СМОЛЕНСКОЕ ЭХО ТРИУМФА СОБЕСКОГО

Триумф войск христианской коалиции под командованием польского короля Яна III Собеского, одержанный 12 сентября 1683 года под Веной над османской армией, предводимой великим визирем Кара-Мустафой, вызвал в европейских странах беспрецедентный резонанс. Весть о победе союзников над турками разнесли по всему континенту специально выпущенные по этому случаю летучие листки и печатные издания.

Кстати, в создании легенды не последняя роль выпала её главному герою: король не только верно оценивал значение пропаганды, но также отлично понимал механизмы функционирования печатной и рукописной информации и прессы. Он продемонстрировал это в своём знаменитом письме супруге, королеве Марии Казимире, написанном «в шатрах визирьских, 13 сентября ночью», поместив рядом со своим известием о победе симптоматичную фразу: «Письмо это — самая лучшая газета, из которой нужно сделать газету на весь мир, написав, que c'est la Lettre du Roi a Reine [что это письмо короля к королеве (франц.)]». Волю монарха скоро исполнили: получив упомянутое письмо (оно добралось до Кракова до 24 сентября), королева тотчас же приступила к пропаганде его в печати, о чём сообщила мужу в письме от 3 октября, докладывая при этом о предпринятых по её инициативе дополнениях, касающихся захваченной добычи. Редакторские правки не нашли признания в глазах мужа: получив эту «газету» ещё за неделю до упомянутого письма (дошло 13 октября), король в очередном послании к «самой любимейшей Марысеньке» выразил искреннее недовольство: «то, что я хотел держать в секрете, напечатано по-польски, и ещё выдержка приведена из моего письма Вашему Величеству... Ради Бога, нужно приказать это выкупить и сжечь, ибо это меня несказанно грызёт» (7 октября). По реакции Собеского видно, что монарх действительно неплохо понимал механизмы пропаганды и отдавал себе отчёт в свойственной роду людскому жадности и бескорыстной зависти... Сегодня невозможно выяснить, было ли выполнено королевское повеление, но всё же симптоматично, что это, несомненно первое «газетное» издание письма Яна III, не дошло до наших дней, в отличие от своих дальнейших, вышедших немного позже, редакций; не подлежит также сомнению, что четыре дальнейших сохранившихся краковских издания 1683 года уже имели отчётливые признаки редакционной обработки.

«Газета» Яна III, издаваемая внушительными по тем временам тиражами, вскоре стала для современников основным источником информации о победе Креста над Полумесяцем. Вслед за польскими публикациями немедленно появились многочисленные зарубежные издания: германские (8), итальянские (5), испанские, португальские, датские, а также английский перевод текста, сделанный на основе публикации «Кёльнской газеты».

Приспособленная к текущим потребностям пропаганды королевская реляция распространялась также по стране и континенту в бесчисленных рукописных копиях, разнося славу самому королю как «генералиссимусу воинства всего христианства» и польскому оружию. С этим замечательно сочетались панегирические сочинения, написанные как стихами, так и прозой. Европа пережила их самый настоящий разлив в 1683–1685 годах: в одной только Италии, где венская виктория встретила самый горячий отклик, в то время появилось более 500 приличествующих случаю сочинений. Листовки, газетки, литературные произведения, наконец, гравюры, увековечивающие триумф Собеского (например, цикл из 10 офортов голландского гравёра Ромейна де Хооге) замечательно способствовали увеличению престижа польского монарха во всём христианском мире.

Пропагандистские действия шли в паре с дипломатическим наступлением: 14 сентября из королевской канцелярии было послано письмо папе Иннокентию XI, в котором известие о победе над бусурманами предваряла характерная латинская фраза «Venimus, vidimus, Deus Vicit», представляющая собой примечательный парафраз несколько эгоистичного послания Юлия Цезаря римскому сенату после победы над понтийским царём («Veni, vidi,vici») ¹. Одновременно были также разосланы триумфальные послания европейским дворам, щедро снабжённые при этом военными трофеями в качестве даров и церковных пожертвований.

В литературе уже указывалось, что среди первых адресатов королевского послания оказались русские цари Иван и Пётр. Тот факт, что специальный дипломатический посланец польского властителя, королевский придворный Ян Окраса, поспешил в Москву с донесением о победе, датированным «в турецком лагере в визирьских шатрах дня XIII месяца сентября» — то есть уже наутро после одержанной победы, — представляется чрезвычайно симптоматичным. Русское государство занимало весьма почётное место в планах антитурецкой лиги, подчёркивание же собственной мощи имело существенное значение для Речи Посполитой на фоне продолжающихся переговоров с Москвой, начатых Андрусовским перемирием 1667 года.

Монархия Романовых, правда, находилась в состоянии мира с Оттоманской Портой, однако и свежая память о недавнем перемирии (23 января 1681 года), и актуальные воспоминания о кровавых русско-турецких сражениях 1676–1680 годов позволяли королевской дипломатии сохранять надежду на склонение Москвы к вооружённому выступлению против султана. Поэтому и адресовал польский король и великий князь литовский Ян III в момент своего наивысшего триумфа «великим государям царям и великим князьям Ивану Алексеевичу и Петру Алексеевичу всея Великия, Малыя и Белыя Руси самодержцам» слова поощрения, чтобы те подняли своё оружие против бусурман и чтобы призвали своими «полюбительными грамотами» к участию в этом богоугодном предприятии также и персидского шаха.

Независимо от поражающих размахом политических проектов (посредничество Москвы было необходимо при переписке с персидским двором) имело значение также и желание продемонстрировать свою мощь соседу, отношения с которым оставались напряжёнными, а территориальные споры — неурегулированными. Добавим сразу, что именно эту последнюю цель миссии Окрасы удалось реализовать лучше всего: [45] Россия не только отказалась от планов вооружённой демонстрации на границах Речи Посполитой (что по ходу продолжающихся военных действий против Турции имело не последнее значение, принимая во внимание факт пребывания лучшей части польско-литовских войск на Дунае), царские дипломаты также дали сигнал королевским посланцам во время очередного тура переговоров о готовности заключить вечный мир «cum restitutione [с возвращением (лат.)] значительных провинций».

Пропагандистское измерение посольства Окрасы хорошо иллюстрирует содержание его верительной грамоты, русский перевод которой сохранился в архивах Посольского приказа. Высылая своего гонца соседним монархам, чтобы «эту славную победу во уши их доложил, обгласил, известил», Ян III поручал ему также — что было в прежней дипломатической практике между Речью Посполитой и Россией явлением беспрецедентным — широкое информирование о целях и причинах своей миссии царских подданных. Таким образом. Окраса должен был предложить королевское письмо-манифест «о счастливой, никогда неслыхаемой победе на полях веденьских» не только прямым адресатам — монархам всея Руси и Боярской думе, но и представителям местной администрации: «всем начальникам и бурмистрам».

Несомненно, Россия оказалась тогда в орбите официальной королевской пропаганды, и при этом не на последнем месте. Принимая во внимание интенсивность тогдашних дипломатических и культурных контактов обеих государств (в правление Фёдора Алексеевича и Софьи Алексеевны польские влияния проявились на русской почве замечательнее всего), следовало бы ожидать обильного обнаружения следов пропаганды Собеского в государстве Романовых. Предположение это представляется тем более обоснованным, что жупел турецкой угрозы был чрезвычайно сильно укоренён в московской литературной традиции (это подтверждает большая популярность апокрифического письма султана Мехмеда императору Леопольду I от марта 1683 года). Между тем вопреки этим ожиданиям в литературе не находится каких-либо следов влияния польской пропаганды и европейской «послевенской» публицистики 1683–1684 годов на русскую литературу. Библиографии не фиксируют ни русского перевода упомянутого выше письма Яна III жене «из визирьских шатров», ни какой-либо русскоязычной версии столь популярных изданий — этих бесчисленных газеток, реляций или хотя бы военных бюллетеней. Представляется, что молчание русских источников отражает тогдашнюю реакцию царского двора: выжидательную позицию в отношении развития событий и весьма сдержанное отношение к предложению военного союза со стороны западного соседа-конкурента. Стоит также напомнить, что обращение листовок и печатных публикаций происходило в тогдашней России на иных принципах, нежели в других европейских государствах, хотя бы по причине исключительно маргинального значения печати: на московской почве всё ещё безраздельно господствовали рукописные газетки — так называемые вести-куранты, — хотя имеются сведения о том, что зарубежные публикации относительно быстро и обильно поступали в Посольский приказ, где делались их переводы, которые служили царским советникам и дипломатам в качестве одного из главных источников информации о международной обстановке. К сожалению, поиски в сохранившихся экземплярах вестей-курантов 1683–1684 годов не представили доказательств присутствия в русском обиходе какого-либо из популярных рассказов о венской виктории.

В этой ситуации обоснованный интерес представляет документальный материал, некогда обнаруженный нами в Государственном архиве Смоленской области (ГАСО), в фонде помещичьей семьи Деревицких (Ф. 203. Оп. 1): русский перевод упомянутого выше письма Яна III Марысеньке от 13 сентября 1683 года и список военных трофеев союзников, дополненный реляцией о дальнейшем ходе военных действий (середина сентября — начало октября 1683-го).

Перевод текста сохранился в виде двух склеенных между собой, по обычаю московской канцелярии, листов бумаги низкого качества (без водяных знаков), написанных московской скорописью. Стиль письма временами проявляет каллиграфические признаки, выражением чего являются регулярное начертание букв, экономное использование лигатур и сокращений, огрублённый рисунок инициалов. Документ готовили старательно, без исправлений и зачёркиваний.

В отличие от него список трофеев (вместе с реляцией), который занимает 4 листа, склеенных между собой на манер столбца, составлен исключительно небрежным курсивом, выдающим не только писарскую беглость копииста, но и огромную торопливость.

Несмотря на очевидные внешние отличия, оба документа имеют важную общую черту: с точки зрения палеографии их надлежит датировать 1680–1690 годами, а следовательно, их стоит признать современными описываемым событиям. Обе бумаги также сохранились в форме, позволяющей сделать вывод о их официальном характере.

Проблема появления обеих находок в смоленских фондах требует комментария, исходя из того, что род Деревицких — выходцев из Новгородской земли, прибывших на Смоленщину уже после Андрусовского перемирия 1667 года, каких-либо связей с Речью Посполитой не проявлял. Более того, стоит помнить о том, что появление какой-либо литературы из Речи Посполитой, включая летучие листки, не было в тогдашней России явлением легальным и спонтанным, ибо ему препятствовала политика официальных властей, подозрительно смотревших на издательские новинки с «латинского» Запада. В этой ситуации единственным официальным потребителем европейских газеток оставался царский двор, на который трудились переводчики и писари Посольского приказа. Таким образом, присутствие упомянутых материалов в смоленских фондах можно объяснить либо как следствие деятельности местной Приказной избы, либо как результат трудов центральной администрации.

Представляется сомнительным, чтобы эти документы могли представлять собой наследие кратковременного пребывания в городе над Днепром миссии Окрасы и её информационной деятельности. Во-первых, королевский посланец появился в Смоленске только в начале ноября, список же трофеев начинается датой 26 сентября, следующие же реляции датированы соответственно 30 сентября и 4 октября (см. ниже). Вполне понятно, что достойна рассмотрения версия о разведывательном происхождении находки: на западных рубежах государства Смоленск традиционно играл роль ведущего звена в начинаниях разведки на пограничье. Добытые неутомимыми «лазутчиками» летучие листки могли легко оказаться в канцелярии местного воеводу, а оттуда отправиться в столицу. Но там-то от них не осталось и следа.

Несмотря на то что такая гипотеза имеет серьёзные признаки правдоподобия, более приближенной к истине нам представляется совершенно иное — абсолютно официальное — происхождение упомянутых свидетельств. Такую возможность открывает перед нами фрагмент дневника тогдашнего витебского воеводы Яна Антония Храповицкого — особы, приближённой к Яну III. Литовский вельможа под датой 26 сентября записал: «Письма, принесённые мне почтой из Вены нарочным казаком, посланные от Его Величества короля, в которых он сообщает о своей великой победе под Веной над турками», а на следующий день добавил: «Я писал витебскому городскому писарю: к нему же и новости послал о победе короля над турками, чтобы он их в Москву послал» (курсив мой — И. Г.). Сам Храповицкий находился тогда в Лабине под Гродно, упомянутый же писарь — Миколай Пшерембский— должен был в соответствии с традицией и практикой уведомить соседа — а именно смоленского воеводу (пост этот тогда занимал Матвей Степанович Пушкин).

У нас нет поводов, чтобы сомневаться в том, что воля витебского воеводы была исполнена, а его смоленский партнёр [46] соответствующие документы получил и мог (должен был) вскоре переправить их в столицу. Добавим, что русский вариант королевского письма существенно ближе к редакции, предназначенной польским двором для распространения, и отличается от первоначального письма Яна III супруге.

Переводчик показал неплохое знакомство с польским языком, однако в нескольких местах, особенно там, где он сталкивался со специфической военной лексикой, не избежал ошибок. Ошибся он и в фрагменте, касающемся численности армии противника: в оригинале король отнюдь не утверждал, что турки потеряли 300 тысяч воинов, но оценивал так численность их армии! Несмотря на эти и ряд других недостатков, русский перевод имеет многочисленные литературные достоинства: переводчику превосходно удалось передать климат самого послания, ритм повествования и поэтику текста. Поэтому представляется, что анонимный переводчик — наверняка квалифицированный сотрудник смоленской Приказной избы — в общем владел польским совсем неплохо.

Список трофеев, как представляется, происходит из иного источника (несмотря на сходство датировки), ибо Ян III послал его жене только 28 сентября. Кроме того, в тексте мы находим упоминание о «пирежних авизах»: это наверняка своеобразная компиляция из нескольких очередных донесений с поля битвы, скорее всего, немецкоязычных (в пользу этого говорит последовательное применение русским переводчиком географических названий в форме, сильно отличающейся от старопольских традиций — Яварин это Раб, Нове Замки — Невегезел и так далее). Добавим, что в данном случае, несмотря на несколько мелких ошибок (числительные и прочее), опытность русского переводчика вызывает обоснованное восхищение, особенно в области специализированной военной лексики.

Подведём итог. Оба смоленских свидетельства соответствуют периоду, близкому венской виктории, и проявляют генетическую связь с популярными памятниками польской и европейской литературы по этому случаю. Обе бумаги наверняка появились в Смоленске в рамках сбора информации из-за границы для центральной администрации ².

[...сентября ³] польского листа копия писаного от Его Королевскей Милости к королиевой с намётом везириевых в обозе под Веднем. А в нём пишет:

Бог и Государь наш во веки благословенный дал победу и славу народу нашему, какой во веки напред сего никогда не слыхали. Пушки все и обоз и всякие статки неоценённые достались в руки наши. Неприятель падши трупом, покинув обоз убежал, а верблюды и волы и овцы, которые имел с собой ныне войска наши брать начинают, с которыми и Турков в великой неволи с собою влекут. И о том дивно было, что неприятель назад повратился, покинув порочу и всяких военных припасов больше миллиона. Визир покинув всие на силу на одном коне убежал, а все его статки мне достались, понеже в обозе стоял на приеди и когда за визирем гнался, придался ко мне ближний его человек и указал мне все его намёты. И в тех намётах что было визирево, всё побрал, и знамя Махметово, которое насили перед визирем, что дано ему от султана на войну, взял, и послал вместо дару Отцу Святому в Рим. И намёты всие досталися мне, и ещё многих вещей и не видел. Только много сайдаков дорогим каменеем осажиенных и коня визирова со всей сбруей взял, а сам убежал, только первого человека по нём убили, и сабель золотых и иных воинских припасов взял много. А их, кроме тотар, побито триста тысеч, а намётов взято самых добрых сто тысеч, а считали три намёта за один, что бы такое неслыханное дело везде явно было. А считали две ночи и день. А полону мужского и женского полу многое множество взято, а мы ныне за неприятелем идем до Венгер. Такое над нами милосердие Божье учинилося, за что Ему буди честь, хвала и слава. А когда ужо видел визирь, что не устаял, созвав сынов плакал яко малое дитя. Потом говорил хану: «Ты меня оборони, ежели можешь». И хан ему отказал: «Мы, де, и себе не можем помочь». А мы ныне садимся на кони за неприятилем до венгерской земли. Князи саские и боварские дали мне веру, что идти со мною хотя и до краю света. И две мили идти имеем великим поспехом от смраду конского и верблюжья и скотового. Аликтир боварский приехал ко мне яка брат к брату и я с своей добычи подарил его тремя конями и знамя паши египетсково и шесть пушек. Дам ему, еще какую драгую вещь, что было послал к дельфине сестре своей и плимяннице короля французского. Знамен и бунчуков взято гараздо много. До конца згинул неприятель толко душами убежали. И за то подобает всем радоваться и Господу Богу воздавати честь и хвалу, что поданных недопустил говорити: «Где ваш Бог».

1683 году города Вины сентября в 26 число роспись оставленному турскому обозу и всякому полковому припасу под городом Веною.

4000 центнер свинцу, а в одном центнере по четыре пуда. 4000 центнер пороху. 18000 медных ручных гранатов. 2000 железных ручных гранатов. 6010 центнер фитилю. 20000 огненных ярд. 50 центнер смолы и серы. 10 центнер петролиум. 30000 бочек масла льняного. 50 центнер селитры. 30000 подкопного запасу. 50 центнер шетровых точив. 200000 волосяных мехов. 80 центнер подковов и гвоздей. 50 центнер иных гвоздей. 1000 сковород. 4000 овчин. 20 центнер толстой нити и верблюжьей шерсти. 2000 алебардов. 400 кос 500 анчарных пищалей. 500 кулей бумаги хлопчатой. 1000 порозжих кулей бумажных. 2000 железных долот. 100 центнер сальной мази. 200 янчарных порошниц. 2000 кожаных пороховых мешков. 4 кузнечных мехов к огненным ядрам. 50 центнер недельного железа. 200 деревянных тележных воротов. 8000 казенных обозных телег. 4 пушки самых больших стеноломных. 160 больших и малых пушек. 1000 больших гранатов и множество канатов. 16 кузнечных наковальни. 200000 больших и малых гранатных запалов.

А что денег и шатров и иных скарб от турок взяли и то писано в пирежних авизах. Из Вина сентября в 30го числа: промеж большего визира из зи самого города Незел и от Грану и от города от Вены стали промеж ими споры что они басы не поволили винской асады, а визирь их большой басов попрекал, что они с выручкой под Вина и не добревились.

Большой визирь по вестям на гречетской город Весенбор и чаят, что домой пошел, а горазде он тужит, визирь, по оставленной казне и о деньгах под Веной, которые деньги на другой день ратным своим людем раздавоть было, так же и о дву своих ранах сердит.

От Вина октября в 4-го числа ездаки от города правду говорят, что дорога на город Коморн и на город Раб, которой дорогой турки от Вины назад бегучи, ти дороги наполнены туркскими и христианскими трупами мертвыми.

И они турки из града Незем большие пушки вывели к городу Кофан и на мысли было у них того города Незелза крепости городовой розрыть, чтоб от цесарских войск тот город не вскоре исправлен был.

А вскоре после отходу турского войска тот город Невегезел от польского короля с войском осажен и говорят бутто турки с силою своею с семдесять тысяч выручат того города хотели, а на той выручке турков побито 9 тысяч а поляков 2 тысячи и тут то большой визир на другой лошади скача и убит.

1. Король-крестоносец скромно констатировал: «Пришли, увидели, Бог победил», тогда как римский полководец хвастливо писал: «Пришёл, увидел, победил»...

2. Подробнее о достоинствах и недостатках перевода см.: Grata Н. Echa wiktorii wiedenskiej na Smolenszczyznie (Dwa swiadectwa z archiwum rodzinnego Derewickich) // Barok. 1997. № 2 (6). S. 203–215.

3. Начало листа оборвано.

(пер. Я. Борисенка)
Текст воспроизведен по изданию: Смоленское эхо триумфа Собеского // Родина, № 9. 2013

© текст - Граля И. 2013
© сетевая версия - Тhietmar. 2022
© OCR - Андреев-Попович И. 2022
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Родина. 2013

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info