СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ШЕЖЕРЕ — ПИСЬМЕННЫЕ ИСТОЧНИКИ ПО СРЕДНЕВЕКОВОЙ ИСТОРИИ БАШКИРСКОГО НАРОДА

Шежере — своеобразные башкирские письменные памятники XVI- XIX, а иногда и более ранних веков. Слово «шежере» (шэжэрэ) означает «родословная» или «родословие» ¹. Однако такой перевод не исчерпывает значения, которое термин «шежере» имеет в действительности. В историко-краеведческой литературе XIX в. эти письменные памятники назывались по-разному — хроникой, преданием, летописью или просто исторической записью ². Ни один из этих переводов нельзя считать точным. Строго говоря, точный перевод, видимо, невозможен, ибо сами шежере как по форме, так и по содержанию неодинаковы. Если одни шежере действительно являются родословными, другие — включают сведения, приближающие их к летописям. Тем не менее к большинству шежере, во всяком случае к наиболее ценным из них, на наш взгляд, правильно применять термин «генеалогическая летопись».

У башкир, как и у многих других в прошлом скотоводческих народов, издавна существовал обычай составлять родовые генеалогии. В них включались имена членов рода по мужской линии. Уже в период господства патриархально-родовых отношений шежере стали перерастать свое первоначальное назначение. Передаваясь от отцов к детям и внукам, родословные постепенно обрастали рассказами о событиях, которые происходили при жизни того или иного родового вождя — бия или вообще предка. Из поколения в поколение шежере вырастают в своеобразную историю рода или племени. В ней находили отражение представления башкир о происхождении своего племени или рода; события, связанные с историей их расселения; генеалогии родо-племенной знати; внутренняя структура родо-племенных организаций и т. д.

В XV-XVI вв. и позднее, когда шежере стали слишком громоздкими, чтобы удержаться целиком, без искажений в памяти отдельных людей, их стали записывать на языке «тюрки». Шежере племени юрматы, например, было написано под диктовку бия Татигаса муллой Бакыем в 972 г. хиджры (1564-1565 гг.). По имеющимся в нем сведениям видно, что Татигас-бий, диктуя мулле Бакыю содержание летописи, не только рассчитывал на свою память, но и пользовался другими, более [142] ранними письменными источниками. Это означает, что шежере, хотя и редко, записывались и раньше: в XV, возможно, в XIV вв. Превращение некогда устных родословных в письменные документы было связано с укреплением мусульманской религии и распространением арабской письменности в Башкирии в XIV-XV вв. До наших дней, однако, шежере дошли преимущественно в копиях XVIII-XIX вв., и только некоторые — в более ранних списках.

Шежере не есть явление, присущее только башкирам. На определенной стадии общественного развития, а именно в эпоху разложения родового строя и формирования классовых отношений, составление генеалогий имело место у многих народов. Устные шежере бытуют среди казахов, туркмен, киргизов, монголов и других народов ³. Эти памятники древней и средневековой истории у различных народов могут называться по-разному (шежере, тайра, тарих и т. д.), но суть их остается примерно одинаковой, т.е. они включают генеалогию племени (рода) с более или менее подробным изложением выдающихся событий из жизни народа вообще или, чаще, данной родо-племенной группы. Древность и традиционность генеалогических летописей у тюркских и монгольских народов не вызывает сомнения. В сущности большинство выдающихся исторических работ средневековья, начиная от «Сокровенного сказания» (XIII в.) и кончая сочинениями Абу-л-Гази (XVII в.), в значительной части опираются на кодификацию родо-племенных генеалогий, из века в век устойчиво сохранявшихся в памяти народов ⁴.

* * *

Родо-племенные шежере записывались многими поколениями, поэтому они представляли большую ценность, своеобразную реликвию, свидетельствующую о древности происхождения племени, о богатстве его истории и т. д. Рукописными шежере башкиры очень дорожили и с особым пристрастием их хранили. Хранителями обычно были мулла или один из наиболее авторитетных аксакалов рода. Они не только сберегали рукопись, но и записывали в нее события и имена людей, современниками которых являлись сами. Перед смертью аксакал или мулла передавал шежере своему преемнику, который обычно заново его копировал. Шежере строго охранялось, редко кому показывалось, и за пределами рода его местонахождение почти никому не было известно. Как это ни парадоксально, именно это обстоятельство, т.е. слишком бережное отношение к шежере, и явилось одной из основных причин того, что до нас дошло сравнительно мало этих ценных исторических источников.

Создание фонда шежере ⁵, которым сегодня располагает научный архив Башкирского филиала АН СССР, заняло несколько десятилетий. Изучение и использование шежере в исторических исследованиях началось значительно раньше, более двух столетий назад. Впервые обратился к этим источникам П. И. Рычков. В «Истории Оренбургской» борьбу башкир с ногайским господством, некоторые моменты из истории присоединения Башкирии к Российскому государству П. И. Рычков описывает, опираясь на рассказ «башкирского старшины Кадряса Муллакаева» ⁶. [143] Кадряс Муллакаев, в свою очередь, сообщил П. И. Рычкову сведения, почерпнутые им из «татарской истории», которая, однако, во время башкирского восстания 1735-1740 гг. была утеряна. Сопоставление сведений, содержащихся в книге П. И. Рычкова, с текстами башкирских шежере показало, что «татарская история» К. Муллакаева — не что иное, как шежере башкир племени мин ⁷. В другой работе — «Введение к Астраханской топографии» — П. И. Рычков использует шежере башкир-кыпчаков ⁸.

Некоторый интерес к башкирским шежере сохраняется и в XIX в. В 1848 г. В. С. Юматов впервые издал родословную башкир племени мин. В 1881 г. М. В. Лоссиевский опубликовал на страницах газеты «Оренбургский листок» другие варианты шежере башкир-минцев, перепечатанные позднее в «Справочной книжке Уфимской губернии». Там же М. В. Лоссиевский напечатал шежере племени юрматы и фрагменты из родословных других башкирских племен. В 1890 г. этнограф П. С. Назаров издал «историческую запись», сочетающую в себе тексты из шежере башкир племен мин и юрматы. Фрагменты или просто фактические материалы из неопубликованных башкирских шежере содержатся в работах известного историка и краеведа Р. Г. Игнатьева ⁹.

В конце XIX и особенно в начале XX в. шежере становятся предметом внимания представителей формирующейся национальной интеллигенции ¹⁰. В исторических сочинениях Шихабуддина Марджани, Мурада Рамзи, Хасан-Гата, Мухаметсалима Уметбаева и других при описании различных моментов древней и средневековой истории башкир довольно часто используются шежере ¹¹. Это был период, когда формирующаяся татаро-башкирская национальная историография стремилась, наряду с традиционными (обычно мусульманско-богословскими) источниками, использовать и местные, а именно шежере, родо-племенные этнонимы, исторические предания, легенды и т. д. Особенно это характерно для такой крупной фигуры в истории татарской культуры XIX в., как Ш. Марджани, в архиве которого недавно обнаружено шежере башкир племени табын, посланное ему одним из его корреспондентов в Башкирии ¹². Для М. Уметбаева шежере были объектом специального изучения; ему мы обязаны сохранением и публикацией в книге «Ядкар» полных текстов шежере башкирских родов кальсер-табын, кесе-табын и племени айле ¹³. В сочинении М. Рамзи опубликованы фрагменты древнего шежере башкир племени бурзян. В 1913-1914 гг. в журнале «Шура» были опубликованы девять шежере (в подлинниках или в переложении).

Из упомянутых выше татарских и башкирских историков только Ш. Марджани попытался использовать генеалогические летописи для [144] обобщенного изложения истории башкир. В целом же уровень критического анализа источников типа шежере в исторических сочинениях конца XIX — начала XX в. был невысок: все сведения шежере воспринимались как достоверные и на их основе создавались громоздкие генеалогические схемы, имеющие целью доказать родство тех или иных башкирских племен с уйгурами или монголами, туркменами или каракалпаками и т. д. Эта же тенденция в интерпретации башкирских шежере сохраняется и в немногочисленных последующих публикациях ¹⁴.

После Октябрьской революции и до конца 20-х годов сбором башкирских шежере занимались историки-краеведы и экспедиции, организованные как местными, так и центральными научными учреждениями. Собранные шежере сосредоточивались в Башкирском научно-исследовательском институте национальной культуры. Некоторые родословные были сданы в фонд института крестьянами, получившими эти рукописи в наследство от дедов. К сожалению, немало шежере было уничтожено в начале XX в. фанатиками родовых традиций, не желавшими последнюю память о давно прошедшей жизни дедов передавать в руки чуждой им по духу молодежи. Публикаций шежере в этот период было немного. В 1926-1927 гг. С. Мирасовым были опубликованы три шежере: племен юрматы, кыпчак и рода кара-табын. Наибольшего внимания среди них заслуживает шежере племени юрматы, опубликованное с сохранением особенностей текста оригинала.

В смысле выявления и накопления новых текстов шежере 1920-е годы были, пожалуй, наиболее плодотворными. В фонде Башкирского научно-исследовательского института национальной культуры было собрано несколько десятков шежере. Из-за небрежного хранения, однако, часть рукописей была утеряна. В 1951 г., когда, в связи с образованием Башкирского филиала АН СССР, были приведены в порядок и тщательно описаны рукописные фонды, перешедшие в научный архив филиала от других учреждений, башкирских шежере оказалось всего 36 единиц. Среди них, к счастью, сохранилось несколько старых текстов, ценность которых огромна; это шежере племен мин, кыпчак и некоторые другие.

Позднее шежере перестают быть объектом изучения. Влияние вульгарного социологизма в исторической науке сказалось и в недооценке источниковедческой базы исследований. Именно в это время появляется и надолго утверждается мнение, что шежере — это «сочиненные духовенством» родословные феодалов, преследующие узко классовые цели: доказать аристократическое происхождение того или иного лица и его право на привилегии ¹⁵. При этом игнорировался тот очевидный факт, что шежере тюркских (и монгольских) народов, в принципе, могут быть поставлены в один ряд с такими общепризнанными памятниками, как «Шаджара-i-турк» и «Шаджара-i-таракима» Абу-л-Гази и многими фрагментами знаменитого труда «Джами ат’-таварих» Рашид-ад-дина.

В конце 1950-х годов вновь возрождается интерес к шежере и вообще к письменным источникам этого типа. Некоторые ученые, в частности А. П. Ковалевский, еще раньше настойчиво обращали внимание на неоправданность «пренебрежительного отношения к татарским письменным источникам» ¹⁶. Многие исследователи согласились с тем, что шежере, несмотря на недостатки, связанные с легендарностью части сообщаемых ими сведений, могут при условии тщательного критического [145] анализа текстов на широком фоне других исторических данных оказаться ценнейшим источником по средневековой истории тюркских народов ¹⁷.

Институт истории, языка и литературы БФАН СССР возобновил систематический сбор и изучение башкирских шежере в 1955-1956 гг. В 1957 г. впервые после долгого перерыва возобновились публикации текстов; с подробными комментариями были опубликованы транскрибированные на современный башкирский алфавит тексты шежере юго-восточных племен (бурзян, кыпчак, тамьян, усерган) и некоторые фрагменты из шежере племени мин ¹⁸. Систематический характер принимает работа по выявлению и сбору новых текстов. В 1950-х годах удалось обнаружить и собрать, как в фондах института, так и во время полевых работ в районах БАССР, более 15 новых шежере, в большинстве случаев до сих пор не известных науке. В 1960 г. автором настоящей работы была опубликована книга «Башкирские шежере», которая обобщила всю собирательскую работу предшествующего периода. Уже в эти и последующие годы шежере довольно плодотворно были использованы для исследования политической истории башкир в XV-XVI вв. и истории культуры башкир в эпоху позднего средневековья ¹⁹.

В книге «Башкирские шежере» опубликованы (с подробными комментариями) фотокопии, транскрипции и переводы на русский язык 25 шежере из известных 75. Тексты для публикации отбирались с таким расчетом, чтобы возможно шире представить историю различных башкирских племен. С выходом в свет книги работа по выявлению и сбору новых шежере не прекратилась. За истекшее десятилетие найдено и передано в архив ИИЯЛ еще 12 шежере. Наиболее интересны среди них шежере рода тюбеляс (или кувакан), западнобашкирских племен байляр и буляр, новый вариант шежере племени кыпчак и некоторые другие ²⁰. Новые тексты подготавливаются в настоящее время к публикации.

* * *

О достоверности источников типа шежере высказывалось немало сомнений. На первый взгляд, они действительно имеют как будто некоторые основания. Шежере записывались (или, точнее, переписывались) муллами, которые обычно часть текста посвящали составлению генеалогии пророков аллаха, выдававшихся, согласно мусульманской традиции, за предков башкир. Иногда шежере начинаются с имени Чингисхана. Реальные исторические личности в этих случаях генеалогически связывались с легендарными героями мусульманской или тюрко-монгольской мифологии. Составители шежере таким путем стремились доказать «знатное» или даже «божественное» происхождение некоторых представителей башкирской родо-племенной знати. В этом нетрудно усмотреть классовую направленность шежере. В эпоху, когда в башкирском обществе укрепилась наследственная власть родо-племенной [146] аристократии, многие шежере стремились идеологически обосновать законность этой власти, законность наследственной преемственности власти биев. Утверждение этого принципа требовало, естественно, соответствующей аргументации. В представлениях феодализирующейся башкирской знати наиболее веским обоснованием «законности» власти было аристократическое происхождение, прямая генеалогическая связь их предков с наместниками бога на земле или с Чингис-ханом, его сыновьями, с Огуз-ханом и т. д. В этой части сведения башкирских шежере ничего общего с исторической действительностью не имеют.

Сказанное, однако, не должно ставить под сомнение достоверность основных фактов и сведений, содержащихся в шежере и во многих случаях поддающихся проверке на основе документальных или историко-этнографических источников. К тому же немало рукописей шежере вообще игнорируют представления корана или традиции тюрко-монгольской мифологии о происхождении народов. Эти шежере начинаются непосредственно с описания достоверных событий, а их генеалогии включают только реальных людей.

Ведя речь о достоверности башкирских шежере, надо иметь в виду, что они не являются плодом индивидуального творчества. Известны только четыре рукописи, у которых есть авторы: упомянутое шежере юрматынцев, продиктованное Татигас-бием мулле Бакыю; шежере айлинцев, написанное Тажетдином Ялчыгуловым; два табынских шежере Мухаметсалима Уметбаева. Но и в этих случаях правильнее их считать не авторами, а составителями новых списков шежере, так как созданные ими тексты всегда опираются на факты и сведения, дошедшие до них в устной или письменной форме от предшественников ²¹. Составители большинства шежере неизвестны. Это закономерно, так как в конечном итоге шежере — результат длительного (многовекового) и коллективного творчества. Составление родословной, начатое одним автором, продолжалось другим и завершалось третьим.

Почти в любом шежере, независимо от того, составлялось ли оно в каком-то варианте одним человеком или многими людьми, содержится переложение или пересказ более старых текстов, а также исторических фактов, сохранившихся в памяти народа. В этом смысле башкирские шежере донесли до нас не только родословные биев и «героические» описания их жизни, но и правдивые страницы летописи народной жизни. Следовательно, по социальному содержанию башкирские шежере также неоднородное явление. В создании шежере племени или рода участвовали, как указано, многие поколения и поэтому много людей. Среди них могли быть представители различных социальных групп башкирского общества. С другой стороны, большое значение имеет преемственность летописания; каждый новый список шежере содержал в себе копию предшествующего или же его синтезированное переложение. А в предшествующих текстах, в свою очередь, были сведения и факты, социальная природа и возраст которых были различны.

Принцип преемственности башкирских шежере исходит от самой природы их происхождения. Если в основе шежере была генеалогическая схема какого-либо рода, то при составлении нового текста предыдущий список служил основой. Так, передаваясь из поколения в поколение, рождались новые списки шежере, генеалогии которых постоянно пополнялись именами, а текстовые части — описаниями свежих событий. Отсюда видна относительность значения, которое приобретают понятия «оригинал», «копия» применительно к башкирским шежере. Каждая новая «копия» включала в себя имена и описания, которых не было и не могло быть в «оригинале». Параллельно шел другой процесс. «Копии», или, [147] точнее, новые списки, хотя преемственно включали в себя материалы старого списка, однако они постепенно теряли некоторые факты и описания событий, содержавшихся в «оригиналах», или переходили к чрезвычайно краткому, фрагментарному их переложению. Какое-либо крупное событие, происшедшее в жизни народа, вытесняло при составлении новых текстов часть «устаревших» материалов. Таким, например, событием было присоединение Башкирии к Русскому государству. Описание присоединения содержится в шежере многих, если не большинства, башкирских племен. Недавние события заставляли постепенно забывать о далеком прошлом, записи о которых стали занимать в шежере второстепенное место.

Итак, башкирские шежере являются ценными историческими источниками. В то же время, как показывает наш анализ, в связи с историческими и социальными условиями их развития, в них, наряду со многими достоверными сведениями и фактами, содержатся и некоторые искажения. Эти особенности шежере указывают на необходимость внимательного и критического анализа текстов и строгой источниковедческой оценки содержащихся в них сведений. При этом условии шежере, как источники по истории башкирского средневековья, приобретают первостепенное значение.

Комментарии

1. «Башкирско-русский словарь». М., 1958, стр. 667.

2. В. С. Юматов. Древние предания башкирцев Чубиминской волости. — «Оренбургские губернские ведомости», 1848, № 7, часть неофициальная; М. В. Лоссиевский. Из неизданных арабских и татарских хроник Оренбургского края. — «Справочная книжка Уфимской губернии», Уфа, 1883, отд. V; П. С. Назаров. К этнографии башкир. — «Этнографическое обозрение», 1890, № 1; Д. Н. Соколов. Опыт разбора одной башкирской летописи. — «Труды Оренбургской ученой архивной комиссии», вып. IV. Оренбург, 1898.

3. М. Б. Ахинжанов. Этногенез казахского народа. — «Ученые записки Казахского государственного университета», т. XXXVIII, Серия историческая, вып. 4. Алма-Ата, 1959, стр. 199; А. Н. Кононов. Родословная туркмен. Сочинение Абу-л-Гази, хана хивинского. М.-Л., 1958, стр. 25; Б. Я. Владимирцев. Общественный строй монголов. Монгольский кочевой феодализм. Л., 1934, стр. 46.

4. И. Петрушевский. Рашид-ад-дин и его исторический труд. — Вводная статья в кн.: Рашид-ад-дин. Сборник летописей, т. I. М.-Л., 1952, стр. 27; А. Н. Кононов. Указ, соч., стр. 20, 25.

5. Научный архив БФАН СССР, ф. 3, оп. 12, ед. хр. 36. Башкирские шежере.

6. П. И. Рычков. История Оренбургская (1730-1750). Оренбург, 1896, стр. 69.

7. «Башкирское шежере». Составление, перевод текстов, введение и комментарии Р. Г. Кузеева. Уфа, 1960, стр. 50-52.

8. П. И. Рычков. Введение к Астраханской топографии. М., 1774, стр. 18-19.

9. В. С. Юматов. Указ, соч.; М. В. Лоссиевский. Указ, соч.; он же. Былое Башкирии и башкир по легендам, преданиям и хроникам. «Справочная книжка Уфимской губернии». Уфа, 1883, отд. V; П. С. Назаров. Указ, соч.; Р. Г. Игнатьев. Памятники доисторических древностей Уфимской губернии. — «Памятная книжка Уфимской губернии». Уфа, 1883; он же. Сказания, сказки и песни, сохранившиеся в рукописях татарской письменности и устных пересказах у инородцев-магометан Оренбургского края. — «Записки Оренбургского отделения РГО», 1875, вып. III.

10. Н. Ф. Катаное. Краткий обзор татарских исторических книг. Казань, 1912.

11. Ш. Марджани. Мустафад-эль-ахбар фи ахваль Казан вә Булғар, ч. 1. Казань, 1885; ч. 2. Казань, 1900; М. Рамзи. Төлфик-эль-ахбар вә тәлкихғл-аҫар фи вәҡаиғиКа- зан вә Болғар вә мөлөкит-татар, т. I. Оренбург, 1907; Хасан-Гата. Муфассал тарихи кауми тюрки, т. I. Уфа, 1909; М. Уметбаев. Ядкар. Уфа, 1908.

12. М. Усманов. Шәжәрәләр тарихенөн сәхифә. — «Ағиҙел», 1966, № 3, стр. 82-83.

13. М. Уметбаев. Указ, соч., стр. 39-59.

14. С. Мирәсов. Башҡорттарҙың борынғы хәле, башҡорт халҡы. — «Башҡорт аймағы», 1926, № 2; он же. Тәтөгөч бий шәжәрәсе. — Там же, 1927, № 2; он же. Башҡорт шәжәрәләре. — Там же, 1927, № 4.

15. «История Казахской ССР», т. I. Алма-Ата, 1957, стр. 132.

16. А. П. Ковалевский. Чуваши и болгары по данным Ахмеда Ибн-Фадлана. Чебоксары, 1954, стр. 52.

17. С. М. Абрамзон. Киргизское население Синьцзян-уйгурской автономной области КНР. — «Труды Киргизской археолого-этнографической экспедиции», т. II. М., 1959; Т. А. Жданко. Проблема этногенеза каракалпаков. — «Краткие сообщения Института этнографии», № XXXVI. М., 1962; Г. П. Васильева. Этнографические данные о происхождении туркменского народа. (Доклад на VII Международном конгрессе антропологических и этнографических наук.) М., 1964.

18. Р. Г. Кузеев. Башҡортостандың Рус государствоһына ҡушылыуы тураһында башҡорт шәжәрәләре. — «Әҙәби Башҡортостан», 1957, № 6.

19. Р. Г. Кузеев. Башкирские шежере о присоединении Башкирии к Русскому государству. — «Советская этнография», 1957, № 4; А. Н. Усманов. Присоединение Башкирии к Русскому государству. Уфа, 1960; Г. Хесәинов. Башҡорт әҙәбиәте тарихенә ҡарата. — «Башҡортостан укытыусыһы», 1958, № 9; Ә. Харисов. Башҡорт хылҡының әҙәби мираҫы. Өфө, 1965.

20. Научный архив БФАН СССР, ф. 3, оп. 11, ед. хр. 6.

21. «Башкирские шежере», стр. 169.