НЕБОЛЬСИН П. И.

РАССКАЗЫ О СИБИРСКИХ ЗОЛОТЫХ ПРИИСКАХ

(Окончание.)

Буряты или Братские Люди. Поколение Бурят заключается в пределах Иркутской-Губернии по всем ее округам, кроме Киренского, и занимаете пространство между реками Агой, принадлежащей к бассейну Амура, и Окой, входящей в систему вод енисейских, от границы Китая до верховьев Лены. Бурятов считается более 150 тысяч человек обоего пола. По-сю-сторону Байкала Буряты держатся еще шаманства; по ту сторону озера — они исповедуют буддизм. Буряты разделяются на многие роды и управляются патриархальною властию шуленьг, тайшей или таджей и зайсанов; но цветом всего бурятского народа считаются так-называемы,Хомринцы и Цонгомлы, или сортольские или селенгинские Буряты, живущие в самых южных пределах Иркутской-Губернии, в округах Верхнеудинском и Нерчинском.

Буряты в первый раз сделались известны Русским в 1612 году, когда Тунгусы заявили о тех их родах, которые кочевали по рекам Лене и Ангаре. В 1622 году, енисейский воевода, Яков Хрипонов, уведомился, что Буряты, кочевавшие по реке Кану и нам еще неподвластные, намеревались учинить нападение на ясачных Тунгусов. Желая обратить их в подданство России, он послал к ним нарочного казака, по примерной жизни сврей прозванного Постником, которому и наказал уговорить их ко взносу ясака разными подарками, обнадежить их царскими милостями и, чтоб вернее достигнуть цели, угостить их хлебным вином. Напиток этот весьма понравился Бурятам и возбудил в них желание признать себя покоренными; но ясак платить они не согласились ¹. К половине, однакож, XVII столетия, все Буряты были уже объясачены.

Из селенгинских Бурят составлены четыре казачьи полка, которые, вместе с русскими казаками, охраняют границы наши с Китаем и служат при таможне на Кяхте.

Юрты Бурятов разбросаны по степям мелкими, беспорядочными группами и примыкают обыкновенно к речке или озеру. С Русскими они очень-уживчивы, сначала весьма-робки; но, видя, что с ними обходятся ласково — стараются всемь угодить новому знакомому. К правительству нашему они питают особенное благоговение: так, узнав в 1815 году, что у нас была война с Французом и что Москва сожжена неприятелем, они поднялись и все хотели идти на врагов России; их с трудом [115] отговорили от этого намерения, объявив, что мир уже заключен. В недавнее время, они явили новый пример своей преданности изъявлением верноподданнических сетований о смерти великой княгини Александры Николаевны.

Физиономия Бурятов-общемонгольская, слывущая в народе под именем калмыцкой: лица смуглые, с высунувшимися скулами; глаза прорезные, черные; зубы белые, как слоновая кость; уши оттопырившиеся. Роста они среднего, но широки, плотны и плечисты. Женщины гораздо-красивее мужчин; но они чрезвычайно-скоро стареются. Жена — подвластная работница мужа. Буряты никогда не цалуются: они только трутся носами и довольствуются обнюхиванием предметов своей любви.

Мужчины одеваются в дыгыл, то-есть тулуп: это почти единственная их одежда Женщины, сверх дыгыла, надевают безрукавый род шугая из шелковой материи со сборками назади. Летом дыгыл спускается с плеч и обнажает половину корпуса; только богатые носят терлык, род халата. Рубахи редко употребляются; если их и носят, то до-тех-пор, пока они совершенно не истлеют на плечах. Буряты вообще неопрятны, редко моются, и от-того тело их имеет вид вороненой меди, испещренной темными полосами грязи. — Кушанье подается в грязных корытцах; занявшись едой, Бурят роется в пище руками; вилками, на манер китайских палочек, богатые щеголяют перед русскими чиновниками. Любят араким, то есть кислое вино, перегоняемое из молока, и остающийся после перегонки его в котле сушеный творог или арцу; охотники до кирпичного чая заменяют его иногда настоем из равных подевых кореньев и даже из болони с гнилой березы. — Буряты едят конину, иногда употребляют и падаль, а полевых мышей считают за отличное лакомство.

Буряты нрава тихого и спокойного, когда не пьяны; услужливы и терпеливы; храбры с медведями и ужасные трусы перед русскими забияками; но вместе с тем честолюбивы, обидчивы, скрытны и мстительны. Кроме воровства, мошенничества и мелких плутней, они редко попадаются под суд, и очень-наивны в ответах по преступлениям, великости которых они не постигают. Так один из пойманных с фальшивой ассигнацией, весьма-грубо подделанной, с божбой уверял всех в своей невинности: «какая же она фальшивая, если я сам ее сделал!

Говорят, что Буряты, поклонники буддизма, верят своим ученым ламам на-слово, не понимая отвлеченных начал своей религии и не разумея тибетских и санскритских слов священных своих книг; при богослужении они довольствуются пением духовных лиц и звуком медных тазов, котлов, бубен, труб и разных погремушек.

У нерчинских Бурят две кумирни: одна каменная в 180 верстах от Нерчинска на юго запад, весьма-красиво выстроенная в 1808 году и богато-украшенная; другая деревянная, по речке Цугуль, впадающей в Онон ². Здесь каждое лето совершается весьма-интересная церемония в честь Шакямуния, управляющего миром, — при чем ламы возят вокруг этой кумирни обитого зеленым бархатом деревянного коня в полной сбруе, с сидящим на нем резным изображением пятого будды Майдари, или Майтрея, который должен в-последствии воплотиться и заменить собою Шакямуния.

Бурят, зная, что десять мильйонов раз повторенная молитва оммани-падмэ-хум вознесет его на высшую степень нравственного совершенства — от лени и неуверенности успеет ли он, во всю жизнь, сам проговорить эти таинственные слова заветное [116] число раз, вешает над отверстием юрты на тоненькой веревочке колесо, от движения воздуха беспрестанно вертящееся, и верит, что каждое кругообращение его равносильно устной молитве.

Шаманство есть обоготворение сил и явлений видимой природы, представляемых и чтимых у бурят под именем онгомнов. Высокая гора, необыкновенной формы утес, белка с белою на спине полоскою, — одним словом, все, что по своей колоссальности или по уродливости может броситься в глаза, может быть символом онгона.

Изображения онгонов развешиваются в юртах на снурках; иногда их заменяют куклы, сшитые из лоскутьев, или даже простая связка лучины, одетая в какую-нибудь овчинку. Изображения эти чествуют тем, что их опрыскивают вином, или молоком, а от избытка усердия мажут маслом и сметаною. В важных случаях закалают животных, вздевают их на высокие шесты и оставляют в таком положении на долгое время. Но за то, если кумир, которому поклонялись, не выполнит мольбы просящего, Бурят отмстит ему разными знаками презрения, бранью и даже побоями.

Шаманы и шаманки одеваются в странную и особого вида и покроя одежду, обшитую в разных местах длинными разноцветными конскими волосами. Они с бубном в руках и другими развешанными вокруг тела побрякушками, в ночное время скачут через огонь, кривляются, кричат, неистовствуют до изнеможения, падают на землю и в таком положении прорицают будущее ³.

Буряты имеют свою грамоту и воспитывают детей своих в Агинском, Селенгинском и Балаганском Приходских Училищах, поддерживаемых усердными их приношениями ⁴.

В настоящее время, Буряты-буддисты с нетерпением ожидают совершеннолетия будущего своего хутухты, то-есть верховного жреца, которого ныньче у них нет. Юноша этот, как говорят, считаемый не простым смертным, а хубильганом, в теле которого воплотилась святая душа, родился в тридцатых годах в Нерчинском-Округе, от одной молодой вдовы буддистки. Он в прошлом году был еще жив и занимался изучением священных книг.

Испуганные этим требованием Тунгусы последовали примеру своих единоплеменников: в 1615 году они откочевали к пределам Небесной Империи, однакож не все, а только половина.

Между-тем, казаки, подозревая, и весьма-основательно, оставшиеся племена в соучастии с откочевавшими, усилили бдительность за предателями; но строгий сбор ясака, взъискания и наказания с неповинующихся, а может-быть и слишком-сильные меры, принятые местными властями для пополнения меховой казны — имели [117] следствием то, что в 1618 году на реке Большой-Тунгуске осталось всего-на-все два человека Тунгусов — все остальные разбрелись в неизвестные места.

Около того же времени другие тунгусские племена, кочевавшие по Верхней-Тунгуске, будучи теснимы и разоряемы остяцкими поколениями Аринов, Катов, Асанов и Койбалов, от страха и беспрестанных поражений равным-образом откочевали в неизвестные места.

Прочие племена этого народа, занимавшие места к востоку от Енисея и к югу от реки Ангары, не признавали себя в то время подвластными России: Вилюйские Тунгусы добровольно покорились в 1621 году, а Канские в 1622 году: с них тогда получено в подать девяносто-четыре соболя, да князец их Тырей, с своего семейства, состоявшего из четырех человек, внес тридцать соболей, одну соболью шубу и пару соболиных подволок для лыж. В 1623 году, кочевавший по Ангаре, близь анлинского порога, тунгусский князец Куюпки отдал в ясяк двадцать соболей, две шубы собольи, одиннадцать собольих лоскутов и по одной соболиной и одной бобровой подволе к лыжам. В 1637 году, казацкий десятник Елисей Буза обложил ясаком олекминских Тунгусов. Общее же подчинение всех Тунгусов русскому правительству и наложение на них постоянного ясака, по десяти соболей с каждого взрослого, надобно отнести к половине семнадцатого столетия.

1667 год ознаменован переходом на сторону России и принятием ей подданства тунгузского князя Гантимура, с многочисленными подвластными ему Тунгусами.

Гантимур, родом Манжур, был во время пребывания своего в Китае четвертым мандарином ⁵ при богдохане и в 1667 году был послан с войском в пределы русского царства для воспрепятствования русскому воинству распространять пределы отечества в благословенных долинах реки Амура. Гантимур шел в наш Комарский-Острог, стоявший на Амуре, в шестистах верстах от соединения рек Шилки и Аргуни. Он встретился с русским войском, дружелюбно с ним обошелся, сражения не дал и направил путь к Нерчинску, объявив о желании своем принять подданство белого царя, вместе с Тунгусами лугамоцкого рода, всего в числе пятисот душ.

Не смотря на посланную от богдохана погоню, Гаитимур благополучно достиг Нерчинска, объявил себя данником России и занял с своими людьми места, отведенные ему для кочеванья, именно около Аргунского-Острога и при реке Ононе, сделав вызов оставшимся в Китае своим единоплеменникам переселиться в Россию.

Прежний повелитель Гантимура, не успев возвратить его назад силою, прибег к другим мерам: он прислал к Гантимуру подарки, одежду воинскую, боярский пояс, оружие и серебро и золото на жалованье, поручив посланному с ними мандарину уговорить непокорного подданного к возвращению в отечество. Но когда Гантимур, не обратив внимания на эти меры кротости, решился с оружием в рунах помогать Русским против нападений на них Китайцев, [118] — тогда богдохан стал письменно требовать высылки его от русского правительства следующею грамматою:

«Богдойской Славной Великой Земли Богдойской Великий и Сильный Царь, Богдой-Хан, царский свой указ послал в Албазен к приказному правителю.

«Я во всей вселенной велик и славен; до всяких людей добр и милостив, как отец к детям: на своей земле живу смирно и не трогаю никого. А вы пришли на сию землю, ясачных моих людей изгоняете, у промышлеников соболей и запасы отнимаете, Гантимура с товарищами приняли и на моем рубеже много делаете худа.

«Почему много лет я богдойский царь на вас посылаю большое войско мое — но убить и погубить жалею! Только дурные дела откиньте, подите назад от моего владения и отдайте моего Гантимура, который к вам сдался. О чем я к вам писал в разные времена, да и Николаю подтвердительно наказывал, чтоб вы всех людей, к вам пришедших, назад отдали. А вы, не внимая тому, хуже прежнего стали поступать; грабежом и воровством ясачных людей разоряете, Тунгусов имаете и огнем жжете; в прошедшем году моих ясачных народов Тунгусов и Дауров на соболином промысле Одиргия с товарищами коварно заманили в избу свою и оную с ними сожгли.

«Но как вы уйма не знаете, то я послал своего воеводу с великим числом войска, состоящего из ратных людей, и повелел по рекам Амуру, Зее и другим, в них втекающим, строить города, чтобы не дать вам по прежнему вольничать и буйствовать, а где вас найдут — тут бить и имать.

«Но теперь я призываю вас добрым порядком под мою державу: буду награждать и жаловать. Ваши русские люди в прошлом году по Амуру реке вниз перешедшие на Быструю, — встретясь с моим войском, под державу мою сдалися тридцать-шесть человек, из которых многие пожалованы и ни один не наказан. Из тех людей, двух — Михаилу и Ивана, наградил, пожаловал и назад к вам, для вручения сего моего царского указа на манжурском и мунгальском языках с российским переводом, теперь послал. Да будет вам про то известно. А ответ на оный указ вы ныне же с сими людьми письменно пришлите и прийдиге сами или изберите посла, которого содержать будут в городе Ринсде.

«Не бойтесь ничего!

«Да будет ведомо албазинскому приказному управителю.

«Царствия моего 22 года (1670 октября 9)».

При этой граммате приложено было следующее письмо:

В другом, попавшемся мне отрывке этой же грамматы неизвестный мне переводчик читает и переводит эту приписку так:

В последствии времени, этот Гантимур, приняв святое крещение, при котором и наречено ему имя Петр, просил дозволения представиться высочайшему двору. Получив на это разрешение, он поехал в Москву, вместе с сыном Павлом и внуком Чекулаем, но в дороге занемог и в городе Нарыме, Томской-Губернии, умер. Павел же Гантимур и сын его Чекулай приехали в Москву, представлялись царям Иоанну и Петру Алексеевичам и получили по четыре аршина сукна кармазинного и по восьми аршин камки на платья, кроме денежного жалованья Павлу Гантимуру ⁷.

В указе нерчинскому воеводе 1 февраля 1701 года, новокрещен Павел Гантимур титулован князем в московским дворянином. Этим же указом нерчинскому воеводе вменено между прочим в обязанность, чтобы князя Гантимура с родственниками его беречь, никакого худа им не чинить и грубостей не делать, чтоб они в китайскую сторону не ушли ⁸.

Тунгусов рода князя Гантимура считается ныне до 10,000 душ. Они занимают места по рекам Онону, Ингоде, Нерче, Тургем и Килангумю и живут в урульгинском селении, где находятся их степная дума и приходское училище ⁹. Они управляются наследственным тайшей-князем Гантимуром.

К северу, Тунгусы кочуют: одиннадцать родов по берегам Туя, Курейки, Хамтайки, Рыбной и по берегам Енисея в Енисейском-Округе; десять родов между Верхнею и Нижнею Тунгусками; четыре рода около Анцыферовской-Волости и Маковской-Пристани по Кети ¹⁰. — Несколько родов их кочуют в Якутской-Области, именно — кангалаские, кочующие по Алдану и впадающей в нее речке Темтену; по Амуру, Джее, Шилке и Аргуни. Первые собираются для взноса ясака в ноябре и декабре, или на речку Темтен, или на речку Оюн-Чёмпо; последние в Горбицу, недалеко от соединения Шилки и Аргуни; Майские, кочующие по Мае, Маймакану и Бурае, собираются на урочище Алачак. Первый сбор ясака бывает в ноябре, второй в марте и апреле; самое же большое собрание бывает в мае месяце на речке Нелькане, впадающей в Маю. Сюда приезжают охотские Тунгусы. — Учурские, кочующие по Алгаме, впадающей в Учур, по Джее и Уди; сборище их бывает в мае на Учуре. — Удьские, кочующие по рекам Уди, Силимже, Бурае, Буракане, Тороне, Амале и Аргуни; они собираются в Удьское в апреле, июне и июле месяцах. Есть еще тунгусы верхоянские, вилюйские и [120] другие. Сами себя они называют Эвен-ки ¹¹ или Овены.

Часть Тунгусов, и то одних только нерчинских, исповедует христианскую религию; они оседлы, занимаются хлебопашеством и приноравливаются в одежде и в образе жизни к быту русских крестьян, отличаясь только родового неопрятностью. Есть целая деревня Суханова, населенная одними крещеными Тунгусами и заимствовавшая название свое от фамилии просветителя Тунгусов, священника Суханова. Другая часть Тунгусов — поклонники буддизма: они преимущественно пограничные казаки и ведут более кочевой образ жизни. Вся остальная масса этого народа орочомны, бродячие: они всю жизнь свою проводят в диких лесах, тайгах, занимаются зверованьем и белкованьем, то-есть бьют разных зверей и белок, и придерживаются шаманства.

Бродячих Тунгусов весьма-легко встретить в тех местах северной части Енисейского Округа, где расположены прииски золотопромышлеников. Начиная с Удерея, они продолжают попадаться по Мамону, Пемнченге, по Питум, Вангашем, около Калами, Севагликона и Актолимка; по Оллонокону, впадающему в Енашимом, по Тее, Нойбе, трем Ненчамом, Леденшамно, Ноготем, Тисум, Гаремвке и Чапе, но небольшими партиями, или лучше сказать отдельными семьями, в местах, определенных каждому однажды на целое лето для звериного промысла прорицаниями шаманов. — По всей вероятности, им одним известны тайные богатства как той неизмеримой и неисследованной еще части енисейской тайги, которая заключена в треугольнике, образуемом устьем реки Татарки, впадающей в Ангару с правой стороны, вершинами рек Чиримбы, Гурамхты и Теи и устьем реки Тиса, впадающего с правой стороны в реку Енисей, так и других восточных пределов, куда еще не проникали золотопромышленики, или которые они прошли незаметно, без исследований.

Бродячие Тунгусы совершенные дикари. Не смотря на то, что в-течение двух с половиною веков успели они приглядеться к русским селениям и могли понять все выгоды оседлой жизни, заимствуясь от русских крестьян необходимыми для поддержания жизни предметами, — они не решаются оставить свою бесприютную, скитальческую жизнь и предпочитают приволье в лесах — мирным селениям. Олень, винтовка, табак, вино и ром — вот те предметы, которые одни доставляют им все их наслаждения. Вину их научили в прежние времена купцы, торговавшие пушным товаром, покупая у них дорогого соболя за полштофа водки, а рому... надобно признаться, что вкус к рому — есть произведение новейших времен, именно тридцатых годов нынешнего столетия, когда наши золотопромышленики приступили к поискам в северной части Енисейского Округа и в вожаки себе по неизвестным и опасным местам нанимали Тунгусов, заманивая их к своей кочевой, но все-таки несколько-регулярной жизни и приохачивая разговориться про известные одним им золотоносные речки — дорогою платою, до ста и более рублей серебром за лето, и восхитительным действием опьяняющего зелья.

Бродячий Тунгус золотопромышленого округа знаком с броднями, чирками, рукавицами, азямом, даже с сюртуками и фраками ярких цветов, которые он напяливает на себя, не разбирая, в пору ли ему прийдется щеголеватая одежда, данная ему в награду за хорошую службу или за порядочное открытие. Волос Тунгус не стрижет: он дает им полную свободу рости во все четыре стороны и не неволит их никаким приглаживанием. От-этого волосы Тунгуса занимают средину между конской [121] гривой и свиной щетиной; гребень им не известен, и если бы по какой-нибудь оказии нужно было Тунгусу расчесать голову, то можно держать какое угодно пари, что только одно орудие на это способно — железные грабли.

Тунгус имеет восприимчивый ум, храбр и решителен; горд и неуступчив с теми, кто хочет им за деньги повелевать, но любит, чтоб за ним ухаживали, делали ему почет и исполняли его прихоти, особенно когда заметит, что он стал человеком нужным. Вообще он неутомим и деятелен в своем кругу, когда не пьян и лишен возможности добыть себе вина. Летом пешком, зимой на лыжах он выходит столько, сколько не пройдти ни лошади, ни собаке. На лыжах он быстро бежит по навалившему на несколько аршин мягкому снегу, не разбирая того, идет ли он по равнине или поднимается в гору; как олень мчится он под гору, легко управляя ногами между разросшимися деревьями и чуть-чуть только упираясь тоненькою палочкою, с маленьким колесом близь ее оконечности, для лучшего упора, в рыхлый снег. Тунгус не разбирает дороги: каждый ручеек, каждое урочище, каждое дерево ему знакомы; он идет прямо по тому направлению, куда ему путь лежит, обходит тропинки, перебегает болота; глухие трущобы и неприступные утесы ему ни-по-чем: у него та палшой тарок, где тва алень прошол. Во время переходов семьями — женщины едут на оленях, мужчины идут пешком; но за то на привалах женщины, совершенные рабыни своих мужей, исправляют все работы. На привалах, Тунгус укрывается от непогоды в маленьких шалашах, где одному человеку с трудом можно протянуться во всю длину свою. Эти шалаши, перед которыми наши собачьи конуры должны казаться крепкими домами, составляют единственные строения Тунгусов; их делают они из тонких жердей и покрывают сверху берестою. По большим рекам и по речкам, недоступным плаванию в наших судах, Тунгус бесстрашно спускается вниз по течению в берестовых переносных лодках и управляет ими, между подводных камней, водоворотов и в порогах, длинным шестом, заменяющим у Тунгуса и багор и вёсла.

Обоняние и зрение Тунгуса изощрены до невероятности; он чувствует присутствие или приближение зверя; по следам на траве может узнать, кто их оставил, из винтовки за несколько сот шагов целит белке прямо в голову, чтоб не испортить меха, или бьет пулею рыбу, быстро плывущую в реке; стрелой он пробивает заранее-пущенную стрелу по желанию — в тупой конец или в середину; или потеряв одну стрелу, промахнувшись ею в зверка, он достанет ее непременно, пустив другую по тому же направлению, с одинаковым, хорошо-рассчитанным, напряжением сил.

Тунгусы боятся, чтут, и слушают своих шаманов, потому-что те кажутся им существами особенными и всемогущими. Шаманы лечат больных, открывают пропажи, гадают о местах, обилующих пушным зверем, и, вследствие своих открытий, заранее разделяют на целое лето всю тайгу на округи, смотря по числу семейств, из которых каждое но выходит уже из круга определенного ему для охоты места; наконец, шаманы прорицают им о счастливом или неудачном улове соболей и белок. По странному стечению обстоятельств, пророчества эти непременно сбываются; по-крайней мере Тунгусы в этом совершенно уверены.

Больных опасною болезнию Тунгусы боятся, бросают их в лесу без всякого надзора с небольшим запасом пищи и бегут от этого места дальше. Болезни эти немногочисленны, но убийственны при влиянии сурового климата, всегдашней сырости и [122] отсутствии врачебной помощи; болезни эти цынга, оспа и еще одна, всесветная — губящие бродящих.

У Тунгусов плоский нос, узкие глаза, скулистое лицо и дугообразные брови; волосы на усах и на бороде очень-редкие. Татуировку или накалывание лиц узорами Тунгусы ныньче бросают; кроме тех немногих избранников которых они считают за своих князцов ¹², шитых рож, как Тунгусов называют русские крестьяне, трудно встретить.

Тунгусы большие охотники до хмельного, и если нужда заставит Русского угостить одного Тунгуса, тот непременно наведет с собой целый десяток своих родовичей и требует у доброго человека, как они обыкновенно зовут наших, вина на всю братию. Прекрасный пол в этом отношении нисколько не уступает своим повелителям.

Во времена Екатерины-Великой, нерчинский воевода самовольно формировал из нерчинских Тунгусов гусарские полки, дарил лучших у них людей вышитыми мундирами и этими проделками чуть было не возбудил Тунгусов к восстанию. По произведенному в то время исследованию, открылось, что воевода был немножко не в своем уме; Тунгусы же в то же время были успокоены.

К одному с Тунгусами племени причисляются:

К неизвестным поколениям причисляются:

Уставом об управлении инородцев 22 июля 1822 года сюда же причислены и так-называемые:

В настоящее время, почти вся южная часть Томской-Губернии составляет обширный Барнаульский Горный-Округ, или округ колывановоскресенских заводов. Прежде весь заводский край назывался Беловодьем, что означало край вольный, обильный всеми житейскими потребностями и удобный для поселения. Поэтому, еще в начале XVIII столетия, когда, кроме Кузнецка, не существовало там ни одного города, многие жители северо-восточных областей России, по следам промышлеников, приходили туда целыми обществами, одни для освобождения себя от обязанностей, иногда от наказания, а другие, и более всего, для житья по своей воле, для беспошлинной меновой торговли с инородцами, и проч.

Первоначальные поселения были основываемы из боязни набегов Татар и Калмыков в непроходимых дремучих лесах Кузнецкого-Округа, где придерживавшиеся расколов строили скиты и пустыни, в которых, как неоднократно случалось, особенно между 1719 и 1723 г. и сожигались, обманываемые своими фанатиками-старцами. Известные пустыни у них были Шадрина, Елупина, Фунтикова, Каргаполова и Заплывина, названные по именам их основателей, от которых, как от учителей, произошли толки фунтиков, заплывин и другие.

По учреждении по Иртышской-Линии крепостей и форпостов от Омска до Усть-Каменогорской-Крепости, в 1719 году, и по основании колывановоскресенских заводов, начали постепенно возникать в том краю русские селения. Особенно распространились они с того времени, когда на основании Высочайше-утвержденного 1 мая 1761 года доклада кабинета, проведены были колыванскал и кузнецкая линии, состоящие ныне из нескольких Форпостов и крепостей, обеспечивавших виовь-занятмй край и жителей от неприязненного нападения. Вместе с тем этот округ потерял, в народном мнении, значение вольного края. Все, или почти все, переселившиеся туда из других мест и известные под именем пришлых, крестьяне, разночинцы и посадские, — вошли в третью народную перепись 1764 года и были приписаны к заводам для исправления работ. Поэтому, Беловодьем стали называть пространство земель, лежащих за колыванскою и кузнецкою линиями к востоку до китайских пределов, что продолжается и доныне.

Звероловы, приходившие туда гораздо-ранее из далеких мест, первые узнали пути, ведущие в непроходимые ущелья Алтайских-Гор. Проживая там иногда целые годы, они хорошо ознакомились с местностью края и, возвращаясь в свои деревни, приносили вести о стороне, изобильной всем необходимым для жизни человека, и тем пленяли людей, любивших жизнь, не ограниченную надзором власти.

Раскольники, из приписных крестьян и других сословий, принадлежавшие к разным толкам или сектам, преимущественно поморской, двоекрещенской и иконоборской, первые начали удаляться на Беловодье, в Камень, по следам промышлеников, иногда таких же раскольников. За раскольниками бежали в [124] Камень крестьяне, заводские мастеровые и люди других состояний православного исповедания, желавшие избавиться от работ и повинностей.

Занятия Каменьщиков, кроме звериной и рыбной ловли, состояли в хлебопашестве. Изобильною добычею своих промыслов они производили меновую торговлю с Китайцами. За шкуры соболей, выдр, бобров и других зверей получали они от Китайцев серебро в ямбах (слитки отого металла самой высокой пробы весом от 1/4 до 4 1/2 русских фунтов), шелковые и бумажные ткани, хлопчатую бумагу, крашеную шерсть и прочее. Такую же торговлю вели они с Киргиз-Кайсаками и кочевавшими у них ташкентскими купцами.

Все Каменьщики, которых большая часть принадлежала прежде к православному исповеданию, собирались прежде в воскресные дни, для общего моленья, целою деревнею в один дом. Молитвоприношение продолжалось по нескольку часов, но без публичного чтения священных книг: всякий, знавший молитвы, читал их про себя. Вдали от церквей и священников, они не совершали никаких религиозных обрядов и таинств.

Связанные одинаковою участью, отчужденные от общества Каменьщики составляли какое-то братство. Они сохраняли многие хорошие качества русского народа: были надежными товарищами, делали взаимные пособия, особенно же помогали всем неимущим, снабжая их припасами, семенами для посевов, земледельческими орудиями и прочим. Что касается до внутреннего управления делами общин, то Каменьщики не имели над собою никаких начальников, не впали никаких определенных обязанностей, однакож находились в некоторой зависимости от лучших людей.

При делах важных для всего общества они собирались и рассуждали; при чем определение лучших людей уважалось не менее законной власти. В случае преступления, сделанного кем-либо из Каменьщиков, лучшие люди, по жалобе истца, собирались в дом обвиняемого и, разобрав дело, — если находили жалобу справедливою, — тут же назначали виноватому наказание, секли его плетьми, или били палками, смотря по важности преступления.

По поводу возникших в их общине беспокойств внутренних, увеличенных бедствием от трехлетнего неурожая, Каменьщики оставили свои жилища, перешли за китайскую границу и просили богдохана принять их в свое подданство. Но отказ китайского правительства, всегдашняя боязнь преследований пограничного русского начальства, неуверенность в своем положении, отчуждение от церкви — были причинами, что Каменьщики, в общем собрании в 1788 году, определили отправить в Барнаул смышленого человека для исходатайствования им прощения, с тем, чтобы правительство, не выводя их из занимаемых ими мест, обложило их ясаком. Но старики и лучшие люди на этот раз несогласились, и только осенью 1790 года, когда горное начальство отправило партию для разработки приисков, явилось к штейгеру Приезжеву посольство с означенною просьбою, на которую в 1791 году последовало высочайшее разрешение в именном указе сибирскому генерал-губернатору Пилю. В то время Каменьщиков обоего иола оказалось 273 человека, но нет сомнения, что их было больше. Они составляли тогда до тридцати селений. В настоящее время, Каменьщики населяют двадцать-три деревни, расположенные по речкам, впадающим с правой стороны в реку Бухтарму, от которой они получили наименование Бухтарминцев, или бухтарминских ясачных крестьян; в некоторых деревнях считается до 30 домов ¹⁷. [125] Они занимаются хлебопашеством, скотоводством, разведением пчел и звериным промыслом ¹⁸. Живут они весьма-богато и отличаются от других Сибиряков особенно сановитостью приемов, твердым, решительным характером и сознанием своих внутренних совершенств.

Касательно всех почти инородцев, о которых выше упомянуто, надобно прибавить, что общий их недостаток — во-первых, беспрестанное курение самого крепкого и одуряющего табака, в который они иногда примешивают кору или крошки березовых ветвей; во-вторых, пьянство в сильной степени; где нельзя достать хлебного вина, там есть кумыз — веселящее и не надолго опьяняющее средство, приготовляемое из кобыльего молока и арахи, особенным способом из него же выгоняемое кислое вино, которое не хуже водки туманит голову; и в-третьих, наклонность к шаманству, не смотря на все кроткие и благодетельные меры, которые правительство предпринимает к искоренению этих двух последних зол.

Мне случилось однажды видеть этот род мистерий по поводу, о котором мне вот что рассказывали:

Один управляющий, намыв в первую половину лета порядочное количество золота, отправил его в город, чтоб оттуда отвезти в Барнаул, сплавить и получить там за него деньги, которые прежде выдавались каждому золотопромышленику без исключения при представлении золота, добытого в начале лета. В последствии времени, обычай этот был несколько изменен новыми узаконениями, основанными на строгой справедливости и более-сообразными с настоящими нуждами приискателей.

Золото, зашитое, по обыкновению, в кожаной рукавице, обвязанное сверху войлоком, было уложено в сумы и навьючено на лошадь. В тайге лошадь, переплывая вброд реку Амыл, запнулась где-то ногою о подводный камень, потеряла равновесие, не могла справиться с чрезвычайно-быстрым течением этой реки, захлебнулась и пошла ко дну; в это время веревки, которыми вьюк был к ней привязан, распустились, тюк свалился, сума слетела, рукавица с золотом выпала, и все пропало! Как быть? Хозяйское добро и казенный интерес — беда! Где тут в воде найдешь? Стали думать да гадать — и решились прибегнуть к помощи шамана.

Где они его съискали — не знаю, точно так же, как не знаю, справедлив ли и, этот анекдот, который, впрочем, мне в то же время рассказали. — Шаман пошаманил и объявил, что золото снесло с того места, где нырнула лошадь; его прибило, сказал он, сажень на пятьдесят ниже, в том месте, где у берега упала лесина поперег реки. Поехали туда; нашли опрокинутую сосну; — под нею в камнях речного ложа, недалеко от берега, действительно лежала драгоценная рукавица.

Слух о шамане дошел до уездного города; важный человек узнал об этом и, предполагая тут на-верное стачку шамана с рабочими, велел шаману явиться перед свои светлые очи.

— Ты шаман? спросил он гневно знахаря.

— Шаман! отвечал ясачный.

— А как смеешь ты шаманить?

— Из нужды шаманю! проговорил боязливо несчастный, повалившись в ноги.

— Какая тут нужда?

— Пить, есть надо!.. помилуй!..

— Вот я тебя помилую, если ты сейчас же не отгадаешь, что я теперь думаю.

— Ты думаешь сечь меня!

— А сколько счетом?

— Двести ровно! [126]

— Правда! ступай... прощаю!

Светлым очам шаман понравился, и любознательность их велела шаману завтрашний день вечером открыть все обряды его таинств в пустомсарае. Я был приглашен на это представление; дело было семейное; зрителей немного.

Шаман, в то время, когда он шаманит, одевается в особенного рода фрак, сшитый из шкур разных зверков — шерстью вверх; он без воротника, с рукавами, с неразрезанным сзади клином, в роде полы, и с отдельным нагрудником. Для красы, в разных местах выкладывают его узенькими полосками шерсти, как лентами, оторачивают по краям прядями шелковистых мягких волос и убирают цельными шкурками бурундука и летяг, или летучих белок, прицепленных к этому костюму за хвост; сверх того, тут же висят медные и серебряные кружки, беличьи хвосты и кисти разноцветных бус. К рукавам пришиваются перчатки на манер рукавиц, тоже из разных шкурок. Непременная принадлежность шамана — огромный бубен, с многочисленными громкими побрякушками и толстая деревянная колотушка, которою он что есть мочи колотит по оглушительному инструменту. Время избирается непременно к ночи: днем не шаманят.

В темном сарае развели маленький огонек, который светил столько, сколько могут давать свету перегорелые уголья: чуть было видно кудесника. Светлые очи любили просвещение: они дали наказ казакам — время-от-времени подкладывать дров по-немножку. Приступив к делу, шаман дал нам заметить, чтоб мы сидели смирно, тихо, ему не мешали, знали бы, что теперь он голова, что по его зову все духи, сколько их ни есть на свете, явятся к нему и будут исполнять все, что он им ни прикажет.

Шаман начал тем, что стал полегоньку ударять в бубен; потом стал бить громко; сначала реже, потом чаще, постепенно прибавляя такт и шел crescendo, присоединяя к резкому шуму бубна дикие звуки хриплого своего голоса. Войдя в пассию, шаман стал вертеться и скакать, произнося какие-то заветные слова и прибавляя к каждому восклицанию слово «келды», то-есть «иди». Наконец, он усилил голос до такой степени, что у всех присутствовавших в ушах зазвенело, и стал выхвалять и воспевать вызываемых им духов, употребляя для этого выражения, нисколько-несоответствовавшие тому восторженному состоянию, в котором шаман находился. Ожидаемый дух не удостоивался каких-нибудь лирических воззваний: шаман называл его чичкан-мурун, то-есть свиным носом и киченек-купрюк — маленьким хвостиком.

Дух долго не являлся. Навертевшись и наскакавшись часа полтора на одном месте, шаман стал видимо слабеть и выбиваться из сил. Жир и пот пробились в изобилии через поры его тела и придавали лицу его, и без того грязному, самый неприятный вид. Он, казалось, задохся; пена била у него изо рта; лицо помертвело; глаза выпучились; он без чувств упал на землю, но все еще дрыгал ногами, хрипел и силился своею колотушкою съездить по торжественному бубну.

Потеряв последние силы, шаман наш умолк, но ненадолго. Вышед вдруг из забвения и совершенного онемения чувств, он вскочил, вскрикнул благим матом, затряс бубном, ударяя в него с непостижимою быстротою и начал задавать вопросы на каком-то тарабарском языке. Потом, очень-внимательно прислушиваясь к ответам, которые он сам же говорил, изменяя только голос, и то весьма-неискусно, он стал приглядываться к одному углу, как-будто-бы в нем засел [127] невидимый ответчик, и таким-образом продолжал свою неинтересную беседу. — Видя все эти проделки и замечая, с каким старанием шаман хотел нас уверить своею мимикой и жестами, что к нему пришли наконец желанные гости, и что теперь-то он с ними разделается, я не вытерпел — и громко рассмеялся. Вмиг шаман обернулся, подскочил ко мне, выпучил глаза и указывая пальцем в темный угол сарая, трепещущим голосом, почти скороговоркой сказал: «Букомрь!.. шайтан андам!.. Унчук па!» то-есть: смотри, шайтан здесь: не пикни! — В эту минуту вновь-положенные на огонь лучины ярко вспыхнули: это ничтожное обстоятельство и слова шамана, сказанные зловещим голосом и с особенным трепетом, заставили меня и других посетителей против воли обратить взоры по направлению шаманского пальца...

В это мгновение в сарай, запыхавшись, вбежал торопливо казак и объявил светлым очам о приезде лица, перед которым и светлые очи должны были невольно померкнуть. Все присутствовавшие вскочили с своих мест и в беспорядке выбежали вон, торопясь на неожиданную встречу. Дикий профессор магии прекратил свое представление и куда-то исчез. Мне тоже ничего не оставалось делать, как убираться домой. Не дожидаясь возобновления спектакля в будущем времени, я на другой же день выехал из этого города.

Одолженные покорением Сибири сколько случаю, столько же и удальству безвестного казацкого атамана, память которого потомство почтило скромною пирамидою на горе в Тобольске, Русские продолжали распространять свои пределы в этой новой Америке более мерами кротости, нежели силою оружия. Подвиваясь шаг за шагом далее и далее к востоку, они знакомились с чуждыми им племенами, приучали их к себе и, наконец, подчиняли своей власти преимущественно блестящими безделками. Из дополнительной инструкции капитан-командору Берингу 28-го декабря 1732 года ¹⁹ видно, что «в Сибири вновь приходящим в подданство и прежних тамошних княжцов, когда они ясак в казну платят, жаловали и жалуют малыми подарками: красными сукнами, пронизками, иглами, оловцом и иными мелочами» — Обычай дарить при взносе ясака сохраняется и до-сих-пор; с 1740 года подарки эти равняются двум процентам стоимости всех собранных с инородцев мехов ²⁰.

В прежние времена инородцы, кроме Киргиз -Касайков, дзюнгорских двоеданцов, Чукчей, обитателей Курильских и Алеутских Островов и прибрежных жителей Северной-Америки, разделялись на три класса, из которых каждый имел свои подразделения. К первому классу, к оседлым, причислялись торговые инородцы: Бухарцы и Ташкентцы; земледельцы: Татары, Бухтарминцы и некоторые ясачные Бийского и Кузнецкого Округов; сверх того, малочисленные роды, обитающие смешанно с Русскими, и инородцы, издавна у поселян живущие. Второй класс, инородцы кочевые, подразделялся на кочующих земледельцев и на северных и южных скотоводцев и промышлеников. К третьему классу, инородцам бродячим, причислялись обдорские Самоеды, инородцы туруханские, Карагасы, низовые, инородцы Якутской-Области, то-есть Коряки, Юкагиры, Ламуты и прочие, инородцы охотские, гижигинские и камчатские. В настоящее время, все эти инородцы разделяются, для большей [128] удобности, на три разряда без подразделений ²¹: оседлые инородцы суть те, которые имеют постоянную оседлость, хлебопашество и живут деревнями или в городах, занимаясь торговлею и промыслом городских обывателей. Кочевые имеют оседлость хотя и постоянную, но по временам года переменяемую и не живут деревнями. Бродячие, не имея никакой оседлости, переходят с одного места на другое по лесам и рекам или урочищам, для звериного или рыболовного промысла отдельными родами или семействами. Точное распределение всех инородцев по этим трем классам и подробное описание их образа жизни, веры, обычаев и прочего, недоступные силам частного человека, налётом побывавшего в Сибири и лишенного средств пользоваться оффициальными документами, — входят в круг занятий каждого земского исправника, и нет сомнения, что в скором времени все эти сведения будут обнародованы.

Племена, обитающие по близости русских населений и золотых приисков, год-от-году все более-и-более приучаются к оседлой жизни, хотя и в небольшом количестве: бродячие делаются кочевыми, кочевые оседлыми, занимаются промыслами, идут в работы и надобно ожидать, что со временем, ознакомившись совершенно с цивилизациею и подчинившись ее влиянию, они все сделаются оседлыми и перестанут быть дикарями.

Наши сибирские дикари сравнены в правах своих с русскими подданными и составляют сословие, равное сословию государственных крестьян, имеют полную свободу вероисповедания, против воли не обращаются в звание оседлых крестьян, навсегда освобождены от рекрутской повинности и управляются учреждениями сообразными с их степными обычаями: вот причины, по ко-торымъплемена эти благополучно продолжают свое, хотя невежественное, но, по их понятиям, блаженное существование до-сих-пор, по-большей-части нисколько не утрачивая своей самобытности, и так резко разнствуя своею участию от участи подобных им дикарей, первобытных обитателей Америки, гибших тысячами под тяжким игом блестящей Испании. Что ж касается до того, что некоторые племена вымирают и мало-помалу уничтожаются, то это происходит не от каких нибудь притеснений, угнетений или истреблений их огнем и мечом, а от малочисленности, рассеянности, смешения с другими племенами, перехода к оседлой жизни: они не столько вымирают, сколько перерождаются, русеют, чему преимущественно способствует распространение между ними христианства.

Общее просвещение всех инородцев светом веры началось в Сибири со времен царя Федора Алексеевича, в 1680 году ²². Петр-Великий, избрав на архиерейскую кафедру в Сибири схимонаха Феодора, три раза во время своего царствования давал ему подробные на этот предмет наставления ²³. Указаниям великого государя свято следовали и следуют его преемники до сего дня. Избранные ими просветители с христианским смирением и евангельскою кротостью присоединяют разбредшиеся племена к единому стаду Христову. В одном 1843 г. приведено в недра церкви Христовой 1132 человека из язычников; число обращенных в епархии томской и енисейской было 857 человек, в иркутской 241 человек. Проповедь евангельская неутомимо продолжается; христианство распространяется более и более. [129]

Но каковы эти христиане?.. Пусть этот вопрос разрешит тот, кто может, положа руку на сердце и спросясь своей совести, отвечать с полным убеждением: «я истинный христианин!» Пусть он же разрешит — кто ближе к благодати: грубый ли, невежественный дикарь, который от чистого сердца слепо верует, или человек утонченного образования, знакомый со всеми возможными знаниями, но волнуемый сомнениями?

Независимо от инородцев, в Сибири ныньче много иностранцев. Золотые промыслы и другие обстоятельства привели туда много Немцев, Англичан, Французов, Поляков, несколько Шведов, Финляндцев, Черкесов, обитателей Америки, граждан Северо-Американских Соединенных-Штатов и подданных Боливийской-Республики.

Кроме множества своих разноплеменных обитателей, которым Сибирь обязана эпитетом Немшомной, край этот богат многими памятниками так-называемых чудских народов.

Сюда относятся развалины городов и крепостей, надписи, копи и курганы.

Первые сведения об этих городах сохранились в описании путешествия в Китай атаманов и казаков Ивана Петрова да Бурнаша Ялычева с товарищами в 1567 году. Там, между-прочим, сказано: «А мунгальская земля велика, долга и широка, а городы в мунгальской земли деланы на четыре углы, а поуглам башни, такоже, чтоурусских городов;анаворотах городовых на башне, висит колокол медный, пудов в двадцать; ав городедворыипалатыкирпишные на четыре угла, а палаты не высоки, а подволоки у палат писаны красками разными» ²⁴.

В бассейне рек Иртыша и Оби найдены Ермаком следующие города:

Сибирь или Искер, столица хана Кучума.

Чингий, Чингида или Чингидин, стоявший, как полагают, на месте нынешнегоТюменя, и получивший имя будто-бы от самого Чингиса.

Епанчин, из которого произошел нынешний Туринск.

Карачин, в окрестностях Тобольска.

Бициктур, насупротив нынешнего Тобольска.

За Иртышем и Обью, еще до Ермака, известны были Русским города:

Грустина и Серпонов, жители которых, по старинным известиям, получали жемчуг и дорогие каменья от черных людей от озера Китая ²⁵.

На устье Ишима стоял город Кизельтура, сохранившийся в преданиях Якутов ²⁶.

На речке Беске, впадающей в Верхний-Иртыш, выстроен был Аблайкит. Город этот или монастырь, основание которого приписывается калмыцкому князю Аблайю в половине ХVI столетия, заключал в себе богатую монголо-тибетскую библиотеку и ксилографическую типографию. Некоторые буддийские манускрипты Петр-Великий достал из этой библиотеки и отправил в Парижскую Академию Наук; но большая часть их погибла вместе с монастырем. В наше время, Гумбольдт нашел в траве, кругом развалин Аблайкита, оторванные листы тибетских книг ²⁷.

На месте нынешнего Семипалатинска стоял также древний город, развалины которого сохранились до наших времен, и по семи уцелевшим палатам дали этому месту нынешнее его прозвание. [130]

Калхасскому племени, бывшему еще в VII веке в сношении с Китаем и занимавшему все пространство между верховьями рек Оби и Енисея, приписывают основание двух городов, известных еще в конце XIII столетия; города эти назывались: Илан-Чеу, то-есть, Змеиный-Город, может-быть, на том месте, где ныне Змеиногорская-Крепость, и Киан-Чеу, то есть, город на Енисее ²⁸. — В ХVІ столетии. Русские овладели Качинским или Каштарским Городом-на-Енисее-под-Змеиною-Горою ²⁹.

Обширному и могущественному племени Уйгуров приписывают построение города Горина. Горин или Голин, Каракорум Европейцев, стоял на берегу Оргона, одного из притоков реки Селенги, где наследники Чингисхана, до переселения в Китай (1200 г.) и по изгнании оттуда (1371 г.), предпочтительно держали свои становища, где также имели пребывание и монгольские кутухты. Город этот, разрушенный уже в XIV столетии Калмыками или Монголами-Элютами, был основан еще в начале VIII века ³⁰.

В Верхнеудинском-Округе, на степи, в двадцати-пяти верстах от деревни Тамирской, есть развалины двух чудских крепостей. Крепости эти, одна от другой на расстоянии 200 сажен квадратных, сажень в 30 длины и ширины, с круглыми по углам башнями. Между этими крепостями, обращенными одна к другой главными воротами, заметен целый ряд таких же башен.

При речке Малом-Кундуе есть развалины огромного здания, простирающегося от севера на юг на 47 1/2, а от востока на запад на 22 1/2 сажени. Гранитные камни и кирпичи давно уже вынуты и употреблены на церковное строение в селении Кундуйском, в Нерчинском-Округе; впрочем, гранитный фундамент был цел в 1819 году.

В двенадцати верстах от села Кундуйского в то же время видна была плита около двух аршин вышины с китайско-монгольскою надписью.

Тут же на пьедесталях стояли два сфинкса или дракона, иссеченные из гранита.

Подобные же гранитные сфинксы, обделанные явно для украшения какого-нибудь здания, пошли в дело при сооружении церкви в селе Кундуйском ³¹.

На реке Ононе, знаменитом месте рождения Чингисхана, сохранился доныне несколько покачнувшийся в сторону гранитный столб в одну сажень вышины. На столбе этом, по рассказам очевидцев, видны еще какие-то письмена.

Кроме кундуйской плиты и ононского столба, непрочтенные до-сих пор надписи находятся:

По речке Пышме, текущей в Туру, впадающую в Обь ³².

На речке Бухтарме, впадающей в Иртыш; они находятся в пещерах и врезаны в вертикальном направлении; время-от-времени они становятся более-и-более неясными ³³.

По реке Чуе, от прилегающей к ней небольшой степи до самого впадения Чуи в Катунь, в узких местах между утесов стоит нечто в роде укреплений, выкладенных из камня, а на утесе, близь устья Чуи, есть надпись, сделанная будто бы Китайцами по случаю истребления Калмыками разными случаями до сорока тысяч китайского войска ³⁴.

Па реке Катуни, в том месте, где она, обойдя большой кряж гор, [131] проходит с шумом между раздавшихся гор, как-бы в прорыве, — на верху плоскости гор, по обеим сторонам, натаскано и нагромождено множество разной величины камней; стены в прорыве по обеим сторонам, в нескольких местах довольно-высоко, имеют явственные надписи черной и красной краской, как Двоеданцы и Калмыки говорят, по-тибетски. Здесь, при разорении Зюнгорского Царства, стояли со стороны Монголов пикеты и караульные. Какое средство употребляли они, при сильной быстроте реки, чтоб подмоститься и сделать надписи — остается тайной ³⁵.

Подобные же надписи начертаны на отвесных берегах Енисея, по Абакану и по речке Мангуту, впадающей в реку Онон, на стенах так-называемой мангутской пещеры.

Следы горного производства древних обитателей Сибири сохранились в так-называемых чудских копях, находящихся по реке Шульбе, впадающей в Иртыш, в горных округах Колывановоскресенском и Нерчинском и в Минусинском-Округе, близь старинного железного завода, находящегося ныне во владении господ барона Корфа и Бескоровайного. Копи эти замечательны тем, что все орудия для горного производства, в них найденные, преимущественно были сделаны из меди или из особенной композиции в роде бронзы, в которой главную роль играет медь. Из этих копей, в древние, неизвестные нам времена, добывалось, вероятно, и рассыпное золото, как это можно заключить из слов бывшего в 1756 году главным судьею монетной канцелярии Шлаттера: «о которых чудских копях известно, что прежние народы оные копи производили более для съискания и добывания самородного металла, состоящего в мельчайших частицах между мягкой земли и вохры» ³⁶.

Чудские курганы находятся в Сибири во множестве; ими усеяны берега Бухтармы, Абакана, Енисея, Онона, Джиды, озера Болжина и другие места. Воображение восточных народов дает этим простым могилам особенный смысл и окружает их какою-то таинственностью.

Якутские казаки, в бытность свою при воеводах Андрее Бурнашеве и Фоме Бибикове, в 1678 году, около Байкальского-Озера, слышали от тамошних Бурят предание, что Чудь, избегая преследований страшных врагов своих, Монголов и Бурят, построила себе могилы из больших каменных плит в виде хижинок о четырех подставах. Каждое семейство заняло свою хижину и добровольно погребло себя под развалинами с намерением обрушенного здания ³⁷. Предание это сохраняется между инородцами до сего времени, несколько переиначенное тем, что у Чуди было поверье, или старинное пророчество: когда в их лесах появится белое дерево — белый царь покорит их. Белое дерево, береза, в ХVІ-м столетии начала неожиданно появляться между хвойными лесами, и Русские, подданные белого царя, стали всех покорять своей власти. Тогда-то эти народы и решились прекратить свое существование. Что за народ Чудь, имя которого встречается в памятниках его по всему протяжению Сибири, начиная с Пермской-Губернии — доселе неизвестно. Иные считают его за Бярмийцов, коренных обитателей нынешней Пермской-Губернии, иные полагают, что это были Уйгуры.

Курганы эти разрываются с давних времен, но не для ученых целей, а в надежде отъискать клады и выкопать древние поделки из [132] серебра и золота. Во времена Петра Великого, было повелено: золото из могил, которое годится в передел, покупать настоящею ценою без передачи, а курьёзные вещи, находимые в Сибири, покупать тоже настоящею ценою, но не переплавливая присылать в Берг-Коллегию и доносить государю ³⁸.

В последнее время курганы были разрываемы по распоряжению местного начальства. В курганах змеино-горского края, в Томской-Губернии, по реке Бухтарме, в 1845 году были найдены кости людей и лошадей, клинки оружий, острия копий, удила, железные стремена, разная железная мелочь и костяные оправы седла и плети ³⁹. — Абаканские курганы, по иссеченным на окружающих их или соседних с ними камнях изображениям, имеют собственные им присвоенные названия, например: Девка, Айна (чорт), Старуха, Баба. В 1846 году, в них найдены кости человеческие, медные острия стрел, глиняные горшки, наполненные глиною же красного цвета; могилы из плит и древние серебряные кувшинчики, всего двадцать-два; весу в них во всех 6 1/2 фунтов. Замечательнейшие из них хранятся в Московцкой Оружейной Палате ⁴⁰. Многие редкости, вырытые на левом берегу реки Аргуни, доставлены господином военным министром в Императорскую Академию Наук в 1845 году ⁴¹. Многие интересные подробности о сибирских древностях собраны, в 1844 году, находившимся в числе чиновников при ревизовавшем Восточную Сибирь сенаторе графе Толстом, титулярным советником Варрандом ⁴²; древности Пермской-Губернии описаны г. Мельниковым на страницах этого журнала ⁴³, но полное исследование и снятие рисунков со всех достопримечательностей возложено Академиею Наук, в числе прочих обширных занятий, на доктора Александровского Университета, г. Кастрена ⁴⁴.

На реке Бухтарме;

В горах Бийского-Округа;

На Оби;

При устье реки Шоры, впадающей в Томь — сталактитовая ⁴⁵;

Лургиканская пещера с тремя отдельными покоями в Нерчинском-Округе;

Удинская — в Верхнеудинском-Округе;

Ледяная — на Лене с двумя ледяными статуями во внутреннем отделении;

Ноздреватая — там же; она из известкового камня ⁴⁶;

и Мангутская — при речке Мангуту, впадающей в Онон.

Минеральные воды в Сибири известны следующие:

Теплые: Джусалинские, в киргиз-кайсацкой средней орде, близь горы Джусалы, верстах в 80-ти от Карналинского Внешнего Окружного Приказа. Правительство узнало об них в первый раз в 1827 году; но местным жителям они были издавна известны ⁴⁷.

Туркинские, в 400 верстах от Иркутска, в Верхнеудинском-Округе, на горе у озера Байкала. Они были известны еще до занятия этих мест Русскими, но правительство получило о них первое известие в 1753 году. Особый врач определен к этим водам в 1823 году ⁴⁸. [133]

При речке Каргакатае, в 150 верстах от Баргузинска.

При речке Уро, в 200 верстах от Баргузинска.

При речке Коре, в 300 верстах от Баргузинска.

По правую сторону речки Цакира, от устья Дабантуя в двух верстах.

По речке Халанусе, впадающей в Бирюлю, текущую в Киру, впадающую в Онон с левой стороны.

При речке Озерной, текущей из Курильского-Озера.

При речке Пауджие; здесь теплые ключи бьют фонтанами.

При речке Баане, принимаемой за промтоку реки Большой; здесь они бьют тоже фонтанами.

Близь Начикина-Острога.

Около Шемягинского-Устья.

При вершине реки Шемяги. — Последние шесть ключей находятся в Камчатке.

Кислые ключи в Нерчинском-Округе;

Дарасунские в 560 верстах от Верхнеудинска.

В дачах Тунгусов рода князя Гантимура.

В шести верстах от кутомарского серебряного завода.

По течению реки Ингоды на правой стороне, от заштатного города Доронинска ⁴⁹, в 40 верстах при речке Жульче, впадающей в речку Урюлюнгуй с левой стороны.

В 20 верстах от Харамангутской-Деревни.

Близь речки Конды, недалеко от вершин Уды.

Погроминские, по речке Погромке, совершенно подобные зельтерской воде.

Кроме того, четырнадцать серных ключей бьют из левого берега реки Лены в 262 верстах от города Киренска; по своему цвету они называются молочными водами; запах от них, весьма-схожий с запахом тухлых яиц — слышен за две версты.

При устье Урсула в реку Катунь, собирается между камней селитра, из которой Калмыки сами делают порох ⁵².

Из соляных озер замечательны Борзинское в Нерчинском-Округе, в 30 верстах от китайской границы, Бурлинское в Барабинской-Степи, Коряковское и Ямышевское в верховьях Иртыша: последнее важно для нас, как памятник экспедиции капитана гвардии Ивана Бухгольца, посланного Петром-Великим еще в 1714 году для разведывания о золотых россыпях по Аму-Дерье ⁵³.

К богатствам Сибири причислим наконец знаменитую шерловую гору Адун-Челоп или Одон-Чалон, находящуюся в Нерчинском-Округе, богатую копями бериллов и тяжеловесов; и Урульгинские-Горы, которых весь кряж изобилует сокровищами, драгоценными металлами и камнями ⁵⁴. [134]

Заключим нынешнюю статью нашу тем, что подробное статистическое описание Сибири с давних времен составляло один из главных предметов заботливости нашего правительства. Первоначально повеление об этом дано было местным властям вскоре по покорению Сибири. Потом это строго подтверждено было в 1696 и в 1728 годах ⁵⁵. Из дополнительной инструкции Берингу видно, что в 1732 году правительство имело уже в руках своих подробное описание рек Селенги и Ангары ⁵⁶; о точном описании всех речек во всей Сибири и о составлении гидрографической карты этого края указ был дан еще в 1736 году ⁵⁷. — Сколько известно, указы эти были в точности исполнены: составлены подробные описания, которые время-от-времени дополнялись вновь-полученными сведениями. В настоящее время, горные начальства нерчинское, колывано-воскресенское и уральское обладают драгоценными картами своих горных округов; статистические же сведения хранятся в канцеляриях господ сибирских генерал-губернаторов, при делах бывшего Сибирского Комитета, и в Статистическом Отделении Министерства Внутренних Дел.

1. Г. Лосев.

2. Г. Лосев.

3. Ж. М. В. Д. 1843, № 7 и Э. Л. Т. VII.

4. Отчеты господина министра народного просвещения 1841–1846 годы.

5. Гантимур получал от китайского правительства ежегодного жалованья по 1200 лан серебра и по 4 коробки золота. По переводу иностранных дел переводчика Новоселова — лана имеет 9 золотников, а по переводу Игумнова содержит в себе 8 1/3 золотников. Гантимур же получал каждую лану около 50 золотников чистого серебра: так пишет в 1794 году в сочиненном обозрении Монголии тот же 8-го класса переводчик Василий Игумнов. — Прим. г. Лосева.

6. Г. Лосев. Свидетельству его о времени присылки этой грамматы можно дать веру тем более, что г. Лосев пользовался всеми оффициальными документами, хранившимися в Иркутском Архиве. Другие же относят эту граммату к 1684 году и приписывают ее богдохану Кожии, Кансию или Кхан-Си, на том основании, что упоминаемый в ней Николай должен быть не кто иной как Грек Николай Спафарий, проехавший через Иркутск в 1675 году в Катай с любительною грамматою црая Феодора Алексеевича. — В 1685 году Албазин был осажден Китайцами, а в 1689 году — срыт, в-следствие мирного с ними трактата. (П. С. З. Р. И. № 1346).

7. Ж, М. В. Д. 1844 г. № 1.

8. П. С. 3. Р. И. № 1835.

9. Ж. М. В. Д. 1844 г. № 1.

10. Ж. М. Н. П. 1845 г. № 8.

11. Ж. М. Н. П. 1844 г. № 8.

12. Наименование князцов присвоено старостам, или избираемым инородцами для управления каждым родом, или наследственно получившим ато звание. Род, стойбище или улус есть соединение нескольких семейств инородцев, не менее однакож пятнадцати (П. С. 3. Р. И. № 29,126. — Все инородцы, носящие почетные звания между своими родовичами, как-то князцы, тойоны, тайши, зайсанги, шуленьги и прочие, пользуются теми почестями, какие в местах их жительства обычаи и степные законы им предоставляют (Св. Зак. о Сост. Т. IX, ст. 1112, изд. 1842 г.).

13. Г. Лосев.

14. Ж. М. Н. П. 1845 г., № 8.

15. Там же и Э. Л. Т. VII.

16. П. С. 3. Р. И. № 29126.

17. Ж. М. Н. П. 1845 г. № 6.

18. Записки г. Дмитренки.

19. П. С. З. Р. И. № 6291. Из этой инструкции видно, что еще Петр-Великий для куриозите посылал осведомиться, сходятся ли берега Азии с берегами Америки. — Сравни ук. 2-го января 1719 года № 3266.

20. П. С. З. Р. И. № 19145 и 1111 ст. IX т. Свод. Зак. о Сост., издания 1842 г.

21. П. С. З. Р. И. № 29126 и 1099, ст. IX Свод. Зак. о Сост., изд. 1842 г.

22. П. С. З. Р. И. № 1117.

23. Там же, №№ 1800, 2863, 4556 и 4860.

24. История Гос. Рос. Т. IX, примеч. 648 и Ж. М. В. Д. 1845 г. № 4.

25. Ж. М. В. Д. 1844 г. № 4.

26. Г. Лосев.

27. Ж. М. Н. П. 1844 г., № 5.

28. Ж. М. В. Д. 1844 г., № 4.

29. Видно из дела Иркутского Архива под № 1899. Прим. г. Лосева.

30. Ж. М. В. Д. 1844 г., № 4.

31. Г. Лосев.

32. Ж. М. Н. П. 1845 г., № 8.

33. Э. Л. Т. VII.

34. Г. Дмитренко.

35. Г. Горохов.

36. П. С. 3. Р. И. № 10534 и Э. Л. Т. XVI.

37. Г. Лосев.

38. Указы 1 сентября 1720 и 16 февраля 1721 (П. С. 3. Р. И. № 3738).

39. Ж. М. В. Д. 1845, № 12.

40. Ж. М. В. Д. 1847, № 2.

41. Ж. М. Н. П. 1845, № 6.

42. Там же, № 5.

43. Отечественные Записки за 1841 г.

44. Ж. М. Н. П. 1845 г., № 8.

45. Г. Дмитренко.

46. Г. Лосев.

47. Э. Л. Т. XVI.

48. Г. Лосев и П. С. 3. Р. И. № 29570.

49. Города Доронинск и Сретенск уничтожены по малому числу жителей в 1798 году (П. С. 3. Р. И. № 18556).

50. Г. Лосев.

51. Очерк Заяблонья г. Мордвинова.

52. Г. Дмитренко.

53. Э. Л. Т. VII.

54. Ж. М. В. Д. 1843 г. № 7 и Ж. М. Н. П. 1845 г. № 3.

55. П. С. 3. Р. И. №№ 1532 и 5320.

56. Там же, № 6291.

57. Там же, № 7086.

Текст воспроизведен по изданию: Рассказы о сибирских золотых приисках // Отечественные записки, № 10. 1847

© текст - Небольсин П. И. 1847
© сетевая версия - Thietmar. 2021
© OCR - Андреев-Попович И. 2021
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Отечественные записки. 1847

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info