СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

№ 88

(* — Датируется по времени составления наказной памяти и возвращения посольства в Томск)

/л. 179/ Лета 7176-го году сентября в 30 день. По государеву цареву и великого князя Алексея Михайловича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержца, и государя благоверного царевича и великого князя Алексея Алексеевича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии, и государя благоверного царевича и великого князя Феодора Алексеевича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии, и государя благоверного царевича и великого князя Симеона Алексеевича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии, и государя благоверного царевича и великого князя Ио[а]нна Алексеевича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии, указу и против наказной памети их царьскаго величества стольника и воеводы Никиты Андреевича Вельяминова да дьяка Василья Шпилькина велено мне ехать, томскому сыну боярскому Василью Былину, да со мною конным казаком Деське Пичюгину, Максимку Завьялову, Ивашку Брагину да для письма Петрушке Путимцову, а для толмачества Илейке Данилову Новокрещену в Черныя Калмыки х тайшам, к Сенге и х Кутухте, для того, что в прошлом во 175 году прислана в Томской великого государя царя и великого князя Алексея Михайловича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержца, грамота за приписью диака Ефима Юрьева, а в той великого государя грамоте написано. — Великии государи твоих Сенгиных и Кутухтиных посланцов пожаловали, велели их с Москвы отпустить в Томской, а ис Томсково велено отпустить их к вам, к тайшам, к тебе, Сенге и х Кутухте, дав им корм в дорогу. Да со мною ж, Васильем, и служилыми людьми послано ис Томсково великих государей жалованья Сенге-тайше сукна доброва черчетова аглинскова 20 аршин да камки кармазину 10 аршин, да Кутухте — сукна 10 аршин. А приехав /л. 180/ к ним, к тайшам, к Сенге и х Кутухте, великих государей жалованье, сукно и камку, отдать чесно и говорити мне, Василью, чтоб они, Сенга и Кутухта, великих государей жалованья приняли б чесно по достоинству, встав, и принели б они, Сенга и Кутухта, сами. А будет они, Сенга и Кутухта, не учнут, встав, приимать великих государей жалованья, сукно и камку, и ему, Василью, говорить с великим подкрепленьем, чтоб они,

Сенга и Кутухта, великих государей жалованье по достоинству чесно приняли, говорити ему, Василью, Сенге и Кутухте, чтоб они, тайши, будучи под их царьского величества высокою рукою, и им, великим государем, служили верою, и прямили, и добра хотели во всем, и на непослушников, которыя великим государем непослушны, войною ходили и поиск над ними [184] чинили, и улусных своих людей с торгом в Тобольской и в Томской присылали небольших, чтоб от того многалюдства с рускими людьми ссору и задоров не было.

Да ему ж, Василью, и служилым людем говорить тайшам Сенге и Кутухте неспешно и внятно, и толмачю велеть толмачить не спешно ж по статьям, чтоб тайшам было внятно. — В прошлом во 175 году посылан был к ним, тайшам, к Сенге и к Чокуру и х Кутухте, томской сын боярской Павел Кульпинской [с] служилыми людьми великих государей з жалованьям — с сукнами и с камками, с отласы. И ты, Сенга, и Чокур и Кутухта про здоровья великих государей не спрашивали, и великих государей жалованья приимали вы не по достоинству нечесно, сидя, и тем вы великим государем чинитесь непослушны: царьского величества во всех государьствах цари и корали и царевичи про здоровья великих государей спрашивают, встав, чесно, и великих государей жалованье /л. 181/ принимают, встав же, чесно, и в том твоя Сенгина и Чокурова и Кутухтина перед великими государи неправда.

Да в прошлом же во 175 году приходил ты, Сеньга-тайши, да с тобою Чокуров сын Бага Манжи с-ыными тайшами с воинскими людьми в Киргискую землю на Лоджана-царя и великих государей ясашных людей Томского уезду многих повоевали, и лошеди и рогатой скот отнимали, и ясак с них збирали. А как ты, Сенга-тайши, с воинскими людьми ис Киргиской земли пошел в свою землю, а в Киргиской земле оставил своих людей черных калмыков многих и велел ты калмытцким своим людем под Красноярской острог ити войною, и под Красноярским острогом великих государей ясашных людей качинцов и аринцов повоевали, и лошеди и рогатой скот отнимали, и животы их и всякую мяхкую рухлеть поимали без остатку, и красноярских служилых и всяких чинов людей многих побили, а иных в полон поимали. А учиня под Красноярским острогом твои Сенгины и Чокуровы люди такое розоренье, приходили в Кузнецкой острог посланец твой Сенгин Иши да Чокуров посланец Аксубу с товарыщы великих государей с ясашных людей ясаку збирать на тебя, Сенгу, и просили ваши посланцы в Кузнецком остроге выезжих белых калмыков. А ис Кузнецково острогу те ж твои Сеньгины посланцы Иши и Чокуров Аксубу приходили в Томской и твоею Сенгиною и Чокурова душею шертовали против прежнево, о чем вы, Сенга, и Чокур-убаши и сын Чокуров Баага Манжи к великим государем посылали бити челом послов своих, что быти вам под их царьского величества высокою рукою в подданстве и великим государем служити и прямити и добра хотети /л. 182/ во всем.

Да те ж ваши посланцы Иши и Аксубу просили ис Томсково выезжих белых калмыков, чтоб их отдать тебе, Сенге, и Чокуру. И грозили они, посланцы, войною приходить под Томской и под Кузнецкой. И посланцы ваши, Сенгины и Чокуровы, были на Москве двожды, а великим государем о выезжих белых колмыков не бивали челом, и о том в Томской великих государей указу не было. А выезжия белыя калмыки выехали в Томской и в Кузнецкой, служат великим государем из воли, и живут они в Томском и в Кузнецком охотою, а не из неволи. А будет ты, Сенга, и Чокур учнете впредь так делать, великих государей ясашных и служилых людей воевать и с есашных людей ясак збирать на себя, и о том ис Томсково стольник и воевода Никита Андреевич Вельяминов да дьяк Василей Шпилькин учнут все ваши неправды писать к великим государем к Москве о указе.

Да ты ж, Сенга-тайши, говорил томскому сыну боярскому Павлу Кульпинскому. — Хотел ты сыскать грабежной живот, что в прошлых годех посыланы были послы в Китайскую землю Иван Перфильев с товарыщи ¹ , и их пограбили Ахай Донжины люди да Облаевы. И ты б, [185] Сенга-тайши, великим государем службу свою и роденья показал, тот грабежной живот велел сыскать, а сыскав, прислать в Томской. А великии государи тебя, Сенгу, за то пожалуют своим великих государей жалованьем.

А выговаривать ему, Василью, калмытцким тайшам Сенге и Кутухте все против сей наказной памети, не опасаяся ничево, помня великих государей кресное целованье, а толмачю велеть толмачить тихо по статьям. Да что он, Сеньга, и Кутухта учнут ему, Василью, говорить, и те их речи велеть толмачить по статьям, а Петрушке Путинцову велеть писать в статейной список порознь по статьям. /л. 183/ Да тот списак за своею рукою и за служилых людей руками привести в Томской и подать в съезжей избе стольнику и воеводе Никите Андреевичю Вельяминову да дьяку Василью Шпилькину.

Да ты ж, Сеньга, говорил томскому сыну боярскому Павлу Кульпинскому. — Хотел ты великим государем службу свою и раденье учинить: будет великие государи укажут ис Томсково послать послов своих в Китайскую землю, и ты, Сенга, хотел тем послом дать из улуса своево подводы и провожатых и корм до Китайского. И стольник и воевода Никита Андреевич Вельяминов да дьяк Василей Шпилькин то твое раденья и службу отпишут к великим государем к Москве. И за ту твою правду великие государи тебя, Сенгу, пожалуют своим государевым жалованьем. И в том твоя правда и к великим государем служба и раденья большее.

Да что он, Сеньга, и Кутухта учнут мне, Василью, говорить, и те их речи толмачю велеть толмачить по статьям, а Петрушке Путимцову велеть писать в статейной список порознь по статьям же, да тот список за своею рукою и за служилых людей руками привесть в Томской город и подать в съезжей избе стольнику и воеводам Никите Андреевичю Вельяминову да дьяку Василью Шпилькину.

И в нынешнем же во 176 году октября 2 день поехал я, Василей, с служилыми людьми ис Томсково в Калмытцкую землю, и ис Томскова шел да ево ж Сеньгиных людей до Корагайсково улусу декабря по третий день и тут зимовали, и на зимовье жили февраля по третий на десять день, и пошли к нему, к Сенге, в улус, а пришли к нему, Сенге, в улус апреля в четвертом числе.

И того ж числа в другом часу ночи прислал он, Сенга, ко мне, Василью, того ж своево посланца Тархан-/л. 184/лабу и велел мне ити и товарыщем моим великого государя з жалованьем в юрту к себе. И Василей Былин с товарыщи взял великого государя жалованья, сукно и камку, в юрту к нему пошел и, став, перед ним, Сенгою, в юрте говорил первую речь. — Великого государя нашего царя и великого князя Алексея Михайловича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержца, и государя благоверного царевича и великого князя Алексея Алексеевича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии, и государя благоверного царевича и великого князя Феодора Алексеевича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии, и государя благоверного царевича и великого князя Семиона Алексеевича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии, и государя благоверного царевича и великого князя Иоанна Алексеевича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии, и их царьского величества стольник и воевода Никита Андреевич Вельяминов да дьяк Василей Шпилькин прислали меня х тебе, х тайше, в послех, а со мною х тебе прислали х тайше великих государей жалованье — 20 аршин сукна доброво черчетова аглинсково да 10 аршин камки кармазину, а велели тебе, Сенге, говорить, чтоб ты, Сенга-тайши, то их великих государей жалованья принел по достоинству чесно, встав, своими руками.

И он, Сенга-тайша, не встал, а сказал: у нас де не вставают. И Василей Былин говорил и в другоред, чтоб встал и принел бы ево государева [186] жалованья по достоинству чесно. И он, Сеньга, отказал: ты де меня приехал учить. А велел к себе поднести государева жалованья, сукно и камку. И он, Сенга, руку наложил на сукно и на камку, а с моих рук снял едзан ево и, смяв государева жалованье, сукно и камку комав, и кинул середь юрты, а про великово государя про здоровья не спрашивал и не ставал. /л. 185/

Да Василей же Былин говорил другую речь. — В прошлом во 175 году прислана в Томской великого государя царя и великого князя Алексея Михайловича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержца, грамота за приписью дьяка Ефима Юрьева, а в той великого государя грамоте написано. — Великия государи твоих Сенгиных и Кутухтиных посланцов пожаловали, велели их с Москвы отпустить в Томской город, а ис Томскова города отпустить к вам, тайшам, к Сенге и х Кутухте, дав им корм в дорогу. Да твой же Сенгин посланец бухаретин Шелчи отпущен х тебе преж сево.

И Сенга-тайши говорил речь: на том де ево государеве жалованье челом бью, что послов моих отпустили.

Да мне ж, Василью, с товарыщи тебе, Сенге, велено говорить, чтоб ты, Сенга, будучи под их царьского величества высокою рукою и им, великим государем, служил верою, и прямил, и добра хотел во всем, и на непослушников, которыя им, великим государем, непослушны, войною ходили, и поиск над ними чинили, и улусных своих людей в Тобольской и в Томской с торгом посылал.

И он, Сеньга, против той речи ответу не дал: чти де еще, что у тобя написана, дам де тебе ответ на отпуске.

Да Василей же говорил речь. — В прошлом во 175 году посылан был х тебе, к Сенге, и к Чокуру и х Кутухте томской сын боярской Павел Кульвинской [с] служилыми людьми и великих государей з жалованьем, с сукнами и с камками и с отласы. И ты, Сенга, и Чокур и Кутухта про здоровья великих государей не спрашивали и великих /л. 186/ государей жалованья приимали не по достоинству, нечесно и, не встав и не своими руками, сидя. И тем вы великим государем чинитесь непослушны.

И он, Сеньга, говорил речь. — Веть де я тобе сказал, что у нас тое веры нет, что ставать.

И Василей говорил. — Царьскаго величества во всех царьствах цари и короли и царевичи про здоровья великих государей спрашивают, встав, чесно и великих государей жалованья принимают, встав же чесно, и в том твоя Сенгина и Чокурова и Кутухтина перед великими государи неправда.

И Сенга-тайши против той статьи речи мне не дал. Чти де еще что у тобя написано. А сам [с] своими едзаны усмехаетца.

И я, Василей, говорил. — Да в прошлом же во 175 году приходил ты, Сенга-тайши, да с тобою Чокуров сын Бага Монжи с-ыными тайшами с воинскими людьми в Киргискую землю на Лоджана-царя и великих государей ясашных людей Томского уезду многих повоевали, и лошеди и рохатой скот отнимали, и ясак с них збирали. А как ты, Сенга-тайши, с воинскими людьми ис Киргиской земли пошел в свою землю, а в Киргиской земле оставил своих людей черных калмыков многих, и велел ты калмытцким людем своим под Красноярской острог ити войною, и под Красноярским острогом великих государей ясашных людей качинцов и аринцов повоевали, и лошеди и рогатой скот отнимали, и животы их и всякую мяхкую рухлеть поимали без остатку, и красноярских служилых людей и всяких чинов многих побили, а иных в полон поимали. /л. 187/

И Сенга-тайши в ответе своем сказал. — Томсково уезду никаких государевых ясашных людей люди мои не воевали: то де напрасно на меня и на людей моих сказали. Посылал де я на Красной Яр послов своих к [187] воеводе, что живот под Красным Яром деда и отца моево есашныя люди. И воевода де в том на меня не посердился, что велел я с них есаку просить против прежнево, как они деду и отцу моему давали есак. И посла моево воевода посадил в тюрьму. И посол де мой сидел три дни в тюрьме. И я де, как пошел ис Киргиской земли назад, а людей своих послал с аринцов и с качинцов есак збирать силою. И как де люди мои пришли под Красноярской острог, и воевода де выслал служилых людей, и ночью служилыя люди на мои люди напустили и почели людей моих побивать и колоть. И люди мои поборонились. И великия бы государи велели бы сыскать в руских людех от ково задор учинился, а я де в своих людех стану сыскивать.

И я, Василей, говорил. — А учиня под Красноярским острогам твои Сенгины и Чокуровы люди такое разоренья, приходили в Кузнецкой острог посланец твой Сенгин Иши да Чокуров посланец Аксубу с товарыщи великих государей с есашных людей ясаку збирать на тебя, Сенгу, и просили ваши посланцы в Кузнецком остроге выезжих белых калмыков.

И Сенга-тайши говорил. — И то де у тобя неправда писана: ни с каких де есашных людей великого государя люди мои есаку не брали.

Скажи де мне с которых волостей брали де мои люди на меня с моих есашных людей, а не з государевых? /л. 188/

Да я ж, Василей, говорил. — А ис Кузнецкова острогу те ж твои Сенгины посланцы Иши и Чокуров Аксубу приходили в Томской и в Томском твоею Сенгиною и Чокуровую душею шерть дали против прежнево, о чем вы, Сенга и Чокур-убаши и сын Чокуров Баага Монжи, к великим государем посылали бити челом послов своих, что быти вам под их царьского величества высокую рукою в подданстве и великим государем служити и прямити и добра хотети во всем.

И Сенга-тайши в ответе своем говорил. — Я де к великим государем, что де ты мне чтешь в етой статье, послов своих о том не посылывал и в листах своих не писывал, что мне служить и быть мне в подданстве: то де руския люди затевают сами, которые преж сево приходили ко мне в послах. А Иши мой в Томском городе шертовал и, приехав, мне сказывал, что мне не ити под Томской войною и под Кузнецкой острог в нынешнем году, а впредь де я тово не ведаю: посылал де я послов своих к великому государю к Москве, чтоб выдали моих телеутов, которыя от меня выехали в Томской и в Кузнецкой.

Да я ж, Василей, говорил речь. — Да те ж ваши посланцы Иши и Аксубу просили ис Томсково выезжих же белых калмыков, чтоб их отдать тебе, Сенге, и Чокуру. И грозили они, посланцы, войною приходить под Томской и под Кузнецкой, а посланцы ваши Сенгины и Чекуровы были на Москве двожды, а великим государем о выезжих белых калмыках не бивали челом, и о том в Томской великих государей указу не бывало. /л. 189/

И посланец ево Торхан-лоба с товарыщи ту речь перед ним, Сенгою, и со мною, Васильем, ту речь оспорил. — То де у тобя написано ложью или де ты сам затеваешь: сам я де, сам был перед великим государем и прошал по Сеньгину приказу выезжих телеутов. И великий государь сам из уст своих сказал, что велю отдать. А как я приехал с Москвы, и грамота государева о том прислана о телеутах к воеводам. А ты де то все лжешь и сам затеваешь напрасно, а ту де речь писал ты на дороге.

Да я ж, Василей, говорил. — А выезжия белыя калмыки выехали в Томской и в Кузнецкой служить великим государем из воли, а живут они в Томском и в Кузнецком охотою, а не из неволи.

И Сенга-тайши говорил речь. — Ведаю де я то, что государь по моих телеутов войны не посылал и силою их не взел: збежали они от меня сами.

И их бы в Томском и в Кузнецком не велел бы великий государь держать [188] и за них своим государевым людем приставать, а я де сам их под Томским и под Кузнецким острогом возьму, а великого государя людем на Синей волоке худа не учиню, а будет де пристанут великово государя люди за тех калмыков, и на меня б не жаловались.

Да я ж, Василей, говорил. — И будет ты, Сенга, и Чокур учните впредь так делать, великих государей ясашных и служилых людей воевать и с есашных людей есак збирать на себя, и о том ис Томсково стольник и воевода Никита Андреевич Вельяминов да дьяк Василей Шпилькин учнут все ваши неправды писать к великим государем к Москве о указе.

И Сенга-тайши говорил. — Я де великому государю дурна никакова не делаю и рад быти с ним, великим государем, в миру и как отец мой жил, будет вели /л. 190/ кий государь пожалует, велит телеутов моих отдать. Уж де я шестова посла посылаю к великому государю о телеутах своих, и будет де великий государь не выдаст телеутов моих, и я де буду воевать Томской и Кузнецкой острог, чтоб на меня не жаловались.

Да я ж, Василей, говорил. — Да ты ж, Сеньга-тайши, говорил томскому сыну боярскому Павлу Кульвинскому: хотел ты сыскать грабежной живот, что в прошлых годех посыланы были послы в Китайскую землю Иван Перфильев с товарыщи и их пограбили Ахай Донжины люди да Облаевы. И ты б, Сенга-тайши, великим государем службу свою и раденья показал, тот грабежной живот велел бы сыскать, а сыскав, прислать в Томской, а великии государи тебя, Сенгу, за то пожалуют своим великих государей жалованьем.

И Сенга-тайша говорил. — Те де слова мои были да и нынече де говорю: как великий государь меня пожалует, велит отдать моих телеутов, и живот де весь сыщетца.

Да я ж, Василей, говорил. — Ты ж, Сенга-тайши, говорил томскому сыну боярскому Павлу Кульвинскому и служилым людем: хотел ты великим государем службу свою и раденья учинить, будет великии государи укажут ис Томскова послов послать своих в Китайскую землю, и ты, Сенга, хотел тем послом дати из улуса своево подводы и провожатых и корм да Китайсково. И стольник и воевода Никита Андреевич Вельяминов да дьяк Василей Шпилькин то твое раденья и службу отпишут к великим государем к Москве. И за ту твою правду великие государи тебя, Сенгу, пожалуют своим государевым жалованьем, и в том твоя Сенгина правда и великим государем служба и раденья большая. /л. 191/

И Сеньга-тайша говорил. — Те де мои слова были да [и ны]ньче говорю: будет великия государи изволет послать послов своих ко мне, а от меня в Китайскую землю, и великого государя послом корм и подводы и провожатыя готовы.

Апреля ж в шестом числе прислал ко мне, Василью, брат ево меньшей родной Голдан-кутухта ² того ж своево посланца Торхан-лобу и велел мне ити, Василью, к себе в юрту с великих государевым жалованьем, с сукном. И я, Василей, взял великих государей жалованья с товарыщи и к нему в юрту пришел, и меня, Василья, и товарыщев моих велел поставить у дверей, а сам он, Голдан-кутухта, сидит на проклятом своем месте у другой стены. И я, Василей, говорил ту ж речь, которую говорил брату ево Сенге-тайше. И он, Голдан-кутухта, велел едзяну своему за конец сукна поднести к себе, а другой конец велел держать мне, Василью, и то их великих государей [жалованье] принел своими руками, а не встав, а про великих государей здоровья не спрашивал.

Да он же, Голдан-кутухта, говорил мне, Василью. — Вычьти де мне свой наказ, что де вычитал и брату моему Сенге-тайше. И я, Василей, вычел ему всю наказную паметь. И он, Голдан-кутухта, выслушев всю [189] наказную паметь, и говорил. — Мы де, кутухты и лабы, не воинския люди во своей Калматцкой земле, да усоветана де у нас о том у всех кутухт и у лаб, чтоб ни в коих землях наши колмытцкия люди и тайши с великим государем войны не подымали, а к великим де государем за наши телеуты выезжия стоять нечево.

И майя 23 день пришел ко мне, Василью, в юрту едзан ево Могачи и говорил. — Прислал де меня х тебе Сенга-тайши и велел тебя отпустить в Томской город. И я, Василей, и с товарищи говорил ему, Могаче, чтоб меня Сенга-тайша велел взять к себе в юрту и с товарищи. И он, Сеньга, в юрту меня с товарищи к себе взял, а вшедчи к нему в юрту, говорил: с кем ты, Сенга-тайши, в Томской город меня отпу/л. 192/щаешь и что будет твой приказ?

И Сенга-тайши говорил. — Отпущу де с тобою в Томской город посла своево Ярму Тарсухая, а ис Томсково чтоб ево великово государя воеводы отпустили к Москве, а в Томской город — посла своево Ишу Ерахту с товарыщи прошать выезжих своих телеутов, которые живут в Томском и в Кузнецком остроге. И будет телеутов моих великий государь отдать не укажет, и впредь бы государева гнева на меня не была, и я де сам стану их доставать и пойду пот Томской и под Кузнецкой острог войною. А отдав мне Сенга послов своих да и выслал вон из юрты: многа де не говори, а сверх тово приказ мой с послами моими и в листу моем.

Да со мною ж, Васильем, от нево, Сенги, из улуса ехал ензан ево Тюгус и, приехав в Карагай, к улусному мужику к Тугул-табуну призвал меня и товарыщев к себе. — Скажи де в Томском великих государей воеводам, чтоб к Сеньге-тайше послов своих не посылали: Сенга де живет далеко, а будет о чем над обет, посылали б ко мне в Карагай, а со мною де весь указ Сенгин. Приказал де мне Сенга-тайши дожидатца ис Томскова посла своево Ярохту Иши. И будет де он, Иши, ис Томсково и ис Кузнецково с телеутоми к тебе, Тюгусу, приедет, а мне ити с ними к (В тексте: в) себе велел в улус к Сенге. А будет де Иши х тебе придет бес телеутов, и ты де ево, Ишу, собрав людей моих всех улусных, телеутов и корагайцов и мундуцких, да пошли де воевать в Кузнецкой острог, а сам де поди под Томской город.

А покаместь я, Василей, и товарыщи жил у нево, у Сенги, в улусе — небольшей кормец был и на дорогу дали.

И того ж числа пришел ко мне, Василью, в юрту Голдан-кутухты Торхан-лоба, а принес камку черную, а мерою 9 аршин 7 вершков, а говорил ту речь: ту де камку Голдан-кутухта великим государем бьет челом в дарех, а к тебе велел принести Василью, как тебя /л. 193/ Сенга отпустит в Томской город. А поехал де он сам к Учурту-тайше Колдамину отцу, только бы де сам был дома, и он бы де послал послов своих к великим государем.

Да как я, Василей, с товарыщи зимовал, идучи к Сенге-тайше, в Карагайском улусе у Белово озера у Какен-богатыря у Сякилева сына, и, ко мне, Василью, и х товарыщем моим пришедчи в-ызбу, сказывал карагайской же мужик Тюрляк. — Как де наш Сенга-тайши пришел в свою землю, взял Лоджанова-царя и розослал послов своих ко всем тойшам колматцким с похвалою своею и под Астрохань к Урлюка-тойши детем ³ , и призывал к себе, чтоб им ити с ним вместе подо все великих государей городы сибирския. И ему де, Сенге, многия люди на токое дело потокнули, а Урлюка-тайши дети прислали к нему, Сенге, послов своих и велели говорить: что де ты затеваешь не дело, с великим государем хочешь [190] воеватца, что де тебе в поле травы не выкасить и лесу не вырубить, то де тебе у великих государей людей не вываевать, а притчею де великии государи велят по Иртишу и по Обе-реке свое великих государей городы поставить, а самаму де тебе, где будет деватца?

А приехал я, Василей, и с товарыщи в Томской город того ж числа

м году июля 19 день и подал сей статейной списак и камку за своею и за товарыщи своих руками стольнику и воеводе Никите Андреевичю Вельяминову да дьяку Василью Шпилькину.

А статейной список писал Томскова ж города конной казак Петрушка Путимцов.

А что живучи в зимовье, идучи (В тексте: удучи) к нему, Сенге-тайше, покупаючи, проели кож красных и портищ суконных, и что у ково взято, и сколька лошедей своих пало, и всякия руския мелочи, и тому под сем статейным /л. 194/ списком именная роспись.

6 юфть кож красных, цена — юфть по 4 рубли; 6 портищ анбурскова сукна, цена портищу по 2 рубли, да всякой мелочи: шелку, игол, ножей, топоров, гребеней, зеркол, корольков красных на 10 рублев.

Да у меня, Василья, у Чокур-абаши взяли кожу красную, цена 2 рубли, да у Деськи Пичюгина трубку неметцкую, цена рубль; у Ивашки Брагина 100 аршин золота, цена рубль; да у Петрушки ж Путимцова Чокур-убаши отнел карабин с ольстром и с ледункою и с нотрускою, цена 5 рублев; да у меня ж, Василья, назад идучи, на Обе-реке на перевозе утанула кабыла пега, цена 4 рубли с полтиною, да конь пал савраз, цена 15 рублев, да у Деськи Пичюгина кабыла рыжа пропала, цена 6 рублев; у казачья сына у Савки Максимова Завьялова конь гнед пал, цена 10 рублев.

И всего нашего оброну на 90 рублев с полтиною.

Комментарии

1. Речь идет о посольстве в Китай в 1658-1662 гг. тарского сына боярского И. С. Перфильева и тобольского служилого бухарца С. Аблина (см.: Русско-китайские отношения в XVII в. Т. 1, док. № 87-91, 96, 106, 114).

2. Галдан-кутухта, Кегень-кутухта, Кутухта — так в русских документах называется будущий глава Джунгарского ханства Галдан Бошокту-хан (1645-1697). В детстве был посвящен в духовное звание, как младший, 10-й сын Эрдени Батура-хунтайджи (по данным А. Позднеева, 7-й), почему, видимо, и назывался хутухтой.

В 1671 г. был убит Сенге. Галдан, расправившись с убийцами своего брата, снял с себя по разрешению Далай-ламы духовный сан и стал во главе ханства. Продолжал объединительную политику своего отца Эрдени Батура-хунтайджи, стремясь сохранить политическую самостоятельность. С 1671 г. устанавливает регулярные дипломатические отношения с Русским государством. В 1677 г. отправил первое посольство в Цинскую империю. В 1678-1679 г. захватил Восточный Туркестан, ряд городов по Сырдарье, совершил ряд успешных походов против казахов. В 1679 г. Далай-лама пожаловал ему титул Бошокту-хана. С 1677 г., расправившись с Чокуром-тайджи и Очирту Цецен-ханом, стал единовластным главой ойратского чулгана (сейма). После примирительного съезда халхаских феодалов в Хурэн-Бэлчире, предъявив претензии к Ундур-гегену, который приравнял себя к представителю Далай-ламы, Галдан вмешивается в дела Халхи. Ойрато-халхаская война 1688 г. принесла победу Галдану. Тушету-хан вместе с Ундур-гегеном попросили подданства у Цинов. В 1689-1690 г. пытался заручиться поддержкой русского правительства для участия в совместных действиях против Тушету-хана, но успеха не имел. Потерпел поражение в войне 1690-1697 г. против цинской армии во главе с императором Сюань Е. 13 марта 1697 г. тяжело заболел и умер на 52-м году жизни, по другой версии — 3 мая покончил жизнь самоубийством, приняв яд (см.: И. Я. Златкин. История Джунгарского ханства. М., 1964, с. 151-210; А. Позднеев. Монгольская летопись «Эрдэнийн эрихэ». СПб., 1883, с. 188-257; Внешняя политика государства Цин в XVII веке. М., 1977, с. 172-220; Ш. Б. Чимитдоржиев. Взаимоотношения Монголии и Средней Азии в XVII-XVIII вв. М., 1979).

3. Речь идет о детях торгоутского тайджи Хо-Урлюка — Дайчине, Лоузане и Санжине (Сандуке), три других сына — Елдень, Шункей и Кера-сан — со многими своими детьми и сам Хо-Урлюк погибли в 1644 г. в Кабарде (см.: Кабардино-русские отношения в XVI-XVIII вв. Т. 1. М., 1957, с. 242-244; А. А. Новосельский. Борьба Московского государства с татарами в XVII веке. М.-Л., 1948, с. 360).