№ 22
Между 1687 г. ноября 20 и 1688 г. июня 28 *. — Из статейного списка посольства жильца С. Я. Коровина в Цинскую империю. — О пребывании русского посла в монгольских улусах
(* — Датируется по наказной памяти С. Коровину (РГАДА, ф. Сношения России с Китаем, оп. 1, кн. 10, л. 424 об.) и времени возвращения его в Удинск)
/л. 452/ А в статейном списке, каков подал великому и полномочному послу жилец Степан Коровин 1 в нынешнем во 196 году июня в 25 день, написано.
Ноября в 26 день, как он, Степан, приехал в мунгальские улусы, и высылал противу ево, Степана, тайша Цыбден улусного своего человека, именем Санжана-бакчея. И тот вышеписанной бакчей говорил Степану. — Приезжал де он, бакчей, к великому и полномочному послу с отгонными лошадьми, которые отогнаны были у служилых и у всяких чинов людей ис-под Удинска и Селенгинского. И великий де и полномочный посол говорил ему, бакчею, что пошлет он, великий и полномочный посол, в китайские пограничные городы к воеводам от себя с листами нарочного дворянина /л. 452об./ чрез мунгальские улусы, отпустя ево, бакчея, вскоре. И чтоб де он, бакчей, о том сказал Цыбденю-тайше, чтоб де он, Цыбдень, того ево посланного чрез свои улусы пропустил и дал провожатых и подводы сколько возможно и до Кутухты велел проводить. И он де, бакчей, о том Цыбденю-тайше говорил. И Цыбдень де тайша противу приказу от великого и полномочного посла посланных давно ожидает.
И Степан говорил ему, бакчею, что послан от великого и полномочного посла в китайские пограничные городы с листами к воеводам он, Степан, и о подводах бы и о провожатых Цыбдень-тайша учинил по приказу о том к себе великого и полномочного посла, и нет ли к Цыбденю-тайше от Гегень-кутухты какова приказу об нем, Степане.
Бакчей говорил, что присылая был от Кутухты к Цыбденю-тайше лаба и спрашивал. — Что от великого и полномочного посла посланцы к нему, Кутухте, идут ли? Да он же, бакчей, сказывал ему, Степану, что стоят близ Цыбденовых улусов Батур-контайша, собрався с воинскими людьми, а слух де им носится, что посланных от великого и полномочного посла, которые пойдут х Кутухте или в Китай, тот Батур-контайша хочет побить.
И за те ведомости Степан бакчею благодарствовав, говорил, чтоб он, бакчей, поехав к Цыбденю, говорил, чтоб он, Цыбдень, прислал к нему, Степану, навстречю подвод и провожатых сколько мочно. А у него де, Степана, лошади зело худы, также и верблюды многие пристали, и для б безопасного пути от Батур-контайши дал ему провожатых, людей добрых, до улусов мунгальского их Кутухты.
И бакчей говорил, что он, поехав, о том Цыбденю-тайше говорить будет.
И ноября в 27 день, приехав к нему, Степану, тот же бакчей привел навстречю в подводы 2-у верблюдов да лошадь, а о провожатых сказал, что де присланы к нему, Степану, будут, как он будет у Цыбдена-тайши в улусех. /л. 453/
Ноября в 30 день встретил ево, Степана, того же Цыбдена-тайши зайсан от Цыбденовых улусов за версту и говорил ему, чтоб он, Степан, не доезжая [107] ево Цыбденовы урги, и стал на том месте, где ево он, зайсан, встретил. И, остановяся, говорил. — Что, есть ли с ним, Степаном, от великого и полномочного посла лист к Цыбдену?
И Степан говорил. — От великого и полномочного посла к Цыбдену с ним, Степаном, листа нет, а послан он, Степан, в китайские пограничные городы к воеводам с листами по посылке их мунгальских владельцов, хана и Кутухты, к великому и полномочному послу.
Того ж числа приезжали к нему, Степану, на стан от Батур-контайши ис полков ханов зять Ельдень-табунан и говорил. — Ведомо де Батур-контайше учинилось, что послан он, Степан, от великого и полномочного посла в китайские пограничные городы к воеводам, и с ним де, Степаном, к Батур-контайше и к иным мунгальским владетелем листы от великого и полномочного посла есть ли?
Степан говорил им, что послан он от великого и полномочного посла в китайские пограничные городы к воеводам с листами, а к Гегень-кутухте и к Ачирою-хану и к Батур-контайше с ним, Степаном, листа не послано. А послан от великого и полномочного посла х Кутухте и к Ачирою-хану с листами и говорить о делех нарочной посольской дворянин 2, и ныне стоит тот дворянин с ним, Степаном, вместе.
Ноября по 30-е число стояли на том стану для того, что от него, Цыбдена, провожатых не прислано, а без провожатых итти было от Цыбденовых улусов по вестям от Батур-контайши опасно.
Декабря против 1-го числа, подъехав под стан мунгальские воровские люди, и отогнали у него, Степана, и у служилых людей 30 лошадей и по служилых людех, которые на карауле были, стреляли из луков.
И Степан посылал к Цыбденю-тайше толмача Тараска Афанасьева говорить об отгонных лошадях, которых у него отогнали, чтоб он, Цыбден, велел тех воров сыскав, учинить им казнь по своим правам, а лошадей сыскав, отдать ему, Степану. /л. 453об./
И толмачь, приехав, сказал ему, Степану, что он к Цыбдену ездил и о отгонных лошадях говорил, и Цыбден де за теми лошадьми от себя за воровскими людьми для сыску лошадей послал.
Декабря во 2 день приезжал к нему, Степану, Цыбденов сын Тоирден и говорил, что посылал ево, Тоирдена, отец ево Цыбден-тайша за отгонными ево Степановыми лошадьми 3-х человек, и те де люди по се число в ургу к ним не бывали, а ему де, Степану, дожидатца того будет долго. А хотя де тех отгонных лошадей и сыщут, и на тех де лошедях ехать ему, Степану, невозможно, потому что уже будут вымучены.
И Степан говорил, чтоб он отцу своему Цыбдену, поехав, говорил об отпуске ево, Степанове, и дал бы ему лошадей в подводы до Кутухты и верблюдов сколько мочно, чтоб ему, Степану, было на чем поднятца.
И Цыбденов сын сказал, что де отец ево Цыбдень подвод и провожатых бес подарков дать не велит.
И того ж числа по прошению сына ево Цыбденова послал к Цыбдену-тайше в дарех ис казны великих государей, которая послана на роздачю с ним, Степаном, 2 выдры да лисицу, ценою в 4 рубли; да своих 4 юфти кож красных; 4 лисицы, ценою по 2 рубли лисица; 2 выдры, по 3 рубли выдра; кости рыбей зуб, цена 2 рубли. И за те подарки Цыбден прислал к нему, [108] Степану, верблюда, 2 лошади, провожатых 2-х человек с тем же сыном своим Тоирденем.
Декабря в 3 день с того ж стану посылал от себя он, Степан, к Цыбдену-тайше подьячего да толмача Тараска Афонасьева, а велел им /л. 454/ говорить об отгонных лошадях, которых у нево, Степана, воровские люди отогнали, чтоб их велел сыскать. И того ж числа приехав на стан, подьячей и толмач сказали, что они к Цыбдену-тайше ездили и об отгонных лошадях говорили сыну ево Цыбденову. И сын де ево Цыбденов ему, подьячему, и толмачю сказал, что отгонных их лошадей сыскали и пришлют их к нему, Степану, вскоре.
Декабря в 4 день прислал Цыбден отгонные лошади, которых у него, Степана, и у служилых людей воровские мунгальские люди отогнали, да 2 человека провожатых до Кутухтины урги и велел ему ехать х Кутухте вскоре.
И Степан отгонные лошади и провожатых, приняв от Цыбдена, пошел декабря против 5-го числа.
Декабря в 7 день, не доезжая Кутухтины урги, посылал от себя х Кутухте в ургу толмача Тараска Афонасьева да служилого одного человека, а велел им про себя сказать, что послан он, Степан, чрез их Мунгальскую землю в китайские пограничные городы к воеводам от великого и полномочного посла с листами по присылке о том ево, Кутухты, и хана к великому и полномочному послу, и чтоб он, Кутухта, приказал ему, Степану, где стоять, отвести место.
И того ж числа встретили, не доезжая Кутухтины урги, гичюл, именем Лопсон Дайчин, и говорил ему, Степану, что приказал Кутухта ево, Степана, встретить и поставить, не доезжая до урги с версту. И поставя, отъехали.
Того ж числа присылал Кутухта лабу да того ж гичюла Лопсона к нему, /л. 454об./ Степану, с столом и с чаем. Да ему ж, Степану, лаба говорил, что приказал Кутухта быть у него, Степана, в приставех гичюлу Лопсону, которой приехал с столом и с чаем с ним, лабою, да караульщиков для всякого обережения 8 человек. И о каких де потребах ему, Степану, говорить будет надобно, и он бы то все сказывал ему, Лопсону, а он, Лопсон, будет доносить ближнему Кутухтину человеку шанзабу. Лаба ж спрашивал. — Есть ли от великих государей, их царского пресветлого величества, милостивая грамота к Кутухте и жалованье с ним, Степаном, и от великого и полномочного посла лист?
Степан говорил, что великих государей, их царского пресветлого величества, к нему, Кутухте, грамоты и жалованья с ним не послано и от великого и полномочного посла листа нет, только де дан ему, Степану, чрез Мунгальскую землю до китайских пограничных городов проезжей лист. А к нему де, Геген-кутухте с листом и с подарки послан нарочно Иван Качанов, которой ныне приехал с ним, Степаном, вместе.
После того говорил Степан тому лабе, чтоб он, лаба, донес Кутухте об отпуске ево Степанове в китайские пограничные городы к воеводам, как он, Кутухта, и хан их о пропуске в китайские пограничные городы к великому и полномочному послу писал чрез посланного своего гичюл Лозо Исегу с товарыщи.
Декабря в 8 день приезжал к Степану он же, лаба, и говорил ему, Степану. — Что, послан он, Степан, в китайские пограничные городы к воеводам з грамотою ль великих государей или от великого и полномочного посла с листом? /л. 435/ [109]
И Степан сказал, что послан он, Степан, с листом в китайские пограничные городы к воеводам от великого и полномочного посла, а великих государей, их царского пресветлого величества грамоты ни к кому с ним не послано.
И лаба, выслушав, с тем отъехал.
Того ж числа приезжали от Очироя-хана мунгальского 2 человека сайтов и говорили ему, Степану, чтоб он, Степан, с присланным ж от великого и полномочного посла Иваном Качановым сошлись в одну юрту, а им де, сайтом, наказано от Очироя-хана говорить о делех им обеим.
И Степан, взяв подьячего и толмача, к Ивану Качанову в юрты с теми сайты ходил, а пришед в юрту, говорили им, Степану и Ивану, сайты, что прислал их по приказу отца своего Ачироя-хана сын ево Галдан 3, а велел им говорить, что в прошлых де годех выехали в сторону царского пресветлого величества брацкие их ясачные мужики, а те де брацкие люди издавна были их владения, и о тех де брацких людех отец ево Ачирой-хан к великим государем, их царскому величеству, писал не по одно время. И противу де ево письма о тех людех отповеди не бывало и по се число, и ныне де с ним, Степаном, и Иваном о тех брацких людех указ есть ли?
Степан говорил, что послан он, Степан, китайского бугдыханова высочества к пограничным воеводам с листом, а о брацких людех говорить ему, Степану, и ни о каких делех нигде не указано, а прислан к Кутухте для всяких мирных договоров нарочной посланной Иван Качанов. И сайты, выслушав и розговаривая о том с-Ываном Качановым, отъехали. /л. 455об./
Декабря в 10 день приезжал к Степану пристав Лопсон и говорил. — Приказали де хановы дети и Кутухтин ближней человек шанзаба ему, Степану, быть к себе с проезжим листом и есть ли с ним, Степаном, к Кутухте и к хану и к Батур-контайше подарки? И буде есть, чтоб с собою велел нести. И того ж числа Степан с проезжим листом к хановым детям и к ближнему Кутухтину человеку шанзабе ездил и подарки носил. И не допустя де ево, Степана, до посольской юрты сажен за 200, пристав Лопсон Дайчин говорил ему, Степану, чтоб он на том месте, где ево встретил с проезжим листом, с лошади слез и до посольской юрты шел пеш.
И Степан говорил, что столь далече от посольской юрты итти ему, Степану, пешу не для чего, а не доезжая сажень за 50 до посольской юрты, с лошеди слезет.
И пристав, остановя их на том месте, к шанзабе ходил и о том сказывал. И из юрты пришед, говорил ему, Степану. — Буде он, Степан, на прежнем месте с лошади не слезет и пешим с тех мест до посольские юрты не пойдет, и шанзаба де велел им ехать к себе на стан. И о том споровався много, и за тем спором, не быв у шанзабы с проезжим листом, поехал назад. /л. 456/
Того ж числа, пришед, пристав Лопсон Дайчин говорил ему, Степану, чтоб с сего числа он, Степан, в ургу толмача и служилых людей ни для каких потреб и харчевых покупок не посылал, и к нему де на стан Кутухта с продажным скотом и ни с каким харчем пускать не велел.
Декабря в 12 день приходил пристав к Степану и говорил, чтоб он, Степан, с проезжим листом и что с ним подарков есть, к шан[за]бе ехал.
И Степан с проезжим листом и с подарками к шанзабе ездил, а в дарех возил Геген-кутухте своего 4 аршина сукна белого кармазину, цена 8 рублев; [110] 5 аршин объяри серебряного цвету, цена 10 рублев; пара хребтов лисьих черных, цена 10 рублев; 2 рыси, цена 8 рублев; выдра, цена 3 рубли; 2 нити ентарю, цена 4 рубли; юфть кож красных, цена 3 рубли; шанзабе: 4 аршина сукна червчатого кармазину, цена 7 рублев 6 алтын 4 деньги; пара хребтов лисьих, цена 10 рублев; /л. 456об./ юфть кож красных, цена 3 рубли; выдра, цена 3 рубли; нить ентарю, цена 3 рубли; Ачирой-хану: рысь, цена 4 рубли; выдра, цена 3 рубли; лисица, цена 4 рубли; юфть кож красных, цена 3 рубли; Батур-контайше: рысь, 4 рубли; выдра, 3 рубли; лисица, 3 рубли; юфть кож красных, цена 3 рубли.
И пристав Лопсон, приехав с ним, Степаном, на вышеписаное место от посольские юрты сажень за 200 и велел ему, Степану, с лошади слесть, а буде он, Степан, с лошади не слезет и до юрты пеш не пойдет, и ему, Степану, в китайские пограничные городы пропуску никогда не будет.
И Степан, видя такое упорство и напрасное себе в пути задержание, с лошади слез и до посольской юрты шол пеш. И как в юрту вошел, и в той юрте сидели Кутухтин ближней человек шанзаба да Ачироя-хана /л. 457/ 2 сына, да ханова ж брата Батур-контайши сын. А сидели те хановы дети и Батур-контайши сын ниже шанзабы.
И Степан дары отдав, и, седчи, говорил о пропуске своем в китайские пограничные городы к воеводам ближнему человеку шанзабе по наказу.
И шанзаба спрашивал ево. — Для каких дел он, Степан, в китайские пограничные городы послан?
И Степан сказал. — Послан он, Степан, в китайские пограничные городы к воеводам с листом о объявлении про приход близ границы их царского пресветлого величества великих и полномочных послов для посольских договоров и успокоения ссор с присланными для того послы китайского бугдыхана.
Шанзаба ж говорил. — Которой лист послан с ним, Степаном, в китайские городы к воеводам, и тот лист от великого и полномочного посла или грамота великих государей, их царского пресветлого величества?
И Степан говорил. — Послан с ним, Степаном, к китайским воеводам лист от великого и полномочного посла, а грамоты великих государей, их царского пресветлого величества, никакие нет. И что он, шанзаба, о пропуске ево Степанове чрез их Мунгальскую землю в китайские пограничные городы донес до Кутухты, чтоб Кутухта, служа великим государем, их царскому пре- светлому величеству, и учиня ему, Степану, удовольство в кормех и в подводах, и дав провожатых, отпустил ево от себя из урги без задержания, как о том они, Геген-кутухта и Ачирой-хан, великим и полномочным послом чрез посланных своих гичюла Лодой Сенгу с товарыщи объявили, Шанзаба говорил, что о том Кутухте донесет. /л. 457об./ И, выговоря о том, отпустил ево, Степана, на стан.
Того ж числа подбежав мунгальские воровские люди к стану, украли 2 верблюда, которые даны были в подводы.
Декабря в 13 день приезжал к Степану Кутухтин ближней человек Цокту-ланзу и, придеш в юрту, Степану говорил. — Послан де с ним, Степаном, китайской полоненик 4 в Китай, и чтоб он того полоненика отпустил к Кутухте на благословение, а у Кутухты де з бугдыхановым высочеством дружба и имеют меж собою частые пересылки. А как де тот полоненик благословение от Кутухты примет, и того полоненика к нему отпустят, не задержав. [111]
И Степан говорил, что того полоненика отпустить ему к Кутухте невозможно, потому что тот полоняник послан с ним, Степаном, в китайские пограничные городы и велено ему отдать ево воеводам имянно. А буде присылать будет Кутухта к тому полонянику что корму, и то велит он, Степан, приимать невозбранно.
И Цокту-ланзу, выслушав, отъехал.
Декабря в 14 день приезжал к Ивану Качанову для переводу листа, каков подал он, Иван, от великого и полномочного посла Кутухте, Дурал Озбу-лаба с товарыщи, 3 человеками, и тот лист с руского на мунгальской язык перевели.
И Степан, пришед в то время в юрту к Ивану Качанову, лабе говорил, чтоб он, лаба, донес Геген-кутухте о пропуске ево Степанове в китайские пограничные городы, а он де, Степан, приказывал к ближним людем многижды, и о том ему отповеди не бывало, а держат ево, Степана, неведомо для чего. /л. 458/
И декабря с 16-го числа декабря ж по 22-е число о пропуске ево Степанове отповеди не было.
Декабря против 23-го числа в ночи ушел с стану в ургу к Кутухте китайской полоненик Говеддечко, которой послан был с ним, Степаном, в пограничные городы к воеводам. И Степан посылал толмача к приставу Лопсону, а велел сказать про того полоненика, что ушел у него с стану китайской полоняник, и чтоб он, Лопсон, сказал об нем шанзабе, чтоб того полоненика, сыскав, отдать ему велели.
И пристав сказал, что о том Кутухтину ближнему человеку говорить будет.
Декабря в 25 день имали ево, Степана, в ургу к Кутухте и в посольской юрте кормили. А у стола были Кутухтины лабы Доржи Ирдени-ласу с товарыщи, 3 человека.
Декабря в 26 день приезжал к Степану из урги Кутухтин лаба Дорджи Ирдени и говорил. — Приказал де ему, Степану, сказать шанзаба, что послан от Кутухты к великому и полномочному послу гичюл их Балдан-удеин с листами, каковы присланы ис Китайского государства к нему, великому и полномочному послу. И как де тот Балдан из Селенгинска возвратитца, и в те поры ему, Степану, отпуск будет в китайские городы вскоре.
И Степан говорил. — Для чего ему, Степану, о том ведомости не дали, как от себя Кутухта посылал с китайскими листами к великому и полномочному послу, а он бы, Степан, послал от себя служилого человека для подлинной ведомости в Селенгинской. Да у него ж, Степана, ушел китайской полоненик Годдейка, и о том полоненике говорил он приставу своему Лопсону, и по се де число отповеди ему никакой не бывало. /л. 458об./
И лаба сказал, что для чего ему, Степану, о том преж де сего не сказали, того он не ведает, только де ныне велел ему о том объявить ближней человек шанзаба, что докамест он, Болдан, из Селенгинска возвратится, отпуску ему, Степану, не будет, а о полоненике ничего с ним не наказано.
Декабря в 27 день приходил к Степану из урги от Кутухты тобольской бухаренин, которой в то время жил у Кутухты, и пришед тайно, ему, Степану, сказывал. — В прошлом де во 194 году был у мунгальских владельцов съезд, и на том съезде положено, что быть им всем в соединении с китайцы. А калмыцкого де Бушухту-хана на том совете не было, и с мунгальскими де владельцы ныне у Бушукту-кана несмирно. И Ачирой де хан пошел ныне с [112] воинскими своими людьми на Бушукту-кана, и ныне де стоит он, Ачирой, от урги в 10-ти днищах. И послыша де Бушукту-кан, что Ачирой выступил противу ево войною, собрався с воинскими людьми и, пришед, стоит от него в ближнех местех. А караульщики де съезжаются по вся дни, а битвы де меж ими еще по се число не бывало. А брат де Ачирой-хана Батур-контайша, собрався, стоит с воинскими людьми в урочище на реке Зиде. А опасение де имеет такое, будто он, Степан, послан от великого и полномочного посла не для посольских дел, токмо для проведывания их Мунгальские земли, а за ним де, Степаном, посланы будут от великого и полномочного посла на их Мунгальскую землю ратные люди с войною. И для де того ево, Степана, Кутухта и держал.
Да тот же бухаренин сказывал ему, Степану, что приезжал ис Китаи зургучей наперед сего х Кутухте, и жил де тот заргучей в урге все лето, а дожидался подлинной ведомости про великого и полномочного посла: совершенно ли великий и полномочный посол идет для посольских договоров /л. 459/ и умирения вечного покою или воинским поведением поступать будет. А как де услышал тот сургучей (Так в тексте), что послан от великого и полномочного посла в китайские пограничные городы, он, Степан, с листами, и он де с тою ведомостью в Китай поехал наскоро.
И за те ведомости дано тому бухаренину ис посланной великих государей казны, которая послана с ним, Степаном, на роздачю, лисица да выдра.
Генваря во 2 день, пришед в ночи, тот же бухаренин сказывал ему, Степану, что у Ачирой-хана с Сасакту-каном мунгальским же, которой в нынешнем во 196 году откочевал к Бушукту-хану калмыцкому, был бой, и на том де бою у Ачирой-хана людей побили много. А Бушукту-хан де калмыцкой пришел с войски своими ныне к Сасакту-кану в помочь, а намерение де у Бушук- ту-хана и Сасакты-кана такое, чтоб итти во всю Мунгальскую землю войною и подбить ее под свое владение.
Декабря з 25-го числа генваря до 16-го числа от Кутухты к нему, Степану, отповеди об отпуске ево никакие не бывало.
Генваря в 16 день приезжал к Степану от Кутухты Ирдени Немчи-лаба, а говорил. — Которой гичюл Балдан-удзен послан был от Кутухты к великому и полномочному послу с китайскими листами, и тот де посланной их в ургу возвратился, а сказывал де, что противу тех китайских листов о чем к нему, великому и полномочному послу, китайского бугдыхана ближние люди писали, и том де наказано говорить ближним людем или китайским пограничным воеводам ему, Степану. /л. 459об./
Степан говорил. — С тем посланным от великого и полномочного посла к нему какой вновь указ и письма присланы ль? И буде присланы, чтоб те письма Кутухта к нему прислать велел, а он бы, лаба, о том Кутухте донес.
И лаба о том Кутухте донести хотел.
И того ж числа приезжал к нему, Степану, пристав гичюл Лопсон и говорил, что присланы от великого и полномочного посла с посланным их письма к нему ль, Степану, или к Кутухте, про то они не ведают. И чтоб он, Степан, для прочитания тех писем дал подьячего да толмача и велел бы те письма на их мунгальской язык перевесть. [113]
И Степан говорил. — Для тех писем подьячего и толмача пошлет и велит их высмотреть, и буде те письма к Кутухте, и он их перевесть велит, а буде те письма к нему, Степану, и подьячей про те листы скажет же, и чтоб те письма Кутухта прислать велел к нему, Степану.
И для писем подьячей и толмачь того ж числа ходили к шанзабе. А велено им те письма только осмотреть, а осмотря, естьли присланы к нему, Степану, и им не переводить. И как толмачь с подьячим к шанзабе в посольскую юрту пришли, и шанзаба говорил им, что присланы письма от великого и полномочного посла к Кутухте, и чтоб они, подьячей и толмачь, на их мунгальской язык те письма перевели.
И подьячей и толмачь говорили, чтоб те письма он, шанзаба, приказал им показать.
И шанзаба говорил. — Буде те письма они переводить будут, и показать им те письма велит, а буде переводить не будут, и они тех писем не покажут. /л. 460/
И подьячей и толмачь говорили, чтоб те письма показал, а они, те письма осмотря, скажут об них Степану Коровину, а без него де, Степана, переводить они тех писем не будут. И о том говоря много и не показав тех писем, отпустил их, подьячего и толмача, к Степану.
Генваря в 17 день приехал к Степану пристав гичюл Лопсон Дайчин и говорил, что Кутухта приказал ево, Степана, в китайские пограничные городы отпустить. А которой китайской полоняник у него, Степана, ушел, и того де полоняника Кутухта приказал сыскать, и ныне де ево сыскали. И Кутухта де приказал того полоняника отдать китайскому присланному зургучею. И он бы де, Степан, дал для подлиной ведомости от себя толмача да служилого человека добра, и при тех де служилых людех зургучею они того полоненика отдать велят. А ему де, Степану, того полоненика отдать Кутухта не указал для того, чтоб о том у Кутухты з бугдыхановым высочеством не учинилось какие ссоры.
И Степан посылал от себя к шанзабе толмача да пятидесятника Федьку Внифаньтьева и велел шанзабе говорить, чтоб того полоненика ему отдать велели, а того де полоненика он, Степан, до китайских пограничных городов довезет сам и отдаст в целости китайским воеводам, как ему, Степану, от великого и полномочного посла наказано.
И пятидесятник Федька Внифантьев и толмачь ходили и шанзабе о том полоненике говорили.
И шанзаба им, Федьке и толмачю, сказал, что того полоненика Кутухта Степану отдавать не указал, а приказал при них, толмаче и служилом человеке, отдать китайскому посланцу зургучею Кайсайдаю. /л. 460об./
И того полоненика, переведчи в юрту, зургучею при них, толмаче и служилом человека, отдали.
И приняв того полоненика, зургучей говорил толмачю и пятидесятнику, что того полоненика до китайских городов довезет в целости и объявит бугдыханова высочества ближним людем. И, говоря о том, толмача и служилого человека отпустили на стан.
Генваря в 19 день, подбежав под конной табун, мунгальские воровские люди и отогнали 10 лошадей.
Того же числа приходил пристав Лопсон к Степану и говорил, чтоб он, Степан, ехал к ближнему Кутухтину человеку шанзабе для дела. [114]
И Степан к шанзабе ездил. А как Степан в юрту вшел, и шанзабе говорил. — Угнали у него, Степана, мунгальские воровские люди вчерашняго числа лошадей, и чтоб он, шанзаба, приказал те их лошади сыскать и, сыскав, отдать.
Шанзаба говорил, что за теми воровскими людьми пошлет, и буде достигнут и, те лошади взяв у них, ему, Степану, отдать велит.
Степан говорил. — Которые письма присланы от великого и полномочного посла, чтоб он, шанзаба, те письма ему, Степану, показать велел.
И шанзаба сказал, что для отдачи тех писем взят он, Степан, будет нарочно в ургу генваря в 20 день, а в китайские де городы отпуск ему будет вскоре ж и послан с ним будет в приставех до китайских городов Лопсон Дайчин, которой ныне у него же, Степана, в приставех. /л. 461/
Генваря в 20 день приезжал к Степану пристав Лопсон Дайчин и говорил, чтоб он, Степан, ехал в ургу к шанзабе.
И Степан к шанзабе ездил. И шанзаба присланные письма от великого и полномочного посла Степану отдал и говорил, чтоб он, Степан, те письма осмотрел — к кому посланы и что в них написано, и о том, прочет (Так в тексте), сказал им подлинно и ничего не утаил.
И Степан письма, приняв и роспечатав, прочел и на мунгальской язык перевели. И с тем переводом х Кутухте шанзаба посылал.
А в переводе писем Степан сказал, что прислана к нему, Степану, указная память от великого и полномочного посла, а в той памяти написано: велено ему, Степану, говорить Кутухтиным ближним людем против наказу, каков ему дан о пропуске ево в китайские пограничные городы, также и о провожатых и о подводах, как о том писал он, Кутухта, с посланцы своими к великому и полномочному послу.
И с тем переводом ходили к Кутухте и, пришед от Кутухты, Дорджи-лаба говорил Степану: в китайские де пограничные городы отпуск ему будет вскоре и даны ему будут провожатые и в приставех Лопсон Дайчин. И после того Степана подчивали чаем и отпустили на стан.
Генваря в 22 день, подбежав мунгальские воровские люди, отогнали у него, Степана, ис табуна 8 лошадей.
И Степан посылал к шанзабе говорить о тех отгонных лошадях, чтоб он те лошади приказал сыскать и, сыскав, отдал.
И того ж числа ввечеру пришел к Степану пристав Лопсон и привел отгонных 7 лошадей, а про осьмую сказал, что от стужи пала.
Генваря в 25 день приходил к Степану от Кутухты Цоксту-лансу и привел с собою прежняго отгону государевых 3-х лошадей /л. 461об./ да вместо казачьих отгонных 7-ми лошадей 7 жеребенков.
Генваря в 26 день приезжал к Степану от Кутухты посланец и говорил, что прислал к нему Кутухта 2-х верблюдов за ево Степановы подарки, и чтоб он, Степан, ехал того числа в китайские пограничные городы, и пошед от Кутухтины урги верст с 5, стал на стан, и к нему де, Степану, будут на тот стан провожатые.
И Степан от Кутухты пошел того ж числа и, пришед Кутухтину ургу, стал на речке Кунду. И приходил к нему, Степану, пристав Лопсон и говорил, чтоб [115] он, Степан, с того стану дале без указу не ходил, а дожидался б ево, Лопсона, а ему де велено быть в ургу для иных дел.
И Степан на том стану стоял генваря з 26-го числа февраля по 2-е число для того, что без отпуску ехать не смели.
Февраля во 2-й день приехал от Кутухты пристав Лопсон Дайчин и говорил Степану, чтоб им ехать того числа, а для всякого оберегания велено быть в дороге в приставех у него ему, Лопсону, да с ним Кутухтиных шабанаров 3-х человек да хановых и Батур-контайши 4 человек[а], а в подводах и в кормех ему, Степану, отказал.
И Степан за то приставу, благодарствовав, подарил выдрою да соболем, чтоб он, Лопсон, вел ево, Степана, в китайские городы дорогою. Хановым и Батур-контайши людем дал по соболю. И с того стану пошли того ж числа. [...] (Далее опущены лл. 462-465 о пребывании С. Коровина в Цинской империи).
/л. 465об./ Майя в 15 день, пришед на Кобейской степи к урочищу Зцунгу Булаке, приходил к нему, Степану, мунгальского Далай-тайши-/л. 466/контазиев улусный человек с торгом и сказывал толмачю. — По указу де бугдыханова высочества Далай-контазий-тайша собрал войска 4000, а итти де тем людем под Нерчинской для опасения. А с ними де будут начальные китайские воеводы. А которые де китайские войска были под Албазиным в прошлом году, и те де служилые люди, отошед, стоят вниз Амура-реки в пограничных китайских городех на усть Зии-реки. А нынешние де весны высланы те служилые люди будут под Албазин по-прежнему для оберегания. А угрожаючи ль тот мунгалетин о тех вестях сказывал или совершенно по указу бугдыханову наряжены те мунгалы были, того неведомо.
Майя в 22 день пришел он, Степан, в улусы мунгальского Далай-контайши. И на стану днем отогнали у него улусные ево Далаевы люди 3-х лошадей. И он, Степан, посылал о тех отгонных лошадях говорить Далай-контайше, чтоб тех отгонных лошадей сыскать велел.
Майя в 23 день прислал Далай-контайша отгонных 3-х лошадей. И того ж числа пошел он, Степан, из ево улуса к Кутухтиным улусам.
Майя в 30 день, пришед х Кутухтиным улусом версты за 2, говорил ему, Степану, пристав Лопсон Дайчин: велено де ево, Степана, провести Кутухтину ургу версты з 2 и поставить на реке Толе, а в приставы велено дать ему, Степану, гичюла Цонту-лансу, и чтоб де он, Степан, в ургу к Кутухте толмачей своих и служилых людей не посылал, а о каких потребах доведетца говорить, чтоб он говорил тому приставу Цонту-лансу, а он де будет говорить ближнему человеку шанзабе, а шанзаба доносить будет Кутухте.
И Степан говорил, чтоб Кутухта поволил ему, Степану, послать от себя /л. 466об./ со всякою ведомостью 2-х человек к великому и полномочному послу.
И пристав сказал, что посылать ему, Степану, к великому и полномочному послу служилых людей не для чего, потому что послан наперед ево Степанова в ургу приезду к великому и полномочному послу Кутухтин гичюл Балдан-удзин.
Июня в 3 день приезжал к Степану пристав Цонтун и говорил, чтоб он, Степан, ехал к шанзабе, а для чего, про то ему не объявил. И Степан к шанзабе ездил. И шанзаба Степану говорил. — Посылан был он, Степан, от [116] великого и полномочного посла в китайские пограничные городы к воеводам, также и к ближним людем с листами, и против тех листов к великому и полномочному послу бугдыханова высочества от ближних людей листы с ним, Степаном, посланы ль?
И Степан говорил, что против листов великого и полномочного посла от ближних людей бугдыханова высочества листы с ним, Степаном, посланы. Да он же, Степан, говорил, чтоб он, шанзаба, Кутухте донес о пропуске ево, Степанове, из урги, потому что ему, Степану, велено ехать к великому и полномочному послу, не мешкав.
Шанзаба говорил, что ево, Степана, отпустить ныне из урги невозможно, потому что послал Кутухта к великому и полномочному послу о приезде ево, Степанове, нарочно посланного гичюля Балдана. А как он, Балдан, от великого и полномочного посла возвратитца, и ево, Степана, в то число Кутухта отпустить велит и даст провожатого. А ныне де отпустить ево невозможно для того, что мунгальские их владельцы с царским пресветлым величеством всчали войну 5, и были бои, и на обе стороны ратным людем есть урон немалой. А Батур де контайша с ратными людьми, также и иные многие тайши стоят близ Селенгинского. А Кутухта де, не желая впредь с царским пресветлым величеством ссоры, послал от себя к Батур-контайше гонцов, чтоб он, Батур, со всеми силами ис-под Селенгинска уступил и шел на реку Иро в урочище Дунанкару. /л. 467/
Да он же, шанзаба, говорил, [что] доноситца де слух Кутухте ведомость о наступлении на их Мунгальскую землю калмыцкого Бушукту-хана воинским поведением. А взятые де калмыцкие языки сказывают им, мунгалом, что наступает Бушукта-хан калмыцкой на их Мунгальскую землю, соединяся царского пресветлого величества с людьми. Да ему ж де, Кутухте, ведомо учинилось, что великий и полномочный посол на их мунгальские улусы послал ратных людей тремя дорогами, и они де оттого имеют опасение великое 6.
И Степан говорил, что согласия никакова в войне с людьми великих государей, их царского пресветлого величества, у калмык он не ведает, также и пересылок у великого и полномочного посла никаких не бывало.
И говоря о том шанзаба и подчивав ево, Степана, чаем, отпустил на стан.
А как он, Степан, у Кутухты в урге стоял майя с 30-го числа июня до 15-го числа и о пропуске своем посылал говорить толмача и подьячего к шанзабе повседневно.
Июня в 15 день приезжал ввечеру к Степану пристав Лопсон Дайчин-гичюл и говорил. — Бугдыханова де высочества от ближних людей, которые высланы в послех, присланы гонцы х Кутухте, а говорили, чтоб Кутухта отпустил их к великому и полномочному послу, также и ево, Степана, отпустили б вскоре. И Кутухта де приказал ево, Степана, отпустить из урги сего числа, и чтоб он, Степан, ехал к великому и полномочному послу не мешкав. А китайского де бугдыханова высочества послы высланы и идут к Кутухте в ближних местех.
Да он же, Лопсон, говорил. — Приказал де ему Кутухта у него, Степана, быть до великого и полномочного посла в провожатых.
И Степан из урги пошел того ж числа. И как стал на стану, и приезжал к нему Ачирой-хана служилой человек именем Окин и говорил. — До приезду де ево, Степанова, в ургу дни за 3 приезжал от Очироя-хана ис полков [117] гонец, а сказывал, что Бушухта-хан калмыцкой, пришед с ратными /л. 467об./ многими людьми, стоит в ближних местех и поступает воинским поведением. Да тот же де присланной говорил Кутухте, чтоб прислать служилых людей к Ачирою-хану в прибавку немалое число. И Кутухта де послал к нему, Ачирою, сына ево ханова Галдана, а воинских людей с ним послал 5 тысяч. И Бушукту-хана де воинские люди, не допустя ево, Галдана, с теми ратными людьми до Ачироя-хана, встретя, учинили бой, и что на том бою учинилось, про то не ведает. И ныне де Кутухта, собирая служилых людей, посылает еще в прибавку к Ачирою-хану и к сыну ево. А Бушукту-хан де стоит ныне от Кутухтины урги днищах в шти.
А от Кутухты ехал он, Степан, чрез Цыбденовы улусы.
В Селенгинской приехал июня в 23 день. В Удинской к великому и полномочному послу приехал июня ж в 28 день.
РГАДА, ф. Сношения России с Китаем, оп. I, кн. 13, лл. 452 об.-461 об., 465 об - 467 об. Список XVII в.
Комментарии
1. Коровин Степан был послан в Китай для уведомления цинского правительства о прибытии русского посольства на границу и просить о присылке маньчжурских послов для переговоров (см.: Яковлева П. Т. Первый русско-китайский договор 1689 года. М., 1958, с. 139-142; Мясников B. C. Империя Цин и Русское государство в XVII веке. М., 1980, с. 210-213).
2. Речь идет о тобольском служилом человеке Качанове Иване Родионове, который входил в отряд тобольских служилых людей, сопровождавших Ф. А. Головина. Был направлен вместе с С. Коровиным в улус Хутухты для переговоров.
3. Имеется в виду Галдандоржи — старший сын Тушету-хана Чихунь Доржи. В 1686 г. принимал участие в Хурэн-Бэлчирском съезде, на котором был пожалован в дзасаки. Потерпев в 1688 г. поражение от Галдана Бошокту-хана, бежал в район реки Онгийн-гол. В 1691 г. получил от Цинов титул доло цзэньвана, сопровождал цинского императора от Пекина до Долоннура, где монгольские князья должны были принять маньчжурское подданство. Умер раньше отца Чихунь Доржи, поэтому титул Тушету-хана наследовал внук последнего Дондовдоржи (см.: Позднеев А. Монгольская летопись «Эрдэнийн эрихэ», с. 186, 188, 192, 212 и др.; Мэн-гу-ю-му-цзи. Записки о монгольских кочевьях. Пер. с кит. П. С. Попова. СПб., 1895, с. 59).
4. Китайский пленный по имени Говеддей был захвачен албазинскими казаками в марте 1686 г. «за Албазинским, как высланы были в подъезд под Зийский острог» и затем переправлен в Нерчинск (см.: СПбОА РАН, ф. Портфели Миллера, оп. 4, кн. 23, л. 45). В расспросных речах он сказался, что родом из Даурской земли. Во время первой осады Албазина находился на службе в китайских полках. Узнав о восстановлении Албазина, китайцы направили его вместе с другими маньчжурами разведать о количестве припасов и русских служилых людей в городе. Здесь его и захватили в плен (о его расспросных речах см.: РГАДА, ф. Сношения России с Китаем, on. 1, кн. 10, л. 17 об.—18; ДкАИ. Т. X. СПб., 1867, № 67, с. 254-256).
В сентябре 1686 г. Говеддей был доставлен в Москву, где содержался в Сибирском приказе. От крещения отказался и в ноябре 1686 г. был отпущен из Москвы с предписанием отправить его в Китай (см.: РГАДА, ф. Сибирский приказ, стб. 965, ч. 1, л. 212, 227); он направился туда вместе с С. Коровиным. В урге у Хутухты был похищен и передан цинскому дзаргучею (см. док. № 22, л. 460 об.).
5. Речь идет об 11-недельной осаде Селенгинска войсками Очирой Сайн-хана и Шидишири Батура-хунтайджи (см.: Александров В. А. Россия на Дальневосточных рубежах, с. 164-166; Шастина Н. П. Русско-монгольские посольские отношения XVII века, с. 135-141).
6. Основания для разговоров об объединении войск Галдана и Русского государства были; во-первых, сам Галдан неоднократно заявлял о якобы полученной от русских помощи, во-вторых, специально задержав у себя посольство Г. Кибирева, он заставил его и служилых людей присутствовать при сражении с монголами. Это дало определенные результаты, так как цинские воеводы воочию убедились, что в составе войск Галдана есть русские (см.: РГАДА, ф. Сибирский приказ, стб. 544, лл. 144-153).
Это, по мнению Н. П. Шастиной, не могло «не оказать влияния на решение Ундур-гегена и Тушету-хана искать спасения у маньчжуров» (Шастина Н. П. Русско-монгольские посольские отношения XVII века, с. 147). Действительно Галдан Бошокту-хан поддерживал оживленные отношения с сибирской администрацией, неоднократно направлял своих послов, желая заручиться помощью русского правительства в борьбе против монгольских князей, но никакой реальной помощи он так и не получил. О приезде посланцев джунгарского хана и их переговорах с Ф. А. Головиным см. док. № 79, 93 и др.