№ 2
Отписка тобольских воевод. Не ранее 1633 г.
Гдрю, црю и великому князю Михаилу Федоровичу всея Руси холопи твои Ондрюшка (...), Данилко Замыцкой, Сенка Копылов, Левка Полуехтов челом бьют. В прошлом, гдрь, во 141-м году июля в 6 ден в твоей гдрвой и црве и великого князя Михайла Федоровича всея Руси грамоте за приписью твоего гдрева дьяка Федора Панова к нам, холопем твоим, в Тоболеск писано. По твоему гдреву указу послан с Москвы в Тоболеск с томским казаком с Куземкою Ортемевым с товарыщи Цысарские земли немчин Яхим Седловской Кузнец, да литвин шляхтич Степан Островской з женою з Дарицею сам четвер(...) да Микитинской члвк Ласкирева Нехорошко Черкасов, Данилко Губа, Девко Курченин, Агафонко Яковлев, Сенка Лихарев, Васка Гурсково, отставленой подячей за воровство Ларка Василев, а велено им немчину Седловскому Кузнецу быт в Томску в кузнецах, а шляхтича Степанко Островсково з женою и з детми (...) послат ис Тоболска в Томской город, а Микитинсково члвка Ласкирева // Хорошко Черкасова с товарыщи (...) велено послат в Красноярской острог, а которово гдрь числа и с кем имяно в Томской и в Красноярской тех ссылных людей мы холопи твои ис Тоболска пошлем и что немчину Яхиму Садовскому твоего гдрва денежново их жалованя оклад учинит и о том велено нам, холопем твоим, отписат ко гдрю к Москве. И по твоему гдрву указу мы, холопи твои, немчину Яхиму Седловскому велели быти в Тоболску в кузнецах, а твое гдрева жалованя учинили ему оклад четыре рубли, да хлеба пят четей ржи, четыре чети овса, два пуда без чети соли, а шляхтича Степанка [17] Островского з женою и з детми сама четверта послали с Тоболска в Томской город с томским казаком с Куземкою Ортемьевым, до Сугрута с сургуцкими служилыми людми, которые присланы были в Тоболеск для хлебных запасов с Ромашкою Немчином с товарыщи, а Микитинсково члвка Ласкирева Нехорошка Черкасова с товарыщи шти члвк в Красноярской острог до Сургута с теми ж сургуцкими служилыми людми и пас (...) // Ондрюшка в Сургуте к воевода (...)тру, а велел шляхтичу Степанка Островского з женою и з детми сами (...)верта послати ис Сургута в Томской город с томским казаком с Куземкою (...)евым, да с сургуцкими ж служилыми людми с (...) члвки пригож, а Микифорова члвка Лакирева шти члвк (...) я холоп Ондрюшка послат с Енисейсково острогу с сургуцкими ж служилыми людми, а в Енисейском остроге к воеводе к Ондрею Племянникову о тех колодниках мы холопи писали ж, чтоб он по твоему гдрву указу тех колодников Микитинского (...) Ласкирева Нехорошка Черкасова с товарыщи шти члвк у сургуцких служилых людей взяв о том отослать на Красной Яр к Миките Карамышеву //
РГАДА, СП, стб.162, лл. 229 об-231.
КОММЕНТАРИИ
Данный документ отражает практику ссылки в Сибирь, обычную для Московского государства XVII века. Обычно правительство ссылало за «воровство» самого разного толка. В числе ссылаемых мы видим двух иностранцев. Третий иностранец, Роман Немчин, уже находится на службе в Сибири. Очень часто такие иностранцы были военнопленными. В условиях крепостничества любой «сын боярский», боярин или крестьянин имел не больше прав, чем любой военнопленный. Все они были не свободны в выборе места жительства, не имели гарантий собственности, неприкосновенности жилища, личности и др. Только поэтому могло осуществляться зачисление пленников на военную службу, немыслимое для Европы, но широко распространенное в Азии.
«Немчин цесарской земли» (т. е. подданный Императора Священной Римской империи германской нации) Яхим Седловский упоминается еще в одном документе. В 1634 г. из Тобольска сообщали, что ему назначен оклад в 4 рубля, 5 четей ржи, четыре чети овса (эта часть в цитируемом документе не сохранилась и восстанавливается по публикуемому документу) и два пуда без чети соли (Стб. 162, Л. 229). Оклад небольшой, соответствующий по размеру окладам младшего командного состава «пеших казаков». Принимая норму потребления ржаной муки в 25 пудов в год на человека, а размер казенной четверти в 4,5 пуда ржи, получаем, что 22,5 пуда ржи в год Седловскому хватило бы, чтобы не умереть с голоду.
История «литвина» шляхтича Степана Островского более драматична и запутанна. По сохранившимся документам создается впечатление, что в Сибири был не один, а два Степана Островских. Итак, 6-7 (17-18) июля 1633 г. в Сибирь посылается С. Островский с женою Дарьею и двумя детьми (именно так мы интерпретируем формулу «сам четверть»). Через два года, 22 июня (3 августа) 1635 г., тарский воевода Ф. Бельский сообщает, что «женился на Таре, на русской жонке один человек, литвин Степанко Островский. И того де литвина Степанка для того они де с Тары не отпустили» (Стб. 59, Л. 88-89). В том же 1635 г. в Томске Степан Островский выступает среди поручителей за Л. Васильева (Русско-монгольские отношения 1959, С. 266). В 1636/37 г. в томской «окладной книге денежного жалованья» указано, что «сын боярский», обладатель четырнадцатирублевого оклада С. Островский «отпущен к Москве» в 1635 году. Тем не менее еще в 1653 г. по Таре числился неграмотный Степан Островский, не имевший «торгов и промыслов» и доверивший расписаться за себя М. Иванову (Стб. 489, Л. 300). Если [18] попытаться непротиворечиво соединить показания этих документов, то получается следующая картина. В 1633 г. в Сибирь отправляются двое Степанов Островских. Один холост и бездетен, другой женат и с двумя детьми. Один едет в Тару, другой — в Томск. Один, возможно, грамотен, другой — нет. Через два года холостой Степан Островский уже оказывается женатым и попадает в ловушку. Русских женщин, как и русских мужчин, из России не выпускают. Крепостническую, по сути, меру правительство прикрывает фальшивой заботой о возможных страданиях бедняжки на чужбине, среди неправославного населения. Разводов на Руси нет. Бросить жену невозможно, с женой не пускают. Тарский Степан Островский остается в Сибири, по крайней мере, еще лет на двадцать. Другой, томский, Степан Островский свободно возвращается на родину со всем уцелевшим или, наоборот, прибавившимся семейством.
Судьбы крепостного человека Никиты Ласкирева, Нехорошко Черкасова, а также Данила Губы, Девко Курченина, Агафона Яковлева, Семена Лихарева, Василия Гурского, отставленного «за воровство» подьячего Лариона Васильева пока не выяснены. Обращает на себя внимание имя-оберег «Нехорошко», отсутствующее в православном имяннике, но, как видим, употребляющееся в деловой письменности. Это свидетельствует о том, что в XVII в. христианизацию Руси еще нельзя считать полностью завершенной.
Документ также показывает, насколько слабо были дифференцированы функции государственных служащих в XVII веке. Одни и те же «служилые люди» сопровождают «хлебные запасы» и «колодников», несмотря на то что в наши дни сопровождение этих двух видов грузов требует привлечения людей, обладающих разными навыками. Ведь «хлебные запасы», в отличие от «колодников», не могут удрать, а «колодниками», в отличие от «хлебных запасов», нельзя поживиться.
Таким образом, данный документ дает возможность не только осветить социокультурную ситуацию на Руси (крепостное право), но и показать условия жизни в этой ситуации (размер жалованья по отношению к прожиточному минимуму и круг обязанностей «служилых людей»),
В заключение я хотел бы выразить благодарность Д. Я. Резуну, который предоставил в мое распоряжение материалы своей «Генеральной картотеки служилых людей Сибири XVII века», без которых написание данного очерка было весьма затруднительно.
И. Р. Соколовский