СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

УСТАВНАЯ ГРАМОТА МИТРОПОЛИТА КИПРИАНА 1301 г.

Уставная грамота Константиновского монастыря является одним из главных документов для характеристики феодального хозяйства и крестьянских повинностей в конце XIV в. Грамота много раз перепечатывалась, причем все перепечатки повторяли текст ее первого издания в первом томе Актов археографической экспедиции. (ААЭ I, № 11.) Подлинной уставной грамоты не сохранилось. Для Актов археографической экспедиции грамота была взята по списку известного сборника митрополичьих грамот Московской синодальной библиотеки № 276. (Сейчас этот сборник хранится в Отделении рукописей Государственного исторического музея в Москве.) Копией этого сборника является сборник № 1620 И. Д. Беляева, (В настоящее время хранится в Рукописном отделении Всесоюзной библиотеки им. Ленина.) где список грамоты Киприана точно воспроизводит первый список. Обе копии грамоты поздние. По авторитетному мнению А. Викторова, сборник Синодальной библиотеки в основной части составлен не ранее 1574 г. и дополнялся до 1644 г. Сборник И. Д. Беляева составлен в конце царствования Михаила Федоровича. (А. Викторов. Собрание рукописей И. Д. Беляева, стр. 106, М., 1881.)

При напечатании грамоты в Актах археографической экспедиции издатели внесли некоторые сознательные исправления. Правописание грамоты было исправлено согласно с требованиями правил XVI в. или современной издателям грамматики. Так, например, вместо «празник» печаталось «праздник», вместо «занеж» — «занеже» и т. п. Были исправлены и грамматические ошибки «Сборника» в пользовании буквами «е» и «*». Нарушая строгие требования издания документов, эти исправления, разумеется, не мешают правильному пониманию текста.

Но помимо того, при напечатании грамоты были допущены два недосмотра. Слова константиновского игумена Ефрема, ссылающегося на своего предшественника Царько, переданы так: «А здесь, господине, на Москве игумен Царко, тот игуменил у святаго Констянтина перед мене». В обоих сборниках, Синодальной библиотеки и И. Д. Беляева, последние слова читаются: «наперед мене». Этот недосмотр не изменяет смысла текста, но ухудшает стиль грамоты.

Второй недосмотр более серьезен. При перечислении повинностей монастырских крестьян после слов — «а истоки им забивати» — в обоих сборниках оставлен пробел. Он не замечен издателями грамоты, напечатавшими текст ее сплошь.

Что здесь мы на самом деле имеем пропуск переписчика грамоты, становится ясно при сопоставлении текста грамоты по сборникам Синодальной библиотеки и И. Д. Беляева с третьим списком грамоты. Этот третий список находится в «Сборнике № 512» собрания гр. А. С. Уварова, принадлежавшем ранее И. Н. Царскому. (Сейчас хранится в Отделении рукописей Государственного исторического музея в Москве.) П. Строев [249] относил этот сборник к началу XVI в. (П. Строев. Рукописи славянские и российские, принадлежащие И. Н. Царскому, № 366, М., 1848.) Таким образом, этот сборник был составлен раньше сборников Синодальной библиотеки и И. Д. Беляева. Это позволяет думать, что здесь мы встречаем копию грамоты митрополита Киприана, сделанную независимо от более поздних копий.

В сборнике гр. Уварова после «Слов» Иоанна Златоуста, Ефрема Сирина и др. следует ряд посыльных, жалованных, милостинных, ставленных грамот митрополитов Киприана и Ионы, некоторые договорные и духовные грамоты московских великих князей. Это — обычный для XV или начала XVI в. подбор типичных образцов грамот разного рода. Здесь, среди других, и встречается список грамоты митрополита Киприана.

Сравнивая этот список с двумя другими, мы находим много разночтений. Иногда это — перестановка слов. Переписчик грамоты сборника гр. Уварова допустил и некоторые сокращения, выбрасывая то, что было не нужно для его цели — дать образец уставной грамоты. Таким образом, текст грамоты митрополита Киприана в сборнике гр. Уварова внушает меньше доверия, чем текст других списков. Но важно то, что по списку грамоты в сборнике гр. Уварова восполняется указанный выше пробел. «А исток им забивати Селятин и Вычахорьской» — читается в списке сборника гр. Уварова. При этом чтении исчезает та недоговоренность, незаконченность фразы, которая всегда чувствуется при чтении грамоты во всех ее изданиях. Получает оправдание и поставленный в начале фразы союз «а».

Селятинский и Вычахорский истоки ведут нас к определенным озерам. Елено-Константиновский монастырь принадлежал к числу «извечных» митрополичьих монастырей. Его земли принадлежали к тому комплексу владений, которые перешли к митрополитам при их переезде во Владимир от епископов владимирских и после упразднения Владимирской епископской кафедры при митрополите Алексее стали одной из основ митрополичьего землевладения в северо-восточной Руси. Константиновский монастырь находился на левом берегу Клязьмы, ниже Владимира, между устьями Ирпени и впадающей в Клязьму Перли. Под самым монастырем лежало монастырское село Доброе или Константиновское; несколько дальше — село Суролма или Суроломское, с деревнями. Земли Константиновского монастыря, по более поздней грамоте 1502 г., были смежны с землями Боголюбовского и Покровского монастырей, стоявших на Перле. Часть владений Константиновского монастыря лежала за Клязьмой, в Заречье, где были разбросаны также разнообразные угодья митрополичьей кафедры: пожни, луга, потеребки, кулижки. Здесь же были бортные леса и оброчные бортные уходы митрополитов. (АЮБ, III, стр. 126; ААЭ, I, стр. 111; М. Горчаков. О земельных владениях всероссийских митрополитов, патриархов и св. синода, СПб., 1871 г., Приложения.)

На обоих берегах Клязьмы были раскинуты и многочисленные озера, с истоками; часть их принадлежала Константиновскому монастырю. Именно рыбою из этих озер монастырь и выплачивал свой оброк митрополитам. По оброчной грамоте 1510 г. монастырь должен был ежегодно поставлять в Москву на митрополичий двор к осеннему Георгиеву дню две бочки щучины, бочку лещевины и бочку «сопы» (Сопа, или сапа — рыба породы чебаков.) «добрые осеннего лову». (М. Горчаков. Указ. соч., Приложения, стр. 45-48.)

У монастырских озер была своя судьба. Когда-то П. Строев [250] утверждал, что в течение XVI в. Константиновский монастырь «пустел». (Списки иерархов и настоятелей монастырей российской церкви, стр. 670, СПб., 1877.) Но документы начала XVI в. (времени митрополита Симона), конца его (1590 г.) и начала XVII в. (1602 г.) говорят о росте и преуспевании монастырского хозяйства, сопровождавшихся усилением эксплоатации крестьян. (М. Горчаков. Указ. соч., Приложения, стр. 41; Описание государственного архива старых дел, сост. П. Ивановым, стр. 237. М., 1850; АЮБ, I, № 43) Запустение монастыря было, но оно падает на время крестьянской войны и польской интервенции начала XVII в., когда «Царякостянтиновскаго монастыря архимариты перевелись, а старые старцы померли, а иные без вести разбрелись, и монастырь оскудел и стал безлюден». (М. Горчаков. Указ. соч., Приложения, стр. 46.) В это время лучшими озерами Константиновского монастыря завладели игумены соседнего Боголюбовского монастыря: «И то знатно, что боголюбовские игумены з братьею теми озеры учали владеть насильством в смутное время (Там же, стр. 48.). Возникшее в 1630 г. судебное дело дает нам случай ознакомиться со старинными озерами Константиновского монастыря. При разборе судебного спора в ветхих харатейных книгах митрополита Симона разыскали оброчную грамоту Константиновского монастыря 1510 г., в которой значились все его озера: Вочахро, Тулбаш (или Тунбаш), Некшино, Глушица, Селятино, заводь Услуг, два озера Девятинских (они же Вышехры), озеро Вояхрец, Вояхр, Вопчее, Россохатец и истоки тех озер. (Этот перечень напечатан у М. Горчакова с ошибками (Указ. соч., Приложения, стр. 45-48). Я привожу перечень озер по Сборнику Синодальной библиотеки № 276, лл. 415-418.) Приблизительно можно указать положение некоторых из перечисленных озер. Заводь и исток Услуг лежали за Клязьмою. Там же, на правом берегу реки, было и озеро Селятино; по описи 1645-1647 гг. между ним и рекою Клязьмою находились одна из пожен Боголюбовского монастыря. Может быть, два маленьких озерка, лежащие выше Селятина, — два Девятинских озера. Озеро Глушица, или Среднее, лежало на левом берегу Клязьмы.

Так определяются те истоки — Селятинский, выходивший из озера Селятино, и Вычахорский, выходивший из озера Вочахро, — которые должны были «забивати» крестьяне по уставной грамоте 1391 г.

Самое большое расхождение между списками грамоты в сборниках Синодальной библиотеки и гр. Уварова мы встречаем в конце грамоты, в ее резолютивной части. В списке сборника гр. Уварова она коротка: «И яз, Кипреян, митрополит всея Руси, тако рек игумену и християном маностырьскым: ходите же по сей моей грамоте. А сю грамоту велел блюсти вь церкви прежних деля управлен маностырьскых». Итак, грамота должна соблюдаться и игуменом и крестьянами и храниться для возможных справок в церкви монастыря.

Конец грамоты в сборнике Синодальной библиотеки стремится подчеркнуть обязательность утвержденного митрополитом устава. После слов «ходите ж вси по моей грамоте» добавлено краткое, но сильное поучение: «игумен сироты держи, а сироты игумена слушайте, а дело монастырское делайте». Так же подчеркнута обязательность грамоты и на будущие времена: «а хотя кто будет иный игумен по сем игумене, и тот ходит по сей моей грамоте». Приказ хранить грамоту в церкви подкреплен угрозой божьей кары за его нарушение, — угрозой, направленной против одной стороны, игумена: «а никоторый игумен сее грамоты из монастыря да не вынесет; аще ли вынесет, не буди на нем милости божиа и моего благословениа». [251]

У нас нет оснований считать эти детали грамоты позднейшим добавлением. Скорее в сборнике гр. Уварова переписчик выкинул эти детали, как ненужные для его цели.

На оборотной стороне недлинной грамоты Киприана были две подписи — великого князя и митрополита Ионы. Их нет в списке сборника гр. Уварова. Вторая подпись исправлен» стилистически в Актах Археографической экспедиции. В сборнике Синодальной библиотеки она читается так: «Сее грамоты Иона, митрополит всеа Руси, не рушил, а велел. И велел игумен и христианом по старине и по сей грамоте ходили о всем».

Так в середине XV в. нормы крестьянских повинностей грамоты Киприана были еще раз провозглашены как нерушимые. Но мы знаем, что эти нормы изменились уже в конце века в связи с общими изменениями феодального хозяйства во второй половине столетия. «Общая тенденция все яснее обнаруживается к концу XV в. — это замена старой универсальной по пестроте и разнообразию, но по существу не очень тягостной для крестьян барщины натуральным и денежным оброком и барщиной, применяемой, главным образом, к пашне». (Б. Греков. Очерки по истории феодализма в России. («Известия ГАИМК», № 72, 1934 г., стр. 63).) Монастырская запашка была увеличена и в Константиновском монастыре во время митрополита Симона (1496-1510 гг.), когда было решено, что монастырские крестьяне «пашут на себя много, а монастырские де пашни пашут мало». (Там же, стр. 64-65.)

Итак, через 50 лет после утверждения грамоты митрополитом Ионою подъем хозяйства и вместе с ним рост эксплоатации крестьянского труда изменили условия старой грамоты. Новые условия новых грамот делали излишним дальнейшее подтверждение грамоты Киприана. Со второю половиною XV в. закончились ее значимость и история. и в митрополичьих сборниках она встречалась лишь как свидетельство «прежних управлен монастырских».