СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ИОАСАФОВСКАЯ ЛЕТОПИСЬ

Изучение старейших списков Никоновской летописи установило самостоятельное значение первой части (лл. 1-939) списка Оболенского. ¹ Этот летописный текст заканчивался известиями, переписанными на л. 940, из которых последнее: «Того же лета (7028) совершиша град камен на Туле и именоваша его по прежнему его имени град Тула а река под ним Тула же».

Естественно остановиться с особым интересом на рукописи, содержащей летописный текст того же Никоновского типа и кончающейся тем же известием о граде на Туле. ² Это рукопись Московской духовной академии, которая послужила Археографической комиссии при издании VI тома ПСРЛ и названа была «Троицкой V», ³ конечно, потому, что на первом листе внизу киноварью обозначено: «иасафа», что указывает на принадлежность рукописи к собранию Иоасафа Скрипицына ⁴. Писана она на 196 листах ⁵ разными почерками, которые, как и водяной знак, ⁶ указывают на середину XVI в.

На первых шести листах помещены записи о походах под Смоленск в 1513-1514 гг., более обстоятельные, чем читаемые в известных нам сводах и, невидимому, послужившие для них источником.

С седьмого листа ⁷ (означен 8-м) начинается летописный текст: «О Сидоре митрополите, как прииде из Царяграда на Москву в лето 6945».

До известия о кончине митрополита Ионы (31 марта 1461 г.), до л. 46 об., Иоасафовская летопись дает изложение, которое по редакции, составу и порядку известий почти тождественно с изложением Воскресенского текста (ПСРЛ, VIII, стр. 100-149). Это не значит, что со в указанной части можно назвать «списком» Воскресенской летописи ряд отличий придает Иоасафовскому тексту самостоятельное значение, сближая его с рукописями Ростовской и Симеоновской, которые, как показано в исследованиях А. А. Шахматова, [243] сохранили более древние элементы московского летописания, чем Воскресенская летопись. Самое сходство Иоасафовской рукописи с Воскресенской летописью А. А. Шахматов справедливо объясняет тем, что эта последняя только распространила и кое-где дополнила древний московский свод, между тем как Никоновская, например, подвергла его более значительной переработке.

Не останавливаясь здесь на соотношении Иоасафовской рукописи с Воскресенским текстом и его источниками ⁸, отмечу только ее черты, важные для изучения Никоновского свода и обратившие на себя особое внимание А. А. Шахматова. Черты эти сводятся отчасти к некоторым особенностям текста, отчасти к припискам на полях рукописи, сделанным другим почерком, не тою рукой, которая писала текст. В рассказе о Флорентийском соборе Иоасафовская рукопись дает, как Никоновская, заглавие (на поле) «О Марке Еффесском» и начало его речи (XII, стр. 27), выпущенное в Воскресенской (VIII, стр. 102). Нередко Иоасафовская рукопись вместе с Никоновской сохраняют чтения Карамзинского списка Воскресенской, стоящего, как известно, особняком среди группы ее списков; вообще, в ряде случаев Никоновская совпадает с мелкими вариантами Иоасафовской, когда они отличаются от чтений Воскресенской. В них равно отсутствуют некоторые известия, причем здесь они совпадают с Ростовской и Симеоновской летописями: так, нет известий о знамении в соборной Суздальской церкви в конце 6953 г., о взятии Казани Мамотяком в 6954 г., о набеге казанских князей в начале 6956 г. Под 6954 г. Иоасафовская дает заглавие на поле: «О злом совете на великого князя Василия Васильевича» — ср. Никоновская (XII, стр. 67): «О злом совете Шемякине на великого князя Василья» — и пополняет, как Никоновская и Ростовская, пропуск слов: «иже тогда быша у них костянтиновичи и прочий бояре их» (VIII, стр. 115, пр. 2). Далее Никоновская дает в тексте заголовок перед известием об ослеплении Василия: «Беда зла» (XII, стр. 69), а в Иоасафовской этот же заголовок сделан киноварью на поле. Под 6955 г. Иоасафовская и Никоновская (XII. стр. 73) пополняют, как и другие своды, пропуск в Воскресенской слов: «и тако побежаша к Галичю, а оттоле на Чюхлому». Год 6956 начинается в Иоасафовской согласно с Никоновской (XII, стр. 73): «Князь великий Василей Васильевичь поиде на князя Дмитрия на Шемяку к Галичю». Первая статья 6957 г. — о поставлении митрополита Ионы — в Иоасафовской и Никоновской (XII, стр. 74) согласно отличается от Воскресенской (VIII, стр. 121). Ниже в них (как в Ростовской, Симеоновской и Кирилло-Белозерской) нет имени кн. Марии Оболенской и упоминания о эе снохе Стефаниде и жене. Григория Морозова; 6558-6559 гг. тождественны в Иоасафовской и Никоновской в ряде мелких отличий от Воскресенской. Под 6961 г. ⁹ Иоасафовская знает имя подьячего Беды — Василей, как Никоновская (но не дает известия Никоновской и Воскресенской, что он «оттоле бысть диак»), знает дату кончины арх. Ефрема — 29 марта 1454 г. (как Никоновская, XII, стр. 109). Таковы главные черты текста Иоасафовской рукописи, которые роднят ее с Никоновской, в части [244] до 6969 г., именно до известия о «преставлении Ионы митрополита» ¹⁰.

К этому надо присоединить указание на приписки и поправки, сделанные на полях другой рукой. Так. к рассказу о спорах Марка Ефесского с царем и патриархом: «ему же к ним жесточайшая словеса глаголюшу, Латыною всех нарековая», приписано: «царя и патриарха и всех митрополитов и епископов Греческих»: эти слова в Никоновском тексте лишние против Воскресенского (ср. XII, стр. 31 и VIII, стр. 104), хотя в Никоновской еще: «и философов их, такоже и Сидора, митрополита Русьскаго, единомыслена им суща, дръзновенно безо всякого стыдениа укоряа всех, не обинуяся, и Латыною называя». Так и ниже, на том же листе 13, к тексту: «и укоряше их и философе их», приписано: «и царевых и патриарховых словес небрежаше, такоже Исидора митрополита Русьскаго и всех митрополитов и епископов Греческих и священно-иноков и иноков и всех Греков единомысленых им сущих» (XII, стр. 31); те же варианты Никоновской узнаем в приписке «месяца марта в 17 день» к датировке собора «от Алексеева дни человека Божия» (XII, стр. 32 и VIII, стр. 104) и в переправке слов: «ничтоже помогоша царю» (VIII, стр. 105) на: «и не покоришася царю, ни убоашася ярости его и прещениа» (XII, стр. 36); в приписках к тексту майской грамоты: «и согласию» — после «И к сему единачеству» (VIII, стр. 108 и XII, стр. 40); «Киевского и» — после «Исидора митрополита твоего» (там же), «Иисуса Христа» — после «превысочайшее в Господа» (VIII, стр. 109 и XII, стр. 41); «со многим» вместо «и з болшим»; «Исидора» — после «сего митрополита»; «его» — после «да приимеши» (там же); к имени царевича Ягупа — «Мамутякова сына» (VIII, стр. 125 и XII, стр. 77); «его Феодосию» — после «сына его и с сестрою» — о рязанском князе (VIII, стр. 147 и XII, стр. 112); «на соблюдение» — после «наместники своя» (там же) ¹¹.

Рассмотренная часть ¹² Иоасафовской рукописи представляет большой интерес для изучения московских летописных сводов. По отношению к Воскресенской летописи надо признать, что Иоасафовский текст и по составу и по отдельным чтениям, вместе с другими рукописями (Ростовская, Симеоновская), ведет нас к древним московским сводам, лучше, чем Воскресенская, отражая этот ее источник.

Еще существеннее вопрос об отношении Иоасафовской рукописи к своду Никоновскому, на котором с особым вниманием остановился в упомянутой статье А. А. Шахматов. Те черты, которые были выше указаны, получают особый интерес в виду полного сходства дальнейшей части ¹³ Иоасафовского текста с Никоновским.

Начиная с известия о преставлении митрополита Ионы (VIII, стр. 149), сравнение Иоасафовской рукописи с Воскресенской становится бесплодным: ее текст тождествен с текстом летописного Никоновского свода (XII, стр. 114) до конца той основной части списка [245] Оболенского, после которой этот список перестает быть самостоятельным, а начинает копировать список Патриарший, причем именно с этого 1521 г. начинается и тождество Никоновского текста с Воскресенским.

Митрополит Иона умер 31 марта 1461 г., а новый город на Туле выстроен в 1520 г. Эта часть изложения Иоасафовской рукописи, тождественная с изложением основного списка Никоновского текста, подтверждает вывод о самостоятельном значении первой части списка Оболенского.

Сопоставление некоторых особенностей рукописи списка Оболенского с соответственными местами рукописиИоасафовской указывает на близкую связь их текстов.

Под 7017 г. в Иоасафовской рукописи читается рассказ о жалобе Иосифа Полоцкого на князя Федора Борисовича в той редакции, какую читаем в Софийской II (VI, стр. 249), с мелкими вариантами, и которую писец списка Оболенского начал переписывать, но не дописал, а написанное было зачеркнуто и заклеено (см. XIII, стр. 11, пр. 3). Под 7027 г. хронологический порядок изложения также перебит, как в Никоновской (XIII, стр. 30) ¹⁴. Конец списка уже отмечен.

Все это как бы подтверждает предположение А. А. Шахматова о том, что мы в Иоасафовской рукописи имеем «основной источник Никоновской летописи в части от 1437 до 1520 года». Приняв этот вывод, мы последовали бы за А. А. Шахматовым и в его предположениях о происхождении Никоновской летописи. Но аргументация А. А. Шахматова для меня не вполне ясна. Центр ее тяжести в доказательстве, что Никоновская ¹⁵ использовала приписки, сделанные на полях Иоасафовской. Отличия Никоновского текста сказания о «восьмом» соборе от этих приписок можно объяснить, как это делает А. А. Шахматов, особенностями редакционной работы составителя: то «амплификацией», то перестановкой отдельных выражений; такая механическая мозаичность редактирования не чужда сводам XVI в. Но сравнение текстов, читаемых в Воскресенской. Иоасафовской и Никоновской. дает ту (признаюсь, для меня несколько недоуменную) особенность, что Иоасафовская вообще согласна с первой, представляя отличия, родственные Никоновскому тексту, только в этих приписках, которыми не исчерпываются отличия Никоновской от изложения Воскресенской. Есть ряд других мест, в которых Никоновская расходится с обеими: например, кроме мелких вариантов, тут же ниже: »Послушай папы Евгениа, и благо ти будет и стропотная да не постражеши». И многа жестокая прещениа Марко от царя и от патриарха приат, такоже и от Сидора митрополита Русьскаго; такоже по сих и сам папа Евгений, Исидором научен митрополитом Русьским, муками претяше ему» ¹⁶ (XII, стр. 31).

Конечно, и в приведенных словах нет ничего, кроме «амплификации», стилистической прибавки, на какие вообще щедра редакция Никоновского свода; по ведь и сами приписки носят такой же [246] риторический характер ¹⁷, и притом не объясняют всех отличий Никоновской от текста, который тут можно назвать «основным». Кроме того все приписки, сделанные особым почерком на полях Иоасафовской, столь незначительны и чисто редакционны, что с трудом верится в их самостоятельное значение; это скорее подтверждало бы объяснения А. А. Шахматова, если бы не приходилось для этого допустить, что составитель Никоновского свода, свободно относясь к самому тексту Иоасафовской, при пользовании ею особенно бережно сохранил все ее приписки, сами по себе столь мало значительные.

А. А. Шахматов справедливо рассматривает эти «приписки» не отдельно, а в общей сумме особенностей (сравнительно с Воскресенской) Иоасафовского текста, роднящих его с Никоновской. А можно ли их считать действительными, так сказать индивидуальными, особенностями данного списка, который тут-то и послужил источником Никоновской? Например, А. А. Шахматов указывает на «Слово избранное», которое «в редакции того или другого сборника» послужило составителю Никоновской при дополнениях к повести о Флорентийском соборе; а в «Слове», как мы его знаем, нет чтений, даваемых приписками, и это делает для А. А. Шахматова невероятным предположение, что Никоновская и Иоасафовская в данном месте (т. е. вторая — на полях) воспользовались одним общим источником. Но, как им же указано, в «Слове» нет и начала речи Марка Ефесского, которое поэтому предполагается взятым в Никоновскую из Иоасафовской, на этот раз из ее текста. Но возможно ли считать это начало в каком-либо смысле литературной собственностью Иоасафовского списка? Представляя собою (как показывают между прочим неоднократные поправки случайных пропусков и описок, сделанных тою же рукою, которая писала текст) копию с неизвестного нам оригинала, Иоасафовская рукопись часто сохраняет лучшие и древнейшие чтения, сравнительно хотя бы с Воскресенской, и например текст, по-видимому первоначальный сравнительно с Воскресенской ¹⁸ и с Никоновской, и с Софийской II, рассказа о возвращении Исидора в Москву. А между тем запись эта отразилась на изложении Никоновской не более, чем на других сводах.

Все сказанное, конечно, не опровергает соображений А. А. Шахматова, но выражает только сомнение, можно ли придавать им решительное и доказательное значение ¹⁹. Не видя достаточных [247] оснований, чтобы именно Иоасафовскую рукопись считать непосредственным источником Никоновской, я из предлагаемой А. А. Шахматовым альтернативы о том, что составитель этой последней пользовался «Иоасафовским списком или текстом, близким к этому списку», охотнее повторяю вторую мысль и предполагаю, что изучение Иоасафовского списка ведет нас к представлению об одном из важнейших источников Никоновской в ее первоначальной, основной редакции, представляемой первою частью списка Оболенского, кончая 939 листом. Источник этот — свод, сложный, комплекс известий которого много дал позднейшим редакциям московских летописных сводов (Воскресенской и Никоновской), кончился 7028 годом. При этом систематическое изложение обрывалось под 7026 годом и, как отметил С. Ф. Платонов, касалось, по преимуществу, дел правительственных, а под 7027 и 7028 годами давался ряд дополнительных заметок, в начале хронологически перебитых и отличающихся тем, что «внимание летописца обращается на чудеса святынь в равной мере с прежними его сюжетами». Этот ряд «позднейших беспорядочных приписок в законченной стройной работе» обрывался известием о построении нового града на Туле.

Комментарии

1. С. Платонов. К вопросу о Никоновском своде («Изв. Отд. Р. яз. и Сл.», VII, кн. 2; ср. ПСРЛ, XIII. стр. 36).

2. Иоасафовской летописи посвящена статья А. Шахматова в «Ж. мин. нар. просв.», май 1904 г.

3. ПСРЛ, VI, стр. 117.

4. См. Библиологический словарь Строева, стр 361, № 4. Рукопись эта в каталоге рукописей, собранных в Арх. ком. для издания ПСРЛ; на корешке № Моск. дух. академии — 196а, по описанию Арх. ком. — 169 (на переплете снаружи № 13, внутри еще другие номера). О судьбах этой рукописи см. дело Правления Моск. дух. акад. № 33, 1837 г. На листке под переплетом краткое описание рукописи.

5. По ошибке при нумерации получилось 199 листов.

6. Рука (перчатка) в рукавичке со звездою или «цветком о пяти лепестках»
над средним пальцем. В альбоме Н. Лихачева («Палеографические знаки». III) ближе всего № 1664, но откуда он взят?

7. Внизу на поле 6-го (7) листа по-латыни написано: «Hinс sequntur са, quae annis praeceperant pactenus narratis».

8. А. Шахматов. Указ. ст.

9. Известие, что «того же лета маиа 29 взят бысть Царьград от безбожных турков от Моамеда Амуратовича», Иоасафовская поставила под 6960 г. перед известием о свадьбе в. к. Ивана; Воскресенская вставила сказание о взятии Царьграда между этим известием и записью о рождении Андрея Васильевича, и Никоновская под 6961 г., после известия о московском пожаре. Не понимаю, о каком «последнем известии в Воскресенской в конце 6961 г.» говорит А. Шахматов на стр. 73 статьи об Иоасафовской летописи.

10. См. Воскресенская (VIII, стр. 149) и Никоновская (XII, стр. 114).

11. Другие поправки, сделанные тем же почерком, которым писан текст, с означением киноварью места выноски, только восстанавливают случайные пропуски и отступления, сохраняя те же чтения, что в Воскресенской

12. Не понимаю, почему А. Шахматов делит Иоасафовскую летопись на части: «с 6961 г., а именно с известия о кончине в. к. Софии Витовтовны», где она «почти тождественна с Никоновскою», и первую — 6945-6961 гг., где «совершенно иное отношение» между ними, хотя сам же отмечает «тожество» текстов Никоновской и Иоасафовской с 6954 г. Для меня существенно сходство — за малыми исключениями — Иоасафовской с Воскресенской до известия о кончине митрополита Ионы 31 марта 1461 г. и «совершенно иное отношение» между ними в дальнейшем изложении.

13. Напомню, что это деление на «части» совершенно условно допущено ради удобства изложения. Летописный текст Иоасафовской рукописи — текст одного цельного свода.

14. Ср. С. Платонов. К вопросу о Никоновском своде. К первому известию 7027 г. — о смерти цесаря Максимилиана — на поле приписано: «Избранного цесаря и навышшаго короля римского». Этих слов нет в Никоновской.

15. Под Никоновской надо тут разуметь текст списка Оболенского, которому, как доказал С. Ф. Платонов, следовал до 7028 г. список Патриарший, но, прибавляет А. А. Шахматов, следовал, «заглядывая в те черновые, которые послужили при составлении этого списка»; вероятно, результатом этого «заглядывания» А. А. Шахматов считает вариант Иоасафовской и Патриаршего — «погребелные», который указан на стр. 74 его статьи. В Оболенском — «погребалные».

16. В Иоасафовской, как в Воскресенской: «Послушан папы, по сих же и сам папа, Исидором научен, муками претяше ему» (VIII, стр. 104).

17. Ср. хоть повторение: «Латинью всех нарековая» текста в «Латиною называя» первой приписки.

18. Лист 20: «О Сидоре митрополите. Тоя же зимы прииде из цРима митрополит Сидор, несый крыж перед собою, и глаголя тако, яко съединиле есмь на сем соборе въсточныя церкве с западными, и тако восхоте соединити православие с латинством. Не попусти же сему господь бог единому волку погубити бесчисленное множество овчего стада православнаго христианства, и обличися безумие того. Прииде бо на Москву в неделю 3 поста и того дне служил, и рече в первых: «помяни, господи, папу римскаго». Князь же великий слышав то, и все епископи тогда беху ту на Москве Рустии, прочее множество православных христиан, и мнови ведущей божественное писание, и пакы всем сие богомерзко вменись, понеже прежде сего ниже именовася папы римскаго имя в земли нашей, отнели же и крещена бысть, а се ныне в святей службе поминаем есть. И тако обличивше и истязавше о сем Исидора, поимашя его в среду Крестопоклонную и посадиша в монастыри у Чюда. Он же седе ту лето все». Ср. тот же текст по рукописям Ростовской и Симеоновской в статье А. А. Шахматова (Известия 2-го Отд. Акад. Наук, V. кн. 2, стр. 470).

19. Не ссылаясь в подтверждение этих сомнений на тождество наложения Иоасафовской и Никоновской под 7027 г., хотя С. Ф. Платонов («К вопросу о Никоновском своде») поставил хронологическую спутанность этого изложения в связь с переменой почерка и чернил в данном месте списка Оболенского Никоновской летописи, заключив отсюда, что «переписчик остановился на имени Юрье Пронского и вернулся и своей работе явно с другим пером и другими чернилами, т е. через известный промежуток времени». Отмечая далее, что под 7027 г. после хронологической путаницы изменяется самый характер изложения, С. Ф. Платонов даже ставит вопрос: «Не здесь ли окончилась систематическая обработка Никоновского свода и не составляет ли все последующее содержание свода лишь ряд различных дополнений к своду, наросших позже». Если бы было так, то, очевидно, список Оболенского явился бы источником и для Иоасафовской. а не наоборот. Но в указанной особенности л. 933 списка Оболенского можно видеть перерыв не в работе над сводом, а лишь в его переписке.