№ 7
1657 г. марта 24
— не позднее мая 9 (Датируется по наказной памяти и отписке красноярского воеводы М. Ф. Скрябина *. — Доезд пятидесятника красноярских конных казаков Р. Кольцова, поданный в Красноярской съезжей избе, о поездке к Алтын-хану Лубсану(* — см. док. № 9))
/л. 39/ Лета 7165-го марта в 24 день. По государеву цареву и великого князя Алексея Михайловича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержца, и государя царевича и великого князя Алексея Алексеевича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии, указу и по наказной памяти Красноярского острогу воеводы Михаила Федоровича Скрябина посыланы мы, [26] Красноярсково ж острогу служилые люди, конной сотни пятидесятник Родька Кольцов да толмач Ивашко Архипов да конной казак Федька Обухов, к Алтынову сыну мугальскому Лоджану 1 , а велено мне, Родьке, с товарыщи, приехав к Алтынову сыну Лоджану, говорить речь про государя царя и великого князя Алексея Михайловича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержца, и государя царевича и великого князя Алексея Алексеевича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии.
И он, Лоджан, про их государево многолетное здоровье не спрашивал. И мы постояли время многое, ево речи дожидався. И то я стал ево царское имя пропущать в наказной памяти, и он у меня спросил. — Для чево ты в наказе верхние строки пропускаешь, а не прочитаешь?
И я ему, Лоджану, с товарыщи говорил. — Для тово пропускаю верхние строки, что в наказех пишетца нашево государя царя и великого князя Алексея Михайловича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержца, и государя царевича и великого князя Алексея Алексеевича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии, имя, а ты не спросил, и я не прочитал.
И он, Лоджан, молвил. — И ты де сказывай дело о чем присланы. Да мне же, /л. 40/ Родьке, с товарыщи велено спросить про отца ево здоровье. И я не спрашивал для того, что он не спрашивал у нас про царьское многолетное здоровье. И после того велено говорить Алтынову сыну Лоджану, говорить речь о государевых делах, что учинился отец твой Лоджанов Алтын-царь и ты, Лоджан, великому государю царю и великому князю Алексею Михайловичю, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержцу, и государю царевичю и великому князю Алексею Алексеевичю, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии, в поддатстве, и шертовал за отца своего в Томском городе пред государевыми воеводы Алтынов двуродной брат Дурал-табун, а в Мугальской земле шертовал за него, Алтына, и за тебя, отец Алтынов и учитель лаба Даил Мерген-ланза 2 да брат же его Дурал-табун его Алтыновою душею, что ему, Алтыну, великому государю нашему, его царьскому величеству, служить и прямить и во всем добра хотити, и на государеву землю на кыргиз и на тубинцов, и на керетцов, и на государевых ясашных людей самому войною не ходить и воинских людей не посылать, и на государеве земле не кочевать, и никаких государевых людей не розорять и не грабить.
И в прошлом во 161 году отец твой Алтын-царь шерть свою нарушил и перед великим государем нашим неправду свою показал: приходил он, Алтын, на государеву Киргискую и Тубинскую землю со многими людьми. А люди ево у киргиз и у всяких государевых ясашных людей животы их на лабазах грабили, и лошеди и рогатой скот отогнали и государевых ясашных людей розгонили в камень и в черные леса, /л. 41/ а иных с собою поимали, и государеву ясашному збору учинили поруху великую 3 .
А ныне ты, Лоджан, пришел на ту ж государеву землю с людьми своими в другоряд и просишь у кыргиз и у тубинцов и у всяких государевых иноземцов запросов больших, чево преж сего не бывало, и з государевых ясашных людей збираешь на себя соболи и бобры и всякую мяхкую рухледь — тем ты государев ясашной збор остановил и ясашных людей розогнал и сыскать никово негде, тем ты перед великим государем нашим неправду свою большую показал и шерть нарушил.
И ты б, Лоджан, помня перед великим государем нашим, его царьским величеством, правду свою, и шерть ничем не нарушивал, во всем великому государю нашему добра хотел, и киргиз, и тубинцов, и алтырцов, и керетцов, и государевых ясашных людей людям своим разоряти и грабити и дурна чинити не велел, соболей и бобров и всякие мяхкие рухледи с них не збирал. А что ты ныне з государевых ясашных людей соболей и бобров [27] и всякие мяхкие рухледи собрал, и ты б те все соболи и бобры и всякую мяхкую рухледь отдал нам, а мы то все отвезем в Красноярской острог к государеву воеводе, а государев воевода пошлет ту казну к великим государем нашим к Москве, и з государевы Киргиские земли в свою землю ныне сойди и впредь на государеву землю не приходи, тем на себя государева гневу не наводи. А киргизы и тубинцы, и алтырцы, и керетцы учинились государем нашим в вечном холопстве, и ты с них большие запросы отстави, а что они давали отцу твоему, и государев воевода за то ничево не говорит, за то не стоит. /л. 42/
И ево Лоджановы речи. — Что де о том государев воевода и послов посылает да и в наказех пишет, что де отец мой шертовал и в Томском городе шертовал Турал-табун да и лаба, отец де мой хотя и шертовал — он де стар, а лаба шертовал — тот умер, Турал-табун шертовал в Томском городе — тот де умер же, а я де не шертовал. А то де пишет, что учинился отец мой в подданстве. Когда де царь царю бывает в подданстве? Когда де царь царя возьмет войною, тогда де бывает в поданстве. И тем де воевода ваш меня бранит, что пишет в подданстве. А что де пришел на государеву Кыргыскую землю и государевых ясашных людей розгонаешь и розоряешь — какая де земля вашего государя, земля де извеку наша. А кыргизы де и тубинцы, и алтырцы, и керетцы, и с кыштымами — вечные наши кыштымы, а не вашего государя. Или де сойди з земли — выживают де, так де из-ызбы выживают собаку: вон де вон, а я де пришел собою на свою землю и сойду собою. А то де, что збираешь подати большие и запросы и ясак, и то де мне вольно у своих кыштымов хотя все взять, хотя их пощадить. А которые де кыштыми государю дают ясак, и мы де их тех кыштымов не унимаем государю вашему давать.
Да мы ж говорили. — Буде ты, Лоджан, учинишься силен и з земли не сойдешь, и на тебя однолично из городов пошлют воеводы государевых ратных людей и велят тебя за твою дурость смирить и улусы твои разорить, и то разоренье тебе будет от себя.
И ево Лоджановы речи. — Я де миритца рад и на бой готов: вы де люди, а мы де не жонки; и вы де скажыте, /л. 43/ на котором месте быть бою.
Да он же, Лоджан, говорил. — Отъехали де тубинские князцы, а мои кыштыми, под Красноярской острог и под Канской острожек, и тех де воевода для чево не отошлет на свои земли?
И я, Родька, с товарыщи говорил Алтынову сыну Лоджану, что присылал ты в Красноярской острог людей своих Чечен-бакшу с товарыщи двожды к государеву воеводе к Михаилу Федоровичю Скрябину, чтоб их велел выслать, а с них запросы просить. И о тех тубинских князцах государев воевода отказал имянно и нам велел выговорить подлинно, что те тубинские князцы — люди государевы и прибежали, покинув свои земли, под Красноярской острог от твоей изгони, и таких людей по государеву указу выдавать не велено, и тебе до них дела нет. А тубинцы давно учинились великому государю нашему и сыну его государю царевичю в вечном холопстве, и шертью укрепились, и аманаты для утверженья, беспрестанно переменяяся, сидят в Красноярском остроге. А которые тубинские князцы остались на Тубинской земле, и что они в почесть дадут, и за то стоять не за што, а и тех тебе грабить и разорять не выдадут, что они великих государей наших, и впредь бы тебе, Лоджану, о тубинских князцах, которые под Красноярском острогом, не приказывать.
И ево Лоджановы речи те. — И прежде я сего приказывал также: своих де я людей пойду сыскивать или де дорога лучитца и мимо государев город, либо де государев хлеб вытопчю или де сена потравлю, а не под [28] государевы городы пойду, и о том бы де на меня государь гневу не положил, хто де своих /л. 44/ людей не сыскивает?
И после той речи говорил я, Родька, с товарищи. — Изменили де великому государю нашему тубинские улусные люди, Сеитковы дети Тайтонко да Ульчка да Баажакай, побили на рыбной ловле и на хмелевом промыслу дву человек руских людей и жывоты их пограбили и, своровав, ушли к вам в Мугалы. И то де ведомо, что один Сеитков сын Тайтонко умер, а Улчка да Баажакай ныне с тобою на Кыргиской земле, и тебе бы ныне тех людей велеть сыскать и отдать нам, потому что велено их привесть в Красноярской острог перед государева воеводу.
И ево Лоджановы речи. — За таких де воров стоять не за што; только бы де воевода выслал тубинских князцов, а моих кыштымов, ис-под Красноярского острогу и ис Канской земли, и канским бы тотарам велел ясак дать. А буде ваш воевода тубинцов моих кыштымов не вышлет, и мне, конешно, итти людей своих сыскивать.
Лоджановы ж речи. — Я де ясаку сам збирать не хожу: людей своих посылаю. А то де чаю, что кыштымы сказали на смуту (В тексте: на чмуту), потому что год не соболистой: я преж послал — мне ясак дали, а от вас пришли ясашные зборщики после — вам дать нечево, для тово сказали, что мои люди взяли сильно; авось де и взяли. Я де велю поставить кыштымов, кои сказывали, что соболи государевы сильно взяли, а воевода бы прислал служылых людей ясашных зборщыков, авосе де и впрямь взяли — я тово не ведаю. И я их поставлю вместе на очную ставку, и будет взяли, я ту казну /л. 45/ отдам.
В том мы, Родька Кольцов с товарыщи, сей доезд подали за руками, а доезд писал красноярской пешей казачей десятник Ивашко Чагин.
По склейкам на лл. 39 об.
— 43 об. и под текстом рукоприкладства: К сей доезжей памяти пятидесятник Родька Иванов сын Кольцов руку приложил. К сей доезжей памяти толмач Иван Архипов сын Хожалов руку приложил. К сему доезду вместо красноярсково конново казака Федора Обухова по ево велению Преображенской дьячек Матюшка Иванов Вертикулаков руку приложил.ЦГАДА, ф. Сибирский приказ, стб. 513, лл. 39-45. Подлинник.
Комментарии
1. Речь идет о Лубсан Сайн Эринчин-хунтайджи, сыне Омбо Эрдени-хунтайджи, последнем Алтын-хане (1657-1696). Являлся крупным халхаским феодалом, о чем свидетельствует присвоение ему в 1655 г. маньчжурами звания дзасака в числе первых восьми дзасаков Халхи (см.: А. М. Позднеев. Монгольская летопись «Эрденийн эрихэ». СПб., 1883, с. 168). В 1657 г. вторгся в Киргизскую землю, угрожая Красноярску и Томску. Неоднократно присылал послов в сибирские города с требованием ясака с киргизов, которых считал своими кыштымами (см. док. № 8-10, 13, 15 и др.). В 1659 г. вернулся в Монголию и все внимание перенес на внутренние дела Халхи, активно вмешивался в дела Дзасакту ханского аймака о престолонаследии, что привело в 1662 г. к войне с объединенными силами трех халхаских феодалов. Попытка примириться с Тушету-ханом, участником этой войны, не удалась (см. док. № 37), и Лубсан вынужден был отступить на р. Кемчик, а в 1666 г. пришел на р. Упсу и при впадении р. Сизой в Енисей стал строить городок-крепость, известный у русского населения под названием «Лозановы осады».
В 1667 г. был разбит и взят в плен джунгарским тайджи Сенге. Находившийся в то время в улусе Сенге русский посол П. И. Кульвинский рассказал о судьбе Лубсана в своем статейном списке (см. док. № 71). Судя по списку Кульвинского, Лубсан был отдан Дзасакту-хану. По другим данным — был оставлен у Сенге. Некоторые исследователи (Н. П. Шастина, например) считают, что Лубсан в плену пробыл довольно долго, однако русские источники сообщают, что не более трех лет, и освободился еще при жизни Сенге. Об этом стало известно от красноярских служилых людей Ивана Потылицына с товарищами, вернувшихся в феврале 1671 г. из Тубинской земли. С Кемчика, сообщили они, «люди Сенги ушли в черные леса, услышав, что мунгальской Лоджан у Сенги ушел и, собравши де с воинскими людьми, имал де людей у дяди своего Есултугана, у брата своего кутухты, и с теми де людьми и повоевал дву тайш мугальских... а за то де их повоевал, что они приходили де с Сеньгою на него, Лоджана. А улусных людей всех взял с собою. А ныне де он, Лоджан, стоит на Мунгальской земле блиско дяди своего, а людей де с ним многолюдно... А чают де ево приходу на Киргискую землю» (ЛОА АН СССР, ф. Портфели Миллера, оп. 4, кн.11, док. № 18, лл. 307 об. — 308). Вблизи Русского государства он вновь появляется в 1678 г. Кочевал на р. Оке, восточнее Красноярска.
В 1679 г. направил последнее посольство в Томский город, а затем в Москву. Вскоре он ушел в Халху, и имя Алтын-хана навсегда исчезает со страниц русских документов (см.: Н. П. Шастина. Алтын-ханы Западной Монголии в XVII веке. — Советское востоковедение, 1949, т. VI, с. 383-395).
Китайские и монгольские источники сообщают о дальнейшей судьбе Алтын-хана, о его попытках найти союзников и покровителей: в 1681 г. он добился с помощью Галдана Бошокту-хана восстановления звания дзасака, которого лишился после войны с халхаскими феодалами 1662 г.; в 1682 г. воевал с Дзасакту-ханом, потерпел поражение, попал в плен, но вскоре бежал к Галдану. Через некоторое время появился у Далай-ламы. В 1691 г. Лубсан принимал участие в Долоннорском съезде, а через год был зачислен в свиту маньчжурского императора. Умер в 1696 г. во время похода Канси против Галдана (см.: А. М. Позднеев. Монгольская летопись «Эрдэнийн эрихэ». СПб., 1883, с. 180, 182; Мэн-гу-ю-му-цзи. Записки о монгольских кочевьях. Пер. с кит. П. С. Попова. СПб., 1895, с. 112).
2. Дайн Мерген-ланза — лама, духовный отец Алтын-хана Омбо Эрдени-хунтайджи, обменивался посольствами с Русским государством (см.: Русско-монгольские отношения. 1636-1654, док. № 2, 8, 19, 24, 29, 31 и др.).
3. Имеется в виду нарушение в 1652 г. обязательства, данного Алтын-ханом Омбо Эрдени-хунтайджи, не нападать на Киргизскую и Тубинскую земли и не брать дань с ясачных людей Русского государства (см.: Русско-монгольские отношения. 1636-1654, док. № 127-129).