(Синим цветом в сетевой версии отмечены примечания взятые из других текстов данного сборника. Thietmar. 2007)

Генрих Вильгельм Лудольф (1655-1712) родился в г. Эрфурте и был племянником знаменитого ориенталиста Иова Лудольфа (1621-1674), в доме которого он и получил свое воспитание. В качестве секретаря голландского посольства он уехал в Лондон и здесь сделался секретарем датского принца Георга, мужа королевы Анны Английской. По указанию его ранних биографов, Лудольф в Англии познакомился с русским языком, а затем предпринял путешествие в Московское государство. По словам «General Biography composed by John Aikin, Th. Morgan and W. Johnston» (London, 1807. — Vol. 6), I Россия была первой землею, возбудившей его любопытство, «и так как он приобрел уже некоторое знание русского языка, прежде чем оставил Англию, он вскоре был в состоянии разговаривать с туземцами и был вежливо принят главнейшими особами этой земли. Так как он знал музыку и был виртуозом на разных инструментах, он имел честь показать свое мастерство перед царем в Москве, к большому удивлению и удовольствию этого царя [Петра I]. Равным образом, большая ученость, которую он показал в разговорах с русским духовенством, заставила смотреть на него, как на чудовище учености; и особенно ловкость, с которой он разговаривал на еврейском языке с некоторыми евреями, бывшими в этой земле» (Шифнер А. А. Биографические известия о Г. В. Лудольфе // Зап. АН. — 1864. — Т. 5. — С. П9-126. -Прил. 3). Точные даты пребывания Лудольфа в Московском государстве неизвестны: несомненно лишь, что он находился здесь в 1693 г., а может быть, еще и в конце 1692, и в начале 1694 г. Во всяком случае, в 1694 г. он уже вернулся в Лондон, пережил здесь болезнь и операцию, а затем, как только позволило здоровье, принялся за работу над русской грамматикой, которую и опубликовал в Оксфорде в 1696 г. (Grammatica Russica quae continet non tantum praecipue fundamenta Russicae Linguae, verum etiam manudictionem quandam ad Grammaticam Slavonicam. — Oxonii, 1696). Эта замечательная книга предназначалась, по его собственным словам, для самих русских «с тем, чтобы они по ней могли учиться своему языку». Вместе с тем Лудольф предполагал, что этот его труд мог бы также принести пользу «купцам и путешественникам, так как он представляет введение в изучение языка, на котором говорят в стране от Архангельска до Астрахани и от Ингерманландии и до Китая». «Русская грамматика» Лудольфа, несомненно, ответила тем целям, для которых она предназначалась автором; ею очень заинтересовался западно-европейский ученый мир (Пекарский П. Переписка Лейбница с разными лицами о славянских наречиях и древностях // Зап. АН. — 1863. — Т. 4, кн. 1. — С. 2, 5-6; Россия и Италия. — Л., 1927. — Т. 4. — С. 296-297); книга широко использована была также в интересной «купеческой энциклопедии» — справочнике и путеводителе по России начала XVIII в. Пауля-Якоба Марпегара (Mockowitischer Kaufmann. — Luebeck, 1705; Изд. 2-е. — 1723); известна она была [439] и в России; экземпляр ее находился, например, в библиотеке Андрея Артамоновича Матвеева. Была она, несомненно, и в других книжных собраниях того же времени, так как нередко встречается в старых книгохранилищах. Большое значение книги Лудольфа как первой научной грамматики русского языка было вскрыто лишь недавно в специальном исследовании проф. Б. А. Ларина (Русская грамматика Лудольфа 1696 г. — Л., 1937; к этой книге приложены также перепечатка латинского подлинника грамматики и ее полный перевод, с. 43—140). По словам Б. А. Ларина, книга Лудольфа «представляет незаурядный интерес и для лингвиста, и для филолога, и для историка. Выходец из передового саксонского бюргерства, широко образованный человек, Лудольф — в отличие от многих других, побывавших в России иностранцев — отнесся к наблюденным им фактам и к слышанным рассказам с исключительной трезвостью, с живым и доброжелательным интересом, с достаточным доверием и с достаточной осторожностью. Книга в основном посвящена языку, но она дает немало и для историка культуры, нравов, хозяйства России конца XVII века» (Указ. соч. — С. 5).

Помещенные в приложении к грамматике заметки о природных богатствах и о народах, живущих в России (р. 91-97), представляют для нашей цели особый интерес, так как в них идет речь и о Сибири. Обращают на себя внимание осторожное отношение автора к сообщенным им здесь сведениям; они собраны Лудольфом главным образом на основании расспросов бывалых людей, с которыми он беседовал в Москве (частично, быть может, и по литературным данным). Сообщая их, Лудольф, однако, не принимает их полностью на веру, как это нередко делали другие иностранные писатели, но сопровождает их собственными, замечаниями или недоверчивыми оговорками. Последние представляют особый интерес, так как, в основном, приведенные Лудольфом факты не являются особенно новыми в западно-европейской литературе. Между тем их оценили по достоинству; это видно, например, из того обстоятельства, что уже в 1698 г. их перевели на английский язык: они напечатаны в приложении к английскому переводу книги Адама Бранда (Brand Adam. A Journal of the Embassy. — London, 1698. — P. 119-134: Some curious observations concerning the products of Russia; ср.: Кoeрреп Р. Bibliotheca zoologica rossica. — SPb., 1905. — Bd. 1. — S. 168). Мы приводим ниже несколько относящихся к Сибири отрывков из этого приложения к «Русской грамматике» по переводу Б.А.Ларина (Указ. соч. — С. 135-140).

На краю Сибири близ реки Енисей находят руду, которую приняли было по цвету и тяжести за золотую. Но опытные металлурги, посланные туда, установили, что этот металл легко испаряется на огне; они называли его мне сернистым золотом, полагая, что если бы кто-нибудь сумел его выплавить, то получил бы настоящее золото. Вероятно, что руда в таком отношении к золоту, как германский висмут в отношении к серебру... Серебряных копей у русских нет, но они часто выкапывают в Сибири из могильников то серебро ¹, которое [440] погребено там с покойниками. Чрезвычайно любопытная вещь — Мамонтова кость ² (Mammotovoi Kost), которую в Сибири выкапывают из земли. В народе ходят о ней фантастические рассказы. Говорят, что это кости животного, проводящего жизнь под землей и величиной превосходящего всех наземных животных. Эту кость применяют в медицине в тех же целях, что и так называемый «рог единорога». Кусочек мамонтовой кости подарил мне один из моих друзей, который, как он рассказывал, получил его от русского вельможи, вернувшегося из Сибири, — на мой взгляд, это настоящая слоновая кость. Более сведущие люди говорили мне, что эта Мамонтова кость представляет собою зубы слонов. Надо полагать, что они были занесены туда во время всемирного потопа и в течение долгого времени все больше и больше покрывались землей.

..Наиболее замечательна из растений — коса-трава (falxherba): она, говорят, растет в Сибири и о нее ломается железо, так что коса, ее коснувшись, рассыпается на мелкие куски. Люди, достойные доверия, побывавшие в Сибири, рассказывали мне это, и я был бы упрямцем, если б им не поверил. Однако я очень хорошо знаю, что к народной молве в России надо относиться с большой осторожностью. Так, рассказ о траве баранец ³, имеющей будто бы вид барашка, покрытой шерстью и поедающей траву вокруг себя, не соответствует истине, как я узнал от людей самых надежных. Эти люди, побывав в тех краях, где по рассказам растет эта трава, нигде не могли ее найти, но, по их словам, там, в некоторых частях Татарии, есть овцы, у которых ягнята с такой мелкой и красиво вьющейся шерстью, что шкурки этих ягнят продаются как шкурки баранца, овцы-растения.

Славится еще в России целебный корень, растущий в Сибири, называемый Волчаной корень (lupina radix). Говорят, он имеет значительную силу при заживлении ран. Мне говорили даже, что достаточно просто пожевать этот корень, чтобы какая угодно рана, в любой части тела, зажила. Впрочем, отстаивать этого я не буду...

Величайшую роскошь у русских представляют одежды из меха скифской или, верней, сибирской куницы, которую они называют соболем (Soboli). Цены на собольи меха очень разные: иная пара оценивается в три рубля, а иная продается за сто рублей. Чем темнее мех, тем он дороже; белые — очень редки.

Даурской области, возле Китая, есть порода быков, называемая бобули (Bobuli), хвост у них очень похож на конский, а под брюхом свисают длинные волосы. Рога у быков обычного вида, а у коров их нет.

...Русские ведут торг также с Китаем, доставая оттуда шелковые одежды. Привозят оттуда также чай и некое вещество — желтого цвета, ароматное, подобное мелу, называемое Темзуй (Temzui), которое считается у них отличным лекарством при многих болезнях. В столицу Сибири, Тобольск, часто приезжают с индийскими товарами бухарцы-магометане (их столица, как мне говорили, называется, если не ошибаюсь, Самарканд). Вероятно, ради них в Тобольске обучают арабскому языку, как мне рассказывали.

1. часто выкапывают... то серебро]. О раскопках могильников сибирскими жителями с целью добычи серебра упоминают многие источники. Свод данных см. у В. Радлова: Сибирские древности. — СПб., 1894. — Т. 1, вып. 3. — С. 117.

2. Мамонтова кость]. Фантастические рассказы о мамонтовой кости см.: Юлий Помпоний Лэт; там же сближение поверий о мамонте, «проводящем жизнь под землей», с встречающимся в азбуковниках и Голубиной книге поверьем об «индрик-звере», «единороге» (ср.: Усов С. А. Сочинения. — М., 1888. — Т. 1. — С. 398); о мамонтовой кости в медицине см.: Пфиценмайер Е. В. В Сибирь за мамонтом. — М., 1928. — С. 11.

3. рассказ о траве баранец]. Сведения об этом удивительном феномене природы находятся у большого количества иностранных писателей о России: Герберштейна, Маржерета, Рейтенфельса, Олеария, Ламартиньера, Стрейса и т.д. Олеарий, писавший за 50 лет до Лудольфа, называет растение дыней, которая величиною и качеством похожа на другие обыкновенные дыни, но по внешнему виду имеет сходство с бараном, члены которого она совершенно ясно изображает. Поэтому русские и называют ее баранцем. Стебель прикреплен как бы к пупу дыни, и куда она повернется (так как при росте она меняет свое место, насколько ей это позволяет стебель), там сохнет трава или, как говорят русские, «пожирается» дынею... Когда дыня поспеет, стебель отсыхает и плод получает меховую шкурку, подобно барану; по их словам, эту шкурку будто бы можно дубить и приготовлять к пользованию против холода. Нам в Москве показывали несколько кусков такой шкурки, оторванных от одеяла, говоря, будто бы они от дыни «баранец»; эта шкурка была нежна и курчавошерстиста, подобно шкуре ягненка, вырезанного из утробы матери или еще очень молодого (Олеарий. Описание путешествия в Московию... / Пер. А. М. Ловягина. — СПб., 1906. — С. 161-162; ср.: Герберштейн. Записки о московских делах... / Пер. А. Малеина. — СПб., 1908. — С. 158; Замысловский Е. Е. Древняя и новая Россия. — СПб., 1875. — Кн. 12. — С. 33. — Прим.; Ламартиньер. Путешествие в северные страны. — С. 163). Рассказы о «баранце» проникли даже в художественные произведения. Так, немецкий писатель Гриммельсгаузен в своем романе «Симплициссимус» (1669) рассказывает от имени своего героя, как тот был «украден толпою кочующих татар, которые повели меня в глубь своей страны, так что мне пришлось не только видеть как растет животнорастение "Воrаmetz", но даже есть его» (Кн. 5, гл. 22). Это же «Schaefsgewaechs Borametz» фигурирует еще раз в 11-й главе VI книги, где Симплициссимус, попав опять в Европу и хвастаясь своему хозяину о своих путешествиях и диковинках, какие ему пришлось встретить по пути, рассказывает, когда зашла речь о пленивших его татарах: «Я даже кушал прелестное и чудесное растение баранец у татар! И хотя я его в жизнь свою никогда не видал, я все-таки так сумел рассказать об его восхитительном вкусе моему хозяину, что у того слюнки потекли. Я сказал ему: мясо у "баранца", как у рака, цвет его как рубин или красный персик, а запах одновременно похож на аромат дыни и померанца». В русской исторической литературе «баранец» сделался классическим примером неосведомленности европейцев о русской природе, их легкомысленного доверия к своим источникам, небрежного и невежественного отношения к предмету своих описаний. Однако справка в истории естествознания убеждает нас в том, что в XVI и XVII вв. в возможность реального существования такого явления верили лучшие естествоиспытатели этой эпохи. Н. Chevreul в предисловии к «Estat de Pempire de Russie» Маржерета (Paris, 1855. — P. XVI) справедливо говорит, что Маржерет в своем рассказе о баранце воспроизводил лишь то, что говорили ученые его времени. Еще в книге Nicolas Menardes de Seville (Histoire des medicaments apportes de l'Amerique etc. — Lyon, 1619. — Chap. 36. — P. 248) можно найти изображение «баранца» и целый трактат о нем, в котором приводятся мнения J. Scaliger'a, Cardan'a, G. Postel'я, I. B. Porta, du Bartas, Blaise de Vigenere'a, не сомневавшихся в его существовании; аналогичное изображение с пояснениями можно найти также у Claude Duret в его «Histoire admirable des plantes et herbes esmerveillables etmiraculeuses» (Paris, 1650. — P. 350) и у Rymsdyck (Museum Britannicum. — P. 38. — Tabl. 15). «Если такие ученые, как только что названные, — замечает Шеврель, — верили в справедливость этой басни, нужно ли удивляться, что ее воспроизвел простой солдат?» Любопытно, что еще у Эразма Дарвина (1731-1802), английского поэта-естествоиспытателя, в его описательной поэме «Любовь растений» (1789) мы находим следующую характеристику «баранца»:

Cradled in snow, and fanned bu Arctic air,

Shines, gentle Barometz! The golden hair,

Rooted in earth each cloven hoofs descends,

And round and round her flexile neck she bends,

Crops the grau corae-moss, and hoary thyme,

Or laps with rosy tongue the melting rime.

Eyes with mute tenderness her distant dam,

Or seems to bleat, a Vegetable lamb.

(Loves of the Plants. — London, 1799. —

Vol. 2. — P. 37—39; приложена картинка

с изображением «баранца».)

Легенда эта давно уже интересует ученых. Востоковеды обратили внимание на то, что аналогичный рассказ находится в китайских источниках (см.: Schlegel G. The Shui-yang or «water-sheep» in Chinese accounts from western Asia and the Agnus Scythicus or Vegetable Lamb of the European Mediaeval Travels. Congr. Intern. Orient. — Stockholm, 1889) и что, с другой стороны, его же находим мы в реляции одного из ранних европейских путешественников в Китай (1316—1330) — Одорика из Порденоне — «Cathay and the way thitter», by Henry Yule (London, 1913. — Vol. 2. — P. 240—243). Henry Lee в специальном исследовании (The vegetable lamb of Tartary; A Curious table of the Cotton Plant. To which is added a sketch of the history of cotton and the cotton trade. — London, 1887), пришел к заключению, что в основе этого рассказа лежат первые сведения об азиатском хлопке: некоторые исследователи, впрочем, считали, что в интересующих нас поздних рассказах о Сибири смешивались представления о хлопке и об изготовлении каракуля. Подробный анализ этой «ученой легенды» по китайским и европейским средневековым источникам дает В. Laufer: The story of the Pinna and the Syrian Lamb // Journal of American Folklore. — April —June. — 1915. — P. 126. См. еще: Фон-Тумен А. Растения в колдовстве. — СПб., 1909. — С. 16. Здесь же можно найти сведения и о других удивительных растениях, о которых рассказывает Лудольф.

© текст - Ларин Б. А. 1941
© сетевая версия - Тhietmar. 2008
© OCR - Abakanovich. 2008
© дизайн - Войтехович А. 2001
© РАН. 2006

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info