СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

(* — Датируется временем выдачи наказной памяти посланцам и возвращения их в Москву)

/л. 11/ Лета 7194-го декабря в 11 день великие государи цари и великие князи Иоанн Алексеевич, Петр Алексеевич, всеа Великия и Малые и Белыя Росии самодержцы, указали Государственного Посольского приказу подьячим Никифору Венюкову да Ивану Фаворову ¹ ехать с своею великих государей грамотою х китайскому хану в гонцах. [26]

А об отпуске их ис Тобольска и из Енисейка чрез Селенгинской острог и о даче /л. 1об./ им великих государей жалованья и хлебных запасов и вина, и о толмаче и казаках посланы с ними, Никифором и Иваном, великих государей 2 грамоты из Сибирского приказу. Да им же, Никифору и Ивану, о пропуске и о вспоможении дана великих государей грамота (См. док. №  4.) к мунгальскому Очирою Сайн-хану. Да с ними ж, Никифором и Иваном, по/л. 2/слал царственные большие печати и государственных великих посольских дел оберегателя, ближняго боярина и наместника новгородцкого князя Василья Васильевича Голицына ² китайского хана к полковому воеводе к Пунгехену ³ с товарыщи дружелюбной лист.

Великих государей царей и великих князей Иоанна Алексеевича, Петра Алексеевича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержцев, и у великой государыни, благоверной царевны и великие /л. 2об./ княжны Софии Алексеевны у руки были декабря в 6 день. С Москвы поехали декабря в 20 день, в Тоболеск приехали генваря в 14 день. И того же числа боярину и воеводам князю Петру Семеновичю Прозоровскому с товарыщи великих государей грамоту подав, говорили, чтоб он, боярин и воевода, по той их великих государей грамоте дал им толмача и казаков, отпустил в Китайское государство без задержа/л. 3/ния на которые места ближе и податнее.

И боярин и воевода говорил, что путь в Китай податей чрез Тару и Барабинские волости, только он не безопасен для того, что барабинцы многие великим государем ясаку не дают и живут в непослушании, и естли подвод дать не похотят — и оттого учинитца замедление. А безопасен де путь на Сургут и на Нарым, а естьли они и на Нарым поедут, то нынешним запоздалым зимним л з об путем до Енисейска /л. 3об./ за дальним разстоянием никакими меры доехать невозможно для того, что ясачных мужиков по реке Обе для подвод с нартами не сыщут.

И того же числа боярин и воевода князь Петр Семенович ис Тобольска поехал к Москве, а отпуск их приказал товарыщу своему стольнику и воеводе князю Борису Сонцову-Засекину.

И стольник и воевода послал с Никифором /л. 4/ Венкжовым (Слово зачеркнуто, сверху другим почерком написано: и Иваном) 2-х человек казаков да толмача Потапка Мисаилова и отпустил чрез Тару и Барабинские волости на Томской генваря в 21 день. И о том ис Тобольска к великим государем Никифор и Иван писали.

На Тару приехали генваря в 28 день. А в то же время приехали на Тару же с ясаком Барабинских волостей ясачные люди ясаул Утеняк с товарыщи. И стольник и воевода Карп Федоров сын Павлов, призвав ясаула и объявя Никифора /л. 4об./ и Ивана, говорил, что по указу великих государей посланы они, Никифор и Иван, великих государей з грамотою х китайскому хану наскоро. И чтоб он, ясаул, о проезде их чрез Барабинские волости послал с ведомостью, также б послал с ними для провожанья и собрания подвод людей своих, чтоб им в дороге никакова задержания и в подводах мешкоты не было.

И ясаул говорил, что де им, Никифору и Ивану, за великими снегами ехать чрез Барабинские волости никоими /л. 5/ меры невозможно, да и подвод [27] барабинцы для великих снегов не дадут. А хотя де с Тары чрез Барабинские волости и поедут, и будут в волости Ялымской у князца Бучкака, и буде князец Бучкак подводы им даст малое число, то де и во всей Барабе, хотя от снегов путь будет и нужен, давать станут, только надобно в Барабе и в Терене знатным людем и ясаулом, а наипаче князцам Кайму и Байкише учинить почесть. А как де почесть учинят, то во все волости о принимании и о даче подвод людей своих пошлют. А естли почести никакие /л. 5об./ не учинят, то и нанять подвод не добудут, и путь будет опасен для того, что многие барабинцы ясаку великим государем не дают, а дают калмыцким тайшам. А ему де за теми непослушными людьми принять их и провожать невозможно, чтоб за приемом ево над ними какова дурна не учинилось, и чтоб ему от великих государей не получить за то наказания и вечного разорения, и в приеме отказал.

И Никифор и Иван, призвав господа бога /л. 6/ в помощь и поговоря с стольником и воеводою, взяв провожатых тарских 4-х человек служивых людей, с Тары поехали февраля в 1 день.

И февраля же в 3 день приехали в барабинскую Тугучееву волость к князцу Бучкаку. И Бучкак и ясачные люди встретили Никифора и Ивана от волости за полверсты и, призвав ево, князца, говорили, что по указу великих государей послани они, Никифор и Иван, великих государей з грамотою к китайскому хану наскоро, и чтоб он, дав подводы, /л. 6об./ отпустил без задержания, и о приезде и о собрании подвод послал бы с ведомостью к князцам, к Кайму и к Байкише.

И князец Никифору и Ивану говорил, что он о приезде их и собрании подвод к тем князцам послал еще до приезду их к нему, Бучкаку, а подвод де у него в собрании малое число для того, что об них, Никифоре и Иване, учинилась ему ведомость недавно, и покамест подводы соберет, чтоб в юртах подождали, а как подводы собраны будут, тогда к ним пришлет /л. 7/ и отпустит безо всякого замедления.

Февраля в 5 день прислал к Никифору и к Ивану Бучкак 30 лошадей с нартами и, взяв подводы, того же числа поехали к князцу Кайму. А как х Кайму приехали, и Каим в подводах отказал для того, что за великими снегами в Томской чрез Барабу ехать невозможно. И видя Никифор и Иван, что хочет он, Каим, учинить задержание, послали к нему подарки, а как подарки принял, тотчас велел он, Каим, подводы дать и, дав подводы, отпустил без задержания. /л. 7об./ Да он ж, Каим, послал с ними от себя к Байкише в Теренинские волости улусных своих 2 человека, чтоб и он, Байкиша, и теренинцы, дав подводы, отпустили потому ж без задержания. А как Никифор и Иван приехали к Байкише и в Теренинские волости, и подвод им без подарков не дали же. А естли б подарков им не учинили, то отпуску себе скорого от них не получили б. А как ехали Барабинскими и Теренинскими волостьми — снеги были великие, и за теми снегами кони многие приставали и на дороге пропадали. /л. 8/

Марта в 2 день приехали в Томской и того же числа говорили стольнику и воеводе князю Андрею Михайловичю Кольцову-Масальскому, чтоб он им, Никифору и Ивану, дав по подорожным подводы, отпустил в Енисейск без задержания.

И стольник и воевода Никифору и Ивану говорил, что ему вскоре подвод собрать невозможно для того, что ясачные люди живут по Обе-реке в дальних [28] местех, а стройного яму в Томском нет. А как подводы собраны будут, и он их отпустит без за/л. 8об./держания.

И марта в 10 день стольник и воевода прислал к Никифору и к Ивану в подводы 36 человек татар с нартами и с сабаки, да тобольским казаком и толмачю, 14 человек, с нартами же. И тех татар приняв, пошли ис Томского того же числа, и, едучи дорогою к Енисейску рекою Чюлымом, за последним путем шли пеши, а люди их тянули нарты для того, что многие подводчики з дороги бежали и оттого великую нужду и голод терпели. /л. 9/

Апреля в 6 день во вторник на Святой неделе ⁴ приехали в Енисейск. И того же числа стольнику и воеводе Степану Афонасьевичю Сабакину, великих государей грамоту подав, говорили, чтоб он по той их великих государей грамоте из Енисейска отпустил без задержания.

И стольник и воевода Никифору и Ивану говорил, что из Енисейска за последним зимним путем отпустить их никоими меры невозможно для того, что санной путь кончился, и речки распалились, /л. 9об./ и саньми и нартами ехать невозможно, а чтоб они, Никифор и Иван, в Енисейску ожидали, как Енисей и Тунгуска реки ото льду очистятца. А как очистятца, тогда он, стольник и воевода, даст им судно лехкое и кормщика и гребцов, и отпустит из Енисейска без задержания. А хотя де их ныне из Енисейска и отпустить, и таким зимним путем дале Рыбной доехать немочно: и дощаников и судов на Рыбной нет. И оттого учинитца им простой большой для того, что суды за ними посылать из Енисейска же. /л. 10/

Апреля в 30 день река Енисей и Тунгуска ото льду очистилась. И стольник и воевода дал Никифору и Ивану судно да работных людей енисейских казаков 6 человек, да ссыльных 14 человек и отпустил мая в 9 день. А тобольского толмача и служилых людей с ними, Никифором и Иваном, не отпустил для того, что в том судне, которое дал им, вместитца было невозможно. А вместо того толмача и служилых людей приказал взять толмача из Селенгинского Тараса Афонасьева. И о том с ними, Никифором и Иваном, в Селенгинской к приказному к Ивану Паршенникову /л. 10об./ писал.

Мая в 18 день пришли Никифор и Иван на Авсяную шиверу. И на той шивере судно на камень заметало, и сымали судно завозами и иными розными снастьми 3 дни. А в 23 день пришли к Кашине шивере и стояли у шиверы за малою водою 4 дни для того, что никогда завозами не подымаютца, а ожидают пособных ветров. И естли пособных ветров не будет, то стоят дощаниками и с каюками недель по 5 и больши. И видя Никифор /л. 11/ и Иван, что пособных ветров нет, а поднятца никоими мерами невозможно, проведав по другую сторону реки Тунгуски и провели судно по другую сторону, по которую никогда дощаников и коюков за быстротою и за великими каменьями не проваживали.

Июня в 16 день пришли на Долгой порог. И как судно будет среди порога на большом залавке, и в то время завоз порвался, и судно опрокинуло и розбило, и водою налило, и двери у судна выбило вон. И теми дверьми у Ники/л. 11об./фора и Ивана пожитки их и рухлядь вынесло вон и быстротою все потонуло, и насилу от такого разбиения Никифор и Иван от утопления, будучи на дощанике, сами спаслися. А которое и осталось, и то от ненасных дней от мочи погнило и оттого пришли в великое разорение. Также и запасы все притонули, а блиско Долгова порога жилых мест нет и по запасы посылали [29] в Братцкой острог к приказщику к Якову Елагину. И Яков Елагин прислал к Никифору и к Ивану из государевых житниц муки 20 пуд. /л. 12/

А великих государей грамоты, которые посланы с ними к китайскому и к мунгальскому к Ачирою ханом, сыскали в судне все в целости, потому что те великих государей грамоты были во особом сундучке и оберчены в платно, облитое воском. И стояли на пороге, добывая и починивая судно, 5 дней.

Июля в 12 день пришли в-Ыркуцкой и, взяв в-Ыркуцком судно легкое, которое годилось к морскому ходу, а прежнее судно оставили в-Ыркуцком для того, что в том судне за море было никоими /л. 12об./ меры ехать невозможно, потому что то судно все на пороге розбило и насилу в том судне дошли до Иркуцкого. А как судно в-Ыркуцком взяли, поехали к Байкальскому морю, а как пришли к морю, и у моря за противными ветры стояли 6 дней. А как противные ветры престали, пошли за море греблями и перешли море в целости.

Июля в 27 день пришли в-Ыльинскую слободу и для скорого поспешения, взяв кони, поехали в Селенгинской /л. 13/ сухим путем, а каюк оставили в-Ыльинской слободе. И о том о всем к великим государем писали из Ильинской слободы с стрельцами с Мишкою Ивановым да Сидорком Ларионовым.

Августа в 1 день приехали в Селенгинской острог, и селенгинские служилые люди встретили Никифора и Ивана, вышед за город с полверсты с ружьем и з знамены и з барабаны. А прикащик Иван Поршенников с служилыми людьми встретил у города и проводили до подворья, а как принимали, тогда /л. 13об./ из ружья стреляли для того, что в то время в Селенгинском было иноземцов много.

Того же числа приказывали Никифор и Иван Селенгинские приказные избы с подьячим с Федором Удачиным да с служилым человеком с Федором Внифантьевым к прикащику к Ивану Поршенникову, чтоб им, Никифору и Ивану, велел быть у себя и великих государей указ об отпуске их в Китайское государство у них принял и, дав бы подводы и провожатых, отпустил их без задер/л. 14/жания. И подьячей и служилой человек, пришед к Никифору и к Ивану, говорили, чтоб они великих государей с указом к приказному шли сами.

И Никифор и Иван, пришед к приказщику, и прикащик, не приняв великих государей указу, говорил им, Никифору и Ивану. — Приказывают де они к нему, Ивану, чтоб ему к ним, Никифору и Ивану, быть и великих государей указ принять, а про нево они или /л. 14об./ еще не слыхали, что он Селенги-реки и города Селенгинского державец, и учал их бранить и поносить всякими неподобными словами и говорил: желают де они себе из Селенгинского скорого отпуску, а у них де какие нужные дела, знает де он про все хто их и послал — и тово сыскать будет на Москве негде.

И Никифор и Иван Поршенникову говорили, что он говорит такие слова не опамятовався, а посланы они от великих государей с их царского /л. 15/ величества грамотою х китайскому хану о великих делех. И вышед от него, Ивана, созвав служилых людей, те ево Ивановы слова говорили. И он, Иван, за ними, Никифором и Иваном, из двора своего вышел же и поносил и бранил паче прежняго. А после того говорили служилые люди, чтоб он, Иван, у них, Никифора и Ивана, великих государей указ принял и им вычел. А как он великих государей указ принял и вычел, и служилые люди говорили, что они великим государем служить ради и провожать их до Китайского рубежа [30] готовы, только де они великих /л. 15об./ государей жалованьем не пожалованы и в такую дальную и нужную посылку поднятца будет, также и коней купить, нечим.

Августа в 2 день призывали Никифор и Иван селенгинских служилых людей и говорили, чтоб они, кому их провожать, выбрали, и на их государскую службу были готовы.

И служилые люди говорили, что де у них для провожанья 30 человек готовы. /л. 16/ Только де надобно им, Никифору и Ивану, послать от себя о поезде своем чрез Мунгалы с ведомостью х Кутухте ⁵ для того: естли им приехать без ведомости, а Кутухта и хан дать провожатых не похотят, и оттого великих государей делу учинитца замедление и в проезде убытки даровые.

И Никифор и Иван того ж числа из Селенгинского к Кутухте и к хану послали толмача Тараса Афонасьева да дву человек служилых людей и наказали с ними Кутухтиным и хановым ближним /л. 16об./ людем говорить, что по указу великих государей посланы они, Никифор и Иван, х китайскому хану с их царского величества грамотою о великих надобных делех наскоро, а путь их належит чрез их землю, и чтоб он, Кутухта, и хан им, Никифору и Ивану, до Китайского государства дал корм и подводы и провожатых, и чрез свою землю пропустил без задержания. Да и к хану их от царского величества с ними грамота о пропуске и о вспоможении есть же. Августа в 16 день толмач Тарас /л. 17/ Афонасьев в Селенгинской приехал, и говорил. — О чем де они, Никифор и Иван, Кутухтиным и хановым ближним людем с ним, Тарасом, приказывали, и о том он, Тарас, тем ближним людем говорил. И ближние люди то их предложение Кутухте и хану донесли. И Кутухта де и хан и ханов брат Батур-контайша ⁶, услыша о поезде их в Китай, послали с ним: Кутухта — гичюла своего Лабзона, хан и Батур-контайша — служилых мунгал Бококошучю да Чичика Мергеня. /л. 17об./ Того же числа призывали Никифор и Иван Кутухтина и ханова и брата ево присланных. И присланные гичюл с товарыщи говорили. — Слыша да Кутухта и хан, что великие государи, их царское величество, послали их, Никифора и Ивана, с своею царского величества грамотою к китайскому хану, а путь их належит чрез их Мунгальскую землю и чрез бы землю их проезд им был свободной, и для того де Кутухта и хан ево, гичюла, с товарыщи для приему их и прислали, и чтоб он, Никифор, с ними к Кутухте и к хану ехал с не/л. 18/большим людьми. А на чем ему и людем ево ехать, и с ними присланы подводы, потому что де Кутухта и хан при отпуске их поехали на совет ⁷, на котором совете все будут ханы и тайши, а китайского хана на тот совет прислан алихамба. А товарыщ бы ево Никифоров и служилые люди, также и ево Никифоровы люди, с харчевыми запасы ехали к Кутухтине урге прямою дорогою. А кому их до урги провожать, и с ними от Кутухты и от хана для приему их прислан же. А ему, гичюлу, с товарыщи наказано с ним, Никифором, ехать с великим поспе/л. 18об./шением для того: естли им ехать тихим ходом, то Кутухту и хана вскоре никоими мерами будет доехать невозможно и оттого им, Никифору и Ивану, будет в дороге замедление.

Да гичюл же Никифору говорил. — X Кутухте и к хану с ним, Никифором, великих государей жалованья прислано ль? И буде прислано, и то б их государево жалованье он, Никифор, взял с собою, также и от себя б подарки Кутухте и хану и Батур-контайше поднес же. /л. 19/ [31]

И Никифор гичюлу говорил, что он, Никифор, с ними к Кутухте, взяв их великих государей грамоту, какова послана к хану, поедет, также и товарыща своего и служилых людей отпустит. А что он, гичюл, говорил о государеве жалованье Кутухте и хану, и с ними, Никифором и Иваном, великих государей жалованья к Кутухте и к хану ничего не послано, так же и от него, Никифора, Кутухте и хану никаких подарков не будет.

И гичюл говорил. — Говорят де они, Никифор /л. 19об./ и Иван, что великие государи, их царское величество, с ними своего царского величества жалованья х Кутухте и к хану не послали, и тому до он зело удивляетца для того: кто де к Кутухте и к хану великих государей з грамотами был ни присылан, и с ними от великих государей жалованье присылывано, а ныне де с ними ничего не прислано, также и от себя он, Никифор, никаких подарков не обещает, и чтоб он, Никифор, для скорого себе от Кутухты и от хана отпуску и о провожатых повез с собою от себя подарки. А ему де, Никифору, за те ево подарки /л. 20/ против того Кутухта и хан учинят же, а без подарков бы не ездил. А после того велели привесть подводы и привели Никифору 3 верблюда да 5 лошадей. И Никифор, приняв те верблюды и кони, из Селенгинского поехали к Кутухте и к хану августа в 17 день.

Августа в 22 день приехали в юрты к Ардене-тайше. И тайша прислал к Никифору на корм барана и подводы,/л. 20об./ а в 24 день приехали к Елденубатуру и от него корм и подводы привели же.

Того ж числа спрашивал Никифор у присланного от Кутухты гичюла Лабзона о приезде х Кутухте от китайского хана посла ево и о чем будет у них совет.

И гичюл говорил. — О чем де будет у них совет, того он не знает, а что, он, гичюл, от Кутухтиных ближних людей /л. 21/ слышал, и то он, гичюл, ему, Никифору, скажет, только б то было скрытно и за то б ему учинил почесть. И Никифор говорил, что он ему за то почесть учинит.

И гичюл говорил. — Хан де китайской присылал к Кутухте и к хану послов своих многижды и чрез тех послов своих просил у Кутухты и у хана против войск царского величества помочи, и с своей бы стороны /л. 21об./ на порубежные острожки пошли войною для того: естли де войска московские будут в присылке многие, то им, китайцом, стоять будет против них трудно, и естли какую победу над государством их или хотя над наунскими селами получат, тоде и им, мунгалом, от тех царского величества войск не без опасения будет, как де и ныне мочно знать, что уже и к ним приближилися и рекою Селенгою овладели. А Кутухта де и хановым послом в том отказал, а говорил, что ему с такими великими государи войны всчать или войсками своими помочь учинить /л. 22/ невозможно для того: естли какую хотя малую помочь им или большую учинить, а поиску над войсками царского величества не получат, тогда им быть от царского величества в разорении и кочевья своего отбыть.

Гичюл же говорил. — Хан де и тайши, чтоб войсками своими хану китайскому учинить помочь, зело склонны, а послать бы ему войска под остроги Селенгинской, Братцкой, Балаганской, и естли де те остроги они разорят, тоде впредь даурским острогам войскам /л. 22об./ царского величества помочи учинить будет немочно. А Кутухта де, слыша про тот ево ханов и тайш совет, от войны их удерживает и хану велел жить при себе. А ныне де будет у Кутухты и у хана, и у присланного от хана китайского, и у всех тайш совет о той же на [32] войска царского величества помочи. Только де Кутухта им то на совете конечно, чтоб всчать война, не позволит, а желает де, чтоб у хана китайского с царским величеством учинился мир. А хан де войну желает всчать для того, что многие братцкие ево ясачные /л. 23/ люди перебежали под владение царского величества.

Августа в 24 день приехали к зайсану Будари-табунатту и, пришед к Никифору, гичюл с товарыщи говорили. — Сказывал де ему, гичюлу, Будари-зайсан, что сего числа Кутухта и хан покочюют от реки Толы и начевать станут на реке Бате. А до той де речки от зайсана только полднища. И он, гичюл, утре поедет наперед и об ево Никифоре приезде Кутухте и хану возвестит, а он бы, Ники/л. 23об./фор, утре ехал же.

Августа в 25 день приехали на стан. И того ж числа присылал хан к Никифору зятя своего Дайчина-тайшу да Эрки Биликту и, пришед, говорили. — О приезде де ево Никифорове хану известно, и хан де приказал великих государей грамоту, которая прислана с ним, взять, и чтоб он, Никифор, тое их царского величества грамоту им отдал, а они ис той их царского величества грамоты, выразумев, хану донесут и от/л. 24/пуск ему учинят.

И Никифор говорил, что ему великих государей грамоту мимо самого хана отдать невозможно, и о том бы они впредь и не упоминались, а велел бы хан ему, Никифору, великих государей з грамотою быть на приезде у себя не мешкая, и в том им отказал.

И хановы присланные говорили, что он, Никифор, великих государей грамоты им не отдает, и о том они донесут /л. 24об./ до хана, а какой указ от хана будет, и они, пришед, объявят.

И после того, поноровя с час, приехали к Никифору те же вышепомянутые хановы ближние люди и говорили. — Естли он, Никифор, великих государей грамоты им не отдаст, и хан де приказал им у него, Никифора, царского величества грамоту взять силою. А естли он учинитца им противен и грамоты взять не даст, и хан де велел ему, Никифору, сказать, что поедет он назад в Селенгинской без всякого себе отпуску и подвод и провожатых, также и чрез свою землю в Китай про/л. 25/пустить не велит же, и чтоб он, Никифор, великих государей грамоту им отдал без всякого прекословия и отговору.

И Никифор им в том отказал, и грамоты не дал же. И были о том многие споры и, видя, что грамоты им не отдал, от Никифора поехали.

Того же числа приезжал к Никифору тот же вышепомянутой ханов зять, и говорил. — Очирой де хан сего числа покочюет на иное место, а ему, /л. 25об./ Никифору, указал ехать за собою, и на приезде ему великих государей з грамотою быть у себя сего числа укажет, а в которое время, и ему, Никифору, о том сказано будет. И от Никифора отъехали, а оставили прежняго пристава, которой прислан был з гичюлом в острог. И поноровя часа с полтара, Кутухта и хан с стану покочевали. А как Кутухта и хан покочевали, и пред ними везли знамя лазоревые, а над Кутухтою везли солнечнык жолтой камчатой, а тайш л 26 и тайшыных детей, и зайсанов, и всяких чинов людей ехало пред Куту/л. 26/хтою и ханом и позади з 2000 человек и больши. А Никифор за Кутухтою и за ханом ехал позади. И отъехав от стану верст с 10 или малым чем больши, были поставлены Кутухтины и хановы шатры, и в тех шатрах остановились. А Никифора от тех шатров поставили в полуверсте, и, поноровя с полчаса, презжал тот же вышепомянутой ханов зять и говорил. — Очирой де Сайн-хан указал [33] ему, Никифору, великих государей, их царского величества, з грамотою быть у себя сего числа, и чтоб, он, Никифор, взяв великих государей грамотою, ехал не ме/л. 26об./шкая, а хан де в шатрах приезду ево ожидает, также б и подарки он, Никифор, от себя нес.

И Никифор говорил. — Хана китайского посол в то время при хане будет ли?

И ханов зять говорил. — Хана де китайского посла ныне при хане нет, а поехал преж ханова из урги поезду на съезжее место, где будет у них совет, тому уж 10-й день. И чает он, что тот посол уже до того места и доехал. /л. 27/

И Никифор в подарках отговаривался и отговоритца не мог, взяв великих государей грамоту, и велел пред собою вести подьячему Алексею Ларионову.

А как приехали к шатрам, и, не доезжая сажень с 10, с коней ссели и, вошед в ханов шатер, и в то время подошли к Никифору те ж вышеписанные ханов зять и взяли под руки. И как Никифор хана за службу ево от великих государей, что он чинит в проезде царского величества людем в Китайское государство помочь, похвалял, и великих государей грамоту хану стал подносить, и ханов зять, не допустя до хана, великих /л. 27об./ государей грамоту у Никифора из рук вырвал и отдал хану. А приняв грамоту, хан спросил великих государей о здоровье, сидя.

И Никифор говорил, чтоб он, хан, про здоровье великих государей спросил встав.

И хановы ближние люди говорили, чтоб он, Никифор, в том хана их не учил, а про здоровье царского величества сказал. /л. 28/

И Никифор великих государей о здоровье сказал. — Как он, Никифор, поехал от великих государей, от их царского величества, и милостию божиею великие государи наши цари и великие князи Иоанн Алексеевич, Петр Алексеевич, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержцы, и многих государств и земель восточных и западных и северных отчичи и дедечи, и наследники и государи и облаадатели, на своих великих и преславных государствах Росийского царствия, дал бог, в добром здоровье. /л. 28об./

А после того Никифор хану говорил, что он, Очирой-хан, великим государем, их царскому величеству, чести не учинил, про здоровье великих государей спросил сидя, а ему было, Очирою-хану, про здоровье великих государей спросить встав, также и грамоту великих государей принять самому, и тем бы он и впредь себе от великих государей, от их царского величества, получил милость и жалованье.

И хан, также и ближние ево люди, которые в то время пред ханом /л. 29/ сидели, ответу на те слова не учинили. И велел хан Никифору сесть с правые стороны блиско себя, и было от него сажени с пол 2, и принесли пред хана в серебряных кунганах чаю, и, налив чаю, хану поднесли в чашке деревянной, а после того поднесли чаю Никифору и подьячему и толмачю в деревяных же чашках. А как чай выпили, и хан говорил, чтоб он, Никифор, велел великих государей грамоту для скорого уведомления подьячему честь, а толмачю толмачить. А как грамоту пред ханом претолмачили, и хан говорил. — /л. 29об./ У великих государей, у их царского величества, ево хановы ясачные братцкие мужики живут около Братцкого и Балаганского, а иные в-Ыркуцком и на Селенге многие, и о тех своих подданных блаженные памяти к великому государю царю и великому князю Алексею Михайловичю, всеа Великия и Малыя и [34] Белыя Росии самодержцу, писал и послов своих посылал. И тем де ево послом сказано, что тех ево подданных великий государь отдать указал и в те городы об оддаче подданных ево указы свои послал. А как де те ево послы в городы при/л. 30/ехали и об оддаче воеводам учали говорить, и они им сказали, что о том указу к ним не бывало, и в том им отказали. И после де того ясачные же ево хановы люди многие побежали и живут и ныне около Байкальского моря и великим государем ясак платят в Селенгинской. И он де, Очирой-хан, о тех своих беглых людех в Селенгинской посылал послов своих многажды, чтоб тех ево людей отдали и впредь бы таких беглых людей к себе не принимали. И в Селенгинском де приказной Иван Поршенников в оддаче тех ево ясачных беглых людей довольства никакова не учинил /л. 30об./ и послов ево всячески бесчестил, и выталкать от себя, также и из города выбить велел, и тем де он, Иван, бесчестье ему, хану, учинил немалое. А ныне де с ним, Никифором, о братцких ево мужиках об оддаче от великих государей указ есть ли?

И Никифор говорил. — Великие государи, их царское величество, послали ево, Никифора, с своею царского величества грамотою х китайскому хану наскоро, а о братцких людех указу он от царского величества не имеет и словесного /л. 31/ приказу с ним нет, а чтоб он, Очирой-хан, по той их царского величества грамоте, дав ему, Никифору, корм и подводы и провожатых отпустил в Китайское государство без задержания, и тем бы он, Очирой-хан, к великим государем, к их царскому величеству, службу свою показал, а о братцких людех и о безчестье послов своих к великим государем послал бить челом послов своих.

Хан же спрашивал. — От великих государей, от их царского величества, к китайскому /л. 31об./ хану подарки с ним, Никифором, посланы ль и что послано?

И Никифор говорил. — От великих государей, от их царского величества, х китайскому хану подарков с ним, Никифором, ничего не послано.

И велели принести Никифоровы подарки, а подарков было: 5 аршин сукна кармазину светломалинового, по 2 рубли аршин; /л. 32/ часы немецкие добрые 35 рублев, лисица чорная 15 рублев, юфть кож красных 5 рублев, выдра большая 5 рублев, ковер турской 10 рублев.

А как подарки приняли, и Никифору хан говорил, чтоб он, Никифор, великих государей грамоту, которая послана с ним х китайскому хану, отдал ему, хану, а у него такие люди, с кем великих государей грамоту послать, есть, и на тое грамоту отповеди ожидал бы в Селенгинском, и получит отповедь /л. 32об./ вскоре.

И Никифор говорил. — Великих государей, их царского величества грамоты отдать ему невозможно. А велено тое царского величества грамоту подать самому китайскому хану, а мимо хана отдавать никому не наказано.

И хан призвал зятя своего Дайчина, а как от хана отшел, говорил, чтоб он, Никифор, ехал до своего шатра, а об отпуске ево и о провожатых /л. 33/ и о подводах указ будет утре.

А как Никифор был пред ханом, и хан сидел на земли на персидцком шолковом ковре, под ковром положены подушки в вышину на поларшина, азям был на хане белой камчатой, шапка лисья чорная.

Пред ханом сидели тайши Улчик Бунтар, Абдарня-шанбай, Дайчин-тархан-зайсан и иные многие знатные зайсаны и тайшины дети. /л. 33об./ [35]

А х Кутухте Никифора того числа не звали, также и Кутухты и брата ево Батура-контайши не было ж.

Августа в 26 день приезжал к Никифору ханов зять и говорил. — Велел де Очирой-хан ему, Никифору, сказать: великие государи, их царское величество, в своей царского величества грамоте к хану их пишут и он, Никифор, говорит, чтоб он, Очирой-хан, дав ему, Никифору, корм и подводы и провожатых и отпустил бы в Китайское государство со всяким спомо/л. 34/гательством без задержания. А великие де государи по многим ево хановым посылкам братцких мужиков отдать не указали, также и он, Никифор, говорит, что о тех братцких людех указу не имеет, велел ево, Никифора, отпустить в Селенгинской, а в Китайское государство чрез свою землю пропустить не велел. А естли он, Никифор, желает себе чрез их землю проезду, и он бы в Селенгинской и в-ыные городы, в которых их ясачные люди есть, об оддаче писал, чтоб те ево хановы ясачные люди были поврачены. /л. 34об./

И Никифор говорил. — Домогаютца они того, чего ему, Никифору, от царского величества не наказано и в грамоте не писано, и ему, Никифору, об оддаче братцких людей не токмо писать, но и говорить с ними, не имея от государей своих указу, невозможно. А что он говорит, что ево, Никифора, пропустить чрез свою землю и удовольства по грамоте царского величества учинить хан не хочет, и о том было ему и говорить в стыд для того, что он, Никифор, посылал х Кутухте и к хану и к брату ево к Батуру-контайше о поезде своем в Китайское /л. 35/ государство чрез их землю толмача Тараса Афонасьева. И по той ево посылке для приему ево Кутухта и хан и контайша прислали людей своих и о пропуске и о вспоможении обнадежили, а естли б людей своих не прислали, и он бы, Никифор, из Селенгинского и не ездил. Да по Кутухтину и по ханову приказу прислан в провожатых до урги и товарыщу ево. И чается он, Никифор, что тот ево товарыщ уж в ургу приехал, и чтоб он, Дайчин, о том хану донес, чтоб ево, Никифора, велел отпустить и до китайского рубежа проводить со всяким спомогательством /л. 35об./ без всякого задержания. И говорил Дайчину, чтоб он, Дайчин, об отпуске ево порадел, а он ему учинит за то почесть. И Дайчин, слыша про подарки, говорил, что он об отпуске ево радеть будет.

Того ж числа посылал Никифор толмача к Кутухтину ближнему человеку к шаншабе, чтоб он, шаншаба, Кутухте донес, чтоб ему, Никифору, Кутухта и хан дал корм и подводы и провожатых и отпустили б в Китайское государство безо всякого задержания. /л. 36/

Того же числа присылал Кутухтин ближней человек шаншаба гичюла Лабзона и говорил. — Указал де Кутухта сего числа ему, Никифору, у себя быть на поклоне. И как де он, Никифор, придет пред Кутухту, и он бы поклонился до земли трижды, прикладывая руки к голове своей, а после де того Кутухта положит на ево Никифорову голову обе руки свои.

И Никифор гичюлу говорил, что он пред Кутухту итить готов, а поклонитца по своему обычаю, а чтоб на него по/л. 36об./ложил Кутухта руки, и он, Никифор, к Кутухте под руки не пойдет, и в том им отказал для того, что у них то почитают, как руки положить, вместо благословения.

И гичюл слыша, что под руки итить не хочет, говорил, что де Кутухта и быть ему, Никифору, у себя не велит. [36]

А после того присылал Кутухтин ближней человек шаншаба того ж гичюла, чтоб он, Никифор, с ним, шаншабою, /л. 37/ виделся, и что есть от него к Кутухте подарков, принес с собою.

И Никифор к Кутухте отослал с подьячим и с толмачом в подарках: лисицу чорную в 20 рублев, ковер турской 10 рублев, выдру в 5 рублев, 2 кожи красных 5 рублев. И те подарки принял Кутухтин ближней человек шаншаба. /л. 37об./

Да Никифор же отослал с тем же подьячим и с толмачом к ханову брату к Батуру-контайше 2 лисицы чернобурых в 10 рублев, выдру в 3 рубли, 2 кожи 4 рубли, килим персидцкой в 3 рубли.

И того же числа Никифор с Кутухтиным ближнем человеком с шаншабою виделся. И шаншаба Никифору говорил. — Домогаетца де он, Никифор, от Кутухты себе пристава и провожатых, /л. 38/ а великие государи, их царское величество грамоты своей с ним к нему, Кутухте, об отпуске, и о приставе, и о провожатых, и о подводах не прислали. А что с ним, Никифором, прислали великие государи грамоту свою к Ачирою-хану, и в той грамоте к нему, Кутухте, ни о чем не доложено же, и чтоб он, Никифор, домогался себе отпуску и пристава и подвод у Очироя-хана, а от Кутухты де ему провожатых и пристава не будет и впредь бы о том и не упоминался. А естли б великие государи с ним прислали свою царскую величества грамоту, то б он получил себе /л. 38об./ всякое удовольство.

Да и для того Кутухта пристава ему и подвод и провожатых дать не указал: в прошлых де годех тому назад лет с 10 посылал Кутухта блаженные памяти к великому государю царю и великому князю Алексею Михайловичю, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержцу, посла своего, также и Очирой-хан посла своего посылал же. И как де те их послы с Москвы отпущены и приехали в Тоболеск, и в Тобольску де боярин и воевода Петр Михайлович Салтыков посла ево задержал ⁸, а с тем де ево /л. 39/ послом была ево Кутухтина в посылке казна немалая. И тот де ево посол в Тобольску умре, а пожитки ево посольские, также и ево Кутухтину казну взял к себе все без остатку он, боярин и воевода, и о том де после и о животах, также и о беглых братцких мужиках к великому государю послов своих посылал, и те де ево послы отпущены с Москвы ни с чем. А ныне де он, Кутухта, чаял, что с ним, Никифором, от великих государей, от их царского величества, к нему есть грамота, и для того в Селенгинской для ево Никифора приему гичюла своего и посылал. /л. 39об./ А естли б ему, Кутухте, было ведомо, что великие государи грамоты с ним послать не изволили, тогда б и посылка по него в Селенгинской не была, И ныне де Кутухта о том, что на те ево с послы посылки и об оддаче животов отповеди нет, зело удивляется, и ныне с ним, Никифором, хотя словесно наказано ль? И буде наказано, и он бы объявил.

И Никифор шаншабе говорил. — Великие государи, их царское величество, посылал ево с своею царского величе/л. 40/ства грамотою наскоро х китайскому хану, и будучи у хана, также и у Кутухты, ни о каких делех говорить не наказано, и для того к нему, Кутухте, от царского величества грамоты и не послано. Да и с посланным своим с селенгинским толмачом с Тарасом Афонасьевым он, Никифор, к хановым и к Кутухтиным ближним людем приказывал, что от великих государей, от их царского величества, грамота послана о пропуске и о вспоможении кормов и подвод и о приставе только к одному [37] Очирою-хану, а к Кутухте с ним грамоты не послано. А что он, /л. 40об./ шаншаба, говорит, что Кутухта провожатых и подвод дать не хочет, и то буди по воле ево, а он, Никифор, поедет и на своих подводах.

И Кутухтин ближней человек говорил. — Кутухта де стороне царского величества всякое радетельство чинит, и естли б не Кутухта хана и тайш от войны удерживал, то бы хан и тайши царского величества порубежные городы и остроги разорили. А как де в прошлом году хан и тайши посылали войска свои под Тункинской /л. 41/ острог без ево Кутухтина ведома, и под тем де Тункинским взяли 5 человек руских людей. И слыша де про тот их поход, Кутухта их заклял и наложил пени, а взятых полоняников, 5-ти человек, дав им кони и платья, отпустил в сторону царского величества, а с ними де наказал, чтоб они царского величества ближним людем тое ево Кутухтину службу и радение известно учинили, а ближние б царского величества люди о том донесли до царского величества, и за тое он, Кутухта, службу и за отпуск полоняников ожидал к себе от царского величества милости и жа/л. 41об./лованья. А ныне де Кутухта никакой себе милости и жалованья не видит, разве де о том царскому величеству неизвестно? А как он, Никифор, возвратитца к царскому величеству, и он бы царского величества ближним людем о том о всем известно учинил, а ближние б люди донесли о всем, что он с ним говорил, до царского величества.

И Никифор говорил. — Как он, Никифор, возвратитца в государство государей наших, тогда о всем царского величества /л. 42/ ближним людем известно учинит.

И после того принесли к шаншабе в серебряных великих золоченых кунганах чаю, и выпив по чашке, шаншаба Никифора отпустил.

Того ж числа приезжал к Никифору ханов зять и говорил. — Сего де числа хан и Кутухта покочюют на иное место, а ему, Никифору, велели ехать за собою. И чает он, что хан с Кутухтою посоветовав, ево, Никифора, утре /л. 42об./ отпустят, и чтоб он, Никифор, за ханом и Кутухтою ехал не мешкая, а хан де и Кутухта уж на подъеме. А как хан и Кутухта с стану поехали, и Никифор за ними поехал же, и ехал за ханом и за Кутухтою позади с четверть версты.

Августа в 28 день приезжал к Никифору тот же вышепомянутой ханов зять и говорил. — Указал де хан ему, Никифору, ехать в ургу в то место, где приказано дожидатца ево Никифорову товарыщу, а провожатые от хана /л. 43/ и от брата ево от Батура-контайши присланы будут к ним вскоре, также и за ево Никифоровы подарки пришлет хан свои отдарки с теми ж приставы, а подвод де и корму хан и брат ево контайша дать им до китайского рубежа не указали для того, что великие государи в грамоте своей об оддаче братцких людей с ним не писали, также и словесно не наказали, а до урги проводить хан и брат ево приказали тем же приставом. А хан де сего числа покочюет на иное место. /л. 43об./

И Никифор говорил, чтоб хан и брат ево послали в приставех до Китайского государства с ним, Никифором, вместе, а естли с ним приставов вместе не пошлют, то ему во ожидании тех приставов будет замедление немалою. А что он говорит, что хан и брат ево подвод до китайского рубежа дать им не указали, и он, Никифор, с товарыщем и с служилыми людьми поедут и на своих подводах и кормех, только б за приставы мешкоты не было. А как [38] будут у царского величества ево хановы послы, и им /л. 44/ учинено будет против того же, и о том бы он хану донес.

Никифор же ханову зятю говорил, что ему, Никифору, будучи при хане, корму ничего не давано, и ныне в дороге до урги от хана корм будет ли или нет?

И ханов зять говорил, что он о том доложит хану, и буде укажет ему в дороге корму дать, и о том будет приказано приставом, которые будут провожать до урги. /л. 44об./

И Никифор ханова зятя, подаря, отпустил, и сам поехал к товырыщу своему в ургу. А что ему подарков дано, и то написано в росходной книге.

Того ж числа прислал Кутухта з гичюлом за ево Никифоровы подарки верблюда да 8 коней. И Никифор верблюда и коней у гичюла принял, а ево, гичюла, дарил. А что дано подарков, и то писано в росходной же книге. /л. 45/

Августа в 29 день привели к Никифору ханов пристав на корм 3 барана, контайшин 2 барана, а больши того корму при хане и до урги, также как стояли и в урге, корму не дано.

Сентября в 1 день 195-го году приехал Никифор в ургу, а Иван Фаворов с служилыми людьми приехал сентября ж в 2 день и Никифору говорил. — Как де он ехал из Селенгинского острогу к урге и приехал на реку Иро в улусы Цыбдена-тайши ⁹ к шурьям /л. 45об./ ево и, переправясь реку, от тех юрт отъехав верст с 10, начевали на реке Шаре, и в той ночи под табары подъезжало мунгал человек с 20 и больши и на таборы напускали и хотели было отогнать скот. А как на таборы напускали, из луков стреляли, и видя де он, Иван, что учали в таборы стрелять, велел по них служилым людем из ружья стрелять же, а как де из ружья стрелять стали, и те воровские мунгалы побежали. Да и во всю де дорогу от мунгал подъезды были, только за крепкими караулы учинить над табарами и над скотом /л. 46/ ничего не могли. А которые де верблюды взяты с ясачных братцких мужиков в подводы, также и ево Никифоровы и Ивановы верблюды покупные, и те верблюды и кони пристали и впредь к ходу не годятца.

И Никифор и Иван, будучи на Толе, и видя, что хан подвод не дал, верблюды искупили, а иных променяли, а сколько куплено и променено, и то писано в росходных книгах. /л. 46об./

И сентября в 14 день, приехав на стан, Кутухтин Даши-гичюл и говорил, что он, гичюл, по указу Кутухтину послан в Китай для покупки всяких товаров и едет вскоре, а которою дорогою он поедет, и та дорога зело пряма, и большой нужды от вод и в кормех не будет, а от хана де которым быть у них в приставех до Китай, и те еще от хана не отпущены, и чает, что вскоре не будут.

И Никифор и Иван, видя, что им учинилось задержание и в кормех /л. 47/ скудость немалая, гичюлу говорили. — Буде он, Даши-гичюл, в Китайское государство едет вскоре, и он бы взял их с собою, а они ему, гичюлу, за то ево радение и в пути до Китайского государства провожание учинят почесть.

И гичюл говорил, чтоб он, Никифор, и Иван с ним, гичюлом, ехали, а он, гичюл, им рад будет, и в дороге всякое вспоможенье и бережение чинить станет, и чтоб они, Никифор и Иван, утре с Толы ехали на китайскую дорогу /л. 47об./ к речке Байкаке и на той речке ево ожидали. [39]

И того ж числа Никифор и Иван с Толы поехали и приехали на речку Буйкаку и начевали.

И сентября в 16 день приехали на речку Буйкаку от хана и от брата ево Батура-контайши служилой мунгалетин Дасикя и, пришед к Никифору и к Ивану, говорил. — Прислали де ево, Дасикя, хан и брат ево Батур-контайша /л. 48/ для того: которым де быть у них, Никифора и Ивана, до Китайского государства в провожатых, и те приставы от хана и от брата ево отпущены и поехали на китайскую дорогу, а ево хан и Батур-контайша послали к ним с ведомостью, чтоб и они с ним, Досикям, к их высланным на ту ж дорогу ехали, а до той де дороги, в которых местех велено тем их приставом ожидать, ехать в сторону 3 дни. И в то же время приехал к Никифору и к Ивану Даши-гичюл и говорил, что он, Даши-гичюл, уж совсем готов и утре поедет, и чтоб и они, Никифор и Иван, с ним ехали ж. И при/л. 48об./сланной от хана, услыша те ево гичюловы слова, что он хочет их взять с собою, говорил, что он, гичюл, обнадеживает их в провожании до китайского рубежа без указу ханову и Кутухтину, и естли он их с собою возьмет, а дорогою от чего, Боже сохрани, учинитца от воровских людей убойство или какая обида и кража или безчестие, и Кутухте и хану от великих государей быть в подозрении, что то учинилось небрежением с стороны хановы, а ему от Кутухты будет великое разорение и наказание для того, что дорогою, которою он, гичюл, хочет их вести в Ки/л. 49/тай, есть мунгалы розные и непослушные и воровство чинят великое. А в послушании те мунгалы под Гыгыном-ханом ¹⁰, и тот де хан ныне умре, а дети ево остались в малых летех, и тех обид и краж сыскать будет некому, и чтоб они, Никифор и Иван, тем ево гичюловым словам не верили и ехали б с ним к тем хановым и брата ево посланным приставом, которые чает он, что уже приезду их ожидают.

И гичюл Никифору и Ивану говорил. — Естли б де к ним от хана и от брата ево провожа/л. 49об./тые были не присланы, то бы он, гичюл, им, Никифору и Ивану, до Китайского государства был провожатым, а ныне де, слыша от ханова присланного, что послали хан и брат ево в провожатых своих улусных людей, взять их с собою немочно для того, что ему, Даши-гичюлу, никакова приказу от Кутухты, чтоб их провожать до китайского рубежа, не было. А те де хановы присланные поведут их иною дорогою, и поедут хановыми и брата ево улусными людьми для собрания себе подвод и кормов, и в том им, Никифору и Ивану, отказал и говорил, /л. 50/ что де он, Даши-гичюл, за теми ево к ним присланного славами взять с собою их немочно, да и от Кутухты де в том имеет опасение, чтоб ему за то не было какова наказания. И видя, Никифор и Иван, что гичюл им отказал, к ханову и брата ево к высланным приставом поехали сентября в 19 день.

И сентября ж в 21 день приехали к озеру Каринору, и у того озера встре/л. 50об./тил Никифора и Ивана Батура-контайша присланной служилой мунгалетин Сирен-батур, а съехався, говорил по приказу Батура-контайши. — Велено ему, Сирену, быть у них, Никифора и Ивана, в провожатых до Китайского государства и назад, а ханов де присланной, которому быть в провожатых, еще не бывал, однако ж де ожидает ево вскоре, и чтоб они, Никифор и Иван, ево подождали.

И того ж числа привел Никифору от Батура-контайши за ево Никифоровы подарки /л. 51/ верблюда да 3 лошади да 10 баранов. И Никифор верблюда и кони и баранов принял. [40]

Сентября в 23 день к Никифору и к Ивану приехали на стан Сырен-батур да Дасикя, который был в провожатых от речи Буйкука, и говорили. — Присланной де ханов, которому велено быть у них, Никифора и Ивана, в провожатых до Китайского государства, приехали к городку ноена-кутухты, и чтоб они, Никифор и Иван, к тому месту ехали, а он их ожи/л. 51об./дает, а как де вместе съедутся, тогда поедут в Китай без всякие мешкоты.

Сентября в 25 день на колодцах Кубургуни, немного не доехав до городка ноена-кутухты, к Никифору и к Ивану ханов присланной имянем Катан-кошучи и говорил. — По приказу де ханову велено у них, Никифора и Ивана, до Китайского государства и назад до урги быть в провожатых, и чтоб они с ним ехали. /л. 52/

И Никифор и Иван приставом говорили. — Великие государи, их царское величество, писали в грамоте своей к Ачирою-хану, чтоб он, хан, им, Никифору и Ивану, в проезде их до Китайского государства в кормех и в подводах учинил вспоможение, и по той их царского величества грамоте Очирой-хан до Китайского государства им, Никифору и Ивану, подводы и корм давать наказали ль и всякое удовольствование учинить велели ль?

И Катан-кошучи говорил. — По указу де /л. 52об./ ханову велено ему, Катану, у них, Никифора и Ивана, до Китайского государства и назад возвращаясь, быть в провожатых, а подвод де и кормов им, Никифору и Ивану, хан давать не указал для того, что де в грамоте царского величества об оддаче братцких их ясачных людех, которые побежали в сторону царского величества и живут ныне около Байкала-моря и Братцкого, не написано, а естли б де о братцких их людей было написано, тогда бы им было всякое удовольство, и в том де ему, Никифору, еще и при хане отказано. /л. 53/

И Никифор и Иван приставом говорили. — Очирой-хан, хотя ныне никакова им вспожения и не учинил, и то буди в воли ханове, а о братцких людех упоминатца было им в стыд для того, что, они — подданные царского величества, а не Очироя-хана, и вступатца им в чюжих подданных не для чего, потому что те братцкие люди под владением царского величества из давных лет.

Катан же кошучи говорил. — Очирой де Сайн-хан прислал к нему, Никифору, за ево Ники/л. 53об./форовы дары 2 верблюда, 6 лошадей, 20 баранов, и чтоб он, Никифор, то от хана присланное велел принять; и тех верблюдов и коней к юрте к Никифору привели. И Никифор тех верблюдов и коней не принял для того, что верблюды и кони были зело нужны и в ход не годились, только принял для дорожного кормления 20 баранов, да и для того принял, что, стоя на Толе, кормами оскудали, а как ехали к приставом, и дорогою быков и баранов купить не добыли. /л. 54/

Октября в 4 день приехали на Гобию, и ехали тою Гобиею 5 дней, и была великая нужда, потому что по Гобии кормов и дров нет и воды мало — все песок да дресва и камень резец, и едучи по Гобии, у Никифора и Ивана и у служилых людей кони и верблюды пристали многие. И знатно, что та Гобия, которую земноописатели имянуют и в чертежах описуют пустынею песочною, которая есть от восточные страны и идет до Индии, а как ходят от Ямышева-озера, и тое Гобию не минуют же, и ходят /л. 54об./ недели по 2 и больши.

Октября в 13 день приехали на китайскую границу к горам Караоботу, а под теми горами ров великой и зело глубокой, и во рву течет речка Обот, и [41] та речка — граница китайская и мунгальская, и от того места кочюют подданные китайские люди, нюки-мунгалы. /л. 55/ И на тех горах поставлен караул китайских людей для того, что мунгалы, подъезжая под юрты нюков-мунгал, скот отгоняют, а как на карауле тех воровских мунгал увидят, то по всем юртам чинят ведомость, и бывают у них меж собою убойство немалые, а стоит караул от караула верст по 8 и по 15, а на карауле бывает по копитану до по 15 человек служилых мунгал со всяким воинским оружием, кроме пушек, а стоят помесечно.

А как переехали тот ров и, отъехав от того рва, при/л. 55об./езжали к Никифору и к Ивану с караулу Эрцэн-дзанги (Против слова на полях пояснение: сотник) с служилыми людьми, и спрашивал: какие люди и куды едут?

И Никифор и Иван говорили, что по указу великих государей, их царского величества, посланы они ко государю их, к его ханову высочеству, с их царского величества грамотою и чтоб он, сотник, до Калгана дал им провожатых и о приезде в Калган послал с ведомостью. /л. 56/

И сотник говорил, что де о приезде их не только что в Калгане ведомо, есть де об них ведомость давно уж и в царстве, и для де приему их присланы к ним, Никифору и Ивану, из царства навстречю бичач да боско. И те де присланные уж их ожидают с неделю и больши, а он де, дзанга, к тем присланным о их прибытии к рубежу с ведомостью пошлет. А они б, Никифор и Иван, у той речки их ожидали.

И Никифор и Иван к речке не повратились /л. 56об./ для того, что отъехали от той речки с 5 верст и больши, а остановились на урочище Булаке.

И того ж числа приехали к Никифору и к Ивану на стан боско (На полях пояснение: пристав) Гингучи, а приехав, говорил. — Государю их, его богдыханову высочеству, о приезде их учинилось чрез ближних людей ведомо. И ближние де люди послали про них, Никифора и Ивана, проведать и с чем от царского величества посланы, спросить. А послан де с ним, боском, бичач (На полях пояснение: подьячей) Вачир, только де /л. 57/ того бичачи здесь нет: поехал для проведывания приезду их на другую дорогу.

И Никифор и Иван боска спрашивали. — Он, боско, из царства ль послан или от воеводы калганского и о даче им подвод и кормов из царства указ у бичачи есть ли?

И боско говорил. — Послали де ево из царства, а не ис Калгана, а о кормах и о подводах указу он никакова не и/л. 57об./меет, а о всем приказ есть з бичачем. И к тому подьячему поехал навстречю, а им, Никифору и Ивану, велел ево дожидатись в том же месте.

И октября в 14 день приехал на стан бичач Вачир и, привитався, говорил. — От великих государей, от их царского величества, к богдыханову высочеству с чем посланы, и от великих государей грамота, также и поминки с ними есть ли? /л. 58/

И Никифор и Иван говорили по наказу, а про поминки сказали, что с ними от царского величества в поминках к хану их ничего не послано.

Подьячей же спрашивал. — В Албазинском остроге сколько ныне служилых людей, и по указу царского величества те войска сидят, и от Селенгинского острогу до Албазинского что разстояния? [42]

И ему говорили, что они в Албазинском /л. 58об./ остроге ныне не были, и сколько в Албазине царского величества войск — не ведают. А ехали они чрез Селенгинской острог и Мунгальскую землю, а в Албазине служилые люди сидят по указу царского величества.

Подьячей же говорил. — Как де по указу ханова высочества Албазин взяли ¹¹, также и казаков, которые похотели итить в сторону богдыханова высочества, и те де казаки сказывают, что в Албазине жили и острог поставили без указу царского /л. 59/ величества, самовольством. Также де и ныне поставили город земляной без указу же. И слыша де про то хан, что вновь поставили город, послал войска свои большие, и ныне Албазин от войск их во облежении ¹², и чает он: от таких больших войск уже и взят.

И Никифор и Иван спрашивали. — Сколько войска их под Албазин послано и хто ныне в войске полковым воеводою, и полкового воеводу Пунгхена ¹³, которой был преж сего под Албазиным, знают ли, и те войска по /л. 59об./ указу богдыханову ему ль приказаны, и от Калгана до Албазина в сколько дней поспеть мочно?

И подьячей говорил. — Войска де богдыханова высочества под Албазин сколько послано и хто у них полковым воеводою, того он подлинно не ведает. Только де он в царстве слышал, что послано войска многое число, а подлинно сколько под Албазин войска послано, слышать ни от кого не лучилось, а сам он в обозе не был. Также и в сколько дней мочно доехать /л. 60/ до войска от Калгана не знает, также и полковой воевода где ныне — не ведает. И поговоря, поехал в царство, а им велел ехать х Калгану, а в провожатых велели у них быть с караулу служилым людем от юрт до юрт по 3 человека.

Подьячему же при отъезде говорили о селенгинских служилых людех, чтоб их отпустить назад в Селенгинской. И подьячей говорил, что он о том доло/л. 60об./жит ближним людем и о всем отповедь будет впредь с присланными, которые их будут принимать.

Октября в 21 день на урочище Боротологой, не доезжая до Калгана за 3 дни, встретил Никифора и Ивана прежней боско и говорил. — По указу де богдыханова высочества высланы к ним для приему их 2 человека заргучеев, а велено им их принять с кормом и с подводы. /л. 61/

Октября в 22 день на урочище Оройбулаке встретили дзаргучеи (На полях пояснение: дьяки) Эркету да Суботай, а с ними подьячей, 2 боска, и после поздравления говорили. — По указу де богдыханова высочества присланы они к ним навстречю, и велено их принять и до царства проводить с кормами и с подводы, и чтоб они, Никифор и Иван, ехали с ними к юртам для того, что по ханову указу велено их подчивать чаем.

И Никифор и Иван на ханове жалованье, что их велел принять и до царства /л. 61об./ с кормом и с подводы проводить, благодарствовали. А как к юртам приехали, и дзаргучеи говорили, что они от хана имею указ, и чтоб они тот указ слушали, припав на колени, а выслушав, поклонились по их обычаю трижды по трижды.

И Никифор и Иван говорили. — Богдыханова указу, каков они, дзаргучеи, им, Никифору и Ивану, объявят, слушать станут, стоя по своему обычаю, а как объявление их услышат что к приему их доброго, тогда за милость [43] ханову /л. 62/ бить челом станут, а на колени став, кланятца по их обычаю не будут и не умеют. И было о том, чтоб стать на колени, спору немало. И видя дзаргучеи о том их Никифорово и Иваново упорство, дали на волю. А после того говорили. — Как де государю их, богдыханову высочеству, учинилось ведомо, что великие государи, их царское величество, послали их с своею царского величества грамотою о надобных делех, и ведая де богдыханово высочество, что государство великих государей от их Китайского /л. 62об./ государства стоит в дальнем разстоянии, и от той дальней дороги были им нужды немалые, а от Очироя-хана корму им и подвод не дано, и для того указал ханово высочество их, Никифора и Ивана, принять и до царства проводить со всяким удовольствованием с кормом и с подводами. И чтоб они тое их ханскую к себе милость и жалованье ведали.

И Никифор и Иван за милость ханскую, что для приему прислал их, заргучеев, а наказал до царства проводить с кор/л. 63/мом и с подводы, благодарствовали и поклонились по своему обычаю, сняв шапки.

И дзаргучеи спрашивали. — Так ли они поклоняются государем своим, сняв шапки, или в шапках?

И Никифор и Иван говорили, что в государстве государей наших обычай таков, поклоняются великим государем, их царскому величеству, сняв шапки, а естли хто междо собою простые люди поклонился /л. 63об./ друг другу в шапке , то у нас — великое безчестие. И для того они, почитая государя их, его богдыханово высочество, поклонились, сняв шапки, по своему обычаю.

А после того принесли к Никифору и к Ивану чаю, а после чаю мяса вареного баранья и пшена сорочинского, и, посидев немного, из юрт поехали.

Того ж числа приходили к Никифору /л. 64/ и Ивану дзаргучеи и говорили. — От великих государей, от их царского величества, ко государю их, к его богдыханову высочеству, грамота с ними есть ли, и о чем царское величество в грамоте своей к хану их пишут, также сверх грамоты словесной приказ у себя имеют ли, чтоб им объявили.

И Никифор и Иван говорили. — От великих государей, от их царского величества, к богдыханову высочеству с ним, Никифором, и Иваном грамота есть, а что в той их царского величества гра/л. 64об./моте писано, и того они не ведают, потому что та их царского величества грамота запечатана, а сверх грамоты словесного приказу нет.

Да Никифор же и Иван дзаргучем говорили. — Великих государей, их царского величества, царственные большие печати и государственных великих посольских дел от оберегателя, от ближняго боярина и наместника новгородцкого от князя Василья Васильевича Голицына послан с ними же государя их /л. 65/ богдыханова высочества к полковому воеводе к Пунгхену с товарыщи дружелюбной лист. А велено им тот лист подать самому Пунгхену. И полковой воевода Пунгхен где ныне — в Калгане ль или в-ыных городех и в которых местех обретается? А буде ево, Пунгхена, на границе нет, и они б для посылки того листа дали им людей своих, а они, Никифор и Иван, с теми людьми и с своим провожатым пошлют.

И дзаргучеи говорили. — Полкового де воеводы /л. 65об./ Пунгхена в Калгане нет и никогда он в Калгане не живет. А буде у них, Никифора и Ивана, от ближняго боярина есть к нему дрюжелюбной лист, и они б о посылке того [44] листа к полковому воеводе говорили калганскому воеводе, а им того без указу ханова высочества учинить невозможно.

Да Никифор и Иван говорили дзаргучеем. — По указу великих государей посланы с ними, Никифором и Иваном, из Селенгинского острогу для прово/л. 66/жания служилые люди, а от китайской границы велено их отпустить назад, а с собою взять одного толмача. И они, Никифор и Иван, по указу царского величества тех служилых людей отпускают назад в Селенгинской, а для безопасного им проезду дали б они, дзаргучеи, от улуса до улуса провожатых, а напредь сего об отпуске их сказывали подьячему и приставу.

И дзаргучеи говорили. — Приехав де в царство подьячей и пристав, и что /л. 66об./ они об отпуске служилых людей с ними приказывали, и то они ближним людем доносили, а ближние люди о том донесли до ханова величества. И богдыханово де высочество приказал им принять их и в царство проводить со всеми царского величества служилыми людьми, а назад отпускать никово не указал, также де и Очироя-хана и брата ево Батура-контайши, которые с ними посланы в провожатых, отпускать не указал же, а указал их потому же взять в царство с ними, Никифором и Иваном, вместе для того: естли /л. 67/ им, Никифору и Ивану, служилых людей и приставов отпустить назад, то будет ехать в малолюдстве чрез Мунгалы зело опасны, да и корм де от ханова высочества ко всем служилым людем прислан же. И объявили Никифору с людьми баран большой калмыцкой, Ивану с людьми — баран китайской, служилым людем и толмачем, 30-ти человеком, 3 барана на день, да в подводы 30 верблюдов, 40 лошадей, Дзаргучеи же у Никифора и у Ивана спра/л. 67об./шивали. — Великие государи, их царское величество, послали их с своею царского величества грамотою ко государю их, к его богдыханову высочеству, и в той царского величества грамоте об оддаче Албазина и о высылке ратных людей написано ль, также и им о том наказано ль? И буде в той царского величества грамоте об оддаче Албазина и о высылке ратных людей писано, и то они конечно чают, что с царсим величеством у государя их мир учинитца. А что де выше Албазинского есть Нерчинской, также и Селенгинской, и до тех де острогов /л. 68/ им дела нет. Только де они то спрашивают у них собою, а не по ханскому и ближних людей приказу.

И им говорили. — Великие государи, их царское величество, ко государю их, к его богдыханову высочеству, о чем пишут, о том им не ведомо, потому что та их царского величества грамота запечатана, как они им о том и напредь сего объявили, также и ни о каких делех им говорить не наказано. А что они говорят про Албазин, и то с стороны /л. 68об./ царского величества учинено не будет, да и говорить было им о том, хотя они говорят будто от себя, не годилось, потому что город Албазин изстари под владением государей наших, а под их ханом никогда не бывал, также и впредь не будет.

Октября в 23 день приехали на речку Карабалгасун и на той речке начевали, а корм и подводы дзаргучеи прислали против прежняго. /л. 69/

Октября в 24 день поехали к Калгану. А как приехали х калганским воротам, и от ворот стояло по обе стороны служилых людей по 16 человек с сулемами. А как выехали из ворот и с коней ссели, встретил Никифора и Ивана воевода, которому по указу ханову Калган ведать приказано, и привитався, [45] звал в полату, а как в полату вошли и сели, спрашивал о здоровье, а после того подчивал чаем.

И Никифор и Иван воеводе говорили /л. 69об./ о посылке листа ближняго боярина против вышеписанного, как написано выше сего.

И воевода говорил, что ему без указу ханова высочества того листа принять и к полковому воеводе послать невозможно, а чтоб они тот лист везли с собою в царство и о той посылке объявили ближним хановым людем, а ныне б он, Никифор, и Иван ехали на подворье. /л. 70/

И Никифор и Иван, привитався с воеводою, поехали и приехали в город Тайджин, от Калгана в полуторе версте. А как поехали от Калгана, и калганской воевода послал с ними в провожатых до царства сотника, а с ним 15 человек служилых людей.

Октября в 25 день ис Тайджина поехали и приехали в Баянсум. И не доезжая того города, на поле встретил Никифора и Ивана того же города воевода и, привитався, спрашивал о путешествии и сколь /л. 70об./ давно от царского величества отпущены.

И Никифор и Иван говорили. — Как они от царского величества отпущены — тому уж девятой месяц. И слыша про то воевода, что от царского величества как отпущены девятой месяц, дивился и говорил, что в таких скорых днях приехали, а он де от многих торговых бухарцов слыхал, что приезжают они с столицы, в которой царское величество пребывают, года в полтора /л. 71/ и больши.

Воевода ж говорил. — Великие государи, их царское величество, з богдыхановым высочеством в дружбе и любви быть желают ли, и война, которая ныне чинитца, приездом их кончитца ль? А преж де сего у китайских ханов с великими государи недружбы не бывало, и чтоб и ныне меж царским величеством и богдыхановым высочеством недружба успокоилась. /л. 71об./

И Никифор и Иван говорили. — Великие государи, их царское величество, послали их к богдыханову высочеству с своею царского величества любительною грамотою для их государственных надобных дел, которые настоят ко всякому добру.

И слыша, воевода и при нем будучие люди радовались и говорили. — Дай, боже, чтоб та война междо ими, великими государи, успокоилась и подданные б жили во всякой тишине и благоденствии, а от войны де ника/л. 72/кова подданным людем пожитка, кроме разорения, не бывает. И подчивали чаем и, привитаясь, отъехал.

А как поставили на подворье, и воевода прислал к ним на корм от себя 2 барана да пуд пшена и розных овощей и яблок. А дзаргучеи корм — бараны привели против прежняго да в прибавку пшена 2 пуда, а больши того в дороге корму до царства не было.

Октября в 26 день поехали из города /л. 72об./ Баянсума и приехали в город Боован и поставили на подворье. А как на подворье стали, приезжал к Никифору и к Ивану того города воевода с сыном и, повитався, спрашивал о здоровье и о путишествии: давно ль от царского величества посланы и о каком деле?

И Никифор и Иван говорили. — Посланы они от великих государей, от их царского величества, ко государю их, к богдыханову высочеству, с их царского величества любительною гра/л. 73/мотою для их государских надобных дел, которые настоят ко всякому добру. А как отпущены от царского [46] величества, тому уж девятой месяц. И воевода, слыша о том, радовался и, подчивав чаем, з двора поехал.

Октября в 29 день приехали в город Чаганкрым и в том городе начевали. А назавтрее приходил дзаргучей Суботай, которой был в приставех, и говорил. — Прислан де к нему из царства присыльщик и велено ему, дзаргучею, у них, /л. 73об./ Никифора и Ивана, спросить от царского величества к богдыханову высочеству грамота, также и от ближняго боярина к полковому их воеводе один ли лист присланы, и окроме грамоты и листа ближняго боярина иные письма есть ли, и поминки от царского величества к богдыханову высочеству с ними посланы ль, также и от них, Никифора и Ивана, подарки будут ли?

И Никифор и Иван говорили. — От царского величества к богдыханову высо/л. 74/честву кроме одной грамоты и от ближняго боярина к полковому воеводе листа, о которых напредь сего они им объявили, также и поминков от царского величества к богдыханову высочеству с ними, Никифором и Иваном, не послано. И у них подарков нет, а буде что богдыханову высочеству полюбитца, и они богдыханову высочеству челом ударят.

И дзаргучей спрашивал, чем они богдыханову высочеству хотят челом ударить, чтоб они ему сказали /л. 74об./ имянно, а он, написав, пошлет в царство.

И ему сказано, что у них есть часы столовые боевые, соболи, горнастаи, кость рыбья, трубки смотрительные.

Октября в 30 день, не доезжая Пежина верст за 6, поставили в селе Сафо. А как стали, на двор приходил к Никифору и к Ивану дзаргучей Суботай и говорил, что /л. 75/ уже приближилися они к Педжину, и чтоб утре в Педжине ехать поранее, чтоб им, Никифору и Ивану, приехать в царство в половину дня, а не вечером.

И октября в 31 день по ведомости от дзаргучея ис того села к Педжину поехали за 3 часа до света и, проехав земляной город, не доезжая немного каменного города, встретил Никифора и Ивана дзаргучей Эркету, которой встречал от Калгана, да с ним 3 человека дзар/л. 75об./гучеев же, и говорил. — Богдыханово де высочество, желая быть с великими государи, с их царским величеством, в дружбе и любви, а их почитая, прислал с ними своего ханова высочества жалованья — чаю и велел их подчивать, и чтоб они ту ханова высочества милость приняли в любовь.

И Никифор и Иван на ханове жалованье, что указал их встретить и чаем подчивать, благодарствовали. А после того /л. 76/ дзаргучей Эркету говорил, чтоб они, Никифор и Иван, видя к себе богдыханова высочества милость, прежде чаю, по их обычаю, став на колени, поклонились трижды по трижды.

И Никифор и Иван говорили. — Посланы они от великих государей, от их царского величества, ко государю их к богдыханову высочеству с их царского величества любительною грамотою для их государских надобных дел, и не быв им царского величества /л. 76об./ з грамотою у богдыханова высочества и не видев ево очей, кланятца им по их обычаю непригоже, и слыша б им о том, что посланы царского величества с любительною грамотою, принуждать было по своему обычаю не годилось. Да и во всех окрестных государствах христианских, также и мусульманских, такого обычая нет, чтоб послов и посланников, не видев ханских очей, принуждать к поклону по своему обычаю, не ведетца, и по их обычаю, став на колени, кланятца они не будут, а [47] покло/л. 77/нятца по своему обычаю, приняв и выпив чай, как обычай в государстве государей наших, также и в-ыных государствах.

И дзаргучей, видя их Никифорово и Иваново упорство, от того места, где принуждали кланятца, велели отступить, и отступя, сели по местом. А как сели, и дзаргучей говорил. — Государь де их, его богдыханово высочество, указал их принять и с чаем встретить, желая быть с царским величе/л. 77об./ством в дружбе и любви, также и их, Никифора и Ивана, почитая, чтоб они ту ево ханскую милость и жалованье, как будут у царского величества, возвестили. А к иным де ни к кому преж сего от богдыханова высочества навстречю с чаем не высылывано, и чтоб они учинили по их обычаю безо всякого упорства. А естли они учнут чинить упорство, а хану их о том донесено будет, и они отпущены будут без дела, также как и Николай Спафарий ¹⁴. /л. 78/

И Никифор и Иван говорили. — Объявляют они, что государь их, его богдыханово высочество, указал то учинить, желая быть с царским величеством в дружбе и любви, и они за тое ево ханскую к себе милость благодарствуют. А чтоб не быв у ханова высочества царского величества з грамотою и не видев ево ханских очей, кланятца по их обычаю, и им за указом царского величества учинить того никоими меры невозможно. А воздадут они, Никифор и Иван, честь и поклонятца на милости ханской по своему обычаю, сняв шапки, а по их /л. 78об./ обычаю кланятца они не будут, и в том им отказали. А что они воспоминают Николаев приезд Спафария, что отпущен без дела, и Николай Спафарий чинил все по указу же царского величества, как ему о том было наказано, и видя, что с стороны богдыханова высочества на сторону царского величества удовольства никакова нет, а чинена всякая противность, без дела и отпущен. А ныне им к приезду их такого отпуску за объявлением государя их, его богдыханова высочества, к царскому величеству дружбы /л. 79/ и любви, говорить было не годилось.

Да Никифор же и Иван у дзаргучеев спрашивали. — Домогаютца они, чтоб им поклонитца по их обычаю, и то они чинят по указу ль ханова высочества или собою?

И дзаргучей говорил, что он чинит то собою, а не по указу богдыханова высочества для того, что у них таков обычай истари: естли х кому от хана что послано будет, за то /л. 79об./ кланяютца трижды по трижды, и того им обычая никоими мерами пременити невозможно.

И Никифор и Иван говорили. — Чинить было ему, чего от государя своего не наказано, не годилось, а поклонятца они по своему обычаю, и больши б того они у них, Никифора и Ивана, и не вымогали.

Дзаргучей же говорил, чтоб они, Никифор и Иван, упорства конечно никакова /л. 80/ не чинили, а чинили б по их обычаю, и богдыханова высочества жалованье — чай пили, а буде по их обычаю не поклонятца, и им чаю не дадут.

И Никифор и Иван говорили. — Упорства они никакова не чинят, а чинят как обычай есть во всех государствах, а богдыханова высочества жалованья — чай пить станут, а приняв и выпив, поклонятца по своему обычаю. А не видев богдыханова высочества очей, как они предлагают, по их обычаю /л. 80об./ кланятца не будут для того, что то дело непристойное, чтоб на степи кланятца и неведомо чему. А что они предлагают: буде по их обычаю не учинят, и богдыханова высочества жалованья им и чаю не дадут, и они, Никифор и Иван, за то богдыханову высочеству и благодарствовать не будут. [48]

Дзаргучей же говорил. — Царского величества грамоту где они отдадут — на дворе ли или в приказе? И ему сказано, что о том будут /л. 81/ говорить, как будут поставлены на подворье.

И дзаргучей, осердясь, седчи на лошадь, поехал в город, а их, Никифора и Ивана, вели в другие ворота и при них были 3 человека дзаргучеев, которые сидели вместе с Еркетеем-дзаргучеем. А приехав в город, поставили на том же посольском дворе, на котором стоял Николай Спафарий, /л. 81об./ а стойки никакой не было. А на посольском дворе зделаны полаты новые для того: как де было в Китайском государстве трясение земли, и те полаты развалило.

Того же числа приказывали з дзаргучеем Суботаем ханова высочества к ближним людем, чтоб они доложили ханову высочеству, чтоб им велел быть царского величества з грамотою у себя на приезде. /л. 82/

И дзаргучей говорил. — Предлагают де они, чтоб им царского величества з грамотою быть пред ханом, а у них де обычай такой изстари: ис которых государств послы и посланники з грамотами приезжают, и те де грамоты отдают в приказе ближним людем, а как де их переведут, и богдыханова высочества доложат. И буде в той царского величества грамоте написано будет доброе и никакова безчестья в той грамоте написано не будет, тогда хан укажет их взять и пред себя. А не переведчи грамоты /л. 82об./ и не выразумев, пред хана не берут.

И Никифор и Иван говорили, что им, богдыханова высочества ближним людем, за указом царского величества грамоты отдать невозможно, и чтоб ханово высочество, желая быть с царским величеством в дружбе и любви, тое их царского величества грамоту принял сам, а мимо самого хана ближним людем отдать им не наказано. /л. 83/

Комментарии

1. Венюков Никифор Данилович — подьячий Посольского приказа с 1671 г. Вместе с Иваном Фаворовым в течение ряда лет принимал участие в установлении русско-китайских дипломатических связей. В 1675-1678 гг. ездил в Китай в составе посольства Н. Г. Спафария (см.: Русско-китайские отношения в XVII веке. Т. 1. М., 1969, с. 336, 346). Н. Венюкову приписывается сочинение под названием «Описание новые земли сиречь Сибирского государства, в которое оно время и каким случаем досталось за Московское государство и какой той земле положение», составленное, по мнению историка А. И. Андреева, в 1685-1686 гг. (см.: Андреев А. И. Очерки по источниковедению Сибири. Вып. 1. XVII век. M.-Л, 1960, с. 69-71; Лебедев Д. М. География в России XVII века. M.-Л, 1949, с. 200). Сочинение получило широкую известность, особенно на Западе.

Фаворов Иван — с 1674 г. подьячий Посольского приказа, где одновременно выполнял функции картографа. Известно, что в конце XVII в. ему поручались важные картографические работы. Так, в 1695 г., накануне первого Азовского похода, он составил карты нижнего течения Дона и северного побережья Черного моря (см.: Очерки истории СССР. XVII в. М., 1955, с. 581-582).

В декабре 1685 г. Н. Д. Венюков и И. Фаворов были посланы в Пекин, чтобы передать цинскому правительству грамоту с сообщением о скором прибытии на границу русского посла для ведения переговоров.

2. Василий Васильевич Голицын (1643-1714) — князь, боярин, фаворит царевны Софьи. Объединил под своей властью все важнейшие приказы, с 1682 по 1689 г. являлся главой Посольского приказа. Руководил всей внешней политикой Русского государства, обладал незаурядными дипломатическими способностями. Заключил «Вечный мир» с Польшей в 1686 г., принимал участие в организации посольства Ф. А. Головина, в Чигиринских походах 1677 и 1678 гг., в русско-турецкой войне и Крымских походах 1687 и 1689 гг. С падением правительства Софьи в 1689 г. был сослан в Архангельский край.

3. Речь идет о маньчжурском военачальнике Пэнчуне, участнике походов на Албазин.

4. Святая неделя — первая неделя после пасхального воскресенья, в 1686 г. продолжалась с 4 по 10 апреля.

5. Кутухта, Хутухта-геген, Ундур-геген — так в документах называется сын Тушету-хана Гомбодоржа Лубсан Дамба-Джамцан (1636-1723). В 1641 г. он был провозглашен хубилганом тибетского историка Даранаты. В 1649 г. уехал в Тибет, где от Далай-ламы получил титул Джебдзун Дамбы-хутухты. В 1651 г. вернулся в Халху и стал первым ургинским хутухтой и главой ламаистской церкви в Монголии. Занимался строительством храмов и монастырей, способствовал распространению буддизма. Полномочный посол Ф. А. Головин в письме к судье Посольского приказа В. В. Голицыну писал о нем следующее: «А от Селенгинского меж владения Чарой Сайн-хана к полудню идет их же мунгальского духовного чину имянуемый Кутухта, вышеписанному Чарай Сайн-хану родной брат, и над всеми над теми мугальскими владетели в духовном и свецком чину зело силен. А приемлет тот Кутухта по своему закону посвящение Далай-ламы, которой кочюет за мунгалами на полдень и сказывают, что зело великое владение его есть, а называется Тангуцкой земли и закона. А у того вышепомянутого Кутухты зделаны по реке Чикою и Толе, которая впадает от полудня в Чикой, монастыри многие, ограды имеют каменные, в которых живут их законники» (РГАДА, ф. Сношения России с Китаем, оп. 1, кн. 9, лл. 659-659 об.).

Стремился поддерживать добрые отношения и с Русским государством и с Цинами, отдавая предпочтение последним. Проманьчжурская ориентация сыграла решающую роль и в выборе подданства. Ундур-геген вместе с братом Тушету-ханом Чихунь Доржи, который потерпел поражение от Галдана Бошокту-хана, были вынуждены бежать в пределы Цинской империи искать помощи и защиты. В «Эрдэнийн эрихэ» отмечается, что Геген, просивший принять в подданство его и принадлежащих ему шабинаров, тем самым просил за всех дзасаков: «Все тайчжи восточной и западной сторон, считая меня за учителя-ламу, говорили мне: если хутухту говорит, что он поддастся, мы также поддадимся, равно и абаганарские тайчжи, и находящиеся у караулов говорили мне: и мы поддадимся» (Позднеев А. М. Ургинские хутухты. Исторический очерк их прошлого и современного быта. СПб., 1880, с. 7-8).

В 1691 г. под влиянием Ундур-гегена большинство монгольских тайджи приняли маньчжурское подданство и на Долоннорском съезде было официально оформлено вхождение Халхи в состав Цинской империи. За ургинским хутухтой сохранилось главенствующее положение среди ламаистского духовенства Монголии.

Ундур-геген под именем Занабазара был известен в Монголии также как мастер буддийской скульптуры (см.: Шастина Н. П. Русско-монгольские посольские отношения XVII века, с. 147-149; Позднеев А. Монгольская летопись «Эрдэнийн эрихэ»; Ермаченко И. С. Политика маньчжурской династии Цин в Южной и Северной Монголии в XVII в., с. 126-151).

6. Имеется в виду Шидишири Батур-хунтайджи, брат Тушету-хана Чихунь Доржи. Как и последний, он являлся сторонником Цинов. Участвовал в примирительном съезде в Хурэн-Бэлчире в 1686 г., возглавил объединенные отряды монгольских тайджи во время осады Селенгинска в январе-марте 1688 г. После принятия маньчжурского подданства получил звание бэйлэ. Шидишири Батур-хунтайджи принимал участие в походе цинского императора в 1697 г. против Галдана Бошокту-хана. Вернувшись в Халху, занимался строительством храмов и кумирен. Умер в 1705 г. (см.: Позднеев А. Монгольская летопись «Эрдэнийн эрихэ», с. 185, 186, 247, 264; Шастина Н. П. Русско-монгольские посольские отношения XVII века, с. 131-143).

7. Речь идет о так называемом примирительном съезде халхаских князей в Хурэн-Бэлчире, который проходил, по китайским источникам, с 18 по 23 сентября, по данным русских документов — с 1 августа по декабрь 1686 г.

Причиной междоусобной борьбы в Халхе послужили события, связанные с убийством Дзасакту-хана Ваншука и вмешательством Тушету-хана Чихунь Доржи, который, воспользовавшись нестабильностью положения в Дзасактуханском аймаке, захватил часть имущества и аратов Дзасакту-хана. Попытка Далай-ламы примирить ханов не имела успеха. В прекращении борьбы в Северной Монголии было заинтересовано и цинское правительство из-за надвигающейся опасности со стороны джунгарского хана Галдана. Поводом для вмешательства маньчжуров в монгольские дела явилось обращение Дзасакту-хана Ценгуна к правителю Цинской империи с просьбой посодействовать в возвращении подданных, захваченных Тушету-ханом. Для обеспечения успеха маньчжуры еще в 1684 г. пригласили к участию в примирении Далай-ламу и предложили ему направить в Халху своего посла вместе с цинским. Однако посланец Далай-ламы по дороге в Халху умер, и только в конце 1685 г. был назначен новый — настоятель Галдановского монастыря Галдан-ширетуй. Цинскую сторону на примирительном съезде представлял глава Палаты внешних сношений (Лифаньюань) Арани. Были приглашены крупнейшие монгольские князья, в том числе Цецен-хан, Ундур-геген, Шидишири Батур-хунтайджи, Дзасакту-хан и др. Зачитанный на съезде указ императора Канси призывал монголов к примирению. Монгольские ханы и тайджи принесли клятву в вечном мире и согласии, обещали вернуть все незаконно захваченное. Несмотря на внешний успех, после Хурэн-Бэлчирского съезда прежние распри не прекратились. Тушету-хан не спешил возвращать чужих аратов, и борьба продолжалась (подробно см.: Позднеев А. Монгольская летопись «Эрдэнийн эрихэ», с. 182-186; Златкин И. Я. История Джунгарского ханства. 1635-1758, с. 172-176; Ермаченко И. С. Политика маньчжурской династии Цин в Южной и Северной Монголии в XVII в., с. 116-121).

8. Видимо, имеется в виду посол Ундур-гегена Манжита-лама, который в декабре 1675 г. вместе с послами Тушету-хана Чихунь Доржи и Шидишири Батура-хунтайджи прибыл в Москву. Присутствие на празднике крещения так подействовало на Манжита-ламу, что он подал челобитную о принятии православной веры. Получив разрешение, он совершил обряд крещения и остался жить в Тобольске (см. РГАДА, ф. Монгольские дела, оп. 1, 1675 г., д. № 1, лл. 1-152; 1676 г., д. №  2, лл. 1-8). Тобольский сын боярский Ф. Михалевский, будучи в марте 1678 г. в улусе Ундур-гегена, на требование вернуть посла ответил: «А посланец их Манжита-лама остался царьского величества в Сибири в Тобольску для своих дел добровольно, и ехать к ним он в Мунгальскую землю не похотел, и живет ныне в Тобольску для своих дел, а не в неволю оставлен» (см.: СПбОА РАН, ф. Портфели Миллера, оп. 4, кн. 23, док. №  317, л. 369).

9. Речь идет о Цебден-тайджи, сыне дзасака Шибтуй Хатан-батура, двоюродного брата Тушету-хана Чихунь Доржи, являлся вассалом последнего. Под властью Цебдена находились табунгутские тайджи (см.: Мэн-гу-ю-му-цзи. Записки о монгольских кочевьях, с. 63, 68, 69; Русско-китайские отношения в XVII веке. Т. 2. М., 1972, с. 198, 202_г207, 780 и др.).

10. Гыгын-хан, Геген — один из титулов первого Цецен-хана Шолоя, который подарил его двухлетнему будущему главе ламаистской церкви Лубсан Дамба-Джамцану. И с тех пор в исторических сочинениях этот титул у Цецен-ханов, как правило, не встречается. Только в 1728 г. внук Цецен-хана Умухей вновь получил титул Геген Цецен-хан. В 1781 г. титул был утвержден за Цецен-ханами навсегда. В статейном списке речь, видимо, идет о внуке Шолоя — третьем Цецен-хане Норбо, который умер в 1687 г. Кочевья его распространялись «между полуднем и востока круг великого озера Далай и реки Онона и иных, имеет под собою многих тайшей мунгальских и равных родов иноземцов» (РГАДА, ф. Сношения России с Китаем, оп. 1, кн. 9, л. 655 об.). На западе они граничили с Тушетуханским аймаком, на севере соприкасались с русскими землями (см.: Мэн-гу-ю-му-цзи. Записки о монгольских кочевьях, с. 86-87; Позднеев А. Монгольская летопись «Эрдэнийн эрихэ», с. 55-56, 134-136).

11. Речь идет о первом наступлении маньчжурских войск и осаде Албазина в июне 1685 г. Хотя первые нападения превосходящих сил противника были отбиты, русский гарнизон был вынужден 5 июля оставить подожженный цинскими войсками город. Маньчжуры разрешили русским уйти в Нерчинск, а Албазин был срыт до основания (см.: Мелихов Г. В. Маньчжуры на северо-востоке (XVII в.). М., 1974, с. 141-169; Александров В. А. Россия на Дальневосточных рубежах (вторая половина XVII в.), с. 138-154).

12. После ухода маньчжурских войск из-под Албазина русские отряды вернулись в город и восстановили его. Узнав об этом, цинский император приказал в июне 1686 г. вновь осадить Албазин. Однако маньчжурские войска, подошедшие к городу в начале июля, взять его не смогли. В октябре 1686 г. цинская армия предприняла последнюю попытку овладеть Албазином штурмом, но потерпела поражение. Приближение зимы и военные неудачи поставили маньчжуров в тяжелые условия, и цинское правительство было вынуждено пойти на установление дипломатических отношений с русскими. Но еще раньше, получив сообщение сибирских воевод от 15 ноября 1685 г., русское правительство, встревоженное притязаниями маньчжуров, направило И. Фаворова и Н. Венюкова с царской грамотой к богдыхану о согласии начать мирные переговоры (см.: Мелихов Г. В. Маньчжуры на северо-востоке (XVII в.). М., 1974, с.173-177; Александров В. А. Россия на Дальневосточных рубежах, с. 138-154).

13. Речь идет о маньчжурском генерале Пэнчуне. Принимал участие в 1682 г. в разведывательном походе на Нерчинск, в первом и втором походе на Албазин. С 1690 г. воевал против Галдана Бошокту-хана. Умер в 1701 г. (см.: Мясников B. C. Империя Цин и Русское государство в XVII веке. М., 1980, с. 167-169, 192-194 и др.).

14. Спафарий (Милеску) Николай Гаврилович (1636-1708) — выходец из Молдавии, ученый, политический деятель, дипломат. Образование получил в Константинополе и в Италии. Принимал активное участие в политической борьбе, которая развернулась в Молдавии и Валахии в 50-60-х годах XVII в. Был вынужден покинуть родину и после долгих скитаний в 1671 г. поступил на русскую службу переводчиком в Посольский приказ. В 1675-1678 гг. возглавил русское посольство в Китай. И хотя результаты посольства были незначительны, созданные в этот период географические труды Н. Г. Спафария явились ценным вкладом в изучение Сибири и Китая XVII в. и населявших их народов (см. подробно: Мясников B. C. Империя Цин и Русское государство в XVII веке, с. 131-163; Мясников B. C., Тарасов В. Н. Труды и дни Николая Спафария. — Проблемы Дальнего Востока. 1985, № 2 и 3).