СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

№ 225

/л. 432/ 192-го году майя в 21 день. По государевым царевым и великих князей Иоанна Алексеевича, Петра Алексеевича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержцев, указу письмяной голова Леонтей Костянтинович Кислянский велел мунгальского царя Очирой Сайн-гана посланцу Серенчин Зорикту да с ним 2 человека быть к себе на приезде в-Ыркуцкой на посольской двор для послованья, и по него, посланца, ехать, и с ними с Мельнишного лугу до двора служилого человека иркутцкого казака Коземки Могулева и до Ангары-реки приставу их селенгинскому казачью десятнику Данилу Уразову да с ним толмачю, иркутцкому казаку Мишке Епифанову. А ехать ему, посланцу, с товарыщы на своих лошадех, а через Ангару-реку ехать в лотке, а переехав, плыть подле берег и, доплыв до верхнево Иркуцкого острога посаду к звозу иркутцкого десятника казачья Василья Коткова и вышед из лотки, к посольскому двору итти пешким. А приставу Данилу Уразову итти с ними, посланцы, по правую сторону в ряд, а куды посланцы пойдут, и стоять по обе стороны з знамены и з барабаны иркутцким промышленым и гулящим людем в цветном платье с ружьем и с пиками, а к посольскому двору стоять и до крыльца иркутцким служилым и торговым и посадцким людем в цветном же платье с ружьем. А в посольской избе перед письмянным головою стоять дворянам и казачьим атаманом, и пятидесятником, и казаком старым, лутчим людем, приказные избы таможенным и площадным подьячим и мугальского языка толмачем в цветном же платье.

А как посланец к посольской избе в сени будет, и ево встретить в сенях у дверей дворянину /л. 424/ Остафью Иванову сыну Перфирьеву, да с ним подьячим и толмачю. И говорить посланцу через толмача. — Царского пресветлого величества письмяной голова Леонтей Костянтинович Кислянский велел тебя, посланца, для почести встретить мне, царского величества дворянину. И, изговоря речь, итти ему, Остафью, преж посланца в посольскую избу.

Майя в 21 день по указу великих государей и по приказу письмянного головы Леонтья Костянтиновича Кислянского у посольского двора учрежены пушки на станках и на роскате: пушечка медная на станке близ крыльца посольской избы да на роскате 2 пушки противо крыльца уряженые, мерою в длину по полупята аршина; да уряженые ж 3 пушки на двуколесных станках на вертлюгах, мерою в длину по 2 аршина с четвертью, у посольского двора стояли на площади. Да на Ангаре-реке, куда им, посланцам, мимо плыть, 2 дощаника стояли на якорях, а на дощаниках у ряженых по пушке, мерою в длину по 4 аршина, а на дощаниках было по прапору, а людей было по 30-ти человек. На роскате у пушек пушкарь один был в латах, а другой в цветном платье з зажжеными фитилями, а у станков и на дощаниках в цветном же платье и з зажжеными ж фитилями. А на площади у пушек стояло знамя, а под знаменем 40 человек с пиками, а от посольского крыльца стоял голова, а перед ним 2 знамени с протазани, у служилых и у посадцких и у промышленых людей у трех сотней по знамени, куда итти им, посланцом. А служилых и посадцких и промышленых людей было на стойке с ружьем 95 человек да с пиками 235 человек в цветном платье, по обе стороны в 3 рады. А по большой [411] улице стояло конницы с сайдаками 60 человек, а иные с копьями. А учредя стойки, послан был ис посольской избы пристав их Данило Уразов с товарыщи к тем посланцом.

И Данило Уразов с товарыщи и с посланцами с мельнишного лугу до Ангары-реки ехал на вершних лошадях, а перегреб Ангару, в лотке плыли подле /л. 425/ берегу до взвозу, и вышед из лотки, до польской избы до крыльца шли пеши в ряд по правую сторону посланца. А как взошол посланец на крыльцо посольской избы, и в сенях встретил их, посланцов, иркуцкой дворянин Остафей Иванов сын Перфирьев и говорил им, посланцом, он, Остафей, перевотчиком Мишкою Епифановым. — Пресветлого царского величества письмянной голова Леонтей Костянтинович Кислянской велел тебя, посланца, для почести встретить мне, царьского величества дворянину.

И за ту встречю посланцы били челом и, шапки з голов своих посымав, кланялись.

А изговоря речь, дворянин Остафей Перфирьев в посольскую избе шол перед посланцами с подьячим и с толмачем.

А в посольской избе верх и стены обиты были сукнами красными и зелеными, на столах ковры, а на лавках полазы; пред посольскою избою площадь и крыльцо сукнами ж были обиты красными. А сукна на время браны из рядов.

Письмянной голова Леонтей Костянтинович Кислянский был в чистом платье, а перед ним было дворян, пятидесятников и лутчих старых казаков, подьячих и торговых людей в чистом же платье: дворянин Лукьян Тупальский, дворянин Остафей Перфирьев; подьячие Сидор Васильев, Федор Вачевской, Григорей Кибирев, Семен Каргапол; гостиные сотни Алексей Ушаков; таможенной голова Иван Штинников; десятники Данило Уразов, Михайло Бутусин, Еремка Рудаков; торговые люди Алексей (В тексте Иркутской приказной избы (см. легенду) далее: Андриев) Бобровской, Иван Квасов с товарыщи, осьмь человек, в цветном же платье. /л. 426/

И пришед посланцы в посольскую избу, сняв шапки, кланялись письмяному голове Леонтью Костянтиновичю Кислянскому и, поклонясь, спрашивали о здоровье великих государей царей и великих князей Иоанна Алексеевича, Петра Алексеевича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержцев. /л. 427/

И письмянной голова Леонтей Костянтинович Кислянский говорил. — Божиею милостию великие государи цари и великие князи Иоанн Алексеевич, Петр Алексеевич, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержцы, и многих государств и земель восточных и западных и северных отчичи и дедичи, и наследники и государи и обладатели, их царское пресветлое величество, на своих царских превысочайших престолех своих великих преславных государствах Росийского государства, дал бог, в добром здоровье. И спрашивал их, посланцов. — Царь ваш Очирой Сайн-ган и тайши с ним здорово ль?

И они, посланцы, говорили. — Очирой Сайн-ган наш и тайши в своей Мунгальской земли с своими мунгальскими людьми все здравы.

И посланцы спрашивали о здоровье письмянного головы Леонтья Костянтиновича Кислянского.

И письмянной голова Леонтей Костянтинович Кислянский говорил. — Божиею милостию великих государей царей и великих князей Иоанна Алексеевича, Петра Алексеевича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержцев, на службе в Сибири в-Ыркуцком, дал бог, здоров. /л. 428/ [412]

Письмянной голова Леонтей Костянтинович Кислянский спросил их, посланцов, о здоровье и как они в вотчины великих государей ехали: не было ль им по дороге от кого какой обиды?

И посланцы, поклонясь, говорили, что они до Иркуцкого доехали здоровы и ни от кого им никакой обиды не было. /л. 429/

И письмянной голова Левонтей Костянтинович Кислянский велел посланцам говорить. — Для чего ваш мунгальской Очирой сайн-ган прислал вас, посланцов, в государьскую вотчину в-Ыркуцкой острог, и есть ли с ними, посланцы, от мунгальского Очирой Сайн-гана листы в Енисейск к боярину и воеводе ко князю Костянтину Осиповичю Щербатому с товарыщи или на словах какой переговор?

И они, посланцы, говорили. — В Енисейск де к боярину и воеводе князю Костянтину Осиповичю Щербатому с товарыщи листа и переговору на словах никакова (В тексте Иркутской приказной избы далее: и подарков) нет: послал де их Очирой Сайн-ган в-Ыркуцкой к тебе, письмянному голове к Леонтью Костянтиновичю Кислянскому, а листа от их Очирой Сайн-гана в-Ыркуцкой нет же, велел на словах сказать: в прошлом де во 191 году богдойского царя люди поимали на Амуре-реке руских людей 30 человек, и про то де в-Ыркуцком и в-ыных острогах ведомо ль?

И против того письмянной голова Леонтей Костянтинович Кислянский велел говорить. — Нам де в-Ыркуцком и в-ыных острогах их великих государей крайним людем про то ведомость есть. /л. 430/ В том же де в прошлом во 191 году, как богдойские люди войским поимали руских людей 30 человек, и чтоб де ваш Очирой Сайн-ган и мунгальские люди тому не удивлялись: руские де люди в то время пошли не с войною, для звериного промыслу.

Посланец же Серенчин Зорикту говорил. — Велел де ему, посланцу, мунгальской Очирой Сайн-ган сказать в-Ыркуцком. — Идет де богдойское войско большое, 9 тысяч, по всем верхним острогам и до Енисейска, а запасу де с ними идет на всякого человека на 20 лет.

И письмянной голова Леонтей Костянтинович Кислянский велел посланцов спросить. — С которую сторону и которыми дороги то богдойское войско идет, /л. 431/ и мунгальскому Очирой Сайн-гану почему про то ведомо, или сам он, богдойской царь, к нему, мугальскому Очирой Сайн-гану, про то ведомо учинил и в Селенгинск о том послов послал ли, и в которое время или месяц послал, и сколько дней они, Зорикту с товарыщи, ехали от (В тексте Иркутской приказной избы далее: мугальского) царя до Тункинского острогу?

И посланец Серенчин Зорикту против тово говорил. — Идет де богдойское войско с Амуру-реки под нерчинские остроги, а царь де их Очирой Сайн-ган и они, посланцы, про то слышили от своих мунгальских людей, которые их мунгальские люди ездили из Мунгальской земли с торгом к богдойскому царю. А богдойской де царь их мугальскому Очирой Сайн-гану про то ведома никакова не чинил и не списывался с ним, а в Селенгинской де острог от Очирой Сайн-хан [а] послов послал же до ево посланцова Зорикту с товарыщи поезду дней за 10 или больше, а о каком деле послал, про то де они, Зорикту с товарыщи, не ведают. А до Тункинского де они ехали от Очирой Сайн-гана 18 дней, а в Тункинском де остроге жили 3 дни, а ис Тункинского до Китою ехали 8 дней, а на Китое де жили /л. 432/ и с Китою до Иркуцкого ехали 3 дни.

И письмянной голова Леонтей Костянтинович Кислянский велел посланцом говорить. — За то ему, Очирой Сайн-гану, и тебе, посланцу, [413] будет государьская милость, что он с вестью для ведома посылает к крайним их великих государей людем и про ратных людей сказывает. Которые орды стоят смежно и живут промеж себя в миру и в совете, всегда де к крайним людем о всяком добре ведомость чинят. И о том де из-Ыркуцкого буду я писать в Енисейск к боярину и воеводе ко князю Костянтину Осиповичю Щербатому с товарищи, и ваш де совет будет написан, и твое де посл[анц]ово имя к боярину и воеводе князю Констянтину Осиповичю Щербатому с товарыщи объявлено.

И за то посланцы Серенчин Зорикту с товарыщи били челом на государьской милости и поклонились и говорили. — Скажем де мы государьскую милость /л. 433/ своему мугальскому царю Очирой Сайн-гану и тайшам.

Письмянной голова Леонтей Костянтинович Кислянский велел говорить посланцом. — Богдойской де царь пустил славу, что идет де ево войско большое, 9 тысяч, на все верхние остроги, стращая и угрожая разве вам, мунгальским людем, а не нам, их великих государей крайным людем. Вам де про то и самим ведомо: как было руских людей на Амуре-реке усть Шингала в Комарском острожке 300 человек, а ево де богдойского войска приходило под Комарской острог 50 тысяч, и в то де время то богдойское войско руским людем их государьским счастием ничего не учинили и одва назад сами ушли от Комарского острогу с малыми людьми и с великим студом ¹ .

И против того посланец Серенчин Зорикту говорил. — Мунгальской де Очирой Сайн-ган и тайши про то ведают и слыхали, что де руские люди под Комарским острогом китайских людей побили много.

Письмянной же голова Леонтей Костянтинович Кислянский велел посланцом говорить. — Мы де гроз и войска тех богдойских людей не боимся, а буде де от них задоры какие учинятца, а великим государем про то ведомо будет, и великие государи нас, холопей своих, /л. 434/ на своих великих государей дальных заочных службах не забудут, изволят своих великих государей полковых воевод с ратными людьми двигнуть так же, как и наперед сего дед их, великих государей, блаженные памяти великий государь царь и великий князь Михайло Феодорович, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержец, и отец их, великих государей, блаженные памяти великий государь царь и великий князь Алексей Михайлович, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержец, и брат их, великих государей, блаженные памяти великий государь царь и великий князь Феодор Алексеевич, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержец, повоевали противников и непослушников, и многие государьства и королевства и княжества под свою великих /л. 435/ государей высокую руку мечем подклонили, и царей в полон побрали в вечное холопство и в подданство: царя казанского, царя астараханского, царя касимовского и иные многие немецкие королевства и княжества литовские, черкасы горские и многие орды татарские, и черкасы запорожские — все сии государства и княжества и орды покорны им, великим государем, и служат в подданстве и в холопстве. /л. 435а/ А иные цари и царевичи и княжества, слыша их, великих государей царей и великих князей Иоанна Алексеевича, Петра Алексеевича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержцев, счастие и храбрость, и множество воинских людей били челом великим государем и поклонились в подданство и в вечное холопство служить им, великим государем: царь грузинский и царевичи, и многолюдственный князь шляхошенский, и многие царьства и княжества и ныне служат им, великим государем.

И против того посланцы говорили. — То де их мунгальской Очирой Сайн-ган и мунгальские люди слыхали, что де руской государь многие царьства завоевал и служат им, великим государем, многие цари и земли. [414]

Письмянной же голова Леонтей Костянтинович Кислянской велел спросить посланцов. — Есть ли с ними иной какой переговор от царя?

И посланцы против того говорили. — Иного де никаково переговору с ними нет.

Письмянной голова Леонтей Костянтинович Кислянский велел говорить, выводя их из ума. — Нам де в-Ыркуцком про то ведомо, что де приехали вы з братцких людей ясаку на своего мунгальского Очирой Сайн-гана збирать и наговаривать братцких людей итить в Мунгальскую землю.

И против того посланцы Серенчин Зорикту с товарыщи говорили. — Послал де их мунгальской Очирой Сайн-ган и велел прошать с своих братцких людей ясаку по соболю. Только де велел прошать, доложась /л. 436/ в-Ыркуцком у тебя, ноена, и что де им из-Ыркуцкого дали для того ясачного збору и толмача руского человека, а подзывать де тех братцких людей царь Очирой Сайн-ган им в Мунгальскую землю не велел.

И письмянной голова Леонтей Костянтинович Кислянский велел посланцем говорить. — Невозможно де то и умом подумать, чтоб вашему мугальскому Очирой Сайн-гану великих государей с ясашных братцких людей ясак брать. Те де братцкие ясачные люди (В тексте Иркутской приказной избы вместо люди - мужики) их, великих государей царей и великих князей Иоанна Алексеевича, Петра Алексеевича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержцев, искони вечные холопи, а не вашего Очирой Сайн-гана. В прежних годех те брацкие люди под их великих государей самодержавную высокую руку взяты и покорены в вечное холопство в ясачной платеж из-за меча войною. А иные братцкие мужики, слыша их великих государей милость и самодержавство и храбрьство их великих государей воинских людей, поклонились им, великим государем, волею и учинились в подданстве под их самодержавною высокою рукою и в вечном холопстве. А ваш мугальской Очирой Сайн-ган с тех ясачных братцких людей присылает вас ясак брать и ссору с крайними великих государей людьми о том и шатость чинит в ясашных людех напрасно. И о всем о том будет писать из Иркутцкого в Енисейск письмянной голова Леонтей Костянтинович к боярину и воеводе ко князю Костянтину Осиповичю Щербатому с товарыщи.

И посланцы против того говорили. — Как де в Енисейск из Иркуцкого будет писать, им де, посланцом, до того времяни дожидатца ли?

И против того письмянной голова Леонтей Костянтинович Кислянский велел посланцом говорить. — Вы де, посланцы, тово не дожидайтесь, поедьте де /л. 437/ в свою Мунгальскую землю. А как де из Енисейска от боярина и воеводы от князя Костянтина Осиповича Щербатово с товарыщи указ в-Ыркуцкой будет, и о том де к вашему мугальскому Очирой Сайн-гану из Иркутцкого ведомость будет.

Мунгальские ж посланцы говорили. — В прошлых де годех посланы от мунгальского Очирой Сайн-гана посланцы к Москве для тех брацких людей. И те де посланцы до Москвы дошли ли ль или нет, про то де их мугальскому Очирой Сайн-гану неведомо. Да в прошлом де во 191 году летним путем посланы посланцы ж от Очирой Сайн-гана к Москве через Калмыцкую землю для тех же братцких людей об оддаче, потому что де братцкие люди преж сего были мунгальские ясашные люди.

И против того письмянной голова Леонтей Костянтинович Кислянский велел посланцом говорить. — Мы де про тех ваших посланцов не ведаем и не слыхали.

Письмянной же голова Леонтей Костянтинович Кислянский велел посланцом говорить. — Для чего де вы, посланцы, ездите не прямою [415] дорогою, куды было вам и не довелось ехать, и, вожа не дождався у приказного человека у Ерошки Могулева, поехали от Тункинского и заехали на Китой и на Белую реки, а не к-Ыркуцкому острогу проехали? А хто б де вас убил или ограбил, на ком бы де то взять?

И против того посланцы говорили. — В том де они, посланцы, виноваты, что заехали на Китой и на Белую реки и в Тункинском не дождались вожа, и что де им, посланцом, на дороге и учинилось, и то б де им учинилось самим от себя. А стояли де они, посланцы, в Тункинском за подводами и за провожатыми 3 дни и дождатца де подвод и провожатых не могли. Для тово де они, посланцы, не дождався, и поехали мимо на своих подводах и, едучи, заблудились, на прямую дорогу не попали.

Письмяной голова Леонтей Костянтинович Кислянский велел говорить посланцом. — Буде ваши мугальские люди станут впредь ездить /л. 438/ мимо Тункинской, не объявясь приказному человеку или не дождався провожатых, или иными дорогами станут проезжать, а объявятца в их великих государей отчине в ясачных улусах, велю имать и садить в тюрьму до их великих государей указу.

Письмяной же голова Леонтей Костянтинович Кислянский велел спросить посланцов. — Есть ли у них иной какой заказ о чем говорить?

И посланцы против того говорили. — Иного де никакого с нами заказу нет, и говорить не о чем. И поднесли камчишку соломянку, а сказали: послана де та камка от их мугальского Очирой Сайн-гана в-Ыркуцкой к ноену в подарки.

Письмяной голова Леонтей Костянтинович Кислянский велел ту камчишку принять. А приняв, велел потчивать их вином горячим и збитнем и пивом енисейскому сыну боярскому Остафью Иванову сыну Перфирьева — по серебряной чарке вина горячево, по стекляному стокану збитню, по серебряному стокану ж пива, а отпотчивав, проводить приставом, которые у них были приставлены, до звозу и до лугу, на котором лугу они, посланцы, преж поставлены. А итить им и ехать по-прежнему ж, как они шли к посольскому двору, а стойке с ружьем и с пиками и знамяны стоят по-прежнему ж.

А как посланцы прошли, и им по указу великих государей письмяной голова Леонтей Костянтинович Кислянский послал к тем посланцом з десятником казачьим с Олександром Колбецким питья и корму — осьмину ведра вина горячево, оловяник пива, часть говяжья мяса мысовая, хлеб ржаной ситной, а на хлебе колач пшеничной, 2 сига да 2 ленка жареных, да невареные рыбы таймень весом в пуд. Им же, посланцом, дан на корм бык четырех годов.

Майя в 22 день письменой голова Леонтей Костянтинович Кислянский мугальским посланцом Серенчин Зорикту с товарищи камчишку, которое поднес в подарок ему, Леонтью Костянтиновичю Кислянскому, отослал з десятником казачьим з Данилком У разовым и велел ему ту камчишку отдать, а от себя велел говорить. — /л. 439/

Царьского пресветлого величества письмянной голова Леонтей Костянтинович Кислянский их великих государей жалованьем пожалован и ничем не скуден, а вы де видать люди небогатые, и та де камка вам пригодитца на дорогу. А по иркуцкой оценке та камчишко 2 рубли. Да с тою ж камкою письмяной голова Леонтей Костянтинович послал в подарок посланцу Серенчин Зорикту свою лисицу чернодужчатую, цена рубль 26 алтын 4 деньги.

И сказано тем посланцом отпуск и подводы и провожатые, дано им на дорогу на корм же бык на четвертом году, а тот бык и вышеписанной взят у брацких ясашных людей. [416]

Майя в 23 день поехали те мугальские посланцы с мельнишного лугу в полдни, а в провожатых посланы за ними до Монастырской деревни десятник казачей Михайло Бутусин с товарыщи, 10 человек, а от Монастырской деревни ехал до Тункинского в провожатых же толмач Алешка Калакаев да беломестной [казак] (В тексте пропуск. Восстановлено по отпуску в Иркутской приказной избе) Ивашко Пила, а подводы им велено имать под себя и под посланцов у брацких ясачных людей.

Комментарии

1. Речь, видимо, идет об осаде Кумарского острога маньчжурскими войсками в 1655 г. Малочисленный гарнизон острога под руководством приказного человека О. Степанова, несмотря на численное превосходство маньчжуров, выдержал осаду (с 13 марта по 4 апреля) и отстоял острог. Маньчжуры с большими потерями были вынуждены отступить (см.: Русско-китайские отношения в XVII веке. Т. I. 1608-1683. М., 1969, док. № 80-82).