«Книжка — собрание вещей нужнейших въкратце скораго ради обретения в книзе Новаго завета, по словесем азбуки», представляющая алфавитнопредметный указатель к Псалтири и Новому завету, издана Иваном Федоровым в 1580 г. в Остроге. Впервые «Книжка...» была описана в 1818 г. Ныне известна в 15 экземплярах, находящихся в ГБЛ, ГПБ, ГИМ, Научной библиотеке МГУ, в Государственной научной библиотеке АН УССР во Львове, в Горьковской областной библиотеке, в Ярославо-Ростовском музее-заповеднике, Народной библиотеке в Варшаве и Национальном музее в Кракове. «Книжка...» открывается титульным листом, заключенным в рамку из наборного орнамента. Далее следуют 52 листа с фолиацией, проставленной вверху справа. «Книжка...» — первый в истории восточнославянской библиографии и документалистики алфавитно-предметный указатель, в котором собраны фразы и словосочетания из Псалтири и Нового завета с отсылками к главам, за-чалам, кафизмам текста. Фразы размещены в алфавите ключевых слов. Вместе с тем «Книжка...» — первый в истории нашей литературы сборник афоризмов и крылатых слов. В ней выделены и опубликованы такие крылатые слова, как например «Блажени нищии духом, яко тех есть царство небесное», «Око за око», «Сребролюбие корень всем злым есть» и др.

Т. родился в селе Космозеро будущей Олонецкой губернии. Отец его был священником, и Т. прислуживал ему во время богослужения (что [166] впоследствии позволило ему сделаться уставщиком Выговского общежительства). По мирскому выбору Т. был взят в Олонец «ради управления должности всякой», здесь он пребывал «немалое время». В Олонце Т. начал втайне общаться с отдельными представителями Выговского общежительства и диспутировать с ними, «яко церковник сый, о расколе их». Споры (под конец они велись уже на Выгу, куда Т. пришел, будучи 40-летним человеком) привели к тому, что Т. перешел в старообрядчество, «заве склонен на то бе издавна»: склонность к старообрядчеству сложилась в нем под влиянием матери. В общежительстве Т. был перекрещен, приняв имя Иван. Крестным отцом его был Петр Прокопьев. Вскоре Т. сделался уставщиком монастыря, заняв место умершего Петра Прокопьева, и «бысть излиха во всем... ревнитель и учитель», вместе с Данилой Викулиным и братьями Андреем и Семеном Денисовыми входил в число «старших соборных». После смерти настоятеля Андрея Денисова (ум. 1730) между Т. и новым настоятелем Семеном Денисовым возник какой-то конфликт, о котором Григорий Яковлев говорит глухо: «междоусобная распря и вражда над некоими уставленьями житейскими и церковными». Т. покинул общежительство и поселился отдельно, возможно в одном из скитов. Конфликт, очевидно, был не принципиальный. Иван Филиппов сообщает о том, что на смертном одре Семен Денисов (ум. 1740) надеялся передать настоятельство Т. и обращался к пустынножителям: ««... ныне молите вы Трифона Петровича, где его возможно сыскати, со слезами... И сам его любовь вельми молил и просил, такожде и вы просите всем собором». И написали к нему соборное молебное писмо с плачем... И он в том отказал, что вместо Семена Денисьевича в сие бедственное время не изволил вступить и отрекся. А помогать со стороны, сколько может советом... не отрекся». Во время правительственного следствия на Выгу комиссии Квашнина-Самарина (1738 –1744 гг.) Т. уехал в Сибирь и пребывал там под покровительством заводчиков Демидовых в обществе выговского эмиссара в Сибири Гаврилы Семенова. В общежительство Т. вернулся после отъезда оттуда комиссии, очевидно уже после смерти преемника Семена Денисова — Ивана Филиппова (ум. 1744), по просьбе нового настоятеля Мануила Петрова. В 1748 г. он был уже на Выгу, «предначальствуя... яко главный и старший».

Как писатель Т. был воспитанником Андрея Денисова, у которого обучался грамматике и риторике. Во время составления «Поморских ответов» Т. был одним из помощников Андрея Денисова в сборе материала и в написании отдельных ответов. Т. — автор двух житий: Жития Корнилия Выговского (1731 г.) и Жития Варлаамия Керетского (1733 г.). Оба жития Т. являются обработками более ранних произведений: редакции Жития Корнилия Выговского, написанной Пахомием между 1723 и 1727 гг., и первоначальной редакции Жития Варлаамия Керетского, созданной в XVII в. Первоначально, покуда не было опубликовано «Извещение» Григория Яковлева, 2-ю редакцию Жития Корнилия Выговского приписывали Семену Денисову. Но П. С. Смирнов указал на ошибочность этой .атрибуции, обратившись к прямому свидетельству Григория Яковлева. Григорий Яковлев назвал в своем доносе среди сочинений Т. также Житие Варлаамия Керетского. Его текст до последнего времени не был известен. Сейчас обнаружен список (2-й половины XVIII в.) Жития Варлаамия Керетского, который следует атрибутировать Т.: ГБЛ, собр. Егорова, № 1571, л. 297–309 («Слово историческо о житии преподобного Варлаама, иже вскрай Соловецкого моря, в месте, нарицаемом Кереть, просиявшаго. Списано в лето мироздания 7241»), Житие Корнилия Выговского, принадлежащее Т., в определенном смысле является центральным житием выговской агиографии. Оно повлияло на формирование традиций житийного жанра в выговской литературной школе, противостоящих традициям раннего старообрядчества. Пышность и [167] украшенность, обильное употребление приемов риторики, сглаженные повествовательность и публицистичность — вот чем отличается Житие, созданное Т., от первоначальной редакции, написанной Пахомием (тем же отличается его редакция Жития Варлаамия Керетского от жития, созданного в XVII в.). Все прочие жития, создаваемые на Выгу, вплоть до конца XVIII в., будут иметь эти же особенности. К Житию Т. как к образцу в целом и непосредственно к его тексту будут обращаться как к источнику авторы таких житий, как Житие Кирилла Сунарецкого и Житие Епифания.

Кроме житий, Т. принадлежит ряд торжественных слов, написанных также по правилам изучавшейся на Выгу риторики: надгробное слово Даниле Викулову (на текст «Не хощу вас неведети, братие, о усопших, да не скорбите, яко и прочий, не имущие упования»), надгробное слово Андрею Денисову (на текст «Блажени мертвии, умирающие о господе отныне»), поздравительное слово Семену Денисову по случаю его тезоименитства, слово на день богоявления. Т. написал также ряд сочинений по обрядово-догматическим вопросам: «Следование правил о крещении и священстве», «Рассуждение о форме креста Христова» и др. Григорий Яковлев назвал еще несколько произведений Т., сейчас неизвестных. Среди них «Слово похвальное о самосожженцах, иже в Сибири сгоревших со лжеучителем Иваном шестьсот душ за неприсяжество свое ко императорскому величеству при Екатерине Алексеевне» (ср.: Покровский Н. Н. Следственное дело и выговская повесть о тарских событиях 1722 г. — В кн.: Рукописная традиция XVI–XIX вв. на Востоке России. Новосибирск, 1983, с. 62). Сочинения Т. не опубликованы. Перечень сочинений и их списков дан в книге В. Г. Дружинина.

Тесная дружба и книжно-научные интересы связывали Т. с Максимом Греком до 1525 г. Как стало известно из Сибирского судного списка Максима Грека, обнаруженного в 1968 г. (см.: Судные списки Максима Грека и Исака Собаки/ Изд. подгот. Н. Н. Покровский. М., 1971), во время суда над Максимом Греком со свидетельскими показаниями против него выступали М. В. Тучков и его сын — Т. На основании текста Судного списка С. О. Шмидт приходит к заключению, что большую роль в доносительстве на Максима Грека сыграл отец Т.; последний же выступал с показаниями против своего учителя под давлением отца и вышестоящих властей. На основании того, что в 1544–1545 гг. по повелению Т. была переписана рукопись перевода Максима Грека толкований Иоанна Златоуста на Евангелие Иоанна, С. О. Шмидт считает, что для Т. имя его учителя оставалось авторитетным и в последующие после судов над Максимом Греком годы. Д. М. Буланин полагает, что эти данные не являются достаточными для наших суждений о характере отношений Т. к Максиму Греку после судов над последним.

О высокой образованности и книжности Т. мы судим не только на основании косвенных данных, но и на основании его литературной деятельности. Т. является автором третьей редакции (так называемой Тучковской) Жития Михаила Клопского (характеристику литературных особенностей Тучковской редакции этого Жития см. в статье «Житие Михаила Клопского»). Написать новую редакцию Жития Михаила Клопского Т., когда он находился в 1537 г. в Новгороде, предложил новгородский архиепископ Макарий (будущий митрополит всея Руси). Таким образом, литературные способности и возможности Т. были хорошо известны его современникам.

О начитанности, литературно-книжном мастерстве Т. свидетельствуют и его собственные высказывания в написанном им произведении. Во вступлении к Житию Михаила Клопского Т. выказывает прекрасное знание библейской истории, древнерусских легенд и местных преданий (он начинает свое вступление от сотворения мира, останавливается на легенде о прихождении на Русь апостола Андрея, пересказывает новгородское предание, связанное с именем апостола Андрея, о происхождении местности Грузино); писатель мастерски владеет всеми риторическими приемами агиографического жанра.

В рассказе об одном из чудес Т. показывает свою осведомленность не только в церковной книжности. Желая подчеркнуть величие деяний героя своего повествования, Т. проводит параллель между чудесами, совершаемыми Михаилом Клопским, и подвигами античных героев: «Слышах бо некогда книгу прочитаему Тройскаго пленения, в ней же многия похвалы плетены еллином от Омира же и Овидия, и аще убо единыя ради буйственыя храбрости толиких похвал сподобишася, яко незглаженне памяти их долговременьством преходных лет, но аще и храбр Еркул, но и нечестна глубине погружашеся, и тварь паче творца почиташе. Тако же и Аххил и Тройскаго царя Приама сынове вси еллини суще и от еллин похваляеми, толикы прелестныя сея славы сподобишася, кольми паче мы долъжни похваляти же и почитати святых».

Современники высоко оценили литературный труд Т., о чем свидетельствует следующая летописная запись, посвященная Тучковской редакции Жития Михаила Клопского: «И преже бо написано бысть (Житие Михаила Клопского. — Л. Д.), но непрестанно и неявленно, сиречь велми просто, понеже бо егда сего святаго Михаила явление бысть, и житие и чюдеса, тогда человецы в Новеграде еще быша не велми искусни божественнаго писания. Сей же вышереченный Василей, по благословению пресвященнаго архиепископа Макария, ветхая понови и распространи явление, житие и чюдеса преподобнаго, и все по чину постави и [169] велми чюдно изложи; и аще кто прочет сам узрит, како ветхая попови и колми чюдно изложи». При этом летописец не скрывает своего удивления, что столь премудрое книжное произведение написал светский человек, близкий к царю: «И како не удивимся божия благодати, понеже от самодръжавнаго царя и великого князя Ивана Васильевича всеа Русин и его матери, благочестивой великой княини Елены, от многоценныя их и царския палаты сей храбрый воин, прежеписанный Василей, светлое око и всегда во царскиих домех живый и мягкая нося, и подружие законно имея, и селика разумия от господа сподобися!» (ПСРЛ, СПб., 1853, т. 6, с. 301).

Возможно, перу Т. принадлежат и еще какие-то сочинения, неизвестные нам. Филарет, не указывая источников, пишет, что Т. носил в иночестве имя Илии и кроме Жития Михаила Клопского написал канон ему, в 1539 г. написал Житие мученика Георгия Болгарского (Нового), а также одну из редакций Жития Александра Невского и службу Александру Невскому. В обоснование этих положений Филарет дает ссылки на «Описание... рукописей Румянцевского музеума» А. X. Востокова. Однако никаких данных, которые позволяли)бы отождествлять имя псковского монаха Ильи с Т., ни Филаретом, ни А. X. Востоковым не приводится.

Около 1374 г. состоялось его (и Сергия Радонежского) личное знакомство с Киприаном, приезжавшим тогда на Русь к митрополиту Алексею в качестве посланника константинопольского патриарха Филофея. В 1378 г. Ф. и Сергий Радонежский ведут тайную от великого московского князя Дмитрия Ивановича Донского переписку с Киприаном (бывшим тогда митрополитом Литвы и жившим в Киеве) о лоставлении его митрополитом «всея Руси» на Москве. В феврале 1381 г. — первое упоминание, что Ф. стал духовным отцом Дмитрия Донского и был направлен им во главе посольства в Киев звать Киприана на Москву митрополитом «всея Руси» (Г. М. Прохоров предполагает, что само назначение могло произойти еще осенью 1379 г., после смерти предшествующего княжеского духовного отца, митрополита Митяя-Михаила, см.: Прохоров Г. М. Повесть о Митяе..., с. 104, 111) С июня 1383 г. по конец 1384 — начало 1385 г. Ф. живет в Константинополе, отпущенный туда Дмитрием Донским вместе с Дионисием, архиепископом суздальским, по делам «о управленьи митропольи русския». В конце этой поездки Ф. [170] получает от константинопольского патриарха Нила чин начального архимандрита («первопресвитера») и грамоты, по которым он получал право подчиняться непосредственно самому византийскому патриарху, минуя русского митрополита. После получения зимой 1384/85 г. послания из Киева от Киприана, извещавшего его о своем намерении ехать в Константинополь, Ф. (в 1386 г.) добивается от великого князя разрешения на поездку туда же для выступления на соборе в качестве обвинителя митрополита Пимена. Не застав уже Киприана в Царьграде и учтя неблагоприятность создавшейся обстановки, он договаривается с Пименом о совместном побеге на Русь и принимает от него сан архиепископа ростовского (1386 г.). На родину он добирается в течение трех лет (в 1388 г.). Весной 1389 г. участвует в «выпроваживании» митрополита Пимена на соборный суд в Царьград и, отправившись следом за ним, сталкивается с ним в Кафе, где Пимен заключает его в тюрьму. Посла освобождения к Ф. присоединяется Киприан, и 27 июня 1389 г. оба они прибывают в Константинополь, где после низложения Пимена происходит официальное оформление митрополитом «всея Руси» Киприана. 6 марта 1390 г. Ф. торжественно въезжает в Москву в составе свиты митрополита Киприана.

Скончался Ф., согласно летописным источникам, являясь архиепископом Ростова, Ярославля, Белоозера, Устюга, Углича Поля и Молоти. Он был причислен к лику святых еще в XV в., и память его как «святителя» отмечалась в день его смерти (тропарь и кондак Ф. помещен в сборнике ГПБ, Кирилло-Белозерское собр., № 1083, 1476–1483 гг.). Житие Ф. задумывал писать Епифаний Премудрый, но судьба его замысла неизвестна; сохранилось позднее Житие Феодора с очерком судьбы Симоновского монастыря до начала XVIII в., датированное 1723 г. (ГИМ, Синодальное собр., № 580). Существует описание (см. «Иконописный подлинник» под 30 ноября: Барсуков. Источники агиографии, стб. 591) иконописного портрета «Феодора архиепископа, ростовского чудотворца»: «подобием брада поменьше Власиевой; в белом клобуке, ризы святительский, омофор и евангелие. Неци пишут рус, аки Златоуст».

Ф., так же как Сергий Радонежский и Дионисий Суздальский, «единомудренные» с Киприаном, принадлежал к числу сторонников «общежительного» движения среди русского монашества. Последовательный единомышленник Киприана, он являлся активным проповедником его идей и, обладая тонкими дипломатическими способностями, разносторонним образованием и талантами, знанием греческого языка, во многом при этом преуспел. Посвященный во все замыслы великого московского князя, как его духовный отец, и имея высший церковный чин «пресвитера», который был неподвластен даже самому русскому митрополиту и подчинялся только лишь византийскому патриарху, Ф. использовал свое независимое положение с тем, чтобы в 70-х гг. XIV в. способствовать, а в 80-х гг. возглавить и довести до успешного конца церковно-политическую борьбу за поставление Киприана митрополитом «всея Руси».

Тексты оригинальных произведений Ф. не выявлены. В посланиях митрополита Киприана сохранились лишь косвенные свидетельства, что Ф. совместно с Сергием Радонежским написал два послания митрополиту — в июне — начале октября 1378 г. и в конце 1384 — начале 1385 г. Кроме того, в 1386 г. он безусловно принимал участие в составлении обвинительных грамот против Пимена. Послания 1378 г., направленные против политического курса Дмитрия Донского (добивавшегося поставления на Москве великорусского митрополита Митяя), за воссоздание единой русской митрополии Литвы и Москвы, были написаны с применением «тарабарской грамоты» (литореи) и, очевидно, уничтожены сознательно, чтобы не раскрывать имен и размаха антикняжеского движения «иноческой партии» (Прохоров Г. М. Повесть о Митяе..., с. 60). В организационные обязанности Ф. и Сергия Радонежского в это время [171] входили распространение послания Киприана от 23 июня 1373 г., рассылка посыльных, копирование грамот и их хранение. Послание Ф. 1384–1385 гг., направленное Киприану в Киев, должно было известить изгнанного из Москвы митрополита о результатах поездки в Константинополь Ф., ставшего тогда «первоигуменом», и Дионисия Суздальского, поставленного тогда митрополитом, и о вызове на суд вселенского собора митрополита Пимена.

Последние четыре года жизни, после восстановления Киприана на Москве всероссийским митрополитом, Ф. в основном посвятил себя разработке русской литургии и занимался переводами с греческого молитв патриарха Филофея Коккина. На основании работы Г. М. Прохорова «К истории литургической поэзии...» можно назвать четыре атрибутируемых «пръвопрезвитеру» Ф. перевода на русский язык (с перечнем известных исследователю списков): канон на успение Богородицы (с. 144, № 10), канон в «глад и томление» (с. 145, № 17), канон Богородице (о бездождии), акростих (с. 142, № 1), молитва «в бездождие» (с. 146–147, № 2). Язык переводов Ф. отличается простотой, четкостью и выразительностью. И. У. Будовниц (Словарь, с. 351, 353) под именем «Феодор, протопресвитер» ошибочно объединил Ф. и «Феодора, благовещенского протопопа».

Согласно «Сказанию о святых иконописцах», Ф., кроме того, был известен и как живописец, оставивший после себя «многия иконы»: на Москве были известны его письма иконы «Деисус на Болвановке у Николы святаго» и «образ» его дяди Сергия Радонежского. Живописью Ф. занимался в основном в ранний период жизни в Московском Симоновом монастыре.

В списке службы Арсению (ГБЛ, собр. Румянцева, № 397, л. 146) середины XVI в., где Арсений назван «новым чудотворцем», имеется приписка, в которой сообщается, что канон и стихиры составлены в 1483 г. в Желтикове монастыре «по благословению» тверского епископа Вассиана «рукою многогрешнаго инока Феодосия» (Востоков. Описание, с. 594). В Житии Арсения нет прямого указания на то, что оно принадлежит Ф., но, во всяком случае, его написали тоже в Желтикове монастыре и не позднее конца XV в., когда автор мог слушать рассказы лиц, знавших Арсения. В авторском предисловии к Житию говорится: «По многих летех еже к богу отшествия его (Арсения, — Р. Д.) написахом отчасти жития его, изыскахом духовными мужи, еже слышаху от преподобных его уст» (Ключевский. Древнерусские жития, с. 182). Кроме того, по началу предисловия видно, что, как и служба, Житие было написано на праздник памяти святого. Проложное сокращение Жития имеется уже в сборнике середины XVI в. (ГБЛ, собр. Румянцева, № 397, л. 418). На основании всего этого В. О. Ключевский сделал предположение, что автор службы 1483 г. был также и автором Жития. [172] Житие не богато фактическими сведениями, хотя агиограф добросовестно использовал все доступные ему источники. В предисловии изложено, как был собран материал для Жития: современники епископа Арсения делали отрывочные записи о нем, которые сохранялись в монастыре и которыми воспользовался Ф. В Житии кратко и недостаточно точно сообщается о жизни Арсения до епископства, затем рассказывается о поставлении его на тверскую епископию, о построении им монастыря на Желтикове и о кончине. Часть этих фактов биографии Арсения известна по другим источникам. В списке церковного устава, написанного в 1438 г. для Успенской церкви Желтикова монастыря, имеется запись о приезде в Тверь митрополита Киприана в 1390 г. и о суде над епископом Евфимием и о возведении Арсения на его место (рукопись ГИМ, собр. Синодальное, № 331, л. 277). Несколько измененный текст этой записи попал в некоторые летописи (ПСРЛ, т. 15, с. 445; т. 11, с. 125). В приписке к уставу, кроме того, сообщается об основании Арсением монастыря на Желтикове в 1394 г. В летопись Новгородскую IV (ПСРЛ, т. 4, с. 407–409) и в Летопись Авраамки (ПСРЛ, т. 16, с. 318–319) включена «Повесть о тверском владыце конечная», посвященная описанию смерти Арсения. В измененном виде она читается также в Никоновской летописи (ПСРЛ, т. 11, с. 211–212). Задачей будущего исследования является решение вопроса о взаимосвязи текста Жития с перечисленными источниками.

Арсений был канонизирован и признан местно чтимым святым на соборе 1547 г. Житие, написанное Ф., не было включено в Великие Минеи Четии. В 1566 г. было составлено первое чудо Арсения иноком Феодосием со слов монахов Желтикова монастыря. Иногда этого Феодосия объединяют с Ф., автором Жития (Леонид, архимандрит. Систематическое описание славяно-российских рукописей собрания А. С. Уварова. М., 1893, ч. 2, с. 415). Филарет (Обзор, с. 118) автора Жития Арсения объединяет с Феодосием, который в списке Киево-Печерского патерика XV в. (ГПБ, собр. Софийское, № 578) вписывает свое имя («грешный Феодосий мних, недостойный иерей») вместо епископа Симона или Поликарпа. Филарет в данном случае ссылается на статью Макария, епископа винницкого (Записка о Феодосие, списателе Жития Володимерова. — Известия имп. Академии наук по Отд-нию русского языка и словесности, СПб., 1855, т. 4, вып. 3, с. ИЗ–116), где доказывается, что вписавший в текст Патерика в Софийском списке свое имя Феодосий является просто писцом, жившим в XV в., однако здесь же высказывается предположение о том, что нельзя ли объединить этого писца с митрополитом Феодосием Бывальцевым. П. М. Строев (Словарь, с. 323–324) склонялся к мнению, что Житие епископа Арсения написано неизвестным автором при митрополите Макарии. Житие епископа Арсения не издано (в рукописи ГПБ, собр. Толстого, II, № 76 (Q.1.113), л. 157–238; ГИМ, собр. Уварова, № 339, 187, 419; ГБЛ, собр. Ундольского, № 286).

Ф. был автором ряда посланий, слов и особого «Сказандя об исцелевшем хромце», помещенного в составе независимого летописного свода, отразившегося в летописях Софийской II и Львовской. Как и похвальное слово апостолам Петру и Павлу, это сказание отражает влияние Григория Цамблака. Заслуживает внимания упоминание в «Сказании о хромце» «нахождения еретического» — речь идет, вероятнее всего, о не искорененном еще в Пскове и Новгороде движении стригольников. С борьбой против стригольнических традиций, возможно, связаны и послания Ф. в Новгород и Псков в 1463–1464 гг. о неприкосновенности церковных имуществ. Стремление Ф. «нужею навести на божий путь» священников и мирских лиц окончилось, согласно известию летописного свода, поместившего его «Сказание об исцелевшем хромце», неудачей. В 1464 г. он вынужден был оставить митрополию — официально «ради тяжкого своего недуга», а по известию того же свода — из-за непопулярности введенных им строгих дисциплинарных мер: «...многыя бо церкви без попов, и начаша его проклинати; он же слышав се разболеся того ради, и здрав бысть и сниде в келию к Михайлову Чюду в манастырь». После отставки Ф. прожил более 10 лет и умер в Троицком монастыре.

Основной источник к биографии Ф. — его Житие, написанное его сыном и преемником по руководству старообрядческой общиной Евстратом Федосеевым (опубликовано: Попов Н. Материалы для истории беспоповщинских согласий. — ЧОИДР, 1869, кн. 2, с. 73–92). Согласно Житию, Ф. происходил из рода «благородных Усовых дворян или Урусовых»; его дед, обедневший в период Смуты, вынужден был переселиться из Москвы в Новгородские пределы и поселиться в деревне Морозовичи на р. Мете. Отец Ф. был священником церкви Никиты Новгородского в Крестецком Яме. После его смерти жители Крестецкого Яма пытались поставить на иерейство Ф., но новгородский митрополит Корнилий удостоил его только дьяческого чина. Будучи дьячком и живя при церкви, Ф. сначала проявил себя ревнителем «по никоновых преданиях» и преследователем приверженцев старой веры. Перелом в нем произошел под влиянием неких «боголюбивейших мужей, хранящих святоотеческие предания». Ф. отрекся от дьяческого чина и был перекрещен в старообрядчество с именем Дионисий. Свое отречение от никонианства он подтвердил публично: «В собрании всего тамо народа диачества отречеся, и дерзновенно и ясно возвестив, чесо ради сего отречеся». Вместе с Ф. перекрещивание приняли его жена с дочерью и сыном и оба брата. О времени ухода Ф. в старообрядчество говорят по-разному два источника. Павел Любопытный в своем «Хронологическом ядре староверческой церкви» (ГПБ, F.I.485, л. 194об.) помещает это событие под 1686 г., а бывший беспоповец, обратившийся в 40-х гг. XVIII в. к официальной церкви, Григорий Яковлев пишет, что Ф. «прельстился» в 1690 г. (Бывшего беспоповца Григория Яковлева извещение праведное о расколе беспоповщины / Изд. Н. Субботиным. М., 1888, с. 118).

Вскоре после перехода в старообрядчество Ф. уже выступал как активный проповедник. Местами его проповеди, как показывал Григорий Яковлев, были Новгородский и Псковский уезды и даже Москва. Насколько успешно было его проповедничество, видно из того, что, будучи в Старорусских краях, он обратил в старую веру в Черенчицком погосте даже священника Флора Харитонова (Описание документов и дел, хранящихся в архиве святейшего правительствующего Синода. СПб., 1897, т. 5, с. 258–259). В 1692 г. Ф. был отправлен как представитель новгородской общины старообрядцев за шведский рубеж к поселившимся там единоверцам для разбора дел тамошнего старообрядческого учителя Ивана Коломенского, склонявшегося к принятию беглых попов от никониан. В последовавших вскоре за этим двух соборах новгородских старообрядцев, соборе 1692 г. и соборе 1694 г., Ф. уже играл ведущую роль и был автором «приговоров» этих соборов (Смирнов П. С. Внутренние вопросы в расколе в XVII веке. СПб., 1898, с. LXXXVIII–LXXXIX, примеч. 151)..

Когда в 1697 г. на новгородскую кафедру вступил митрополит Иов, активно взявшийся за борьбу с расколом, он дал распоряжение о поимке Ф. Митрополит даже сам приезжал в Крестецкий Ям. «За ради того надлежащего гонения» Ф. вместе с матерью и сыном (жена и дочь к этому времени умерли) отъехал в Польшу. Здесь, на землях пана Куницкого, в Невельском уезде, в Крапивинской волости, близ деревни Русановой, и было основано Ф. первое общежительство, составленное из пришедших вслед за ним за рубеж приверженцев старой веры (Описание документов и дел, хранящихся в архиве святейшего правительствующего Синода. СПб., 1868, т. 1, с. 434). Оно состояло из женской и мужской обителей, первая из которых насчитывала до 700, а вторая до 600 человек. Ф. продолжал учительствовать не только в основанном им общежительстве, но и среди окрестных жителей, приезжал часто в Русские земли.

4 апреля 1708 г. А. Д. Меншиков дал Ф. лист, разрешавший выходцам из-за польского рубежа поселиться на принадлежавших ему землях в Вязовской волости Великолуцкого уезда. А в 1710 г. федосеевцы при [175] ходатайстве некоего дворянина Негановского, которого Житие Ф. причисляет к федосеевцам (что совпадает с показаниями Григория Яковлева; см.: Бывшего беспоповца Григория Яковлева извещение..., с. 118), получили от Меншикова во владение Ряпину мызу, находившуюся в Юрьевском уезде «за Псковом». Для получения окончательного указа на владение Ряпиной мызой Ф. в мае 1711 г. отправился сам в Новгород к воеводе Якову Никитичу Корсакову, который тут же выдал его вместе с сыном Евстратом и двумя представителями общежительства новгородскому митрополиту Иову. Посаженный в «орловую темницу» в архиерейском доме, Ф. долго подвергался увещеваниям отвратиться от старообрядчества. По словам Жития, митрополит Иов сулил ему «богатства, чести, возвышения, иерейство и игуменство, и архимандритство, и архиерество» (что такие посулы могли быть далеко не голословными, ясно из карьеры двух ренегатов поморского старообрядчества, обратившихся в 40-е гг. XVIII в. к официальной церкви: бывший келейник Семена Денисова Алексей Иродионов получил в официальной церкви сан новгородского протоиерея, а его приятель Григорий Яковлев был произведен в архимандриты Переяславль-Залесского монастыря). Для увещевания Ф. однажды даже был приведен некий «старец ученый свободных наук». Известно, что между 1706 и 1716 гг. в Новгороде находился Иоанникий Лихуд, устроивший здесь вместе с братом Софронием (отозванным в 1707 г. в Москву) школу «свободных наук». Не он ли посещал Ф. в темнице? (Сменцовский М. Братья Лихуды. СПб., 1899, с. 333–374). Ф. умер в «Орловой темнице», так и не поддавшись ни на какие уговоры. Он погребен в Ряпиной мызе, куда вскоре по указу воеводы Корсакова переселились старообрядцы федосеевского согласия.

Дошедшие до нас сочинения Ф. тесно связаны с внутристарообрядческой полемикой между федосеевским и поморским согласиями. Проповедуя общее учение согласно с поморцами, Ф. в ряде пунктов расходился с ними. Таково было его учение о браке и о так называемой «титле» на кресте Христовом. Выговцы учили о необходимости безбрачия и требовали девственной жизни от всех членов общежительства. Федосеевцы же признавали брак, заключенный до перехода в федосеевщину, законным и допускали таких супругов до чадородия, хотя и отрицали возможность заключения браков после перехода в старообрядчество. Первое из дошедших посланий Ф. посвящено вопросу о браке и является ответом на послание Андрея Денисова, оно написано около 1701 г.

После вопроса о браке главное место в споре между федосеевцами и выговцами занимал вопрос о надписи на кресте Христовом. Федосеевцы поклонялись кресту только с «титлой» И. Н. Ц. И. («Исус Назарянин царь Иудеи»), надпись же «Царь Славы Исус Христос Ника» называли еретической. Около 1705 г. было написано послание «О догматах и о титле», в котором Ф. требовал от выговцев внести крест с «титлой» в часовню и перечислял в 13 статьях все разногласия в обрядах и быту между федосеевцами и выговцами.

Поначалу разногласия имели довольно мирную форму. В 1703 г. Ф. посетил Выговскую пустынь и, как сообщается в сочинении под названием «О начале раздора Федосеевых с Выгорецким общежительством», «много беседовал о благочестии мирно, такожде и о обычаев содержании». Но уже в 1706 г., когда Ф. прибыл на Выг во время отлучки Андрея Денисова, споры носили вовсе не мирный характер. Выговец Леонтий Федосеев, ударяя о стол кулаком, кричал: «Нам ваш Исус Назарянин не надобен», а федосеевцы, покидая Выговскую пустынь, на глазах всей обители повергли наземь данное им в дорогу брашно и картинно отрясли прах со своей обуви.

Кроме полемики с выговцами от Ф. дошло сочинение об антихристе, написанное в форме вопросов и ответов. В приписке к этому сочинению сказано: «Книга, глаголемая по христианскому именованию Обличение, [176] собрана от прежних благочестивых книг... числом от 70-ти... А состроена сия книга в лето 7216 (1707) году, месяца декабря в день от некоего христианина, именем Феодосея Васильева, уроженца новгородских стран по прошению и изволению новгородского митрополита Иова, и Стефана, митрополита рязанского и муромского, и Якова Никитича Корсакова, и других прочих властей новгородских». Из содержания Обличения видно, что оно написано по поводу выхода в свет сочинения Стефана Яворовского «Знамения пришествия антихристова и кончина века», изданного в 1703 г., и сочинения новгородского митрополита Иова «Ответ краткий на подметное письмо о рождении антихриста», изданного в 1707 г. (но в руках Ф. труд Иова был в рукописи — «в тетратех»). Сочинение Ф. — подробный трактат, доказывающий старообрядческую мысль о том, что антихрист уже царствует в мире и царство его с 1666 г. распространилось и на Русь.

П. С. Смирнов атрибутировал Ф. два сочинения, изданные в его книге «Споры и разделения в русском расколе в первой четверти XVIII века» (на с. 01–016 и 020–023), — увещание держаться раскола и увещание бегать и таиться. Эта атрибуция главным образом построена на том, что второе сочинение (увещание бегать и таиться) названо в рукописи грамоткой «Дионисия христолюбца, пустынножителя бывша прежде», а известно, что имя Ф. в старообрядческом перекрещивании было Дионисий. Первое же сочинение (увещание держаться раскола) атрибутируется Ф. уже по сходству с сочинением Дионисия христолюбца. Аргументация П. С. Смирнова в пользу его атрибуции представляется недостаточной. Косвенную поддержку этого мнения можно усматривать в том, что знаток старообрядческой письменности В. Г. Дружинин, выпустивший в 1912 г. свой справочник «Писания русских старообрядцев», не включил оба эти произведения в рубрику произведений, принадлежащих Ф., а поместил их отдельно (с. 385, № 481 — «Послание неизвестного раскольника»). Перечень списков сочинений Ф. дан в книге В. Г. Дружинина. Указанное здесь под № 2 как отдельное сочинение «Письмо второе из Польши» есть только отрывок из послания «О догматах о титле».

Переводческая деятельность Ф. приходится на 80–90-е гг. В августе 1684 г. Ф. перевел «Купель душевную» Роховича, в 1698 г. — «Истинную веру» Иннокентия Гизеля. При переводе западноевропейских сочинений Ф. обращался к польским их переводам. Так он перевел в 1688 г. «Дезидерий, или Стезю к любви божией и к совершенству жития христианского» Беллярмина и «Солнечник, или Уравнение воли человеческой с волею божиего» И. Дрекселия. Переводы Ф. известны в целом ряде списков XVII–XVIII вв., что говорит не только об их качестве, но и об удачном подборе произведений для перевода. Последнее подтверждается и тем, что богословский трактат Дрекселия вскоре был повторно переведен в России, на этот раз с латинского оригинала, Иоанном Максимовичем («Илиотропион». Чернигов, 1714). Однако переводы Ф. охотно читались и в XVIII в., а аллегорическое богословское рассуждение «Дезидерий» в его переводе дважды было издано в 1785 г. («гражданкой»). В этом издании напечатано и обширное предисловие Ф. к переводу, в котором он изложил свои взгляды, резко отозвавшись о «неполезных» светских «баснях». Ф. ошибочно приписывается перевод с польского языка «Римских деяний» (Филарет, И. А. Шляпкин и др.).

Ф. был автором ряда посланий — послания новгородцам о неотъемлемости церковных имуществ, сходного с посланиями Феодосия на ту же тему, послания в Вятку с призывом помочь Москве в казанских походах 1468–1469 гг., двух посланий в Новгород 1471 г. против признания западнорусского митрополита (второе из них было связано с подготовлявшимся уже походом Ивана III) и послания о помиловании новгородцев, подчинившихся великому князю после поражения на Шелони. В посланиях, связанных с победой над Новгородом в 1471 г., Ф. отстаивал принцип «старины» — исконности вассального подчинения Новгорода великому князю (эта фикция «старины» была отброшена великокняжеской властью лишь после окончательной победы над Новгородом, произошедшей уже после смерти Ф.). В послании во Псков Ф. давал согласие на построение в городе шестого собора, в послании троицкому игумену просил о прощении некоего старца Памвы. К числу литературных предприятий Ф. относится также поручение, данное им и великим князем новокрещенному еврею Федору, перевести с еврейского языка книгу «мирских псалмов» (сборник «Махазор»).

Перевод, который предлагает Ф., долгое время считался переводом с немецкого; основанием для этого послужила текстуальная близость к протестантскому переводу Псалтири, а также приписка на верхней крышке, в которой говорится: «По указу великих государей прислана из Стрелецкого приказа ко святейшему патриарху... Псалтырь, переведенная с (лютер)анской Библии, и святейший патриарх указал той книге быть в ризной казне, а без указу смотреть давать не велено никому». Запрет на рукопись последовал спустя 3 года после ее написания, о чем можно судить из той же приписки, относящейся к 1686 г. Однако мнение относительно перевода с немецкого ошибочно. Отдельные псалмы представляют почти дословный перевод с польского источника, особенно это касается псалмов, наименее часто употреблявшихся при [179] богослужении (псалмы 15, 17, 31, 80 и др.), хотя элементы польского влияния прослеживаются и в таких известных текстах, как псалмы 1, 50, 136, 148. Вероятнее всего Ф. пользовался польскими текстами протестантских изданий, вышедших в Юго-Западной Руси в XVI в. (Брест, 1563 и Несвиж, 1572). Одно из них было выпущено кальвинистами (инициатор перевода — Ян Лаский), другое — арианами (переводчик — известный социнианский проповедник Симон Будный). С протестантскими изданиями Псалтирь Ф. связывает одинаковое оформление, а также критическое отношение к тексту; кроме того, в своих переводах Ветхого завета протестанты опирались на еврейский текст, чем и следует объяснять отход от греческого канона у Ф. Обе Библии, которыми пользовался Ф., протестантские, а следовательно, «еретические», по меркам Московской Руси XVII в., что и явилось основанием для запрета Псалтири Ф. Работа Ф. явилась важным этапом на пути легитимации разговорных норм, в ней нашел поддержку взгляд на русский язык Симона Будного, Несвижского издателя, высказанный в предисловии к. переводу Библии 1572 г.: «Глупо одни слова презирать, а другие под небеса возносить» (Несвиж, 1572, л. 5). Псалтирь Ф. сохранилась в четырех списках (из них самый ранний ГИМ, Синодальное собр., № 710).

Ф. происходил из Киева, служил у князя Богдана Путивльского, одно время был дядькой у его сына Владимира. В 1500 г., когда Путивль был взят войском великого князя Ивана III, он вместе с князем Владимиром попал в плен. После этого по повелению великого князя он находился на службе у воеводы Ю. И. Замятина. После того как Ф. постригся в монахи, Ю. И. Замятин не прерывал с ним связи.

Судя по записям в описи книг Волоколамского монастыря и по заметкам на самих рукописях, Ф. переписыванием рукописей занимался профессионально, но только в пределах Волоколамского монастыря. Перечисленные в описи книг 1545 г. 13 рукописей «письма Фотеева» входили в основной фонд монастырской библиотеки, а не являлись собственностью самого Ф. (Георгиевский В. Т. Фрески Ферапонтова монастыря. СПб., 1911, Прил., с. 9, 12, 16). Сохранилось сравнительно много волоколамских рукописей, которые частично или полностью были переписаны Ф. или ему принадлежали (ГИМ, собр. Епархиальное, № 95, 114, 252, 368, 373; ГБЛ, собр. Волоколамское, № 491, 492, 534). Большая часть рукописей, написанных рукою Ф., посвящена богослужебной или церковноназидательной тематике. Тем не менее состав некоторых сборников, принадлежавших Ф., говорит о том, что его следует отнести к тому кругу волоколамских старцев, которые не были чужды литературных интересов. Однако и в данном случае деятельность Ф. не выходила за пределы [180] Волоколамского монастыря. Он в один из своих сборников включил текст Прения живота и смерти второй редакции, появление и бытование которой есть основание связывать только с литературной средой Волоколамского монастыря (Повести о споре Жизни и Смерти / Исслед. и подгот. текста Р. П. Дмитриевой. М., Л., 1964, с. 24). В другом сборнике Ф. переписана Повесть о Евстратии-Велизарии пространной редакции, которая широко представлена в волоколамских рукописях XVI в. и, возможно, там была и написана (Дубовик Н. П. К изучению Повести о воеводе Евстратии. — ТОДРЛ, Л., 1974, т. 28, с. 339; Дмитриева Р. П. Волоколамские четии сборники XVI в. — Там же, с. 219).

Ф. принимал также участие в переписывании в 20-е гг. XVI в. для библиотеки Волоколамского монастыря текста хронографа (см. Русский Хронограф), соответствующего списку Досифея Топоркова (Седельников А. Д. Досифей Топорков и хронограф. — Известия АН СССР, серия VII. Отд-ние гуманитарных наук, № 9, Л., 1929, с. 766–767). Ф. известен как автор нескольких произведений, относящихся к разным жанрам. Все его произведения дошли до нас в составе рукописей иосифлян. Вассиан Возмицкий, оказывая внимание своему учителю, часть своего сборника ГИМ, Синодальное собр., № 927 посвятил Ф.; на л. 159об.–184 он поместил его произведения, а также Житие Ф., автором которого является сам Вассиан.

В научной литературе хорошо известны три произведения, автором которых является Ф.: 1) Служба Иосифу Волоцкому, которая часто встречается в волоколамских рукописях (ГИМ, собр. Епархиальное, № 264; собр. Синодальное, № 927; ГБЛ, собр. Волоколамское, № 387, 412, 564, 572); в описании кончины епископа тверского Акакия содержится упоминание о том, что службу Иосифу написал Ф. (ГПБ, собр. Погодина, № 1564, л. 52–52об.; Строев. Словарь, с. 288); 2) Словопоучение против сквернословия («Старца Фатея, ученика великаго старца Кассиана Босаго, собрано от божественных писаний, зело полезно, еже не сквернословити языком всем православным Христианом, паче же нам иноком, ниже паки рещи матернее лаяние брату своему: блядин сын, какову либо человеку крестьянский нашея веры святыя»); 3) Послание к старице Александре («Посланеице утешительно к старице Александри»).

Возможно, Ф. принадлежат еще два произведения; 4) в рукописи Ф. ГБЛ, собр. Волоколамское, № 491, на л. 64–67 имеется текст, озаглавленный «Вопрошение благоверный инокини княгини Александры, о скимном пострижении, аще кто от инок или инокиня без схимы преставится, и причащении тела Христова, и о добротворении мнишескаго жительства» (нач.: «Что еси государыни, приказала ко мне грешному богомолцу своему, а велела к себе отписать»); 5) Житие Кассиана Босого, по мнению Филарета, написано Ф., а Ключевский склонен считать автором Вассиана Возмитского.

В 1678–1681 гг. по указу царя Федора Алексеевича Ч. перевел с латинского языка «Книгу о луне и всех планетах небесных» (БАН Литовской ССР) — «Селенографию» И. Гевелиуса (Гданьск, 1647) (см.: Соболевский. Переводная литература, с. 147–148). В 1678 г. с польского языка Ч. перевел «Двор цесаря турецкого» Ш. Старовольского (единственный список — ГБЛ, собр. Ундольского, № 1034). В 1688 г. перевел отрывок из книги Я. Окольского «Orbis polonus» (Krakow, 1641) о предках И. Раевского. В 1691 г. Ч. переводит с польского языка «Выдание о добронравии» («Polityka dworskie», Krakow, 1616) Яна Жабчица — сборник морально-дидактических сентенций, среди которых много метких, остроумных бытовых зарисовок, переведенных живым, разговорным языком. Перевод сохранился в 14 списках. Возможно, что Ч. принадлежит и перевод «Четвертака» («Czwartak», Krakow, 1629) Я. Жабчица (известно 3 списка). Ч. писал также силлабические стихи («Стих о пасхе» — ГИМ, собр. Барсова, № 1531, л. 76).

Сборник предваряют два стихотворных предисловия. Силлабика в этот период стала привычной для высокой речи. Сочинения Ш. «соединяют прозу с риторикой» (выражение А. М. Панченко, примененное им к поэзии приказной школы (Панченко А. М. Русская стихотворная культура XVII века. Л., 1973, с. 34–102), но соотносимое и со стилем книжников, работавших в том же русле в более позднее время). Цель предисловий — не только познакомить читателя с трудами Максима, но и воздать честь их автору. В первом из них («Предисловие на книгу сию», л. 1, 2) составитель сборника прославляет ученого грека как просветителя и философа, пекущегося о крепости православной веры, как борца с «разноверцами и раскольниками». Стихотворец видит в Максиме учителя «премудростных догмат богословия», отмечая те «слова», которые особо ценились церковной ортодоксией, а именно написанные против «богоборных иудеех и еллин» (иудейства и античной мифологии), «измаильтскаго безбожнаго зловериа» (магометанства), «бесодохновеннаго латинскаго злаго лицемерна» (католичества). Кроме этой части, первое предисловие имеет еще две. Одна начинается стихами: «Но о трудолюбная преподобнеишая главо, Всей гречестеи земли, изряднейшая похвало». Упомянуто, откуда явился Максим (из Ватопедской обители), и о том, как он «восиял», дав «нашей велицеи России» «светлосиятельно просвещение». В похвале назван труд по переводу Толковой псалтири, для которого он и приехал (в 1518 г.) из Афона. Упомянуто о пользе и других трудов ученого грека по правке церковных книг. После чего сказано, что украшенный «дидаскальством» дар его русским людям стоил ему «многих потов и трудов». Концовка сочинения — это [183] молитва-акростих, предваренная замечанием: «списавшаго сиа двострочная предисловиа имя в червленых буквах». Прочтение киноварных литер дает имя «Прохор».

Во втором предисловии («Предисловие 2-е до читательника, списано по краегранесию», л. 4об., 5) упоминается еще несколько «слов». Оно как бы досказывает то, что говорится в первом. Это опять-таки акростих («списано по краегранесию»), начальные буквы которого сообщают нам должность сочинителя: «благочестивия царици Марии кърестовой диак». Сопоставив эту расшифровку с записью, сделанной в конце сборника, на л. 729 («Книга сия Максима Грека святогорска государыни царицы и великия княгини Наталии Кириловны крестоваго дьяка Якова Шошина. Подписал 183 году своею рукою Яков Шошин»), убедимся, что у Прохора был преемник — видимо, его сын или брат: оба книжника находились в одинаковой должности при крестовой церкви царя Алексея Михайловича, причем в акростихе последнего предисловия и в записи названы первая и вторая жены царя Алексея Михайловича. При Марии Ильиничне (Милославской) крестовым дьяком был Прохор, при Наталье Кирилловне (Нарышкиной), ставшей царицей в 1671 г., ту же должность исполнял Яков Ш. В справочниках упомянутые Ш. не обозначены (назван лишь Ш. Матвей — подьячий; свидетельство о нем относится к июлю 1687 г.).

В Соловецком сборнике есть и третье прозаическое предисловие («Пристежение»). Оно помещено между двумя стихотворными предисловиями и написано также «по-славянски», но в стиле, подобающем деловому тексту. Автор приводит сведения о себе и об обстоятельствах, в которых проводилась работа. В традиционном обращении Ш.-старшего к читателю есть и нечто необычное для более раннего времени. Новизна просьбы о снисхождении к ошибкам — в ее грамматической ориентации (говорится о «многом погрешении чина орфографии и прочих пристоящих к разуму грамматичному», разум — в значении «учение, наука»), вполне объяснимой из состояния филологии второй половины XVII в., когда практика переводчиков, переписчиков и редакторов испытывала прямое воздействие усилий по «книжному исправлению», вызванных никоновскими реформами, а отсюда и особое внимание к вопросам правописания и грамматики. Соотнесена с этой темой в «Пристежении» и привычная ссылка писцов на собственные «грубость» и «неученость» («несть бо грамматического любомудриа навыкновенен и учительства тоа никогда же отнюд видев», л. 2; философия здесь, как видим, слита в одно понятие с грамматикой). И стихотворные предисловия, и «Пристежение» писаны Прохором Ш. так, как принято в достойных образцах, поэтому представляют собой ценный и достоверный источник для наблюдений и выводов о степени сложения к 60-м гг. XVII в. стилистических норм. Вместе с тем Прохор был не только переписчиком и сочинителем сопроводительных статей, он проявил себя и как составитель собрания, озабоченный его полнотой и точностью, а также и как опытный филолог, умело обработавший собранные им материалы. В «Пристежении» находим и конкретные сведения о сходстве и различии тех источников, по которым он работал («и те преже писанныя книги точию до 15 слова друга к друзей согласны, прочее же смесны» — л. 3об.), и о том, как объединялись их показания («аз же писах, что в первеи книзе обретох и потом из вторыя приписовах, такожде и с третие, и сице воедино совокупих» — там же).

Полнота сборника впоследствии была отмечена. Через двести лет после его создания, приступая к публикации сочинений Максима Грека, издатели указали, что в основе их труда (Максим Грек. Соч. Казань, 1858–1862, ч. 1–3) — четыре списка из библиотеки Казанской духовной академии, из которых самый полный, содержащий, по их мнению, все сочинения писателя, — № 495 (там же, ч. 1, с. 19), т. е. шошинский [184] сборник. То же достоинство этой рукописи отметили описатели рукописей Соловецкого монастыря (Описание рукописей..., ч. 1, с. 486–497). В начале и в конце книги есть оглавления. Первое из них (л. 9–14) названо «Сказание известно главам, яже суть в книзе сеи». Глав (так именуются «слова» Максима) — 163, указан номер главы и лист, на который падает начало текста. Наименования их нередко содержат краткую аннотацию сочинения. Выжимки из той или иной части книги нередко встречаются и на ее полях, давая возможность найти необходимое место. Сочинения ученого грека насыщены сведениями о словах и реалиях, раскрытиями символики, комментариями к разного рода высказываниям. Строение книги содействовало освоению сосредоточенных в ней идей и понятий. Особенно важен в этом отношении раздел, данный в конце ее: «Оглавление изряднейших вещей, обретающихся в книзе сеи» (л. 730–732), где приведены самые существенные, по мысли составителя, темы (в виде фрагментов текста или простого упоминания о данном предмете). Перечень статей расположен в алфавитном порядке и доведен до буквы И (был ли он закончен, неизвестно, так как конец рукописи утерян). От любой из подобных статей читатель мог обратиться к тексту глав (например, от статьи «Анивак архидонянин Италию поработи» (л. 447) к посланию Федору Карпову (гл. 28), где опровергается версия, что победа Анибалу была предсказана астрологами).

На полях книги, как и в самом тексте, большое число глосс (многие из них принадлежат самому писателю, привлекающему для своих истолкований разнообразные византийские источники). Три списка собраний Максима Грека, которыми пользовался Прохор Ш., имели разночтения и в глоссах. Составитель включил весь их набор, оговаривая, из какой книги они взяты. Так, в одном из пояснений к тексту «Беседы души и ума» (гл. 14) говорится о «диких смоквах», которые называют «олинфы» (греч. ???????, ?) (л. 183об. и сл.), но тут же киноварью дано указание: «ип толк.» и добавлено на поле «выписан из старой книги Строгановы». В тексте, следующем за этим, смоква соотносится уже со словом «еренеос» (греч. ???????, ?) (там же). Таким же образом на полях отмечены не только лексические разночтения, но даже и самые частные расхождения в формах и написаниях слов (ср., например, три написания имени Гесиода: Исиод, ?сиод и Гезіодъ, л. 158). Позднейшие собрания сочинений Максима Грека наподобие шошинского ценны, таким образом, тем, что они соединяют особенности более ранних сборников писателя.

В сборнике есть портрет афонского монаха, начертанный пером (Максим изображен с огромными усами и бородой, закрывающей всю грудь, л. 16). Характерны и сделанные в нем записи. Одна из них о месте написания книги и времени ее завершения (л. 4), в которой дата дана пятью разными способами (соотнесением с годами правления царя и с возрастом его наследника, а вслед за этим еще и по трем известным типам летосчисления; при указании индикта добавлено: «месяца августа 21 день»). Другая запись по поводу включения в состав сборника двух «слов» — «о крестном знамении» и «о сугубой аллилуи». Максим Грек был непререкаемым авторитетом и для старообрядцев, но официальная церковь стремилась лишить их этой опоры, сглаживая и устраняя из его трудов все, что не было признано каноническим. Запись сделана через шесть лет после окончания работы над сборником (упомянут церковный собор 1666 г.). Прохор вынужден был оправдываться («Аз же писах, как было в старых книгах, с коих сия приписана бысть») и ссылаться на крайне сложную для переписчиков того времени обстановку («понеже сия книга писана прежде нынешнего собора, а в то время смятение о книгах в царствующем граде Москве было много»). Теперь же появилось обоснование нужности исправления книг в виде указаний собора и труда Симеона Полоцкого («яко же о том повествует соборный свиток и книга «Жезл правления», ныне же благодатию божиего исправлено и [185] утверждено», л. 6). Обе записи выполнены крупной скорописью, но на обороте верхней доски есть и еще одна. Мелким скорописным почерком сделана заметка по поводу расхождений в наименовании византийского лексикона Свиды (X в.). Затем дана оценка этой греческой книги («красоте бо небеснеи подобной»): «Аще кто прилежнее чтет, мног разум почерпнет от нея». Над заметкой о Свиде — иная запись, другой рукой, в которой писец упоминает статьи, по его мнению, принадлежащие Максиму, но не попавшие в сборник.

Роль Якова Ш., как можно предположить, состояла в следующем. Сборник в основном писан Прохором. Скорописная владельческая запись находится на л. 729. Перед ней — раздел книги, озаглавленный «З Толковой псалтыри», писанный той же скорописью. Этот раздел не упомянут . в «Сказании глав». На листах, где он дан, нет и проставленной Прохором буквенной нумерации. Они были оставлены Ш.-старшим пустыми, а в самом конце книги (л. 730 и сл.) он поместил «Оглавление изряднейших вещей», которое начал писать, как и другие сопроводительные статьи, мелким полууставом. Однако перечень статей даже на буквы А и Б был дополнен скорописью. Ею писаны затем и все статьи последующих букв В, Г, Д, но статьи на буквы Е, Ж, 3, И снова выполнены мелким полууставом. Лишь последняя статья в букве И приписана упомянутой скорописью. Итак, эту часть текста Прохор и Яков писали совместно. Последний использовал затем пустые листы, чтобы включить еще один раздел, и сделал на переплете книги заметку о неполноте сборника, выразив этим стремление к дальнейшему разысканию «слов» Максима. Из всего этого ясно, сколь непосредственно передавались книжные традиции и с каким тщанием они оберегались.

Отрывки из первого предисловия Прохора Шошина и часть «Пристежения» напечатаны в «Описании рукописей Соловецкого монастыря» (Казань, 1881, ч. 1, с. 487, 488).

Текст воспроизведен по изданию: Исследовательские материалы для "Словаря книжников и книжности Древней Руси" // Труды отдела древнерусской литературы, Том 40. Л. Наука. 1985

© текст - коллектив авторов. 1985
© сетевая версия - Тhietmar. 2021
© OCR - Андреев-Попович И. 2021
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Труды отдела древнерусской литературы. 1985

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info