ВВЕДЕНИЕ
В сборник вошли документы, освещающие русско-монгольские отношения с октября 1685 по декабрь 1691 г. Этот период был связан с подготовкой и заключением Нерчинского договора 1689 г.
С 80-х годов резко обострились отношения Русского государства с халхаскими владетелями. «Маньчжурская династия с тревогой следила за развитием русско-монгольских отношений, видя в них серьезную угрозу своим агрессивным планам. Она усиливала нажим на халхаских феодалов, провоцировала конфликты между ними, натравливая их на русских и поощряя нападения на русские селения и города» (История Монгольской Народной Республики. М., 1983, с. 200). Во время албазинского конфликта монгольские князья выступили на стороне маньчжуров. 10 июня 1685 г. маньчжуры подошли к Албазину, а уже 11 июня монгольские войска Тушету-хана осадили Селенгинск и Удинск. Несколько ранее, 5 июня, отряды под командованием Цецен-нойона и Шибтуй Хатан-батура осадили Тункинский острог, но после неудачного штурма были вынуждены отойти. Ничем окончилась и блокада Селенгинска и Удинска. В октябре 1685 г., как сообщил в своей отписке в Сибирский приказ енисейский воевода С. А. Собакин, у Тушету-хана состоялся совет «монгольских князей и лутчих людей» (См. док. № 1 (здесь и далее указаны документы, публикуемые в данном издании)), т.е., видимо, речь шла о дальнейших военных действиях против русских городов и о вводе китайских войск на территорию Халхи. Однако монгольские князья не решились на такой шаг.
Трудности, с которыми столкнулись маньчжуры в Забайкалье, заставили их пойти на установление дипломатических отношений с Россией. В ноябре 1685 г. правительство царевны Софьи, ознакомившись с территориальными притязаниями маньчжурского императора и предложением начать мирные переговоры, приняло решение направить свое посольство во главе с Ф. А. Головиным в Даурию. 20 января 1686 г. послу были вручены «веряющая» грамота и проект договорных статей. 26 января посольство выехало из Москвы (См.: Русско-китайские отношения в XVII веке. Т. II. 1686-1691. М., 1972, с. 71). Помимо указанных документов Ф. А. Головин вез также грамоту Тушету-хану, с которым должен был заключить договор о совместных действиях против Цинов. В ней, в частности, говорилось: «Службу свою и радение со всеми улусными людьми своими нам оказать совершенно и явственно, и к воинскому промыслу на неприятелей дать все владения своего силы» (РГАДА, ф. Монгольские дела, 1686 г., д. № 1, л. 1; см. док. № 5). [6]
Русская администрация понимала, что, получив поддержку монгольских князей, она тем самым могла обеспечить безопасность сибирских границ в Забайкалье, а также предотвратить дальнейшую маньчжурскую агрессию, что, в свою очередь, способствовало бы упрочению независимости Северной Монголии (Александров В. А. Россия на Дальневосточных рубежах (вторая половина XVII в.). Изд. 2. Хабаровск, 1984, с. 158-160). Однако вернувшиеся из Китая Н. Д. Венюков и И. Фаворов, которые ездили к Канси с сообщением об отправке в Даурию русского посольства для мирных переговоров с маньчжурами, в марте 1687 г. докладывали Ф. А. Головину о враждебном отношении к ним со стороны Тушету-хана, который по-прежнему настаивал на возвращении «брацких ясашных людей». Послы сообщили также, что китайский богдыхан неоднократно присылал в монгольские улусы своих послов, требуя от халхаских князей «против войск царского величества помочи» и нового похода на «порубежные острожки» — Селенгинский, Иркутский, Братский, Балаганский и др. Однако против участия монголов в военных действиях на стороне цинской армии выступил Ундур-геген, опасавшийся, что в случае неудачи монгольские князья могут оказаться «в разорении и кочевья своего отбыть» (РГАДА, ф. Сношения России с Китаем, oп. 1, кн. 8, лл. 21 об-22). Удалось ему отговорить на этот раз от участия в походе Тушету-хана, который вместе с несколькими тайджи «войсками своими хану китайскому учинить помочь зело склонны» (Там же; см. также док. № 2).
В конце июля 1687 г. посольство Ф. А. Головина прибыло в Иркутск. 2 августа к нему явились первые монгольские послы с письмом от Далай Цецен-ноёна (РГАДА, ф. Сношения России с Китаем, oп. 1, кн. 10, л. 223). В письме сообщалось, что «они де, мунгальские тайши, будут во всем послушны» и просят направить к ним посланца для переговоров. Перечислив все «обиды», которые причинили монголы под Тункинским острогом, Головин потребовал, чтоб они «впредь учинили о том в улусех своих заказ крепкой, чтоб которые люди есть под их владеньем, ссор и задоров с пограничными жители их царского пресветлого величества не чинили» (Там же, л. 225). К Далай Цецен-ноёну был отправлен с грамотой иркутский сын боярский Сидор Шестаков с предложением вернуть бежавших в Монголию «ясашных иноземцов брацкого роду» (Там же, лл. 234-235 об.; см. также док. № 16, 20).
В сентябре 1687 г. прибыло второе посольство из Монголии — от Тушету-хана и Ундур-гегена во главе с гецулом Лодой Сенге (РГАДА, ф. Сношения России с Китаем, on. 1, кн. 13, лл. 1-23 об.). Монгольские князья были встревожены появлением «многих ратных людей с воинскими припасы». Головин объяснил им, что пришли они для заключения мирного договора с китайским богдыханом, «а которые есть ныне при них ратные люди, и те де идут для обереженья посольских съездов, как обычай есть в Московском и в-ыных государствах тому быти, а не для воинского способу» (Там же, л. 7 об.). Важное место в переговорах занимал вопрос о братских людях, бежавших еще в конце 70-х годов в Россию; их возвращения Тушету-хан требовал еще [7] у ф. Михалевского. Головин напомнил им об ущербе, нанесенном монголами русским людям: захват ясачных людей, отгоны скота и лошадей из-под Удинска, Теленбинска и Селенгинского острога.
Головин пытался выяснить отношение монгольских ханов к маньчжуро-русскому конфликту под Албазином, но монгольские послы уклонились от ответа. К этому времени русскому послу были уже известны проманьчжурские настроения Тушету-хана. Весной 1687 г. в Халху прибыло маньчжурское посольство для «совета». Решался вопрос о наступлении монгольских отрядов на Селенгинск и объединенных монголо-маньчжурских сил на Нерчинск, которое было назначено на март 1688 г. По-видимому, Тушету-хан уже твердо решил выступить в поход, хотя Ундур-геген был по-прежнему против (Александров В. А. Россия на Дальневосточных рубежах (вторая половина XVII в.), с. 160-161). Располагая такими сведениями, Головин отказался от мысли склонить Тушету-хана к союзу с Россией и не вручил послам грамоту, привезенную из Москвы.
После отъезда монгольских послов угоны лошадей и скота не прекратились. Ф. А. Головин в сентябре 1687 г. направил к табунгутскому тайджи Цебдену енисейского сына боярского И. Поршенникова для урегулирования этих вопросов (См. док. № 19). В конце октября 1687 г. Головин переехал из Удинска в Селенгинск, где уже 11 ноября принимал посланцев от табунгутских тайджи. Однако переговоры о возвращении угнанного скота окончились безрезультатно (Шастина Н. П. Русско-монгольские посольские отношения XVII в. М., 1958, с. 126-128).
В конце ноября Ф. А. Головин направил в Китай жильца Степана Коровина с известием о своем прибытии на границу для переговоров с китайскими представителями. С. Коровину предписывалось: «Идучи дорогою мунгальскими улусы проведывать всяких ведомостей о китайском их поведении подлинно, какое у них в посольстве есть намерение и чают ли быть миру или хотят поступать воинским поведением, и нет ли ныне вновь в готовости китайских воинских людей и в зборе мугальских ханов, и для чего ис Китаи в Мугалы послы прежде сего посыланы были, и о чем у них с Кутухтою на съезде и с-ыными мугальскими владельцы была дума, и на чем положили, о том всякими мерами проведывать» (РГАДА, ф. Сношения России с Китаем, оп. 1, кн. 13, л. 50. Подробно о поездке см.: Шастина Н. П. Русско-монгольские посольские отношения XVII в., с. 128-130).
Вместе с С. Коровиным был направлен к Ундур-гегену Иван Качанов, которому поручалось разузнать о положении в монгольских улусах и намерениях халхаских владетелей. Он должен был также урегулировать пограничные и торговые вопросы.
Ундур-геген надолго задержал в своих улусах С. Коровина (с 7 декабря 1687 г. по 2 февраля 1688 г.) и И. Качанова. Н. П. Шастина отмечает, что «эти проволочки не были случайными. Ундур-геген вел двойственную политику в угоду Канси, стремясь сохранить добрые отношения с маньчжурским правительством» (Шастина Н. П. Русско-монгольские посольские отношения XVII в., с 130). С этой оценкой не согласен В. А. Александров, считавший, [8] что Ундур-геген занимал благоприятную позицию по отношению к России и в дальнейшем оказал Ф. Головину важные услуги (Александров В. А. Россия на Дальневосточных рубежах (вторая половина XVII в.), с. 161-162).
Ундур-геген преследовал прежде всего собственные интересы. В это время обстановка в Северной Монголии заметно осложнилась. Не было единства среди монгольских князей. Хурэн-Бэлчирский съезд не прекратил междоусобицы среди халхаских владетелей. Надвигалась опасность со стороны Галдана Бошокту-хана. Ундур-геген меньше всего боялся угрозы со стороны России, поэтому всячески противился вооруженному нападению монгольских войск на русские остроги. Он понимал, что одновременная борьба против русских и против Галдана была не под силу ослабленному противоречиями Монгольскому государству. С другой стороны, Ундур-геген опасался и маньчжуров, которые спровоцировали монгольских князей, находившихся фактически в вассальной от них зависимости, начать наступление на Селенгинск и другие русские остроги. В такой сложной обстановке Хутухта не решался вступать в конфликт ни с одним из двух могущественных соседей, занимая выжидательную позицию.
В декабре 1687 г. в Селенгинск начали поступать тревожные вести о движении монгольских отрядов к острогу. О наступлении в Прибайкалье сообщил иркутскому сыну боярскому Е. Перфильеву «соецкий мужик» Торгу (РГАДА, ф. Иркутская приказная изба, оп. 1, д. № 135, лл. 27—28). 21 января 1688 г. ясачный бурят Цыпцан принес в Иркутск известие о том, что часть монгольских войск пошла на джунгарского Бошокту-хана, а другая — на Селенгинск (Там же, л. 36; см. также док. № 27). В Удинск поступили сведения от казака А. Кренева о намерении табунгутов идти войною под Удинск и Селенгинск (Там же, д. № 128, лл. 22-23; см. также док. № 29).
Из-за большого снега в декабре 1687 г. монгольские войска не смогли пройти в Прибайкалье и направили главные силы к Селенгинску и Удинску. Во главе отрядов, посланных к Селенгинску, стоял брат Тушету-хана Шидишири Батур-хунтайджи. Осада Селенгинска началась в январе 1688 г. и продолжалась 11 недель до 21 марта, когда монголы, потерпев поражение, вынуждены были отступить. Эти события подробно освещены Н. П. Шастиной и В. А. Александровым (Шастина Н. П. Русско-монгольские посольские отношения XVII в., с. 134-143; Александров В. А. Россия на Дальневосточных рубежах (вторая половина XVII в.), с. 164— 166; см. также док. № 30, 32-36, 40 и др.).
Несмотря на военные действия, в Селенгинск продолжали приезжать послы от Ундур-гегена. Так, его посол Балдан-уйдзин дважды, в январе и феврале 1688 г., привозил Головину письма от маньчжурского правительства с приглашением прибыть в Китай для переговоров. Через него Головин сообщил Цинам о задержке С. Коровина и И. Качанова в монгольских улусах и просил отпустить их. 15 февраля Балдан-уйдзин явился на прием к Головину вместе с И. Качановым, который привез «вестовое» письмо от С. Коровина, незадолго до этого отпущенного в Китай. Монголы вновь требовали вернуть братское население и прислать к ним Сейдяша Кулмаметева. Посланец передал, что Ундур-геген «мунгал ни на какое зло не научает... и велел отступать [9] от русских острогов», но «монголы его ныне не слушают» (РГАДА, Ф. Сношения России с Китаем, оп. 1, кн. 13, лл. 172-173). Грамоту к Хутухте Ф. А. Головин отправлять отказался. В ответ на это Балдан не взял с собой гонца, которого Головин предполагал отправить в Иркутск с известием о трудном положении в Селенгинске (РГАДА, Ф. Сношения России с Китаем, оп. 1, кн. 13, лл. 172-173).
После снятия осады Селенгинска Ф. А. Головин вернулся в Удинск, где занимался укреплением русских острогов: Удинска и Селенгинска. Здесь он получил известие от нерчинского воеводы Ивана Власова о захваченных «мунгальских языках», которые подтвердили подозрения о вмешательстве маньчжуров в монголо-русский конфликт. Они рассказали, что «в прошлом де во 195 (1687) году весною присылая был ис Китай к мугалам ко всем тайшам китайский дьяк, китайское де ему имя Карай-жаргучей, для совету, чтоб итти войною под нерчинские и под селенгинские остроги. И мугальские де тайши в том китайского царя послушны учинились. И по ево де Карай-жаргучаиву выбору посланы под селенгинские остроги в осень мугальские многие люди. А ручной де бой у них лучной да копейщики, а збираны де те люди со всех тайш со 100 по 20-ти человек и больше. А корму де имано со всех же мугальских людей у всякого человека по борану, и збираны де верблюды и рогатой скот» (РГАДА, ф. Нерчинская приказная изба, оп. 1, д. Ха 27, л. 1). Сообщили они также, что в 196 г. (1688) под нерчинские остроги «отрежены мугальские ж тайши Ахай Дайчин да Тархан-контайджи со многими своими людьми, а с ними де и китайские люди с пушками. А с китайскими де людьми будет ис Китай вышеписанной Карай-жергучей. И которого де числа китайские люди с пушками в Мугалы придут, того ж часу подъем будет из Мугал под нерчинские остроги» (Там же, л. 2).
К лету 1688 г. маньчжурское правительство согласилось на привезенное от С. Коровина предложение начать мирные переговоры в Селенгинске. Но за этим согласием, как пишет В. А. Александров, скрывались совсем иные планы: в случае отказа Головина от уступок маньчжуры должны были отдать приказ своим войскам, введенным в Северную Монголию, о наступлении в Забайкалье и одновременно начать действия против русских войск в Албазине и Нерчинске. «По их расчетам, этот план давал возможность добиться сразу двух целей — победы над Россией и установления полного контроля над Северной Монголией» (Александров В. А. Россия на Дальневосточных рубежах (вторая половина XVII в.), с. 167).
Прибывший к Ф. А. Головину в Удинск посол от Ундур-гегена манзей Балдан привез известие о скором возвращении из Китая С. Коровина и приезде китайских послов, которые пойдут двумя дорогами: один — к Нерчинску, другой — к Селенгинску. Балдан предлагал посредничество Ундур-гегена при переговорах с маньчжурами, что встретило решительный отказ со стороны Головина: «Для такого непостоянства мунгальским их людем во время съездов быть не для чего» (РГАДА, ф. Сношения России с Китаем, оп. 1, кн. 13, л. 447; см. также док. № 39). Русский посол явно сомневался в миротворческой деятельности Ундур-гегена. [10]
В июне 1688 г. приехавшие в Селенгинск служилые люди Т. Афанасьев и А. Штинников сообщили, что Галдан Бошокту-хан «воюет монгольских людей и по реке Орхону взял много городков» (См. док. № 42). Интересные сведения о внутреннем положении в Монголии содержатся в статейном списке С. Коровина, который наконец 28 июня прибыл в Удинск (См. док. № 22). Он сообщил, что 12 июня к Ундур-гегену приехал гонец от Тушету-хана просить «ратных людей в прибавку не малое число». Хутухта отправил с ним сына Тушету-хана Галдана, а «воинских людей послал с ним 5 тысяч. И Хутухта собирается послать еще в прибавку. А Бушухту-хан де стоит ныне от Кутухтины урги днищах в шти» (РГАДА, ф. Сношения России с Китаем, оп. 1, кн. 13, л. 467 об.).
Пока Коровин ехал в Удинск, Галдан Бошокту-хан разбил сына Тушету-хана, а затем захватил и ставку Ундур-гегена, который бежал сначала к Цецен-хану, а затем к китайскому богдыхану, надеясь найти у него защиту (См.: Златкин И. Я. История Джунгарского ханства. 1635-1758. Изд. 2. М., 1983, с. 179-180). Вести о поражении халхаских владетелей и победе Галдана очень быстро дошли до Ф. А. Головина. 8 июня 1688 г. выходец из монгольских улусов «брацкий мужик» Таракай, который бежал к русским в связи с наступлением Галдана, рассказал: «Он, Бушукта-хан, ...Ачироя Сайн-хана розвоевал, и вверх де по Оркону-реке Кутухтины и Ачирой-хановы и его Батур-контайшины многие улусы разорил и шабинаров их многих побрал. А к нему де, Ачирой-хану, на помочь с Онону-реки с войски шел Геген Цецен-хан. И слух де тот есть, что он, Геген Цецен-хан, с войском Бушукту-хановым съехался. А про Ачироя де Сайн-хана сказывают, что ушел з бою в малых людех к Кутухте, а иной де слух носитца, что будто ушел он х китайскому богдыхану» (См. док. № 45).
Отказав Ундур-гегену в военной помощи против Галдана, цинское правительство открыто выдвинуло условие, при выполнении которого монголы могли рассчитывать на поддержку Цинов — полный отказ халхаских князей от политической самостоятельности и вхождение Северной Монголии в состав Цинской империи (См.: Ермаченко И. С. Политика маньчжурской династии Цин в Южной и Северной Монголии в XVII в. М., 1974, с. 124-141).
Поражение монгольских феодалов в Забайкалье еще более ослабило Северную Монголию. По словам Е. М. Залкинда: «Поход Галдана роковым образом сказался на исторических судьбах Монголии, хотя его предприятие и было попыткой покончить с феодальной раздробленностью страны. Главную угрозу для Монголии представляла маньчжурская династия, только что сломившая героическую освободительную борьбу китайского народа. Бросая ей вызов, Галдан обрушился на предательских монгольских ханов и, громя их уделы, причинил столь большой ущерб народу, что уничтожил те силы, которые еще способны были противостоять маньчжурской экспансии» (Залкинд Е. М. Присоединение Бурятии к России. Улан-Удэ, 1958, с. 79). [11]
События в Халхе изменили планы Цинов. 1 августа 1688 г. маньчжуры известили, что в связи с монголо-ойратской войной переговоры в Селенгинске состояться не могут и их посольство возвращается в Китай (РГАДА, ф. Сибирский приказ, стб. 1016, лл. 299-306). Было решено перенести переговоры в Нерчинск, куда и направился Ф. А. Головин в конце августа. Но по дороге он узнал, что маньчжурские суда, также идущие в Нерчинск, повернули обратно в Китай, а под Албазином китайцы уничтожили все весенние посевы. Это заставило Головина вернуться в Удинск, где он намеревался зимовать и ждать прояснения обстановки в Монголии.
Большое беспокойство вызывали у русской администрации беженцы, которые уже в июле-августе стали появляться в Забайкалье. В начале июля 1688 г. к Нерчинску подошли 37 тунгусских и монгольских юрт, к Тункинску — 52 человека с «юртами, женами, детьми и скотом». 12 августа нерчинский толмач Куча сообщил, что в Нерчинск пришли 10 шуленг «мунгальских и брацких людей, а родов с ними тысячи з две», в Тункинск — 60 монгольских юрт (РГАДА, ф. Нерчинская приказная изба, оп. 1, д. № 46, л. 82; ф. Иркутская приказная изба, оп. 1, д. № 35, лл. 124-125; ф. Сношения России с Китаем, оп. 2, 1685 г., д. № 2, ч. 3, лл. 869-871; ф. Сибирский приказ, стб. 1066, лл. 290-292; стб. 1016, лл. 295-298 и др.; см. также док. № 46, 47, 49 и др.).
Тем временем было получено известие, что под Тункинск движется Далай Цецен-ноён забрать своих бежавших монголов (См. док. № 51). Ф. А. Головин, собрав служилых людей, находившихся в Удинске, быстро переправился через Большой Хилок и разбил табунгутского тайджи Церен Цокулая: «На том бою мунгалов побили человек 200 и в полон поймано множество» (РГАДА, ф. Сношения России с Китаем, оп. 2, 1685 г., д. № 2, ч. 3, лл. 966-971). После этого к Ф. А. Головину прибыли гонцы от монгольских зайсанов с просьбой принять их в российское подданство. В русское подданство перешли 6 зайсанов, 2 даруги, 13 шуленг и 1200 принадлежавших им улусных людей (Там же; см. также док. № 53).
14 декабря 1688 г. к монгольским тайджи был направлен Иван Качанов, а 15 января 1689 г. был подписан договор, согласно которому 6 монгольских владетелей во главе с Эрдени-хунтайджи и Эрхи-хунтайджи приняли русское подданство (РГАДА, ф. Иркутская приказная изба, оп. 2, д. № 109, л. 18; см. также док. № 57, 60). Признав «вечное подданство», они отказывались от притязаний на бурятское население и обязались ежегодно поставлять по 50 голов крупного рогатого скота и 50 баранов. При этом они оговорили право посылать своих послов в Москву. Не позднее марта 1689 г. Ф. А. Головин направил в Сибирский приказ роспись монгольских тайджи, принявших русское подданство, и 9 их послов (РГАДА, ф. Сибирский приказ, стб. 1008, лл. 59-61; стб. 544, лл. 130-132). Но не успели послы приехать в Россию, как Дайчин Эрдени-хунтайджи откочевал в Монголию (Там же, стб. 1008, лл. 42-58). По данным В. А. Александрова, всего в русские пределы с июля 1688 по март 1689 г. пришло из Монголии около 10 тыс. человек (Александров В. А. Россия на Дальневосточных рубежах (вторая половина XVII в.), с. 173). Тема беженцев широко исследована в трудах советских [12] историков (См., например: Залкинд Е. М. Присоединение Бурятии к России, с. 80 и др.; Шастина Н. П. Русско-монгольские посольские отношения XVII в., с. 151-158; Окладников А. П. Очерки по истории западных бурят-монголов. М.-Л., 1937 и др.), и нет надобности подробно рассматривать этот вопрос. Отметим лишь, что многие подданные отъехавших князей продолжали оставаться в Забайкалье (Александров В. А. Россия на Дальневосточных рубежах (вторая половина XVII в.), с. 173). После ухода халхаских владетелей Ф. А. Головин, опасаясь «шатости», решил впредь не принимать выходцев из Северной Монголии и сосредоточить их в районе Удинска и Итанцинского зимовья, а выходцев бурят связать порукой с их местными «родниками» (РГАДА, ф. Иркутская приказная изба, оп. 1, д. № 151, лл. 19-20; см. также док. № 67).
В это же время продолжалась борьба в Халхе. Тушету-хан собирал силы для генерального сражения с Галданом. В августе 1688 г. он обратился к цинскому императору «из своего небесного государства вспомогательного войска ко мне прислать» (Златкин И. Я. История Джунгарского ханства, с. 182). Цинское правительство предложило халхаским князьям военную помощь, если они откажутся от политической самостоятельности и станут подданными Цинской империи. 28-29 августа 1688 г. при оз. Олохойнур состоялось сражение между войсками халхаского Тушету-хана и ойратского Галдана Бошокту-хана. Тушету-хан потерпел полное поражение и бежал в кочевья Ундур-гегена (См.: Ермаченко И. С. Политика маньчжурской династии Цин в Южной и Северной Монголии в XVII в., с. 137; Внешняя политика государства Цин в XVII веке. М., 1977, с. 157; Златкин И. Я. История Джунгарского ханства, с. 182-183). Монгольские князья обратились к цинскому императору с просьбой о принятии их в подданство и оказании им защиты. Как пишет И. Я. Златкин, сентябрь 1688 г. был последним месяцем независимости Халхи, которая фактически стала частью Цинской империи. Теперь вести борьбу против монгольских тайджи означало воевать против мощной Цинской империи (Златкин И. Я. История Джунгарского ханства, с. 182-183).
Понимая сложность ситуации, Галдан предпринял все возможное, чтобы заручиться поддержкой русского правительства, заключить с ними военный союз. Еще в начале военных действий в Северной Монголии он сам распространил слухи о получении помощи от русских. Об этом сообщал возвратившийся из урги С. Коровин (РГАДА, ф. Сношения России с Китаем, оп. 1, кн. 13, л. 467; см. также док. № 22), а также беженцы из Монголии: «Бутто с ним, Бушукту-ханом, ратные великих государей руские люди есть многие, также огненного ружья и пушек с ним много» (РГАДА, ф. Сношения России с Китаем, оп. 2, 1685 г., д. № 2, ч. 3, л. 972). В марте-июне 1689 г. Ф. А. Головин направил в Посольский приказ отписку, в которой подробно изложил свою позицию в отношении халхаско-ойратского конфликта. Передавая слухи о союзе Галдана с Россией, он подчеркнул, что наступление Галдана в Северной Монголии и поход русских против табунгутских тайджи Цины расценили как согласованное выступление «по вашему великих государей указу». Это вызвало у них опасение, что от русских можно ждать «всякой неправды и обману». Головин просил прислать для Галдана Бошокту-хана «милостивую грамоту», чтобы он «не учинил какова к миру согласия с мунгальским и [13] китайским ханом», что явится гарантией верности халхаских тайджи, принявших русское подданство (Там же, лл. 991-992; см. также док. № 62). В сентябре 1688 г. была послана грамота из Москвы, где говорилось о благожелательном отношении русского правительства к Галдану (Александров В. А. Россия на Дальневосточных рубежах (вторая половина XVII в.), с. 171). Однако предложение Галдана в ноябре 1688 г. о совместных действиях против Тушету-хана не получило поддержки со стороны России.
После победы у оз. Олохой-нур Галдан вернулся в долину р. Хобдо, где находилась его главная ставка. Цинское правительство не было заинтересовано в немедленной войне против Галдана. По словам И. Я. Златкина, «интересам династии более соответствовало бы примирение Галдана с его халхаскими недругами и на этой основе освобождение Халхи от ойратских войск» (Златкин И. Я. История Джунгарского ханства, с. 183). В связи с этим уже с осени 1688 г. начались длительные дипломатические переговоры Канси с Галданом о примирении его с Тушету-ханом и Ундур-гегеном. В переговорах принимали участие и послы Далай-ламы.
Ситуация в Северной Монголии тревожила Ф. А. Головина, который опасался вступления в Халху объединенных сил маньчжуров и Тушету-хана, если Галдан согласится на мир с монголами и уйдет в Джунгарию. Вот почему по предложению Ф. А. Головина 3 июля 1689 г. была послана царская «милостивая грамота» с предложением «не учинять» никакого согласия на мир с Тушету-ханом и цинским правительством, «не допускать» их войск в Северную Монголию и не вступать с ними ни в какие соглашения до тех пор, пока не начнутся мирные русско-маньчжурские переговоры (Александров В. А. Россия на Дальневосточных рубежах (вторая половина XVII в.), с. 172). Между тем Галдан, по мнению И. Я. Златкина, «используя в своих интересах противоречия и конфликты, осложнившие в эти годы взаимоотношения Русского государства и Цинской империи, с одной стороны, и Тушету-хана — с другой, домогался соглашения с русскими властями о совместных операциях против общих недругов» (Златкин И. Я. История Джунгарского ханства, с. 187).
Пытаясь договориться о военном союзе с Россией, Галдан вместе с тем предпринял ряд действий, которые не могли не насторожить русское правительство. Так, в июле 1689 г. в Иркутск прибыло посольство от Галдана и перешедших на его сторону монгольских владетелей Очир Дара-хутухты, Далай Цецена, Мергена-тайджи, Дайчина-хунтайджи, Манжика и от Обого Мергена (Архив ФИРИ РАН, ф. Иркутская воеводская изба, д. № 17, л. 7). Иркутский воевода Л. Кислянский особо обратил внимание на хотогойтского князя Дайчина-хунтайджи, который давно считался подданным русского царя. Посол Цаган-батур объявил, что «ныне ж его повоевал и поневоле подклонил под себя калмытцкой Бушухту-хан», который якобы не знал о русском его подданстве (Там же, л. 16), Монгольские посланники просили отпустить тех тайджи, «которые ныне живут у Селенгинского», а хотят быть в подданстве у Бушухту-хана. Л. Кислянский отказал в их просьбе, заявив, что те [14] монгольские тайджи, которые «своею волею» приняли подданство и живут в «вечном холопстве, никогда не будут» отпущены к Бошокту-хану в подданство (РГАДА, ф. Иркутская приказная изба, оп. 1, д. № 164, л. 26; см. также док. № 71).
Ф. А. Головин, поняв, что окончательного разрыва цинского правительства с ойратами не произошло и опасаться наступления маньчжурских войск и Тушету-хана в Северную Монголию не приходится, 24 июня 1689 г. направился в Нерчинск.
События в Албазине и Нерчинске и переговоры по заключению Нерчинского договора подробно описаны в книге В. А. Александрова, и нет необходимости на них останавливаться (Александров В. А. Россия на Дальневосточных рубежах (вторая половина XVII в.), с. 183-191), тем более что это не имеет прямого отношения к теме сборника. После заключения Нерчинского договора 27 августа 1689 г. фактически прекращаются посольские связи с хапхаскими владетельными князьями. Цинское правительство, урегулировав свои отношения с Русским государством, все внимание направило на подготовку к войне с Галданом. Ф. А. Головин внимательно следил за событиями в Джунгарии, где к этому времени сложилась тревожная обстановка. Еще в августе 1689 г. стали поступать сведения от кузнецкого воеводы С. М. Скрыплева о приходе в Киргизскую землю «черных калмыков з женами и з детьми от войны и от голоду» (РГАДА, ф. Сибирский приказ, стб. 1052, ч. 1, лл. 59-60; см. также док. № 77), что явилось следствием захвата родового кочевья Галдана его племянником Цевен Равданом (Златкин И. Я. История Джунгарского ханства, с. 186). В этих условиях, по мнению И. Я. Златкина, Галдану ничего не оставалось, кроме борьбы за Хапху, и он вновь попытался заручиться военной поддержкой Русского государства. В январе 1690 г. в Иркутск прибыл посол Галдана Дархан-зайсан с листами к Ф. А. Головину и Л. К. Кислянскому (См. док. № 90-93). Посол сообщил, что Галдан, кочующий в верховьях р. Селенги, предлагает направить русские войска на соединение с ним к р. Керулен (РГАДА, ф. Иркутская приказная изба, оп. 1, д. № 202, л. 17). Учитывая, что договоренности о прекращении военных действий с хапхаскими князьями не было, Ф. А. Головин на всякий случай решил принять это предложение. В своей грамоте от 25 февраля 1690 г. он обещал Галдану поддержку русских войск при наступлении против Тушету-хана (Там же, л. 23; Александров В. А. Россия на Дальневосточных рубежах, с. 197; Златкин И. Я. История Джунгарского ханства, с. 187; Шастина Н. П. Русско-монгольские посольские отношения XVII в., с. 165 и др.). Для дальнейших переговоров о возможных совместных действиях против монгольских князей Ф. А. Головин направил вместе с послом казака Г. Кибирева. Ему также предписывалось выяснить, не приезжали ли к Галдану послы от Канси по поводу «мунгальской войны» и не собирается ли Бошокту-хан вновь возобновить споры о монголах, ушедших в русское подданство (РГАДА, ф. Иркутская приказная изба, оп. 1, д. № 202, лл. 25-26, 36; см. также док. № 95, 100, 101). Находясь в ставке Галдана, Г. Кибирев явился свидетелем его победы над объединенными силами монголов и маньчжуров в июне 1690 г. на [15] р. Ульхуне (РГАДА, ф. Иркутская приказная изба, оп. I, д. № 120, лл. 5-8). Через несколько дней Галдан двинулся в обратный путь на Керулен. 25 июня к нерчинскому воеводе Ф. И. Скрипицыну прибыл его посол Аюка-дархан с листами. Сообщив о победе Галдана, он просил у русских помощи против монголов, объединившихся «с китайскими крайними людьми, чтобы стоять... против их заедино» (РГАДА, ф. Сибирский приказ, стб. 1059, лл. 69-70; см. также док. № 109). Листы были отправлены в Москву. В выписке, составленной в Сибирском приказе, сохранились копии переводов этих листов и беседы посла с иркутским воеводою Л. Кислянским (См. док. № 122, 123). Судя по ним, Галдан в этот период еще рассчитывал на совместные действия с русскими войсками и предполагал построить город у оз. Далай, недалеко от Нерчинска.
Письма Галдана остались без ответа, так как уже был заключен Нерчинский договор и предложения Бошокту-хана перестали интересовать московское правительство. В Иркутск и Тобольск были направлены грамоты с указанием не пропускать монгольских и ойратских послов в Москву, а решать все дела на месте: «А велено де таким посланцом отповедь чинить и корм давать в-Ыркуцком и отпускать в их край, а о том к великим государем писать к Москве» (РГАДА, ф. Сибирский приказ, стб. 544, л. 312).
В начале сентября 1690 г. в местности Улан-Бутун маньчжурские войска нанесли поражение Галдану, который отступил на север (РГАДА, ф. Иркутская приказная изба, оп. 1, д. № 224, л. 23; см. также док. № 138) в район Кобдо, а в феврале 1691 г. достиг Хан-улы. Известие о бедственном состоянии войск Галдана мы находим в рассказе монгольского выходца Аюши: «И как де он, Бушухту-хан, пошел прочь в свою Калмыцкую землю, и у него де в войске за скудостию скота учинился великой голод, и которые де скотные люди безскотных розметали по степе для того, что учинилось у них меж собою много грабежу, и розбрелися де они порознь. И те де безскотные люди с голоду друг друга меж собою побивают насмерть, и тем де они и кормятца» (Там же). Узнав о тяжелом положении Галдана, Цины усиленно готовились к продолжению войны с ойратами (Подробно о переговорах Галдана с цинским правительством см.: Златкин И. Я. История Джунгарского ханства, с. 193-197 и др.; Ермаченко И. С. Политика маньчжурской династии Цин в Южной и Северной Монголии в XVII в., с. 144 и др.; Внешняя политика государства Цин в XVII веке, с. 196 и др.).
Используя временную передышку, Канси спешил на съезде монгольских князей официально оформить превращение Халхи в составную часть Цинской империи. В последних числах мая 1691 г. состоялся Долоннорский съезд, на котором Северная Монголия лишилась своей независимости (См.: Ермаченко И. С. Политика маньчжурской династии Цин в Южной и Северной Монголии в XVII в., с. 144-153).
В начале февраля 1691 г. в Ильинскую слободу вернулся Г. Кибирев с двумя ойратскими послами — Ачин Хашкою и Аюки Хашкою. В начале марта состоялись переговоры между послами и иркутским воеводою [16] Л. К. Кислянским (РГАДА, ф. Сибирский приказ, стб. 544, лл. 163-217). В листе, присланном с Акжи Хашкою, Галдан сообщал, что его посол должен «приехать скорым делом, и в том бы учинить радение, и после того какое учинитца дело и вам бы радение учинить заедин собча, мне и себе чтоб учинить все доброе» (Там же, л. 167; см. также док. № 134). Джунгарские послы утверждали, что богдыхан «вклепался напрасно на левую сторону Амура», так как «ниж Албазина вниз по Амуру никаких городов и слобод китайских не было и ныне нет» (Там же, л. 200). Галдан призывал «заодно воевать китайцев и мунгал», к развитию торговых связей и обмену посольствами. Несмотря на запрещение пропускать джунгарских послов в Москву, Кислянский решил на свой страх и риск сделать для Ачин Хашки исключение, «чтоб от того посланцова задержания не учинить з Бушухту-ханом ссоры» (Там же, лл. 142-143; см. также док. № 140). Посол только в апреле 1692 г. доехал до Москвы (Там же, лл. 269-271; см. также док. № 165). Миссия Ачин Хашки не имела успеха, поскольку правительство Русского государства, соблюдая Нерчинский договор, не собиралось ввязываться в маньчжурско-ойратский конфликт (Александров В. А. Россия на Дальневосточных рубежах, с. 198-199; Шастина Н. П. Русско-монгольские посольские отношения XVII в., с. 171-173). К тому времени в Москве было известно, что Цевен Равдан, захватив большую часть владений Галдана, объявил себя главой Джунгарского ханства. В апреле 1691 г. в Томск приехал его первый посол, известивший об этих событиях. Он сообщил, что ставка Цевен Равдана находится на р. Имиле, а Галдана — на р. Кемчик (РГАДА, ф. Сибирский приказ, стб. 1038, лл. 238, 237, 343). В июле 1691 г. томский воевода С. Путятин сообщал в Сибирский приказ о приезде в Томск посланника Цевен Равдана, Малай Хашки, с предложением о принятии русского подданства (Там же, лл. 235, 236, 234). До 1696 г., т.е. до года смерти, Галдан еще направил в Россию несколько посольств, но не многие из них дошли до русской столицы. Большинство были задержаны в сибирских городах. Что касается русско-монгольских посольских отношений, то они официально прекратились после Долоннорского съезда 1691 г., когда монголы приняли верховную власть маньчжурского императора. Монгольские владетели были лишены права вести самостоятельные отношения с Русским государством и стали подконтрольны цинскому правительству.
* * *
Данный том является хронологическим продолжением уже вышедших трех томов «Материалов по истории русско-монгольских отношений» (Русско-монгольские отношения. 1607-1636. Сборник документов. М., Русско-монгольские отношения. 1636-1654. Сборник документов. М., 1974 Русско-монгольские отношения. 1655-1684. Сборник документов. М.. 1996). Настоящая публикация охватывает период с октября 1685 г. до конца 1691 г., т.е. связана с подготовкой посольства Ф. А. Головина и заключением [17] Нерчинского договора, когда русско-монгольские отношения в значительной степени соприкасаются с русско-китайскими, приобретают наибольшую активность и Халха еще выступает как самостоятельное независимое государство. В это время наблюдается и оживление отношений Русского государства с джунгарским Галданом Бошокту-ханом, который ищет поддержки русского правительства в начавшейся войне с Тушету-ханом, а затем с Цинским государством.
Материалы данного периода широко использовались в работах советских историков — Н. П. Шастиной, Ш. Б. Чимитдоржиева, И. Я. Златкина, В. А. Александрова (Шастина Н. П. Русско-монгольские посольские отношения XVII в.; Чимитдоржиев Ш. Б. Взаимоотношения Монголии и России в ХVII-ХVIII вв.; он же. Россия и Монголия. М., 1987; Златкин И. Я. История Джунгарского ханства (1635-1758). М., 1964; 2-е изд. М., 1983; Александров В. А. Россия на Дальневосточных рубежах (вторая половина XVII в.). М., 1969; 2-е изд. Хабаровск, 1984). Впервые документы делопроизводственного характера по истории русско-монгольских отношений начали публиковаться в изданиях Археографической комиссии — «Акты исторические» и «Дополнения к актам историческим», но подбор их имеет случайный характер, при передаче текста допущены существенные недостатки. В советский период отдельные материалы полностью или в извлечениях были включены в «Сборник документов по истории Бурятии. XVII в.» (вып. 1. Улан-Удэ, 1960) и публикацию «Международные отношения в Центральной Азии. ХVII-ХVIII вв. Документы и материалы» (кн. 1 и 2. М., 1989).
В 1972 г. Институт Дальнего Востока опубликовал статейный список Ф. А. Головина, направленного в Даурию для заключения мирного договора с Цинской империей (Русско-китайские отношения в XVII в. Материалы и документы. Т. 2. 1686-1691. М., 1972). Статейный список представляет собой соединение подневных записей событий с текстами документов, которые приходили на имя посла или отправлялись им самим. Это превратило статейный список фактически в своеобразный сборник документов, отложившихся главным образом в походной канцелярии Ф. А. Головина, так называемом разрядном шатре (Подробно см. о статейном списке Ф. А. Головина и о разрядном шатре: Демидова Н. Ф. Статейный список Ф. А. Головина и принципы его публикации. — Русско-китайские отношения в XVII в. Т. 2, с. 59-65).
Материалы разрядного шатра сохранились в составе двух фондов, находящихся в РГАДА: Сибирского приказа и Иркутской приказной избы. В Иркутской приказной избе они выделены в отдельную часть (оп. 1, № 522- 550), но нередко встречаются и в других частях фонда.
Как правило, документы в статейном списке помещались полностью, однако есть случаи их сокращения, пропусков материалов о сношениях с монгольскими и табунгутскими тайджи, разнобоя в написании дат, стилистической правки, перестановки отдельных частей текстов и т.д. При отборе документов для сборника важно иметь подлинники со всеми делопроизводственными отметками (пометы, отметки о подаче и т.д.). Поэтому составитель старался пользоваться не столько статейным списком Ф. А. Головина, сколько подлинными его отписками, которые сохранились в Сибирском и Посольском приказах. Поскольку подлинники статейных списков [18] переговоров полномочного посла России с приезжавшими в Удинск и Селенгинск монгольскими послами отсутствуют, составитель привлек «Подневную запись» переговоров русских посланцев с монгольскими и маньчжурскими представителями, которая велась с 16 сентября 1687 г. по 6 августа 1691 г. (См.: РГАДА, ф. Сношения России с Китаем, оп. 1, кн. 13).
Личная переписка Ф. А. Головина с судьей Посольского приказа В. В. Голицыным не сохранилась, кроме одной выписки, сделанной в Посольском приказе в 1688 г. из «цыдулек» Ф. А. Головина В. В. Голицыну по вопросу о положении в монгольских улусах (Там же, оп. 2, 1685 г., д. № 12, ч. 3, лл. 799-809; см. также док. № 56).
Поскольку посольство Ф. А. Головина начинается с января 1686 г., в фондах указанных приказов мало сведений об отношениях с монголами за 1685 г. Это в основном отписки местных воевод об отгоне скота и перебежчиках. Составитель счел необходимым включить в состав тома статейный список направленных в Цинскую империю подьячих Посольского приказа Н. Д. Венюкова и И. Фаворова: в нем большое место занимают переговоры русских послов с монгольскими ханами, которые активно вмешивались в отношения русского правительства с маньчжурами.
Основу данного тома составляют документы, хранящиеся в Российском государственном архиве древних актов (РГАДА). Это фонды Посольского и Сибирского приказов, где сосредоточены главные материалы по русско-монгольским отношениям. Хотя Посольский приказ в XVII в. ведал всеми дипломатическими делами в Русском государстве, четкого разграничения функций между этими приказами не было. Сибирские воеводы направляли приезжавших монгольских и джунгарских послов в Сибирский приказ, куда присылались также статейные списки и переводы с ойратских и монгольских писем, так как переводчиков в центральных приказах долгое время не было. Уже в Москве послы поступали в ведомство Посольского приказа со всей документацией, которая затем, хотя и не всегда, возвращалась в Сибирский приказ. Часто сибирские воеводы направляли одну и ту же отписку в оба приказа. В 1681 г. ведение сношений с Китаем, «мунгальских и калмыцких владельцев и тайшей послов и посланцов» было временно изъято из компетенции Посольского приказа и передано Сибирскому, поскольку «те земли принадлежат к сибирским городам». В 1684 г. эти вопросы были вновь возвращены в ведение Посольского приказа, что сопровождалось очередной передачей дел из одного учреждения в другое (См.: РГАДА, ф. Сношения России с Китаем, оп. 2, 1681 г., д. № 1, лл. 3-7). Такая нечеткость в разграничении функций приказов приводила к дублированию документа, пересылке материалов Посольского приказа в Сибирский и наоборот. Во время передач не обходилось и без потерь.
Фонд Сибирского приказа составляют переписка с воеводами сибирских городов по различным вопросам административного управления в виде отпусков грамот сибирским воеводам и памятей в другие приказы, статейные списки служилых людей, ездивших к монгольским и джунгарским тайшам, выписки в доклад, связанные с выдачей жалованья, а также перечни приезжавших посольств от монголов и Алтын-хана за ранние годы. [19]
В конце XVIII — начале XIX в. архив Посольского приказа был разбит на коллекции. Основные материалы по русско-монгольским отношениям сосредоточены в коллекциях «Мунгальские дела», «Сношения России с Китаем» и «Калмыцкие дела». В «Мунгальские дела» вошли материалы официальных дипломатических отношений с халхаскими владетельными князьями. Однако, как отмечалось выше, из-за постоянных передач дел из одного приказа в другой и плохой сохранности в фонде отмечаются хронологические пробелы. Коллекция «Сношения России с Китаем» была разделена на три части по делопроизводственным признакам: книги, дела, грамоты с самостоятельными описями по каждой части. В «Мунгальских делах» отсутствуют книги; делопроизводство велось в столбцах. Более или менее четкое деление прослеживается только по фонду «Сношения России с Китаем». Хотя наиболее важные документы должны были дублироваться в книгах, за отдельные годы сохранились либо столбцы, либо книги, что объясняется неполной сохранностью фонда.
В фонде «Калмыцкие дела» встречаются материалы Приказа Казанского дворца, который с 1599 по 1637 г. ведал управлением Сибирью. Фонд горел дважды — в 1626 и 1701 гг., и до нас дошла за ранний период незначительная часть его документов, вкрапленная в материалы других приказов. В конце 50-х годов XVII в. завершился процесс добровольного вхождения калмыков в состав Русского государства (См.: Очерки истории Калмыцкой АССР. Дооктябрьский период. М., 1967), поэтому в этой коллекции интерес для сборника представляют лишь сведения о связях калмыцких тайшей с джунгарскими тайджи, а также о внутренних событиях у «дальних» калмыков. Вопросами сношений с Калмыцким ханством ведал по-прежнему Приказ Казанского дворца.
Особенностью фондов Посольского приказа является наличие большого количества списков одних и тех же документов, что объясняется необходимостью для приема послов составлять многочисленные выписки и списки с различных документов.
В осуществлении связей между Россией и монгольскими князьями большую роль играли местные сибирские учреждения — Иркутская приказная изба и Нерчинская приказная изба. В период посольства Ф. А. Головина вся переписка с монгольской стороной осуществлялась местной администрацией. Материалы Иркутской приказной избы находятся в РГАДА. Их существенно дополняют материалы Иркутской воеводской избы (ранее «Иркутские акты»), которые хранятся в Архиве Санкт-Петербургского филиала Института российской истории РАН. В этих фондах имеются статейные списки поездок служилых людей в монгольские улусы, статейные списки переговоров местных воевод с монгольскими послами, переписка сибирских воевод по поводу братских и тунгусских ясачных людей, набегов монголов, осады Селенгинска, приездов посланцев от Тушету-хана и Ундур-гегена к Ф. А. Головину, принятия подданства и т.д.
Документы об отношениях России с монголами собраны также в фондах Верхотурской приказной избы и Нерчинской приказной избы, находящихся в РГАДА и частично в Архиве филиала Института российской истории в Санкт-Петербурге — фонд Нерчинская воеводская изба («Нерчинские [20] акты»), где отложились материалы о приезде в Нерчинск маньчжурских посланцев, набегах монголов на местное население и угоне скота.
Фонды приказных изб, которые значительно пострадали от пожаров и плохого хранения, дополняются копийными материалами из «Портфелей» академика Г. Ф. Миллера. Они хранятся в Санкт-Петербургском отделении Архива РАН в виде копийных книг Томской, Тобольской, Тюменской, Тарской и других приказных изб (См.: Андреев Л. И. Труды Г. Ф. Миллера о Сибири. — Миллер Г.Ф. История Сибири. Т. 1. M.-Л., 1937, с. 59-64; Актовые источники по истории России и Сибири XVI- XVIII веков в фондах Г. Ф. Миллера (Описи копийных книг в 2-х томах). Новосибирск, 1993). Низкое качество сделанных копий уже много раз отмечалось в различных изданиях. Так, Н. Н. Оглоблин писал по этому поводу: «Во многих местах чувствуются явные пробелы и сокращения, в других— вставки... Видно, что по этим актам прошла чья-то редакторская рука, иногда — несомненно опытная, знающая, в другой же раз — совершенно наоборот» (Оглоблин H. H. Герард Миллер и его отношение к первоисточникам. — Библиограф. СПб., 1889, № 1, с. 2).
В документах имеются пропуски, искажения текста, особенно в написании монгольских имен, что часто не дает возможности их идентифицировать, тем не менее они в значительной мере восполняют имеющиеся пробелы в документах местных фондов. Так, например, только в «Портфелях» Миллера сохранились сведения о доезде красноярского сына боярского С. Ходоногова в монгольские улусы, о приезде в Тобольск послов от казахского хана Тауке и т.д. (См. док. № 8, 12, 15 и др.).
При формировании сборника составитель ставил перед собой задачу дать наиболее полный подбор материалов по теме. Поэтому в нем широко используются ранее опубликованные документы. К тому же предыдущие публикации, как правило, отрывочны, имеют серьезные погрешности в передаче текста, отсутствуют ссылки на место их хранения. Особенно много их в таких изданиях, как «Акты исторические» и «Дополнения к актам историческим».
В данный том включены некоторые материалы из «Сборника документов по истории Бурятии. XVII в.» (вып. 1. Улан-Удэ, 1960) и из публикации «Международные отношения в Центральной Азии. ХVII-ХVIII вв.» (кн. 1 и 2. М., 1989), поскольку они содержат важные документы, касающиеся непосредственно русско-монгольских отношений, часть из них не всегда публиковалась полностью, имеют не точную датировку.
Как и в предыдущих трех выпусках, в данный том не вошли летописные материалы, записки путешественников, а также записи таможенных книг различных сибирских городов, так как эти источники по своему объему и характеру требуют специальных изданий.
Кроме того, не включены в том второстепенные архивные материалы, которые не дают дополнительных сведений об известных уже событиях, равно как и идентичные по содержанию документы (две памяти по одному поводу к разным воеводам). В этом случае ссылки на них приводятся в комментариях.
Из документов смежных тем (например, о русско-китайских отношениях) отобраны только те, которые освещают характер отношений монгольских [21] князей в период подготовки посольства Ф. А. Головина (например, статейный список Н. Д. Венюкова и И. Фаворова).
При выборе текста для издания в основу брался подлинник, при отсутствии последнего — отпуск или наиболее ранний список. В легенде обычно приводится место хранения всех имеющихся текстов публикуемого документа.
Документы сборника расположены в хронологическом порядке и имеют сплошную пагинацию.
Передача текста производится в соответствии с «Правилами издания исторических документов» (М., 1990) и некоторыми приемами, выработанными при издании предыдущих томов «Русско-монгольских отношений».
Большинство документов публикуется полностью. Извлечения допускаются в тех случаях, когда часть документа не имеет отношения к теме сборника или повторяет более ранние документы.
Некоторые материалы из-за плохой сохранности оказались сильно поврежденными: многие листы ветхие, часть текста утрачена и по краям документа и в середине. В этих случаях утраченные места текста восстанавливаются в квадратных скобках по смыслу или по другим документам без указания в подстрочных примечаниях. Утраченные полностью части документов отмечаются тремя точками и оговариваются в подстрочных примечаниях в каждом отдельном случае. Описки переписчиков исправляются в тексте с оговоркой также в подстрочных примечаниях.
Как правило, документы не имеют прямой датировки и датируются приближенно с обоснованием в подстрочных примечаниях для каждого конкретного случая. При приближенной датировке (например, отписок) используются упоминание числа в тексте документа или ссылка на известные события, а также отметка о подаче документа. Двойная датировка отписок дается тогда, когда между датами в тексте и отметкой о подаче не наблюдается большого разрыва во времени. В противном случае документы датируются по последней дате, упоминаемой в тексте.
Двумя датами датируются статейные списки — временем начала и возвращения посольства. Как правило, началом посольства является время составления наказной памяти.
Отдельная запись из статейного списка, публикуемая в сборнике, обычно датируется не общей датой статейного списка, а тем временем, к которому относится сама запись. Тем не менее составитель счел целесообразным выписку из статейного списка посольства жильца С. Я. Коровина в Цинскую империю о пребывании русского посла в монгольских улусах обозначить двойной датой, так как большую часть своего времени посол провел в ставке Ундур-гегена.
Одной датой датируются доезды служилых людей, а также сказка иркутского казака Г. Кибирева о поездке к Галдану Бошокту-хану. Хотя в исторической литературе принято называть его отчет статейным списком, сам Г. Кибирев не вел статейный список, сохранилась только запись его рассказа в Иркутской приказной избе с рукоприкладством.
Многие подлинники листов (писем) монгольских и джунгарских ханов до нас не дошли, поэтому приводятся в переводах XVII в. и помещаются в сборнике по времени их перевода в приказах или приказных избах. [22]
Встречающееся в документах разнообразное написание собственных имен и географических названий в тексте публикации сохраняется. Правильное их написание, когда это возможно, дается в заголовках, указателях и комментариях.
В публикуемых документах многие лица монгольского происхождения названы только по титулам и званиям — геген, зайсан, гецул, контайша и т.д., которые в документах употребляются часто как собственные имена, поэтому даются с прописной буквы.
Документы сборника снабжены комментариями и текстуальными примечаниями, а также терминологическим словарем, именным и географическим указателями. Комментарии отмечены в тексте цифрами, примечания звездочками.
Вся работа по тому проделана Г. И. Слесарчук, которая выражает благодарность сотрудникам РГАДА, СПбОА РАН, Архива ФИРИ РАН за оказанную помощь.