№ 101
Между 1669 г. августа 15 — 1670 г. мая 20 *. — Статейный список посольства томского сына боярского М. Ржицкого к джунгарскому тайджи Сенге
(* — Датируется по времени составления наказной памяти и отпуска посольства из улуса тайджи Сенге)
/л. 176/ Лета 7177 августа в 15 день. По государеву цареву и великого князя Алексея Михайловича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержца, и государя благоверного царевича и великого князя Алексея /л. 176об./ Алексеевича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии, и государя благоверного царевича и великого князя Феодора Алексеевича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии, и государя благоверного царевича и великого князя Симеона Алексеевича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии, и государя благоверного царевича и великого князя Иоанна Алексеевича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии, указу их царского величества стольник и воевода Никита Андреевич Вельяминов да диак Василей Шпилькин велели ехати томскому сыну боярскому Матвею Ржицкому да с ним конным казаком для письма Петрушке Кутьину, да для толмачества Максимке Меньшикову, Якушку Игнатьеву, Левку Воронину в Черные Колмыки к тайшам к Сенге да к Кутухте, а приехав, ему, Матвею, с товарыщи в Черные Колмыки, говорить калматцким тайшам Сенге, Кутухте, чтоб они, тайши, будучи под его царского величества высокою рукою, и им, великим государем, служили верно и прямили, и добра хотели во всем, и на непослушников, которые великим государем непослушны, войною ходили и поиск над ними чинили, а улусных своих людей в Тоболеск и в Томской с торгом присылали небольших людей, чтоб от того многолюдства с рускими людьми ссоры и задоров не было.
И я, Матвей Ржицкой, с товарыщи, по приказу стольника и воеводы Никиты Андреевича Вельяминова да дьяка Василья Шпилькина в Черные Колмыки ис Томского поехал. /л. 177/ И едучи дорогою, на Черных водах Сенги-тайши посланец Иши говорил про стольника и воеводу про Никиту Андреевича Вельяминова да про дьяка про Василья Шпилькина непристойные слова з бранью. — Садили де меня в тюрьму неведома за што и корму не давали, а мне, Матвею, с товарыщи за то грозил смертным убойством. И я, Матвей, с товарыщи говорили ему, Ише, встрешно. — Что ты, Ишу, говоришь про стольника и воеводу про Никиту Андреевича Вельяминова да про дьяка Василья Шпилькина з бранью? В тюрьму тебя не саживали, а государева жалованья, корм и питье, присылали тебе довольно. И он, посланец Иши, остановил меня, Матвея, на дороге с товарыщи, а хотели за то язык отрезать и сквозь кочы арканы продевать, и по степе хотел пеших вести.
И в нынешнем во 177 (Дата, вероятно, ошибочна, надо 178) году октября в 28 день я, Матвей Ржицкой, с товарыщи, приехав к Сенге-тайше и х Кутухте в улус с посланцом ево с Ишею, а Сенги в то время у себя в улусе не было: ходил войною в-ыную Калмытцкую и Бухарскую землю 1 . И посланец Иши на приезде сказал брату Сенгину Кутухте. — Садили де меня в тюрьму в Томском государевы воеводы и морили голодною смертью. И он, Кутухта, мне, Матвею, с товарыщи корму /л. 177об./ и избы не дал, а посланца своего Ишу прислал ко мне со многими калмыцкими людьми по государево жалованье, что послано со мною, Матвеем, к ним, тайшам — кармазину Краснова да темно-зеленово [209] по портищу, да брату их Бубер-Денею 2 портище анбурскова сукна, и те сукна взяли самовольством не честью, да юфть красных кож. А меня, Матвея, с товарыщи сослал в бухарской город 3 и посадил в земленую тюрьму, а корм давали на 6 дней по решету пшеницы и морили голодною смертью.
А Сенга-тайши ис походу пришел декабря в 16 день, а на посольство перед себя не имал марта до 14 числа, и с того числа велел взять на посольство в третьем часу нощи. И на посольстве он, Сенга, спрошал про государьское здоровье, не встав, а говорил. — За што де моего посланца Ишу садили в тюрьму и морили голодною смертью? И я, Матвей, с товарыщи говорил ему, Сенге. — Посланца твоего Ишу государевы воеводы в тюрьму не саживали, а государева жалованья, корм и питье, давали ему до воли. И он, Сенга, мне, Матвею, про то ответу не дал, не сказал ничего.
И почел я, Матвей, с товарыщи ему, Сенге, говорить посольские речи против наказной памяти. — /л. 178/ Во 176 году послан был к вам, тайшам, томской сын боярской Василей Былин с товарыщи великих государей з жалованьем — с сукнами, с камками. И вы, Сенга и Кутухта, про здоровье великих государей не спрашивали, и великих государей жалованья — сукна и камки, примали де не по достоинству, не честно, и тем вы великим государем чинитесь непослушны: царьского величества во всех государствах цари и царевичи и короли про здоровье великих государей спрашивают встав, чесно, и великих государей жалованье принимают встав же, чесно, и в том ваша, Сенгина и Кутухтина, перед великими государи неправда. И он, Сенга, мне, Матвею, в том ответу не дал, не сказал ничего.
Да ему ж, Сенге, говорили. — Во 175 году приходил ты, Сенга-тайши, да с тобою Чокуров сын Бага Манжи с-ыными тайшами с воинскими людьми в Киргискую землю на Лоджана-царя и великих государей ясашных людей Томского уезду многих повоевали, лошадей и рогатой скот отнимали и ясак с них збирали. А как ты, Сенга-тайши, с воинскими людьми ис Киргиской земли пошел в свою землю, а в Киргиской земле оставил людей своих и велел калмытцким своим людем итти под Красноярской острог с войною, и под Красноярским острогом твои люди служилых /л. 178об./ и всяких людей многих побили, а иных в полон поимали, и великих государей ясашных людей качинцев и аринцев повоевали, лошедей и рогатой скот отогнали и животы их и всякую мяхкую рухлядь пограбили без остатку. А учиня под Красноярским острогом твои Сенгины и Чокуровы люди такое розоренье, приходил в Кузнецкой острог посланец твой Иши да Чокуров посланец Оксубу с товарыщи великих государей с ясашных людей ясаку збирать на тебя, Сенгу, и просили в Кузнецком остроге выезжих белых колмыков. А из с Кузнецкого острогу те твои Сенгины посланцы Иши и Чокуров Аксубу приходили в Томской. И в Томском они,
Иши и Аксубу, твоею Сенгиною и Чокуровою душою шерть дали против прежнево, о чем ты, Сенга, и Чокур-убаши, и сын Чокуров Бага Манжи к великим государем посылали бити челом послов своих, что быти вам по[д] их царского величества высокою рукою в подданстве и великим государем служити и прямити и добра хотети. Да те ж ваши посланцы Иши и Аксубу в Томском просили выезжих белых калмыков, /л. 179/ чтоб их отдать тебе, Сенге, и Чокуру, и грозили они, посланцы ваши, войною приходить под Томской и под Кузнецкой. А послы ваши Сенгины и Чокуровы были на Москве двое, а великим государем о выезжих белых калмыках не бивали челом, и о том в Томской великих государей указу не бывало. А выезжие белые колмыки выехали в Томской и в Кузнецкой служить великим государем из воли, и живут они в Томском и в Кузнецком охотою, а не из неволи. [210]
А что в прошлом во 175 году твои Сенгины люди под Красноярским острогом побили многих служилых людей и всяких, а иных в полон поимали, и великих государей ясашных людей повоевали, и лошеди и рогатой скот отогнали, и животы их и всякую мяхкую рухлядь пограбили, и тебе, Сенге, томской сын боярской Василей Былин говорил, чтоб тебе про то сыскать, почему твои люди под Красноярской острог войною приходили: ты ль, Сенга-тайши, своих людей посылал или они сами собою ходили? И ты, Сенга, про то сыску никакова не учинил, /л. 179об./ и с сыном боярским с Васильем Былиным в Томской стольнику и воеводе к Никите Андреевичю Вельяминову да к диаку Василью Шпилькину про то ведомо не учинили ж. И тебе б, Сенга-тайши, про то сыскав и в Томской с сыном боярским с Матвеем Ржицким о том велел сказать: ты ль, Сенга-тайши, своих людей под Красноярской острог посылал или они собою ходили?
И он, Сенга, про то про все мне, Матвею, с товарыщи ничего не сказал, только выговорил. — Посланцом де я своим шертовать своею душою и Чокуровою не приказывал, посланцов де моих шертовать сильно заставили.
Да ему ж, Сенге, говорили. — Во 176 году в разных месяцех и числех писали в Томской из острогов дети боярския, из Ачинского и из Мелесково, что присылает великих государей в ясашные волости киргиской князец Ереняк Ишеев ясашным людем стрелы з грозами 4 , и грозит он войною. А сказывает он, Яреняк, что ты, Сенга, приказываешь ему говорить и посылать к ясашным людем стрелы з грозами. И просит он, Ереняк, великих государей с ясашных людей на тебя, Сенгу, ясаку, /л. 180/ а преже сего те ясашные люди исстари, как и Томской город поставлен, дают ясак великим государем, а тебе, Сенге, те ясашные люди николи ясаку не давывали. Да в Красноярской же острог он же, Ереняк, посылает и приказывает также з грозами и грозит войною, бутто ты, Сенга, приказываешь говорить. И буде ты, Сенга, так приказываешь, в государевы (Государевы в тексте повторено дважды) и великих государей в ясашные волости и ясашным людем велишь посылать стрелы з грозами, и то твоя Сенгина перед великии государи неправда большая.
И Сенга про то сказал. — Киргискому де князцу Яринеку не приказывал я в те государевы ясашные волости стрелы з грозами посылать и войною грозить, и ясаку на себя збирать, и под Красноярской острог также не велел стрелы з грозами посылать, войною грозить — то де Яреняк собою замышляет.
Да ему ж, Сенге, говорили. — Во 176 же году посылал ты, Сенга, в Томской посланца своего Ишу с товарыщи. И посланец твой Иши говорил. — Приказал ты, Сенга, ему, Ише, говорить: буде де ис Томсково не отдадут выезжих белых калмыков, и ты грозишь войною бутто хочешь притти под Томской и Томского розряду /л. 180об./ под городы и под остроги с войною. И буде ты, Сенга, так приказываешь говорить и войною грозишь, и то твоя Сенгина неправда, потому что дед твой Карагула и отец твой Контайши и ты, Сенга, великим государем служили верно, и великих государей у руских людей с вашими людьми преже сего ссоры не бывало, и впредь бы тебе с такими грозами великих государей в городы и в остроги не посылать.
И он, Сенга, говорил. — В прежних де годех дед мой Карагула и отец мой Контайши государевых ясашных людей терен[ин]ских и барабинских 500 человек себе имывали, и тех людей великим государем отдавали, и великим государем они служили верно, а ссоры с государевыми людьми никоторые не бывало. А я де у великих государей прошу своих людей белых [211] калмыков по многие годы, и великия государи меня [не] (Пропуск в тексте, восстановлено по смыслу) жалуют, моих людей мне белых калмыков мне не отдают. А впредь только де мне моих людей белых колмыков не отдадут, и ис Томсково бы ко мне послов не посылали, а Томской город за то буду воевать.
Да ему ж, Сенге, говорили. — Во 176 году приходили воровские Кокины люди 5 в Монастырскую деревню, многих лошадей отогнали, а в прежних годех те ж Кокины люди под Томским много воровали, монастырь и деревни розоряли, и людей побивали, и лошеди и рогатой скот отгоняли, а сыску про то никакова де не бывало.
И он, Сенга, говорил. — Смучают де меня великих государей с рускими людьми краиные люди, и впредь де таких воров велю я сыскивати и указ им чинить.
А меня, Матвея, с товарыщи он, Сенга, отпустил в Томской майя в 20 день, а на дорогу запасу дал 6 козленков малых.
А статейной список писал Петрушка Кутьин.
ЛОА АН СССР, ф. Портфели Миллера, оп. 4, кн. 18, док. № 101в, лл. 176-180 об. Копия XVIII в.
Опубл.: ДкАИ. Т. V. СПб., 1853, док.
№ 92, с. 418-421.Комментарии
1. Речь идет о походе Сенге против чахаров и вмешательстве его в дела престолонаследия в Восточном Туркестане, когда Абдаллах-хан покинул Яркенд и отправился в Мекку. С помощью Сенге в Яркенде и Кашгаре удалось утвердиться Юлбарс-хану (см.: Ш. Б. Чимитдоржиев. Взаимоотношения Монголии и Средней Азии в XVII-XVIII вв. М., 1979, с. 14-15, 75-78).
2. Бубер-Деней — брат джунгарских тайджи Сенге и Галдана. Кого имеет в виду М. Ржицкий, трудно сказать, так как среди 12 сыновей Эрдени Батура-хунтайджи, известных в литературе, такое имя не встречается.
3. В данном случае речь, видимо, идет об одном из городов Восточного Туркестана.
4. Речь идет о существующем обычае у киргизов в случае отказа платить ясак присылать в ясачные волости людей со стрелами, что означало предупреждение о предстоящем набеге.
5. Кокины люди — люди князя теленгутов Коки Абакова, которых Сенге считал своими кыштымами.