-

ЛИТВИНЦЕВ К.

ТУНГУССКИЙ ПРАЗДНИК ЦАРАН-САРА

(Из моих воспоминаний.)

Проведя много лет среди инородческого населения — забайкальских тунгусов, живущих по рр. Онону, Кыре и их притокам, мы не могли быть индифферентными к быту тунгусов. И так как о тунгусах вообще мало известно, о религиозных же их обрядах в особенности, то мы считаем приятным долгом, на основании свежих данных, из которых много не составляет пока достояния литературы, сообщить сведения о тунгусском празднике — цаган-саре, как особенно чествуемом тунгусом. В праздновании его вполне отображается религиозный тип тунгуса, этого выродка монгола.

Тунгусов часто смешивают с бурятами. Правда, наружный вид, образ жизни, религиозные верования, язык, имеют как у тех, так и других много общего. Но если всмотреться пристальнее, то мы увидим между ними много разницы. Язык тех и других есть собственно монгольский, в значительной степени искаженный разными суффиксами, впрочем, не настолько, чтобы монгол не мог понимать бурята или тунгуса и наоборот. Язык бурят, впрочем, ближе подходит к монгольскому, чем язык тунгусов.

Как те, так и другие не ведут собственно оседлой жизни, но буряты все-таки приближаются по своей жизни к оседлому состоянию. Если делают кочевки, то не часто и [624] не на большие расстояния; живущие же около городов занимаются даже земледелием и хлеб сбывают на городские рынки. Тунгусов же в этом отношении можно назвать дикими: хлебопашеством вовсе не занимаются, занимаясь лишь распложением лошадей, коров, овец.

Религия их — ламаизм и шаманизм; но тунгус имеет большое тяготение к шаманизму. Фетишизм бурят осмысленнее, чем тунгусов; культ первых искусственнее и сложнее, последних проще и естественнее. Слишком большая разбросанность жилищ тунгусов составляет большое препятствие для ламайского духовенства опутывать их разними коварными сетями. Напротив, некоторое группирование жилищ бурят (улус) составляет благоприятное условие для лам — вводить среди бурятского населения новые праздники и религиозные обряды. Множество обонов (места для молитв), устрояемых обыкновенно бурятами по прихоти лама на вершинах гор, глубокое почитание ими вместе с русскими св. Николая, почти не известно тунгусу (См. «Современность», наша ст. «О чествовании св. Николая монголо-бурятами», 1874 года.). Праздник же цаган-сара составляет, можно сказать, исключительную принадлежность тунгуса.

Все это предпослано нами в полной уверенности, что это не каждому известно.

Что же за праздник цаган-сара? Перевод этих слов на русский язык даст нам следующий смысл: белый месяц (цаган — белый и сара — месяц). Этот месяц соответствует нашему февралю. Нужно заметить, что тунгусы, как и буряты, не имеют особенных названий для каждого месяца; но февраль — это единственный из 12 месяцов, который постоянно называется у них цаган-сарою; с него у них идет счет года. Отличают же всякий новый месяц единственно по ущербу луны. Нет сомнения, что такое название усвоено февралю от особенного блеска луны, которая в тамошних местах (около монгольской границы) так ярка [625] и блестяща, что день немного светлее ночи. Но такого объяснения названия февраля цаган-сарою, можно ожидать либо от монголо-бурята, либо от специалиста восточных языков, но ни в каком случае от тунгуса. Если спросить забайкальского тунгуса., очень недалекого в книжной мудрости (Литература тунгусов слишком убога, кроме кратких изречений, большею частию религиозно-нравственного характера, она не представляет ничего. Священные же их книги, на тибетском языке, составляют исключительное пользование лам (жрецов) и хувараков (чтецов). Авт.), что такое значит: цаган-сара? То он на отрез скажет: «это наш праздник»; «экэ!» — прибавит он еще, т. е. очень большой, а ни в каком случае не ответит: белый месяц, или февраль. И так цаган-сара, — это величайший праздник у забайкальских инородцев — тунгусов. Его можно сравнивать, как мы увидим ниже, с нашей пасхой, по весьма важному сходству, хотя это кажется на первый раз странным. Вот с этим-то праздником, в существенных его сторонах, нам и желательно познакомить читателей (В «Иркутск. Епарх. Ведомостях» за 1870 г. были делаемы нами наброски, касающиеся внешней стороны этого праздника. Авт.).

Цаган-сара всегда ждется с большим нетерпением. Лам побуждают ждать его чисто корыстные цели, потому что во время этого праздника, продолжающегося почти полмесяца, их труды вознаграждаются обильно. Тунгус есть еще дитя природы; мировоззрение его еще слишком ограниченно, и не простирается далее обыденных предметов, составляющих, так сказать, домашний очаг. Ясное дело, что простодушного тунгуса побуждает ждать с нетерпением цаган-сару единственное желание воздать хвалу своим кумирам и погулять как следует. По его понятиям, он может только угодить своим бурханам (богам) чрев жертвоприношение животных, истребляя их сам же. И вот он заготовляет к празднику как можно более яств, а [626] особенно араки (водка из молока), без которой тунгус совершенно не может обойтись.

(До какой степени затейлива и вместе докучлива выработка водки из молока, можно видеть из следующего способа приготовления ее. После снятия сметаны, скисшее молоко вливается в курунгу (род продолговатого цилиндра в 2 арш. длины, в диаметре от 10 до 12 вершк.). Она делается обыкновенно из дерева. В курунгу кроме того вливают несколько чашек парного молока и сыворотки. Затем, всю смесь плотно накрывают деревянною крышкою, чрез которую в круглое отверстие входит стержень, оканчивающийся внутри дырявой шляпкой, похожею на нашу умывальную чашку. Отверстие на крышке дает возможность двигать стержень сверху вниз. Отчего влитые жидкости смешиваются и подвергаются чрез несколько дней химическому брожению. Теплая температура составляет существенное условие, чтобы привести смесь в брожение. 4 или 5 суток совершенно достаточно для этого. Но этим еще не оканчивается дело. Запах алкоголя, хотя и дает знать чувству обоняния, что в курунге теперь уже не молоко, но, однако, далеко здесь еще до водки. Средством для выгона водки служит огонь. Для чего употребляется другого рода прибор; молочный состав вливается из курунги в большой котел, который нагревается чрез постоянно усиливаемый огонь; котел накрепко накрывается шарообразной деревянной крышкой, с большим отверстием на средине; на отверстие это опять прикрепляется небольшой цилиндр; в боку последнего сделано небольшое отверстие, в которое вставляется трубочка. В свою очередь цилиндр накрывается котелком. Все приставки плотно замазываются либо тестом, либо коровьим калом. (Тунгусы не брезгливы к подобным вещам). Понятно, что жидкость, доведенная до точки кипения должна испаряться. Для того, чтобы пары обращались в капельнообразное состояние, в котелке постоянно поддерживается холодная вода. Капли, осядая на чашечку (внутри цилиндра], чрез отверстие в цилиндре и приставленный к нему покатый желобок, стекают в посуду, поставленную для водки, в виде тонкой струи. Само собой понятно, что не вся молочная смесь обращается в водку. После выгона водки в котле остается много водянистого и молочного отвара (айрак). Чтобы крепкая водка не смешивалась с слабой, для этого водкогон часто прикладывает. кончик языка к желобку, пробуя силу водки. Авт.)

Богатые, как мущины, так и женщины, заготовляют себе хорошие праздничные костюмы, в особенности женский пол страстен до нарядов и желает явиться в этот праздник во всем блеске пестрого своего костюма. Они приготовляют себе хорошие шубы (тэрлики), распестренные в разных направлениях, разного цвета (преимущественно красного) дорогими материями и лентами; заготовляют [627] головные уборы, обувь, которые все вместе взятые изобличают большую живость азиатского воображения. Словом, пред праздником бывает у них, как и у нас, много суетливой деятельности. Но вот желанный день наступил, в юртах все подобрало; кругом огня, разведенного посреди юрты, расстилаются белые войлоки, заменяющие наши ковры. Впрочем, наиболее состоятельные из тунгусов расстилают и настоящие ковры. Бурханы увешиваются разного рода пестрыми материями, пред которыми зажигают свечи, воткнутые в металлические чашечки, наполненные разными съестными предметами; тут можно найти зерна хлеба ярового, пшеницы, так же молоко, песок и др. Среди юрты разведен большой огонь, на котором в двух, довольно объемистых котлах варятся похлебка и чай, — вещи, без которых тунгус не может обойтись (Тунгусы, как и буряты, не употребляют наших свечей. Свечи же, которые они возжигают пред своими бурханами, употребляются из сердцевины какого-то деревца, растущего в Китае. Сердцевина эта очень хрупка: длиной от 8 до 10 вершков, толщиной же далеко тоньше телеграфной проволоки; она не воспламеняется, но дымится, не издавая особенного запаха. Авт.).

Тунгусы, живущие не далеко от кумирень (мест общественных богослужений, напоминающих наши храмы) встречают здесь цаган-сару, при пении и чтении лам, при звуках труб и барабанов. Живущие же отдаленно встречают цаган-сару у себя дома, иные, зажиточные, приглашают лам к себе со всеми их аттрибутами; есть и такого сорта ламы, которые, без приглашения хозяина, являются к тунгусам, начинают моленье, рассчитывая заранее на сытное угощение. Забитый тунгус как ни ежится, все таки не в силах протестовать против наглого насилия лам.

После предварительного моления в кумирьне ли то, в юрте ли, начинается гулянка. Тунгусы и тунгуски ездят и ходят друг к другу с визитами; помолившись бурханам, они обмениваются тасумашками (тасума — ремешок), [628] подобно тому, как мы русские делаем на пасхе, обмениваясь яйцами (Тасумашки обыкновенно бывают от 2 до 3-х четвертей в длину и меньше чем 1/4 вершка в ширину: делаются они или из кожи теленка, или кабарги, зверька известного тем, что от самца (Moschustier) получается мускус — сильно пахучее лекарственное вещество.).

Это явление собственно и побуждает нас сравнивать цаган-сару с нашей пасхой.

Как мы, употребляя на пасхе яйца, окрашиваем их обыкновенно в красный цвет, так и тунгусы окрашивают своя тасумашки в тот же цвет.

Пишущий эти строки сам не раз бил свидетелем провождения цаган-сары тунгусами и всегда замечал одинаковые приемы при совершении визитов. Приходит гость, или гостья, и падает ниц пред бурханами, с сложенными ко лбу ладонями, читая про себя всегда употребляемую молитву. ом-мани-бад-мехом. Все присутствующие в знак почтения встают на ноги и начинают здороваться, подходя друг к другу, и чуть-чуть касаясь боков друг друга. Это легкое прикосновение заменяет у них наши поцелуи. Тунгусы, кар и буряты, вообще познают сладостей поцелуев, а любимый предмет обнюхивают, как бы втягивая в себя приятность его испарения. Мать, имея на руках младенца и. вместо того, чтобы целовать его, нюхает голову и другие части; и к бурханам они не прикладываются, а только нюхают их. После приветствия друг друга, тунгусы развязывают тасумашки, которые всегда в большем количестве навязаны у них к поясу справа и слева, и обмениваются ими.

Какой таинственный смысл соединяется с употреблением тасумашек, почему они окрашиваются в красный цвет, а не иной какой-либо, что значит троекратное прикосновение к бокам друг друга пальцами рук? Все эти вопросы на сколько, с одной стороны, любопытны не только для специалиста-ученого, но и для всякого христианина, с [629] другой стороны — на столько трудны для положительного решения, что оставляют место только для одних догадок.

Между тем нельзя не видеть общей руководящей идеи в употреблении при цаган-саре тасумашек тунгусами и яиц — русскими на пасхе (Тунгусы, как и буряты, не занимаются разведением кур и вообще не любят птиц. Авт.). Для нас весьма важен вопрос: самобытный ли этот обычай употребления тасумашек, или заимствован с христианской практики, с заменою яиц тасумашками?

Мы не берем на себя смелости решать этот вопрос в каком нибудь категорическом смысле. Но принимая во внимание то, что обычай меняться тасумашками не везде распространен между сибирскими инородцами, — забайкальские же буряты его вовсе не знают — то употребление, тасумашек тунгусами при цаган-саре нужно считать заимствованным в давно прошедшее время от русских христиан, населивших Сибирь.

Этот обычай употребления тасумашек можно назвать классическим явлением в религиозно-нравственной жизни тунгуса; все остальное при цаган-саре кроме курьезов не представляет ничего особенно назидательного.

Хозяин или хозяйка юрты приглашает сесть гостей и принять угощение. Угощение начинается с татамина, кушанья весьма сладкого, приготовляемого только в этот праздник из разных мяс в окрошку, с приправою молока в разных его видах. Об араки нечего и говорить: она можно сказать неизбежный спутник каждой чашки с татамином (Наши ложки не в ходу у тунгусов.). Несколько капель араки тунгус обыкновенно сливает в огонь, в жертву богам, и затем осушает чашку до дна. Впрочем, не один гость пьет араки, и хозяева также пьют ее из любезности к гостю. Наших тостов, сопровождающихся громким «ура!» у них не бывает. Одно кивание головой, с поднятием к верху правой руки, [630] лаконическое: мэнду! (будь здоров), — вот и все, что предупреждает всякую налитую чашку араки. Тунгусы вообще словоохотливы и окрыляемые силой арака говорят без умолку, хотя, по правде сказать, в разговоре их мало толку. Беседа их большею частию касается обыденных предметов, как-то здоровья людей, животных, качества трав; сплетни и пересуды не считаются у них делом бесчестным. Тунгусские женщины ведут себя сдержанно; аракой, как их мужья, не упиваются; только из приличия касаются они губами краев чашки, наполненной аракой. Татамин урма (Варенье, получаемое из одних сливок.), чай, — вот и все, чем они совершенно удовольствуются. Богатые пажити доставляют тунгусу возможность заниматься разведением скота, без особого ухода с его стороны. В занятии же земледелием тунгус не находит насущной потребности, хотя бы труд его в этом отношении вознаграждался самым благодарным образом. Звероловство составляет для него только одно развлечение. Поэтому он сызмала привыкает к изнеженности и равнодушию к серьезному труду. Араки, это lac senecum, составляет для него чисто физиологическую потребность, не удовлетворить которой он не может. Песни, скачка на лошадях, проба сил в рукопашной борьбе, составляют развлечения и удовольствия тунгусов и тунгусок.

Вообще нужно сказать, что цаган-сара есть один из величайших праздников тунгусов, — он важен не для одних тунгусов, но и для русских пограничных казаков. В отношениях между ними нельзя не видеть своего рода солидарности, они ездят друг к другу на праздники и когда случится; пользуются друг у друга радушным гостеприимством, называя друг друга не иначе, как нухурами. т. е. друзьями, дарят друг друга разными ценными подарками.

Этому сближению, конечно, нельзя не радоваться, так как [631] русские, входя в тесное сношение с инородцами, не могут не привносить христианских идей и этим самым помогают нашим миссионерам, число коих еще очень ограничено и далеко не равно с тою силой, с которой им приходится бороться. Мы называем лам «силой» потому, что они с одной стороны владеют убеждениями тунгуса, а с другой, — телом, так как большинство их занимается лечением больных посредством доморощенных лекарств из разных трав.

Вот что такое значит: «цаган-сара» и вот как она проводится тунгусами.

Читатель, может быть, спросит нас: да что ото за праздник, состоящий в одной еде и гульбе?

Правда, здесь мало духовного; нет того, что возносит ум и сердце горе; но нужно знать, что тунгус есть наивный идолопоклонник; по его узким понятиям он может угодить своим бурханам только приношением жертв, истребляя их сам же. Он спиритуалист до мозга костей; верит, что весь мир находится во власти духов, действующих на человека по своим прихотям; верит, что духов этих можно прогневить и потом задобрить не иначе, как жертвоприношениями. Для европейца все его поведение может казаться сумасбродством, для азиатца же полудикаря — делом благочестия, унаследованным от отцов. Несомненно, что свет наук и христианской веры выведет его из настоящего мрака.

К. Литвинцев.

С.-Петербург 1875 г.
23-го сентября.

Текст воспроизведен по изданию: Тунгусский праздник цаган-сара. (Из моих воспоминаний) // Христианское чтение, № 11. 1875

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info