-

ЯН СТАНИСЛАВ ЯБЛОНОВСКИЙ

ЗАПИСКИ

в) Петр I в Русской Раве в 1698 году.

Помещенный ниже рассказ принадлежит современнику и участнику описываемого события, русскому (т. е. червонорусскому воеводе Яну-Станиславу Яблоновскому, из записок которого он извлечен. Записки эти хранятся в рукописном отделении Института Оссолинских во Львове (№ 437) и обнимают собою только 3 года: 1698-1700. Отрывок, о пребывании Петра Великого в Червоной Руси, сообщаем в точном переводе.

________________________________

Русский царь Петр, по условию с королем, хотя совершенно неожиданно для нас, явился в Раву на обратном пути из Вены. Местечко это лежит в 5 милях от Львова, в воеводстве белзском; принадлежит роду Глоговских. Оба монарха условились встретиться в этом месте при следующих обстоятельствах. Известно всем, что царь Петр возымел беспримерное дотоле в России желание посетить чужие края. С этою целью он снарядил большое посольство, во главе которого находился француз Лефорт (последователь Кальвина), бывший некогда учитель фехтования и выдвинутый царем на место первого министра. Другой посланник, товарищ Лефорта, был русский канцлер Головин. Их окружала свита, состоявшая более чем из 200 лиц; сам царь находился среди свиты под именем простого дворянина и для виду даже прислуживал посланнику, хотя и свои, и иностранцы хорошо знали, кто скрывается под принятым incognito; но государю угодно было стать товарищем и даже слугою посланников. Отправившись кораблем из Архангельска, посольство высадилось прежде всего в Пиляве, в Пруссии брандебургской (т. е. восточной). Здесь устроилось свидание царя с Фридрихом, электором брандебургским, и оба монарха гостили вместе в [215] Кенигсберге в течение нескольких месяцев, в то именно время, когда под Варшавою происходили совещания избирательного сейма. Из Кенигсберга царь писал настоятельные письма к штатам речи постолитой и к примасу, поддерживая кандидатуру Августа, курфирста саксонского, и даже угрожая войною, в случае, если бы избран был сеймом его соискатель, герцог Конти. Это послужило основанием дружбы и доверия, установившихся между царем и королем Августом.

Русское посольство вместе с царем Петром отправилось в дальнейший путь и, посещая многие земли и государства, странствовало в течение 2 1/2 лет. Оно объехало Данию, Англию, Голландию. В амстердамском порте царь сам занимался плотничеством при постройке корабля; оттуда он отправился в Вену, желая потом посетить Венецию и Рим. Но во время пребывания в Вене, где император Леопольд принимал царя с величайшими почестями, последний получил известие о сильном возмущении против него, происшедшем в Москве, которое подавил весьма удачно Шереметьев; однако царь, не зная последнего обстоятельства, решился лично поспешить, через Польшу и Литву, для укрощения мятежа. Бросив свиту и багаж, он вместе с Лефортом и Головиным, на десяти простых повозках, нанимая лошадей от города до города, даже не взяв для себя коляски, приехал в Краков, а оттуда в Раву.

Отец мой ¹ в то время, ожидая приезда короля во Львов, призвал туда своего товарища, гетмана польного коронного, Феликса Потоцкого, и многих сенаторов, панов и военных чиновников. Вдруг к нему явился саксонский офицер с собственноручным письмом короля Августа, извещавшим о неожиданном приезде царя в Раву. Король писал, что постарается удержать царя, и приглашал гетмана приехать для свидания с ним. — Любопытство и желание видеть царя в Польше, особенно такого царя, которого называли чудом среди монархов, заставили панов гетманов поторопиться; мы собрались поспешно и прилично. Случилось это в 1698 году, после праздника св. Иоанна (т. е. после 24 июня). За ¹/₄ мили перед Равою гетманы и сопровождавшие их паны сели на верховых лошадей, их окружил отряд отборной конницы до полуторы тысячи. На рынке города Равы мы увидели королевские палатки, примыкавшие к [216] еврейским домам, в которых квартировали царь и король. Король ожидал нас в палатке и, поговорив немного с отцом моим, сказал: “Мой гость немного своенравный, потому пойду спрошу: много-ли лиц он пожелает принять вместе с вашею милостию?” Возвратившись, король сказал, что царь желает видеть только гетманов и сенаторов; потому пригласили нас только 8 человек (меня в качестве русского воеводы) и король провел нас частным ходом чрез заднюю улицу в дом, где царь остановился. Отец мой сказал приветственную речь по-польски, благодарил за честь, оказанную посещением королю и всей речи посполитой, и вспомнил о древней дружбе и союзе между обоими государствами. Во время этой речи царь как будто несколько отстранялся, когда же мой отец кончил речь, он быстро подошел и сказал: “благодарю вашей милости, шосьте брата моею Августа королем обрали” ² затем он уверял нас в дружбе своей к полякам. Вслед затем король пригласил царя и всех нас присутствовавших к обеду, приготовленному в другом доме. В средине стола сидели король и царь; последний с левой стороны, потому что он все-таки настаивал на своем incognito. Затем возле короля мой отец и все мы, польские сенаторы; возле царя его посланники, а за ними саксонские генералы. За обедом случилось три происшествия: первое — все мы до пьяна напились; второе — царь приказал принести драгунский барабан и исполнил на нем все сигналы так искусно, как не сумел бы исполнить ни один музыкант в армии. Виновником третьего происшествия был пан Потоцкий, тогда стражник коронный, а впоследствии воевода белзский; рассердившись за то, что его не допустили к царю и не пригласили к столу (хотя та же участь постигла и моих братьев, обозного и хорунжого коронных), он побил пана Пребендовского, управлявшего в то время двором королевским. Его насилу успокоили тем, что допустили его после обеда в царскую комнату.

Целую неделю прожили мы на глазах у обоих монархов, наши же собственные глаза были слишком слабы для того, чтобы прозреть дела, занимавшие венценосцев; они очень секретно, без ведома речи посполитой, трактовали тогда о тяжелой войне со Швециею и обязались действовать совместно. Для того, [217] чтобы прикрыть свои переговоры благовидным предлогом, король пригласил одних только гетманов, будто на тайное совещание, мне же предоставил честь быть на этой конференции в качестве переводчика, знающего французский и русский языки. На совещании король жаловался царю на германского императора за то, что он, без ведома своих союзников, подписал предварительные условия мира с Турциею в Карловиче, весьма для нас тягостные, именно условие, по которому каждому признавалось право на те области, которыми он владел; между тем мы не завладели никакою турецкою областью, а турки сохраняли Каменец. Затем он спросил царя, какие инструкции он дал своим уполномоченным в Карловиче: подписать ли трактат совместно с императором, приняв это условие, или продолжать войну с турками в случае, если император, отставши от союзников, заключит трактат только от своего имени? — Царь ответил: “хотя указанный пункт для меня не вреден, ибо я овладел славным приморским городом Азовом и двумя турецкими крепостями, расположенными на Днепре: Аслан керменом и Кизик керменом, однако, ради любви к брату моему Августу и ради интересов речи посполитой, я готов продолжать войну с турками, хотя бы император и заключил отдельный мир без нашего участия”. Все это говорил он, согласившись предварительно с королем, для того, чтобы скрыть условленную войну против Швеции, предполагая вести ее без согласия речи посполитой. Кончил он речь свою уверением, что он останется верным союзником речи посполитой и братом и другом короля Августа и т. п. Таким образом мы, поляки, не имели и тени подозрения относительно шведской войны и заключенного с королем по этому поводу союза, пока дело это не разразилось два года спустя.

Между тем мы провели целую неделю среди пьянства и маневров саксонского войска, которого от 7 до 8,000 кавалерии и пехоты король собрал под Равою. Оба монарха забавлялись ежедневно маневрами и потом сильно пили. Царь, одетый в простое серое платье, страшно бегал по полям во время маневров. Однажды в толпе на него нечаянно натолкнулся лошадью конюший польного гетмана, Феликса Потоцкого. Царь немедленно ударил его нагайкою. Тогда конюший (не знаю, узнал ли он лицо или нет) обнажил саблю; то же сделали его товарищи и быстро бросились на него. Царь бежал от них, пока [218] кто-то, узнав его, не крикнул: “остановитесь, это царь”. Царь прибежал запыхавшись к королю, возле которого стояли мы с отцом, и сказал моему отцу: “Твои Ляхи хотилы мене розрубаты!” ³ Отец мой хотел немедленно произвести следствие и наказать виновных; но царь остановил его, утверждая, что он первый кого-то ударял; вероятно он не желал придавать дела огласке. Моего отца царь полюбил чрезмерно и повторял ему несколько раз: “если бы ты был моим подданным, то я бы уважал тебя и выслушивал, как отца”. Меня всегда называл “сусидом” по поводу Белой Церкви ⁴, и ради этой чести я должен был пить вместе с ним водку, пока от нее не заболел. Наконец, кончивши частные переговоры с королем, царь уехал в королевской коляске, в сопровождении своих тележек, направляясь через Литву в Москву, а гетманы возвратились во Львов, ожидая прибытия туда короля.

Комментарии

1. Станислав Яблоновский, гетман великий коронный.

2. Подчеркнутые слова в подлиннике по-русски — оставлены без перемены.

3. В подлиннике по-русски — слова оставлены без изменения.

4. Автор был старостою белоцерковским, следовательно староство его прилегало к тогдашним границам России. Слово “сусидом” в тексте по-русски.

Текст воспроизведен по изданию: Петр I в Русской Раве в 1698 году // Киевская старина, № 1. 1882

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info