ПРЕДИСЛОВИЕ
Данный сборник посвящен разным вопросам истории Сибири 17 — первой половины XIX в. Он состоит из предисловия, публикации отдельных документов и комментариев к ним. Большинство данных документов публикуется впервые. Под публикацией приводятся сведения о том, откуда он взят, а также случаи его публикации, если они имеются. За документом обязательно следует комментарий к этому источнику. Сборник посвящен различным вопросам истории русского населения Сибири эпохи феодализма: управлению, экономике и финансам, культуре и т. д. Мы специально не выбирали какую-то одну сферу, ибо понимаем, что в истории, как и в жизни, все вопросы связаны между собой.
Открывается сборник публикацией части окладной книги Сибири 1630 г. Окладные книги как источник известны уже давно и представляют собой бесценный кладезь сведений по истории бюджета и финансов Сибири прошлого времени. Наиболее хорошо изучены окладные книги Сибири 1698-1700 годов. Мы же печатаем единственную сохранившуюся от начала XVII века окладную книгу 1630 года. Не вдаваясь глубоко в комментарии к содержанию данной публикации, мы отметим лишь тот факт, что данная книга нам очень сильно напоминает принципы планово-убыточного хозяйства, столь характерного для эпохи феодального хозяйства, каким было хозяйство России не только ХVІІ-го, но даже и XX века. Внимательный исследователь сможет из данной публикации выяснить не только отдельные вопросы денежного бюджета страны, но и ряд любопытных деталей, касающихся самых разных сторон жизни и быта населения Сибири. Вообще, на наш взгляд, документы ХVІІ-ХVІІІ вв., в определенном плане всегда более содержательны в плане побочной информации, чем источники XX века.
Второй документ, датируемый не ранее 1633 г., касается ссылки в Сибирь «немчина Цесарской земли» Яхима Седловского вместе со своей семьей и другими колодниками. Факты пребывания иностранцев в Сибири 17 в. известны давно, но их осмысление во многом задерживалось в нашей историографии. Во-первых, из-за того, что их ссылка — житье в Сибири — во многом заслонялась более колоритными фактами пребывания шведов-военнопленных эпохи Северной войны, а затем другими более выдающимися западными европейцами, которые служили России. С другой стороны, до сих пор еще нет точных данных о числе иностранцев среди сибиряков 17 в. Поэтому и вклад данных иностранцев в дело присоединения и освоения Сибири до сих пор еще полно не оценен. Наконец, широко бытует мнение о том, что русское присоединение и освоение Сибири есть дело чисто «русское», и забывая тот факт, что колонизация Сибири есть часть общего мирового колонизационного движения всей Западной Европы. Нельзя не сказать и о том, что в прошлом глубокому изучению данной проблемы иной раз мешала и определенная предвзятость российского общественного мнения в отношении Западной Европы. Думается, что сегодня, когда наступила новая эпоха во взаимоотношениях России и Западной Европы сложились новые условия для объективного изучения данной темы.
Третий документ касается некоторых моментов биографии тобольского сына боярского Саввы Француженина. Тема о нем была поднята в нашей историографии еще С. В. Бахрушиным, и, казалось бы, после его слов не осталось уже места для чего-то нового. Тем не менее историки находят все новые и новые факты из биографии этого удивительного человека. Сама его личность, биография, да и та удивительная эпоха заслуживают отдельной монографии о времени и месте этого человека. И здесь существует определенный простор для совместных российско-французских исследований, которые, как мы надеемся, будут. [4]
Четвертый документ прямо касается истории быта и нравов в Сибири XVII века. Он повествует о необходимости введения в силу царского указа о сожжении табака. Данный документ уже известен нашей науке и первый раз публиковался в «Собрании государственных грамот и договоров...». Есть мнение, что с табаком сибиряки познакомились через Китай, но, я думаю, это не совсем точно. Дело в том, что уже до прихода русских в Сибирь ряд коренных сибирских народов как из своей, так и из опыта с маньчжуро-китайской цивилизацией были знакомы с «питьем» табака в той или иной форме и, возможно, именно они, а не китайцы, передали нам опыт общения с этим предметом мировой цивилизации. Кроме того, не надо думать, что и русские люди еще раньше не знали об употребления табака. Табак начал распространяться среди населения в Европе, причем с неслыханной скоростью, после путешествия Колумба в конце XV в. и уже к концу XVI в. сделал большие «успехи». Эпоха религиозных войн еще более ускорила процесс приобщения европейцев к табаку. В России же в эпоху Ивана Грозного строится Архангельск — единственное «окно» в Европу, куда начинают приезжать иностранцы. Вполне вероятно, что через это «окно» русские люди, не страдавшие излишним добронравием, также могли познакомиться с европейской привычкой к табаку. Данный документ чрезвычайно интересен в плане истории нашей русской ментальности, что мы решили его опубликовать, хотя он уже и известен нашей науке.
Пятый документ также уже известен нашей науке: в свое время его собрал в свою коллекцию еще Г. Ф. Миллер и поместил в своих «Списках Туринской архивы». Он публиковался в «Дополнениях к Актам историческим...», использовался разными исследователями, например, в «Пермской летописи» В. Шишонко. Данный документ датируется 1679 г. и в определенной мере показывает, что к тому времени территория Верхотурского уезда была уже сравнительно плотно заселена. Поэтому неудивительно, что стали возникать земельные конфликты между соседскими крестьянскими общинами. При этом по степени накала крестьянские обиды и претензии друг к другу стали очень быстро напоминать крестьянские обиды центральных пашенных губерний России. В этом плане примечательна черта русского крестьянского менталитета — неуступчивость обеих сторон в споре о земле. В определенной мере это было бы понятно, если бы дело касалось общероссийского менталитета, так как в России была нехватка земли. Но в Сибири 1670-х годов свободной земли было немало не только в остальной Сибири, но даже и в собственно самом Верхотурском уезде.
Следующий документ касается вроде бы обычных и даже обыденных вещей истории Сибири XVII в. — это челобитная кузнецких служилых людей не ранее 1694 г. о выдаче им жалованья за доставку грузов и продовольствия с Верхотурья в Кузнецкий острог. Но эти обыденные обязанности подчас для служилых людей оказывались более тяжелыми, чем даже самые рискованные военные походы в глубь Киргизской земли. В тех далеких походах служилые люди могли, конечно, и погибнуть, но обычно они возвращались из походов домой с добычей, которая могла компенсировать трудности и невзгоды военной службы. Здесь же ничего, кроме «тягостей и нужды», хозяйство служилых людей не испытывало. Поэтому столь решительно и в самых мрачных красках служилые люди рисуют свои обязанности. Этот документ примечателен еще и тем, что среди подписавшихся челобитчиков упоминается конный казак Стенка Батагонов. Как видим, он подписывался под челобитной латинскими буквами, что говорит о том, что родом он был или поляк, или немец. Но в документах он нигде не значится как «литва», да и в исторической литературе везде проходит как конный казак «руской» сотни.
Судьба ермаковских казаков и их прямых потомков издавна волновала сибирскую историографию. Первые раздумья о них отражены уже в Есиповской [5] летописи. Последующая русская историография не раз обращалась к этому сюжету, и последний раз в замечательном очерке Н. И. Никитина. Публикуемый документ касается «поверстания» Василия Галкина в сыны боярские за заслуги его предков, пришедших в Сибирь с самим Ермаком и ставивших первые сибирские русские города. Род Галкиных был широко известен в Березове своими делами, и их роль в развитии этого северного края весьма значительна. И на сегодняшний день встала актуальная задача создания биографий наших наиболее замечательных сибиряков. Хочется обратить внимание на то, что это не только задача краеведения, но и проблема большой науки, которая связана с задачами введения в оборот новых источников и материалов, причем не ограниченных жесткими рамками. Для истории России, переживающей каждое столетие жестокие катаклизмы, эта задача невероятно трудная. В придачу такие исследования не только позволили бы во многом накапливать новые фактические данные, но и способствовали бы развитию методологической и теоретической базы нашей науки. С этой темой связан и следующий документ. Но в отличие от предыдущего, который в общем-то уже известен науке, этот документ, как и сама личность, вообще был неизвестен науке. Речь идет о другом прямом потомке ермаковского казака — кузнецком десятнике конных казаков А. Кирилове. Он хоть и маленький по объему документ, но несет очень важную информацию о судьбе первых землепроходцев. Примечательно, что за очень редким исключением, судьба первых казаков-ермаковцев не сложилась в обыденном смысле слова удачно: они не нажили больших состояний и не завоевали себе высоких чинов. В этом плане сибирская колонизация весьма отличается от испанского завоевания Латинской Америки, где бывшие мелкие испанские дворянчики или даже простой люд, перебравшись в Америку, нередко становились вице-королями или даже объявляли себя королями каких-то новых территорий. Помимо всего прочего как исторические и природные условия двух колонизуемых территорий, свою роль, наверное, сыграл еще и исторический менталитет двух европейских народов — Испании и России.
С проблемой русского менталитета в определенной мере связаны и следующие публикуемые документы — это винная книга Тобольска за 1703 г. и книги таможенного сбора по Тобольскому уезду за 1709 г. Вообще такие документы очень редко публиковались, но без них невозможно «живое» понимании истории Сибири. Данные винной книги очень интересны и могут быть использованы для самых разных целей. Прежде всего они дают очень интересную картину казенного производства, степени его доходности, затрат и т. д. Из всех отраслей казенного производства в Сибири, пожалуй, это самая доходная статья и даже, может быть, более доходная, чем пушнина. Кроме того, данный документ показывает самое главное — потребление вина в слободах Тобольского уезда, и, сопоставив продажу вина в этих слободах с численностью их населения, можно сделать интересные выводы о потреблении вина по отдельным местностям и даже временам года. По нашим предварительным подсчетам получается, что большие оживленные торгово-промышленные слободы были на первом месте по потреблению вина. В некотором плане это вообще характерная черта всех протогородских поселений в отличие от сугубо сельской, деревенской местности. И дело не только в численности самого населения и его характере, а в наличии значительного числа гулящего и промышленного люда, а еще и в том, что городской образ жизни с самого начала требует большего общения людей разного круга и во все времена у всех народов оно происходило не в процессе труда, а когда люди несколько отходили от трудовой деятельности. Для многих даже современных народов культура «паба» является важнейшей и отличительной чертой общего уклада жизни, где встречаются разные классы и сословия народа, вырабатывая общий менталитет. [6]
Следующий документ уже полностью касается XVIII века, его второй половины. Можно в определенной мере говорить о том, что после того, как Сибирь в конце XVII века добилась определенных экономических успехов в результате Петровского «прорубания окон», в Западной Сибири наступает заметный экономический застой или даже спад. Новые реформы, связанные с увеличением налогового бремени и отвлечением большого числа населения на строительство верфей и заводов в европейской части страны, набором сибиряков в новые петровские полки, значительно ухудшили собственно экономическое состояние Сибири. В придачу это совпадает и с собственно сибирскими процессами. В северной части, зоне первоначального освоения русскими Сибири, население начинает где стихийно, где в результате государственной политики постепенно перетекать в южные районы, где находился ряд земледельских слобод, основанных еще во второй половине XVII в. как Ишимская, Курганская и Ялуторовская слободы. С наплывом населения, ростом собственно товарного земледелия в этих слободах начинается рост ремесла, промыслов и торговли. Население, оставаясь все еще крестьянским по собственно сословному принципу, начинает жить далеко не «крестьянской», сельской жизнью, результатом чего становиться возведение этих слобод на степень уездных городов Тобольского наместничества в 1792 г. Сам текст топографического описания Тобольского наместничества уже опубликован, однако предшествующее состояние этих слобод нам пока в полном объеме не известно. Поэтому мы публикуем ответы из Ялуторовской управительской канцелярии, когда сам Ялуторовск был еще слободой, на вопросы анкеты Академии наук 1760 г. Данный документ впервые вводится в науку. Сравнивая эти ответы с текстом топографического описания 1782 г., видно, что возведение Ялуторовской слободы до статуса уездного города имело не сугубо административный характер, но было подготовлено всем ходом социально-экономического развития данной слободы.
Восемнадцатый век был временем больших социальных потрясений, одно из которых Пугачевский бунт, потрясший всю Россию. Его отголоски дошли и до Сибири, о чем повествует докладная записка генерал-поручика Огарова о лже-императоре Петре III из среды сибирских крестьян, датируемая 1788 г. Раньше бы этот документ был обязательно прокомментирован с позиций классовой борьбы и служил бы подтверждением народной любви к Пугачеву и классовой ненависти к самодержавному крепостническому строю. Сегодня уже можно отойти от такой жесткой оценки и сказать, что в Сибири в силу определенной зажиточности сибирских крестьян лозунг восстания не нашел такой широкой поддержки как в центральной части России. У сибирских крестьян было гораздо больше легальных и в какой-то мере нелегальных возможностей улучшить свое материальное положение, чем открытый бунт. В определенной мере это генеральная линия развития социальных отношений в отличие от различных крайних отклонений.
История XIX века открывается публикацией текста краткого историко-топографического описания Тарского уезда, датируемого 1801 г. Данный источник взят нами из собрания рукописей сибирского губернатора И. О. Селифонтова и доселе был не известен науке. Конкретный сюжет про Тару был взят нами потому, что история Тары самого конца XVIII — самого начала XIX в. очень мало изучена до сих пор. И во многом это связано с состоянием источников о Сибири на начало XIX в. Дело в том, что предыдущие источники дают сведения более или менее достоверные лишь на середину 1780-х гг., а затем только на первое десятилетие XIX в. Поэтому ввод в науку данных, датируемых 1801 г., является весьма актуальным. Данное историко-топографическое описание весьма интересно в плане типологии: оно как бы завершает топографические описания XVIII века и открывает новый тип повествовательных источников — историко-статистические рукописи уже XIX вв. [7]
Следующий документ касается поездки инженер-поручика Чернова на китайскую границу в 1809 г. Этот документ в некотором плане является весьма примечательным. Дело в том, что за редким исключением, связанным с установлением русско-китайской границы, вообще проблем с границами на межгосударственном уровне с сопредельными с Сибирью странами у русского правительства не возникало. Существовавшие время от времени пограничные конфликты решались почти стихийно силами линейных казаков. В XIX в. эта проблема становится постепенно одной из важных в русской внешней политике в Азии. Возможно, это было как-то связано с первыми началами англо-русского соперничества. Данный документ интересен еще и в плане бытовавшего некоего мифа о русской имперской агрессии, существующей якобы изначально. Этот миф, возможно, может иметь еще какие-то основания в отношениях между Россией и Западом, но совершенно лишен объективного основания во взаимоотношениях России с кочевыми народами и цивилизациями Азии. Во всяком случае, нужно новое прочтение истории отношений России и стран Востока, и мы надеемся, что публикуемый документ поможет раскрыть новые страницы истории.
История административного устройства Сибири — тема достаточно хорошо изученная. Но сравнительно с этим плохо раскрыта механика образования губерний и других новых административно-территориальных единиц. Поэтому для читателя будут интересны публикуемые три документа об образовании Енисейской губернии в 1822 г. Образование Енисейской губернии во многом связано с деятельностью выдающегося реформатора России М. М. Сперанского, который принял самое активное участие в создании новой губернии. Представленные материалы в определенной степени даже могут пролить свет на некоторые принципы и методы реформистского творчества Сперанского.
Три документа касаются реформирования городского управлениия в Сибири: в первом случае это связано с Кузнецком, где была открыта ратуша; во втором случае, наоборот, с упразднением ратуши в Нарыме и в третьем случае — с учреждением в Омске полицейского управления. Эти документы показывают, что русская администрация, реформируя городские институты, базировалась на определенных социально-экономических категориях и в ряде случаев их классификация городов была более приемлемой для науки, чем иной раз впоследствии нагородили ученые-урбанисты.
Одним из компонентов русской национальной культуры, безусловно, является старообрядческое наследие, и в этом плане интересен документ 1825 г. — доношение Барнаульского духовного правления о деятельности старообрядцев на Алтае.
Необыкновенно интересными и объемными являются выдержки из статистического свода о городах Западной Сибири 1848 г. Этот свод создавался силами чиновников Министерства внутренних дел и в полном виде до сих пор малоизвестен; в основном печатались краткие выдержки о городах в официальных «Статистических сведениях...» XIX века. В публикуемом нами документе содержится ряд сведений по истории населения, самоуправления и благоустройства города, которые никогда еще не публиковались, что значительно расширяет статистическую базу исследований о городе. Само создание такого свода статданных говорит об усиливавшемся интересе как правительственных органов, так и общественности и к проблемам городов в России.
Следующий документ — это записка генерал-адъютанта Анненкова о необходимости введения сословий в Сибири, датируемая 1852 г. Необходимость, которая подтолкнула Анненкова к созданию такой «всеподданнейшей» записки, с точки зрения его времени абсолютна понятна, но мысли, выраженные в этой записке, [8] имеют не только сиюминутный интерес. Сегодня, в разгар страстей о построении гражданского общества в России, о путях развития российского общества, определенные положения этой записки имеют несомненный интерес.
Завершается сборник публикацией выписки из ревизской сказки 1857 г. о числе и составе купеческого сословия г. Омска. Эта публикация интересна тем, что рисует торгово-промышленный мир города накануне больших изменений в его экономике и социальной жизни. Конец XIX — начало XX в. застает город уже совершенно другим по многим социально-экономическим и культурным координатам. Но уже заметны первые симптомы будущих изменений: все больше гильдейское купечество пополняется выходцами из зажиточного крестьянства и мещанства, которое вскоре станет омской буржуазией, активно завоевывающей сибирский рынок.
Тема этнокультурного развития народов Сибири огромна и многоаспектна. Своим предметом исследования она имеет весь ареал и комплекс народов сибирского региона, но, думается, в этой теме одним из главных объектов рассмотрения является все же русский народ. И не потому, что мы великодержавные историки, а потому, что именно эволюция самого русского народа определяла во многом развитие других народов Сибири, с которыми волею судеб русские контактировали. История знает разные примеры этнокультурного развития пришлых колонистов в окружении других народов. Одним из них является пример буров в Южной Африке. Уехав с родины, эти европейские колонисты, отгородившись от местного населения, замкнулись в своих традиционных рамках и к моменту английского экспансионизма, оказались не готовы к внутреннему саморазвитию. С другой стороны, проблема этнокультурного развития того или иного народа включает в себя не только тему культуры, но и обязательно весь комплекс вопросов исторической жизни народа, ибо история едина. Более того, мы специально несколько отошли от неких глобальных тем этнокультурного процесса Сибири, ибо считаем, что более важны не глобальные этнокультурные явления, а повседневная жизнь различных этносов в «бытовой» обстановке. Именно здесь рождаются этнокультурные контакты отдельных представителей различных этносов, которые уже переносят свои знания и опыт в общении с другими в свою собственную среду этноса.
В публикациях и комментариях к ним принимал участие большой коллектив авторов: Д. Я. Резун, И. П. Каменецкий, В. А. Ламин, Е. В. Комлева, И. Р. Соколовский, Д. В. Раев, А. Р. Ивонин, В. А. Волчек. Мы стремились сделать не просто сборник документов, но и дать хотя бы первые исследовательские комментарии к ним, не ограничиваясь только одним археографическим описанием. При этом мы старались сохранить индивидуальность не только каждой публикации, но и авторских комментариев к ним. Документы публикуются в соответствии с теми правилами, которые были приняты нами при издании пяти выпусков «Таможенные книги сибирских городов XVII века».
Составители сборника хотели бы выразить благодарность сотрудникам центральных архивов, без помощи которых эта работа не могла состоятся. Особенно бы нам хотелось поблагодарить сотрудников Российского государственного исторического архива (Амосову Ольгу Дмитриевну, Муктан Агнессу Валентиновну, Мулину Ирину Вольдемаровну, Крстич Ольгу Викторовну, Соколова Александра Ростиславовича) и Российского государственного архива древних актов (Рыженкова Михаила Рафаиловича, Эскина Юрия Моисеевича, Балакаеву Идею Андреевну, Долгову Светлану Романовну, Гамаюнова Александра Ивановича).
Д. Я. Резун [9]