Ф. М. Апраксину.) и тут смотреть приходящих судов, и от них брать известия.

Апреля 30-го послан я был с фрегатом в Рогорвик ради отвозу о вышеписанном репорта, и, отвести, возвратился к эскадре. С эскадрою же возвратились далее к осту между Утисголма и Рогорвика, я же был послан майя 11 на фрегате в Ревель с писмом к его светлости князю Петру Михайловичю Голицыну, к генералу-маэору и гварди (и)-маэору, понеже он в то время команду имел с полками, и паки возвратился. И отшед от Ревеля, у Карлуса на косу стал подо всеми парусы на мель и нос поднялся на 2 1/2 фута и на каменьях сел фрегат до грот-мачты. И по учинени(и) сигнала пришли два лоц-галиета и стали из него выгружать все пушки, да присланы от князь Петра Михайловича Голицына четыре галеры, на которых гвардии салдаты с капитаном Нейбушем, и фрегат весь выгрузили, два якоря назад завезли и канаты порвали и еще два завезли и навертели тинами и шпилями, да взял людей человек ста два, поставил на нос и приказал на корму бежать и вертеть, то з божиею помощню сошел безвредно, и погрузя все, и налив воду, пошел на другой день поутру и пришел к эскадре благополучно.

Мы же от проходящих судов получали известие, что аглинской флот пришел в Балтик ради соединения с шведцким и возвратились к Партину ¹⁶. Прислан имянной указ, ежели аглинской и швецкой флоты, соединясь, будут к Ревелю, то нам 4 карабля строения города Архангелскаго да моему фрегату иттить в Ревелскую гавань, а командору Фонгофту с протчими х Кронштату. Майя 16 получил ордер, чтобы мне иметь крюсерство против Утис-голма к Финским берегам, а капитану /л. 29/ лейтенанту Трезелю с караблем “Лесперанцом” против Рогорвика, а лейтенанту Вичу с “Весть-инжишлюпа” меж Рогорвика и Наргина. И наикрепчайше подтверждено предосторожность иметь и, ежели вышеозначенные флоты увидим, то палить поминутно и иттить к осту, и в то время учрежденные маяки зажжены быть имеют от Рогорвика, а нам палить по то время, как маяки зажгут. У нас же между собою, ежели неприятель будет не силен, положено быть ниже писанной фигуре:

Нам же даны указы, что-б от аглинскаго адмирала Нориса никаких на собственную его величества персону писем не принимать, а ежели пожелает писать к генералу-адмиралу (Ф. М. Апраксину.) или министрам, такие, приняв, отсылать.

Майя 30-го по полуночи во втором часу, быв я на показанном месте при небольшом тумане, увидели следующих флотов: швецкой и аглинской. А мы в то время дрейфовали и как скоро карабль стали убирать, распуская парусы, поворачивать, то так блиско швецкие карабли были, что из 12 фунтовой пушки можно было ядром достать. И от швецкаго адмирала зделан сигнал трем передним караблям гнать и я, поставя парусы, з божиею помощию стал от них уходить и чинить сигналы палением [38] ис пушек поминутно. Они же, видя что стали отставать, и гнать перестали. И, услыша в Рогорвике мои сигналы, зажгли маяки, которые так были учреждены, что в пять часов уведали в Питербурге. Я же пошел к Наргину, и когда я был между Рогорвиком и Наргина, то я оных уже не видал. Во флотах же видно было аглинских: адмирал 1, контра-адмирал 1, да капитанских вынпелов шеснатцать, /л. 29 об./ шведов было: два адмирала, 1 вице-адмирал, 1 контра-адмирал, 2 командора, 5 капитанских вынпелов. И, пришел за Наргии, капитана-командора репортовал. Он же с эскадрою пошел х Кронштату, а мы с караблями “Урилом”, — капитан Торноут, “Егудил”, — капитан Шмит, “Салафил” — капитан Армитаж, “Варахиил” — капитан Стикман, да я с “Самсоном” пошли к Ревелю. От господ генералов [в Ревеле] послан был к адмиралу Норису с писмом по силе указу, — в каких мерах он пришел, соединясь с неприятелем, к портам российским с моего фрегата порутчик Спрингер, которой, быв там, учинил противо указу и привес писмо от адмирала Нориса на собственную персону его величества подписанное.

Майя 31-го получил я ордер от его сиятельства князя Петра Михайловича Голицына, тоже и обер-коменданта Фонделдина, что-б мне ехать в аглинской флот к адмиралу Норису и привезенное писмо лейтенантом Спрингером, учиненное им не по силе указу, ему, адмиралу Норису, возвратить, при том же объявить силу указа, как вышепоказано, и спросить, в каком он намерении, соединясь флотом аглинским с неприятелским, пришел к российским портам, понеже между Англией и Россией войны никакой не объявлено, куда и поехал ¹⁷. И в исходе 12 часа приехал во флоты аглинской и швецкой и к адмиралу Норису на карабль, где честно был и принят, и адмирал Норис сам вышед ис тирича, у десницы встретил и спросил об моем характере, на что я и объявил, и, привел меня в стиричь, объявил, что теперь о делах говорить некогда и, дабы я часть пищи взял, понеже стол был накрыт и пищу несут. Я же при том нашел как аглинских, так и швецких флагманов и командующих всех до 27 человек. И, сидя за столом, от адмирала Нориса о разном был спрашивай и на то ответствовал. Тут же признал за столом, что был генераладмирал швецкой Спар и адмирал Вахтместер, и между разговорами Спар спросил о флоте нашем, и я объявил, что в Кронштате. И он сказал: в гаване де стоя згниют, а я ответствовал: ежели господин адмирал Норис со своим флотом прочь пойдет, то, уповаю, наши /л. 30/ флаги и вы можете видеть, понеже через несколько лет швецкаго флоту невидимо было на море, токмо оные не згнилы, как и здесь видим 14 караблей имеетца, а наши в один месяц или в два не згниют. То адмирал Норис сказал: ваш де флот ныне силнея нежели швецкой, и я ему объявил: швецкой флот за несколько лет был, а наш еще молодой и тако уповал, что-б ему быть подлежало силнее. И на то смотря, всё агличане на шведов разсмеялись. Потом адмирал Норис спросил, много ли у нас полков в Ревеле имеетца, то я ему объявил, что подлинно неизвестен, для того что крюйсовал, как вы видели, фрегатом у Утись-голма, а как прежде известен, то гварнизонных было три полка, при том же объявил, что во ожидании наших неприятелей теперь, как вижу может быть, что полк и другой вывели вон, и тако остался один. И адмирал Норис сказал: мы де известны, что генерал-маэор князь Голицын с гвардиею имеетца. И я ему сказал же, что ис Питербурга переезд недалной, может и не один генерал сюда вскоре приехать, когда нужда позовет. Адмирал же Вахтместер хотел подсмеяться, сказывая: когда де ты наши флоты увидел, много пороху выпалил, на что я ему ответствовал: что не выпалил, то большее осталось у государя, и ежели вам нужда в нем, то конечно уповаю, [39] государь по вашему требованию изволит вам отпустить, понеже в России доволно и другая государства ссудить может. Он же мне сказал: что де ты много говорит, а я ему ответствовал: для того много говорю, что у приятеля нашего аглинскаго адмирала Нориса в гостях сижу. За столом же сидя, знатных здоровьев никаких не пито, кроме как патронанс.

Сидя же за столом, спрашивали меня об одном бароне Синденеле ¹⁸, на что им ответствовал, что я ево не знаю; потом сказали: он, де у вас академию в совершенство привел, на что я говорил, что то неправда, /л. 30 об./ академия у нас толко началась, а в совершенство так скоро привесть было неможно, да которые и мастера имеются во оной агличаня, Игвин и Фаркосон, что некоторые из господ агличан их и знают. И тут человека три-четыре сказали: мы де их и знаем. То адмирал Норис на то сказал: он де у вас женат на первой даме у кронпринцесы. На то я ответствовал: может быть на такой женат, о которой быть известно не можно. Он же еще сказал, что он у вас во флоте был контр-адмиралом. На то уже я говорил: что конечно какой недоброй человек на себя солгал, понеже флот у нас новой и всех, кто были флагманами, знать можно; хотя я с начала и не был, токмо памятовать могу и объявил всех, кто отпущены и умерли, которые все слова господам шведам очень были немилы и грубо смотрели, а агличане смеялись. Потом, встав из-за стола, пошли в болшую каюту и адмирал Норис призвал меня пред свою спалню и спросил, что мой приезд? То я, взяв писмо ево, ему и подал, а он принял, да и другое, которое было от обер-каменданта Фонфелдина, При том же объявил ему силу указу, как не велено писем принимать от него на собственную персону его величества. То адмирал осердился и сказал мне: я де и прежде с вашим государем корешпонденцию имел. На что я объявил: тогда указы были что-б принимать и отсылать, а ныне запрещено. То он руку положил на серебрянную коробку, которая лежала на столике и сказал: я де три указа имею тут от кароны великобританской и все в Севере что хочю, то могу делать. На что я ему сказал, что он подданной Великобритании по указам и исполняет, а мы подданные Росии должны же по указам поступать и повеления творить. То он с сердцов вышел вон в каюту и я за ним. И он сказал мне, что де у меня перевотчиков нет. /л. 31/ В то же время случилось всем ходить и смотрить по галдарее на Наргин, и увидел я на оном дым, тут же строения никаково не было, кроме как одна баня.

И адмирал Норис спросил при генерале-адмирале Спаре: что смотрит на остров Наргин? И я сказал ему, что вчерась наши ходили, а ныне, как вижу, неприятели ходить. То адмирал Норис сказал: я вижу, что господа-шведы, ходя, раззоряют и строение зжгут и тако сказал генералу-адмиралу Спару, назвав его братом, что-б он команде запретил и раззорения никаково не чинил, понеже он пришел в Севере быть медиатором и, оборотись, мне сказал: вот де ты сам слышил, что л не неприятелски поступаю. При том же флоте следующий в Питербург два галанские судна были задержаны, нагруженный разными винами ко двору и к российским господам. И он же адмирал Норис сказал генералу-адмиралу Спару: вот де у вас задержаны два карабли, а они имеют много припасу ко двору и к господам, ис которых мне некоторые приятели есть, и тако прикажи отпустить. И тогда по сигналу оные, подняв якорь и пошли. И вторично мне объявил: вот де ты сам видит, что я не неприятелски поступаю. И протчих разговоров было немало. При обеде же не был один аглинской контра-адмирал Гожа и два капитана, которой потом и приехал и ласково спрашивал меня, стоя подле галдарей правой стороны, где окончины были отворены, про афицеров аглинских, кои были в нашей службе и о протчем. И в то время шла х караблю шлюпка генерала-адмирала Спара, [40] то оной Гожа мне говорит: вот ле дурака барона Синденеля везут. И при том стоящие капитаны стали унимать, ибо он не ведал, как меня за столом спрашивали об нем. То он и вторично сказал, что де дурак, хотя шведы и в почтении имеют, он де Ревелскаго бая план сочинял, а речку Брегитов Клостер в гавань ввел, а мы де и сами лутче ево знаем. И пришед он в кают /л. 31 об./, принят был изрядно ото всех и поворотясь пришел б. ко мне, спрашивал меня что я, знаю ли? А я ответствовал, что чести не имею знать. То адмирал Норис и протчие все кругом и окружили. И Норис говорил мне: как де ты ево не знаешь, он де у вас в совершенство Академию привел. На что я ответствовал, что неправда, как и выше показано, ибо начало оной. А он сказал: я де был директором и в совершенство привел. И я повторил, что неправда, ибо еще дело тому новое и начало, что всем известно. И адмирал Норис сказал: он де на первой кронприпцесы даме женат. И я ответствовал: может быть на такой женат, о которой знать не можно. То барон осердился, а адмирал Норис как видно делал в посмеяние и говорил: ои де у вас и контра-адмиралом был, то он сказал: я де контр-адмиралской ранг имел. И на то уже я говорил, что солгал, понеже в то время никто морских рангов сухопутные не имели. И тогда агличане засмеялись, а шведы с великим ссрдцом оборотились. А Синденель мне сказал с сердцом: ежели бы ты в другом месте был, то-б я тебе показал себя. И я ему говорил: ежели бы ты в другом месте был, то-б такия слова на себя не принял и не смел говорить. Контр же адмирал Гажа великое посмеяние учинил и по аглински бранил, понеже он был в то время под куражом. Потом генерал-адмирал Спар, адмирал Норис и Вахтъместер и тот барон Синденел пошли, перед окошко к спалной стоял столик, а на нем лежала карта и, разогнувши, смотрить стали, посмотря и прочь пошли, оставя разогнутую и стали ходить по каютам. И я то увидя /л. 32/, стал по малу приближатца, что-б оную видеть и как подошел, увидел план новосочиненной Кронштатцкому гавану до Красной Горки. И увидя то адмирал Вахтъместер, пришед, карту закрыл, говоря: не водитца де, что-б в чюжия писма смотрить, и я ему на то ответствовал: когда открыты лежат, то никому невозбранно видеть. И вышед опять на галдарею, увидел, что швецкой один фрегат, подняв якорь, идет позадь кормы и как подошел ближе, то можно было по приметам знать, что “Свартениорен”, на котором капитан Принц, понеже по ведомостям об нем доволно слышели. И когда поровнялся позади кормы, то генераладмирал Спар спросил меня, что я о том фрегате думаю? На что я ответствовал, что упователно тому фрегату быть надобно “Свартениорену”, на котором капитан Принц, пушек имеет 18 фунтовых 24, да 12 фунтовых 8 и 24 весла. И, оборотясь, на меня оглянул со удивлением, сказал: почему ты знаешь? И я ему ответствовал: упователно, что они наши карабли доволно знают и тако подлежит и нам их знать. Бывшие же тут стали разезжатца. А я был держан до 8 часа и был у капитана в каюте, понеже адмирал Норис сказал мне, что он требует ради ответу время. И когда 8 часов ударило, то я говорил капитану, что-б адмирала доложить, здесь ли мне быть или отпущен буду, на что он со всякою учтивостью говорил, что де тотчас адмирал отправит, и при том мне всякое удоволствие чинили. Тут же на карабле были валентирамн 2 галанские капитаны: барон Васенер и Кроулар, кои мне приятнаго виду не много казали и в разговоры не вступали. Потом призван был в каюту к адмиралу и отдал мне писмо, подписанное на имя оберъ-каменданта Фонвенделя и приказал генералитету кланятца /л. 32 об./ и объявить, что он пришел в Север медиатором, а не неприятелем. И тако отпущен был с честию. Я же с карабля поехал в 9 часов. И тогда видно было от W лавирующая одна шнява. [41]

В 1-м часу в исходе приехал в гавань и обо всем объявил князю Петру Михайловичи (Голицыну.) тоже и обер-каменданту Фонделдену, что все вышеписанное и переписано было и с нарошным куриером послано к его царскому величеству, за что уже после милостиво его величество изволил меня принять и сказать благодарение. В 1-м же часу по полуночи видимая шнява пришла во флот и тот час в обоих флотах зделан сигнал ради поднимания якоря, и, подняв, пошли все в море к весту. И по ведомостям уже после, что та шнява привезла известие о наших галерах под командою генерала князя Михаила Михаиловича Голицына, что пришли во Швецию и тамо учинили нападение и раззорение ¹⁹, для чего те флоты возвратились от Наргина.

Июня 6 получил ордер от князь Петра Михайловича, при том же и от командующего караблями капитана Торноута, чтоб мне с фрегатом “Самсоном”, и в команду мою дан “Вест-инжи-шлюп”, на котором порутчик Спрингер, и велено следовать кругом Наргина к Гелсинфорсу, к Порколу, к Рогорвику, в фарватере осмотрить неприятелскаго тоже галанскаго флота и наведыватца от проходящих судов, не видали ль где оных, и, осведомись, возвратитца и репортовать; куда и пошел и осматривали, но токмо нигде не видали.

И был по 10 число, а в Гом числе прислан ордер от капитана Ториоута, чтоб с репортом прислать порутчика Спрингера, понеже ордером /л. 33/ от его сиятельства господина генерала-адмирала (Ф. М. Апраксина) повелено ему быть в Питербурге, и на ту шняву командиром определен порутчик Вичь, от нас же видимы были к Утис-голму 4 карабля, какия — за далностию распознать было неможно, о которых к его сиятельству князю Петру Михайловичу и репортоваио, а от проходящего шхипора на галанском судне уведомились, что швецкия 4 карабля и из оных один за ними гнался, токмо не догнал, и тот шхипор с “Вестен-шлюпом” послан в Ревель для лутчаго допросу, а потом осведомились от другаго шхипора, что аглинской и швейкой флоты лежат по другую сторону Готланта, о чем и репортовано.

Велено мне с фрегатом возвратитца к Ревелю по полученному ордеру, куда и возвратился, и 23 числа к Ревелскому порту прибыл капитан-командор Фонгефт с эскадрою от Кронштата и заведенные в гавань карабли вышли на рейд, которым всем при сем и линия дебаталия.

Августа 26 прибыли х Красной Горке и на фрегатах швецких вынпелы швецкия привязали под российския, а кормовыя флаги, выпустя назад, в-длину под наши флаги, и того ж числа прибыли в Кронштат благополучно, где изволил быть и его царское величество, и, прибыв к нам на фрегат, изволил веселитца и, что мы их привели, милостиво изволил принять и благодарение воздал. Мы же, быв там, и возвратились все 4 карабля к Ревелскому порту сентября 25.

Мне же от Кронштата ради сохранения до Ревеля отдан гукор “Лососор”, на котором командир подпорутчик Иван Черевин, и прибыв, карабли ввели в гавань, команду же имел капитан-командор Фоигофт. И ту осень был у содержания криксрехтов и у экземинаци(и) морских афицеров, мичманов, порутчиков, гардемарин, подштурманов и матрозов из (ш)ляхетства, а в декабре месяце уволен был в Питербург и приехал в Кронштат. И о святках его царское величество и с фамилией и с министрами и с протчим генералитетом в машкараде и кня(зь) папа (И. Ф. Ромодановский, + 1730, князь-папа 2-й с 1718 г.)с кардиналами на козлах, свиньях и протчих треатурах прибыли в Кронштат, и изволил кушать на карабле “Ангуте” в гаване, где определен был маршалкой капитан Сенявин, а шаферами я, капитаны-лейтенанты Калмыков, Кошелев, и я был у стола князь папы и с кардиналами, где было веселие чрез день и блис полуночи, а на другой день его величество со всеми изволил отбыть в Питербург, а я прибыл в Ревель. /л. 34/

Генваря в последних числах получен указ ис Колеги(и) и велено нарядить два карабля военный “Урил” и “Егудиил”, которые имеют быть посланы в Галандию, ради взятия и приводу, хотя в то время и тайная дана инструкция, новопостроенных караблей в Галандии, а наши, оставя там, переменить. А за командора — велено быть капитану Мишукову, которой имеет быть ис Питербурга и прислан. И принял я карабль “Егудиил”, а на нем будет капитан Мишуков, а карабль “Уриил” отдан в команду капитану-лейтенанту Матвею Коровину. Получено же известие ис Питербурга, что мы балтированы были в капитаны, при которой балтировке и я с протчими был выболтирован, и стал быть полной комплет капитанов. И как из-за стола встали, сказал контра-адмирал Сиверс его величеству: “выписанной и принятой в службу в Копенгагине капитан Розенов приехал в Ревель, кому де ныне за комплетом быть”, на что его величество изволил сказать: “Надобно оставить молодшаго”, и взяв мое имя и вычернил. И вооружени карабли совсем. [43]

Февраля в первых (числах) приехал капитан Мишуков, которому я и команду отдал и на том карабле стал быть капитаном-порутчиком.

В половине февраля вышли за гавань и поставили карабли за остовую батарею, ибо за великою стужею и носящим лдом на рейде стоять было неможно, а с 20 числа стала быть погода свободнее, вытянулись на рейд и 24 пошли в море з двумя караблями “Егудиил” и “Уриил”. И стал быть мороз великой, что подернуло сверх воды все лдом, ветр же от 0, и шли лдом до Дагер-орта, и появилась у нас течь немалая в карабле, и осмотрели на правой стороне носа, что между водою и ветром ис пазу пен(ь)ку вон выдрало и, стаща пушки назад, законопатили и пошли в путь свой.

Ветр от 0 и мороз великой. В последних числах февраля, быв по вестовую сторону Баронголма, вдруг появилась течь велика и в карабле воды 1 1/2 фута. Немедленно я, брося якорь, стали осматривать и осмотрели с полфута в носу под водою течь, и для того пушки назад перевезли и усмотрели, что из одного пазу вытащило пен(ь)ки фут на 5 длины, что и законопатили и совсем исправили и пошли в путь, и карабль “Уриил” следует с нами.

Марта 8 пришли х Копенгагину, увидели, что лед имеетца носящей, токмо несмотря на то думали, чтоб нам х Копенгагину притить, и как Дракон прошли, от Копенгагина в 2-х милях, то во лду нас и затерло и носило /л. 34 об./ с прибавляющей и убавляющей водою, как ветры; стояли во лду с великим страхом, что не токмо по вся дни, ио всякой час погибели себе ожидали.

Карабль же “Егудиил” от нас уносило лдом мили по две и опять приносило, а наипаче великие страхи были в ночное время. Мы же тогда, что имелось досок, прибивали кругом карабля с носу и (со) сторон и неоднократно врубались к мелям, к драконской стороне, но токмо скоро опять нас с тем лдом отрывало и носило. За половину ж марта мало прочистилось, то я послан был на шлюпке до лда, на мелях лежащаго, в Копенгагин королевскому величеству дацкому, чтоб нам дана была помощь.

Куда приехал и просил, и обещали вспомоществовать и приказано адмиралитету, как скоро будем мы против Копенгагина, чтоб с топорами и протчим адмиралтейство ради пропилки лду и подания помощи было готово, а более вспоможения учинить неможно. Я же, возвратясь и поехал к Дракону, и как выехал из города, то вижу: наш карабль лежит на мели и па боку. Я к шлюпке своей приехал, то видно к тому же месту гребет паша шлюпка, на которой сидит порутчик Кенедий, и как приехал, объявляет мне, что карабль наш пропал, то я стал его спрашивать, в каких мерах, и он объявил: бросило ево на Соут-голм и лежит на боку. И по сигналу, хотя с трудностию, приезжал капитан Лоренц и с ево порутчиком, и между всеми афицеры была консилия, чтоб карабль оставить, а людей свести на берег и спасти. И как капитан Лоренц на карабль приехал, то ево лдом отхватило и унесло в Кикен-бурх и не видно было. И объявил мне, что он прислан от капитана Мишукова с. требованием у тамошних жителе(й) лодок, дабы спасти людей. Я же ево спрашивал: имеетца ли течь в карабле, сказал мне “нет”, и с карабля правианты выброшены ли и вода налита ли (Ошибочно вместо “вылита-ли”), объявил мне, что нет, на что я ему сказал: без того карабля оставить не можно, что все зависить будет на наших ответах.

Хотя и был страх великой, однако, взяв азард, поехал носящим лдом х караблю, а ему приказал, чтоб по приказу капитанскому исполнял и у жителей помощи требовал. И сам с великою трудностию доехал на карабль, и как приехал, то усмотрел: карабль лежит так на боку, что [44]с трудностию по галф-деку ходить можно. И видя людей уторопленных и в страхе, и видя, что с карабля ничего не выброшено /л. 34/ и вода не вылита, а карабль лежит между каменьями, токмо не поврежден. И приказал назад завесть один якорь, понеже назади мало от лда очистился, что завесть можно и приказал воду выливать и на верху, что лишной правиант есть, бросать, что с принуждения и начали исполнять, воды же половину вылили, тоже и правианту больше половины бросили, тоже много ядер и книпелей в воду брошено. И по счастию нашему стала вода прибавлятца, от сего наш карабль мало поправился, к тому ж и наступила ночь, то приказал я канат заднего якоря на шпиль и на гин-лопарь вертеть. Токмо люди все так оторопели, что ничего делать не хотят и болше в разговорах не употребляют, что все. пропали и хотя ис-под принуждения и делают, но токмо все плохо. И тако в сердцах принуждая, одному и ухо отрубил, а один доброй человек, болной матроз, лежа говорил, чтоб меня слушали, лутче де работать, нежели прежде времени умереть, что слыша все служители закричали единогласно и стали вертеть, то с божиею помощию карабль хотя и бился по каменью, однако безвредно сошел. И ту же ночь, перенеся канат, выняв якорь, скрозь лед пробиваясь, на форватер пришли, где заложа верп-анкор за болшую лдину, ту ночь так и лежали. На утрие же и карабль “Уриил” со лдом принесло к нам блиско, что один с другим говорить могли в трубу, и тот день нас со лдом понесло к W, и наш карабль несло через одну мель Медель-грунтом, которая l 1/2 фута мелче была, нежели наш карабль ходил и, подхватя лдом, чрез ту мель перенесло, а к вечеру опять и назад возвратило форватером. И великия злости повсядневныя терпели на караблях и ежели бы карабли были дубовыя, то конечно б протерло, а оные были сосновый, и как их протирало, то доски все пухли.

Марта в последних числах стал быть ветр великой от 0, а карабли наши блиско один другаго был, что можно было одному з другим говорить в трубу, то мы в уповани(и) на божескую милость, распусти все парусы, велели людям всем со стороны на сторону бегать в караблях, чем учинили движение и в форватере лед весь двигнулся и понесло форватером, и мы во лду идем, и в пути неоднократно карабли трогались по мелям, однако помощию божиею лдом передвигало.

Уже стали приближатца /л. 35 об./ х Копенгагину и держатца как возможно ближе к стоячему лду, бегая по караблю. Люди же ис Копенгагина высланы со всем и стоят на лду, то ухвативши против форватера плотной лед и те люди вырубя малой канал, где мы в стоячей лед тот час наши карабли и втащили, и потом, прорубя канал помощию тех людей, притащили нас и к гавани их Толбуту. И по протесту швецкаго министра не хотели нас пустить в гавань, на что им объявлено, ежеле не пустят то в их форватере оные потопим, понеже им должно тонуть, для того, что многие доски лдом протерты. И по некоем времени впущены были и привезли карабли свои к Смус-манс-плацу, стали приготовлять х килеванию.

В бытности же нашей во л(ь)ду, как тут стали быть известны, от живущих в городе многие заклады были и на великие денги: одне говорили, что мы совсем пропадем, а другие говорили, что спасемся.

При килевани(и) же карабля многие доски были выниманье и как вынута, то и развалились понеже все протерты были лдом. На карабле же “Уриил” вырублена была одна доска в носу в ватар-линии, и как оную выняли, то и развалилась и в середине той доски была рыба,, называемая вейтин, в подобие малово судака, величины более четверти полторы.

Карабли же выкилевавши, стали вооружать и правиантами удоволствовали и всем оные вооружили. [45]

Майя в последних числах пришел аглинской флот под командою адмирала Нориса на помощь шведкой кароны противо нас ²¹, которым при сем и линия.

/л. 36/ Которой флот, быв при Копенгагине 8 дней, и пошел в Балтик. В июле получено известие, что ревелская эскадра, быв у Готланта, терпели великое несчастие: на многих караблях мачты переломало, на “Полтаве”, “Самсоне” и протчих ²².

У Красной же Горки весь наш флот выведен был и имел генералную эксерцицию. Одною линиею командовал его царское величество, другою же светлейши(й) князь Меншиков. При том же был королевское величество герцог Голстинской и все иностранные министры и генералитет. Мы же июля в половине вышли из гавани и пошли в путь наш, в Галандию.

Августа в первых числах пришли в Галандию в Велефут-шлейс и оттуда поехали на шлюпках в Ротердам. Посмотрели новостроящейся карабль, которой имеем мы переменить. [46]

Августа в последних числах тот карабль спущен, в сентябре переведен в Велефут-шлейс и назван “Нюстат”, которой, приняв, вооружили совсем и справили. А другой же, новостроящейся карабль до прибытия нашего в Остенд, ради котораго посланы были служители для приводу ево в Велефут-шлейс с карабля “Уриила” и афицер, и в сентябре приведен был и назван “Принц Евгений”. Мы же удовольствуй, купя в Ротердаме правианту и протчаго, карабли, а что подлежало припасы, матриалы, сняв старых караблей, сентября в последних числах отправились в путь возвратно в Питербург. Старые же карабли отдали тамо в Вслефут-шлейсе купцу по указу, ради продажи с парусами, якорями, канаты и протчими припасы. Быв же мы на Догер-банке в ночи, чрез трубу капитан Лоренц объявил, что карабль ево себя в море содержать не может и имеет течь великую. На что ему и объявлено, чтоб шел и искал ближнаго порту и там ево исправил, а наипаче чтоб заходил в Галандию и, исправя, следовал бы в Питербург. Мы же, прибыв в Копенгагин, взяв воды и совсем приготовились и получили известие от министра российскаго Алексея Петровича Рюмина-Бестужева, что Российская карона с Шведскою заключили вечной мир, о чем и благодарение богу воздано. /л. 36 об./

Октября в первых числах пошли от Копенгагина и шли благополучно ветром и в половину ветра, и против 12-го числа октября несчастием нашим и божиим наказанием, в вечеру, в 8 часов, стали на мель и карабль ударился, и волною подняв, еще вперед подало до трех раз, и остановило крепко. Закрепя парусы, кругом карабля лотом осматривали, где нашли все 20 фут, а карабль ходил 18 1/2, боту же и шлюпки нелзя выставить за великою погодою, которая прямо была с кормы от W и в таком страхе были и сомнении, что оная неисповедимая была, в карабль же воды чрез два часа не прибавлялось, а потом и наполнился. Мы же снизу выбрали сухарей в болшой кают и протчаго, понеже волна стала ходить и ззади через корму. И во всю ночь были в великом отчаянии и как стало раз(с)ветать, то усмотрели берег и признали, что остров Оезель блись Фил-занта.

Спустя шлюпку, послали на остров Езель с бонбандиром Свечиным с требованием от жителей, дабы прислали суды для спасения людей. Погрешность же наша, после как рассуждать стали, и несчастие потеряние карабля, понеже чрез немалое время и великие ветры были от W, а как мы поровнялись з Готлантом, то ветр стал быть от NW, и тако течением из Нордбодена нас склонило и привело в то несчастие. Свечин же возвратился и привел лотки, на которых богаж на берег свозить стали, тоже и людей излишних, и припасы.

Подлинно же за великою стужею и волнением осмотреть было под караблем неможно — какие были камни, но токмо повидимому надобно ему стоять срединою. И тако все съехали на берег и расположились по квартирам как афицеры, так и протчия чины, которые были в то время показаны от капитана и управляющаго на том острове камисара Гулден-Стуба.

Мы же, как возможность допустила, все с карабля свозили, а карабль стоит так твердо на мели, якобы на воде лежал. Мы же многократно пробовали, чтоб с репортами послать, чрез Мунд-Зунт, но токмо за носящим лдом переехать было неможно.

Декабря в последних числах послан был гардимарин Яков Тинков в Питербург к его царскому величеству с репортом, которой чрез Мунд-Зунт и перешел. /л. 37/ [47]

1722 г.

В генваре месяце оиой гардимарин возвратился к нам, которой и ордер капитану привез от его величества, в котором изволил писать и сожалеть о потерянии того карабля, и ежели оное, потеряние так, как и в репорте объявлено, да и впредь так сыщетца, милостиво изволит прощать и при том же поздравлять с полученною божескою милостию и дарованном от бога вечном с швецкою кароною мире. Да привез же ис Колеги(и) указы, что его царское величество по заключении швецкаго мира и при торжестве изволил принять титул от всеподданнейших российских, чрез канцлера Гаврила Ивановича Головкина, императорской, Петр Первый и отец отечества; да другой указ, что между протчими капитан Мищуков пожалован в капитаны перваго ранга, я же — в капитаны третьяго рангу, за что и благодарение богу воздано. Мы же быв тут, и вся команда; февраля в половине пошли с острова Езеля на остров Мень, дабы возможно было переехать на лифлянской берег. Оставя на том острову команду подпорутчика Эсеиа и разных чинов 40 человек, 25 числа пошли через Мунд-Зунт с командою и как стали быть на средине Мунд-Зунта, то лед был очень тонок и все разно побежали, ис которых я один обломился в лед, и ради помощи бросились ко мне Тинков, Вяземской з братом и матроз человек с десять, которые все в тот же лед упали и вскоре вышли вон. Я же держась за лед, много обломал кругом себя лда и вторично пришедшие ко мне потому же обломались, то уже, на всех страх напал, что никто не смел приступитца. Мы же, как с острова пошли, приказано матрозам снять с кровли досок с шесть за нами нести, кои еще в то время не принесены были.

Капитан Мишуков, перешед быстрое место до крепкаго лда, приказал юнке привязать линь от санок, коими везли мою баулку и послал малово ко мне с тем линем, которой, бежав, зделал петлю и, прибежав бросил и петля попала мне на голову, которую я охватя рукою, оправя — пустил под руку, к тому ж времени принесли и доски, сзади несенный и тако даны были мне еще две концами и вытащен был на тех досках, тащен чрез всю быстроту до крепкаго лда. Лежания же моего в воде было блись полутора часа, и как притащен был на крепкой лед, тогда же /л. 37 об./ был без памети, а более, что от стужи. И тако, сняв с меня мокрое платье, одет был матроским и несен блись 5 верст до крестьянскаго дому, и уже на другой день, как в чувство пришел, великую болезнь имел, и оная чрез долгое время чювствительна была. Мы же, прибыв в Ревель, я остался и имел команду оставшую, а капитан Мишуков поехал в Питербург.

В марте месяце получил указ, чтоб мне ехать на остров Езель и осмотрить в каком состоянии карабль “Нейстат” и не имеет ли против прежнаго повреждения. Куда приехав и осмотрил и возвратясь в Ревель, репортовал Колеги(и), что оной карабль, сверху корпус ево, в том же состоянии, как и оставлен был.

В апреле месяце получен указ, чтоб приготовить карабли “Арендель” и “Лесперанц” ради посылки к острову Эзелю для спасения стоящаго карабля “Нюстата” и присланы машинной мастер и чинили приготовления машинным помпам, парусы, шпиковали пен (ь)кою и наряжены еще два шмака и два галиета, присланы ж ис Питербурга и водолазы.

Майя в первых числах приехал ис Питербурга капитан Мишуков и он принял команду на карабле “Арендель”, а я на “Лесперанце”, и забрав, что подлежало, пошли в море. В половине месяца прибыли к острову Эзелю в виду, и с великою трудностию могли ко оному приттить за [48] особливо лежащими там разными мелями, которых совершенно и на картах не положено, и прибыв мы к оному караблю на шлюпках и ботах, а карабли все в то время имелись в крюсерстве, для того, что якорнаго места блись того не обыскано. Поставя машинные помпы, и чинили пробу и воды вылили блись 4-х футов, баласт же и что имелось в карабле на вред того было выгружено. И в то время карабль поднялся, то уже вдруч в нево вода и налилась, что и осматривать водолазами стали и нашли, что оной карабль твердо сидит между каменьями и противо грот-мачты по обе стороны камни скрозь в карабль прошли. И как уже стало быть видно, что никаково спасения караблю дать неможно и тако верхния все аз обряды и протчее, что можно было, стали срубать и на карабли /л. 38/ и на ластовые суды возить, и что можно с бортов и палуб вырубили годное, а ево оставя, пошли в Ревель и прибыли благополучно в последних числах августа.

Я же требовал позволения от Колеги(и), чтобы уволен был до марта месяца в деревню, которое уволение и получил.

Сентября в последних числах на отправляющейся от Ревеля в Питербург с правиантом краер сел, да тут же ради переезду посажены были наполних полков капитан Иван Иванов сын Косяговской и с ним салдат 50 человек.

Октября в первых числах отправились, и в ночное время поровнялись с (Г)оглантом, ветр был от Z, появилась вдруг незапно великая течь и в краере было 5 фут воды, салдаты же и морския служители в то время оторопели и были в страхе, хотя им и приказывано было, чтоб ис краера муку бросать в воду, чего учинить не хотели и должно было их принуждать побоями и одному в том понуждении салдату и ухо отрублено было. И по принуждению выброшено было кулей с 50, и лили воду катками и ведрами, что в одной поре вода стала; и тако в ношное время должно спуститца было в шхеры фордо-винт, хотя и с великою опасностию, но токмо искать спасения. И увидя шхеры, шли между оными, где сплесков не было, полагаясь на божию волю, и тако зашли в шхеры, и в ту ночь к одному острову поставили на мель, ибо ни логки, ни шлюпки не было, а которая лотка была в ту ночь оторвало. И люди, переплыв на тот остров, укрепили краер и поутру, как стали осматривать, то нашли под водою два фута доска от штевена отстала, и наше спасение было, что тот краер нагружен был мукою в кулях, которая не могла скоро потонуть; мы же повреждение заделали и уже смелости взять не было из шхеров вычти, и шхерами шли до Березовых островов, и прибыв в Питербург декабря в первых числах, поехал в дом. /л. 38 об./

В генваре месяце прибыл на Вологду, где и женился в феврале в 21 числе. В марте месяце возвратился в Кронштат и определен на карабль “Св. Андрей” в 90 пушек и стали приготовлять в компанию, понеже в то время весь флот велено вооружить.

Июля в первых числах отправились от Кронштатцкого порта всем флотом в команде его сиятелства господина генерал-адмирала Федора Матвеевича Апраксина, и его императорское величество изволил быть под красным адмиралским флагом, и протчия флагманы и со всем флотом прибыли в Ревель; и был от W ветр немалой, соединились с ревелскою эскадрою, и всему флоту линия деботалия при сем. [49]

...Месяца ...числа сигнал был всем флагманам и капитанам у генерала-адмирала, куда и съехались. Его императорское величество изволил объявить, что всем ехать на берег, и будет закладка в Рогорвике крепости ²³, куда и поехали все, и было молебное пение. И в начале генерал-адмирал, (Ф. М. Апраксин.)потом его императорское величество, все флагманы и капитаны носили камни ради закладывания той крепости, и была пушечная палба с генерал-адмиралскаго карабля, и той день веселие немалое. И в то же время во флоте изволил быть его королевское высочество принц Голстинской с ево свитою и два принца Гесен-Гомбургския, российския ж министры: канцлер Гаврила Иванович Головкин, вице-канцлер Шаферов и протчие министры и многия генералитеты. В бытность же в Рогорвике и при протчих на карабле “Екатерине” его императорское величество изволил милостиво обещать и говорить, что нас в Эстлянди(и) наградит деревнями.

По закладке же Рогорвика пошли и прибыли со флотом к Ревелю, где была назначена экспедиция контр-адмиралу Науму Сенявину с 7-ю караблями, но токмо оная отменилась, и со всем флотом отправились от Ревеля под командою генерала-адмирала х Кронштату, а Ревелская эскадра осталась в Ревеле, а его императорское величество изволил ехать от Ревеля сухим путем, мы же х Кронштату пришли благополучно, а его императорское величество изволил приехать сухим путем. И в августе месяце привезен был ботик, которой сначала усмотрен был во младости его императорским величеством в Москве на Хомовском дворе и от того ботика его величество изволил возиметь ко флоту охоту. И в том ботике под стандартом от военной гавани, сидя ехали господа флагманы, правил генерал-адмирал, /л. 39 об./ гребли адмирал краснаго флага его величество, адмирал синяго флага Крюйс, вице-адмиралы Гордон, Сиверс и Билетер, контр-адмиралы Сандерс, Синявин, Дуфус, Фангофт, и когда поровнялись с которым караблем, то оной вынпел, или имеющей сверху флаг, до низу на дек спустя и все палили из всех пушек и выпаливши, когда которой карабль проедут, то свой флаг или вынпел подымут и украсят всеми флагами, и тако объехали кругом всего флота, к тому и шлюпками флагманскими тот бот буксировали, и въехали в военную гавань, где были приуготовленный под палатками столы и тамо министры, генералитет и флагманы и ея императорское величество з дамами изволили кушать, и палба была немалая с бастионов военной гавани. Нам же, капитанам, велено быть на своих караблях, и прислан был от его величества генералис-адъютант Эгузинской (Ягужинский), к нам с приказом, ежели ис командующих пожелают веселитца с афицерами, то три раза дано за их величества здоровье палить ис пушек на разеуждение. И получа тот приказ, со всего флота из многаго числа пушек была палба не токмо до трех крат, но и более и веселие. По окончании же всей церемонии, паки тот ботик поставлен был на галиет, и как в Кронштат привезен, так и возвратно отвезен в то время бывшим в Адмиралтействе директором-командором Иваном Сенявиным и отдай в сохранение в Санкт-Питербургскую крепость и [51] поставлен в одну полату с крепчайшим подтверждением обер-каменданту, чтоб он был во всякой сохранности.

Мы же со флотом вошли в гавань и сентября в последних числах ка- рабли разоружили. При отбытии же ис Кронштата повелел его императорское величество морскими служители, ради закладки Кронштатцкой крепости, приготовить дерну до тридцати тысяч, х которому заготовлению я определен был, и ко мне протчия афицеры в команду и морских служителей 1700 человек, /л. 40/ что и учинил. И в последних числах сентября его императорское величество со всею фамилиею, министрами, генералитетом и со всеми знатными персонами изволил приехать в Кронштат и заложили крепость Кронштата, и первый дернины мною были принесены его величеству и ея императорскому величеству государыни императрицы Екатерины Алексеевны. И тогда его величество изволил приказать вы- весть на рейд карабль “Нор (д) Адлер” для показания китайскому, персицкому и полскому послам, которой и был выведен на рейд, и быв они все, им показывали. Приказано же было, чтоб все собрать боты и яхты, которые имеются и учредить линию дебаталию, а потом и две лини (и) и примером поступить, якобы совершенно были в баталии, что и учинено

[52]

было между Кронштата и Ранинбома, чему и линии. И по окончани(и) той лини (и) пришли все во Аранинбом и трактованы были все у князя Менщикова в доме, и его императорское величество изволил отбыть в Питербург со всеми. Строение же крепости начал производить капитан-командор Лейн.

В декабре месяце имянным его императорского величества указом из Адмиралтейской Колеги(и) послан я был к городу Архангелскому и велено изследовать отпуск мачтоваго деревья чрез разных купцов, понеже оное происходило фалшиво и не по силе указов, о чем инструкция дана.

Генваря в последних числах к городу (Архангельску.)прибыл, изследовал и возвратился чрез Вологду, откуда и жену свою взял, в Питербург. И, прибыв, и обо всем репортовал и донес. /л. 41/ И послан был в Кронштат х команде. Марта в последних (числах) послан был в Ладогу для отправления к Адмиралтейству отправляемых ис Казани чрез Ладогу дубовых и протчих разных лесов ради строения караблей, куда в апреле месяце и прибыл и был у того отправления весь 724 год. И в тот год отправлено лесов 580 барок, да 32 мореходных судов, то-есть галиоты и гукоры. В тот же год из Москвы изволил прибыть его императорское величество и на моей шлюпке изволил ездить на Ладожской канал, и смотрел строение, которое тогда строилось генералом порутчиком Фон-Миниховым, при чем и я был на той шлюпке. И отъехал в Питербург, а оттуда изволил ко мне своеручно прислать два повелителные указы об отправлении в то время по тамошним делам, потом и ея императорское величество государыня Екатерина Алексеевна изволила после каранаци(и) своей из Москвы прибыть и при ней цесаревны Анна и Елисавет Петровны, которые и изволили отправитца в Питербург. После того приезжали генерал-адмирал Федор Матвеевич, (Апраксин.)светлейший князь Меншиков и протчия генералитеты, и на моей шлюпке ездили на канал для смотрения, при чем и я был. [53]

Сентября в половине его императорское величество изволил прислать своеручной ко мне указ, что Ладожским озером посланы три карабелныя бота в Ладогу, и когда прибудут, чтоб их содержать в готовности, да к тому ж два судна приготовить, в которых бы его величеству, тоже и протчим: министру, генералитетам и нашим флагманам можно было следовать вверх по Волхову в Старую Русу, понеже его величество изволит ехать смотрить в Старой Русе соленые озера, где бы можно было на карабелное строение замаривать леса.

Октября в первых числах изволил прибыть в Ладогу, и протчих немалое число, и наши флагманы, и приказал мне боты вверх в Ладожския пороги взвесть, что и чинилось с великим трудом, подводя барки. И переведены были два бота, а третьяго перевесть было неможно и его величество изволил шествовать из Ладоги порогами, и, как изволил прибыть, спросил, есть ли шлюпка, и я донес: есть 8 веселная, хотя и не очень нова, и изволил приказать мне ее изготовить, да и ко оной перлинь, на которой изволит приказать себя тянуть вверх пороги. Я же доносил, что опасно и страх немалой, на что мне изволил сказать, что де ты вриошь, и во оную шлюпку изволил сесть, и с ним брегадир Блеклой, /л. 41 об./ Василей Поспелой, Ширяев, и да и токмо оставили 3-х человек грепцов, а других вон выслали. Я же имел руль в руках с великим страхом, ибо ту шлюпку тянули 50 человек разных людей и в тех порогах хотя и немалой страх был, когда шлюпку тянули, но токмо на то его величество не смотря, стал разговаривать с протчими, и как уже третей порог прошли, тогда изволил сказать, якобы и страху не видал, что де уже пороги прошли, и я донес, что прошли. При том же и меня выбранил, якобы я солгал, что страшно, и изволил иттить в Старую Русу и с протчими, а мне приказал возвратитца в Ладогу, куда я и возвратился. И из монастыря Хутынскаго получил я собственной его императорскаго величества руки указ, чтоб я к возвращению ево и (с) Старой Русы взвел выше порогов буеры, взяв у генерала порутчика Минихина, а другой у купца Барсукова, и дожидался бы я со оными выше порогов в Николаевском монастыре, что и учинил, с великою трудностию взводил те буеры. Октября за половину его величество изволил возвратитца и, отслушав обедню, хотя и с трудностию от болезни ево, изволил сесть на бот карабля “Ангута”, где и мне изволил приказать быть, а протчие же на буерах поехали и на боту, и чрез порохи спустились благополучно. И изволил опочивать, а мы прибыли в устье Ладожскаго канала и когда изволил встать, подняв мост, четыре лошади потянули, и когда прибыли в новую работу, хотя и скучал от болезни своей, токмо забыв то, стал быть весел и говорил, чтобы я хвалу богу воздал, ежели бы бог изволил, чтоб я предбудущим летом этим каналом со всем буерным флотом прошел от Шлютенбурга, и тако изволил отбыть, а меня милостиво возвратить в Ладогу, где и был по 1725 год у вышепомянутого отправления.

В декабре прислан был от Двора его величества сталместер Алсбардеев, которому велено дать служителей и денег до пяти сот рублей по имянному указу. А оной был отправлен по Сясе реке до Тихвины и за Тихвину 130 верст в болоты, велено осмотрить, как бы удобнее прорыть канал и пустить воду в Сясь реку мимо Тихвины, что-б возможно водою судам ходить от Москвы беспрепятственно. Которому /л. 42/ денги и люди даны были и велено дворцы ему построить, когда обыщет, то его величество сам изволйт ехать смотрить.

В ту же бытность в Ладоге, в августе месяце мучилось быть отправлению 44 байдаков с лесами, на которых и отправлен был подпорутчик Иван Апрелев, и, отправившись на Ладожское озеро, на другой день приехал на шлюпке, репортует, что острова, лежащие от Ладоги в 30 [54] верстах, называемые проходы, куда с лесами барки проходили, все затворены стали быть, и в тех проходах появился остров, куда я поехал на шлюпке для осмотру. И как приехал, усмотрел, что в тех проходах остров стоит, шириною сажен на сто, и длиною таковою же, на котором и лес березник, толщиною в диаметре дюйма четыре или пять, тоже и протчей мелкой лес и ягоды клюква, токмо можно видеть все черная земля и по пей мох. Я же по тому острову и ходил, которой не тверд и зыблетца под ногами, и тако те байдаки должны были кругом тех островов обходить, а уже после осведомились, что тот остров, болшою погодою подняв, отнесло от Сяскаго устья, где он может быть и от начала света был, или так же какая наносная земля была.

Февраля в начале уволен был в Питербург ради моих нужд и в бытность мою в Питербурге увидел всей России нечаянную печаль, понеже февраля (Ошибочно вместо “января”) 28-го его императорское величество Петр Первый, быв в болезни, от сего временного жития в вечную славу и блаженство преселился, которому, дай боже, царствие небесное, я же поехал в Кронштат, быв там возвратился в Ладогу.

В марте месяце получил указ, чтоб мне возвратитца в Питербург, а команду отдать тамо имеющимся в команде моей афицерам, которую команду лейтенанту Косенкову и отдал. При том же остались афицеры подпорутчики: Алексей Мамонов, Иван Апрелев, мичман Муравьев. Я же возвратился /л. 42 об./ в Питербург и отренортовал в Колеги(и), и определен был на новопостроенной карабль “Не тронь меня”, а потом с того карабля снят и отдан в команду карабль “Малбург” в 64 пушки, и флот вооружен был в то время и лежал на рейде у Кронштата; флаг имел свой генераладмирал Федор Матвеевич Апраксин, в авангарди виц-адмирал Билетер, в ариргарди контр-адмирал Сандерс, и получен указ, чтоб итить в море и крюйсовать у Готланта, чему при сем и линия дебаталиа.

[55] Мы же, быв со флотом у Готланта, крюйсовали между Готланта, Курлянских берегов, делая линии дебаталии разными манеры, и у меня на карабле “Малбурхе” в поворачивании в лини (и) дебаталии переломился бушприт, о чем и сигнал зделан и получил повеление иттить в Ревель для делания нового, и, ради провожания меня, послан был фрегат “Арендель”. И я, пришед в Ревель, новой бушприт зделал, и как поставил, то и флот возвратился весь к Ревелю, от великих же ветров заходили в Ангут и в Рогорвик. У генерала же адмирала на карабле, у капитанакомандора Бредаля с капитаном Лоренцом зделалась ссора о жене капитана Лоренца, которую капитан-командор обидил, и по лоуренцовой челобитной учрежден военной суд. Прейзусом виц-адмирал Билетер, в том же суде и я определен, которое следствие и производили. Генерал-адмирал съехал с карабля /л. 43/ на берег ради дел в Ревеле, мы же со флотом, под командою вице-адмирала, пошли в Кронштат и прибыли благополучно,. где вышеписанное следствие производили. Потом карабли все введены в гавань, мне же поручена комисия эксаминации матроз из дворян и произвождение в ундер-афицеры.

В декабре месяце по указу велено быть всем нам ассесорами для произвождения вышеписанной комиссии между капитаном-командором Бределем и капитаном Лоренцом к преизусу в Санкт-Питербург, где ту комисию окончали и, подписав сентенцию, взнесли в Колегию.

Получил я медаль за коронацию ея императорскаго величества государыни Екатерины Алексеевны, тоже и за погребение государя императора Петра Перваго.

Комментарии

10. “Золотая” (позолоченная) яхта была подарена Петру I прусским королем в 1717 г. и приведена в Петербург в 1719 г.

11. 24 мая 1719 г. посланный из Ревеля в крейсерство с отрядом из 6 кораблей и I шнявы капитан Наум Синявин атаковал близ острова Эзель шведские корабль, фрегат и бригантину. После жаркого боя русские заставили шведские суда сдаться и захватили их в плен. Довольно подробное описание этою боя приведено Ф. Ф. Веселаго в “Очерке русской морской истории”, стр. 312-315. Подлинное донесение капитана Синявина Петру I напечатано во 11 части “Материалов для истории русского флота”, стр. 368.

12. Имеются в виду награды за сражение у острова Эзель. См. предыдущее примечание.

13. Начальствуя галерным флотом, адмирал Ф. М. Апраксии перешел из Аландских шхер в Стокгольмские и, высадив десант на берег Швеции, произвел “разорение” на всем протяжении от Ревеля до Нюкепинга, угрожая самому Стокгольму, к которому наши войска подходили на расстояние 15 верст. (“Общий морской список”, ч. I. Спб., 1885, стр. 17). Для “разорения” шведского берега к северу от Стокгольма был послан отряд галер иод командованием генерала Ласси (Леси). Подлинный журнал его об этом походе хранится в Отделе рукописей ГПБ и напечатан А. Ф. Бычковым в издании “Письма Петра Великого, хранящиеся в ИПБ”. (Спб., 1872, стр. 44-48). К журналу приложена роспись количества убитых и пленных, а также захваченного и уничтоженного имущества.

14. Этот факт изложен в “Очерке русской морской истории” Ф. Ф. Веселаго совсем иначе: “Для разъяснения намерений англичан, царь послал к Норису (командующему английским флотом) поручика Н. Ф. Головина на фрегате “Самсон” (бывшем иод командованием кап. Зотова), в сопровождении корабля “Ягудиил” и пинка “(Принц Александр”. Опасаясь удержания фрегата, и чтобы быть готовым на всякую случайность, государь принял особенные предосторожности. За “Самсоном”, под видом крейсеров, пошли несколько фрегатов и корабль “Перл”, которые, держась в виду один другого, составляли между Борнгольмом и Дагерордом непрерывную цепь. В случае если бы англичане, пришедшие с враждебными намерениями, задержали Головина, то через переданные по цепи судов сигналы Петр тотчас узнал бы об этом и имел возможность принять меры, сообразные обстоятельствам.

В “Журнале или поденной записке Петра Великого” прямо говорится, что Петр послал к Норрису письмо “дабы он объявил письменно, для какого намерения со имеющеюся под своею командою эскадрою на Остзее (т. е. Балтийское море) послан? И особливо не имеет ли чего противного, или касающегося до какого неприятельегва к ево величеству? И при том объявлено, что ежели он, адмирал Норис, писменно не уведомит и не обнадежит, а приближится без объявления со своею эскадрою ко флоту или землям и местам Российским, то оное его молчание принято будет за знак неприятельства. И с тем писмом отправлен к нему Норису, порутчик от флота Николай Головин, которому велено от него Нориса требовать скорой резолюции. ”

Веселаго изложил свое сообщение, основываясь на названной выше “Поденной записке”. Барш. повидимому, не знал, что вполне естественно, о специальном поручении, данном Головину, и предполагал, что здесь имела место простая разведка, о чем и записал в своем “Юрнале”. Черновики инструкции Головину, (Инструкция эта напечатана (повидимому с ошибками) в книге “Жизнеописания первых российских адмиралов...”, ч. 2. Спб., 1832, с. с. 272-273.) написанные рукою самого Петра, хранятся в Москве в ЦГАДА, Ф. IX, Отд. Г'. Письмо Петра I к Норрису от 7 июля 1719 года напечатано в IV ч. “Материалов для истории русского флота”. (Спб., 1867, стр. 169). Между прочим, это письмо Петра I Норрису вызвало в Англии бурю негодования и было воспринято как оскорбительное для английского суверенитета. (“Журнал или поденная записка Петра Великого”, ч. 11, . . ., стр. 82; Веселаго Ф. Ф. Очерк русской морской истории. . ., стр. 318; Никифоров А. Русско-английские отношения при Петре I. . ., стр. 209, 218 и след. ).

15. 29 августа 1719 г. между Англией и Швецией был заключен союзный договор, причем Англия обязалась оказывать помощь Швеции в борьбе против России, если Петр I откажется принять английское посредничество и будет продолжать вести войну против Швеции. Однако официального разрыва отношений между Англией и Россией тогда сипне произошло. В связи с этим договором английский флот трижды посылался в Балтийское морс, для помощи Швеции, к Стокгольму: осенью 1719 г. (на что в данном случае и указывает Барш), летом 1720 г. и весной 1721 г. Негласно Норрис имел инструкцию “уничтожить русский флот”, но осуществить это задание не смог и официально прикрывался декларациями, что он является лишь “медиатором”, т. е. посредником между Швецией и Россией (Никифоров А. Русско-английские отношения при Петре I. . ., стр. 220-223)

16. Речь идет о втором появлении английского флота в Балтийском морс, осуществленном во исполнение шведско-английского договора от 29 августа 1719 г. (см. предыдущее примечание). Петр хорошо учитывал двуличную и враждебную России политику английского правительства, не верил в якобы мирные настроения Норриса и очень заботливо организовал охрану русских берегов и флота, устроив для этого специальную систему сигнализации. Об этом очень наглядно рассказывает здесь Барш.

17. История посылки Барша к адмиралу Норрису хорошо известна и упоминается почти во всех трудах по истории русского флота и в биографиях Барша. Однако многие подробности этого свидания и переговоры Барша с Норрисом и с шведскими флагманами становятся известными лишь теперь.

18. Барон Синденел, или Синтенел, как его называет Барш дальше, — это француз, барон Сент-Илер (Saint-Hilaire), бывший в 1716 году в чине генерал-лейтенанта, директором устроенной тогда Петром I в Петербурге Морской Академии, но очень скоро уволенный за полную неспособность и даже глупость, как было отмечено в одной из резолюций Петра. После отъезда Сент-Илер выдавал себя за знатока России и пристроился к шведскому флоту, но и здесь оказался ни к чему не пригодным. (Веселаго Ф. Ф. Очерк русской морской истории. . ., стр. 600 601; Кротков А. Морской кадетский корпус. Спб., 1901, стр. 35)

19. Имеется в виду высадка весной 1720 г. пятитысячного русского десанта под командою бригадира фоп-Менгдена, пересекшего на галерах северную часть Ботнического залива из Вазы и разгромившего береговые укрепления у городков Старой и Новой Уммы (Умео) с захватом имущества. Комментируя эту операцию, “Журнал” Петра I отмечает: “Правда, хотя сей поиск над неприятелем не может в велико почтен быть, ежели бы то в иный случай было учинено; по при сем случае, когда Английский флот обеща их оборонить, пред которых очьми то учинено, за знатное дело почтен быть может”.

Значение этой операции именно в том и состоит, что она доказывала шведам тщетность попыток Англии обезопасить берега Швеции от русских нападений. Хорошо отражена здесь и осторожная тактика русских, выбиравших для своих нападений места, мало доступные для английского флота. Норрис обычно не решался итти в Ботнический залив, трудный для плавания больших английских кораблей. “Роспись” разорению, учиненному отрядом Менгдена, напечатана во II части “Журнала или поденной записки Петра Великого”, стр. 133-131.

20. Речь идет об известном Гренгамском сражении, когда русский галерный флот, под командованием князя М. М. Голицына, выследил в Аландских шхерах у острова Грепгама отряд шведских военных судов и разгромил его 27 июля 1720 года, захватив в плен, в абордажном бою, названные Баршем четыре фрегата. Эта победа имела большое политическое значение, так как показывала, что, несмотря на заступничество Англии, русские продолжают наносить поражения шведам (см. предыдущее примечание). В результате побед русского флота Швеция вынуждена была активизировать мирные переговоры. Описание Гренгамского сражения см. у Ф. Ф. Веселаго, Очерк русской морской истории. . ,, стр. 338-341. Подлинные донесения кн. М. Голицына адмиралу Апраксину с приложением подробных ведомостей напечатаны во 11 части “Материалов для истории русского флота”, стр. 506-510. Подробная “реляция” Гренгамского сражения напечатана в “Журнале или поденной записке Петра Великого”, ч. 11, стр. 136-142. См. также статью “Гренгамское сражение” (БСЭ, изд. 2-е, т. 12, стр. 503-504), где дана схема боя.

21. Имеется в виду третье появление английского флота, под командованием все того же адмирала Норриса, в Балтийском море (см. примечания 15 и 16). За это время политические отношения между Англией и Россией очень обострились, и Англия разорвала с Россией дипломатические отношения. В ноябре 1720 года английское правительство выслало из Лондона русского резидента Бестужева и отозвало своего посла в Петербурге. При этих условиях новое появление английского флота в Балтике вызвало у Петра I особую бдительность и осторожность. Он разослал своих агентов для наблюдения за английским флотом и усилил цепь морской сигнализации. Впрочем, как и в предыдущие годы, новое появление флота Норриса не пометало русскому командованию снова высадить десант на шведский берег, что убедило, наконец, правительство Швеции в безнадежности своего положения и привело его к согласию заключить мир на условиях, продиктованных Петром.

Рассматривая вопрос о пребывании адмирала Норриса со своим флотом в Балтике в 1721 г., академик Е. В. Тарле пишет: “Дать по своей инициативе бой Норрису Петр не решался, предпочитая выжидать, но и Норрис тоже не решался вступить в сражение с русским флотом, и это окончательно определило судьбу Швеции, ускорив заключение тяжелого для нее мира”. (Тарле Е. В. Русский флот и внешняя политика Петра. М„ 1949, стр. 95-96. См. также: Никифоров А. Русско-английские отношения при Петре 1, стр. 262-266).

22. Ревельская эскадра, под командованием капитан-командора Фангофта, была послана к Аландским островам для поисков шведских судов. По получении известия о приближении англичан к Стокгольму, Фангофту было приказано возвратиться в Ревель, но на обратном пути русская эскадра попала в сильнейший шторм, повредивший многие корабли. Об этом шторме и его последствиях и говорит Барш в сообщении о “великом несчастии”. Подлинное донесение Фангофта хранится в делах Адмиралтейств-Коллегии 1721 г. № 8. (Веселаго Ф. Ф. Очерк русской морской истории, ч. I, стр. 344).

23. Рогорвик (правильнее Рогервик, ныне Палдиски). Работы по устройству крепости и порта велись весьма интенсивно в последние годы царствования Петра, но после его смерти были приостановлены.

Текст воспроизведен по изданию: "Юрнал" вице-адмирала Я. С. Барша. Часть первая. 1707-1725 // Сборник гос. биб-ки им. Салтыкова-Щедрина, Вып. 2. 1954

© текст - Гейман В. Г. 1954
© сетевая версия - Тhietmar. 2025
© OCR - Ираида Ли. 2025
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Гос. биб-ка им. Салтыкова-Щедрина. 1954

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info