БАРШ Я. С.

“ЮРНАЛ”

вице-адмирала Я. С. Барша

Часть первая.

1707-1725

Во оном 1707-м году в августе месяце по моему желанию и по воле /л. 6/ моих родителей, получа свободной пашпорт в то время бывшего воеводы города Архангелогородского князя Петра Алексеевича Голицына, определился в службу республики Галанской на военной карабль, имянуемой “Шхотен бош”, в 44 пушки, аделборштом, или кадетом, на котором был капитан Гейзберт Деланге ...И октября 10 числа з божиею помощию пошли от города Архангелскаго в Галандию три военных карабля и купецких сорок караблей, и в море имели великие ветры, стужи, темноту и жестокия ненасья.

И месяца декабря 10 числа пришли в галанскую гавань Тек-сел. И во оной путь отстали от нас купецких караблей восемь, а протчие все вошли в оную гавань с нами.

1708 году марта 15. На чин мой аделъборштской получен от адмиралтейства патент ...[Далее на лл. 6 об. -10 описывается служба Барша в голландском флоте, состоявшая, главным образом, в конвоировании купеческих кораблей, в борьбе с французскими “капорами” и в военных столкновениях с французской эскадрой].

1710 г. апреля 31 числа ...по моему желанию получил из галанской службы апшит. /л. 10/ Июня в половине прибыл в Копенгагин и определился в службу морскую кадетом и патент получил, и был в береговой команде, понеже флот уже в то время был на море в Ост-зее...[Далее на лл. 10 об. -11 об. описывается служба в датском флоте, военные столкновения с шведской эскадрой и с отдельными шведскими военными судами и появление в Копенгагене и на флоте “опасной болезни”].

(1711 г.) декабря в первых числах флот возвратился х Копенгагину, и по известиям ис Копенгагина, как началась опасная болезнь, во оном померло всякого чина людей 34. 000 человек и над городом Копенгагиным, как можно видеть завсегда, стоит /л. 12/ черная и великая густота облачнаго воздуха.

Командор наш получил указ, чтоб ему принять в команду карабль “Фредерикус Квартус” в 10 пушек, на которой и мы перешли. И в исходе декабря месяца по желанию и прошению моему получил я апшит на чин порутчика морскаго за рукою генерала адмирала Гулъден-лева, понеже за имеющеюся опасною болезнию в таком городе служить более не пожелал.

Генваря в начале переехал на галанской торговой карабль, на котором в том же генваре месяце в Голандию и в Амстердам приехал. [12]

В апреле месяце сел на идущей к городу Архангелскому купецкой фрегат “Де-дри-Брудерш”, и 16 того апреля пошли в море торговых разных караблей купецких, идущих к городу Архангелскому, до 40.

И майя в последних числах прибыли к городу благополучно, где и были по 1713 год, понеже у города Архангелскаго в то время по указу строены были военные три пятидесятныя (пятидесятипушечные) карабля на Соломбале, которые велено построить и изготовить к предбудущей компани(и) ради проходу в Питербурх. И тогда над морскими служители токмо был один капитан-порутчик Крамер да в августе месяце прибыл из Англии, прежде бывшей капитан морской, Симсон и с ним порутчик Портер, которые из Азова были посланы для отводу в Царьград проданных из Азова караблей и там были задержаны ¹.

В сентябре месяце по челобитью моему в Губернскую канцелярию просил, чтоб определен был /л. 12 об./ на новостроящияся карабли х команде морской по имеющемуся и данному мне из дацкой службы порутчитскому апшиту. И по оному прошению и определен в команду к вышеупомянутому капитану-порутчику Крамеру за порутчика до прибытия нашего в Питербург и до разсмотрения его сиятельства графа адмирала Федора Матвеевича Апраксина, о чем и указ дан, и жалованье велено производить по 15 руб. на месяц.

В майе месяце объявленные три карабля спущены на воду и именованы: первой — “Рафаил”, второй — “Гавриил”, третей — “Михаил”. И из оных на карабль “Рафаил” определен я в команду в то время прибывшаго на галанском купецком фрегате за валентира, которой прежде был в росиской службе морским капитаном-порутчиком, Выбейганье, и принят тем же рангом и дана команда. На “Михаил” командиром капитан-порутчик Крамер, на “Гавриил” капитан Симсон. И за малоимением у нас на караблях знающих матроз морскаго искуства, по указу велено, ежели охотников не будет, взять в неволю со всех нацей купецких караблей по одному матрозу. И ради того снятия матроз з галанских,. гамбургских и дацких караблей определен я был. И дана была команда: капралство салдат и три шлюпки. И с показанных караблей ездя, с немалою трудностию збирал, понеже все были противны и не желали. И тако взяты были в неволю, а некоторые из жеребья. И с аглинских караблей ради збору определен был, определенной же за порутчика на карабль “Михаил”, Матвей Коробин, которых всех нацей матроз взято было до 170 человек, а ундер-афицеры некоторые и волею шли в службу на малое число, и оные все по караблям разделены. У нас же на карабле ис тех матроз было 67 человек, да к нам же на карабль определен за порутчика прибывшей из Англи(и) Александра Кожин, да принятой в службу аглинской наци(и) штурман за порутчика же один. А на карабль “Михаил” ис прибывших же из-за моря за порутчика определен Денис Калмыков. И предозначенные карабли нагружали, снастили и со всем приготовили до сентября месяца. /л. 13/ А в сентябре за половину, стали выводитца на взморье, и настали великие стужи и морозы. Прислан был курьер от его царскаго величества к нам с повелением, что-б несмотря ни на что шли в путь наш.

Октября перваго числа со лдом выходили на бар, и в проходах карабль наш стал на мель и так повалился, что по афъдеку ходить было [13] неможно. И я был послан со объявлением к губернатору Курбатову, что пропадаем, и на то ответ получил: хотя пропадайте, токмо подите можно. И я был послан со объявлением к губернатору Курбатову, что пропадаем, и на то ответ получил: хотя пропадайте, токмо подите.

Октября третьяго и Двина река замерзла. И, оставя шлюпку з трепцами, пошел через по лду на Соломбалу и берегом в Новую Двинку, а карабль виден, лежит на боку и был в то время от Новой Двинки в верстах десяти. И, взяв порожной извозной карбас со трепцами, и на нем с упалой водой со лдом пошел на низ х караблю. Мороз был великой и с немалою трудностию от препятствия лда пристал х караблю. И выскочи карбус отпустили, которой уже протерт был лдом и воды налилось много. И прибыв, командующему объявил, караблю же и служителем никто не уповал спастись и все были в отчаянии. Токмо помощию вышняго творца ветр стал быть с моря, и вода чрезвычайно прибыла, и карабль наш 9 числа октября сошел с мели, и вышли на ямы безвредно, где лежал, вышет уже прежде, наш карабль “Гавриил”. Припасы же наши, правианты и материалы все лежат в виду, во лду замерзли, которых никаких достать невозможно было. У обоих караблей консилия у командующих и протчих афицеров учинена, на которой положено следовать в море, понеже за лдом и морозом возвратитца к городу никак невозможно, и следовать куда бог приведет, ибо у нас на карабле два якоря, один верп, и нужнейших припасов нет, вина, хлеба доволно, протчаго правианту на две недели, тоже и воды на две недели. И тако принуждены были иттить. /л. 13 об./

Октября 15 числа, подняв якори, пошли в море с караблем “Гавриилом” и капитан Симсон имеет команду. Карабль же “Михаил” остался у крепости лежать на мели и лдом проломило. В первую нощ зделался великой мороз, снег и темнота; сигнал же о повороте огни видели, а пушечнаго звуку не слышали и поворотили фордовинт. По утру, как разсвело, карабль “Гавриил” невидим, мы же были за Блау Гуком и в виду деревни Золотицы, х которой нас и подвели имеющияся у нас матрозы, а были тамошние жители. Брося якорь, спустя бот, шлюпки послали на берег и взяли, что в той деревни было: бочки, катки и ушаты с водою и привезли на карабль, и стало быть у нас воды на 3 1/5 недели. И пошли в путь наш и шли все великою темнотою и ненасьями, и стужей великой.

Ноября 10 уповали по счислению, что выше Нордкапана и тако поворотили фордовинт, и в самые полдни вдруг просвело, и мы идем прямо на берег и на камень, только что успели сказать: руль направо. И так тот камень блиско нас был, как мы поворотили, тогда-б тягосным в руках добросить было можно. По виду-же после берега был оной камень против Ворденъгуза. И тако стало быть темнота велика, мы же распустили марс-зенл рифленые и за великим штормом держать было неможно — повинны крепить, токмо за крепким ветром, морозом и снегом з дождем невозможно, однако матрозы иноземцы, мучась с три часа, давав им немало вина, с трудом закрепили. И на другой день усмотрено у бывших у крепления марс-зенлов матроз руки и ноги поморожены и у 15 человек руки и ноги отпилили. А ноября 13 увидели Кильдюин и за покрытием iop снегом с великою трудностию познать было можно. Да по нашему счастию тутошные жители имелись у нас в матрозах, которые нас и завели в Кильдюин и, достав лоцманов, пошли в Колу реку и, пришед в реку, стал быть ветр противной и лавировали. Напоследок принуждены якорь бросить на глубине 105 сажен и коната застопорить не могли другово, и конец ис клюза вышел, понеже за мачту был незакреплен несмотрением щхипорским. И тако принуждено во всю нощ лавировать. Иноземцы же, шхипор и матрозы, забунтовали, однако их сократили. /л. 14/ На другой же и день пришли к левой стороне в малой залив и брося якорь, а верп [14] завезли на берег и закрепили, ибо у нас более якорей не осталось. И тако благодаря бога остановились ноября 28 числа от Колы в 15 верстах.

Декабря 4 числа послан я был, и даны мне четыре человека ундерафицеров, к городу Архангелскому ради припасов, матриалов и правиантов, понеже в Коле сыскать ничего не можно. И тако поехал на оленях до Кандолакъшы верст до 1. 000, а от Кандо(ла)кши лошадми.

Декабря 15 прибыл к городу Архангелскому, и по моему требованию отпущены якори, канаты, припасы, правиант, с которыми и отправил за подштурмана с Михаилом Киселевым наперед.

Генваря 15 числа приехал к городу Архангелскому капитан-порутчик Иван Сенявин, который нашим кораблем командовать имеет, и с ним порутчик Гачисъсон, штурман Лебядников и боцман Нечаев. И 26 числа от города в Колу вместе и отправились и в Колу прибыв, команду капитан Сенявин принял, а прежнаго командира сослал на берег. Он же привез имянной указ, что-б нам иттить в море в феврале месяце, а ежели не так, то конешно марта 1 числа быть в море.

Февраля 6 Киселев с припасами и с протчими прибыл, и с великою трудностию вез на оленях якори и конаты, понеже под один конат и якорь аленей по 300 и 400 употреблял.

Февраля в последних числах начали от карабля пиловать лед до открытой воды в море верст с 15 рекою. А февраля 28 в ночи стал быть ветр немалой сверху реки и пропиленой лед вынесло и стал быть канал, а лед был толщиною аршина в полтора.

Марта перваго числа з божиею помощию пошли вон из реки и вышли в море, хотя и не без страху были, понеже в такое зимнее время, как и свет начался, неупователно, чтоб карабли ходили, да и нужды в такое время иметь было некому, понеже, от чего бы боже сохрани, каково несчастие случилось, ни в какую гавань заитить бы не можно. /л. 14 об./

И как пришли в широту 72 1/2 градусов, то надобно быть, что от густоты воздуха было так тепло, как в здешних краях бывает в сентябре месяце. И того воздуха было немного, и как стали приходить от 70 к 65 градусам, то стало студенея.

Апреля в половине пришли в Копенгагин, где нашли вешнее время, уже и зелень продающую по рынкам. А в последних числах пошли в наш путь к Питербургу.

Майя 14 числа по утру ветр был от N не малой, и как расвело, то увители многое число перед нами лда носящего и видим стал быть берег. И усмотрели, что Рогорвик и в нем лежат три карабля, и разсуждая, что купленный в Англии к нам, о которых в Копенгагине слышно было о проходе их. И стали мы палить ис пушек, дабы выслана была шлюпка, от которых шлюпку с мастером и получили и в полдни вошли в Рогорвик. Карабли же, в Рогорвике лежащие, как выше показано, купленные: “Армонт”, “Арендель”, “Фортуна” — все по 50 пушек и под аглинскими флагами и вынпелами. По полудни же в четыре часа в тот бай (залив) так много нанесло лда, что с караблей наших пешие пошли на берег. От капитана же Сенявина послан с репортом к его царскому величеству о прибытии нашем, тоже и трех из Англии.

Майя 15 видим стал быть швецкой шаутъбенахт с пятью караблями, которой приходил по три дни, понеже море все было чисто, а лёт лежал [15] от берегов верст 5 или 6. Стал же быть от Оста ветр великой и потом того шаутъбенахта видеть было неможно. По полученному же нашему репорту присланы к нам, которым велено и команду принять, капитан-порутчик Наум Сенявин, порутчики Муханов да Зотов, и как приехали, то на тех караблях подняли росиские флаги и вынпелы, и матрозы аглинския не похотели и опустили, а подняли аглинския, понеже они приняли карабли довесть в Ревель, а не воевать против неприятеля; и тако их принудить было невозможно ². В то же время имянным указом велено от Ревеля до Наргина пропилить канал, дабы когда у нас лед очиститца и придем к Наргину, что-б нас сквозь оной протащить, /л. 15/ которой канал и тремя полками салдат и пропилен. Майя же 14 в ночи великой ветр от Z и весь лед как от нас, так и от Ревеля вынесло.

Майя 15 вошли к Ревелю благополучно, а в последних числах пришел карабль “Гавриил”, на котором капитан Симсон и объявил, что с трудностию прошел сквозь шведцкой флот, лежащей между Утисъголма и Финских берегов.

Майя 30 пришел из Англи(и) купленной карабль в 70 пушек — “Леферм”, на нем капитан Порнел и аглинские служители. Мы же во ожидани(и) флота нашего ис Кронштата лежим в гаване. И получен указ, что-б карабли вооружить и совсем изготовить, что и чинили. За принесенные же противности один алдерман от хлебников, ревелской житель, у нас на карабле бит кошками, да и рацгер Клосиниюс капитаном Сенявиным бит палкою.

Сухим путем изволили прибыть ея царское величество государыня Екатерина Алексеевна в Ревель, где и ожидала государя.

Июня в половине пришел наш флот из Кронштата, государь под контр-адмиралским флагом на карабле “Ингермоланди(и)”, командор Шхелтинг на “Полтаве”, командор Сиверс на “Екатерине” да еще карабли “Выборх”, “Рига”, “Виктория”, “св. Антони(й)”, “св. Николай”, “Леспранц”, “Ланздоу”, “Самсон”, “св. Петр”, “св. Павел”, “Принцеса”, “Лезетка” (“Лизета”), а наших вышло из гавани: “Леферм”, “Рафаил”, “Гавриил”, “Фортуна”, “Арендель”, “Армонт”, которым при сем и линия деботалия.

[16]

Июня в последних числах стала быть видна преднаписанная швецкая эскадра, идущая к Наргину под командою шаутбенахта Лилиена — 6 караблей, и у нас во флоте сигнал о подняти(и) всем якоря, что и учи нили, а мы ту ночь порох насыпали, людей по пушкам делили и еще не совсем и карабль готов, пошли всем флотом за шведами. Командор Шхелтинг командовал, а государь переехал на шняву “Принцесу”. Ту же ночь посылан был от государя порутчик Мишуков к швецким караблям ради подсмотру, и уже мы забрались в линии деботали к Наргину выше шведов к ветру и стали спущатца, а неприятель идет под марселями. И как мы приближились к неприятелю, учинен был сигнал от государя с яхты, что-б всему флоту возвратитца, и тако возвратились. И у нас во флоте зделалось великое ото всех роптание, что упустили неприятеля. Карабль же “Леферм” в то время стал на мель на Миден Грунт ³. И пришед к Ревелю, стали на якорь и от флота посыланы по три крюйсера с переменою.

Имянным его царскаго величества указом послан был я сухим путем в Пернов и даны были мне три человека ундер-афицеров, куда и поехал.

И в дороге один жеребец, взятой от бурмистра Лантынга, от скорой езды на третей мили от Ревели повалился. А мне велено, прибыв в Пернов, взять от коменданта бригадира Панина салдат, что потребно, понеже там [17] имелось три полка, да ему самому по посланному имянному указу, что буду требовать, велено быть послушну. Ибо купленной в Галанди(и) карабль “Перл” пришел туда на взморье и не мог пройтить мимо шведскаго флоту, лежащего у Дагер-орта, и велено его выгрузить и приветши поставить под крепость. А ежели недоидет до крепости, то поставить в удобное место, зделав /л. 16/ крепость на берегу и пушки с него поставить. И приехав в Пернов, забрав все, что имелось лодок и щерботов, и взяв два полка салдат, поехал на взморье и, приехав, все из него выгрузил и перевозил в город, а ево довести было до крепости неможно за малостию воды. И не доведши на две версты, поставил у берега и на берегу, зделав ботарею и того карабля поставя пушек 15, отдал в сохранение и смотрение бригадиру и коменданту Панину, сам возвратился из города. И тут встретил посланного ко мне тогда капитана-порутчика Наума Сенявина, понеже государь был сумнителен, что показанное дело я мог ли исправить. С которым, осмотри все вышеписанное, поехали возвратно и на половине дороги встретилась команда — капитан Виган, порутчик Зотов и протчие ради принятия карабля “Перла” и проводу ево ко флоту. Мы же прибыли в Ревель и во флот, и я репортовал его величество, за что милостиво изволил принять и тем моим делом был доволен. И я попрежнему определился на карабль “Рафаил” и посланы были в крюсерство к осту Наргина в форватер.

Июля в последних числах изволил государь на карабле “Ингермоландии” следовать от Ревеля и с ним шнява “Принцеса”, да трем крюйсерам велено следовать к Гелсинфорсу и, прибыв к шхерам, изволил на оной шняве иттить в Гелзинъфорс, а мы возвратились. И прислан был от его величества денщик Нелюбухтин на шлюпке с писмом к ея величеству государыне и приказано тот час с афицером послать в Ревель на шлюпке. С которым писмом я и послан на десяти весел ной шлюпке, понеже было тихо. И греб во всю ночь и по утру прибыв, писмо к ея величеству вручил, да и наши карабли пришли.

В августе месяце получили известие, что галерной флот в Финлянди(и) швецких взяли фрегат “Олифант” да 6 галер, 3 щербота и за такую высокую милость божескую было молебное пение, и благодарение богу, и пушечная палба со флоту и города ⁴. По указу пошли всем флотом в Гелсинфорс, куда и прибыли, и его величество изволил прибыть. Пленной-же фрегат и галеры привели, и была великая пушечная палба. Потом всем флотом пошли в море; на “Ингермоланди (и)” изволил сам его величество быть и команду над флотом имел. /л. 16 об./

Августа 30 числа прибыли к Березовым островам и того-же числа по сигналу велено нам явитца на карабль “Ингермоландию”, мне и Денису Калмыкову, куда приехали. И сам его величество изволил приказать ехать в Березовые острова и принять мне в команду пленные три галеры да Калмыкову три, на фрегат же командиром капитан-лейтенант Наум Сенявин, на щерботы Лебядников, куда мы и поехали. И прибыв на галеры, стал быть шторм великий во всю ночь и нас, спутавши галера с галерою, носило по заливу, как ветр переменялся. Ту же нощь во флоте великой страх был, два карабля мачты потеряли. И в тот великой шторм его величество с немалою опасностию на шлюпке изволил сьехать к нам в острова, а место квартирместера у него был порутчик Делап.

Сентября 3 числа утихло, и флот пришел в Березовой зунт и тут, исправясь всем флотом, пошли х Кронштату да и россиских галер 24 следуют же. Прибыв х Кронштату, флот остался, а фрегат и 6 галер пленных, 12 россиских пошли и стали против Питергофа на якоре, где его величество изволил сочинять линии, как нам иттить в Питербург [18] церемонией. И все сам изволил с нами сочинять, а каким образом та была церемония, и линия при сем приобщается.

/л. 17/ И как шли Невою, с крепостей селютовали прежде. И прибыв к Троицкой пристани, где были и триумфальные вороты зделаны, высадя всех швецких полонеников с галер на пристань и, оттянувши, стали на свои места в линию. И после полудни его царское величество изволил прибыть на пристань и с ним как иностранные министры, так россиски(й) генералитет. И приказано всем галерам и щерботам притянутца к пристани, и сам изволил ходить по всем галерам и с министры, показывая все на [19] оных и несколько пакалов (бокалов) кушали с пушечною стрелбою; российские же галеры стояли в то время в линии данной. По трех днях галеры отданы к адмиралтейству и приведены.

Октября в начале велено ехать всем морским афицерам в Кронштат ради смотру, где и был. И его величество изволил сам смотреть и над именами некоторых клал отметки. И при том смотре был генерал-адмирал,(Ф. М. Апраксин) вице-адмирал Крюс, контра-адмирал принц Менщиков, капитаныкомандоры Шхелтинг и Сиверс.

И, прибыв в Питербург, определен был на новостроющейся карабль в команду капитана-лейтенанта Ивана Сенявина, которой и спущен и дано имя “Нарва” и на камелях проводили, и быв в вехах случилось приехать ввечеру его величеству на карабль к нам, и как скоро взошел на фалреп, то камели под оным подломились и с немалым трудом (в) ту же ночь паки подвели и благополучно в Кронштат привели. А ради помощи и буксирования были восемь галер гварди(и) салдат, на которых капитаны Василей Барсуков и Василей Нейбуш, и, отдав карабль к адмиралтейству, возвратились в Питербург. И велено нам являтца в адмиралтейскую кантору по вся угры в пятом часу, ради эксаминаци (и) в морском искустве, в которой изволил быть его величество да генерал-адмирал Апраксин, вице-адмирал Крейс, контра-адмирал князь Менщиков и адмиралтейской советник Александра Кикин.

И по той эксаминаци (и) я утвержден порутчиком и на ранг мой я за рукою его величества получил патент.

В генваре наряжена команда морская ради приводу новостроящихся четырех караблей у города Архангелскаго. /л. 17 об./

За командора капитан Иван Сенявин, капитан Беринг, капитан-лейтенанты Бенс, Ден, порутчики — я и протчие. И велено команде следовать по партиям к городу Архангелскому.

Генваря 16 имянным указом послан был я на почте к Москве, и велено всю артиллерию, яко то-есть: пушки, якори, которые везены были ис-под Азова к городу (Архангельску) подрядчиками и брошены на дороге от Москвы до Вологды, забирать и к Вологде отправлять, и дан был навигатор Семен Зыков.

И прибыв в Москву в третей день, взяв из Адмиралтейской канторы подьячих и денег, отправился в путь, и по дороге все лежащие и брошенные пушки и якори забирая, оставлял подьячих с денгами и велел подрядом, а ежели подрятчики не будут — на ямских весть на Вологду, а сам поехал наперед. И быв на Вологде, зделав диспозицию, поехал к городу и явился в команду капитану Сенявину, понеже наша команда вся уже туда прибыла. Карабли же с поспешением начались строитца и приготовление припасов и протчего.

Майя в половине карабли спущены на воду благополучно и именованы: 1. “Урил”, команду взял за командора капитан Иван Сенявин; 2 — “Сарафиил” — капитан Беринг; 3 — “Варахиил” — капитан-лейтенант Бенс; 4 — “Егудил” — капитан-лейтенант Ден. И все оные пятидесять четырех пушечные. Да велено же привесть имеющей аглинской золотой транспорт, которой был у города много лет, в 28 пушек, и на оном определен был я командиром, а по прошествии одного месяца, по [20] прошению лейтенанта Гачисона, объявляя свое старшинство, тот транспорт отдан был ему в команду, а я определился х командору на карабль “Урил” за капитана-порутчика. За недостатком же морских служителей на караблях выбираны были из имеющихся тамошних дву полков: Архангел огород ска го и Устюжскаго лутчие люди, поставя в шеренги; перво я на командорской карабль, а потом по старшинству и на другие карабли выбирали. Таким же маниром чинили и ис приведенных рекрут со всей губерни(и) трех тысяч пятисот человек. С купецких же русских судов в матрозы всех лутчих людей отбирая, брали.

Июля в половине выведены карабли были на взморье и приготовя совсем, в половине августа пошли з божиею помощию в море 4 карабля да транспорт, которым и линия дебаталия при сем. /л. 18/

Люди же у нас на караблях генерално сказать можно, что хороши, понеже все выборные да и на всех караблях сверх комплету, да и мастеровые люди с нами взяты, ибо Адмиралтейство у города (Архангельска) велено разрушить и впредь строению там не быть. И по данным сигналом велено командующим исполнение чинить да и рандоу (рандеву) дан был. И в широте Килдюна великой два дни штурм имели, и по окончании того транспорт стал держать х Килдюну, понеже в то время под берегом видимы были купецкие три карабля и, подшед блись берега, поворотил и ушел из виду, как не подлежало доброму человеку. Мы же, получа туман, через 8 часов, делая сигнал под малыми парусами шли, и как прочистилось, то из наших караблей никого не увидели и все шли, можно видеть, что нарошно, и тако пошли одне в путь наш. По осми же днях увидели в 67 градусах капитана Бенса, которой у нас и на карабле был и ту же ночь и отстал, поутру уже и не увидели. У нас же умножатца стало болних, а пища через меру была на караблях доволная и без весу давано, у нас же и на посные дни вместо мяса и масла была взята патока.

В сентябре, в половине, быв в Категате, за противным ветром зашли в Норвежию в Ланге-Зонт, где нашли капитана Беринга. И у нас на карабле было в ту пору умерших 85 человек, что не лутчие люди, а болних — до ста, у капитана же Беринга было умерших — 105, да болних — 115. Мы же, поставя на берегу палатки и перевезли болних, стали доволствовать свежею пищею, и однем словом сказать, — в тот путь на караблях ни одного человека не осталось, /л. 18 об./ чтоб не был болен. Я же был головою три дня болен и тако в карабле была духота, что описать неможно, а болезнь имелась шорбутика ( т. е. скорбут — цынга.) по болшой части, мы же получили репорт, что капитан Бенс зашел и лежит в Кристин-Санте, и у него умерших было — 120 человек, а болних — 115. Мы же и о капитан-лейтенанте Дине уведомились, что он лежит в фосене и болних и умерших у него против наших караблей. О транспорте же получена ведомость, что он [21] у Мастер-ланта пропал и разбило, да и капитан Беринг объявил, что он ево видел в Категате и ему говорил, дабы он с ним шел в Норвежию, на что он ему з бранью ответствовал и ту ночь пропал ⁵. У нас же болние, получа свободу от болезни, пошли в Копенгагин по сей фигуре:

В половине октября пришли х Копенгагину и ради зимованья втянулись в гавань, понеже о удержани(и) нас посол князь Долгорукой имел указ.

К нам же в Копенгагин ис Питербурга пришли карабль “Перл”, на нем капитан Грис, которой после в Категате и мачты потерял и к нам возвратился в Копенгагин. Карабль “Штрафорт”, командир капитан-лейтенант Наум Сенявин; фрегат “Св. Павел”, капитан-лейтенант Бадон; на “Самсоне” — капитан Эков, — которые и пошли в Голандию ради взятия новопостроенных тамо кораблей. К нам же прислан в Копенгагин от его царского величества генерал-адъютант Антон Дивиер и над капитаном Грисом в потерянии мачты и протчаго определен военной суд, и карабль ево “Перл” отдан в команду капитану Берингу. Карабль же “Салафиил” поручен мне в команду.

Стала приготовлятца дацкая эскадра ⁶. В марте месяце по представлению королевскаго величества дацкого (Фридрих IV (1671-1730), король Дании с 1699 г.) к нашему полномочному министру князю Долгорукому для умножения той дацкой /л. 19/ эскадры, чтоб нашим быть двум караблям “Урилу” и “Салафиилу” под командою шаубенахта Коса, куда и определены и, изготовя карабли, апреля в последних числах вышли на рейд, и дацкая эскадра в семи караблях, да наших два, всего 9-ть, да два фрегата, чему при сем линия деботалия.

Шоубенахт же Тореншолт послан в Категат с эскадрою разных судов: прамы, галеры, шнявы и один фрегат. И со оною эскадрою были у [22] Баренголма и возвратилися в Белт, понеже по известиям, якобы швед(с)кая эскадра там была, токмо оной не нашли, а была в Категате, и паки возвратились в Копенгагин.

Майя в последних числах прибыли новопостроенные карабли из Англии: в 64 пушки карабль “Малбург”, за командора капитан Бредаль; 54 — “Девеншир”, капитан Эков; 54 — “Поршмоут”, капитан Фондергон; 54 — “Штрафорт”, капитан-лейтенант Наум Сенявин; фрегат “Самсон”, капитан Гоуфт, а фрегат же “Св. Павел”, за худостию ево, в Копенгагине разломан.

Потом прибыли и наши городские (т. е. построенные в городе Архангельске.) карабли — “Варахиил”, капитанлейтенант Бенс; “Ягудил”, капитан-лейтенант Ден. Сухим же путем из Галанди(и) приехал капитан-командор наш Шхелтинга, которой и команду взял и брейде вынпел поднял на “Малбурге”. Капитаны же переменились на караблях и, по ордеру того командора, карабль “Салафиил” отдал капитану Фондергому, а сам определился первым порутчиком на командорской карабль “Малбург”.

Июня 25 галерной флот прибыл х Копенгагину, на котором и его царское величество изволил сам прибыть, а ея величество государыня Екатерина Алексеевна изволила в Копенгагин прибыть сухим путем. Оной флот состоял /л. 19 об./ в прибыти(и) в числе 48 галер, полуботов, венецианских и протчих немалое число, и чинен обыкновенный салют.

Притом же прибыли и транспортные суда да 40, на которых российская была как кавалерия, так и инфантерия. И оная армия расположилась лагером блис Копенгагина к Элсиниору. Галеры же пошли в гавань и стали блись Толбута, где определенный караул и пекеты были поставлены.

Июля в половине прибыл наш флот Российской ис Кронштата под командою капитана-командора Сиверса в числе болших и малых 15-ти, и обыкновенной салют чинен прежде от Сиверса, а потом салютовано и капитану-командору Шхелтинге, и по расположени(и) флота, его царское величество изволил поднять на карабле “Ингермоланди(и)” свой вицадмиралской флаг, чему и линия деботалия при сем приобщаетца.

[23] Я же по представлению и требованию капитана Наума Сенявина определен к нему на карабль первым порутчиком с карабля “Малбурха” на карабль “Девеншир” и, быв тамо 8 дней, послан был на карабле “Поршмуте” с капитаном Эковым в Ротсток ради забрания оставшей там аммуници(и) и правиантов, что учиня и возвратились благополучно, и определен был паки на тот же карабль “Девеншир”.

Августа 1-го его царское величество изволил на карабле “Ингермоландии” поднять свой государственной штандарт и при поднята (и) онаго мы все свои флаги и вынпелы спустя салютовали; тоже и дацкой флот, и аглинской, и галанская эскадра салютовала. Потом и с карабля “Ингермоланди(и)” из 31 пушки палено. При Копенгагене же на рейде, кроме /л. 20/ военных, купецких разных нацей следующих в Балтическое море до 500 караблей.

[24] Августа в половине, пошли все флоты и купеческие карабли в Балтик под командою его величества, а колико было караблей всех флотов при сем приобщаетца линия деботалия. /л. 20 об./

Были у Баранголма и подходили х Карле-Крону и в то время я обкомандрован был на корабле “Варахиил”, тоже и протчих 6 человек афицеров, для посылки в Копенгагин. И разделены были все транспортные суда по эскадрам ради транспорту в Шхону (Сконию. ). По разделены (и) же мне эскадра досталась в 24 судах болших и малых.

Августа в последних (числах) его царское величество со всеми флотами изволил прибыть х Копенгагину и зделалось несогласие между его величеством и королем дацким (Фридрих IV. ). Десант в Шхону отложили и велено нашей арми (и) готовитца в поход. Тоже флоту и галерам.

Сентября в первых числах его величество спустил штандарт ночью, и стал иметь команду капитан-командор Шхолтинга; галеры же все тоже и транспорт весь, а мы в замки. Сентября 20 числа пошли от Копенгагина, а в Копенгагине остался ради килования карабль “Егудиил”. Его же царское величество изволил и з государыней Екатериной Алексеевной следовать сухим путем в Галандию.

Сентября 27 числа прибыли благополучно к Ревелю и вошли в гавань.

А линия дебаталия при сем сообщаетца.

В прошедшую компанию потеряны две шнявы: “Принцеса” на Ютсе рифе капитаном-лейтенантом Бредалем, “Лизетка” в Белте капитаном-лейтенантом Мухановым. [25]

Случилось быть моим суткам в гаване иа карабле, октября против 15 числа был от NW великой шторм, которым поломало Ревелскую гавань и вышибло четыре венца или тараса, против которых лежали карабли “Фортуна”, “С. Антоний де-Падуа”, и те карабли /л. 21/ бросило на мель и повалились на боки, в то же время команду имел капитан-командор Сиверс, а командор Шхелтинга был болен.

Послал капитан Сиверс свою 12 веселную шлюпку на потопшие карабли ради свозу людей и на ней лейтенант Питерсен, и как от “Антония” пошла шлюпка, в то время еще один тарас поломало, и теми бревнами шлюпку опрокинуло, и бревнами ж людей збросило, и порутчик Питерсен был в воде под бревнами три раза, и неполагательно было ему спастись, но на бревне вынесло на мель, да с той же шлюпки квартирместера да матроза одного выбросило з бревнами, а протчие утонули. Я же увидя ночью тот шторм бросил якорь, тем и карабль спас, понеже во оной шторм и против карабля нашего, за которой канаты закреплены были, ящик или тарас из гавани вырвало.

Пополудни послан я был от командора Сиверса с кратким репортом о несчастии гавона и караблей в Питербург к светлейшему князю Меншикову, понеже он в то время, в небытность его величества, команду имел, при том же мне и словесно велено донесть, ибо я при оном был и, каким образом то учинилось, видел, а обстоятелно о всём на почте писано быть имеет; в третей же день в Питербург прибыл и все донес и был в Питербурге ⁷.

Генваря в половине прибыл в Ревель, а в последних числах получен указ из Адмиралтейской колеги(и), чтоб мне быть в Питербурге и явитца в команду капитану Науму Сенявину, понеже он определен на новостроящейся карабль, куда и поехал, и по прибыти(и) явился в команду, где и был по август месяц, а команды нашей служители, молодые люди разных чинов, обучались навигации, стропить и сплисыть.

В сие же лето весь флот наш был на море под командою генералаадмирала Федора Матвеевича Апраксина.

Августа в первых числах определен от Колеги(и) указом на карабль “Армонт” в 50 пушек и всех чинов служителей на выбор 220 человек в команду капитана Блория /л. 21 об./ и я первым порутчиком, и велено тот карабль изготовить немедленно ради походу в Италию в город Венецию ⁸, в которой погрузили ради отвозу в Венецию карабельные канаты, кабелтовы, тросы, перлени и лини разные, парусину и смолу. И августа в последних числах, получа инструкцию, соединились в то время з бывшими в Кронштате двумя аглинскими военными караблями, и при сем линия деботалиа.

Флот же весь наш под командой генерала-адмирала пришел х Кронштату и командрованы были 3 шнявы х Красной Горке ради ожидания [26] прибытия его царьского величества из Галанди(и), понеже изволил писать, что уже от Ревеля отбыл, с нами же пошло разных купецких судов до 40.

Сентября в половине зашли к Данчику (Данцигу.) и были шесть дней и пошли в путь. В последних числах сентября пришли в Зунт и легли на якорь в Елзенноре, где купецких караблей ожидали.

Октября в половине пошли в море, с нами купецких судов до ста. Быв на Догер-банке растались с аглинскими караблями и между собою салют учинен. Мы же в половине ноября зашли в Галандию в Тексел, где достали правизи(и).

Декабря с 12, 13, 14 и 15 был силни(й) и жестоки(й) шторм, неслыханной. Мы же в великой опасности были, токмо по нашему счастию карабль наш лежал за косою Тексела. 14 и 15 чисел, лежащих караблей блис нас сорвало сь якорей и бросило на пампус караблей 28, где их в песок и замыло, понеже носимой тот песок. В том же числе были два остинские (ост-индские.) карабли и как оных несло мимо нас, то раины у нас задевало и явно бог спас. В тот же великой ветр так крепко прибавление воды было и течение, что по 13 узлов в час. По окончани(и) же /л. 22/ того шторму токмо у одного пропадшаго карабля видимы были две мачты, а протчих ничего. В тот шторм в Галандии, Фрисланди(и) прорвало дамы (дамбы) или валы и множественное число народа и скота потонуло и домов разнесло. И так велика вода была, что три дюйма в Амъстердаме не дошла, что-б всю Галандию потопить могло. При сем же меркабельную причину пишу, что в Вест-Фрисланди(и) той высокой водой одного крестьянина со всем его домом, скотом и землею подняло и перенесло семь миль и поставило к одному крестьянину подле его крестьянского двора и на ево землю, о чем тех крестьян процес был у цесаря, токмо приносной выиграл и остался на том месте с приносною землею.

В последних (числах) декабря вышли в море и пошли в канал и надобно заитить в Англию в место, называемое Поршмоут, ради взятья векселя и покупки правианта. Вошли в канал и спустили вынпел, понеже то поведено учинить, дабы с аглинскими военными караблями не получить ссоры, понеже они в канале претентуют, что-б всех государств военный карабли пред ними спущали вынпелы.

Генваря в половине зашли в Поршмоут, где правиантом удоволствовались на 6 месяцев.

Марта 5 пошли в море. Вышед ис каналу в Ышпанское море, подняли вынпел и шли Гишпанским морем все благополучно и с пособными ветры. И в реткие ночи спущали лисели, а брамсели почти завсегда имелись.

Апреля 5-го увидели Гринатные горы на гишпанском берегу, свыше облак нам показались и двои сутки и чрез двои сутки их точно увидели. И 6 апреля вошли в Средиземное море, и того же 10 зашли в Ышпанской город Алекант, где по векселю и денги взяли, и что надобно было правианту свежево служителем купили. И 20 числа пошли в море и шли в виду Ивики, Минорки и Маерки, и в голфе Арбонском претерпели 4 дни великой шторм и противной ветр. И по окончании того шторму /л. 22 об./ с марсов сметали немало песку, которой волнами и воду с песком так высоко бросало. [27]

Апреля 26 зашли в Ливорну, получа воды пошли в путь и шли мимо Сардинии и Корсыкии. И майя в первых числах в виду Сесилии острова из Малты поутру увидели к нам гребущих 6 галер и, как приближились, то остановились и нас спрашивали, какие мы. И от нас ответствовано, и совсем карабль был убран и приготовлен к баталии. У них командовал галерами генерал-капитан, которой к нам прислал своего капитана со оговоркою, что желает наш карабль видеть и весь ордер наш, которой, быв, везде ходил и осматривал и возвратясь сказал и все хвалил, понеже так блиско были, что, как говорили, все слышно нам было. И генералкапитан и афицеры, взяв по рюмке вина, пили наше здоровье, и мы их тож. И тако сказали бон фояже (bon voyage — доброго пути.) и они, видя нас, вышли с таким разсуждением, что мы барбарцы ⁹, и галеры были величиной — одна в 48 весел, 2 по 36, 2 по 34, баношные. Мы быв в тишине четвери сутки между Сесилии и Малты в виду, и огня палимая гора на Сесилии, по вси ночи видим огонь был и великое зарево и пламя. Получа ветр, вошли в голф Венецианской и видима была Святая Гора, о которой описует во евонголии.

Мая 14 пришли к Венецыи и завели лоцманы на барках в Маламоки, то есть лежащие острова блнсь Венецыи, и получили свободу съезжать с карабля, понеже твердое смотрение имеют, не каких мест карабль идет, что-б опасной болезни не было.

25 была великая процессия: обыкновенно по вся годы грондек (grand due — великий герцог.) со всеми министерами и генералитетом и всем духовенством на одном судне с однем деком, и перили и пушки на нем, и судно велико, называемое буцынтора, с тремя маштами и украшенное флагами и обвешено красным сукном, и выехав на взморье, молебствуя, грандек опустит с руки с перста колцо, что называетца из древних лет обручение голфа, при пушечной палбе. При том же выезжают разных чинов люди на гондолах и барках, которых бесчисленное число /л. 23/ разно украшенных. Тоже иностранные министеры выезжают на украшенных судах. Мы же на своей 8 веселной шлюпке были и на ней был богатой болдахин и на приуготовленном на носу высоком месте сидели два человека наших трубачей, на трубах играли. А в шлюпке сидел капитан Блорий да я и, объезжая буцынтору, трубили на трубах. И потом к нам от грандека прислан был презент, в равной силе как и иностранным министрам, — четыре плетенки разных конфектов и фруктов разных, 12 плетенок сиперскаго вина, 12 лахремикристи, или слезы христовы называютца вино, 12 арсепелскаго. И тако тот день та церемония окончалась и начался во всей Венецыи на три недели машкарат и великое веселие во всем граде. И на площади св. Марка множество богатых лавок с товарами поставлены как тутошных, так и приезжих. И весь народ по болшей части ходят в машкарадах, и во все знатные домы волно приходить и приуготовленное во оных кофий, чай, чекулат, закуски и всякия вины по требованию все подают и везде гуляют, танцуют, песни поют и сидят разговаривают. Мы же адресованы были в Венецыи Сави Рагузинскому и агенту нашему Беклемишеву и по их представлению от грандека позволено нам везде ходить и смотреть, куда прочих иностранных и не пущают, то есть в Арсенал и протчие куриозности, где ходя и смотрели по разным временам, и куриозным вещам можно подивитца. Во оное же время великая забава: по вечерам и ночью по Болшому каналу ездят в ганделях и барках и баржах многочисленное число народу с музыкою, пением и протчею забавою, к тому же много [28] опер, комёдий, коредопсеры, гокос покосы, в церквах музыка и пение. Мы же груз свой выгрузили и отвезли в Венецию и приня немало марморовых статур и разных вещей и богатых вин. И в бытность нашу многонародно, что не первые и знатные с женами и детьми приезжали на карабль смотреть, понеже никогда российских караблей не видали и много дивились и хвалили наш народ и ордер карабелпой. И так во все время было беспокойно, что с трудом работать было можно. Приезжие же были завсегда чесно приниманы и доволствованы; инкогнито и сам грандюк был на карабле. У нас же не было ни одного матроза, которой бы не имел бострога цветнаго, и все были старые и выбранные изо всего нашего флота. /л. 23 об./

Июля в первых числах отправились из Венеци(и) и пошли в море и шли Венецианским голфом, и погода была умеренная и благополучная.

И случилось сматривать позади карабля в воду и можно глубоко видеть, понеже вода в том голфе чиста, и видимо было разные великие креатуры в подобие змей, так толсты и велики, как бревна толстые сажен по пяти и более, которые скоро за караблем бегут и зелень от карабля хватают; да и протчих видимых много разных рыб болших. Шли в виду острова Санто и Корфу, где в то время Венецианской флот карабелной и галерной был. И 15 июля между острова Малты и Сисили(и) (шли) в тишине, и, увидя, малтизы опять вышли с четырьмя галеры и приближась к нам за милю, узнав наш карабль, воротились назат. Мы восемь дней были в тишине и неоднократно намерены были заитить в Малту, токмо ветр тихой не допустил. Мы же слышели за островом Сесилией много пушечной стрелбы, не ведая, что резон, а потом уведомились, что аглинской флот был в Месине, разорил гишпанской флот, токмо от всего гишпанскаго флоту спаслись 6 караблей под командою шаубенахта, с которым мы после и в Кадикс пришли. Аглинской же адмирал в то время, разорил флот, и крепость Месину бонбандировал и много разорения учинил.

Августа в половине пришли в Ливорну и зашли за молы в гавань, и в Ливорно взяли от купцов Крефта и Капели разные марморовые вещи и вины ко двору. В последних (числах) августа пошли в море и заходили в ышпанское место Малагом, где зделали компанию с однем галанским капером, чтоб до устья Средиземного моря смотреть барбарцев и их атаковать. Наш капитан, не имея указу, собою учинил и, вышед в море, шли вместе, токмо оных не видали. И в устье Средиземнаго моря нашли на выше упоминаемых шесть гишпанских караблей под командою шаубенахта, и ради правианта и воды вместе в Кадикс пришли, и тут нашли много агленских купеческих караблей. Оные же не знали, что у агличан с ышпанцами война. Услыша гиспанцы войну, стали аглинские купеческие карабли арестовать, и, то увидя, один аглинской фрегат, тихо отдав парусы, обрубя якорь и пошел в море, гиспанские два карабля военные за ним, которой, поставя пушки свои назад и с каюта /л. 24/ , и стал по гишпанцам ядрами палить и напери с носу так повредил, что принуждены были креневать, а он от них освободился и ушел в море.

Сентября в последних (числах) вышли в море и пошли возвратно Гишпанским морем, и терпели погоды немалые и ветры великие.

Октября в половине вошли в канал, и увидя аглинской берег, и идем способным и великим ветром. В половину ночи нечаянно впереди нас увидели землю и прямо на нее идем, и как к ветру карабль поставили, то очень близко были, бейдевинт поворотить неможно, а фордовинт так на землю. Токмо по нашему счастию бог милость свою дал, ветр пошел к весту вдруг шесть румбов, и тако освободились. Ежели-бы ветр не переменился, ни одной души спастись неможно, ибо тот берег был остров [29] Вихт, и так берег весь в утес прямо сажен на двадцать вверх, а подле камня глубина сажен до ста. Нас же склонило течением, понеже в том канале течение великое имеетца, и карабль, как идет из Гишпанскаго (моря) и трафит ис течения в течение, то может в 24 часа весь канал переитить — 96 миль. Мы же ис каналу вышли благополучно в Северное море и на Да(гер) банке за противными ветрами крюсовали ноября до первых чисел, и жестокие ветры имели, да уже у нас правианту и воды стало быть мало.

Ноября в половине, зделав консилию, нас же много снесло к NW и тако пошли в Норвежыю и 20 числа зашли в Бергенской лит, местечко Копервик, где и зимовали. И правиапт покупали и всем служителей довол ствовали.

В декабре месяце швецкая армия тысячь до 15 шла горами к Дронтому и зделались великие морозы, то из них болшая часть померзли в пути, так маршировали как и бежали, мы же, быв во оном месте,

Комментарии

1. Согласно условиям заключенного в 1711 г. “вечного мира” с Турцией, Россия должна была отказаться от завоеванных ею Азова и Таганрога. Из состава находившегося там флота русское правительство предполагало корабли “Предестинация” и “Ластка” и шнявы “Мункер” и “Лизет” провести вокруг Европы в Балтийское море. Турки, однако, отказали в пропуске. Тогда эти суда были проданы Турции за 26. 167 червонцев. Кораблем “Ластка” командовал капитан Андрис Симсон, который был послан в Константинополь для передачи судов и окончательных расчетов по этой продаже. В ноябре 1712 года, находясь в Константинополе, Симсон был арестован турками, ио вскоре освобожден и отправился через Англию в Россию. (Веселаго Ф. Очерк русской морской истории, ч. I, стр. 138-139; “Общий морской список”, ч. 1, Спб., 1885, стр. 339; Елагин С. История русского флота. Период Азовский, Спб., 1864, стр. 239).

2. Следует отметить, что этот эпизод изложен в “Очерке русской морской истории” Ф. Ф. Веселаго совершенно иначе. Веселаго пишет: “При этом английские командиры и экипажи, которые привели суда, до того проникнулись военным духом, что подняли русские флаги и изъявили готовность, в случае появления неприятеля, драться с ним, подчиняясь командиру русского корабля, Ивану Синявину” (ч. I, стр. 252). Источника приведенного им сообщения Веселаго не указывает. Полагаем, что рассказ Барша, как очевидца, заслуживает большего доверия и более соответствует действительному положению, чем рассказ Веселаго.

3. Совсем иначе это неудавшееся столкновение со шведской эскадрой изложено в “Очерке русской морской истории” Ф. Ф. Веселаго. Там говорится: “...Однакож, на другой день, когда снова подошли к рейду шесть шведских кораблей, под начальством вице-адмирала Лилли, царь приказал тотчас всему флоту сниматься с якоря. Но как выход в море опять замедлился перевозкою людей с берега, то неприятель успел уйти, пользуясь преимуществом выгодной лавировки в более просторном месте, и хорошими лоцманами. Из наших же судов, корабль “Арондель” приткнулся к мели и простоял на ней часа два; другие корабли, при тихом ветре, гнались часов семь за шведами и, к большому огорчению царя, должны были возвратиться без успеха” (ч. 1, стр. 257). Трудно решить, чья версия ближе к истине; можно, однако, предполагать, что нелестный для биографии Петра приказ его о прекращении преследования шведской эскадры не был внесен в официальные источники, которыми пользовался Веселаго. Расходятся авторы и в наименовании корабля, севшего на мель: по Баршу — это “Леферм”, по Веселаго — “Арондель”

4. Речь идет о знаменитой морской победе при Гангуте 27 июля 1714 г. Победа была достигнута благодаря удачной тактике русского командования, сумевшего заставить шведского адмирала Ватранга расчленить свои силы. Затем, используя штилевую погоду, русские сумели прорваться на гребных судах мимо больших парусных кораблей шведов. Обойдя главные силы шведов у мыса Гангут, (самый южный мыс Финляндии), русские галеры блокировали отряд шведских судов контр-адмирала Эреншельда и в абордажном бою захватили его в плен в составе отмеченных Баршем судов.

Гангутская победа обеспечивала Петру 1 занятие всей Финляндии и создавала угрозу нападения русского флота на шведские берега и на самый Стокгольм.

Гангутская победа продемонстрировала перед всей Европой выросшие силы России как морской державы.

Гангутская операция довольно широко освещена в русской исторической литературе. Ей посвящены 5 томов “Материалов для истории Гаигутской операции” (Пг. 1914-1918), о ней подробно говорится во всех трудах, посвященных истории русского флота, имеется и специальная работа (Новиков Н. В. Гангут. М., 1944). В т. 10-м 2-го издания БСЭ дана схема и приведена старинная гравюра Гангутского боя (ем. статью “Гангутский бой”),

5. Об этом “транспорте”, который Барш вначале назвал “английский золотой транспорт”, имеются следующие сведения. В 1697 году английский король Вильгельм подарил Петру I яхту под наименованием “Транспорт-Рояль”. Весной 1698 г. яхта эта была приведена в Архангельск, откуда предполагалось перевести ее на Волгу, но за мелководьем намерение это не осуществилось, и яхта поступила в состав Беломорского флота. В 1715 г. на переходе из Архангельска в Балтийское море яхта “Транспорт-Рояль” разбилась у норвежских берегов (“Список русских военных судов”. Спб., 1872, стр. 190-191). Почему Барш называет это судно “золотым транспортом” — не ясно. По указаниям Ф. Ф. Веселаго, яхта “Транспорт-Рояль” разбилась близ Ротенбурга, причем погибла большая часть команды “Веселаго Ф. Ф. Очерк русской морской истории. . ., стр. 280), Очень не лестно обрисованный Баршем командир яхты лейтенант Гачисон в “Общем морском списке” не значится, и о дальнейшей судьбе его сведений нет.

6. В этой и последующих записях за март — сентябрь 1716 г. Барш описывает события того периода войны, когда Россия, Дания и Англия, при участии Голландии, готовили десант в южную провинцию Швеции — Сконию, или Шхону, как ее называет Барш. Кульминационным пунктом этой подготовки явился момент соединения, у Копенгагена, четырех флотов: русского, датского, английского и голландского. Английский адмирал Норрис и датский генерал-адмирал Гульденлев, не желая подчиняться один другому, просили Петра I принять на себя командование всем соединенным флотом. Петр с радостью на это согласился и поднял на своем корабле штандарт. Однако сложная политическая обстановка, закулисная борьба союзников между собою, интриги и двуличная политика английского правительства затянули подготовку десанта до осени и дали возможность Швеции заранее подготовиться к отпору в Сконии. Не рассчитывая на активную помощь союзников, Петр не захотел рисковать зимовкой своего десанта в Швеции при отсутствии в зимнее время коммуникаций, осуществляемых лишь флотом, и отказался от высадки десанта в 1716 году, предположительно перенося его на весну 1717 года (“Журнал или поденная записка Петра Великого”, ч. II. Спб., 1772, стр. 18-40. На стр. 30-31 дана схема расположения всех флотов, приведенная ниже и Баршем; Тарле Е. В. Русский флот и внешняя политика Петра 1. М., 1949, стр. 55-57; Никифоров А. Русско-английские отношения при Петре 1. М., 1950, стр. 124-126).

7. Документы о катастрофе в Ревельской гавани напечатаны во 11 части “Материалов для истории русского флота” (Спб., 1865), под №№ 1491, 1492, 1498. В этих документах катастрофа относится к ноябрю месяцу, а не к октябрю, как пишет Барш. Барш, как очевидец событий, отмечает ряд подробностей, отсутствующих в официальном “Журнале” (упомянутый выше № 1491).

8. По поводу этой экспедиции в Венецию Ф. Веселаго сообщает: “Для развития морских торговых сношений с портами Средиземного моря, царь, по предложению агента нашего в Венеции, Саввы Рагузинского, в виде попытки, приказал отправить туда бывший у Котлина военный корабль “Армонт” (капит. Блорий), нагруженный казенными товарами; жидкой смолой, железом, канатами, юфтью и воском. Выйдя в сентябре 1717 г. из Петербурга, Блорий заходил в Англию, Испанию и 7 мая 1718 г. пришел в Венецию, где продажею товаров занялся сам Рагузинский. Смола, юфть и воск пошли выгодно, а кабельтовы и канаты не продавались, потому что венецианские канатные заводы считались лучшими в Европе и превосходили наши достоинством работы. В мае м-це 1719 г. “Армонт” возвратился в Россию. (Веселаго Ф. Ф. Очерк русской морской истории..., стр. 302-303).

9. “Барбарцами” именовались народы северного берега Африки — Берберии, Алжира, Туниса.

Текст воспроизведен по изданию: "Юрнал" вице-адмирала Я. С. Барша. Часть первая. 1707-1725 // Сборник гос. биб-ки им. Салтыкова-Щедрина, Вып. 2. 1954

© текст - Гейман В. Г. 1954
© сетевая версия - Тhietmar. 2025
© OCR - Ираида Ли. 2025
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Гос. биб-ка им. Салтыкова-Щедрина. 1954

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info